м со мной на теплую траву. В этот момент из лагеря донеслись громкие крики, кошка вздрогнула, через плечо посмотрела в сторону лагеря и стремительным прыжком скрылась в кустах. Я быстро оделся и подбежал к тому месту в кустарнике, где только что исчез зверь; но я не мог обнаружить никаких следов его пребывания. В неподвижном теплом воздухе чувствовался острый едкий запах, в одном месте я обнаружил на мягкой земле легкий след лапы зверя. Проклиная в равной мере себя, носильщиков, сервала, я вернулся в лагерь, где узнал причину неожиданных криков, спугнувших сервала. Одна из стенок кухни упала, и все собрались вокруг нее, громко крича и споря, в то время как повар, весь усыпанный сухой травой, раздраженно прыгал вокруг кухни. Я отозвал Тэйлора в сторону, подальше от более робких членов нашей экспедиции, и рассказал ему о своей встрече. -- Это был тигр, сэр? -- спросил он. Тигром на жаргоне называют леопарда -- характерный пример широко распространенного в Камеруне неправильного наименования зверей. -- Нет, что был не тигр; он намного меньше тигра, с маленькими пятнами на шкуре. -- А, тогда я знаю этого зверя, -- сказал Тэйлор. -- Как нам его поймать? Если я видел одного, здесь, наверно, есть и другие, правда? -- Да, сэр, -- согласился он, --но нам нужны собаки. Я знаю охотника около Бакебе, у которого есть хорошие собаки. Сообщить ему, чтобы он пришел сюда? -- Хорошо, пригласи его к завтрашнему утру, если он сумеет прийти. Тэйлор пошел выполнять мое поручение, а я решил выяснить, что осталось от обеда после случившейся на кухне катастрофы. После обеда я снова отправился в лес один. Гребень Нда-Али все время находился слева от меня, так что я не рисковал заблудиться. Я шел без определенной цели, не торопясь, часто останавливался, рассматривая деревья и окружавшие меня кусты. Я следил за крупным одиноким муравьем, пробиравшимся по упавшему листу, когда близко от меня послышался шелест листвы на дереве, сопровождаемый громким "чак! чак!". Одна из ветвей немного склонилась, и по ней, развевая пушистыми хвостами, пробежали две маленькие белки. Я с радостью установил, что это крайне редко встречающиеся черноухие белки, которых я еще не видел в лесу. В бинокль я определил, что это были самец и самка, совершавшие увеселительную прогулку по лесу. Самка оторвалась от ветки и перескочила на другую, пролетев около десяти футов по воздуху, самец последовал за ней, повторив свой пронзительный крик: "Чак!.. чак!.." Осторожно подкрался я ближе к дереву, пытаясь лучше рассмотреть белок, которые в это время начали играть в прятки вокруг ствола. Это были очаровательные маленькие зверьки; узкая черная полоска вокруг ушей отчетливо выделялась на оранжево-рыжей голове, верхняя часть тела пестрела зеленым отливом, по бокам виднелся ряд маленьких белых пятнышек, грудь и живот были желтовато-оранжевого цвета. Больше всего у белок мне понравились хвосты. Сверху они были слабо окрашены черным и белым цветом, но снизу отливали яркой оранжево-красной окраской. Пока белки мчались по веткам, хвосты их были приподняты кверху, но при каждой остановке они выгибались над спиной и кончик хвоста касался носа. Остановившись, белки некоторое время сидели, быстро вращая хвостами, яркая окраска которых создавала полное впечатление мигающей на сквозняке свечи. С полчаса наблюдал я за прыжками белок на дереве, редко приходилось мне быть свидетелем такой трогательной игры двух животных. Медленно переходили они с дерева на дерево, я осторожно следовал за ними, не отрывая бинокля от глаз. Внезапно, к великому моему огорчению, я наступил на сухую ветку, которая громко хрустнула: белки замерли, самец снова закричал, но это был уже не мягкий ласковый звук, а резкий предостерегающий возглас. В следующую минуту они скрылись, и только легкое движение ветвей указывало, что здесь совсем недавно находились живые существа. Я был очень доволен своим первым днем пребывания на новом месте: в течение нескольких часов я увидел сервала и двух редких белок -- для начала более чем достаточно. Я предположил, что животные в этих горах редко видели людей и поэтому гораздо смелее, чем на низменности. Сказывалось и то, что здесь не было сплошного лесного массива, многочисленные поляны и скалы давали больше возможностей находить зверей и приближаться к ним. Пока я был занят этими мыслями, лесная тишина вдруг была нарушена душераздирающим криком, за которым последовали взрывы сумасшедшего, леденящего душу хохота. Прокатившись между деревьями и отразившись многочисленным эхо, хохот перешел в тяжелые, протяжные стоны и постепенно затих. Я стоял неподвижно, чувствуя, как от страха волосы на голове встают у меня дыбом. Мне приходилось в различное время и в различных условиях слышать ужасные крики и звуки, но по одновременной их концентрации только что услышанное не имело себе равного в прошлом. Такими, вероятно, должны быть во