- Что я думаю, того не стану говорить при Потерявшем имя... Костлявого человека увели. Он шел безропотно, но смотрел все время на Кольку. Наблюдающий небо выступил вперед, под яростное солнце, и начал свою речь. Сначала он сказал о Звезде - то, что Николай уже слышал, - потом заговорил о безумии Великой. ...Колька закрыл глаза. "Господи, как же они испуганы! - думал он. - Беспечные, нелюбопытные люди... До тошноты испуганы!" Даже смотреть на них было тяжко. Но Ахука говорил безжалостно: - Нам нужно Равновесие, способное просуществовать без Наран. Равновесие, в будущем не подверженное таким случайностям, как вспышки Звезды или наводнение, или просто затянувшийся период дождей - как было три дюжины лет назад. Так считают многие Наблюдающие небо. Другие хотели бы восстановить прежнее - заменить больных Наран материнскими почками от здоровой. Еще одни надеются, что Великая сумеет найти лекарство от болезни своих сестер. Но кто уверит нас, что в следующем поколении не вспыхнет еще одна Звездами Кто нас уверит, что безумие не посетит Великих снова? Слушайте меня, раджаны. Вот пришелец из Равновесия, давно прошедшего нашу дорогу, - так давно, что прошлое ими забыто. Теперь они вольны пользоваться живым и неживым по своему выбору. Они летают без Птиц, и переговариваются без гонии, и накапливают знания без Наран. Управляют Равновесием без Великих, раджаны! - Ахука огляделся. - Вы все - Охотники. Знаете, что Большезубого должно убить, прежде, чем он прижмет нас к деревьям слоновника... И я говорю, не дожидайтесь, пока нас прижмет. Надо ввести в Равновесие рукодельные науки, чтобы не зависеть от случайных изменений живого... Лохматый коричневый человек с привычно прищуренными глазами астронома и мускулистым торсом лучника хотел изменить сущность цивилизации, отбросить основы! Вместе с восхищением Колька испытывал странное чувство, вроде бы "анти-энтузиазм". Он понял и принял единственную догму раджанов: действие должно быть продумано до конца, со всеми его последствиями и последствиями последствий. Ахука же предлагал действовать наобум, без анализа, да и какой анализ на пожаре... "А ты - жестокий человек, Наблюдающий небо, - думал Николай. - Я бы так не мог. Бедные Великие... И как ты сам обойдешься без Великих? Они тебе дают научное общение, заменяют лекции и семинары, журналы и книги, даже записную книжку - ох, смотри, друг Ахука..." Когда Наблюдающий небо спросил: "Кто пойдет со мною на полночь?", многие стали поглядывать на пришельца - ждали его рассказа о железном Равновесии. Нет, в эту игру его не затянешь... Решайте сами, ребята, - вы знаете больше, чем Николай Карпов, и лучше представляете меру своей ответственности. Колька встал и ушел. Никто его не удерживал. Лишь Нанои, странно спокойная, поднялась и пошла с ним. 7 Ахука не был первым раджаном, познавшим одиночество. Преступники, изгнанные за пределы Равновесия, оставались один на один с Диким лесом. Но Ахука был одинок внутри Равновесия, и мысленно он называл себя "тхавинг". Одиноким. Он понимал, что затеял безнадежную борьбу. Его тянуло отыскать Дэви, уйти на песчаные пляжи Раганги. Не думать. Отпасть от всего и быть с Дэви, как Адвеста с Нанои. Странное желание. Полгода назад он посчитал бы его болезненным. Теперь он понимал, что в железном Равновесии люди соединяются в постоянные пары, боясь одиночества. Пожалуй, он понимал больше, чем человек может вынести. Чрезмерное понимание лишает воли. Но Ахука не был обыкновенным человеком. Еще третьего дня, перед вылетом на Границу, он передал по гониям условный сигнал: "Куйте железо". Сигнал вызвал на полночь, к большим старинным кузницам, три дюжины дюжин людей, единомышленников Ахуки - Наблюдающих небо и Кузнецов. Каждый из них приводил с собою еще нескольких, но Управляющих Равновесием среди них не было. Теперь с Границы выступил отряд, состоящий из полутора дюжин Управляющих, двух Врачей и, главное, с ними был Адвеста, пришелец. Помог случай с Акшахом. ...В устье дороги ржали лошади. С Охотниками уходили собаки, гепарды, боевые обезьяны. Поэтому половине отряда предстояло долгое путешествие верхом, с охотничьими животными, через весь северо-запад Равновесия. Ахука, Джаванар, Лахи и Нанои с пришельцем должны были пересесть на Птиц в ближайшем питомнике. В четвертый раз Колька собрался в путь. После Совета тревоги Ахука спросил: "Пойдешь ты с нами, Адвеста?" - "Говорили уже. Что перетолковывать?" Тогда Ахука объяснил, чего он ждет от пришельца. Колька должен обучить Наблюдающих небо и Кузнецов "железным наукам" и слесарному ремеслу. Николай долго, невесело смеялся. Где уж вам, это немыслимое дело - создать техническую культуру сразу, на пустом месте! Буквально на пустом месте, даже в языке нет технических терминов. Чтобы выразить понятие "сопротивление материалов", Ахуке пришлось составить такую фразу: "Расчет