вестно, да и попадется ли вообще; у меня за десять лет ловли судака крупнее 3-килограммового не было. Во-вторых, все сказанное относится только к массово посещаемым водоемам, на отдаленных и глухих местах, где рыболовный пресс ничтожен, это ограничение должно быть отменено. В-третьих, мне кажется, пусть лучше за утро у вас будут пять-семь выстрелов и два-три судака в кармане, чем за весь сезон столько же подъемов, а в рюкзаке - дырка от бублика. В-четвертых, на леску сечением 0,3 мм можно спокойно вытянуть 3- килограммовую добычу, а при умелом вываживании - и все пять. И в-пятых (самое худшее), если произойдет обрыв оснастки, присылайте письма в адоес вашего покорного слуги, дескать, так-то и так-то, чему ж ты нас, такойсякой, научил. Ей Богу, я не обижусь. При оснащении жерлицы для ловли судака тем или иным сечением лески надо прежде всего четко представлять, где в дальнейшем будет производиться ловля и каков средний вес вылавливаемых в водоеме рыб. Исходя из этих соображений, и следует подбирать леску. Из личного опыта напомню еще раз, что добычей рыболовов в основном являются судаки весом до 3, максимум - до 4 кг; 5-6 - уже редкость, ну а свыше - вообще феноменальное явление. Обычно в уловах преобладают экземпляры от 1 до2 кг, следовательно, сечение поводка подбирается с таким расчетом, чтобы его разрывная нагрузка была несколько выше среднего веса ожидаемой добычи. Для большинства замкнутых водоемов среднерусской полосы жилкового поводка отечественной лески сечением 0,3 мм будет вполне достаточно. В случае использования качественной зарубежной жилки, естественно, сечение может уменьшиться до 0,225- 0,250 мм. Основная леска должна быть на 1,5-2 кг прочнее поводка. Про стальные или, точнее, металлические поводки я уже не говорю. После всего сказанного вряд ли кому придет в голову мысль о возможности их использования в охоте зa судаком. Крючки подбираются в строгом соответствии с леской, однако применение тройников дает несравненно худшие результаты, нежели оснастка с двойниками и тем более - с одинарными крючками, ибо стоит судаку хоть несколько уколоться, он тут же бросает живца. Следовательно, для случаев, оговоренных выше, целесообразнее ставить одинарники No 10 или двойники No 7-8. Лучше, если крючки окажутся хромированными - они не ржавеют и не очень хрупки. Вряд ли нужно добавлять здесь о необходимости острой заточки крючка, чтобы при ловле на коряжни-ках, не ожидая заглота судаком живца, при подсечке он достаточно хорошо впивался в костистое нсии рыбы. Предвидя многочисленные вопросы новичков, хочу поделиться одним наблюдением. Когда жируют судачьи стаи на водоеме, нечего опасаться пореза тонкого поводка об острые щучьи зубы, поскольку щука в тот момент сидит в облюбованном укрытии и ни гу-гу, а то и вовсе покидает на время избранный район, предпочитая заливы, мелководные коряжники, то есть места, где судаки появляются чрезвычайно редко, тем более зимой. Отдельные случаи засекания на жерлицы щук в период буйства судаков, естественно, наблюдаются, тогда же уж тонкие поводки не выдерживают, а рыбаки в отчаянии топают ногами и машут руками. Но, на мой взгляд, лучше пожертвовать поводком вместе с щукой, чем впустую бегать к загорающимся жерлицам в течение одного или даже нескольких дней. Теперь несколько слов о выборе и применении наживки. Зимой судак более чем когда-либо предъявляет рыбакам свои гастрономические требования, пренебрегая в большинстве случаев второсортной наживкой, а именно окуньками и карасиками. Впрочем, он и летом не очень-то их жалует. Следует заметить, что в тех местах обитания, где основной его добычей являются ерши, например на Иваньковском водохранилище, в выборе наживки особых проблем не существует. А вот, скажем, на Истринском, изобилующем мелкой белью, там и бойкий пескарик зачастую является лишь забавой для судака, вроде как мышь для привередливой домашней кошки. Окунек, повидимому, тем плох, что судак с ним мало знаком, поскольку обитают эти два представителя ихтиофауны на разных этажах и в гости друг к другу заходят редко. Вот щука - та наоборот: весь сезон открытой воды живет бок о бок со своим полосатым соседом и при удобном случае отнюдь не побрезгует зацепить его острым зубом. Бывают, конечно, отдельные случаи относительно удачного применения окуньков и в охоте за судаком, однако я не буду их рассматривать из-за их исключительной малочисленности. По моим наблюдениям, судак - и в первую очередь зимой - оказывается нередким трофеем у тех жерличников, которые наживляют мелкого и среднего пескаря или небольшую (граммов 30-40) плотвичку. В самый разгар зимнего жора вполне уместно применять и более крупного живца (в разумных пределах, разумеется). Однажды из-за скудности живца в канне я посадил на тройник No 10 плотву около 150 г, не забыв при этом как следует закрепить сигнализатор на катушке во избежание холостых срывов. Тогда за