много раз усиленные крики жертв самых страшных пыток в тюремных застенках. После нескольких минут наступившей тишины я набрался мужества и медленно пошел по направлению услышанных криков. Вскоре, на значительно большем расстоянии, снова повышались взрывы дикого смеха, прерываемые пронзительными криками. Я понял, что не смогу догнать убегающих крикунов, кем бы они ни были. И тут я вдруг догадался, каково происхождение этих звуков: я слушал вечернюю серенаду стада шимпанзе. Иногда я слышал смех и крики шимпанзе, находившихся в заточении, но концерт целой группы этих обезьян, многократно усиленный и отраженный лесным эхо, был для меня новинкой. Я готов предложить пари каждому желающему, даже имевшему уже дело с шимпанзе, что он не сможет прослушать вечернюю песню стада этих обезьян, не испытав при этом чувства страха. После нескольких дней нашего пребывания на Нда-Али я немного изучил привычки шимпанзе. Рано утром они обычно кричали и смеялись высоко в горах между крутыми скалами. К полудню спускались ниже, в чащу густого леса, где можно укрыться от палящих солнечных лучей; в это время они бывали очень молчаливы. Вечером обезьяны спускались к большой горной террасе, на которой расположился наш лагерь, и устраивали продолжительный, действовавший на нервы концерт. С наступлением темноты шимпанзе умолкали, лишь изредка раздавалось случайное взвизгивание какой-нибудь одной обезьяны. Шимпанзе неукоснительно соблюдали распорядок дня, и в зависимости от того, из какого места доносились их крики, можно было безошибочно определять время. Вернувшись в лагерь, я увидел, что птицелов успел поймать двух птиц. Первая из них, лесная малиновка, мало меня заинтересовала, так как у Джона было уже несколько представителей этого вида. Вторая, желтовато-серая маленькая пичужка с крапчатой грудкой почти ничем не отличалась от обыкновенного английского дрозда. Она была настолько неинтересна, что у меня появилось желание отпустить ее на волю; после недолгих размышлений я решил на всякий случай отправить обеих птиц к Джону. Один из носильщиков отправился в Бакебе с наказом рано утром вернуться обратно в лагерь. На следующее утро он принес мне записку от Джона. Я узнал, что невзрачная маленькая птичка оказалась крайне редко встречающимся земляным дроздом, который существенно дополнял коллекцию ранее пойманных птиц. Джон умолял меня поймать как можно больше представителей этого редкого вида дроздов. Поняв, что я чуть не выпустил уникальную птичку, известную ученым под названием Geokichla camerunensis, я почувствовал, как у меня на лбу выступили капельки пота. Поспешно вызвав к себе птицелова, я сообщил ему, что за каждого пойманного земляного дрозда он будет получать дополнительную плату. -- Вы имеете в виду птицу с красными перьями спереди?-- спросил он. -- Нет, я имею в виду птичку с пятнышками на груди. -- Но вы мне вчера сказали, что такая птица вам больше не нужна, -- с полным знанием дела напомнил мне птицелов. -- Да, я знаю. Но сейчас я хочу иметь много таких птиц. -- Хорошо, сэр, -- уныло ответил юноша и отошел, поражаясь, очевидно, странному ходу мышления у белых людей. Во время завтрака появился Тэйлор, сопровождаемый коренастым молодым парнем с худощавым выразительным лицом и пристальным взглядом светло-карих глаз. За ним по пятам следовали четыре разномастные долговязые лохматые собаки, подозрительно озирающиеся по сторонам. -- Это охотник, сэр, -- объяснил Тэйлор, -- он привел своих собак. Поздоровавшись с охотником, я спросил, как он охотится с собаками. Вместо ответа он раскрыл висевшую за спиной сумку, достал оттуда четыре маленьких деревянных бубенчика и повесил их на шею собакам. При каждом движении собак раздавались мелодичные громкие звуки. Лишь после этого охотник ответил на мой вопрос: -- Собака находит след зверя и бежит по следу. В лесу мы плохо видим, но слышим звуки бубенчиков, идем за собакой и находим зверя. Я решил, что такая охота должна быть очень долгой и утомительной, но один раз все же стоило испытать этот способ. -- Хорошо, сейчас пойдем в лес на охоту. В лес отправились большой компанией. Кроме меня, Тейлора и охотника с нами шли трое слуг с мешками и сетями. Собаки бежали впереди, громко фыркая и принюхиваясь. Первый час не принес никаких происшествий. Иногда собаки находили что-либо съедобное, и между ними завязывалась шумная борьба. По окончании ее движение продолжалось в том же порядке. Я начал уже ругать про себя Тэйлора за его глупую затею, как вдруг самая маленькая собака опустила морду к земле, несколько раз возбужденно тявкнула и опрометью бросилась в густые зароди кустарника. Вся свора с громким лаем бросилась за ней и исчезла в кустах. С ободряющими криками охотник кинулся в самую гущу лиан и колючек. Тэйлор и вся свита последовала за ним. Мне оставалось только догонять их. Проклиная собак, вздумавших найти след в таком неподходящем