ких татар, болгар, армян, греков, немецких колонистов -- всего выселили 225 тысяч. Руководителей ЕАК это не смутило. Они продолжали надеяться, что вот-вот последует приглашение заполнить образовавшийся вакуум евреями с Михоэлсом и его окружением во главе. Все в советской послевоенной реальности доказывало несбыточность этих ожиданий. В Крыму евреям, вернувшимся из эвакуации, отказывали в прописке, не давали работы. Власти смотрели сквозь пальцы на еврейские погромы -- Киев, Рубцовск. Супруга Молотова Жемчужина сказала Михоэлсу: обращаться к Жданову или Маленкову бесполезно; все зависит от Сталина, а он настроен против евреев. Руководители ЕАК все еще надеялись на чудо. Их политический кругозор был, извините за выражение, местечковый. -- Федор Пахомович, они были обречены и ничего не могли сделать. -- Что обречены, с этим трудно не согласиться... -- Вы хотите сказать, у них была возможность чего-то добиться? -- Прежде, чем ответить, я бы хотел бы выяснить вашу лояльность. -- Лояльность? -- оторопел я. -- Какую лояльность? -- Известно какую, по отношению к существующему в СССР режиму. Тон его оставался безразлично спокойным, объективным, как у доктора на обследовании. Я в растерянности молчал, в голове у меня проносились разнообразные предположения. Провокация? Втянуть в задушевный разговор, а потом ошарашить, как Порфирий Раскольникова? Эту возможность я тут же отверг. Педантичный Федор Пахомович меньше всего напоминал инквизитора. Если не то, то что?! Диссидент из МГБ? Неужели такое возможно в природе? Чтобы выиграть время, я спросил: Вы какой режим имеете в виду, при Сталине или нынешний? -- Он один и тот же, произошла только смена личностей. -- Тогда... Если принять без доказательства, что режим тот же, как при Сталине, со всеми вытекающими репрессиями, тогда... я не хочу быть ему верным, лояльным, -- я не собирался ничего такого говорить. -- Понятно. А вы что вы сделали, чтобы выразить это ваше отношение? -- Я в подаче, -- этот ответ вытекал из предыдущего и дался мне легко. -- Простите, в какой подаче? -- Заявление подал на выезд в Израиль. -- Вот оно что! По существу, вы сами ответили на свой вопрос про возможности Михоэлса и других. -- Не понимаю. -- Они могли перестать быть лояльными. -- Как? Не представляю, что это было возможно в тех условиях. -- Ошибаетесь, молодой человек, и я попробую вас разубедить. Но прежде, чем начинать сие предприятие нам потребуется чай, много чаю. Мы проследовали на кухню, где он поставил на огонь чайник, алюминиевый, начищенный. В ожидании, пока он закипит, мы присели на табуретки около маленького столика. Уже через минуту он встал и занялся очисткой спитого чая из большого фаянсового заварного чайника, гладко-белого, без украшений. Он его вымыл тщательно -- сначала холодной водой, потом кипятком из алюминиевого чайника, который к этому времени поспел. После этого из большой жестянки со слоном он засыпал столовую ложку с верхом листового чая, долил доверху кипятком и накрыл бабой, цветастой, как деревенское одеяло. Все это время мы молчали. Снова присев за маленький столик, он посмотрел на меня, впервые за все время этого процесса, занявшего добрых минут десять. Я к этому времени как-то успокоился, перестал думать о провокациях и вычислять варианты. -- Вы, Федор Пахомович, прямо мастер чайной церемонии. -- Лестно, но незаслуженно. Настоящая церемония -- это очень сложный театрализованный ритуал, в своем роде балет. Требуется особая посуда и приспособления. Например, после того, как чай настоится, его следует помешать специально метелочкой. Аз многогрешный ложку употребляю. В одном вы правы. Неторопливое, по правилам, приготовление чая помогает сосредоточиться, настраивает созерцательно. -- Еще успокаивает, задает правильный ритм, -- сказал я, хотя сам приготовлял чай по большей части на скорую руку и из пакетиков, если таковые имелись. -- Согласен. Чай, я думаю, уже настоялся. Сняв бабу, он помешал чай в чайнике ложкой, но не той, которой насыпал заварку, а другой, чайной. Отлил немного дымящейся жидкости в кружку и тут же вылил назад в чайник. Только после этого он наполнил наши кружки, и мы вернулись в столовую. Там мы присели за обеденный стол. -- Пусть чаек поостынет малость, чтобы языка не обжигал, а мы вернемся к разговору. У меня вот какая мысль. Прежде, чем обсуждать если бы да кабы конца сороковых годов, давайте сперва рассмотрим события. Так, мне кажется, будет способнее. -- Вам виднее, -- быстро согласился я. -- Не получив ответа на свой крымский проект и наблюдая нарастание преследований, руководство ЕАК металось в поисках выхода. Связи Михоэлса с еврейской научной интеллигенцией осуществлялись в основном через Захара Гринберга из Института мировой литературы. Осенью 1946 Гринберг привел к нему на Кропоткинскую 10 своего старого знакомого Исаака Гольдштейна из Института