день у меня было семь или восемь поклевок только на этого живца, не считая других. С каждой новой хваткой бедная плотва все более и более теряла чешую, хвостовое оперение становилось похожим на отработанную метелку, но тем не менее ни один хищник не решался ее заглотить. Наконец, под вечер после очередного выстрела катушка, до тех пор молчавшая, начала мало-помалу раскручиваться, сдавая в черную глубину виток за витком полумиллиметровую леску. У меня даже похолодело внутри от предчувствия упоительной борьбы с таинственным крокодилом. И когда жерлич-ная катушка почти полностью освободилась от сдавливающих ее витков, я остановил леску, дал ей натянуться и секанул достаточно резким и коротким рывком... Из лунки вылез пустой тройник. В утешение себе я предположил небольшого размера судачка, ухватившего за загривок мою плотву, минуя клыкастой пастью тройник, и преспокойно направлявшегося к себе домой под корягу, размышляя попутно, что же с такой большой добычей делать: выбросить жалко, а пооглотить собственные размеры не позволяют. Коль скоро я вспомнил про этот случай, позволю себе дать читателям совет возить с собой в рюкзаке пару-тройку запасных катушек с более крепкой оснасткой для применения ее в сочетании с крупным живцом: хотя поимка гигантских хищников - феноменальное явление, ну а вдруг... В период интенсивной охоты и лютого голода судак, как я уже говорил, хватает жертву с наскока, безо всякого промедления уходит с ней в сторону, на ходу пропихивая в ненасытную утробу, поэтому случаи самозасекания судака -вещь довольно обыденная. Именно этой особенностью пользуются рыболовы, когда оставляют на ночь на льду без присмотра свои снасти. В таком случае необходимо только обеспечить беспрепятственный сход лески с катушки после хватки и проверить вечером, надежно ли заметена лунка снегом. Некоторые подледники накануне ловли смазывают большую часть лески тонким слоем гусиного жира. Они утверждают, будто бы благодаря такой несложной технологической операции леска не примерзает к стенкам ледяного отверстия и после хватки идет как по маслу. Сам я никогда не пользовался этим советом, но вполне допускаю целесообразность подобных действий. Думаю, нет никакой надобности объяснять новичкам бессмысленность оставления настороженных жерлиц на ночь без присмотра на коряжниках, а также вблизи пешеходных зимних троп, проложенных крестьянами по льду от одной деревни до другой. В первом случае при самозасекании судак непременно уйдет в крепь и надежно запутает поводок вместе с большей частью основной лески; а во втором случае не исключено, что какой-нибудь припозднившийся мужичок, проходя мимо беспризорных, великолепно выполненных кустарным способом жерлиц, не соблазнится прихватить с собой штук пяток, бормоча под нос слова благодарности и пожелания доброго здоровья беспечному неведомому хозяину снастей. И хотя случаи таинственного исчезновения жерлиц темной зимней ночью чрезвычайно редки, однако автору сих строк однажды все-таки пришлось весь комплект изготавливать заново. При ловле в течение нескольких дней в местах с чистым дном, а также при малой вероятности появления посторонних людей оставлять жерлицы на ночь можно и даже нужно, ибо на некоторых водоемах судак берет в темное время суток лучше, чем при дневном освещении, да к тому же и живец меньше травмируется, избегая неприятной для себя процедуры неоднократного накалывания и снятия с крючка. Первое время после накалывания рыбешка, опущенная в придонные глубины, стараясь освободиться от ограничивающей ее движение узды, интенсивно ходит кругами, благодаря чему представляет собой лакомый кусочек для хищника, который во все времена года предпочитает бойкую, энергичную добычу вялой, а потому и малоподвижной. Однако, отчаявшись вырваться из губительного плена или же просто-напросто утомившись от энергичных, но бесплодных усилий, живец повисает на леске, подавая признаки жизни лишь слабым пошевеливанием хвостового оперения. А если поблизости - не дай Бог! - окажется какая-нибудь затонувшая тростинка или веточка и живец сможет до них дотянуться хотя бы носом, то уткнется в спасительную для него соломинку и простоит в таком положении не шелохнувшись, сколько угодно долго, пока его кто-нибудь не потревожит. Поэтому, чтобы избежать холостого простаивания жерлиц, необходимо периодически взбадривать наживку путем трех-пятикратного подтягивания и опускания отрезка лески, находящегося между катушкой и льдом. Закончив эту операцию, можно увидеть, как катушка начнет слегка вздрагивать - значит, живец снова возбудился и пришел в свое первоначальное азартное состояние. Иногда - чаще в глухозимье - подобные приемы приносят легкий успех, одаривая пытливого и беспокойного рыбака кое-какой добычей. Следующий тактический прием, в большинстве случаев применяемый при ловле судака, на который следует обратить внимание, - это поиск стоянки рыбы путем