месте, я пробирался по зарослям, спотыкаясь и непрерывно натыкаясь на колючки и ветки. Вскоре я догнал моих спутников, легко и свободно бежавших между деревьями и кустами. Бубенчики впереди нас звенели не переставая, изредка слышалось короткое тявканье собак. Мне казалось, что мы бежали несколько часов подряд. Когда охотник наконец остановился, не слышно было ни лая собак, ни звона бубенчиков. Весь мокрый от пота, я задыхался и с трудом заглатывал воздух. Охотник несколько раз пронзительно крикнул, но ответа не последовало: мы потеряли собак. Я лежал на земле, радуясь неожиданной передышке, с трудом приходил в себя и удивлялся, как мое сердце выдержало такой темп бега. Охотник и Тэйлор скрылись в лесу, вскоре их громкие крики заставили нас подняться. Подойдя к ним, мы услышали вдалеке слабый звон бубенчиков. С каждой минутой звон этот становился громче, скоро послышался и заливистый лай собак. Теперь мы бежали под гору, земля была покрыта крупными камнями и павшими деревьями, что очень затрудняло нам путь. Выбежав на маленькую поляну, я обнаружил удивительную картину: собаки собрались у подножия небольшой, заросшей мохом и бегонией, скалы высотой около тридцати футов; лая и рыча, они высоко подпрыгивали, стремясь дотянуться до выступа на расстоянии десяти футов от земли. На этом выступе, размахивая хвостом и громко шипя, лежал огромный варан. Меньше всего ожидал я встретить варана в горах, так как находился под впечатлением, что эти крупные ящеры живут только возле больших рек. Но я не ошибся, это действительно был варан. Хвост его достигал пяти футов длины, огромное тело опиралось на короткие лапы, длинный чешуйчатый хвост изготовился для удара; дыхание со свистом вырывалось из пасти, длинный тонкий раздвоенный язык быстро высовывался изо рта и с такой же быстротой прятался обратно. Варан, очевидно, укрылся на скале от преследовавших его собак. Над выступом скала нависала отвесно, и подняться выше он уже не мог. Собаки громко и возбужденно лаяли, высоко подпрыгивая, они пытались вскочить на выступ. Охотник отозвал их и привязал к деревцу, которое гнулось и трещало при попытках собак вырваться на свободу. Затем мы растянули самую крепкую из имевшихся у нас сетей, прикрепили к двум палкам и, разбежавшись, набросили сеть на выступ с ящером. Варан бросился навстречу, размахивая хвостом и широко разинув рот, запутался в сети и свалился вместе с ней на землю. Мы подбежали к нему, соблюдая известную осторожность, так как варан имел еще возможность при случае ударить хвостом или укусить кого-нибудь из нас. С трудом вытащили мы его из сети, завернули в мешки, перевязали веревками и подвесили между двумя палками. Черная жесткая шкура варана была беспорядочно усыпана небольшими золотистыми пятнами; он свирепо смотрел на нас и громко фыркал. Крепким, изогнутым когтям ящера могла бы позавидовать любая хищная птица. Торжественно доставив в лагерь пленника, мы начали немедленно строить клетку для переноса ящера в Бакебе. На следующее утро, взволнованные и ободренные вчерашним успехом, мы отправились на охоту спозаранку, и собаки быстро напали на свежий след. Около мили бежали мы за собаками, а затем, как и накануне, свора бесследно исчезла в глубине леса. Долгое время бродили мы по лесу, пытаясь услышать лай собак или звук бубенцов. Охотник вдруг склонил голову набок, я тоже прислушался и различил отдаленный шум водопада. -- Они у воды, -- сказал охотник, -- поэтому мы их и не слышим. Мы побежали на шум, который становился все громче, и скоро вышли к каменистым берегам бурного пенистого ручья. Впереди виднелся водопад, сверкающая стена воды, льющейся с высоты пятидесяти футов на груду крупных гладких камней, покрытых густым слоем зеленого моха и сочной растительности. Кругом искрились водяные брызги, над гребнем водопада висела маленькая, расплывшаяся радуга, переливавшаяся и мерцавшая от непрерывного движения воды. К шуму падающей воды теперь уже явственно присоединился звон бубенцов; между двумя скалами, у края кустарников, мы увидели одну из собак, захлебывавшуюся от лая. Перепрыгивая с камня на камень, мы спустились к подножию водопада и побежали по скользким камням, торопясь узнать, за кем погнались собаки. В небольшой затененной расселине между камнями лежал второй варан; по сравнению с ним пойманный накануне выглядел карликом. Изогнувшись, как огромный, туго натянутый лук, он лежал совершенно неподвижно. Пасть его была открыта, и даже шум водопада не заглушал издаваемого им громкого свиста. Варан выбрал для защиты от собак наиболее подходящее место: с трех сторон его укрывали скалы, а нападение с фронта он готов был отражать когтями, хвостом и пастью. Собаки чувствовали опасность и держались на почтительном расстоянии. Только одна молодая и глупая самка с громким истерическим лаем наскакивала на ящера. Наш приход еще больше распалил ее, и она вцепилась зубами