экономики. Михоэлс и Гольдштейн познакомились раньше во время официального сборища, на этот раз у них состоялся серьезный разговор. Обсуждалось знакомство Гольдштейна с Аллилуевыми, родственниками покойной жены Сталина. Глава 6: личный враг главы правительства -- Не может быть! -- вырвалось у меня. -- Михоэлс обсуждал подобные вещи в своем служебном кабинете? -- Это установленный факт. Вы правы: он должен был подумать насчет подслушивания, не говоря уже о том, что тема была скользкая, но так было. -- Уму непостижимо. На кой ляд ему потребовались эти сплетни? -- Председателя ЕАК не интересовали интимные подробности жизни Главы правительства. У него родилась идея добиться от Сталина более благосклонного отношения к нуждам евреев, действуя через его еврейского зятя Григория Морозова. В этой утопической операции Гольдштейну отводилась роль связного. Последствия оказались фатальными -- для самого Михоэлса и почти всех членов ЕАК, а также для множества других. Вы с семьей Аллилуевых знакомы? -- Честно говоря, не очень? -- Придется заняться семейными подробностями, как у Теккерея или Паустовского. Старый большевик Сергей Яковлевич Аллилуев работал в Закавказье, где познакомился со Сталиным, потом в Петербурге. В июльские дни 1917 г. в квартире Аллилуевых скрывались от Временного правительства Ленин и Зиновьев, а с августа 1917 г. жил Сталин, вскоре женившийся на младшей дочери Надежде. Клан Аллилуевых вошел в высшие слои новоявленной советской элиты. У каждого был кремлевский пропуск, чудодейственный сезам, открывавший все двери. Сталин взял под свое крыло старшего из аллилуевских детей Павла, поручив его заботам Ворошилова. Тот устроил сталинского свояка сначала в торгпредство в Берлине, потом комиссаром Бронетанкового управления РККА. Свояченица Анна во время гражданской войны служила в ЧК в Одессе, замуж вышла за Станислава Реденса, помощника Дзержинского. Реденс был руководителем Украинского ОГПУ во время коллективизации, когла от голода погибло несколько миллионов человек, в 1932 стал уполномоченным ОГПУ-НКВД по Москве и области. Из Аллилуевых Гольдштейн хорошо знал только Евгению Александровну, урожденную Земляницыну, с которой когда-то работал в берлинском торгпредстве. Дочь священника, она первым браком была замужем за дядей Светланы Павлом Аллилуевым, после его смерти в 1938 году быстро вышла за своего старого друга Николая Молочникова, вдовца с тремя детьми. Молочников в 30-х ездил в Америку стажироваться на заводах Форда, после войны работал в Гипромезе, был, кстати, сексотом МГБ. После разговора с Михоэлсом Гольдштейн стал иногда бывать у Евгении Аллилуевой. Сведений о том, что он познакомился со Светланой и Морозовым, нет. Была еще старшая сестра Надежды, Анна Сергеевна, выпустившая в 1946 году книгу воспоминаний. Как свойственники вождя, Аллилуевы всегда были под неустанным наблюдением органов, а во время описываемых событий еще и под подозрением. С 1938 года, когда Павел умер, а Реденс был репрессирован, Сталин больше Аллилуевых к себе не пускал, кремлевские пропуска у них отобрали. Им оставалось только сетовать на обрушившиеся их несчастья и сплетничать, о чем постоянно докладывали Сталину. Светлана продолжала общаться с тетками, особенно близка была она с Евгенией. Сталин позволил Светлане выйти за Морозова, даже поселил их в своей кремлевской квартире, в которой давно не жил, но с зятем ни разу не встретился. Светлана иногда ездила к нему на Ближнюю дачу. В мае 1947 года он вызвал ее к себе и распорядился немедленно разойтись с Морозовым, если не хочет, чтобы его приковали к тюремной тачке. -- Федор Пахомович, Светлана в своей книге написала, что они расстались по личным причинам. -- Книгу читал, но стою на своем. Слукавила Светлана Иосифовна. Может, не хотела добавлять черной краски к характеристике отца. Кстати, с Морозовым она развелась только в 1956 году. В ее книге вообще много неточностей. Но назад в 47-ой. 14 мая в "Правде" -- с опозданием почти на год -- появилась рецензия на воспоминания Анны Аллилуевой, неприкрытый разнос за то, что книга противоречит Краткому курсу. Статью подписал партийный философ Федосеев, но было ясно, что она инспирирована Сталиным. На самом деле никакой крамолы в мемуарах нет. Скорее всего, Сталину не понравилось, что там неоднократно упоминается его тогдашняя близость с семьей Аллилуевых. Это было только начало. 10 декабря арестовали Евгению Аллилуеву и ее мужа Молочникова. 