быть с тобою, - Дано меня свести с тобой лишь высшему участью. Услышь мой зов и помоги, сгорел я, чаровница, - Злорадно тешатся враги моей лихой напастью. Мне без тебя, мой милый друг, жить в этом мире трудно, - О сердце, помоги - боль мук смягчи своею властью. О, благосклонность мне яви, не жги огнем разлуки, - Ужель предела нет в любви злосчастью и ненастью? Восплачу о твоей красе в день светопреставленья - И верный и неверный - все сгорят, Машраб, к несчастью! x x x Мой светлый дух - предвечный трон, а сам я - небосклон, Весь мир моим огнем спален, а сам я - жар пламен... Мне в этом мире, как ни бьюсь, приюта не найти, Я смерчем без любимой вьюсь - пришлец иных сторон. Мечту о счастии тая, был роком я гоним, В злосчастии рожден был я: удел мой - плач и стон. Поверь мне: кто любви не знал, в том веры тоже нет, Но я склонюсь пред тем, кто пал под тяжестью бремен. Да будет внятна боль моя лишь претерпевшим боль, А для невежд - загадка я, след Ноевых времен... Знай: у людей понятья нет, откуда я пришел, А спросят, кто я, - вот ответ: нет у меня имен. Не ангел-небожитель, сам а - человечий сын, Сын Намангана я, и там на свет произведен. Сегодня, детище стыда, ты пал во прах, Машраб, Но всем влюбленным в День суда - и власть ты и закон! x x x Кипарис ты мой цветущий, о моя отрада, где ты? Розоустый светоч кущей, украшенье сада, где ты? Сколько дней уж я, несчастный, сердцем о тебе тоскую, Прелесть речи сладкогласной, уст моих услада, где ты? Сколько дней в тоске безгранной, разлученный, я рыдаю, - О покой души желанный, сердце жжет досада: где ты? Нет тебя - и сердце хворо, и больному телу плохо, - О любви моей опора, дух мой, светоч взгляда, где ты? Истекли слезами очи, я томлюсь в пустыне горя, Стоны мучат все жесточе, горе - горше яда, - где ты? Ты, Машраб, сгорел от муки, жаждешь ты живящей влаги, - О краса, с тобой в разлуке что еще мне надо, - где ты? x x x Ужели ты убить меня, ужели меня сжечь захочешь, Ужели, муками казня, меня в беду вовлечь захочешь? Ужели очи-палачи меня ресницами изрежут? Ужель взметнешь слова-бичи - исторгнуть злую речь захочешь? Ужели на землю с небес меня низринешь, опозорив, Ужель, как птицу, под зарез отдашь меня - иссечь захочешь? Ужели соколом взлетишь и птицу сердца растерзаешь И, дробным боем руша тишь, меня в силки завлечь захочешь? Я сам умру, - о, пожалей, не нужен жертве страсти саван, - Ужели кровью ты моей окрасить острый меч захочешь? Я, как Мансур, - у той черты, где пьют вино заветной клятвы, - Ужели к виселице ты меня с позором влечь захочешь? А если я мою любовь предам и о другой помыслю, Ужель на части, в клочья, в кровь ты плоть мою рассечь захочешь? О, милосердье мне яви, взгляни, как я смятен любовью, - Ужель ты тех, в ком нет любви, огнем своим возжечь захочешь? Вот что на голову твою низверглось - сколько бед и бедствий, - Машраб, ужель ты и в раю любовь свою сберечь захочешь! x x x Где есть всечасно гибнущий влюбленный - Умерший раз и дважды воскрешенный? Кто, как и я, томился по любимой, Весь в даль дорог очами устремленный? И кто, как я, готовый к лютой казни, Ждал смерти с головой под нож склоненной? Кто, острый нож в руках любимой видя, Готов расстаться с жизнью, присмиренный? И кто готов предать и честь и веру, Как я, молвой безбожной посрамленный? И в Судный день все толпища не я ли Сомну и размечу душой смятенной? Где есть другой, кто, день и ночь рыдая, Джейхуном слезы льет, вконец сраженный? x x x Здесь, в чуждом граде, что ни миг - я весь горю, пылая, Стезей заблудших горемык иду, невольник зла, я. Где мать и где отец? Презрен, томлюсь я одиноко, Скитальцем сплю у чуждых стен, - где честь моя былая? О боже, чем я виноват, скиталец бесприютный? Я изнемог в плену утрат, огнем сожжен дотла я. Все сердце сжег мне злобный рок - пылают жаром клейма, - Отвергнут всеми, одинок, - вот моя доля злая. Я сердцем от мучений сник, другие - смотришь, рады, Я в муке рву свой воротник, стенанья воссылая. Вот что, Машраб, тебе к лицу - судьба рабов безгласных, Но, словно перл, хвала творцу, отчищен добела я! x x x Я - степей любви скиталец, нет приюта мне и крова, От