в рыхлую кожу на шее варана. Пресмыкающееся, сбив собаку с ног сильным ударом хвоста, втянуло в рот одно ухо собаки. Собака оказалась в тяжелом положении, так как не могла вырвать ухо из страшных тисков. Медленно и осторожно переступая толстыми лапами, варан поставил задние ноги одну за другой на тело злосчастного пса. Затем он сгорбился и резким движением задней ноги ударил собаку, сдирая и царапая ее шкуру своими заостренными когтями. Собака отчаянно взвизгнула и разжала зубы; к моему удивлению, огромный ящер также отпустил свою жертву. Когда собака уползала в сторону, варан вновь взмахнул хвостом и нанес собаке сильный удар, от которого та кубарем покатилась по земле, вся в крови и подтеках. С трудом выбравшись из скал, дрожащая, с жалобным воем, собака подползла к воде и начала облизывать страшные раны на спине. Варан остался невредим, если не считать царапины на шее; он был готов в случае необходимости снова включиться в борьбу. Оставив Тэйлора наблюдать за ящером, мы с охотником привязали собак к деревьям, и я промыл раны пострадавшей самке. Вдоль ее спины, словно прорезанные большим тупым ножом, проходили семь рваных борозд. Я еще занимался с пострадавшей собакой, когда послышался громкий крик Тэйлора, и мы снова побежали к скале. Оказалось, что варан продвинулся на несколько ярдов вперед, но, заметив наше приближение, вернулся в свое укрытие. Несколько раз пытались мы накинуть на него сеть, но она каждый раз цеплялась за одну из скал. Оставался единственный выход -- подняться на скалу и сверху надеть на голову ящера петлю. Поручив своим помощникам набросить на варана сеть, как только я накину на него петлю, я осторожно пополз по скале, стремясь занять позицию над вараном. Движение по влажному моху, который легко отделялся от поверхности скалы, требовало от меня большого напряжения. Наконец я добрался до маленького уступа над самым ящером; присев на корточки, я завязал скользящий узел на конце тонкой и длинной веревки. Затем подвел узел к голове пресмыкающегося, лежавшего в шести футах ниже меня. В охватившем меня возбуждении я забыл закрепить свободный конец веревки, к тому же я еще имел глупость встать коленями на свернутый в кольцо конец веревки, что значительно облегчало мне возможность свалиться вниз. Осторожно подведя петлю, я надел ее на голову варана и начал натягивать веревку, испытывая большую гордость от сознания успешно выполненной работы. Почувствовав на шее петлю, варан рванулся вперед, веревка выскользнула из моих рук, свернутый в кольцо конец веревки выскочил из-под моих колен, и, потеряв равновесие, я покатился вниз по скале с видом, отнюдь не преисполненным собственного достоинства. В короткое мгновение перед тем, как я с шумом свалился в убежище варана, у меня мелькнуло пожелание, чтобы ящер, напуганный моим падением, бросился в уготованные ему сети. Схватка варана с собакой, свидетелем которой я только что был, не внушала мне особой бодрости при мысли о возможности близкого соприкосновения с этим чудовищем. К моему счастью, ящер действительно испугался, бросился вперед и запутался в сетях всеми четырьмя лапами. Тэйлор и охотник подскочили к нему и накинули сети на хвост и заднюю часть тела варана, совершенно сковав его движения. Когда ящер был крепко увязан, я осмотрел следы укуса на шее варана; оказалось, что зубы собаки лишь слегка прокусили кожу. Оба варана прежде всего благодаря своим размерам явились ценным пополнением моей коллекции пойманных животных. В Бакебе у меня уже было несколько молодых ящеров, но они и в сравнение не шли с пойманными гигантами. У стройных и изящных молодых варанов зеленовато-черная кожа покрыта беспорядочно разбросанными яркими золотисто-желтыми пятнами. С возрастом кожа темнеет, становится грязно-черной, желтые пятна бледнеют и почти совершенно исчезают. Вараны легко переносят неволю и очень неприхотливы к пище, охотно поедая всевозможных дохлых животных и птиц. В особенности любят вараны яйца, при помощи этих деликатесов мне удалось их быстро приручить, они позволяли мне гладить рукой их жесткие спины и даже вытаскивать засохшие и отмершие частицы кожи. Когда мы вернулись в лагерь, я узнал, что поймано множество птиц, среди которых, к большой моей радости, оказалось два земляных дрозда. Несмотря на поздний час, я решил немедленно отправить птиц и варана в Бакебе, так как мне хотелось обрадовать Джона новой удачей. Носильщики ворчали и жаловались, не желая идти в темноте по нижним склонам горы, где, по их словам, водились огромные свирепые леопарды и коварные злые духи. Для устранения всех этих опасностей пришлось снабдить их дополнительным количеством фонарей. Пользуясь последними минутами перед наступлением темноты, я отошел на полмили от лагеря и вскоре оказался у края высокой, до ста футов, скалы. Верхушки росших внизу деревьев находились на уровне скалы, ветви их соприкасались с