перемещения в той или иной последовательности жерлиц. Скажем, на известном рыбаку месте в определенное для клева время жерлицы молчат. Многие начинающие, да и не только начинающие, а просто ленивые жерличники полагают в таком случае, что это судьба и никуда от нее не денешься, и посему уходят под берег в надежде отвести душу хоть подергиванием на мормышку окуньков, забывая про снасти, оставленные без внимания, а то и вовсе сворачивают их, проклиная при этом горькую свою участь. Опытный же и неугомонный рыбак даже на знакомом месте попервоначалу раскидает жерлицы широким фронтом и только при определении наиболее удачного пятачка по мере возникновения поклевок сконцентрирует снасти на определенной ограниченной площади. В противном случае, наоборот, - разбросает еще шире или, не уставая сверлить лед в различных направлениях, начнет переставлять жерлицы партиями. Такому энтузиасту всегда будет сопутствовать удача, ведь недаром же в народе говорят: терпенье и труд - все перетрут. Случается, что большая судачья стая, собравшись со всего обширного плеса, понорится в каком-то одном избранном месте и не покидает своего убежища долгие дни и даже недели. Отсюда и понятно, почему многие жерличники жалуются на бесклевье в эти периоды. Но стоит хоть кому-либо из них наткнуться на подобное лежбище, как в короткое время ему удается выполнить - да чего уж там греха таить! -даже перевыполнить норму, не в силах удержаться от соблазна еще и еще раз испытать в душе незабываемое волнение от борьбы с упорной добычей. Вот тут я малость того... Ну приукрасил, что ли. Аж самому совестно стало, куда меня понесло насчет упорства. Дело в том, что обычно попадающийся рыбакам средний судачок далеко не так упорист, как подобного размера щука. Куда там! Никакого сравнения. Судак, особенно в глубине, пока не видит рыболова, всегда идет как послушная лошадка, лишь изредка для порядка вздрагивает, пытаясь поднажать в глубину. В общем-то засеченный судак идет к лунке спокойно, в основном ощущается только тяжесть добычи и несильные рывки в сторону и в глубину. Лишь при заведении пойманной рыбы в лунку рыбаку приходится слегка понервничать, поскольку тонкие жилко-вые поводки изредка перетираются об острые края нижнего отверстия лунки в самый последний момент, когда кажется, что победа уже близка. Указанная мною пассивность судака происходит, надо полагать, не от слабости тела и духа, а скорее от тонкой чувствительности к болевым ощущениям, создаваемым острым жалом крючка, впившегося в его глотку. Несколько раз мне приходилось выуживать судаков на летнюю блесну, крюк которой насквозь пробивал верхнюю костистую челюсть хищника, так вот все эти экземпляры оказывали при вываживании куда более значительное сопротивление. Правда, на спиннинг, я уже говорил, подсекание и выуживание рыбы по эмоциональности превосходят ловлю на жив-цовые снасти - это следует со всей очевидностью признать. При использовании же зимних жерлиц в охоте за судаком рыболов в большинстве случаев находится поодаль от снастей, так что при поклевке подсечка следует запоздалая, когда хищник уже успевает достаточно глубоко заглотить наживку. Жало, прочно впиваясь в нежные ткани глоточной полости своей жертвы, при выуживании причиняет последней физические страдания, отчего частично она цепенеет По всей видимости, данное обстоятельство относится не только к судаку, но в какой-то мере также и к щуке, как, впрочем, ко всем живым существам. Я замечал в тех редких случаях, когда щука засекалась за глотку, что сопротивление ее становилось несколько слабее, свечек же эти трофеи практически никогда не делали. У подлещика на верхней челюсти, если ее так можно назвать, в том месте, где заканчивается хобот и начинается черепной хрящ, есть болевая точка, пробив которую рыболовный крючок напрочь парализует все движение рыбы, и она идет к берегу или к лодке словно тряпка. Таким образом, можно предположить пассивность выуживаемого судака как следствие болевых ощущений. Сам того не замечая, я ушел в сторону от основной нити рассказа, приблизившись, однако, от сезона перволедья к самому тяжелому времени года для живой природы, а именно - к глухозимью. После активной судачьей охоты, длящейся в начале ледостояния приблизительно недели три, следует период постепенного затухания жора. На сильно сбрасывающих свой уровень водохранилищах судака можно поймать при благоприятных погодных условиях (давление, температура воздуха, направление ветра) даже в середине января, & то и к концу месяца. К таким водоемам в Подмосковье относится, например, Рузское водохранилище, в какой-то степени - Можайское. А вот, скажем, на Истринском с его незначительным перепадом воды зимой о судаке к этому времени мечтать не стоит, разве что случайно влетит. О крупных глухих и слабопроточных озерах типа озера Сенеж (Московская область) даже и не упоминаю - там вообще глухой сезон наступает сразу за