следствием нераспорядительности ее командования. Командарм Н. К. Клыков серьезно болел. Ему начал позднее существенно помогать ставший его заместителем П. Ф. Алферьев, и у меня не раз появлялась мысль о замене командарма. После ввода в прорыв 2-й ударной армии задача по расширению бреши на ее левом фланге, в районе Мясного Бора, в основном легла на 59-ю и 52-ю армии, практически сомкнувшиеся. Они же обеспечивали и коммуникации 2-й ударной армии в горловине прорыва. В середине февраля 59-я армия вплотную подошла к Спасской Полисти. Название этого селения, возле которого полгода кипели ожесточенные бои, я никогда не забуду. Горловина прорыва расширилась, помнится, до 13 километров. К этому времени и ширина прорыва обороны противника по западному берегу реки Волхов увеличилась до 35 километров. Теперь коммуникации 2-й ударной армий находились вне пулеметного и действенного артиллерийского огня врага. Но на этом и закончились наши успехи по расширению прорыва. Несмотря на настойчивые атаки, войскам не удалось раздвинуть прорыв ни на один метр. Иногда приходилось вести даже оборонительные бои. Наступление 2-й ударной армии хотя и продолжало развиваться, но не в том направлении, в каком нам хотелось. Армия имела успех, продвигаясь в основном на запад и северо-запад, то есть туда, где противника почти не было, и удаляясь тем самым от прямой цели наступления - железнодорожной линии на Ленинград. Те же части, которые поворачивали на восток и наступали непосредственно на Любань, успех имели незначительный. Очень скоро они уперлись в оборонительную позицию противника. Враг все время усиливал оборону. Только за первые три месяца 1942 года его группа армий "Север" пополнилась шестью дивизиями, переброшенными из Франции, Дании, Югославии и самой Германии. Конечно, такое развитие операции не радовало ни нас, ни Ставку Верховного главнокомандования. Из Ставки шли телеграммы и раздавались звонки с требованием усилить \272\ наступательные действия и во что бы то ни стало овладеть Любанью. Нас обвиняли в нерешительности, в топтании на месте. Мы же в свою очередь жаловались на нехватку танков, снарядов, на усталость войск, которые в течение длительного времени вели тяжелые бои, на низкую подготовку поступавшего пополнения. У нас было во веем фронте 20 истребителей, и авиация противника господствовала в воздухе. В эти дни на фронт прибыл представитель Ставки Марщал Советского Союза К. Е. Ворошилов. Он передал требование Ставки активизировать наступательные действия на любаньском направлении. Через два дня мы собрали Военный совет фронта, на котором обсудили создавшееся положение. Мы считали, что войскам надо дать хотя бы немного отдохнуть, а за это время провести перегруппировку, подтянуть : силы. и средства, подвезти боеприпасы, наладить управление и навести порядок на дорогах. Во 2-ю ударную армию для помощи командованию решено было направить начальника артиллерии фронта генерал-майора В. Э. Тарановича и начальника бронетанковых войск генерал-майора А. В. Куркина. Сам я тоже выехал во 2-ю ударную армию, в опергруппу П. Ф. Привалова и к конникам Н. И. Гусева. Всюду наблюдалась одна и та же картина: большой некомплект подразделений, усталость воинов, господство авиации противника. К. Е. Ворошилов тоже знакомился с войсками, с условиями ведения боевых действий. Он побывал почти во всех армиях, длительное время находился в 13-м кавалерийском корпусе, беседовал с солдатами и командирами, ободрял их, обращался с призывами, а там, где было необходимо, требовал и подгонял. Я пришел к выводу, что больше ждать нельзя, что необходимы серьезные поправки к плану операции. Начальник штаба фронта разделял эту точку зрения, и в конце февраля командование фронта обратилось в Ставку с предложением произвести перегруппировку с целью высвободить силы для усиления 2-й ударной армии, наступавшей на Любань, и 59-й армии, блокировавшей Ленинградское шоссе и железную дорогу. Имелось в виду прежде всего усилить 13-й кавалерийский корпус кавдивизией из 4-й армии; привести в порядок дивизии, наступавшие на Любань и имевшие задачу перехватить Ленинградское, шоссе, пополнить их людьми, оружием и боеприпасами; усилить артиллерийскую группировку. \273\ Ставка ответила, что она не возражает против предлагаемого усиления 2-й ударной и 59-й армий, но высказалась против того, чтобы привести в порядок наступавшие дивизии, так как для этого необходимо было на некоторое время приостановить атаки, и в категорической форме потребовала от Военного совета фронта ни в коем случае не прекращать наступательных действий 2-й ударной и 59-й армий на любаньском и чудовском направлениях и любым способом выйти до марта на железную дорогу Любань - Чудово. С целью оказания помощи Волховскому фронту Ставка дала указание Ленинградскому фронту нанести удар силами 54-й армии навстречу 2-й ударной армии, чтобы