рожденья я - страдалец, и судьба моя сурова. Если в сердце - стон сокрытый, не сыскать уж друга сердцу: Чаше, на куски разбитой, не бывать уж целой снова. Всю монету боли страстной я тебе под ноги кинул, - Сколько от тебя, прекрасной, претерпел я в жизни злого! Мир, сей злыдень лицемерный, жизнь мою дотла разрушил, - Пусть вовеки правоверный не познает зла такого! Надо мной враги смеются, обо мне друзья рыдают, - Мне с враждой не разминуться, от друзей не ждать мне зова. Нет числа моим утратам, верности вовек не знал я, Я от горя стал горбатым, и стезя моя тернова. Зло - ночное ли, деньское - безысходно меня мучит, Нет душе моей покоя, и беда моя бедова. Раб моих напастей грозных, сир, в пустыне я рыдаю, - От ручьев кроваво-слезных степь огнем горит багрово. Все, кто шел стезею зрелой, с этим миром связь порвали, - О Машраб, и ты так сделай, не безумствуя бредово! x x x Тьмою кос твоих томимый, я смятен душою ныне, Не найдя пути к любимой, сломлен я судьбою ныне. Мир был весел изначально - прежде люди веселились, Жизнь моя стократ печальна, в мире все иное ныне. Если б эта чаровница на влюбленного взглянула, В рай смогла бы превратиться хижина изгоя ныне. Ты ко псам ее, бедняга, о Машраб, теперь допущен, - Боже правый, что за благо светит над тобою ныне! x x x Ни минуты нет покоя, лишь с бедой знаком Машраб, Ты сияешь красотою - вьется мотыльком Машраб... В этот мир закрыл я двери, мир грядущий близок мне, - Что мне ангелы и пери! Стал им чужаком Машраб. Любо мне теперь иное - с бедняками я дружу, Днем и ночью пью вино я, лишь к вину влеком Машраб. Удивится беспредельно каждый видящий меня: От людей живет отдельно, от себя тайком Машраб! Словно молния сквозная, бродит по свету хмельной, О себе вестей не зная да и не о ком, Машраб! Нет, не тайною сокрытой славен я, а простотой: Весь нагой, босой, разбитый, бродит простаком Машраб. На стезе нелицемерной ты, Машраб, обрел свой путь, Истинному хмелю верный, сущ ты не в мирском, Машраб! x x x От любви к тебе сгореть я, одержим тоской, мечтаю, И своей окрасить кровью я весь мир-мирской мечтаю. Если же хоть раз позарюсь на чужую красоту я, Выколоть себе же очи я своей рукой мечтаю. Если крови моей жаждешь ты, меча ресницы- стрелы, Мотыльком лететь на светоч я, забыв покой, мечтаю. Я в степях любви скитаюсь, дикой жаждой истомленный, - Дай вина мне, виночерпий, пить я день-деньской мечтаю. Пощади же, чаровница, и с чела сними завесу, - Изнемогший, я упиться красотой такой мечтаю. За тебя Машраб два мира позабудет, чаровница, - Пожалей же, я увидеть лик твой колдовской мечтаю. x x x О твоей красе тоскуя, грустный, день и ночь я плачу, Одержимый, в степь безумья вдаль бредущий прочь, я плачу. Тайну, ранящую сердце, силы нет тебе поведать, - Боли ран и муки горя мне не превозмочь, - я плачу. О красавица, красою словно солнце и луна ты, А уста и речь, что сахар, - до сластей охоч, я плачу. Ты - весенний сад, раздолье кипарисам и тюльпанам, - Соловьем в саду стеная, горько во всю мочь я плачу. Я красу твою увидеть, о красавица, мечтаю, У дверей твоих, не зная, как беде помочь, я плачу. Из очей моих потоки слез кровавых горько льются, - Образ твой едва лишь вспомню - мне совсем невмочь, я плачу. x x x В огне любви пылая, я, весь спален, рыдаю, О чаровница злая, я от пламен рыдаю. Моя мечта хмельная - хмель уст твоих багряных, А я иду, стеная, в хмельной притон, рыдая! Тьма кос твоих красивых меня томит безверьем, - В притоне нечестивых я, посрамлен, рыдаю. То соловьем зальюсь я, то горлицей томлюсь я, В глуши совою злюсь я - глотая стон, рыдаю. Меня лукавством юным ты, как Лейли, погубишь, - В степи разлук с Меджнуном я, отрешен, рыдаю. И мне ль брести скитальцем в глухие горы- долы, - Ведь я и здесь страдальцем из тех сторон рыдаю. Потопом расхлестнуться печаль мне повелела: Джейхуном слезы льются - я, сокрушен, рыдаю. Твоей красой прекрасной зажжен, весь мир пылает, - Я - мотылек несчастный, Машраб, сожжен, рыдаю. x x x О, я к моей возлюбленной питаю страсть особую: Нальет мне - хоть и сгубленный, а все ж вина попробую! И рай не славословлю я с дворцами и чертогами: Вот заведу