перволедьем. На последних водах судаки сбиваются в стаи и залегают в глубоких изломах дна, впадая в оцепенение до тех пор, пока не побегут под лед весенние ручейки. Там, где судак продолжает вяло кормиться, расставлять жерлицы, конечно, можно в надежде на скромный успех, но эта ловля уже не доставляет такого удовольствия, как в начале зимы, когда вслед за первой загорающейся жерлицей взлетает, секунду спустя, второй флажок, там, глядишь, третий. Дух занимает, не знаешь, к какой вперед бежать. Естественно, не все поклевки оправдываются: зато сколько их за день! Бывает, только вновь зарядишь сработавшую снасть, возвращаясь к поплавочным лункам, обернешься назад и глазам не веришь - соседка зажглась. Широко гуляют судачки, озорничают. Случалось за день до двадцати поклевок на десять жерлиц! Просто чудо! Хотя и возьмешь на багорик всего-то трех-четырех рыб. А приходилось и при таком количестве подъемов уезжать домой ни с чем: начнет в районе крутиться стайка недомерков, посрывают всех пескарей, даже спасибо за угощение не скажут. Но опять же и здесь польза: сколько раз за день побегаешь, ноги разомнешь, не говоря уже об эмоциях. В теплые, мягкие зимы судаки время от времени поднимаются из своих логовищ и изредка засекаются на живцовые снасти даже в период глухозимья. Изредка. Впрочем, я не хочу настаивать, что ловля на жив-цовую снасть судака в сезон глухозимья почти безнадежна, а щук -малоэффективна, каждый желающий может в этом лично убедиться. Несомненно, где-нибудь на спокойных реках найдутся местные умельцы, которые всю зиму едят только что выловленного из воды судака, или среди моих земляков-москвичей наберется сколько-то специалистов, не оставляющих своих жерлиц ни на неделю, что бы там, за окном, ни творилось, но хочу подчеркнуть: общие вопросы я и рассматриваю в обобщенной форме, а не выдаю отдельные, частные случаи, а то и случайности за бесспорную закономерность. По-разному на разных водоемах ведет себя рыба с установлением погожих весенних дней, но одно неизменно: в зависимости от погоды, раньше или позже, группами или поодиночке начинают выходить судаки из своих потаенных зимних убежищ, неспешно, с охотой продвигаясь к устьям впадающих в водоем глубоких и полноводных рек. В глухих непроточных, но больших по площади и объему озерах судаки за неимением свежих естественных притоков подходят вслед за Мелочью поближе к берегам, выбирая для своего маршрута изломы и борозды подводного грунта, а для своих стоянок - бугристое или закоряженное, всегда твердое, хрящеватое дно. В реках, надо полагать, весенний ход судака бывает и интенсивнее, и значительнее по массе идущих в верховья рыб, нежели на водохранилищах, однако только безумный рыбак может попытаться в такую пору ступить ногой на рыхлый, подточенный перекатами, грядами и весенним теплом коварный лед. Мне довелось видеть в конце марта 1983 года на озере Волго одновременно провалившихся под лед двух местных рыбаков, переходивших неширокое, свободно текущее русло Волги по зимнику, которым я воспользовался какой-нибудь час назад, идя из деревни на простор озера. Слава Богу, что один из них, тот, который помоложе, моментально выскочил из полыньи и, распластавшись по льду, подавал руку своему пожилому компаньону, начавшему как- то вдруг быстро слабеть - то ли от страха, то ли от самостоятельных, но безуспешных попыток освободиться из смертельного водяного плена. Прошла всего, может быть, минута с начала его купания, однако разом напитавшаяся водой ватная одежда и высокие охотничьи сапоги свинцовым грузом стали тянуть своего хозяина на дно. Этому способствовало еще и значительное течение в русле. Затаив дыхание, с учащенно бьющимися сердцами видели находившиеся поблизости рыбаки, как бедняга начал уже макаться в воду, аж по самые уши, временами доносились до нас отрывистые, нечленораздельные крики утопающего Но наконец, видимо, собрав последние силы и крепко уцепившись за руку своего спасителя, несчастный мед ленно выполз на лед. Раздался всеобщий вздох облег чения. Кто-то на радостях благополучного исхода крепко ругнулся по русскому обычаю, помянув при этом мать честную, а у меня долго еще потом в ушах стояли страшные крики о помощи да никак не исчезал из головы образ черного, прожорливого чела полыньи. Я упомянул сейчас этот случай только лишь затем, чтобы предостеречь молодых и неопытных рыбаков от безрассудных поступков по первому и особенно по последнему льду. Но продолжаю свой рассказ. Лучший клев судака по весеннему льду, впрочем, как и всех других пресноводных рыб, наблюдается в тихие солнечные дни, когда с берега устремляются наперегонки к водоему журчащие снеготалые ручейки. Собственно, в эту пору большинство судачьих поклевок происходит по ночам и по рассветным зорям, видимо, как раз в эти часы он и совершает свои миграции. И опять, придя поутру к месту, где еще с вечера были расставлены жерлицы, иной