ликвидировать чудовскую группировку противника и освободить Любань. Военный совет Волховского фронта выполнил требование Ставки, и в тот же день 2-я ударная армия после короткой артиллерийской подготовки, атаковав оборонительные позиции противника, решительными действиями прорвала укрепления немцев. Для развития прорыва было решено использовать только что подошедшие к району боевых действий 80-ю кавалерийскую дивизию полковника Н. Н. Полякова и 327-ю стрелковую дивизию полковника И. М. Антюфеева. Первой в образовавшуюся брешь вошла кавалерийская, за ней двинулась стрелковая дивизия. Но на следующий день утром противник силами оборонявшихся здесь и вновь подошедших частей закрыл брешь. Проникшие за линию вражеской обороны соединения оказались изолированными от основных сил армии. В течение пяти дней они отбивались от авиации и пехоты противника. Когда же боеприпасы стали подходить к концу и совершенно иссякли продовольствие и фураж, они ночной атакой прорвали оборону противника с тыла и соединились с войсками армии, сохранив боеспособность. Причиной неудачных действий, как я считал, было то, что кавалерийскую и пехотную дивизии не поддержали остальные силы армии. Более того, они остались без боеприпасов, продовольствия и связи, так как их тылы не успели проскочить в брешь, а имевшиеся в полках радиостанции не обеспечивали надежной связью. В новой директиве Ставки, стремившейся помочь нам, указывалось на необходимость создать в каждой армии ударные группировки. Эти группировки незамедлительно были созданы. К сожалению, входившие в их состав дивизии имели большой некомплект в личном составе и вооружении; \274\ не хватало боеприпасов, авиационная поддержка отсутствовала. Поэтому ударные группировки, несмотря на все усилия командного и политического состава, добиться перелома не смогли. Все наши дальнейшие атаки в сторону Любани отбивались противником. Чтобы лучше разобраться в обстановке, я выехал на командный пункт 2-й ударной армии. Оттуда вместе с генералом Клыковым направился в ударную группировку. Мы побывали на ее правом фланге, затем у конников генерала Гусева. Солдаты и командиры, с которыми мы встречались, жаловались на отсутствие поддержки со стороны нашей авиации, на недостаток снарядов, на губительный артиллерийский огонь противника. Вражеская авиация буквально висела над нашими войсками, прижимая их к земле. Созванный после моего возвращения Военный совет фронта, на который было приглашено и командование 2-й ударной армии, констатировал, что одной из причин невыполнения этой армией задач является несогласованность в работе Военного совета и штаба армии и, как следствие, отсутствие четкого и твердого руководства войсками. Имелись случаи пренебрежительного отношения к приему пополнения: маршевые роты во время пути горячей пищей не обеспечивались, пунктов обогрева для них не было. Персональный учет раненых и убитых находился в запущенном состоянии, в армии не знали даже приблизительных потерь. Начальник оперативного отдела полковник Пахомов неправильной информацией вводил в заблуждение командование армии и фронта. Перед последними боями штаб 2-й ударной армии допустил грубые просчеты во времени на подготовку войск для боя. Распоряжения для выполнения боевой задачи некоторые части получали с опозданием на день. Я по собственному опыту знаю, какую важную роль в руководстве войсками играет согласованность между командованием и штабом. Без этого условия вести успешные боевые действия вообще нельзя. Пришлось пойти на крайние меры. По представлению Военного совета фронта Ставка отстранила от должностей начальника штаба 2-й ударной армии генерал-майора В. А. Визжилина и начальника оперативного отдела полковника Пахомов а. На их должности соответственно были назначены полковник П. С. Виноградов и комбриг Буренин. Как раз этим же приказом на должность заместителя \275\ командующего 2-й ударной армией был назначен генералмайор П. ф. Алферьев. В те же дни в штаб фронта возвратился уезжавший ранее в Москву К. Е. Ворошилов. Вместе с ним прибыли член ГКО Г. М. Маленков и заместитель командующего военно-воздушными силами Красной Армии генерал-лейтенант авиации А. А. Новиков. На этом же самолете на должность заместителя командующего войсками Волховского фронта прилетел генерал-лейтенант А. А. Власов. Его прислала Ставка. С именем Власова связано одно из самых подлых и черных дел в истории Великой Отечественной войны. Кто не слышал о власовцах, этих предателях Родины, презренных наймитах наших врагов? Они получили свое название по имени их гнусного командира, изменившего своей Отчизне. Мне придется еще в дальнейшем говорить о Власове. А пока скажу лишь, как он вел себя в течение тех полутора месяцев, когда являлся моим заместителем. По-видимому, Власов знал о своем предстоящем назначении. Этот авантюрист, начисто лишенный совести и чести, и не думал об