едующий миг почудилось... Куда там -- почудилось! Граната Ф-1, растворенная в серной кислоте -- вещь куда более милосердная... Неужели? Точно! Текила! Я глотнула воздух -- не помогло, глотнула еще раз... -- Круто, подруга, да? Я, как хлебну, в натуре отпадаю! Дуб глядел на меня с золотозубой усмешкой, явно ожидая одобрения. Еле удержавшись от насилия физического, я собралась было объяснить, отчего не следует предлагать даме текилу, да не просто объяснить... И тут мой гневный взгляд скользнул по стойке. Разыскиваемый Кондратюк имел место быть! Как ни в чем не бывало, держа в руке знакомый толстый бокал, не иначе тоже с текилой -- стоял у стойки и точил с барменом лясы. Одного бармена ему явно оказалось мало. 4 -- Сзади, -- произнесла я как можно спокойнее. -- У стойки. Пока племянничек переваривал новость, я с запоздалым раскаянием сообразила, что стойка, строго говоря, мой сектор наблюдения. Так сказать, сфера отвественности. Впрочем, заметила -- и заметила. Теперь... -- Ага! -- в полумраке тускло блеснул златой зуб. -- Ты, подруга, посиди, я его враз... Все-таки тяжело иметь дело с флорой, пускай древесной. -- Враз чего? -- поинтересовалась я. -- У тебя что, ордер есть? Дуб погрузился в раздумья. Иногда такое даже полезно. Вообще-то под подобное дело ордер можно было бы и получить, даже под анонимный звонок, но "Вован", естественно, об этом не подумал. Лишний же раз доказывать начальству, что я не верблюд, совершенно не хотелось. Тем паче, завтра мне сей джокер -- с ордером и его отсутствием -- и самой пригодится. Значит, максимум, что мы можем, это побеседовать. И беседовать, конечно, придется мне. Тем временем Кондратюк, качнув серьгой, направился за один из пустующих столиков. Я его успела разглядеть. Ничего особенного: хилый, узкоплечий, прыщавый. Правда, глаза странноватые. Или это мне почудилось? Подойти? -- Вот что, -- решила я. -- Сходи-ка, Вован, да на танец его пригласи. Дуб бросил на меня дикий взгляд, облизнулся. -- Давай-давай! -- подзадорила я. -- Скажи, что ты, блин, в натуре, в него втюрился, что тебе без него нереально... В душе мне стало немного жаль великого следователя Изюмского. Дуб-то он, конечно, дуб; но с другой стороны... -- А-а... может быть, ты, подруга?.. -- Он от меня убежит, -- вздохнула я. -- Пригласи его, пообжимайся, присядь за столик, а тут и я подойду. Не киксуй, братан, в следующий раз к кентам пойдем! Упоминание о кентаврах его, похоже, добило. -- Так, это... Ну... -- Следователь Изюмский! Приказ поняли? -- Так точно! Дуб обреченно вздохнул, приподнялся. Я поспешила отвернуться, дабы не смущать. Внезапно вспомнилось: много лет назад меня тем же способом "выводили" на дамочку-лесбиянку. После колонии, казалось, ко всему довелось притерпеться, а все равно было противно. Потом целый день отмывала помаду с шеи. Тяжко ступая, дуб переместился к нужному столику, наклонился. Я представила, как шевелятся его толстые губы. Бедняга! Вот он выпрямился, его визави дернул плечами, не торопясь встал... Что случилось дальше, я не успела заметить. Миг -- и следователь Изюмский, скрючившись и прижимая руки к животу, тихо оседает на пол, а подозреваемый Кондратюк с завидной резвостью мчится к двери... ...чтобы наткнуться на меня. Бегает он, конечно, хорошо, но и мы не лыком шиты. -- Стоять! Оружие доставать не стала. Зачем? Этот сопляк... Уклониться я все-таки успела -- чудом. Уклониться, пригнуться, отскочить. Рука с кастетом ушла в сторону, ублюдок дернулся, пытаясь повернуться и ударить снова, наотмашь, но я уже была начеку. Подобные финты проходят только один раз. В висок? Нет, жалко, лучше по запястью. Через секунду кастет лежал на полу. Я крепче прихватила потную кисть на болевой, одновременно фиксируя локоть, чтобы старым ментовским приемом завернуть за спину и рвануть со всей силы -- до поросячьего визга и зеленой слюны. Но сопляк оказался проворнее. Левая рука скользнула за пояс, под свитер... Все-таки я растерялась. На какое-то мгновенье, но хватило и этого. В уши ударил грохот, неожиданный и дикий после сладкой музыки, жаркая муха мазнула по волосам... Промазал! Эта сволочь лихо дерется, но стреляет скверно. Совсем скверно. И медленно. Или у него затвор заело? Новый выстрел -- почти в упор. Я не успела. Ничего не успела, даже подумать о мяче, синем мяче, катящемся по песку... Вокруг кричали, перепуганные посетители резво падали на пол сбитыми кеглями, бармен исчез за стойкой, а я по-прежнему стояла, словно вбитая в землю свая. Убили? Вроде нет. Ранили? Тогда почему не больно? Или вначале всегда не больно? Когда в меня попали в тот раз... -- Пидор, падла гребаная! Убью выблядка! Знакомый голос заставил очнуться. Сопляк куда-то исчез, а господин Изюмский... -- Прекратите бить! -- крикнула я, еще плохо соображая, что произошло. -- Лучше