16 декабря, на первом допросе Евгения упомянула, что к ней заходил Гольдштейн, интересовался Светланой и Морозовым. Тремя днями позже арестовали Гольдштейна -- по распоряжению Абакумова и без санкции прокурора. Следователь Сорокин получил от министра такую установку: в инстанции (имелся в виду лично Сталин) считают, что интерес Гольдштейна к личной жизни Главы Правительства продиктован иностранной разведкой. События понеслись галопом. Никаких материалов на Гольдштейна в МГБ не было, поэтому немедленно арестовали его жену. -- Не понял логики. -- Не будешь с нами сотрудничать, обрушимся на жену. Тем более, что следователи получили от Абакумова разрешение применять физические методы. -- Пытки? -- Можно и так сказать, обычно это были резиновые дубинки. Гольдштейн очень скоро дал нужные следствию показания. Первое, в президиуме ЕАК засели отъявленные еврейские националисты, извращающие национальную политику советского Правительства. Второе, Михоэлс проявил повышенный интерес к личной жизни Главы Правительства. Третье, эта информация добывалась по заказу американских евреев. Что и требовалось доказать. Абакумов немедленно примчался в Лефортово. "Выходит, Михоэлс -- сволочь?" "Да, сволочь," -- ответил еле живой от избиений Гольдштейн. "А Фефер?" Фефер был сексот МГБ. "Фефер нет". Выслушав доклад Абакумова, Сталин дал указание ликвидировать Михоэлса. Это было в первых числа января 48-го года. Следствие продолжалось, аресты следовали один за другим (Гринштейн, отец Григория Морозова, Анна Аллилуева, дочь Евгении Аллилуевой и множество других), однако от Михоэлса, ставшего личным врагом вождя, следовало избавиться при первой возможности. Случай представился 5 января, когда стало известно, что Михоэлс едет в Минск по командировке Комитета по Сталинским премиям. Сталин дал добро на проведение операции и утвердил ответственных: Сергей Иванович Огольцов, министр госбезопасности БелоруссииЛаврентий Фомич Цанава и начальник 2-го Главного управления МГБ (контрразведка) Федор Григорьевич Шубняков. Метод ликвидации -- наезд автомобилем на глухой улице, точнее, инсценировка такового. Глубокой конспирации ради решили принести в жертву спутника актера, театрального критика и осведомителя МГБ Голубова-Потапова (он, кстати, был еврей -- с двойной русской фамилией). Огольцов немедленно вылетел в Минск с бригадой чекистов, в составе которой были специалисты: полковник Лебедев и старший лейтенант Круглов (не путать с министром), которые имели в своем активе подобную операцию в Ульяновске. Все произошло по плану. 12 января в 10 вечера оперативники схватили Михоэлса с Голубовым на улице и доставили на дачу Цанавы на окраине Минска. Там им сделали инъекции яда, после чего трупы раздавили грузовиком. Через пару часов тела убитых были вывезены на Белорусскую улицу напротив стадиона "Динамо" и сброшены на снег. Расследование причин смерти вела бригада МВД из Москвы, получившая инструкцию подтвердить автомобильный инцидент и не копать глубоко, что и было исполнено. В их отчете есть фраза, показывающая, что они имели заранее определенную цель. Цитирую по памяти: нет никаких данных, что Михоэлс и Голубов погибли не от случайного наезда, а от каких-то других причин. Документ этот, разумеется, не попал в газеты. Актера похоронили за счет государства, чекисты получили ордена -- через несколько месяцев. Глава 7: свобода воли -- Федор Пахомович, неужели вы имели доступ ко всем этим материалам? -- Имел. В 53-ем, когда мы писали справку для Берии. -- Зачем ему понадобился такой взрывоопасный документ? -- Высокая политика. Берия послал справку партийной верхушке для иллюстрации, какой Сталин был плохой. -- Ничего себе! Сразу после смерти? -- 2 апреля. Понимаю ваше недоумение, но всего не объяснишь. Получится слишком долго. Вы лучше чай пейте. -- Федор Пахомович, это нечестно, вы меня затравили, а теперь бросаете историю на самом интересном месте. -- Ладно, что с вами поделаешь. Опять придется Сергея Ивановича на время оставить. В ситуации начала 48-го года не все ясно. Ликвидация Михоэлса осталась тайной даже для членов Политбюро. ЕАК распустили через 10 с лишним месяцев, а аресты его членов начались еще месяц спустя. -- Может, были международные соображения? -- Логично, но куда они девались поздней осенью? Повторяю, дело не совсем ясное. При проведении репрессий Сталин любил порядок -- чтобы все было документировано и одобрено. Решения принимал обычно он, но члены Политбюро и даже всего ЦК получали проект решения и должны были письменно выразить свое мнение, если не было пленума. Так поступали в 37-ом, так было с делом авиаторов. С Михоэлсом Сталин нарушил свои собственные правила. Члены ПБ не были информированы про ликвидацию -- ни до, ни после. Даже Берия. -- Как вы это объясняете? -- Никак. Нет у меня ответа. Я только знаю, что в последующие годы Сталин не раз вел себя не по-сталински, особенно по поводу ленинградского дела. А также по поводу дела врачей. -- С нами крестная сила! -- вырвалось у меня. -- Именно. Хотя подобного замечания я от вас не ждал. -- Потому что я еврей? -- Простите, я ничего оскорбительно в виду не имел. -- Дорогой Федор Пахомович, русский язык для меня родной и, увы, единственный, которым я владею. -- Реплика ваша пришлась кстати, но выражение это употребляется