улучшении дела на фронте. С недоумением наблюдал я за своим заместителем, отмалчивавшимся на совещаниях и не проявлявшим никакой инициативы. Мои распоряжения Власов выполнял очень вяло. Во мне росли раздражение и недовольство. В чем дело, мне тогда было не известно. Но создавалось впечатление, что Власова тяготит должность заместителя командующего фронтом, лишенная ясно очерченного круга обязанностей, что он хочет получить "более осязаемый" пост. Когда командарм-2 генерал Клыков тяжело заболел, Власов был назначен приказом Ставки командующим 2-й ударной армией. После того как брешь, пробитая нами в районе Красной Горки, была закрыта, войска ударной группы 2-й ударной армии в течение двух недель пытались снова прорвать вражескую оборону на этом направлении, но безрезультатно. Несколько удачнее развивалось наступление 54-й армии Ленинградского фронта. Она прорвала вражескую оборону западнее Киришей и продвинулась на десяток километров. В результате тяжелых и напряженных боев, длившихся в течение всей первой половины марта, ее войскам удалось продвинуться затем еще на 10 километров, но для дальнейшего развития наступления у нее уже не было сил. \276\ В первой половине марта началось затухание наступательных действий на всех направлениях. 2-я ударная армия, вклинившись в глубину расположения противника на 60 - 70 километров, захватила между дорогами Чудово - Новгород и Ленинград - Новгород большой лесисто-болотистый район. Ее передовые части стояли в 15 километрах от Любани и в 30 километрах от 54-й армии Ленинградского фронта, наступавшей на Любань с другой стороны. Крупная группировка войск противника, зажатая нами в мешке с горловиной в 30 километров, так и осталась там. Завершить окружение и разгромить группировку у нас тогда не хватало сил, а может быть и умения. Началась весна 1942 года, а с нею пришли новые заботы. 2-я ударная армия, проникнув глубоко в расположение противника, очутилась в тяжелом положении. Нависла угроза активизации противника, прежде всего ударов его войск по флангам горловины прорыва и перехвата коммуникаций 2-й ударной армии. Тяжесть положения этой армии усугублялась еще тем, что начиналась распутица, нарушилось снабжение. Напрашивались три варианта решения задачи: первый - просить Ставку усилить фронт хотя бы одной армией и, пока не наступила полная распутица, добиться оперативного успеха; второй - отвести 2-ю ударную армию из занятого ею района и при благоприятной обстановке искать решения оперативной задачи на другом направлении; третий - перейти к жесткой обороне на достигнутых рубежах, переждать распутицу, а затем, накопив силы, возобновить наступление. Мы придерживались первого варианта. Он давал возможность использовать уже достигнутые результаты и закончить операцию до конца зимней кампании. Не возражала против него и Ставка. Преимущество этого варианта заключалось в том, что он оказывал непосредственное влияние на смягчение обстановки под Ленинградом, а при благоприятном исходе операции достигалось снятие блокады. Командование фронта не возражало и против отвода 2-й ударной армии за линию железной и шоссейной дорог Чудово - Новгород. Этот вариант, как нам представлялось, тоже был правильным, потому что он гарантировал сохранение сил армии и удержание плацдарма на западном берегу реки Волхов. Неподалеку от того места сейчас установлен обелиск в память о подвиге сержанта Ивана Герасименко, \277\ рядовых Александра Красилова и Леонтия Черемнова. В конце января 1942 года три героя закрыли своими телами амбразуры фашистских дзотов. Это помогло их подразделению захватить вражеский узел сопротивления, после чего 225-я стрелковая дивизия, форсировавшая реку, смогла зацепиться тут за плацдарм. Подвигу трех воинов поэт Николай Тихонов в те дни посвятил следующие строки: Герасименко, Красилов, Леонтий Черемнов, Разведчики бывалые, поход для них не нов... Идут полки родимые, ломая сталь преград, Туда, где трубы дымные подъемлет Ленинград... Простые люди русские стоят у стен седых, И щели дотов узкие закрыты грудью их! Третий вариант отпадал безоговорочно, так как оставление армии в лесисто-болотистом районе, при легко уязвимых коммуникациях, могло привести к срыву снабжения ее всем необходимым или даже к окружению. И, как бы подтверждая наши опасения, немецкое командование, стянув к участку прорыва свежие части, в. том числе пехотную и полицейскую дивизию СС, направило их против наших войск, обеспечивавших коммуникации 2-й ударной армии в районе шоссейной и железной дорог Чудово - Новгород. Оборонявшиеся там части 59-й и 52-й армий, подавленные мощным артиллерийско-минометным огнем и авиацией, не смогли противостоять натиску врага. 