наденьте наручники! -- А где их, блин, взять? -- "Вован" с сожалением опустил занесенную для очередного пинка ногу. -- Ну ты, подруга, словно Христосик какой-то! Чуть не грохнули, а ты... Все стало на свои места. Подозреваемый Кондратюк оказался там, где ему и должно находиться -- на полу; его пистолет в руках у следователя Изюмского, а я... Я, как ни странно, жива. -- Еле успел! -- дуб потер поясницу, скривился. -- Кастетом, блин, врезал, сучий потрох! И в тебя, гад, целил! Хорошо, что успел подскочить! Местоимения частично отсутствовали, но я поняла без перевода. Второй раз сопляк бы не промахнулся, но дуб подоспел вовремя. Тряхнул кроной, выбил "ствол", повалил урода на пол... -- Рация есть? -- А? -- дуб недоуменно оглянулся, взмахнул рукой. -- Да нет у меня, блин, рации! Ни хрена не взял. Сотовый -- и тот на столе, блин, оставил! -- Ладно, -- вздохнула я. -- Успокойте... граждан. Самое время. Кошачьи вопли заглушают музыку, кто-то уже у дверей. Я покачала головой, с силой провела ладонью по лицу, начисто забыв о помаде, и направилась к стойке. -- Граждане! -- раздалось за спиной. -- Я сотрудник городской прокуратуры Изюмский. Сейчас на ваших глазах... Да тихо, блин, пидоры сраные, харе орать! Все-таки до конца соблюсти политкорректность "Вован" не сумел. Между тем бармен настолько расхрабрился, что осмелился выглянуть наружу. Увидев меня, он дернул носом, попытался нырнуть обратно, но опоздал. Я вынула удостоверение, ткнула "корочки" прямо в физиономию (нос снова дернулся). -- Телефон и бутылку коньяка. Французский есть? x x x Пока дуб объяснялся с прибывшими наконец жориками, я успела испробовать коньяк, убедившись, что он и вправду французский. Неужели бармен страха ради иудейского опустошил свой НЗ?! Впрочем, по горлу скребло, а в мозги не попадало. Зато нервы начало отпускать -- понемногу, понемногу... Хмурый лейтенант долго разглядывал мое удостоверение, затем я читала протокол, подписывала, даже умудрялась что-то пояснять, но ситуация проходила вскользь, словно не обо мне шла речь. Кажется, я велела не отпускать бедолаг-посетителей, дабы по свежим следам расспросить их о Кондратюке; напомнила о бармене -- но в голове звенела пустота. Странно, меня могло уже не быть. Нет, странность не в этом! Стреляли в меня не впервые, и порой даже попадали, но почему-то именно сегодня пуля, просвистев мимо, заставила онеметь, забыться. Как все просто! Господи, как все просто! Раз -- и нет старшего следователя Гизело. Раз -- и нет сотрудника Стрелы. Раз -- и некому будет смотреть дискету с пятиминутной записью того, что я много лет назад увидела на морском берегу, когда по песку катился синий мяч. Точно так убили Сашу. А я ведь даже не смогла попасть на его могилу, это где-то на Урале, говорят, туда пускают только своих. Я -- чужая... -- Ну, блин, подруга, дела! Отправили гада! -- слегка помятый, но довольный дуб опустился на стул, сверкнул золотым зубом. -- Чего, празднуешь? Прийти в себя оказалось легче, чем думалось. Подруга? Ну, обнаглел! -- Господин Изюмский! Война кончилась, так что можно не конспирировать. Во внеслужебной обстановке можете называть меня по имени-отчеству. Внезапно я показалась себе неимоверной занудой. Хотя почему показалась? -- Эра... Э-э-э... -- дуб напрягся, вспоминая. -- Игнатьевна. Мы этих... лиц... сейчас допрашивать будем? Он не шутил. Первое дело, первая удача. Грешно смеяться. -- Завтра. Точнее, сегодня. Днем. А лучше вечером. Сядьте, Изюмский! Он почесал затылок, но повиновался. Я кивнула на коньяк. -- Это для вас. Для нас. Сейчас мы выпьем, и я вам скажу спасибо. Верней, уже сказала. Будь я юной красавицей, то в благодарность шептала бы вам слова любви до утра. Но я старая баба, очень хочу спать, поэтому мы выпьем и вы отвезете меня домой. За рулем усидите? Дуб вздохнул, наполнил рюмки. -- Усижу. А насчет спасибо... Да чего там, Эра Игнатьевна! Сегодня я, завтра -- вы. -- Аминь, -- подытожила я и взяла рюмку. Она показалась неимоверно тяжелой. 5 На работу я опоздала, причем вполне сознательно. Во-первых, следовало все-таки выспаться. Пугать своим видом подследственных грешно, а от недосыпа не спасает даже Анна Кашинская. А во-вторых, лишние расспросы. Городок наш, как ни крути, средненький. Средненький -- и очень спокойный. Однажды Ревенко принес сводки по Нью-Йорку и Москве. Да, вот там моим коллегам приходится туго! Кентавров, правда, не встретишь, зато все остальное! Поэтому ночная разборка в "Мамае" для нас не просто ЧП. Это -- ЧП-в-Кубе, Супер-ЧП. Значит, жди появления любопытных рож прямо посреди допроса с неизбежным идиотским: "Ну как?". Лавры и пушечный салют мне ни к чему, посему я решила отдать им на съедение господина Изюмского. Пусть отдувается, ему с непривычки в охотку будет. Но вышло иначе. Когда в половине