силы, прилагаемой, дабы согнуть и не сломать, пригодный для всех случаев вообще". Машины он именовал "железными многосоставными предметами". - Тебя надо было Адвестой называть, саркастически сказал Колька. - О расчетах целая наука имеется - за год не изучишь. Ахука спокойно возразил, что "третий язык" - математика планет - должен быть похож на "третий язык железных наук". Николай перестал смеяться. Спросил, как же они пользуются "третьим языком", неужели все расчеты делают в уме? - В уме? - переспросил Ахука. - В раздвоении, а не в уме. - Как понимать твои слова? - Ты съел плод, - сказал Ахука. - Ты откусывал, жевал, глотал. Переваривал его, превращая древесный плод в свое тело. Твой мозг управлял кусанием, перевариванием, но твой ум в этом не участвовал, правда? Так мы делаем расчеты. Мы думаем "надо подсчитать то-то и то-то", а после перестаем думать. Всю работу делает раздвоение. А как считаете вы? Колька показал письменный расчет, мелком на листе ниу. Ахука хохотал и веселился - потешные значки, забава! Этот крючок означает цифру пять? А этот - три? А почему нуль входит в десятку? - Видишь, - сказал Колька, - я не сумею быстро научить вас своим расчетам. Мы привыкли думать руками... - Сумеешь, - уверенно отвечал Ахука. - Значки просты для понимания. С этим они тронулись в дорогу, и Колька, естественно, стал испытывать свои новые возможности. Возвел в четвертую степень основание натурального логарифма - 2,718 - и мгновенно получил пятьдесят четыре и шесть десятых. Он проверил подсчет на листе ниу - на ходу сорвал с дерева - и получил то же самое. Выходило, что раздвоение и впрямь позволяло считать в уме... то есть в подсознании, и к тому же производить разумные округления. Значит, дело не в тренировках: бахуш включает какие-то области мозга, заставляет их работать, а не дремать без толку. Он развлекался еще некоторое время, проделывая сумасшедшие вычисления, как эстрадный счетчик. Потом кончилось действие бахуша и стало нехорошо. Наступило похмелье. Закачались коричнево-зеленые стены, потянулась дорога час за часом, и он преодолевал эти часы, и все слышал прощальные слова Брахака: "Я вырастил гонию на поляне железного дома. Если вернутся друзья твои, прямо с поляны пошлют тебе призыв, Адвеста". ...Мягко стучали копыта, вскрикивали охотничьи звери; мерно, неторопливо продвигался отряд. Копыта стучали: не вернутся. Ты напрасно старался, Управляющий Равновесием. Пришельца не найдут. Никогда. Совмещенные Пространства охватывают тысячи вселенных, и отыскать одного человека, жалкую крупицу живой материи, менее вероятно, чем выловить одну определенную рыбешку в океане. Он утратил координаты, он безличен теперь, как осенний лист, упавший в лесу. Но ребята стартуют. Они должны стартовать и уходить на поиск вопреки любым теориям. "Как в горло - нож, как в сердце - гвоздь..." Они должны искать, пока есть хоть ничтожная, невообразимо малая вероятность, тень надежды. "Тень... - горько думал Николай. - Нет даже тени надежды. Четырех человек баросфера не примет". Так вышло, что здесь Нанои, и если баросфера сможет принять их обоих - вдруг придет сюда и сможет принять - все равно ничего не выйдет. Климат, пища, городской воздух. Об этом и думать глупо... ...Он еще тысячу раз вернется к надежде и потеряет ее. Будет выбегать с захолонувшим сердцем на каждый вызов к гонии - вернулись?! И будет представлять себе, что делают дружки сейчас, хотя никакого "сейчас", никакого совмещения времени нельзя предположить в Совмещенных Пространствах. Но безразлично! - сейчас, он знал, сейчас они стартуют, и кровь отливает от мозга при переходе, и синий клуб газа поднимается над асфальтом... ...Так начиналось величайшее, со времени Киргахана, событие в истории Равновесия. Позже назовут его Поворотом Ахуки, будут осмысливать, строить предположения. Никто не будет знать, что вначале была дорога и кучка всадников, и среди них - смятенный, одинокий, потерянный Николай Карпов, которого назовут Адвестой Рыжебородым, Пришельцем, Железным Адвестой, а еще долгое, долгое время спустя - Шестируким властелином железа, а еще позже забудут и его вместе со всем, что было. Дорога, питомник, долгий полет на Птицах. К исходу вторых суток они достигли цели. Холодный ветер нес запах льда, за коричневым островерхим хребтом алели на закате снежинки Высочайших Гор. Поселок был маленький, плохо обжитый, с высоты он был виден весь. Треугольник между рекой и дорогой. Но Равновесие везде одинаково. Здесь тоже пахло чистой водой и плодами. В воздухе плыл вечерний шум: трескотня древесных лягушек и обезьян, песни, ровный гул Раганги на порогах и мягкие шаги людей. Под вечерним небом светились бордюрные травы, обозначающие проулки. На пологом косогоре высвечивался желтый огромный узор, похожий на виноградную кисть, - каждая ягода по четыре метра в диаметре. Он тянулся