растительностью на ее поверхности. Осторожно пробравшись между изогнутыми корнями и густыми зарослями низкого кустарника к краю обрыва, я занял превосходный наблюдательный пункт: находясь на уровне плотной шапки листьев на вершинах огромных деревьев, я словно оказался перенесенным в верхний ярус тропического леса. Я спрятался за большим кустом, вытащил бинокль и принялся тщательно рассматривать деревья в поисках живых существ. Долгое время все было тихо. Где-то далеко внизу раздавались еле слышные крики птиц-носорогов. Затем откуда-то сзади донесся неясный шелест, за которым последовал громкий шум падения чего-то тяжелого на ветки кустов, под которыми я лежал. Я замер и напряженно стал прислушиваться. Несколько секунд не слышно было никаких звуков, а потом над самой моей головой раздались громкие протяжные крики: "Оиинк... Оиинк..." Рядом со мной находилось стадо мона-гвенонов. В течение следующего получаса я имел редкую возможность на близком расстоянии наблюдать за поведением обезьян на воле. Обезьяна, кричавшая над моей головой, была, очевидно, вожаком. Это был очень крупный самец. Осмотрев лес и не обнаружив ничего угрожающего, он прокричал успокоительное "все в порядке!" остальным своим сородичам. Оттолкнувшись от куста, он пролетел над краем пропасти, раскинув руки и ноги, и опустился на верхушке дерева прямо напротив того места, где я лежал. На мгновение он исчез в листве, а затем я увидел его шествующим по ветке. Достигнув удобной развилки, он уселся, внимательно осмотрелся по сторонам и издал несколько громких протяжно ворчливых криков. Немедленно вслед за этим кусты надо мной затряслись и затрещали; обезьяны опускались на них и в тот же миг, оттолкнувшись, продолжали путь к вершинам деревьев, где их ожидал старый вожак. Движение стада проходило очень организованно; в тот момент, когда обезьяна перелетала край скалы, другая появлялась на моем кусте. Я насчитал до тридцати взрослых обезьян; к животам многих самок прицепились крошечные детеныши. Когда самки прыгали вниз, малютки то ли от восторга, то ли от страха пронзительно взвизгивали. Когда все стадо собралось внизу, обезьяны начали поедать маленькие черные плоды на ветках деревьев. Гвеноны бегали по веткам, срывали плоды, засовывали их в рот, постоянно оборачиваясь и нервно оглядываясь по сторонам, что характерно, впрочем, для всех обезьян. Более крупные детеныши перестали держаться за мех своих матерей и с жалобными криками бегали теперь за ними по деревьям. Взрослые изредка обменивались хриплыми звуками, словно ведя ленивую, медлительную беседу. Я не заметил ни одной ссоры или драки; иногда более крупная обезьяна вырывала у другой какой-либо особенно привлекательный плод, но, кроме возмущенного ворчания со стороны потерпевшей, ничто не нарушало мирную трапезу всей компании. Вскоре послышалось хлопанье крыльев и протяжные громкие крики. Двое птиц-носорогов прилетели из расположенного ниже леса и с характерным для них пьяно-беззаботным видом опустились на ветви деревьев около стада обезьян. Усевшись поудобнее, они стали восхищенно разглядывать гвенонов из-под нависающих над головами больших разбухших гребней, похожих на продолговатые надувные детские шары. Затем они неуклюже запрыгали по веткам, осторожно ударяя кончиком клюва по черным плодам. После очередного удара они откидывали голову и заглатывали пищу. При каждом глотке птицы приседали и лукаво поглядывали на обезьян большими, часто моргающими темными глазами. Обезьяны продолжали ужин, не обращая ни малейшего внимания на этих клоунов с профилем Сирано де Бержерака. Птицы-носороги сопровождают в Камеруне обезьян с таким же постоянством, с каким стервятники сопровождают львов. Где бы ни находилось стадо обезьян, рано или поздно к нему присоединяются птицы-носороги, выдавая присутствие обезьян криками и хлопаньем крыльев, слышными на расстоянии не менее мили. Надо полагать, что обезьяны ненавидят своих навязчивых спутников, но волей-неволей вынуждены сносить их присутствие. Через некоторое время птицы-носороги с шумом покинули деревья. Вскоре и вожак обезьян подал команду собираться в путь, издав несколько громких гортанных звуков. Самки прижали детенышей к груди; одна за другой обезьяны длинными прыжками начали спускаться в находившуюся внизу листву и скоро исчезли в сплошном океане листьев. Еще несколько минут я слышал шум движения обезьян по лесу, громкий шелест раздвигаемых листьев, немного напоминающий шум прибоя на каменистом берегу моря. Когда последние звуки умолкли, я поднялся из своего укрытия, окоченевший и схваченный судорогами от долгого пребывания в неподвижном состоянии, стряхнул с себя приставшие веточки и набежавших муравьев и медленно побрел по потемневшему в вечерних сумерках лесу к нашему лагерю. ГЛАВА XI Злые духи за работой В последующие два дня охота с собаками дала прекрасные результаты. В первый день мы поймали молодого