одиннадцатого я переступила порог, стало ясно: никому в нашей богоспасаемой конторе нет дела до ночной стрельбы по старшему следователю Гизело. Ни шефа, ни Ревенко не оказалось на месте, дуб тоже отсутствовал, и по всему выходило, что наше ЧП -- еще не ЧП. Все выяснилось сразу. Кентавры! Опять кентавры! И на сей раз -- очень серьезно. Привыкаешь ко всему. Когда я впервые увидела лохматых рокеров на стареньких мотоциклах, то и внимания не обратила. Мало ли их? Правда, меня предупредили: через несколько дней (как гласит столь любезная моим боссам теория Семенова-Зусера!) произойдет адаптация, и я действительно увижу. Увидела. Батюшки светы! Впрочем, это только поначалу было "батюшки светы". Привыкла. Хотя до сих пор никто и ничто не заставит меня прикоснуться к... ЭТОМУ. Расизм? Пускай. Но когда я вижу шевелящиеся колеса, растущие прямо из поясницы!.. А в целом, кенты как кенты. Вроде цыган. Цыгане катастрофу не пережили, зато кенты охотно заняли их нишу. С теми же проблемами. На этот раз все обернулось скверно. Ночью -- в то время, когда дуб столь неудачно приглашал подозреваемого Кондратюка на танец, -- патруль подобрал на Дальней Срани двух девочек. Обеим по пятнадцать, еще школьницы. Обе были живы -- и живы до сих пор, хотя врачи на расспросы только разводят руками. Обеих изнасиловали -- страшно, беспощадно. Несчастных отправили в неотложку... и мигом прошел слух, что это сделали кенты. О кентах болтают всякое -- порой и похуже, но сегодня... Толпа вышла на улицы. Кентавров под рукой не оказалось, поэтому запылал райотдел милиции. Затем новый слух бросил озверевших людей к старому девятиэтажному дому, где якобы в подвале скрывалась пара кентов. Кентавров не нашли, зато начался погром... Теперь Никанор Семенович там, и Ревенко там, и, как я поняла, мэр тоже. Н-да, дела... Странно: все эти годы кенты -- несмотря на их омерзительные колеса -- казались мне наиболее понятными из всего, что довелось увидеть. Может, потому, что еще в детстве начиталась всяких Стругацких с Муркоками по поводу разнообразных мутантов. По крайней мере, для объяснения их колес не требуется менять картину мира. Не кентавры важны. Важно другое: почему в последние полгода они все чаще попадают в сводки происшествий? Мутация продолжается? Или кому-то это очень выгодно? Может, кенты вдобавок и бродячих собак едят? Так ли, иначе, но следовало работать. Кондратюка решила не трогать. Как выяснилось, ночью его допрашивал дуб; значит, пускай продолжает. Его добыча. А вот мордобойца Петров... x x x -- Госпожа старший следователь! Арестованный старший сержант Петров на допрос прибыл! Я была права: мы с арестованным (старшим!) сержантом Петровым -- старые знакомые! Встречались в гостях на квартире Залесского! Блудливый алкаш с сальными глазками, то есть пропавший гражданин Залесский, кем-то ему приходится. Одноклассник? Да, кажется. Голос сержанта мне не понравился. Вид тоже. Типичный жорик; или, как говорили в давние, памятные мне времена и в иных, не столь отдаленных, местах -- мент. И рожа ментовская, и вид ментовский, несмотря на отсутствие пистолета, палаша и наручников на брюхе. Не люблю ментов! Атавизм, конечно, но... Не люблю! Как вспомню этих сук... Ладно, забыть! -- Садитесь, Петров! Значит, деремся? Бросив недоверчивый взгляд на стул, он все-таки решился и присел. Стул выдержал, к его (да и моему) удивлению. Экий шкаф! И рожа, рожа! Подстать таракану-полковнику. Впаять бы такому лет пять... Нельзя, нельзя! А жалко! -- Итак, гражданин Петров, прошу пояснить мне свое поведение, выразившееся в злостном сопротивлении... Он слушал с каменной мордой, но когда я назвала соответствующие статьи УК, камень дрогнул, и я ощутила искреннее злорадство. Это тебе не девочек насиловать, сука легавая! Не по почкам бить! Все-таки трудно сдержаться. Сдержаться, забыть, что ты уже давно не Эрка Шалашовка, не "заключенная Гизело"... -- Итак? Петров молчал -- как памятник Ленину на площади Свободы. Слыхала, здешняя молодежь истово спорит: кто такой Ленин? Большинство считает: писатель. То ли "Му-Му" изваял, то ли "Анну Каренину". -- Повторяю! Гражданин Петров, признаете ли вы... -- Да чего там! Признаю... Разродился! Хоть бы поупрямился для виду! Ладно, сыграли в злого следователя, сыграем в доброго. -- А вас не удивило, что ОМОН оказался на квартире гражданина Залесского? Он задумался, напряг единственную извилину. -- Ну! -- Не нукайте! -- озлилась я. -- Еще не запрягли, гражданин старший сержант! Отвечайте на вопрос! А хорошо, когда можно так говорить с жориком. Просто душа поет! -- Так точно, удивило, госпожа старший следователь. Чего им Алик сделал-то? Мы с Аликом друзья, я его с детства знаю... Аликом? Ну, конечно, с гражданином Залесским, любителем разглядывать женские прелести. -- Алька в тот день едва с