в наше время редко. И с вами не очень вяжется. Но, наверно, и у меня есть невольные предубеждения. Тем более вы в Израиль собрались. -- А что бы вы на моем месте сделали? -- Наверно, то же самое. Да не лезьте вы в амбицию, я вас вовсе не осуждаю. Помните, я вас про лояльность спросил? -- Помню, вы при этом упомянули про какую-то связь... -- Связь прямая, непосредственная. Начнем с вас. Как реагировали вы и многие другие сограждане еврейской национальности? Вы приняли решение покинуть страну, где вы подвергаетесь ограничениям и притеснениям. Вы не стали кричать про свои права, гарантированные сталинской конституцией, не предлагали создать Еврейскую ССР со столицей в Малаховке. Вы ведь не выбрали этот светлый путь? -- Потому что это химера, утопия. Потому что ничего хорошего из этого не вышло бы. -- Совершенно верно. Вместо того, чтобы выслушивать демагогию о дружбе народов и подвергаться полицейским преследованиям, вы проголосовали ногами. Это для властей бомба замедленного действия. Ваш пример подрывает в глазах остающихся миф о крепости и незыблемости режима. И указывает им путь. Обратимся теперь к Еврейскому антифашистскому комитету. В нем была представлена, главным образом, привилегированная интеллигенция. Выехать из Союза они не могли, даже в только что образовавшийся Израиль их бы не отпустили. Однако существовал другой путь, другой способ протеста. У них были постоянные и обширные контакты с Западом, поскольку ЕАК был для того и создан, чтобы качать деньги из зарубежного еврейства и вести среди него пропаганду. Могли они при этом передавать на Запад информацию о нарастании антисемитизма в СССР? Могли. Передавали они такую информацию? Нет, не передавали. -- Да кто бы им позволил? Скрутили бы при первой же попытке. -- Неверно. Опасность очевидная, но были и возможности. Они постоянно общались с чужеземцами, ели с ним и пили, передавали им множество материалов с дозволения начальства. Они определенно могли вложить туда несколько листков крамолы. Особенно на идиш. У МГБ были с этим языком немалые трудности. Это я вам сейчас продемонстрирую. Он ушел в другую комнату, откуда вернулся с коричневой папкой для бумаг. Положив папку на стол, он очень ловко, наподобие того, как кассиры пересчитывают деньги, перелистал ее содержимое и извлек машинописный листок. -- Вот стихи Маркиша из поэмы, посвященной памяти Михоэлса, опубликованы в газете ЕАК: Разбитое лицо колючий снег занес, От жадной тьмы укрыв бесчисленные шрамы, Но вытекли глаза двумя ручьями слез, В продавленной груди клокочет крик упрямый: О, Вечность! Я на твой поруганный порог Иду зарубленный, убитый, бездыханный. Следы злодейства я, как мой народ, сберег, Чтоб ты узнала нас, вглядевшись в эти раны... Течет людской поток -- и счета нет друзьям, Скорбящим о тебе на траурных поминках, Тебе почтить встают из рвов и смрадных ям Шесть миллионов жертв, запытанных, невинных. Вот что можно было, оказывается, напечатать в СССР в 1948 году. На идиш, разумеется. Представьте, что они могли бы передать. Если бы, конечно, захотели. -- Вот не ожидал я, что Маркиш был такой... -- Какой? -- Даже не зная как выразиться. -- Думаете, смелый? Не обольщайтесь. Он вообще-то Михоэлса недолюбливал. Это у него стиль такой, безудержный. Маркиш поначалу считал, что на стихи по поводу убийства имеется социальный заказ, поскольку это дело рук польских националистов, ходил такой слух. Вот другой образец его творчества: На бойни гнать бы вас с веревками на шеях, Чтоб вас орлиный взор с презреньем провожал, Того, кто родину, как сердце, выстрадал в траншеях, Того, кто родиной в сердцах народов стал. Знаете, когда это написано? И по какому поводу? -- Нет. -- Январь 37-го, процесс Пятакова-Радека. -- Действительно социальный заказ. Хотя не вполне понятно. -- Важен общий смысл. Орлиный взор и человек, заменяющий родину, -- атрибуты Сталина, которому, правда, не пришлось сидеть в траншеях, но все равно сгодится. В восхвалении переусердствовать невозможно. Тогда все вышло на славу, через пару лет Маркиша наградили орденом Ленина, по тем времена редкая почесть для литератора. Бросается в глаза, что Михоэлс, Маркиш и другие никогда, я это подчеркиваю, никогда не говорили с иностранцами про антисемитизм, только про большие успехи евреев в СССР. Знаете причину, помимо страха? Они пользовались немалыми благами и привилегиями, которых потерять не хотели. Все меньше людей понимало идиш, но государство -- пока -- содержало убыточный театр Михоэлса. Маркиш хвастался одному американцу, что у него вышла книга на русском языке, гонорар за которую составил 120 тысяч рублей, и это не считая 20-30 тысяч за журнальные публикации. Вы понимаете, что это были за суммы? -- Мне про это трудно судить, после войны вроде бы была сильная инфляция. -- Это правда, но зарплата обычных людей исчислялась в сотнях: 300, 400, 700 рублей в месяц. 