варана и взрослого дукера. Но особенно удачным оказался второй день. Начало его, правда, не предвещало ничего хорошего, в течение нескольких часов мы гонялись по горной местности за собаками, которые все время находили новые следы и каждый раз их теряли. Наконец мы решили немного отдохнуть. Измученные, запыхавшиеся, мокрые от пота, мы присели на груду больших камней; наши неустрашимые собаки растянулись на земле, часто и тяжело дыша. После короткой передышки одна из собак встала и лениво направилась в близлежащие кусты; мы слышали ее громкое фырканье и звон бубенчиков. Неожиданно раздались дикий вой и громкий треск кустов; вся свора вскочила и с заливистым лаем бросилась вслед за первой собакой. Мы быстро собрались, отбросили недокуренные папиросы и побежали за собаками. Сначала путь наш шел вниз по склону горы, и мы легко мчались, перепрыгивая через камни и корни деревьев. В одном месте низко над тропинкой нависала тонкая ветка молодого деревца; вместо того, чтобы, пригнувшись, проскочить под ней, как это сделали другие, я оттолкнул ее рукой. Мгновенно перед моими глазами появился рой черных точек, и я почувствовал на шее и лице острую мучительную боль. На ветке, за которую я так беззаботно схватился, висело гнездо маленьких лесных ос величиной с яблоко, спрятавшееся под густой листвой. Рассерженные обитатели гнезда не замедлили атаковать нарушителя их спокойствия. Пока я бежал дальше, потирая ужаленные места, мне пришло в голову, что охотники разглядели гнездо и предусмотрительно не задели ветку; по-видимому, они считали, что и я сделаю то же самое. С тех пор я стал точно повторять все их действия. Лицо мое пылало, я мучительно страдал от боли. Эта гонка оказалась наиболее продолжительной. После часа почти непрерывного бега я был настолько измучен, что результат нашей охоты был уже мне совершенно безразличен. Наконец мы догнали собак, которые собрались у основания большого пустотелого ствола упавшего дерева. Вид зверька, который съежился в дупле и фыркал на собак, немедленно возродил мой интерес к охоте: зверек был величиной с английскую лисицу, с крупной, похожей на медвежью мордой и небольшими круглыми ушами. Длинное мускулистое тело, голова и хвост были светлого кремового цвета. Небольшие тонкие лапы имели шоколадно-коричневую окраску. Это был черноногий мангуст, вероятно, наиболее редко встречающийся в Западной Африке представитель семейства мангустов. При нашем появлении зверек окинул нас презрительным взглядом и скрылся в глубине ствола. Собаки расхрабрились и подбежали к входу, но ни одна из них не проявила желания забраться в самое дупло. Охотники обратили внимание на мой вид: лицо и шея у меня распухли, один глаз заплыл и издали создавалось впечатление, что я кому-то игриво подмигиваю. Пока они стояли вокруг меня, выражая свое соболезнование стонами, щелканьем пальцев и скорбными восклицаниями, Тэйлор сбегал к ближайшему ручью и принес немного холодной воды. Прохладный компресс значительно уменьшил боль, и мы принялись доставать мангуста из его убежища. К счастью, дерево оказалось очень старым, его легко можно было резать и пилить. Выход из ствола закрыли сетями, около вершины пробили небольшое отверстие, положили в него сырые ветки и подожгли их. Вооружившись пучком веток, Тэйлор стал размахивать им около отверстия, загоняя дым в глубь ствола. Мы подбрасывали в огонь новые охапки листьев, густой едкий дым все дальше проникал внутрь дерева, откуда стал доноситься сердитый кашель мангуста. Не выдержав, зверек выскочил из дупла, окруженный клубами дыма, подобно маленькому белому ядру, вылетающему из жерла большой пушки. Потребовалось много времени, прежде чем нам удалось его распутать и поместить в плотный мешок. Усталые, но довольные направились мы к лагерю. В охватившей меня радости я даже забыл о боли от укусов ос. На следующий день я проснулся совсем разбитым: голова болела, лицо распухло, и я еле смотрел маленькими слезящимися щелочками глаз. К довершению всех бед и погода выдалась на редкость неудачной. Все было покрыто туманом, даже кухня, находившаяся в нескольких шагах от моей палатки, исчезла в белой пелене. Пока я мрачно дожевывал свой завтрак, из тумана вынырнул Пайос в сопровождении невысокого хмурого человека с большой корзиной на голове. -- Этот человек принес зверя, сэр, -- сказал Пайос, удивленно посмотрев на мое распухшее лицо. Незнакомец поклонился и обнажил в вкрадчивой улыбке ряд желтых разрушенных зубов. Он не понравился мне с первого взгляда, и я невзлюбил его еще больше, когда, открыв корзину, нашел в ней обыкновенную крысу с обломанным хвостом. Высказав продавцу свое мнение о принесенном им товаре, я вернулся к завтраку. Пайос и охотник несколько минут шептались о чем-то, охотник при этом украдкой враждебно поглядывал на меня, затем Пайос снова подошел ко мне. -- Простите меня, сэр, этот человек пришел из Финешанга, и