кровати поднялся; перенервничал, бедолага, -- сосед его, прямо на наших глазах, чуть коньки не отбросил. Ерпалыч который. То есть гражданин Молитвин. Я примчался, и Фимка примчался... да вы сами видели -- бульон принесли, апельсины... Стоп! Какой-такой Фимка? Жестом остановив разговорившегося подследственного, я придвинула к себе ксерокопию рапорта бравого полковника Жилина. Итак, в квартире находились: сластолюбивый гражданин Залесский, сексапильная медсестричка-истеричка, сержант Петров Р. Р., бабуля -- Божий одуванчик, пес-барбос и... все. Никакого Фимки. Может, так зовут спасателя-кента? -- Кого вы упомянули последним, Петров? Кентавра? Жорик оторопело моргнул: -- Какого на фиг... Прошу прощения, госпожа старший следователь! Кентавра этого я не знаю, он с Аликом, вроде, приятельствует. Я упомянул гражданина Крайца... Крайцмана. Я вновь просмотрела рапорт. Нет там никакого Крайца-Крайцмана! Погодите! А не тот ли это парень с оч-ч-чень характерным носом, который ввалился к Залесскому вкупе с моим сержантом, когда я собралась уходить? Так-так, помню... -- Ладно! -- решила я. -- Давайте-ка сначала! "Сначала" оказалось долго, зато плодотворно. Я слушала и злилась, и чем дальше -- тем больше. Хорошенькие дела на свете творятся! Этот ОМОНовский таракан Жилин что, ослеп? Ослеп, оглох -- или умом тронулся, фиктивные рапорта составляя? Или... Или все гораздо серьезнее? Похоже -- да. Ибо сержант пребывал в полной уверенности, что его одноклассник Фимка скучает в следственном изоляторе. А вот в следственном изоляторе никакого гражданина Крайцмана знать не знают. И в горотделе тоже. Бумаги изучить я уже успела. Может, Фимку попросту отпустили? -- Хорошо, разберемся... Я перечитала протокол, задумалась. -- А скажите, Петров, что было написано в ордере? -- Каком ордере? -- изумился он. 6 Злой следователь должен был напугать драчуна Петрова. Добрый -- исподволь посочувствовать и начать "отмазывать". "Отмазывать"; и заодно незаметненько расспрашивать о всяких интересных вещах. А "отмазывать" лучше всего через проколы в бумагах. В рапорте Жилина ничего не было сказано об ордере, и я сразу подумала: тут и следует копать. Часто такие бумаженции составляются наспех, то подпись забудут, то печать. А сейчас, выходит, еще лучше: ордера вообще не было. По крайней мере, его Залесскому не показывали. Более того: если сержант не запамятовал, полковник даже не соизволил предъявить документы. Интересно, кто сие может подтвердить? Залесского нет, кентавра нет, Фимки нет. Зато есть бабуля и, конечно, медсестричка-истеричка! Вот и хорошо, вот и славно! А интересно получается! Я искоса поглядела на старшего сержанта. Да, типичный жорик. Одна извилина, зато наверняка цепкий, словно бульдог. И местный, город знает досконально. Что, если... -- Скажите, Петров, вы где предпочитаете ночевать -- в изоляторе или дома? Он хмыкнул, и это вновь чуть не вывело меня из себя. -- Вы, пожалуйста, словами отвечайте, подследственный! Шкаф дернул плечами: -- Дома, понятно! А почему... Почему? А по кочану ему! Разговорился, понимаешь! -- Вопросы, между прочим, здесь задаю я! И вопрос у меня к вам, Петров, такой. Согласны ли вы помочь следствию? -- Согласен... -- Еще раз! -- велела я. -- Громче! -- Согласен, госпожа старший следователь! Его рожа в этот момент выглядела изумительно. Взгляд -- разве что насквозь не прошибал. Ничего, гляди, не боюсь, мент поганый! -- Я могу вас отпустить домой, Петров -- под подписку. Более того, если вы поможете следствию, следствие поможет вам. А нужно вот что. Первое -- узнайте, где сейчас ваш Крайцман. Просто узнайте. И второе. Если встретите Залесского или если он вам позвонит, передайте: я хочу его видеть. Скажите, что от этого зависит судьба Молитвина. Ясно? Если ваш Алик трус, пусть мне просто позвонит. Поняли? Он задумался, пошевелил извилиной. -- Так точно! Понял! -- Хорошо. Завтра в десять -- здесь, у меня. Обождите, я вас провожу вниз... или даже лучше -- до трамвайной остановки, чтоб без проблем при выходе, а заодно повторите задание. Четко и внятно. Дошло? Кивок был мне ответом. Все складывалось удачно. Даже кентавры. Сегодня начальству не до меня, а мне... А мне не до них. Значит, можно улизнуть пораньше, прямо сейчас, и погулять по городу. Сначала в мэрию к Дубовику, он мне по жизни должен, не откажет; затем -- к медсестричке. Как бишь ее зовут. Ида? Да, кажется, Ида. СРЕДА, ВОСЕМНАДЦАТОЕ ФЕВРАЛЯ Клевый и фигуристый бабец упрямится * Изыскания старшего сержанта Петрова * Методика расследования a la Izyumsky * Святой Власий супротив буйства кентаврийского * Вагон третий, место пятое 1 -- Как же это вы так, Эра Игнатьевна? С попами-то вашими? Вы, извините, не адвокат, а совсем наоборот! С чем нам на процесс выходить? С хулиганством? Нет на земле справедливости! Нет! Я, дура