далеко, к берегу Раганги - весь косогор выглядел гигантской декоративной клумбой. Но это была не иллюминация в честь новой жизни, как подумал Колька. Строились новые дома. Бурный рост стен сопровождается ярким желтым свечением, похожим на свет в подземельях Памяти. - Здесь тебе будет лучше, - сказала Нанои. - Воздух сухой и прохладный. Они повернули к косогору и пошли среди фундаментов этой странной постройки. Над берегом тихо шипели стволы-водососы, поднимающие воду Раганги на верхнюю точку косогора. Вся площадь была иссечена канавками-арыками, кое-где в них еще возились роющие животные, обравнивая откосы. Другие канавы уже проросли травой, и в них паслись водяные козлики. Копытца стеклянно булькали в воде. За кольцами стен, еще не достигших метрового роста, суетились большие грызуны Строителей, что-то подгрызали, волоча трехгранные хвосты. Кое-где можно было увидеть и самого Строителя, коренастого, сурового, с замашками полководца. Он посылал грызунов, резко взмахивая ладонью, повернутой определенным образом. Один Строитель, освещенный снизу, как театральный призрак, тихо засмеялся и промолвил: - Э-а, Железный человек уже здесь! Нравится ли тебе наше домостроительство? Теплой полуночи! - Теплой полуночи, очень нравится, - сказал Колька. - Идем, Рыжая Белочка. Он устал. Переезд был трудный, долгий. Эту жизнь надо принимать такой, какая она есть. Позже он попробует найти свое место и свою дорогу, а сейчас ему нужно, чтобы Нанои была рядом. 8 Прошел месяц. Вторая жизнь, как казалось, захватила и успокоила Кольку. Он по-прежнему был счастлив с Нанои, старался быть с ней как можно больше, но работы тоже становилось все больше. Сразу после переезда ему пришлось приступить к "этим идиотским лекциям", как он выразился про себя. Он здорово волновался - идиотские или нет, а к делу надо относиться добросовестно. Сначала он собрал группу Наблюдающих небо, чтобы разобраться в их познаниях и выработать общий словарь. Он предупредил Ахуку, что понадобится доска, и для занятий было выбрано уютное место в тени, под гладким срезом скалы, черной, как настоящий аспид. Слушатели рассаживались на земле, а Колька топтался перед "доской", пробовал рисовать, стирать и угрюмо оглядывался. Он волновался и почти не верил в успех. Переводить с одного математического языка на другой нисколько не проще, чем с русского на язык ирокезов, в котором каждая фраза выражается одним словом, длинным, как поезд. Николай уже знал, что раджаны обходятся без понятия тригонометрических функций, пользуются совершенно иными абстракциями, а мы без синуса и тангенса не представляем себе математики. Правда, память у раджанов была не чета нашей - все уравнения, формулы и преобразования они держали в уме и решали в уме, как шахматисты, играющие вслепую. Но, оглядывая сотню лиц, обращенных к нему с доброжелательным и доверчивым ожиданием, Колька просто не знал, как подступиться к теме. Подбегали опоздавшие, усаживались, посмеивались - черные головы, черно-коричневые лица. Почему-то в первом ряду сидел старший Охотник Джаванар. - Мы ждем, о Воспитатель, - прокричал кто-то, и остальные подхватили со смехом: - Да, мы ждем, о Воспитатель! "А, шут с вами..." - пробормотал он и вычертил на скале оси координат. Назвал: икс и игрек. Начертил параболу и написал формулу: икс равен игрек-квадрат. Оглянулся - молчат, смотрят. Тогда он нарисовал вторую параболу и опять дал уравнение: x=y**2+c. Смотрят, молчат... Вспотев от волнения, он быстро повторил параболу в первом квадранте - формула - и в третьем квадранте - тоже дал формулу... Секунда тишины, и поднялся шум. Наблюдающие небо орали на двух языках - Колька так и не понял ничего. Внезапно крик смолк. Тот голос, что кричал "Мы ждем, о Воспитатель!", сдержанно произнес: - Мы поняли, Адвеста. - Что вы поняли? Женщина из первого ряда подошла к "доске" и вычертила аккуратный эллипс с большой осью, совпадающей с линией икс. Прищурилась, подбросила мелок и выписала каноническое уравнение эллипса. Колька обмер. Стало даже нехорошо, томительно... Он знал, что эта женщина никогда раньше не видела алгебраических символов. Конечно, Наблюдающие небо умели рассчитывать криволинейные траектории - параболы, гиперболы, эллипсы, но в каких-то совершенно иных абстракциях. И - нате вам! По четырем преобразованиям уравнения параболы они усвоили единым махом символику алгебры и геометрии и могли уже самостоятельно выводить уравнения других кривых. И поняли, что каноническое уравнение - наиболее характерно... Так. Теперь ясно, что Ахука не зря замахивается на сопромат. И еще было обидно до невозможности: почему они так умеют, а мы - нет! ...