150 тысяч они даже выговорить не могли. Надо еще помнить, что элите не приходилось тащиться на черный рынок или в коммерческие магазины, где цены были астрономические, например, кило масла 200 рублей. Нет, Маркиш и его друзья свои литерные пайки отоваривали в закрытых распределителях, где цены были довоенные. Так оно и шло. Приходилось лизать руку, которая их попеременно кормила и секла, а в конце концов задушила. -- Хреновая ситуация, ничего не скажешь. Но, Федор Пахомович, вы же не хотите сказать, что подыми они голос, они бы выжили. -- Кто в СССР застрахован от сумы и тюрьмы! Но тогда они хотя бы знали, за что их жарят на медленном огне. То, что с ним произошло -- театр абсурда. Члены ЕАК провели на Лубянке три года, и все это время пытались доказать, какие они замечательные патриоты социалистической родины. Но довольно, я им не судья, я только высказал одно соображение. Вам нравится роман "Три мушкетера"? Глава 8: егор и лаврентий -- Сюжет острый, -- ответил я неуверенно, не понимая, куда он гнет. -- Клюквенный кисель для дошкольного возраста, а не сюжет. Отечественные политики того периода, про который мы говорим, сочинили образцовый остросюжетный роман, пока, увы, секретный. Мы обращаемся к этому произведению, при чтении которого вы не раз будете сбиты с толку, это я вам обещаю. Начнем с краткой сводки событий 48-го года. Январь -- убийство Михоэлса; март -- Абакумов посылает в ЦК и Совмин информационную записку с обвинениями в адрес ЕАК; 20 апреля СССР завил в ООН, что поддерживает создание еврейского государства в Палестине; 14 мая -- провозглашение Израиля, немедленное признание со стороны СССР, поставки оружия еврейскому государству через чехов; 24 июня начало блокады Западного Берлина; 1 июля Маленков вернул себе должность секретаря ЦК, на том же пленуме Жданов получил нагоняй, в плохом состоянии поехал в отпуск и умер 31 августа; в сентябре в Москву в качестве посла Израиля приехала Голда Меир, восторженно встреченная туземными евреями, в том числе и женой Молотова; чехи прощупали почву относительно посылки в Израиль советских добровольцев, израильтяне отказались; 6 октября -- землетрясение в Ашхабаде, которое пытались скрыть от всего мира; ноябрь -- Политбюро решило закрыть ЕАК; декабрь -- начались аресты еврейских националистов, первыми были поэт Фефер и актер Зускин. 30 декабря Политбюро исключило из партии Полину Жемчужину, с которой Молотов накануне развелся по требованию Сталина. Молотов сначала воздержался, но потом письменно проголосовал за. В 49-ом еврейские аресты продолжались: 13 января директор Боткинской Шемелиович и Юзефович, правая рука Лозовского и сексот, 21 января Жемчужина. -- Что-то здесь не пляшет. Поддержка Израиля, и в то же время преследование жены министра иностранных дел за контакты с послом Израиля? Зачем тогда посылать евреям оружие? -- Сталин рассчитывал, что помощь Израилю ослабит британское влияние на Ближнем Востоке и даст возможность СССР туда пролезть. -- Но ведь одновременное открытое преследование евреев в СССР имело прямо противоположный эффект. -- Нормальная диалектика. Сталин был не очень силен в географии и мировой политике, свои решения основывал на всесильной науке марксизма. Если действительность отклонялась от правильного курса, тем хуже для нее. -- Я все равно не понимаю. -- Здесь понимать нечего. Во второй половине сороковых годов у Сталина наряду с ухудшением физического состояния наблюдается прогрессирующее ослабление умственных способностей. Израильско-еврейские дела -- всего лишь пример. И не самый яркий. Возьмите отказ от плана Маршалла в 47-ом, когда половины страны лежала в развалинах, а на Украине был голод. Возьмите конфликт с Югославией. Сталин раздул его из пустяков, заодно показав миру, что он не так всемогущ в Восточной Европе, как раньше думали. Москва так и не смогла скинуть Тито, который был больший сталинист, чем хозяин Кремля. В январе 49-го начал действовать Совет экономической взаимопомощи, с которым Сталин связывал далеко идущие планы. Он заявил собравшимся вождям восточноевропейских стран, что СЭВ скоро станет основным поставщиком сырья в Европе, особенно для Франции и Италии, которые по этой причине откажутся от американской помощи. Еще один пример сталинской дальновидности блокада Берлина. Сталин бросил вызов Америке, которая дважды успешно применила атомное оружие. У него самого такого оружия еще не было, равно, как и средств доставки, т.