наивная, благодарности ожидала: все-таки чуть не пристрелили! Но шеф, даже не дав отхлебнуть крем-ликера, начал именно с "поповского" дела. -- Мне, уважаемая Эра Игнатьевна, утром мэр звонил. Почему, спрашивает, с попами тянете? Угу! Звонил, значит. Про кентавров, выходит, благополучно успели забыть. Вчера погром так и не состоялся, несознательные граждане все-таки вняли уговорам. А к вечеру поймали насильников -- настоящих. Четыре ублюдка из той же школы. Очухались начальнички, теперь попов им подавай! -- Процесс намечается закрытый? -- Закрытый? -- щелочки-глазки Никанора Семеновича стали угрожающе расширяться. -- Да Господь с вами! У нас же эта... Демократия! В том-то и дело! Открытый, с участием общественности. Вы за прессой следите? Крем-ликер оказался и вправду хорош. Хоть каждый день к начальству на ковер ходи! -- И на этом процессе двум священникам разрешенной законом Церкви будут предъявлены по сути политические обвинения? Антигосударственная деятельность, призывы к свержению?.. Между прочим, первый такой процесс с 1979 года. Тогда судили отца Дмитрия Дудко. Это еще при Советах было. Возобновляем традицию? Кентавры есть, диссидентов не хватает? -- Гм-м... Про отца Дмитрия Дудко я вспомнила вовремя. Точнее, вовремя перечитала учебник. -- Но, уважаемая Эра Игнатьевна! Патриарх, между нами, не возражает! -- Наш не возражает, -- охотно согласилась я. -- А Иерусалимский? Вот вы знаете, что Ватикан готовит специальное заявление по нашему процессу? Прессу читать и вправду полезно. Конечно, в нашем городе ни киевской, ни московской не купишь, да и по "ящику" сплошь местные станции вещают, но никто ведь не мешает заглянуть в Интернет! Никанор Семенович покраснел, потемнел, но сдаваться не собирался. -- Тем более! Тем более, Эра Игнатьевна! Поэтому дело и поручили вам, чтобы, так сказать, комар носа не подточил. У вас же есть полная "сознанка"! Да я бы на вашем месте... -- "Сознанка" есть, -- весьма невежливо перебила я. Вспомнилось бледное, недвижное лицо отца Александра. -- Подследственный Егоров сообщит на суде, что произошел конец света. А подследственный Рюмин затеет дискуссию по поводу духоборца Македония и Иоанна Дамаскина. И вместо политики получим типичный идеологический процесс. -- Гм-м... Гм-м... Конец света, говорите? А может, он того, фик-фок, ваш Егоров? -- Наш! -- чарующе улыбнулась я. И настал черед думать начальству. В общем, я его понимала. Точнее, не его, а нашу мэрию. Не первый случай, и не второй. С православными священниками все-таки легче, это вам не раввины!.. Одного упрямого беднягу-рэбе таки заперли на Сабурову дачу, Талмуд Наполеонам растолковывать. Власть предержащим шутить надоело, вот и решили отыграться -- дабы неповадно было. В результате получили очередной Исход и периодические вопли общин из-за бугра. А Патриарх наш... Бог ему судья, девяносто два года, его еще коммунисты на престол сажали. Потемневший лик начальства принялся светлеть, глазки мигнули, улыбка вновь расцвела. -- Ну и ладно! Подумаем, помозгуем... Вы с болваном моим сегодня виделись? Бедный дуб! За что его так? -- Со следователем Изюмским я раскланялась в коридоре. Он куда-то спешил... -- А он на вас жалуется, Эра Игнатьевна! Ну еще бы! Впрочем, улыбка никуда не делась, даже стала шире. -- Говорит, такая видная дама... -- Он так не говорит! -- не выдержала я, и мы оба рассмеялись. -- Ну да, ну да, конечно! Говорит, такой клевый, извините, бабец, фигуристый, еще раз извините, сисястый, а на мужиков рычит. И даже кидается. При сих словах начальство изволило облизнуться. Эдак снисходительно. Зря это он. -- А с вами, козлами, иначе нельзя, -- охотно разъяснила я. -- Если на вас не рычать, нагнете прямо в кабинете и по очереди трахать будете. А следователю Изюмскому передайте, будьте добры, что если будет еще языком трепать, я ему его оторву. Вместе с яйцами. Это больно, поверьте мне... ...Да, говорят, больно. Во всяком случае, тот скотина-лейтенант, что подъехал ко мне в первый день, как меня доставили в колонию, провалялся в госпитале полгода. Он в госпитале, я -- в БУРе. И руку, гады, сломали, до сих пор к непогоде ноет. Ничего, за такое не жалко... Плохо! Не уследила за голосом. За лицом, кажется, тоже. -- Эра Игнатьевна, да что с вами? Я же шутил! Я пошутил, вы пошутили... Да, сорвалась! Очень плохо. Чаще Лойолу читать надо. -- Какие будут указания, Никанор Семенович? -- Указания, указания... -- начальство вздохнуло. -- Мы же с вами, можно сказать, мирно беседуем. Неформально... -- По душам? Как с подследственной? На этот раз тон был избран нужный, и мы вновь рассмеялись, восстановив мир, дружбу и полное взаимопонимание. -- Без всяких указаний... Загляните к моему болвану, Эра Игнатьевна! Что-то не ладится у него с душегубом этим. Раз помогли, помогите уж и во второй! Все стало ясно. Для того и приглашали. Для того и про священников речь вели. Чтоб не зазнавалась. Ладно, загляну. Прежде чем допить крем-ликер, я незаметно взглянула на часы. "Роллекс" показывал две минуты одиннадцатого. Значит, мордобойца Петров уже ждет. А не ждет -- найду, и такого Гогу с Магогой устрою! 