Через полчаса он перестал удивляться и обижаться... Вот что получилось. Он повторил те же уравнения в полярных координатах, чтобы показать тригонометрические функции. Его поняли. Тогда он чертыхнулся и ввел понятия массы, скорости и дал уравнение движения небесных тел. Повторилась та же процедура: пара минут молчания, и яростный, шумный спор, в котором послышалась новая нота - удивленно-пренебрежительная. Наблюдающие небо не могли представить себе математических выражений, в которых отсутствует неопределенность, свойственная любому природному явлению. Не бывает ведь абсолютно упругого тела или абсолютно равномерного движения... Урок получил Колька, а не раджаны. Он их ничему не мог научить. Они соглашались изучать земную математику, механику и прочее, чтобы пришелец мог пользоваться привычной терминологией. К Колькиной чести, он не обиделся. Даже внутренне не разгорячился, не бросился доказывать, вот, мол, и у нас имеется настоящая математика, это я вам детские, начальные вещи объяснял! Нет, ему пришло в голову, что Кузнецы, собравшиеся к Ахуке, тоже не лыком шиты; напрасно он смеялся, когда узнал их планы. ...Первая встреча с Кузнецами состоялась на следующий день. Теперь уж Колька был осторожен и вкрадчив, как кот, перебирающийся через лужу. Посмотрел инструменты, горны, рудные и стекольные печи. Техника была примитивная, конечно. Железо выплавлялось, как в двенадцатом веке - на древесном угле, губчатое. Медь варили в глиняных тиглях и так далее. Но перед станком для точения стекол Колька остановился. На вид просто: кривошипная передача, которую вертят ногами, зажим... Постой-ка. Зажим гидравлический, и этого Колька не разобрал, пока не объяснили: запаянная бронзовая пустотелая линза, на ней - три ларьки-державки. Стеклянная заготовка вкладывается в державки, когда линза нагрета, а после охлаждения лапки сжимаются и захватывают стекло. Резец был алмазный, устанавливался в суппорте, похожем на паучью ногу, - трубчатом, с тремя суставами. У нижнего сочленения торчала маленькая рукояточка, с очень легким ходом. Нажал чуть-чуть - лапа ходит в суставах, но без этого суппорт неподвижен, как из целого куска откованный. Честно говоря, Кольке захотелось тут же разобрать машинку и посмотреть ее внутреннее устройство. Поодаль от печей Кузнецы собирали гидравлический пресс из кованых стальных деталей. На этом прессе они будут делать из железного порошка наконечники для стрел - объяснили Кольке. Прессованный наконечник кладется в печь и сваривается, а потом немного затачивается вручную... Это было чересчур. Металлокерамика, видите ли! Один из самых современных способов производства - и наконечники для стрел! - От меня вам что потребовалось? - спросил он Ахуку. - Сами все умеете. Я лучших способов не придумаю. Как при первом знакомстве, Ахука взял у него пистолет. Разобрал, детали разложил на куске "древесной кожи". Собрались Кузнецы, сели на корточки, кругом. Джаванар опять был тут как тут. Кузнецы были молчаливы. В Равновесии все касты равны, но эта не пользовалась уважением. Так уж пошло! Недаром они клеймили преступников, а не другая какая-либо группа. Они молчком собрались, молча крутили в пальцах железки - части машинки, мечущей наконечники без стрел... Ахука ждал, пока все посмотрят, потом объяснил: они хотят, чтобы Адвеста научил их делать подобное оружие, но более мощное. Что же, при незаурядном мастерстве и вдумчивости раджанов, это было не слишком хитро. Значит, ружья... Калибр - миллиметров десять... - Сколько их понадобится? - Через год потребуется трехкратно помноженная дюжина, - отвечал Ахука. Кузнецы кивнули. Колька сморщился - две тысячи ружей, нужен целый завод! - Такие же хотите, самодействующие? - Мы хотим заменить четырех Охотников одним. Вот зачем нам нужны такие железки, - сказал Ахука, а Кузнецы кивнули: - Охотник должен стрелять вдвое дальше, чем теперь, и вшестеро быстрее. Во имя Равновесия! Иначе не стоило бы делать железки. - Через год? - уточнил Колька. - Э-а! Боюсь, что будет поздно и через год. Молодой Кузнец хлопнул себя по коленям: - Закрыть Границы мы должны, закрыть от малоголовых! Оружие требуется нам, непривычным держать луки. Наши друзья Охотники не хотят, не могут убивать. - Я подумаю, - сказал Колька. - Отвечу завтра, друзья Кузнецы. Кузнецы поднялись, попрощались, пошли по своим местам. Их движения были стеснены фартуками из "древесной кожи", выращенными на "кожаных деревьях". Один из них забыл на траве инструмент, Колька подобрал его и осмотрел - молоток, оказывается... - Ты ли это, Колька Карпов? Голый, с облупленным лицом и спиной, сидишь под блестящими, сине-зелеными листьями, в жарком, чудно пахнущем воздухе рядом с взъерошенным коричневым парнем, остроглазым и бородатым. В руках у тебя тяжелый, зеркально-полированный молоток. Закрой глаза - все покажется сном. Даже молоток чужой по всему. По шестигранному бойку, изогнутой, как бы смятой, рукоятке. Удобная рукоятка. Очень удобная. Сладкий ветер тянет по мягкой шелковой траве... Сон. Прессованные наконечники для стрел. Здесь проще наладить производство автоматического оружия, чем научить профессиональных охотников убивать... Кстати, почему Джаванар за ним ходит, как нитка за иголкой? Вернулся Гиикхаг за своим инструментом. Колька выговорил с усилием: - Ладно, Ахука. Я должен все продумать. Работа большая. Гремучего снадобья нужно два сорта... - Почему - два? - жадно перебил Кузнец. - Э-а, поговори с ним, - сказал Ахука. - Он разнообразный умелец. И Колька не стал откладывать на завтра. Объяснил Гиикхагу, зачем нужен детонатор. За разговором они очутились на вчерашнем месте, у "доски", снова среди Кузнецов. Он ушел от кузниц на закате - страшно усталый, успокоенный. ...