е. стратегической авиации. США и союзники предпочли не воевать, а снабжать двухмиллионный Западный Берлин по воздуху. Сталин возможно радовался, что истощает ресурсы капиталистов, но Западная Европа благодаря плану Маршалла быстро освобождалась от последствий войны. Еще хуже для советской политики было создание НАТО. Провалившуюся блокаду сняли 5 мая 49-го года, но еще на месяц раньше десять западноевропейских стран, США и Канада создали организацию Северо-Атлантический договора. Нападение на одного участника пакта означало нападение на всех. Раньше Сталину была присуща крайняя осторожность, постепенность. Впав в маразм, он закусил удила. Блокада ничему его не научила. В октябре коммунисты Мао Цзе-дуна победили в Китае. Сталин, который почти до последней минуты считал, что главная компартия в Азии не китайская, а индийская, теперь подался в другую крайность. Он решил, что пора бросить вызов Америке на Дальнем Востоке и очень скоро дал Ким Ир Сену добро на развязывание корейской войны. -- Федор Пахомович, может, на него раньше Жданов положительно влиял? -- Сомневаюсь. Андрей Александрович тоже носил большевистские шоры на глазах. Это он в 39-ом больше всех ратовал за пакт с Германией, это он полностью одобрил отказ от плана Маршалла. Даже Молотов, у которого издавна была репутация трудяги-дурачка, и то поначалу усмотрел в этом плане выгоды для СССР, но не Жданов. Мы о нем вспомнили кстати. Потому что зимой 49-го года начинается ленинградское дело, которое еще точнее было бы назвать антиждановским. Маленков и Берия разворачивают наступление на всех, кого привез в Москву недавно скончавшийся секретарь ЦК. Смерть Жданова и события вокруг нее завязали тугой исторический узел, откуда вышли два крупнейших дела, ленинградское и врачебное. 1 июля Маленков вернул себе пост секретаря ЦК. Иногда говорят, что он стал вторым секретарем, но я бы от такой оценки воздержался. Официально титула "второго секретаря" не существовало. Назначение Маленкова было проведено письменным опросом членов ЦК, Сталин это применял широко. Вместо того, чтобы собирать пленум, членам ЦК рассылали предложения, на которых они ставили свой голос. Жданов, разумеется, не был в восторге от усиления своего соперника. Через две недели после опроса, Андрей Александрович уехал в отпуск, а в конце августа скончался. Обстоятельства его смерти были и остаются сомнительными, но попали в фокус внимания только в 52 году. Между тем, немедленно изменился баланс сил в высшем руководстве. Берия с Маленковым давно имели высокий прицел. Видя, как быстро ухудшается здоровье вождя, они хотели в момент его смерти занимать наиболее выгодные позиции. С это целью нужно было избавиться от ждановцев, своих очевидных соперников в борьбе за власть. Главную мишень составлял Кузнецов, который занимался кадрами и надзирал за МГБ. Сталин как-то заявил в кругу соратников, что все мы стареем, будущее принадлежит молодым, таким, как Кузнецов. Искренне это было сказано или нет, но Маленков и Берия приняли замечание всерьез. Во внутрипартийной борьбе оба они были старательные ученики Сталина, кроме того, соображали быстрее остальных члены Политбюро. Прямое нападение на партийные кадры было чревато опасностями, могло последовать контробвинение в склоке. Куда безопаснее и эффективнее сказать, что имя рек принадлежит к такой-то неофициальной группе. Это смертный партийный грех, так как фракции запрещены еще на Десятом съезде. Так возникла ленинградская группа. Дескать, ленинградский секретарь Попков попросил Кузнецова и Вознесенского взять шефство над городом. Совершенно неважно, был ли подобный разговор на самом деле, однако группе с самого начала придали криминальную окраску. Из Ленинграда поступил сигнал, что Попков фальсифицировал протоколы счетной комиссии на областной партконференции. Донос, скорее всего, организовал Маленков. Как бы то ни было, расследование стало необходимым, и поручили его Маленкову. Следите за ходом игры? -- Вроде бы понятно, но я пока не вижу фракции. И вообще... -- Это вы не видите. А крайне подозрительный Сталин сразу почуял неладное. Он как-то сказал Хрущеву, еще в тридцатых: если в доносе содержится 10% правды, этого достаточно, чтобы действовать на всю катушку. Лаврентий Павлович и Георгий Максимилианович эту сторону Хозяина знали прекрасно. Раз один из группы под подозрением, все остальные попадают в ту же категорию. Попков нарушил святость партийных выборов? Значит, его друг и покровитель Кузнецов больше не заслуживает полного доверия. 28 января его вывели из Секретариата ЦК. Контроль над органами и кадрами перешел к Маленкову. Абакумов по его распоряжению принялся разрабатывать своего бывшего шефа. -- Разрабатывать? -- Ну да. На языке чекистов этот глагол означает следить за определенным человеком, собирать на него материал. Словоупотребление пришло из царской охранки. Берия и Маленков не дают железу остыть, куют его на свой лад. Уже через две недели Кузнецов исключен из ЦК, сняты с работы Попков и Родионов. Последнего привязали к группе только потому, что он из Горького, где долго работал Жданов и, естественно, его ставленник. В это же время берут всех, кому предстоит быть подельниами на процессе ЕАК: литераторы Маркиш, Квитко, Бергельсон, биохимик Лина Штерн, издательские редакторы Теумин и Ватенберг с женой-переводчицей. 