2 Гога не понадобился; Магога, впрочем, тоже. Подследственный оказался на месте -- в приемной, в кресле. Вид он имел весьма неаппетитный. Синяки, почти незаметные вчера, успели загустеть и налиться соком, да и взгляд сержанта показался каким-то тухлым. Не выспался, что ли? Заведя его в кабинет, я кивнула на стул, для солидности переложила несколько бумаженций на столе и призадумалась. Можно начать с кнута, можно с пряника. А, ладно, пусть будет пряник! -- Ордера у ОМОНа действительно не было, гражданин Петров. Так что ваше дело правое, и враг, быть может, будет разбит. В его глазах что-то блеснуло. Ну, еще бы! На этот раз мне действительно пришлось выполнять адвокатскую работенку. -- Был устный приказ из администрации мэра. И все. Причем от кого он исходил, никто вспомнить не в состоянии. Перманентный склероз. Понимаете? Об этом мне сообщил безотказный Дубовик. Об этом -- и о многом другом, не менее интересном. -- Понимаю, госпожа старший следователь, -- подумав, сообщил Петров. -- Тогда кой хрен этим архарам было нужно? -- Не ругайтесь, подследственный, -- мягко попросила я, предпочитая не отвечать на столь любопытный вопрос. А действительно, кто им был нужен? Молитвин? Или все-таки литератор Залесский? Или оба? -- Поэтому после нашего разговора вы пройдете в соседний кабинет и напишете фантастический роман. Можете в стиле вашего дружка Алика. Сюжет такой: находясь при исполнении, вы встретили на улице знакомого вам еще по школе гражданина Залесского. Тот сделал вам устное заявление об исчезновении своего соседа, гражданина Молитвина Иеронима Павловича, которого вы оба на днях отвозили в храм неотложной хирургии. Дескать, в регистратуре молчат и глазки строят! Затем вы поднялись в квартиру Залесского, чтобы оформить заявление в письменной форме... Дальше понятно? -- Так точно! -- без особого энтузиазма отозвался подследственный. -- Чего тут не понять?! Выносят дверь, являются неустановленные личности с оружием, ксив не предъявляют и на мои законные, стало быть, требования реагируют по морде... Госпожа старший следователь, а ежели полкан другое накатает? Таракан-"полкан" Жилин, ясное дело, накатает другое. Но козыри-то все у нас! -- Пусть себе катает, сержант! У нас свидетель есть. Бах-Целевская Ида Леопольдовна, двадцати одного года. И цените, подследственный! Я на эту девицу вчера полдня потратила. ...Отыскать "Идочку", как называл гражданку Бах-Целевскую алкаш Алик, оказалось непросто. К счастью, в бестолковом рапорте Жилина оказался ее адрес: городское общежитие N 3, более известное как Венерятник. Там ее знали -- и еще как знали! -- но сама Бах-Целевская в Венерятнике не обнаружилась. Список тех, у кого она может прохлаждаться, занял не одну страницу (та еще девуля оказалась!), но ее соседка по комнате вовремя вспомнила, что медсестричка-истеричка поселилась "у своего нового". Адрес "нового" она не знала, но улицу указала точно. Остальное -- просто. Именно на этой улице прописан сгинувший Залесский. Саму Бах-Целевскую я извлекла прямиком из ванной. "Идочка" оказалась готовой на все -- жаль, я не мужик! Протокол, во всяком случае, подписала сразу. С бабулькой пока не повезло. В нетях бабулька. Сказали: под городом, у брата. Но ее показания, полученные мною лично на субботней пьянке-гулянке у Залесского, легко оспорить -- она, кажется, Алику-алкашу дальней родичкой приходится. А зовут ее совсем странно -- Лотта. Бабушка Лотта. Интересно, какого Лота она бабушка? Судя по возрасту, того самого. -- Это вам конфетка, -- подытожила я, дав возможность подследственному оценить сделанное. -- В виде аванса. А теперь, Петров, докладывайте. Странное дело: "конфетка" совсем не обрадовала буяна, и я мысленно обиделась. Сержант поморщился, вздохнул. -- Да чего там докладывать, госпожа старший следователь! Нема Фимки! Пропал! Мать все морги обегала... И Алика нет. Я наших спрашивал -- никто ни хрена не знает. Я уже и фотки ихние ребятам передал, и приметы. Нема! С концами! Весело! Ну, гражданин Залесский пропал, так сказать, по определению, с шумом, громом и кентаврами. Теперь к нему присоединяется неведомый мне гражданин Крайцман, который умудрился сгинуть, не попав ни в жилинский протокол, ни в данные Горотдела, куда архары сдали драчуна Петрова. В управлении ФСБ его тоже не было -- разведка доложила точно. -- Давайте успокоимся, -- как можно теплее предложила я. -- Вас, кажется, Ричардом Родионовичем величают? Я -- Эра Игнатьевна. Договорились? Сержант