рыбак, с восхищением и тайными надеждами завидев издали вскинутые вверх огненные флажки свои, сбросит на ходу рюкзак и заспешит к ближайшей снасти, предвкушая ощутить на лесе живую тяжесть. Днем в солнечную погоду судак берет очень редко, даже щука и та стремится позавтракать сейчас при сумеречном подводном освещении. На отдаленных, малопосещаемых водоемах щука менее пуглива, поэтому, несмотря на погоду, жировать начинает весной в свое обычное для сезона льда время - то есть часов с 9 утра и до полудня. Судак же и там продолжает весной охотиться по зорям. А раз так, значит, рыбаку теперь спать некогда, не то что в начале зимы. Жерлицы должны быть заряжены и расставлены до рассвета, но лучше, если есть возможность, установить их еще накануне, вечером. Обязательно надо помнить о бесполезности ловли в последние дни стояния льда на широких плесах с большой глубиной. Там, где в начале зимы вас радовали частые выбросы флажка, сейчас вы просидите впустую, ибо хищник покинул свои берлоги, и основная масса его, движимая инстинктом продолжения рода, ходит в притоках со средней глубиной 3-4 м. В свое время, ожидая со дня на день захода судачьих стай в такие места, мы с приятелями наглухо закрывали жерлицами неширокие устья, причем случавшиеся поклевки отмечались в основном по бровкам затопленного русла. Следовательно, можно предположить, что судак строго придерживается ската. Безусловно, в богатых этой рыбой реках миграция проходит широким фронтом, однако не следует думать, что во всю ширину реки, поскольку готовящаяся к нересту рыба передвигается из года в год только по определенным, раз и навсегда выбранным для себя тропам. Ярким примером может служить семга, которая нерестится лишь в той реке и в том месте, где она сама появилась на свет, и настолько силен этот инстинкт, что никакие препятствия, кроме смерти, не могут ее остановить. Зайдя в притоки на свежую воду и почувствовав нагулявшийся аппетит, судаки начинают активно питаться мелкой рыбешкой. Я подчеркиваю - мелкой, ибо желудки рыб, сдавливаемые в ту пору икрой и молоками, отказываются принимать более крупный кусок. В моей рыболовной практике отмечалось несколько раз любопытное явление. Не имея в запасе пескарей, я вынужден был заряжать жерлицы местной плотвой весом граммов по 60-80. В любое другое время - это превосходная величина наживки, но весной для судака она уже становится поперек глотки. Инстинкт нападения у нашего хищника продолжает срабатывать и сейчас, хотя в очень интересной форме. Утром, проверяя целость и активность живца, я на двух из десяти заряженных плотвицах заметил спущенную чешую и глубокие порезы на боках - типичная судачья хватка. Казалось бы, ничего особенного - схватил, но не заглотил, -если не обратить внимания на то, что флажки на снастях оставались заряженными, а не выброшенными вверх. Вот это уже загадка, необъясненная и по сей день. Судя по ширине между ранами, хватку недомерка я исключаю, впрочем, и недомерок сдернул бы леску с моей чутко отлаженной катушки. Остается только предположить под водой следующую картину, как это и покажется невероятным: судак, заметив добычу, медленно подплывает к ней, раскрывает свою ужасную пасть и концами челюстей, то есть одними клыками, впивается в жертву, не дергая при этом головой и сам не шевелясь. Затем, сообразив, что невозможно заглотить такую поживу, снова открывает челюсти и словно пароход отрабатывает назад. Фантастика, правда? Но при всем желании ничего лучшего и более подходящего придумать не могу. Ну, если бы такой случай был единичным, тогда еще куда ни шло, а то ведь он неоднократно повторялся, причем рядом были свидетели - не заинтересованные ни в каких моих выдумках посторонние рыболовы. При них я снова заряжал жерлицу, и она безо всякого усилия срабатывала, едва я пальцами слегка натягивал леску. Надеюсь, что среди читателей найдутся более сведущие в этом вопросе люди и объяснят мне рассказанные случаи. Очень перспективными для уженья судака по последнему льду местами будут значительные площади со средней глубиной естественные расширения притоков. Они схожи с омутами на небольших равнинных речушках, где вслед за перекатом или просто сузившимися берегами следует свал в глубину, а травянистые берега с нависшими над водой задумчивыми ветлами вдруг широко раздвигаются, давая простор и отдохновение еще секунду назад стремительно бежавшей влаге. Расширения притоков не назовешь омутами - масштаб не тот; для краткости их можно будет условно назвать плесами. Так вот, плесы с их перепадами небольших глубин, коряжником и в большинстве случаев изрезанной береговой кромкой привлекают рыбу во все времена года. Весной же подобные места зачастую являются вдобавок и нерестилищами, поэтому при хорошей дружной погоде они довольно быстро сосредоточивают в себе значительное количество рыбьих косяков. Лед там бывает к концу сезона иссверлен, как решето, а незамерзающие