19 марта ему удалось закрыть горловину вклинения в четырех километрах к западу от Мясного Бора и тем самым перерезать коммуникации 2-й ударной армии. Узнав о наступлении противника, я выехал в войска, чтобы на месте принять меры противодействия. Из Ставки в свою очередь последовало указание силами левофланговых соединений 59-й совместно с 52-й армией не допустить перехвата противником коммуникаций 2-й ударной армии и разгромить контратакующие части врага. Руководство боевыми действиями возлагалось на меня лично. Сначала я побывал в 52-й, а затем в 59-й армиях. К сожалению, ни в той, ни в другой не смог получить исчерпывающих данных о размахе предпринятого противником наступления. Сведения из дивизий поступали с перебоями и запутанные. Во всех донесениях командиров говорилось сь сильном воздействии вражеской авиации. Из штаба 59-й армии я выехал в 372-ю стрелковую дивизию, обеспечивавшую \278\ коммуникации 2-й ударной армии с северо-востока. Не доехав до штаба дивизии метров 600, мы оставили машины и стали пробираться по снежным траншеям. Командира дивизии полковника Д. С. Сорокина на месте не оказалось: он ушел в один из полков. Поговорив с офицерами штаба, мы отправились вслед за Сорокиным. Командный пункт полка располагался в лесу. Командир полка майор Коновалов доложил, что только что отбита вот уже четвертая за день атака противника, который пытается прорваться в южном направлении и закрыть горловину. - У соседа слева, - продолжал Коновалов, - по-видимому, дела неважны. У меня с ним связи нет с самого утра, похоже, что он отходит. - Это плохо, что вы не имеете связи с соседом, - ответил я. - Как можно скорее постарайтесь восстановить ее! Немедленно прикройте свой левый фланг, пока противник не обошел вас и не ударил вам в тыл. Расспросив майора Коновалова о состоянии полка и напомнив ему о необходимости любой ценой держаться на занимаемых позициях, мы пошли дальше. Идя рядом, полковник Сорокин жаловался на слабость наших средств противовоздушной обороны, на недостаточное воздушное прикрытие, на большие потери от авиации врага. - Пикирующие бомбардировщики противника по нескольку раз в день наносят сильнейшие удары по боевым порядкам дивизии, - говорил Сорокин. - Приходится не только отрывать окопы и укрытия для людей, но и закапывать в землю технику, транспортные средства, материально-технические припасы. Над нашим расположением буквально висит корректировщик врага, и мы не можем его отогнать. Да вот он, посмотрите! Кажется, что-то заметил. - Как что? Колонну, конечно. Навстречу нам из-за поворота вынырнула группа солдат, человек пятнадцать. Их серые шинели сквозь редкие кусты оголенной ольхи хорошо были видны с самолета. - Ну, сейчас заработает артиллерия, - заметил Сорокин. Действительно, всего через несколько минут, когда солдаты, разминувшись с нами, скрылись за поворотом дороги, стали рваться снаряды. Брала злость. Вот он болтается над головой, вражеский наблюдатель, а мы ничего не можем сделать. Сколько было таких случаев, и не пересчитать. Трудно приходилось нам в то время... \279\ По возвращении на командный пункт 59-й армии мы обсудили с командармом создавшееся положение и наметили конкретные меры. Было поручено пересмотреть тыловые части и учреждения армии, все, что можно, взять и усилить 372-ю стрелковую дивизию. Мы нашли возможным также, выделив два отряда из 305-й стрелковой дивизии, направить их на прикрытие левого фланга 372-й дивизии. Затем я выехал в 52-ю армию, к В. Ф. Яковлеву. - Напор противника со стороны Новгорода продолжает нарастать - доложил генерал Яковлев, - Основной удар принимает на себя 65-я стрелковая дивизия полковника Кошевого. Ее действия обеспечиваются артиллерией армии. Сразу же я возвратился в 59-ю армию. Обстановка и здесь продолжала усложняться. Напор противника усиливался. Свободных сил у армии не было. Немцы по-прежнему обходили левый фланг 372-й стрелковой дивизии, и остановить их пока не удавалось. Опять поехал в 52-ю армию. К моему приезду только что закончился допрос пленного. Он показал, что помимо их дивизии здесь действуют иностранные добровольческие легионы "Нидерланды" и "Фландрия" голландских и бельгийских фашистов. Навстречу им наступает полицейская дивизия СС. Наступление поддерживает воздушный флот генерал-полковника Келлера. Из штаба 52-й армии вместе с В. Ф. Яковлевым мы выехали в 65-ю стрелковую дивизию к полковнику Кошевому. На ее обороняющиеся части противник обрушивал мощные удары авиации и артиллерии. В воздухе стоял непрерывный гул. То и дело прерывалась связь с подразделениями, нарушалось управление. Наши войска несли большие потери, но дрались с неослабевающим упорством. Уже в первые дни немецкого наступления стало ясно, что теми силами, которыми располагали обороняющиеся здесь армии, разгромить контратакующие части врага и, следовательно, сорвать его замысел будет трудно. Поэтому, как только прояснилась обстановка и стали видны силы и намерения противника, было решено перебросить к участку прорыва из 4-й армии дивизию, недавно получившую пополнение. До