На следующий день около печей появились брусья тяжелого желтого дерева. За ночь Кузнецы придумали водяную мельницу, при помощи которой будут работать станки. Вот как пошло дело, и в нем пришелец Николай Карпов отыскал спокойствие. Враждебная воля Наран сюда не доставала. Ему было приятно работать с Кузнецами. Не приходилось понукать и объяснять дважды, далеко не всегда требовалась его инициатива. Прежде чем он вспомнил, например, об измерительных инструментах, к нему явился Кузнец и спросил: "Как вы в железном Равновесии получаете одинаково размерные предметы?" Он набросал чертежи штангенциркуля, и через трое суток Гиикхаг показал ему пробную партию - единицы стандартных мер уже приготовили Наблюдающие небо. Николай читал по две лекции в день и работал над проектом токарно-винторезного станка. Поднимался на рассвете, бросал работу с закатом. Приходилось бросать, освещение не годилось для чертежной работы. Он торопился. Кузнецы сложили по его рисункам печь-вагранку и готовили земляную форму, чтобы отлить станину из чугуна. Простой, грубый станок - и сколько с ним было возни! Колька едва справился с чертежами за двадцать дней. И то благо, что раздвоение позволяло вспоминать любую страницу из любого учебника и мгновенно делать расчеты. Однако станок дался ему соленым потом, а как доставалось Кузнецам - и говорить нечего. Они строгали поверхность станины, протаскивая по ней чугунную плиту с алмазной крошкой. Вручную пропиливали отверстия. Главный вал обрабатывался на ручном станке почти две недели. У Кузнецов не хватало рук - Наблюдающие небо взяли на себя рядовые кузнечные работы, шлифовку стекол, заготовку инструментов... Вне работы он встречался только с Нанои. Ум у нее был злой, наблюдательный. Авторитетов она не признавала еще пуще, чем Ахука. "Зачем нужны касты, жуки и прочее? Для счета. Чтобы Великие учитывали крыс отдельно от хорьков, а кузнецов отдельно от Управляющих". Она сказала, что касты сохранились от древних племенных членений, ибо оказались удобными статистическими группами. Три свидетеля при посвящении - тройная гарантия, что Великой не забудут доложить о "прибавлении семейства". Так звучали слова Нанои в вольном переводе - понятия семьи у раджанов не было. Многие не знали даже своей матери, об отцах и говорить нечего. Опять-таки одни Нараны помнили родителей каждого человека и прародителей на много поколений... Старые Кузнецы пока обходились без Нараны. Это казалось Николаю утешительным - враги далеко, а друзья рядом. Но Великие незримо присутствовали везде. У низкорослых молодых гоний устанавливались очереди - круглые сутки Врачи, Воспитатели, Управляющие Равновесием, Наблюдающие небо говорили с Наранами. Колька поджимался, проходя мимо "поющих деревьев": здесь друзья общались с врагами. Его жизнь была бы вполне сносной, если бы не постоянное ощущение угрозы, как чужое дыхание за спиной... Нараны! Он чувствовал их ненависть на расстоянии, хотя не признался бы никому, что боится. А кто не боялся бы такого врага? Не зря старший Охотник специально приставлен к Колькиной особе - охранять. ...Ровно через сорок дней после переезда он своей рукой набросил на шкив приводной ремень. Завертелся шпиндель, жирно смазанный растительным маслом. Медленно застучал резерв по кованой неровной поверхности заготовки - на первом станке точили шпиндель следующего станка. И в час торжества Кольку позвали на Совет тревоги: его друзья Врачи потребовали от Управляющих Равновесием привезти почку Великой в поселок. 