покорно кивнул. -- Так вот, Ричард Родионович. Залесского пока оставим в покое. Ваш приятель скорее всего пьет пиво с кентами где-нибудь на Дальней Срани. А вот гражданин Крайцман... Он не задержан. И не убит -- труп мы бы давно нашли. Значит? -- Да кому Фимка нужен? -- жорик дернул квадратными плечами. -- Он, правда, это... Биохимик он. Доктор наук. Аккурат в прошлом году защитился. Я только головой покачала. Дивны дела твои, Господи! Хороша шайка-лейка собралась! Бывший сотрудник сверхсекретной лаборатории, алкаш-писатель, жорик, библейская бабулька, ученый-биохимик и шлюшка из общаги. И ко всему впридачу -- кентавр! Черт! Даже розыск официальный не объявишь, эти, из мэрии, сразу почуют. Хотя почему бы и нет? -- Говорите, гражданина Крайцмана мать ищет? Вот и хорошо! Пусть подаст заявление, причем опишет все, как было. Да пожестче! И по телевизору пусть объявят. Сделаете? Петров почесал подбородок. -- Можно. Я и ребят попрошу, чтоб смотрели. Эра Игнатьевна! Ну какого... то есть, почему они к Алику привязались? Что он им сделал? Настала моя очередь пожимать плечами. -- Не знаю. Но, честно говоря, находиться сейчас на его месте мне бы не хотелось... Я лукавила. На своем месте я тоже чувствовала себя не очень уютно. 3 Агенту (или, как принято сейчас изъясняться, сотруднику) всегда требуется скипидар под хвост. Но не тот скипидар, что тебе мажут, а тот скипидар, что ты мажешь сам. И лучше всего, если скипидар не будет замешан на страхе. Страх уходит, а человек остается и может натворить чудес! Так что фотки с голыми бабами и угрозы семье -- скипидар не только дешевый, но и очень опасный. Сначала этому меня учили, потом поняла сама. Прочувствовала, так сказать, ощутила. Мои боссы -- мастера подбирать рецепт скипидара. В свое время мне было достаточно ощущения, что тебя считают человеком. После трех лет ада такое дорогого стоит. Ну, а потом... Потом стало еще проще. Я считаюсь очень дорогим агентом. И слава Богу! Главное, что деньги переводятся на счет, известный в этом полушарии лишь мне и Девятому. Правда, и за деньги купишь не все. Это тоже истина, порой очень печальная. Например, не купишь писем. Писем, которых я так жду, и которые... ...Ее последнее письмо было странным. До этого -- все понятно: колледж на побережье, оценки, бабка-маразматичка, теннис. А тут... Какой-то Пол, с которым она вдобавок разговаривает по-русски, какие-то акулы... Откуда там русские? Написала -- и молчок. Хорошо еще бабка не забывает. Свекровушка!.. Да чего от ее эпистол ждать? "Здоровы, сыты, шлите денег"... Стоп, хватит! Со старшим сержантом Петровым все классически просто. Без скипидара. Для друга Фимки да для кореша Алика он не пожалеет ни времени, ни подошв. А то, что работать доблестный жорик будет втемную, и вовсе хорошо. Аминь, аминь, сотрудник Стрела! Пора было идти к дубу. Или вначале заварить кофе? Впрочем, заваривать лень, но можно сходить в буфет. А еще лучше посидеть тут, ни о чем не думая, посидеть с закрытыми глазами, представляя себе небо -- белесое жаркое небо, бездонное, равнодушное. Один из советов Святого Игнатия -- и очень дельный. Лучший способ отдохнуть, когда времени мало и... Дзинь! Дзинь! Дзи-и-инь! Счастье, что в этот миг в кабинете не оказалось доктора Белла. Застрелила бы -- и Первач-псов не побоялась. Наизобретал, козел сраный, сука американская... -- Гизело слушает! -- Госпожа старший следователь! Добрый день. Тут, блин, такая лажа!.. Так и знала! Дуб! Ладно, придется идти... x x x Почему-то я ожидала увидеть следователя Изюмского на боевом посту -- с плетью в руке. Или с оголенным проводом. И, естественно, не одного, а в компании с подследственным Кондратюком, который голубым кулем болтается на дыбе, вопит, хрипит... Дуб был один. На столе, кроме початой бутылки коньяка, сиротливо лежала бумажка -- тоже одна. Ручка пристроилась сбоку. На меланхоличное предложение выпить я даже не стала отвечать. Села в кресло (предложить присесть он, само собой, забыл) и выжидательно взглянула на дубовую рожу. Рожа сморщилась. -- Где подследственный? -- поинтересовалась я, уже начиная догадываться. Рожа сморщилась еще больше. -- В лазарете, блин!.. Лучше всего сосчитать до десяти. Или до ста. По-итальянски. Уно, дуо, трез... -- И что вы ему сломали, господин Изюмский? -- Ребро, -- покорно вздохнул дуб. -- Или два... -- Идиот. -- Так точно... Полная покорность возбуждает. И не только в сексе. -- Повторите! Дуб грузно поднялся, почесал затылок. -- Идиот я, блин, подруга! Да ты бы на этого тормоза посмотрела! Лыбится, падла, и блекочет всякую туфту! Он же, сука, плановой, блин! Гандон поганый, ломка у него, гада! Дозу просит!.. -- А теперь по-русски, пожалуйста... Пока племянничек пытался найти адекватные выражения в великом, могучем и свободном, я припомнила