ее подхода противника задерживали находившиеся здесь части 59-й и 52-й армий, а когда коридор все же был закрыт, мы вынуждены были ввести в бой все, \280\ что было под : рукой: весь состав курсов младших лейтенантов и учебную роту младших командиров. Решительным ударом курсанты рассеяли подразделения противника, прорвавшиеся к дороге, и соединились с войсками, действующими с запада. Однако успех курсантов оказался кратковременным. Вечером того же дня начальник штаба 59-й армии полковник Л. А. Пэрн доложил, что противник вновь перерезал дорогу. Поэтому было принято решение до подхода свежей дивизии атаки прекратить. Через два дня подошли резервы. Начались боевые действия по очищению коммуникаций 2-й ударной армии. Теперь атака дала ощутимые результаты. Наша пехота, усиленная танками, смяла закрепившегося врага и в первый же день продвинулась на, четыре километра. Но противник, опять подтянув к району боевых действий, артиллерию и нацелив на наши части авиацию, задержал продвижение. Последнее сначала замедлилось, а затем совсем приостановилось. После удара вражеской авиации управление передовым полком, как мне доложили, было потеряно. Его командир майор Хотомкин совершенно растерялся. Не. на. высоте оказался и командир передовой дивизии полковник Угорич. Мне кажется, что это был единственный такой случай в жизни Угорича. Он освоился с особенностями ведения боевых действий в условиях лесисто-болотистой местности и впоследствии хорошо командовал дивизией, но вскоре погиб. По моему распоряжению части передовой дивизии были временно отведены к реке Полисть и приведены в порядок. С наступлением темноты они вновь перешли в наступление и ночной атакой восстановили утраченное положение. На следующий день эта же стрелковая дивизия, усиленная личным составом курсов младших лейтенантов и ротой автоматчиков, при поддержке армейской артиллерии и дивизионов "катюш" (гвардейских минометов) снова перешла в наступление. Почти все дни, пока шел бой за очищение коммуникаций 2-й ударной армии, я находился в войсках и лишь изредка приезжал в штаб 52-й армии, чтобы принять решение по вопросам, связанным с действиями всего фронта. Большую часть времени мы проводили в 376-й дивизии. Мне довелось многое повидать за годы войны. И вот сейчас, перебирая в памяти увиденное, полагаю, что те недели были для меня самыми трудными. По накалу событий, \281\ по нервному напряжению, им сопутствовавшему, вряд ли можно их с чем-либо сравнить. Новый наш удар завершился успехом. Части противника, оседлавшие дорогу, были смяты и отброшены в северном и южном направлениях. Горловина приоткрылась, и во 2-ю ударную армию опять пошли транспорты с продовольствием, фуражом и боеприпасами. Когда угроза окружения была окончательно ликвидирована, командование фронта приступило к подготовке нового наступления на Любань. В качестве первого шага мы начали формирование 6-го гвардейского стрелкового корпуса на базе выведенной в резерв фронта гвардейской стрелковой дивизии. Другие соединения и части поступали из резерва Ставки. Корпус предназначался для усиления 2-й ударной армии. По количеству войск и вооружению он был даже сильнее 2-й ударной армии в ее первоначальном составе. Но запланированному наступлению не суждено было свершиться. 23 апреля 1942 года Волховский фронт решением Ставки был преобразован в Волховскую оперативную группу Ленинградского фронта. Это решение явилось для меня полной неожиданностью. Я никак не мог понять, ради чего было предпринято подобное объединение. На мой взгляд, в этом не было ни оперативной, ни политической, ни какой бы то ни было иной целесообразности. Вскоре, однако, все прояснилось. Будучи в Ставке, я узнал, что командующий Ленинградским фронтом генерал М. С. Хозин утверждал: если Волховский фронт присоединить к Ленинградскому, то он имеющимися в Волховском фронте силами решит задачу по деблокированию Ленинграда. И Ставка пошла на объединение фронтов. 6-й гвардейский стрелковый корпус и еще одна стрелковая дивизия из состава Волховского фронта с согласия М. С. Хозина передавались Северо-Западному фронту. Обо всем происшедшем я узнал только 23 апреля, когда генерал Хозин с директивой в кармане и в весьма веселом настроении появился в штабе нашего фронта. Ознакомившись с директивой, я прежде всего обратил внимание генерала Хозина на необходимость усиления 2-й ударной армии и посоветовал ему обязательно сохранить 6-й гвардейский стрелковый корпус. Но М. С. Хозин, видимо, имел свое мнение и со мной не согласился. Тогда я, прежде чем покинуть фронт, позвонил в Ставку относительно 6-го гвардейского \282\ корпуса. Мне ответили, что я за судьбу 2-й ударной армии могу не беспокоиться, но согласились заслушать мой доклад. 