9 День был хорош. Дул сильный прохладный ветер. От берега далеко разносился визг металла под резцом. По всему поселению возились Художники - украшали дороги к вечеру, к торжеству... Колька смотрел на это угрюмо, и ему было совестно, да что поделаешь? Ведь привезут Нарану, бесполезно спорить. К тому же визг резца, такой знакомый и привычный, вогнал его в тоску. Там станки стояли за стеной лабораторного зала, и от их работы заметно вибрировал пол, и люди досадливо морщились, когда режущий, пронзительный вопль металла отзванивал в больших стеклах лаборатории... Николай мрачно занял свое место - рядом с телохранителем, как водится. А, вот и Ахука... Совет тревоги собрался в полном составе и ждал слова старшего Врача Лахи. Лахи был далек от торжественности. Улыбаясь во все коричневое лицо, он сказал, что просит безделицу, сущий пустяк - через два месяца Врачам будет необходима Нарана, дающая несколько дюжин нардиков в сутки. Посылать ходоков в поселение Водяной крысы решили через три дня - за это время Нарана отпочкует Безногого. Люди уже поднимались с травы, когда Ахука попросил, чтобы за Безногим, среди будущих Хранителей Памяти, послали его и Адвесту. Странно, ох странно было Николаю! Он пришел в ярость - мало им, что врага тащат в дом, так еще его, Кольку, хотят втянуть в историю! Ах этот штукарь Ахука - никогда не знаешь, какой фортель отмочит, - хоть бы спросил... Но почему-то Николай не встал, не осадил Наблюдающего небо. Он даже знал, почему. Его тянуло еще раз услышать голос Нараны и увидеть цветные фигурки... Да, Ахука знал, что делает. После Совета он сказал как ни в чем не бывало: - Ты воистину стал раджаном, Адвеста. Сказал, как припечатал. К Великой тянуло не пришельца Николая Карпова, а раджана Адвесту. Поняв это, Николай спросил больше для порядка: как его встретят "потерявшие имя"? Ахука засмеялся и ответил, что Джаванар сумеет его охранить от безумцев, если они окажутся в поселении Водяной крысы. Скорее всего, их не будет - тамошняя Великая Память здорова и не ввергает людей в безумие. - Увидимся через три дня, прохладного полудня! - Ахука, как всегда, торопился, - передай Нанои мой привет! Колька некоторое время смотрел, как между гранитными глыбами крутится ветер - гоняет пыль. Приласкал Тана, который тоскливо сидел у домов питомника. Опять хозяин улетел, ах ты, бедняга... А я сам улетел неведомо куда, и мне тоже не слишком-то хорошо. Они сидели рядом и грустили, когда прибежал молодой Охотник и позвал Николая к Джаванару. Старший Охотник сидел над берегом на верхней точке косогора, перед телескопчиком. Почему-то, увидев его, обезьяна заскулила, заметалась - Джаванар обернулся и прикрикнул: "К жилищу, серый! Наверх и к жилищу!" - Тан вскарабкался на дерево, перепрыгнул, скрылся. - Хороший зверь, - сказал Охотник. - Что же, отправимся за Безногим, Наблюдающий небо? - Приходится, - сказал Колька. - Почему ты отослал обезьяну? - Там малоголовые, - Джаванар захохотал, когда Колька оглянулся на кузницы. - За Рагангой, Адвеста! Левее скалы, похожей на сидящего коршуна. - Не вижу... - Э-а, посмотри в трубу! ...Был странный день - заработал первый станок, задул прохладный муссон, предвестник дождей, и решили ехать за Нараной, и впервые человек двадцатого века увидел воочию своих предков. Но, установив трубу на резкость и прижимая глаз к мягкой окантовке окуляра, Колька ощущал - было... Так уже было - красный песок, грань скалы, тень. У самой воды стоят обезьянолюди - двое, мужчина и женщина. ...В круглой рамке тени они стояли, как будто одни на всей Земле. Адам и Ева. Они казались одинаковыми. Мужчина был весь покрыт серо-коричневой шерстью, у женщины сплюснутая грудь была голая; но все же одинаковые, как кегли разного размера, они стояли и одинаково мрачно, пристально всматривались в дымы кузниц. Потом самец открыл черно-желтые резцы, зевал или кричал, - и опять показалось, что все это было. Он встряхнулся. Было, не было! Не раскисать, Карпов! И в этот момент обезьянолюди исчезли. Мелькнули тени, осыпались камешки, и берег опустел. - Понравились тебе родичи, Адвеста? - Да уж, хороши... Таковы, значит, малоголовые. - Трех пород они, - сурово сказал Охотник. - Пожиратели крыс опаснее всех, ибо живут стадами... Ты видел, даже боевая обезьяна их боится. - Боится? Они же большезубых тигров не боятся! - Этих нельзя убивать, - сказал Джаванар. - Их приходится оттеснять, оттеснять, понимаешь? Выжимать понемногу. Когда они вторгаются в Равновесие, их теснят облавой, тупыми стрелами бьют, не убивают. Много боевых обезьян гибнет при облавах, понимаешь? Он искусно показал, как обезьяна боится: присел, опустил руки, напряг шею. - Понимаешь, Адвеста? Приходят они все чаще, дым их привлекает... - Они знают огонь, - сказал Колька. Джаванар кивнул: в том-то и дело. Ласково похлопал Николая по спине и проговорил: - Ступай отдохни, друг Адвеста. Он тоже спешил - Охотники шли за Рагангу в разведку. Николай побрел к станку, мрачно уселся и стал ждать, когда к нему пойдут с вопросами о работе. Никто не подходил. Нанои разыскала его и отвела домой. В самое время - он уже чувствовал себя так, будто снова стоит над ямой, над отпечатком баросферы в красной глине. Через три дня Колька вместе с другими посланцами прилетел за Нараной в поселение Водяной крысы. Ахука правильно рассказывал - пещера Великой была выбита в теле известнякового холма, под трехсот-метровым откосом. У входа уже собрались тысячной толпой Певцы и Художники. Управляющих Равновесием была сотня-другая. Ученые относились к