у него есть для вас новости. Охотник вышел вперед, кланяясь, улыбаясь и потирая морщинистые руки. Жалобным голосом он проговорил: -- Маса, жители Финешанга очень недовольны тем, что вы сюда пришли. -- Как?! -- Вчера они натравили на вас злых духов ю-ю. -- Что? -- вскрикнул Пайос и хлопнул охотника по голове, надвинув ему на глаза грязный головной убор. -- Каких духов натравили они на господина? -- О, ничего особенного, -- поспешно ответил охотник, -- просто маса больше не поймает здесь никаких животных, ему не будет сопутствовать удача, пойдут сильные дожди, и маса должен будет вернуться домой. -- Иди и скажи жителям Финешанга, что я не боюсь ю-ю -- сердито ответил я. -- Я останусь здесь столько времени, сколько захочу. И если я увижу здесь какого-нибудь жителя Финешанга, я возьму самое большое ружье и буду стрелять, слышишь? -- Слышу, сэр. -- Охотник испуганно съежился. -- Почему маса кричит на меня, я не виноват, что жители Финешанга так решили. -- Хорошо. А теперь быстро отправляйся в Финешанг. Незнакомец поспешно скрылся в тумане. Пайос с нескрываемым беспокойством смотрел ему вслед. -- Хотите, я отколочу его, сэр? -- неожиданно обратился он ко мне. -- Нет, оставь его в покое. -- Мне не нравится эта история со злыми духами, сэр. -- Только никому ничего не говори, я не хочу, чтобы в лагере распространились глупые слухи. Впервые в жизни на меня натравили злых духов, и меня интересовало, что из этого получится. Я не считаю ю-ю просто выдумкой и ерундой, злые духи в Африке -- вполне реальная грозная сила; я знаю множество случаев, объяснить которые, не примешивая сюда злых духов, очень трудно. Простейшим и наиболее распространенным фактором влияния ю-ю является то, что жертва всегда знает о преследовании ее злыми духами, это решает половину дела. "Доброжелатель" приходит к какому-нибудь человеку и по секрету ему сообщает, что ю-ю разгневались на него и готовят ему страшную кару. И несчастный уже чувствует себя обреченным. Постепенно многочисленные "доброжелатели" (роль их в в Африке мало отличается от роли их коллег в Европе) раскрывают перед злополучной жертвой всю глубину замысла ю-ю: выясняется, что преследуемый злыми духами обязательно заболеет и умрет. Если убедить человека в безграничном могуществе злых духов и неотвратимости их заговора, он действительно заболевает и умирает. Навестивший меня охотник был одним из "доброжелателей"; теперь, когда я был извещен о замысле ю-ю, местные жители с любопытством ожидали исхода моей борьбы со злыми духами. Самое забавное во всем этом то, что ю-ю действительно провели большую подготовительную работу: какая часть постигших меня неприятностей связана с собственной моей неосторожностью, а какая вызвана неблагоприятным стечением обстоятельств, сказать трудно. К полудню следующего дня опухоль на лице у меня исчезла. Тэйлор, я и еще четыре человека направились к подножию большой скалы в нескольких милях от лагеря, где были обнаружены какие-то пещеры. Мы собирались наловить там летучих мышей и посмотреть заодно, не встретятся ли нам и более интересные животные. Настроение Нда-Али улучшилось, солнце заливало все открытые места, легкий ветерок несколько смягчал палящий зной. Я совершенно забыл о ю-ю, по крайней мере, так мне тогда казалось. Чтобы подойти к пещерам, соединенным между собой узкими извилистыми проходами, нужно было спуститься футов на сорок в глубокое ущелье. Скоро мы поняли, что захваченные из лагеря веревки слишком коротки. Пришлось нарезать длинные куски тонких упругих лиан. которые в огромном количестве встречаются в лесах. Связав между собой лианы, мы легко спустились по этой импровизированной веревке в ущелье. Там мы разделились, каждый получил для осмотра по небольшому участку скалы. В пещерах было много летучих мышей, от крошечных и изящных насекомоядных до крупных тяжелых плотоядных; в течение двух часов кружили они над нашими головами, но нам не удалось поймать ни одной из них. Блуждая в подземном лабиринте, я наткнулся на Тейлора, который, остановившись, пристально вглядывался в груду камней в углу пещеры. Взволнованным шепотом он мне сообщил, что только что видел какую-то странную тень на этой груде камней почти под самым потолком. Пока мы вполголоса обсуждали план действия, к нам присоединился еще один спутник. Мы навели свои фонари на груду камней и начали ее осматривать; осмотр не дал результатов. -- Ты уверен, что там кто-то двигался, Тэйлор? -- Да, сэр, уверен. Вот там, на вершине. Мы снова посмотрели в указанном направлении и вздрогнули. Над камнями появился неясный черный силуэт, раздалось громкое рычание. -- Тигр, сэр, -- сказал Тэйлор. Я склонен был с ним согласиться, так как силуэт был достаточно велик. Услышав этот краткий разговор, наш спутник опрометью бросился к выходу, предоставив нам возможность бороться с хищником вдвоем. -- Глупый человек, -- презрительно проронил Тэйлор, но