24 апреля, будучи в Ставке, я вновь поднял вопрос о нелегком положении 2-й ударной армии. Во время доклада присутствовали И. В. Сталин и Г. М. Маленков. - 2-я ударная армия совершенно выдохлась - говорил я, - В имеющемся составе она не может ни наступать, ни обороняться. Ее коммуникации находятся под угрозой ударов немецких войск. Если ничего не предпринять, то катастрофа неминуема. В качестве частичного выхода из создавшегося положения я предлагал не брать из состава фронта 6-й гвардейский стрелковый корпус, а усилить им эту армию. Если сделать это не представляется возможным, то 2-ю ударную армию нужно немедленно отвести из лесисто-болотистого района на линию железной и шоссейной дорог Чудово - Новгород. Меня терпеливо выслушали и пообещали учесть высказанные соображения. Я остановился так подробно на ходе боевых действий в начале 1942 года для того, чтобы читатель увидел повседневную, будничную картину боевой жизни, как бы окунулся в нее. Мне хотелось также показать читателю, из чего конкретно слагается хотя бы часть работы командующего фронтом. ПУТИ И ПЕРЕПУТЬЯ ВОЙНЫ Размышления о вчерашнем. - Вместе с Жуковым. - Изгибы Западного направления. - Кое-что о женщинах. - Генерал Ефремов. - 33-я готовится. - Опять в Малой Вишере, - Трагедия 2-й ударной. Мысли о Волховском фронте, о судьбе 2-й ударной армии долго не выходили у меня из головы. Как там обстоят дела? Удалось ли осуществить намеченный план хоть частично? Ведь в Волховский фронт были вложены мысли, дела и чувства не только мои, но и многих других военачальников. С этими мыслями я приступил к новой работе. \283\ Меня назначили заместителем Г. К. Жукова, являвшегося главнокомандующим войсками Западного направления. Направление объединяло несколько фронтов, которые действовали на стыке территорий, входивших до войны в зоны Московского и Белорусского военных округов. Я хорошо знал эти места как по своей былой службе в обоих округах, так и по работе в Генеральном штабе. Применить свои знания к новому делу как можно лучше, максимально отдаться подготовке наступления или совершенствованию обороны на направлении, прикрывавшем Москву, - вот о чем я думал, выезжая из Ставки на Западный фронт, которым в рамках Западного направления командовал сам Г. К. Жуков. Георгий Константинович хорошо встретил меня, с интересом расспрашивал о событиях на Волхове и в свою очередь рассказывал об обстановке на центральном участке советско-германского фронта. Я ценил Г. К. Жукова за твердость в принятии решений, за прямоту характера и сам тоже не собирался создавать какие бы то ни было "психологические недомолвки". Поэтому я сразу же решил поговорить с ним откровенно. - Слушай, Георгий Константинович, - сказал я, - должность заместителя главнокомандующего направлением весьма неопределенная. Я предпочел бы работу меньшую по объему, но при большей самостоятельности. Дай мне лучше армию, там я принесу больше пользы! - Хорошо, - ответил Жуков. - По-видимому, ты прав. Но ты понимаешь, что сам я изменить указание Ставки не могу. Я поговорю в Ставке, когда буду там, сообщу, что ты просишь самостоятельной работы, а пока поезжай на Калининский фронт и разберись детально: что там происходит? Чтобы читатель мог представить, о чем шла речь, мне придется пригласить его к карте боевых действий весной и летом 1942 года. В конце апреля линия фронта на его центральном участке была ломаной, не устоявшейся. 20 апреля закончилось общее наступление на Западном направлении, начатое здесь Красной Армией 7 января. В ходе наступления советские войска освободили ряд районов Орловской, Тульской, Калужской, Московской, Смоленской, Калининской, Великолукской областей. С обеих сторон образовались мешки, выступы и плацдармы, причем обе стороны собирались выровнять фронт в свою пользу, что предполагало упорную борьбу за все эти выступы. \284\ Севернее Воронежа, там, где линия фронта повернула от Дона резко на запад, начинался Брянский фронт. Через Новосиль, огибая захваченный немцами Орел, он тянулся к Белову. Тут начинался Западный фронт, круто поворачивавший, на запад, к Жиздре. От нее он шел мимо Людиново и освобожденного Кирово на север, к Мосальску ц Юхнову, откуда немцев уже выбили, и через Щелоки, не доходя до Вязьмы и Гжатска, вел к Рижской железной дороге. Здесь образовался, таким образом, крупный сухиничский выступ, вдававшийся с нашей стороны в расположение фашистских войск. Под Ржевом начинался Калининский фронт. Огибая Ржев, его линия шла на запад, пересекала Волгу, западнее Оленине поворачивала на юг, снова перерезала Рижскую железную дорогу и вела к верховьям Днепра, а отсюда, не достигая железной дороги Москва - Смоленск, уходила на запад. Это был крупный немецкий ржевско-вяземский плацдарм. От станции Ярцево фронт поворачивал опять на север, к Белому, оттуда изгибался на юго-запад, к Демидову, вновь на север, к Велижу, затем на северо-запад, к Великим Лукам, и от них, по реке Ловать, шел мимо Холма. Здесь возник большой советский плацдарм, с севера нависавший над