замеченный мною еще той ночью странный -- неподвижный и прозрачный -- взгляд Кондратюка. И пожалела, что не взялась за дело сама. Хотя и без меня можно было догадаться, что у мерзавца -- астенический синдром, и в таком состоянии бить его просто бесполезно. А теперь единственный подозреваемый по важнейшему делу выбит из игры -- в буквальном медицинском смысле -- и, возможно, надолго. -- Что он сказал? -- перебила я, не дав товарищу Изюмскому подыскать эквивалент к выражению "гандон поганый". Дуб молча протянул мне листок -- тот самый, единственный. Ну-с? "Гражданина Трищенко я не убивал. Пистолет мне вручила Очковая. Она велела прийти в бар "Момай". С моих слов записано верно." Подписи не было, зато имелась грамматическая ошибка (бедный Мамай!). Я вздохнула. -- Что баллистики говорят? Пистолет тот? -- Тот... В принципе, с этим можно сунуться в суд. Пистолет, личность подследственного, поведение при задержании. Но ведь дело не в наркомане! Точнее, не в его поганой личности. Трищенко убили безнаказанно, в меня тоже стреляли, явно не опасаясь последствий. Кто дал этому уроду право убивать? Наркоманы-убийцы в нашей практике попадались, и не раз, но исключительно мертвые. Психоз Святого Георгия достает их вдвое быстрее, чем всех прочих. Кажется, на эту тему была даже статья... -- Когда мы сможем его допросить? Молчание затянулось, и я почуяла недоброе. -- Господин Изюмский! -- Да блин!.. Я его по башке ненароком двинул! У него это... Сотрясение!.. Да. Идиот. Клинический. -- Ладно. Посетителей допросили? Протоколы я листала недолго. Дуб оказался дубом и тут. Свидетелей расспрашивали о Кондратюке -- но не об убитом Трищенко. О Кондратюке же знали немногое. Появляется редко, мало с кем общается, предлагает себя исключительно за деньги или за "дозу", имеет совершенно непотребную кличку "Глубокая Пасть", не танцует... Не танцует -- этого мы не учли... Эх, не о том спрашивали! С Кондратюком пока все ясно, нам бы про убитого Трищенку узнать. Бармен -- человек известный, тут бы многое всплыло!.. -- Кто такая эта Очковая, не знаете? Дуб только вздохнул. Озвереть? Нет, не стоит. Займемся педагогикой. -- Значит так, Изюмский! Кондратюка -- на обследование. И не в лазарет, а в Центральную клиническую. Срочно! Пусть поглядят, что в нем такого особенного. Дальше... Вызовите всех свидетелей еще раз. Узнайте все о Трищенко. Побывайте у него дома, расспросите родителей... Вас методике расследования учили? Тяжкий вздох был мне ответом. Ну конечно! Юракадемия, заочное отделение! -- Как только найдете Очковую -- везите сюда. Обыск на квартире. Как заявку на ордер писать -- знаете? -- Да знаю я, госпожа старший следователь! -- возгласил дуб. -- Я просто того, ну... этого... Верно. И того он. И этого тоже. -- Налейте коньяку! Последняя фраза была явно воспринята, как знак примирения. И напрасно. Я отхлебнула коньяк (прекрасный, откуда только взялся?), улыбнулась: -- А будете обо мне сплетничать, кое-что оторву. Что именно, вам Никанор Семенович уточнит. Настоящий мужик баб трахает, а не облизывает языком при посторонних. Ясно? Удивительно, но дуб покраснел. Да так, что я почти его простила. Все-таки жизнь мне спас, охломон! Ладно, можно еще по глоточку... Я кивнула на бутылку, товарищ Изюмский послушно привстал... Дзинь! Дзи-и-инь! Черт! Я и забыла, что телефоны бывают не только в моем кабинете. -- Вас, Эра Игнатьевна! Так и знала... -- Гизело? Где тебя леший носит? Немедленно на выезд! Ревенко! Да пошел бы он!.. -- Какого беса! Я работаю!.. Из трубки послышался рык, да такой, что даже я дрогнула. -- Немедленно! В городе погром! На Сумской! Поняла? Шеф уехал, дозвониться не могу! Ноги в руки, мчись, принимай решение! Я к "сагайдачникам", они, болваны, с выходом тянут!.. Выполняй! К "сагайдачникам"? Ого, дело скверное, если дошло до курсантов Особого военного универсистета имени Сагайдачного. На моей памяти такого еще ни разу... -- Еду! 4 "Принимать решение" не довелось. И без меня было кому -- мэр, оба его зама, плюс начальник УВД Хирный с целой толпой жориков в больших погонах. Начальство жалось за могучими спинами архаров и явно не торопилось выходить за стену из пластиковых щитов. А впереди, загораживая улицу, бурлила толпа. У страха глаза велики. Погрома не было: во всяком случае, витрины магазинов оказались целы, да и бить никто никого не собирался. Пока, по крайней мере. Зато движение перекрыли намертво. Опустевшие туши троллейбусов тянулись бесконечным караваном, одну из машин уже успели перевернуть. Лозунгов не имелось -- кроме одного, наскоро намалеванного красной краской на обычной простыне. Я всмотрелась... "Кентов вон из города!" Ага, вот в чем дело! И конечно, иконы -- огромные, почти в метр. Кажется, Святой Власий. Странное дело: в памятках, издающихся здешней епархией, епископ