по ночам лунки экономят рыболовам время и позволяют жерличникам вести активный поиск стоянок хищника перестановкой снастей по различным направлениям. Вот здесь уже могут одновременно попадаться судак, щука и изредка - крупный окунь, поскольку для более результативной ловли рыбаки применяют сейчас мелкого живца, которого окунь, невзирая на чрезмерно раздувшееся брюхо, иногда заглатывает. Вообще поимка из-подо льда окуней на жерлицы - событие довольно редкое, даже по перволедью, когда он жадно клюет на отвесную блесну или мормышку. В свое время я пытался организовать его ловлю, надевая на небольшой одинарный крючок, привязанный к тонкому поводку, верховку величиной чуть больше спички. Должен признаться, что подъемов флажков было много, да уехать домой мне пришлось ни с чем. То ли окуни благополучно срывали малька, то ли засекавшиеся несколько раз щурята, во множестве водившиеся в том зарастающем водорослями болотистом озерце, при вываживании мгновенно перетирали своей щеткой тонкую жилку. Впоследствии мне не приходилось наблюдать у кого-либо специально расставленные на окуня жерлицы. Да и нерациональное, хлопотное это занятие. ЛОВЛЯ НАЛИМА Собственно, сам процесс ловли этого ночного хищника я не очень ценю за его малоподвижность, несо зерцательность и отсутствие ощутимой борьбы добычи при вываживании. Последнее обстоятельство могут подтвердить многие рыбаки, хоть слегка знакомые с настоящим уженьем. Утверждают, что такая слабость сопротивления является следствием чрезвычайной чувствительности налима к болевым ощущениям. Возможно. Подобное, правда, в значительно меньшей степени встречается, если вы помните, у судака. Однако попадавшиеся мне ранее налимчики не превышали килограммового веса, поэтому я склонен отчасти приписать их слабость просто небольшой величине. Нет никакого сомнения в том, что где-нибудь в северных областях России при подтягивании ко льду налима весом 5-6 кг рыболову придется изрядно понервничать и попотеть. Короче говоря, должен сознаться своим читателям, почему я все-таки нет-нет да и раскину поставушки на описываемую сейчас рыбу. Только, пожалуйста, не улыбайтесь. Из гастрономических соображений. Да, не скрою, мне нравится вкус его нежного мяса, а уж про жирную деликатесную печенку лучше и не вспоминать. Но давайте все же я буду излагать последовательно, чаще останавливаясь на повадках хищника и способах его добычи, нежели на кулинарных советах и вкусовых осязаниях. В Московской области, где я в основном рыбачил, поскольку никогда из Москвы и ее окрестностей на длительные сроки (кроме службы в армии) не выезжал, налим с четверть века тому назад, то есть в начале 60-х годов, являлся вполне обычной добычей, не заслуживающей такого вожделенного внимания, как сейчас. Я сам помню, как мы, тогдашние пацаны, лазали с большими ивовыми корзинами под обрывистыми, заросшими трестой бережками нашей прозрачной Радомли, вытаскивая вперемежку с толстыми гольцами сонных налимчиков. Или, запустив по самое плечо в рачью нору руку, в глубине подводного тоннеля нащупывали вместо рака скользкую лягушачью кожу рыбы. Много раз можно было видеть днем сквозь пронзенную солнечными лучами родниковую воду уткнувшегося в крутой берег или в затонувший древесный обломок дремавшего налима. Однажды - это уже относится к самым ранним воспоминаниям детства - отец, прогуливаясь со мной вдоль речки, вдруг завороженно застыл, вгляделся в неглубокое дно и выдохнул: "Рыба!" Люди в те времена были проще, запретов меньше, и потому отец мой, недолго думая, срезал длинный, но сравнительно ровный и тонкий ствол молодой ольхи, густо разросшейся по благодатной почве берегов, зачистил верхний конец импровизированной остроги, неслышно подошел к воде и,наклонясь вперед всем корпусом, стал выцеливать добычу. Наверное, в такой же позе миллион лет тому назад стоял над ручьем какойнибудь неандерталец, так же, как и мой отец, прищурившись для удара. В те времена (я имею ввиду, конечно, вторую половину 50-х, но никак не миллион лет) я мало смыслил в рыбе и тем более в ее ловле, однако испытал доселе незнакомое чувство. Видимо, тот день и стал днем рождения очередного рыболова. Недолго примерялся отец, ударил с силой вниз, будто Георгий Победоносец пронзил своей пикой поверженного наземь дракона; острога спружинила, выдержав, не подломившись, всю тяжесть отцова тела, а по дну расползалось облако мути. Налим ушел. Несколькими годами позже, гостя у двоюродной бабушки в селе Кривцово, что находится на берегу Истры, я был очевидцем пойманного в сеть местными рыбаками очень крупного налима. Не могу наверняка сказать, каков был в то время мой рост - уж во всяком случае не менее метра - так вот та рыбина была почти с меня ростом. Безусловно, для наших мест он и по тем временам считался гигантом. Первый же налим, попавшийся на мою живцовую донку в речушке Радомле, порадовал меня в десятилетнем отрочестве, когда