Смоленском, а на западе стремившийся расшириться до Витебска и железной дороги Невель - Ленинград. Возле Холма фашистская группа армий "Центр" с ее 2-м воздушным флотом уступала место группе армий "Север" с 1-м воздушным флотом, а у нас кончалось Западное направление. Примерно тут же начинался наш Северо-Западный фронт. На коротком отрезке пути до озера Ильмень он причудливо изгибался на восток, юг, снова восток, север и северо-запад, обходя демянский плацдарм немцев, угрожавших отсюда всему Калининскому фронту. После одного взгляда на все эти изгибы и повороты становилось понятно, к чему было приковано внимание обеих сторон. Мы стремились, во-первых, перерезать железные дороги Смоленск - Гжатск и Вязьма - Брянск, чтобы замкнуть кольцо окружения за спиной фашистских войск на их ржевско-вяземском плацдарме; во-вторых, ликвидировать демянский выступ. Немцы же хотели пробиться от Демянска мимо Селигера к Ржеву, чтобы отсечь войска левого крыла Северо-Западного фронта и войска Калининского фронта. \285\ Все это означало, что особое значение будет придаваться флангам группировок и именно там развернутся основные бои. Добавлю, что Ставка считала главной ареной будущих сражений летом 1942 года не юг, как ориентировала наша разведка, а центр, опасаясь нового наступления гитлеровцев на Москву. Генеральный штаб рекомендовал осуществлять в связи с этим стратегическую оборону. Ставка приняла данный план с некоторыми поправками. Нужно было, следовательно, наметить, где и как конкретно расположить резервы на Западном направлении, причем особенно беспокойным местом оставался как раз неправильный по форме многоугольник Калининского фронта. Г. К. Жуков, занятый по горло крупными проблемами, не мог вдаваться во все детали обстановки на нескольких фронтах сразу. Между тем от этих деталей во многом зависел исход предстоявшей летней кампании. Вот зачем я и направился на правый фланг Западного направления. Работа пошла. За те полтора месяца, что я здесь пробыл, у меня установился тесный контакт с руководством на~ правления. Мы были солидарны, за единственным исключением, во всех отношениях и плодотворно трудились над общим делом. Исключение же, о котором я упомянул, это особый и довольно любопытный сюжет, стоящий того, чтобы о нем рассказать отдельно. В целом я назвал бы его "женским вопросом". Кто не знает, сколь огромную роль сыграла в годы Великой Отечественной войны советская женщина-труженица! Колхозные поля, заводы, учреждения, лишенные ушедших на фронт мужчин, перестали бы быть сферой жизни и труда, если бы место в строю не заняли женщины. Но этим не ограничился их подвиг. Женщины-воины играли очень большую роль и на фронтах действия регулярных войск, и в партизанском движении. Что касается регулярных войск, то здесь положение женской части личного состава оставалось недостаточно определенным. Очень многое зависело, впрочем, не только от принятия Ставкой каких-то общих решений, но и от руководства Западного фронта, не уделявшего должного внимания специфическим интересам женской части армии и особенностям быта воинов-женщин. Когда миллионы мужчин вдруг отрываются от повседневной мирной жизни, у них на фронте остается мало времени, чтобы думать о проблеме взаимоотношения полов. Но проблема этим не снимается. Наоборот, она временами \286\ дает резко о себе знать. Стоит оказаться в воинской части хотя бы нескольким женщинам, чтобы вопрос всплыл сам собой. Можно закрыть на это глаза и умолчать обо всем этом. А можно честно постараться разрешить этот вопрос. Конечно, когда речь шла о судьбе Родины, не всегда удавалось вникать во всякие там тонкости. И все же я полагал, что, даже не прилагая особых усилий, можно многое изменить в лучшую сторону. А что сделать это было совершенно необходимо, меня убедили случаи, с которыми я тогда неоднократно сталкивался. Остановлюсь на некоторых из них. Обходил я раз позиции. Иду лесом, гляжу, стоит сарай. Из одной трубы валит густой дым, из другой стелется пар. Из сарая слышен мужской смех, а на завалинке сидят, пригорюнившись, три девушки в военной форме. Сначала они смутились, увидев генерала. Стал я их потихоньку расспрашивать. Девушки успокоились, осмелели и рассказали, что, вот, моются в этой походной бане ребята из их подразделения. Но ведь и им нужна баня, а хватит ли воды? Ребята обещали, помывшись, освободить им сарай, вот они и ждут. Я был возмущен поведением мужчин, поругал их, приказал освободить сарай немедленно, натаскать дров, принести воды и предоставить баню в первую очередь девушкам, и вообще всегда быть внимательнее к женщинам. Повеселевшие девушки пошли на откровенность и поделились со мной своими обидами. Одни обиды носили местный характер, и вопрос решался простым указанием командиру части об отдаче необходимых распоряжений. Другие упирались в более общие проблемы. Например, вопрос об обмундировании. Имевшееся