мне показалось, что его рука, державшая фонарь, дрожала. Я не знал, что делать: если леопард приблизится к нам, мы все равно не сможем стрелять, так как от выстрела обрушится вся крыша пещеры. Я предпочитал иметь дело с живым леопардом, чем оказаться мертвым... или живым под многими тоннами камней. Между тем черный силуэт, показавшись несколько раз из-за камней и издав несколько неясных звуков, исчез в полутьме. Мы слышали теперь только слабый стук камней. В мрачной и темной пещере трудно было угадать, где мог вновь появиться зверь, поэтому я собирался предложить Тэйлору покинуть пещеру. В эту минуту из-за груды камней показалась голова, взглянула в мою сторону и произнесла: -- Маса, я поймал зверя. Это был самый маленький и самый бесполезный наш спутник Або; преследуя летучую мышь, он забрался на груду камней. Лежа на животе, он полз по камням. Колыхавшийся силуэт, который мы видели, оказался вовсе не леопардом, а извивавшимся между камнями человеком, который от непривычной работы громко ворчал при каждом движении. Неожиданная развязка опасного приключения вызвала у меня и Тэйлора приступ неудержимого смеха. Тэйлор, пошатываясь, со слезами на глазах бегал по пещере и задыхаясь выкрикивал: -- Ха, ха, ха!.. Або, маса чуть не застрелил тебя... Ха, ха, ха... Або, ты хороший тигр... Або спустился к нам и протянул мне маленького зверька. -- Кажется, он слегка ранен, сэр. Он немного ошибся, зверек был уже мертв. Пока мы оглядывались по сторонам и думали, каким способом поймать несколько летучих мышей, снаружи послышался зловещий грохот, который громким эхо отозвался в многочисленных пещерах и проходах. Когда мы добежали до ущелья, все вокруг было мрачно и темно. Над нами, в узком пространстве между крутыми скалами, нависли тяжелые грозовые тучи. Мы с максимально возможной быстротой выбрались из ущелья и начали укладывать в мешки все свое снаряжение. Внезапно послышался страшный удар грома, который словно потряс до основания окружавшие нас горы, тучи опустились к самым нашим головам, и на нас обрушились потоки ледяной воды. Не успели мы еще понять, в чем дело, как наши тонкие одежды стали совершенно мокрыми, от нестерпимого холода мы начали громко стучать зубами. Время от времени вспышки молний освещали местность вокруг нас, через несколько секунд после этого обрушивались страшные раскаты грома. Где-то в лесу, слева от нас, я слышал резкие протестующие крики недовольных погодой шимпанзе. Мои спутники подняли багаж, и мы двинулись по направлению к лагерю. Не прошли мы и пятидесяти футов, как я поскользнулся на мокром от дождя камне, упал и покатился вниз по склону, пока не ударился о ствол встретившегося на пути дерева. Я был весь исцарапан и растерзан, правая нога моя страшно болела. В первый момент я решил, что у меня перелом ноги, но затем выяснилось, что я только вывихнул себе лодыжку. Это тоже было достаточно плохо, так как я не мог ступить на поврежденную ногу. Я лежал под деревьями с поникшей, иссеченной дождем листвой, рядом дрожали от холода мои спутники, пытавшиеся как-то помочь мне. До лагеря было не меньше четырех миль, а лодыжка моя распухала на глазах. В дополнение ко всему низкая облачность ускорила наступление темноты. Было ясно, что мы больше не могли оставаться на месте. Я попросил Тэйлора срезать молодое деревцо, которое затем было приспособлено в качестве костыля. С помощью костыля, поддерживаемый с другой стороны Тэйлором, я тронулся в путь, превозмогая мучительную боль. Мы медленно двигались между мокрыми деревьями и вскоре добрались до более или менее ровного участка леса, где услышали плеск быстро текущей воды. Я удивился, так как единственной водной преградой, которую мы преодолевали утром по пути к пещерам, был маленький ручеек; он почти пересох, и вода в нем едва достигала наших лодыжек. Теперь же я слышал шум течения полноводной реки. Я обратился к Тэйлору за разъяснениями. -- Маленький ручей разлился, -- последовал ответ. В первый раз я видел собственными глазами, как быстро маленький ручеек от дождевых вод превращается в бурную, полноводную речку. Знакомая мне узенькая мелкая струйка воды стала желтым пенистым потоком до пояса глубиной. В бушующих между камнями водах с огромной скоростью неслись вырванные корни, обломанные ветки, сорванные листья и цветы. Самое мелкое место мы обнаружили там, где воды ручья покидали сравнительно ровную поверхность лесной чащи и по крутой скале, с которой были смыты все следы растительности, обрушивались вниз. Мои спутники первыми начали переход через ручей. Когда они благополучно вышли на противоположный берег, я и Тэйлор пошли по тому же пути. Я осторожно прощупывал палкой дно, и мы медленно продвигались вперед. В середине ручья течение воды, сдавленное двумя большими камнями, было особенно сильным. Именно здесь маленький камешек, на который я поставил костыль, опрокинулся, костыль выскользн