24 января Оргбюро под председательством Маленкова постановило начать кампанию против безродных космополитов. Повсеместно развернулась травля евреев, их поносили в печати и на собраниях, исключали из партии, пачками увольняли с работы. Единственный островок безопасности было ведомство Берии, занятое созданием атомной бомбы. Евреи-атомщики оценили заботу партии и правительства: 23 августа произошло успешное испытание советской атомной бомбы. Теперь Сталину сам черт был не страшен, развязанная через 10 месяцев война в Корее тому свидетельством. Пока же нужно было добивать врагов внутренних. В МГБ 35 следователей вела дела еврейских националистов. Про ждановцев в печати ничего не было слышно, но кольцо вокруг них стягивалось. Расследование их дела вела специально назначенная комиссия в составе Маленкова, Хрущева (в то время украинский партийный босс) и Шкирятова. Последний, большевик с 1906 года, был партийный инквизитор, председатель Комиссии партконтроля. Вслед за Кузнецовым безработным оказался Вознесенский. Берия представил Сталину госплановский документ, где один из заместителей Вознесенского, ведавший химией, докладывает шефу буквально следующее: (он порылся в папке и извлек из нее листок) "мы правительству доложили, что план этого года в первом квартале превышает уровень IV квартала предыдущего года. Однако при изучении статистической отчетности выходит, что план первого квартала ниже того уровня производства, который был достигнут в четвертом квартале, поэтому картина оказалась такая же, что и в предыдущие годы". На записке стоит виза Вознесенского "В дело", т.е. в архив. Проверка показала, что документ правдивый. Возмущению Сталина не было предела. Скрыть от Политбюро, от партии? Виновника выгнали из Политбюро, сняли с поста в Госплане. -- Федор Пахомович, он действительно был крупный экономист? -- Я бы так не сказал. По должности, конечно, по знаниям -- едва ли. Вот вам пример его эрудиции. Накануне Ялтинской конференции американский посол Гарриман, из богатой банкирской семьи, предложил достать для СССР заем для поставок оборудования после войны: 1 миллиард долларов на 30 лет под 3 процента. Вознесенский был против: вернуть придется на 90 процентов больше. Сколько Микоян ни доказывал, что условия чрезвычайно выгодные, крупный экономист стоял на своем. Вознесенский, как и его товарищи по несчастью, был выдвиженец периода чисток. Он много лет работал в Донбассе, пропагандистом и в госконтроле, после убийства Кирова попал в Ленинград, а в конце 1937 года его перевели в Москву заместителем председателя Госплана. Через два месяца последовал арест его шефа Межлаука и 34-летний Вознесенский сел на его место. В экономике он был, как теперь принято выражаться, убежденный волюнтарист, главным экономическим законом считал государственный план. Как захотим, так и сделаем. Его книга "Экономика СССР периода войны" состоит из множества таблиц вперемежку с примитивной пропагандой. За год до своего падения он получил за эту книгу Сталинскую премию первой степени. Сталин ценил его за умение представлять статистику, но он как-то заметил, что Вознесенский великодержавный шовинист редкой степени, который даже украинцев не считает за людей, не говоря уже о грузинах и армянах. Все лето аппарат Маленкова, в распоряжение которого поступили Абакумов и МГБ, трудился над созданием ленинградского дела. В августе члены Политбюро получили материал для чтения -- переплетенный том с обвинениями против Кузнецова и его ленинградских сообщников. Их преступления в основном сводились к следующему. Будучи недовольны засильем кавказцев в руководстве страны, они ждали естественного ухода из жизни Сталина, чтобы изменить это положение. Покамест они хотели перевести Правительство РСФСР в Ленинград, чтобы оно меньше зависело от московского руководства. Были еще обвинения меньшего калибра: проведение в Ленинграде оптовой ярмарки без соответствующего оформления через ЦК, попытка Кузнецова возвеличить себя через музей обороны Ленинграда и прочее. -- Обвинения какие-то несолидные: столица в Ленинграде, ярмарка... -- Ага, заметили! Это бросается в глаза, но так обстояло дело. Многие документы по ленинградскому делу уничтожены, про это речь впереди. Обвинения, представленные в Политбюро, подготовили непрофессионалы, люди Маленкова. Почему, не знаю. То ли по причине занятости МГБ еврейскими делами, то ли Маленков хотел это сделать сам. Как бы то ни было, это все, что они сумели состряпать. Для Сталина и Политбюро это оказалось достаточно. 