мои родители, скрепя сердце, отпускали меня одного к воде, и я, воспользовавшись такой свободой, целые дни в одиночку или с приятелями проводил за уже крепко запавшим в мою душу любимым занятием. Этот налим схватил моего карасика темной ненастной июньской ночью в довольно глубокой, затененной густыми зарослями ольхи и дикого хмеля бочаге. Удача подхлестнула мое и без того бурное рвение к рыбной ловле. Редкий день проходил без моего присутствия у воды, и почти каждую ночь стояли живцовые донки в укромных речных уголках. Дважды в то лето мне попадались килограммовые стандартные щучки, один раз я вытащил снасть с отсеченным поводком, но налимы больше не клевали. Лишь несколько позднее, перечитав массу рыболовной и специальной литературы и набравшись коекакого практического опыта в этой области, я обнаружил причину отсутствия тогда клева ночных бродяг, а также почерпнул ряд сведений из жизни налимов, о чем и собираюсь сейчас поведать. Я не стану описывать характерные особенности строения тела налима, его анатомию и родственные связи с морскими рыбами - это сейчас не столь существенно. Поэтому я остановлюсь только на тех пунктах, которые, надо полагать, тесно увязаны с производством ловли налима. Все же остальные биологические замечания и вопросы для пополнения своих знаний читатели могут в значительном объеме обнаружить в "Рыбах России" Л. П. Сабанеева или в "Жизни животных" А. Брема. Перво-наперво следует сейчас отметить зависимость нормальной жизнеспособности налима от природных качеств среды его обитания. Я не случайно в начале главы подчеркнул, что эта рыба четверть века тому назад считалась во многих местностях Средней России довольно обычной, ибо в те годы сеть советской индустрии не была так часто раскидана по стране, да и удельный вес ее был не столь велик, как сейчас. Нет надобности объяснять даже ученику первого класса, что с ростом промышленности резко возрастает количество промышленных отходов, значительная часть которых или непосредственно оседает в атмосфере, водной среде и на почве или же выпадает на поверхность земли в виде кислотных дождей. Большинство обитателей планеты приспосабливается к новым условиям без особого для себя ущерба, но отдельные виды живых организмов как бы в знак протеста и укора властелинам земли постепенно исчезают из дикой природы, все более и более увеличивая объем Красной книги. К счастью, надо полагать, что в ближайшем будущем нашему герою это все же не грозит, но факт его нынешней малочисленности ввиду загрязнения вод, особенно в центральных областях, отмечался многими специалистами. А факты, как известно,вещь упрямая. Вторая исключительная и характерная особенность налима - это тяготение его к прохладным, а еще лучше - к родниковым водам. Данная особенность как раз обусловливает его неравномерное расселение. Чем выше по карте расположен водоем, тем численность налимьего населения и размеры особей увеличиваются. Вода, стылая большую часть года в северных районах, а также отсутствие многочисленных крупных промышленных предприятий создали там идеальные условия для процветания налимов. И наоборот, чем ближе к южным широтам, тем реже и мельче встречается эта порода, пока наконец совсем не исчезает, уступая место схожему по форме тела, однако ни в коем случае не сородичу, как считают некоторые рыбачки, многопудовому сому. Неверно было бы полагать, что во всех северных реках и озерах можно найти равных по максимальным размерам налимов. Я, как ежегодный, хотя и кратковременный, посетитель северных районов Вологодской области с их многочисленными большими и малыми озерами, во главе которых находится озеро Белое, подметил эту несправедливость природы в отношении расселения усатых хищников. Действительно, в одном водоеме местные рыболовы в период жора налимов становятся иногда счастливыми обладателями полупудовых трофеев, в других же, со сходными естественными условиями, даже старожилы не припомнят на своей памяти поимку таких рыб. Редко, но случается, что в сети промысловых артелей в иные годы запутываются экземпляры весом в три четверти пуда, а то и в пуд! Должно быть, очень эффектно и любопытно выглядят подобные чудища, как, впрочем, и любая, достигшая огромного роста рыба. Того же пойманного пескаря весом, скажем, в 200 г будут долго щупать руками и фотографировать на память сбежавшиеся невесть откуда, позабывшие про свои занятия, рыболовы. Так что же тогда говорить о здоровущих налимах, печень которых не уместится даже на хорошей семейной сковородке?! Но я опять невольно уклонился в сторону гастрономии; постараюсь без особой на то нужды больше о ней не вспоминать. Разумеется, плотность и вес налимов, обитающих в равных внешне водоемах русского Севера, будут зависеть от кормовой базы, газообмена воды, ее качества, структуры и состояния донного грунта. По первым трем зависимостям читателю, без сомнения, все ясно, а вот к последней