совершенно не было приспособлено для женщин, и никто об этом не думал. А когда они сами хотели что-то там перекроить, то им запрещали. Ведь по уставу не было положено менять форму. Пришлось взять это на заметку для разговора "в верхах". Другой эпизод. Приходит ко мне с жалобой женщина, сумевшая преодолеть рогатки военных условий и добраться прямо до генерала. В чем дело? Оказалось, что мимо ее дома проезжала часть, в которой служит рядовым ее муж. Она увидела мужа и пришла к месту расположения этой части. Но командир полка не разрешил женщине свидание с мужем. Все об этом знают. Не только ее муж, но и другие солдаты ходят хмурые, настроение у бойцов упало. Вызываю комполка. Он докладывает, что согласно имеющимся \287\ указаниям свидания строжайше запрещены. Тогда я своей властью дал солдату трехдневный отпуск и поселил его с женой в домике по соседству. Потом мне сообщили, что его товарищи высказывались так: повезло Феде, генерал армии здесь оказался, а если бы его тут не было, тогда как? И я подумал, что пора отменить нелепое распоряжение о запрете свиданий, а заодно решить проблему отпусков, в особенности для семейных. Проблему чрезвычайно сложную, если учесть, что, во-первых, с фронта в те дни трудно было отпускать кого бы то ни было, а во-вторых, могло возникнуть неравенство, поскольку у ряда солдат семьи находились на оккупированной территории и ехать им было некуда. Постепенно разных случаев набралось немало, хотя это были только случаи, а не общее правило. Высказав о них свое мнение командованию Западного фронта, я счел вправе не скрывать своего мнения и от Ставки, предварительно известив об этом руководство фронта. Когда мне выпало как-то в очередной раз побывать в Москве, я, ничего не утаивая, все рассказал И. В. Сталину. Справедливость требует отметить, что необходимые меры были приняты. Вскоре решили вопросы о формировании женских воинских частей и подразделений и порядках в них, об обмундировании и многом другом. Не стану, впрочем, утверждать, что причиной послужил именно мой доклад. Сигналы могли поступать с разных сторон. Что касается обещания Г. К. Жукова, то он его сдержал и доложил Верховному главнокомандующему о моей просьбе насчет армии. Сталин не возражал. Вскоре я стал командующим 33-й армией. Раньше этой армией командовал генерал-лейтенант М. Г. Ефремов, мой ровесник и хороший друг. 33-я армия освобождала от фашистских захватчиков Наро-Фоминск, Боровск, Шанский Завод. Прорвав затем немецкую линию фронта в самой северной части течения Угры, она дошла до Вязьмы и была здесь остановлена, подвергшись контрудару со стороны 4-й танковой армии гитлеровцев. Сзади линия фронта сомкнулась, и воины 33-й армии повернули на юго-запад, в направлении на Ельню и Дорогобуж. В этом кольце вместе с ними оказались также бойцы 1-го гвардейского кавалерийского корпуса, 4-го воздушно-десантного корпуса и ряд действовавших в том районе партизанских групп. После кровопролитных боев и трудного марша по тылам \288\ противника, из окружения вышли не все соединения 33-й армии, а вышедшие находились в нелегком состоянии. Тяжело раненного командарма не сумели вывезти, и он, не желая попадать к немцам в плен, покончил с собой. Это случилось за несколько дней до моего прибытия на Западное направление. Сейчас в Вязьме отважному воину и патриоту Михаилу-Григорьевичу Ефремову поставлен памятник. Известие о назначении на должность командарма-33 застало меня в то время, когда я инспектировал 3-ю ударную армию М. А. Пуркаева и 4-ю ударную армию под временным командованием В. В. Курасова. Пока что в той и другой армиях дело слабо ладилось, а причину установить было нетрудно: в обеих армиях не хватало личного состава и техники. Поэтому первоочередное внимание уделялось доукомплектованию частей и соединений. Позднее обе эти армии отличились в боях на Псковщине и в Белоруссии. Судьба М. Г. Ефремова поразила и огорчила меня. Его армию я принимал с особым чувством. Знакомился с офицерским составом, с соединениями, и все мне думалось: недавно с этими людьми беседовал Михаил и вот его уже нет. Я дал себе слово во что бы то ни стало превратить 33-ю армию в первоклассный воинский организм и быстрее подготовить ее к новым боям. Сделать это было непросто. Укомплектованным оказалось только армейское управление. Две сильно потрепанные дивизии занимали широкий участок по фронту и пока не могли ни наступать, ни активно обороняться. Третья дивизия вообще находилась на формировании, а ее командир лежал в госпитале. Уже находясь в штабе фронта, Г. К. Жуков рассказал мне о разговоре, который состоялся в: Ставке Верховного главнокомандования. Узнав, что И. В. Сталин решил назначить меня командармом-33, Жуков заметил: "Что же мы дадим Мерецкову пустую армию? Там и командовать пока некем". - Ничего, - ответил Сталин. - Мерецков имел дело и с военными округами, и с армиями, и