13 августа 1949 года по выходе из кабинета Маленкова без санкции прокурора (не удосужились сделать даже это!) были арестованы Кузнецов, Попков, Родионов, Лазутин, Соловьев. Стали сотнями арестовать ждановские кадры -- не только в Питере, но и в других местах, например в Крыму. -- А Вознесенский? -- Пока оставался на свободе. Он был связан с Ленинградом слабо, прожил там всего пару лет, поэтому поначалу против него копали по линии Госплана. Кроме того, Сталин, похоже, колебался относительно Вознесенского. Хрущев в мемуарах утверждает, тот после снятия с работы некоторое время появлялся на сталинских обедах. Даже если у вождя и были сомнения, они Вознесенского не спасли. 9 сентября Шкирятов передал Маленкову предложение КПК: исключить Вознесенского из партии и привлечь к суду за утрату Госпланом СССР секретных документов. 27 октября его арестовали и сделали одной из главных фигур ленинградского дела, которое теперь вело МВД под неусыпным взором Маленкова. Следующим на очереди был Попов. -- Вы хотите сказать Попков? -- То в Ленинграде, а Попов Георгий Михайлович был коренной москвич и партийный босс столицы. 32 лет от роду после Промакадемии стал вторым секретарем в Москве, это произошло в 38 году. Типичный выдвиженец времен чисток, Попов пользовался доверием Сталина: председатель Моссовета, первый секретарь МК, одновременно секретарь ЦК и член Оргбюро. 12 декабря снят со всех партийных постов за зажим критики и отсутствие самокритики, через некоторое время его сослали директором авиазавода в Куйбышев. К ленинградскому делу его привязывать не стали, видимо, сочли нецелесообразным. Куда интереснее, кто сел на его место, именно Никита Сергеевич Хрущев. Здоровье Сталина было из рук вон скверное. В начале октября он перенес инсульт, второй по счету, сопровождавшийся частичной потерей речи. 21 декабря праздновали его семидесятилетие в Большом театре. Вождь весь вечер просидел истуканом между Хрущевым и Мао, даже короткой речи не произнес в ответ на поздравления и восхваления. Сталин уже не мог держать в руках бразды правления, его участие в управлении страной было теперь спорадическим и, если угодно, спазматическим, лихорадочным. Налетит, нашумит, наколет дров и опять запрется на Ближней даче. Мао, прибывший в СССР для переговоров, застрял надолго. Скрывая свое плохое состояние, Сталин не принимал его по месяцу и больше. В западной печати пошли слухи, что китайский вождь арестован. Во второй половине 50-го Сталин опять не принимал посетителей -- с августа по декабрь. Берия с Маленковым могли потирать руки. События развивались в соответствии с их планом. На поверхности репрессии были направлены против еврейских националистов, но главной задачей органов сделали выкорчевывание ленинградских кадров. В марте 50-го Абакумов приказал закончить следствие по всем делам ЕАК, хотя серьезных обвинений так и не сумели добыть. Практически все силы были брошены на ленинградские дела -- числом около 2000. Суд, выездная сессия Военной коллегии, начался 29 сентября в Ленинграде, без прокурора и без адвокатов. Формально заседания не объявили закрытыми, но они не освещались в печати, в зале сидели 600 отобранных активистов. Ход процесса транслировался по проводам в отдельное помещение, где сидел Маленков. Исход был предрешен в Москве. При этом заранее озаботились изменением нормы закона, поскольку в 1945 году отменили смертную казнь. 12 января 1950 г. был принят указ Президиума Верховного Совета СССР "О применении смертной казни к изменникам Родины, шпионам и подрывникам-диверсантам". В час ночи 1 октября огласили приговор: Вознесенский, Кузнецов, Родионов, Попков, Капустин и Лазутин к высшей мере накзания. Их расстреляли через час, не дав послать просьбу о помиловании. Казненных похоронили на Левашевской пустоши под Ленинградом, это место органы использовали с 37 года. Вскоре развернулась массовая чистка городской и областной номенклатуры -- из города высели 1500 человек с семьями. Аресты и суды продолжались еще два года, последними в апреле 52 года приговорили к длительным срокам заключения 50 человек. Ленинградское дело даже после смерти Сталина не было расследовано как следует. Поэтому мы не знаем общего числа жертв. Чаще всего говорят про 2 тысячи репрессированных, но ходят также слухи, что на печально знаменитой пустоши похоронили четыре с половиной тысячи. -- Почему же такая секретность через четверть века? -- Замешаны не только Маленков и Берия, но также и Хрущев. Я еще про эту скажу попозже. Скажите, выполнил я свое обещание? -- Какое? -- Я обещал сюжет покрепче, чем у Дюма. -- Выполнили. На все сто двадцать процентов. -- То ли еще будет. Давайте остановимся на секунду и посмотрим на Маленкова с Берией. Они за два года -- 49-ый и 50-ый -- добились многого. Первым делом, избавились от ждановцев в центре и на местах. Второе: в главных парторганизациях теперь сидели их люди. Я, по совести, даже не помню, кого послали в Ленинград, но уверен, что Маленков посадил туда своих. Москву с приходом Хрущева тоже основательно почистили. -- Разве Хрущев из той же шайки, пардон, группы? -- В 49-ом это ни у кого сомнения не вызывал