ритуалам пренебрежительно, и терпели их лишь потому, что любые традиции экономят время. Певцы и Художники, напротив, страстно любили ритуальные действа и всегда распоряжались на древних праздниках Вечерней звезды, Дождей, Полнолуния, Зимнего урожая. И Передачи Безногого, само собой. - А на похороны почему не собираются? - любопытствовал Колька. Он знал, что умерших сжигают без всякой помпы. - Что за толк лицедействовать перед трупом? - сказал Ахука. - А сожжение? Остатки культа Солнца? Наблюдающий небо оживился: - Э-а, возможно, и так! Но это было очень давно. Сейчас другое - звери Равновесия не должны знать вкуса человеческого мяса. Они стояли перед входом в подземелье Великой и ждали конца ритуала. Редчайшее удовольствие досталось Певцам - исполнение древних песен при передаче "безногого теленка". Певцы старались вовсю. Они разбились на два огромных хора, изображая Хранителей материнской Нараны и будущих Хранителей новой. "Что несут в ладонях, прикрывая выдубленной кожей?" - спрашивали первые. "Грибницу свежую, сегодня выкопанную", - заливался второй хор. "Крепко ли, плотно сплетена корзина для Безногого?" - "Мы выбирали самые тонкие, крепкие стебли, вымачивали в долбленых бочонках, и женщины перемешивали дубило мешалками, из сердцевины пальмы вырезанными..." Двенадцать Хранителей Памяти и двенадцать посланцев из поселения Кузнецов терпеливо ждали, стоя перед устьем тоннеля. Количество Хранителей с обеих сторон также определялось традицией - дюжина жрецов состояла при первой Наране. Правда, Певцам приходилось мириться с новшествами: взамен "плотно сплетенных корзин" ходоки принесли с собой мешки из древесной кожи и, конечно, не подумали украсить головы коровьими хвостами. Еще одна неприятность! Хранители должны вступить в подземелье с факелами, зажечь которые надлежит Певцам. И вот, под насмешливыми взорами Художников, изображающих тут же, на откосе, все происходящее, Певцы стали высекать огонь. Неумело ударяли кремнями о железо - проклятый огонь не занимался... Тогда Ахука протянул Кольке раскрытую ладонь: - Дай мне огненные палочки, Адвеста... Колька, ухмыляясь, смотрел, как Наблюдающий небо зажег шесть факелов от одной спички - по поляне прокатился хохот, восторженные крики, и церемониал сам собою кончился. Николай второй раз в жизни спускался к Наране. Двадцать три человека, шедшие рядом с ним, давно потеряли счет часам, проведенным у Ушей Памяти. Он принадлежал к иному миру, белый пришелец, чужак... А здесь его допустили к важнейшему событию, да еще с почетной привилегией - при рождении Безногого могли присутствовать лишь двадцать четыре Хранителя. Чудно выглядело пустое подземелье Великой. Свет казался пригашенным, шаровые звенья Нараны были безмолвны и не ели - кисель в желобе затянут радужной пленкой. Тишина. Шаги отдаются под низким сводом. "Надо придерживать!" - громко сказал кто-то из Хранителей. Колька вздрогнул. Оглянулся на Хранителей - все заняты делом. Он сел, набрал воздуха в грудь и пропел обращение к Наране. Ухо чуть заметно шевельнулось, отвечая, и свет стал ярче. - Пришел спросить... - неуверенно выпевал Колька, - спросить... что Нарана предвидит... о будущем Равновесия. Он услышал, как зашелестел кисель в желобе, и подумал, что мышление заменяет Наране мышечное действие - начала мыслить и тут же начала есть. - Ты будешь видеть, - пропело Ухо. - Закрой глаза. Освободи мышцы. Пальцы разогни. Он увидел. Внутри его глаз побежали маленькие цветные фигурки, куколки. Он попробовал разглядеть их - они замедлили движение и приблизились. Малоголовые! - Ты видишь, - пропело извне. Малоголовые работали. Вскрикивали, когда острые брызги кремня вонзались в кожу. Отбрасывали каменный желвак и находили его, будто он новый, не тот, что ранит. Дымил крошечный костерик. Вчерашняя женщина сидела у огня и прижимала к груди крошечного безволосого детеныша... - Как ты делаешь это? - спросил Колька. Изображение свернулось в радужный комок и ушло в сторону. - Освободи мышцы. Опусти голову. Смотри. Это прошлое. - Спрашивал я о будущем, Великая.... - Кто же думает о будущем, не познав прошлого? - насмешливо спросил голос извне. - Смотри! Цветной комок всплыл под веки. Развернулся. Теперь Колька был невидимым участником действия, соглядатаем. Он проходил по закоулкам пещер и по охотничьим тропинкам. Он видел, как малоголовые охотятся, убивают, выкапывают коренья, умирают, делают орудия, родят детенышей, убивают, выскабливают шкуры, выкусывают насекомых друг у друга, сражаются, умирают. Они жили так недолго и умирали так часто, что Колька устал смотреть на это. И они совсем не изменяли ничего. У них остановившееся время, как у акул, думал Колька. У акул, которые не изменились за триста миллионов лет, лишь стали помельче. Он положил рядом два каменных рубила, разделенных неимоверно длительным временем, и понял, что они