мы еще вернемся. Однако, несмотря на благоприятные условия северных вод, бурного процветания поголовья налимов и там не наблюдается. Его доля по отношению к численности других, обитающих в данном озере крупных хищников, как то судака, щуки, весьма незначительна. Этот нехитрый вывод можно сделать, если несколько раз побывать в местных магазинах, торгующих туземной речной рыбой. Налимов или включают в специальные продовольственные заказы, или продают с прилавков только заслуженным труженикам и участникам былых сражений. Это обстоятельство еще раз наглядно доказывает ценность налима. Нельзя не отметить довольно брезгливое отношение к налиму целых поселков и народностей, живущих у побережья Северного океана. Там эту замечательную рыбу при поимке в сети немедленно выбрасывают за борт или оставляют на берегу в большом количестве с целью приваживания к этому месту песцов, лис, куниц и прочих пушных зверьков. К налиму питают отвращение из-за поедания последним падали, осевшей на дно, а также за его гладкую, скользкую кожу, ассоциирующуюся с лягушачьей. Но я думаю, что причина здесь кроется не столько в субъективных оценках, сколько в обилии в северных водах красной рыбы, поэтому естественно предположить изощренный, даже изысканный вкус северян. Третья характерная особенность поведения налима заключается в его активности во время осеннего похолодания воды. в ненастное, темное время суток и наконец самое замечательное - в наступлении нереста когда нарастающий с каждым часом лед ухает и гремит от трескучего рождественского мороза. Подобным хладолюбием не обладает, пожалуй, ни одно семейство пресноводных обитателей, населяющих евроазиатские воды, за исключением разве что горной форели. Более того, когда отдельные карповые виды, зарывшись в мягкий ил, пребывают, в состоянии анабиоза, а остальные, бодрствующие, уходят в самые недра подводной стихии, спасаясь от леденящего кровь холода, налим ухитряется выметывать икру на затопленных каменистых грядах и других неровностях хрящеватого грунта. Видимо, при распределении живым существам условий, привычек, образа жизни природа за какую-то провинность или по недосмотру перевернула всю дальнейшую налимью судьбу с ног на голову. Учитывая особенности жизни и поведения налима, даже неискушенный рыболов поймет, что ловля его в летние теплые месяцы бессмысленна. Вышеприведенный случай поимки налима в июне наверняка можно записать в мой актив как исключительный, которому отчасти способствовали родниковая вода Радомли и темная ненастная ночь. Сразу следует отметить тяготение налима именно к бурной погоде, и чем ночь хуже, тем отраднее становится у него на душе, тем активнее он рыщет в поисках добычи по дну. В качестве убежищ на световой день налим выбирает затопленные коряги на глубоком дне, пустые рачьи норы, стоит он в тени круто уходящих в воду обрывистых берегов; мелкие налимчики порой забираются под широкие листья кувшинок, не успевших оторваться от дна. На речке Чернушке, впадающей в Истринское водохранилище, однажды летом мне довелось наблюдать любопытную картину, как некий рыболов, любитель донного уженья подлещика, залез в неглубокую прибрежную воду, чтобы отцепить крючок, и вместе с крючком поднял со дна большой ис пользованный огнетушитель марки ОХП. Выбросив его на песок подальше от уреза воды, рыболов вдруг к твоему радостному изумлению отметил, что из балтона вместе с водой, извиваясь, выскользнул фунтовый налим. Короче говоря, наш герой прячется везде, где только есть хоть какое-то укрытие, твердое дно и холодная вода. Наличие твердого донного грунта - одно из условий местопребывания налима, как, впрочем, и других хищников. Особым его расположением пользуются каменистые гряды: в них он находит убежище от возможных своих врагов и в первую очередь - от неводов промысловых артелей. Тайком передвигаясь ночной порой между отдельными валунами, он легко подбирается к беспечно дремлющей добыче. В реке каменистые гряды легко обнаруживаются пo многочисленным бурунам на поверхности воды; в озере, тем более обширном, дело обстоит сложнее - тут не будет никаких ориентиров, указывающих на добычливое место, хотя в некоторых водоемах (например, на Вологод чине) каменистые гряды из глубин подходят к самому берегу, так что их можно обнаружить ногами, идя по мелководью, или даже выползают на землю, образуя иногда значительные скопления обросших густым низкорослым мхом и лишайником глыб. В противном случае следует прибегнуть к опросу какого-нибудь местного словоохотливого мужичка, применив в разговоре весь дипломатический и нравственный такт: сначала, угостив куревом, побеседовать о небывалой нынешним летом засушливой погоде или, наоборот, об обложных дождях, которым конца не видно, о видах на урожай, потом - о других житейских делах, похвалить природу края и уж только затем можно подойти к интересующей вас теме. Получив исчерпывающую информацию,