одинаковы. Он еще чувствовал в ладонях холод обтесанных камней, а щеки стягивал жар каменного очага - Нарана что-то пропела, дунул свежий, степной ветер, и Николай увидел скотоводов. Казалось, они были такие же, как жители пещер. Низкорослые, сутулые, с косолапыми кривоватыми ногами, чуть более сытые, пожалуй. Придурковато оглядываясь, доили коров, складывали нелепые, кособокие хижины. Они тоже пытались остановить время, сохранить свои живые орудия неизменными. Но животные всегда были разными, непохожими друг на друга, - поколение за поколением скотоводы пытались сделать их одинаковыми, и тщетно. И все казалось: завтра у них будет стадо ровное, одинаковое, любая корова будет похожей на Первую Буйволицу. Николай усмехнулся. Первая Буйволица представлялась им огромной, мясной, с необъятным выменем, а поэтому скотоводы занимались искусственным отбором, воображая, что борются с изменениями. Покамест они привыкали пользоваться случайными изменениями живого, и тогда появился Арама-Скотовод и сохранил в живых нечто невообразимо случайное, еще более случайное, чем восьминогий теленок - пудовую мозговую глыбу, Безногого. Пришельцу было показано и это в движущихся цветных картинках: двенадцать преемников Арамы и первая Великая в низкой, темной пещере. Первая Нарана тоже была малоголовой - на свой лад. Ей стало скучно слушать тупое бормотание скотоводов, и она принялась играть случайностями. Посоветовала кормить беременных женщин бахушем, дабы рождались могучие воины, неутомимые бегуны, зоркие охотники... Так начинался путь от малоголовых к Головастым, и Николай увидел его воочию. Выпрямились спины, лбы становились все выше и объемистее, и в каждом поколении появлялись подростки, превосходящие по разуму зрелых мужчин. Сначала юнцов пытались убивать, изгонять. Затем привыкли и к дерзким юнцам, и к бахушу. Теперь уже у раджанов были Воспитатели. Колька видел, как детишки бегали в воспиталищах, смотрели на умные, спокойные лица учителей, и думал, что иначе не может быть, лучшие из лучших должны воспитывать - самые умные, самые добрые, самые ученые и понимающие. Как получилось, что все повернулось вспять, и стяжателю, пьянице, малограмотному, суеверному мещанину позволено воспитывать своих детей, повторять себя из поколения в поколение? Экономист подсчитает и докажет, что никаких средств не хватит, чтобы держать Воспитателя при каждых трех детях. У военного свой взгляд на воспитание - ему нужны солдаты. Социолог спросит: где вы наберете миллион воспитателей не пьяниц, не мещан, заведомо не стяжателей, наверняка добрых, умных и образованных? Надо ждать. Работать терпеливо, шаг за шагом, поколение за поколением. Пока человечество не станет образованнее, разумнее, справедливее. Надо ждать терпеливо, думал Николай Карпов, как будто он оставался в прежней жизни и мог что-то, хоть самую малость, сделать для нее. Он больше смотрел не на хоровод цветных фигурок под веками. Сегодня сошлось в одну точку все то, чего он прежде не в состоянии был понять: земные люди в Совмещенном Пространстве, и вопрос Нанои: "Почему вы - Головастые?", и его способность к раздвоению, и слова Ахуки: "Они прошли нашу дорогу, но прошлое забыто ими..." Все, как на Земле. Та же книга в другом переплете. Теперь он мог не спрашивать о будущем Равновесия. Прошлое Земли - вот будущее Равновесия после того, как Нараны, в безумном стремлении сохранить старое, пошлют Воспитателей, Врачей, Художников на Границы, уничтожат стройную систему воспитания, окончательно предадут анафеме железо. Николай поднял голову, увидел Ахуку. Вспомнил, что ему не открыто будущее. Нарана не хочет обессиливать людей излишним знанием - она права. Если все так, если за Равновесием грядут Атилла, Чингис-Хан, Адольф Гитлер - все трое Гомо сапиенс... Если так.. Тогда необходимо использовать каждый и любой шанс, чтобы сохранить Равновесие. "Поворот Ахуки" - один из шансов. Николай Карпов ничего не скажет Наблюдающему небо. ...Перед входом в подземелье уже сидели Хранители Птиц. Гремел хор, гирлянды цветов качались на поднятых руках. Усаживаясь на спину Птицы, Колька поймал взгляд Наблюдающего небо и понял, что он знает все. Ахука позвал его к Наране, чтобы пришелец также знал все и разделил с ним груз одиночества, 10 Не было библиотек, не было справочников, учебников, таблиц. Не было всемогущих работников снабжения. Кольке приходилось заново изобретать волочильный стан - для пружинной проволоки к ружьям - пресс для штамповки патронов и десятки других необходимых машин. Колька тянул проволоку, испытывал пружины, сверлил стволы - адская работа на тихоходных станках! Надоедливая, тупая, если хотите знать, потому что за резцом не побежишь в инструментальную, а бархатный напильник насекается вручную, ювелирно... Темнота давно легла над поселком. Николай шел домой, потягиваясь, - спина была как не