торговлю я - продам его с утробою! И вижу, горемыка я: весь мир - что тьма кромешная, И в ней ты, среброликая, сверкаешь высшей пробою. Всегда ханжой-святошею влюбленный порицается, - Найду стрелу хорошую на злобу твердолобую! В жар преисподней прогнанный, Машраб рыдает горестно, - Твоей любовью огненной расплавить ад попробую! x x x Едва игривый взор твой заблестит - И тотчас застенаю я навзрыд. О злая, твоя злость меня убьет, Меня гнетешь ты тяжестью обид. Неверная, ты сердце отняла, И птицею оно к тебе летит. Едва ты яркой розою мелькнешь - Безумец, я твоей красой убит. Страдалец, от тоски сгорел Машраб, Зимой и летом стон его томит. x x x С Меджнуном мы за годом год в пустынях, изнывая, шли - Среди лишений и невзгод искали вместе мы Лейли. О, смилуйся и, не гоня, внемли моей немой мольбе: Кого еще, как и меня, мученья страсти извели! И сотней жизней наделен, все брошу пред тобой во прах: Зачем мне Сулейманов трон? Я пред тобой влачусь в пыли. Лукавой красотой пьяня страдальца, павшего во прах, Увы, прошла мимо меня моя красавица вдали. И старцы, в свитке прочитав о диве красоты твоей, Безумно бросились стремглав - к тебе, согбенные, пошли. И сердце в медленном огне сгорает от любви к тебе, - О, как бы муки страсти мне совсем все сердце не сожгли! Сто мук на голову мою обрушила в разлуке ты, - Влюбленный, плача, я молю: "Приди, печали утоли!" О, пощади, будь не строга, доверься мне и другом будь, - Я - раб, смиренный твой слуга, все совершу - лишь повели! "О ты, создатель всех людей", - взывает твой несчастный раб, - "Страдальцу в просьбе порадей - молящего возвесели!" Предвечный кравчий мне налил, и я пригубил хмель иной, - Поверь: уже не стало сил хмелеть от блага сей земли. "О, сжалься, мой прекрасный друг!" - взывает горестно Машраб, - Увы, страдания разлук мне тяжко на плечи легли! x x x Я о любви лишь молвлю слово - весь мир в единый миг сгорит, Скажу, в чем тайн моих основа, - и враз любой тайник сгорят. Когда в любви горят от пыла и проливают реки слез, Влюбленных покидает сила - вся грудь у горемык сгорят. Один, я с муками моими сгораю в пламени разлук, - Едва твое я вспомню имя - от радости язык сгорит! Как о тебе, меня томящей, мне, горемыке, рассказать? Вся плоть моя - огонь палящий уж до костей проник - сгорит. Когда я тщетно жду свиданья, жестокий крик терзает грудь, - Я закричу - все мирозданье в ответ на этот крик сгорит. Дано сгубить меня напастям, а ты - в печалях о другом, Ты не придешь ко мне с участьем - от стона сердце вмиг сгорит. Машраба памятью минуя, о нем и слова не скажи: Едва лишь в Судный день вздохну я - сам райский сад-цветник сгорит. x x x Взглянуть на дивный, милый лик пришел я, одержимый, И сто уловок хитрых вмиг увидел от любимой. Сто жизней бы имел - сполна все ей принес бы в жертву, - Самой бедой идет она, и взор - неотразимый. О сумасброд, в любви хмельной, пади безгласной жертвой, - Чернеют косы за спиной волною непрозримой. Я в суетной толпе мирской влачился в лютой жажде, И кубок милою рукой мне дан был несравнимый. Пасть жертвой будь, Машраб, готов за сахар уст-рубинов И за жемчужный ряд зубов красы неизъяснимой. x x x Принарядилась, хороша, краса моя прекрасная, - Знать, кровь мою пролить спеша, она оделась в красное! Не знаю, с кем в лукавстве злом вином она потешилась, А раскраснелась вся челом, как будто солнце ясное. Нет, не волшебен, а жесток взор ее, томно- сладостный, - Ее на горе создал бог себе рукою властною. Она зашпилит пряди кос красивыми заколками - Блеснет красой волна волос, с ее красой согласная. На прахе, о Машраб, твоем взрастут цветы багряные, - То пламенным горит огнем твоя душа несчастная. x x x Испив багряного вина, она, челом красна, пришла, Сверкая взором и грозна, игрива и хмельна, пришла. И стрел ее удар был лют, и зло закушены уста, И сердца моего сосуд она, разбив до дна, пришла. И, распустивши пряди кос, она сверкала красотой, Как будто, благовоньем роз овеяна, весна пришла. С отточенным мечом в руках, с колчаном, полным острых стрел, Она меня разбить во прах - жизнь мою взять сполна, пришла. Бедняк Машраб в чаду своем стенает горестно навзрыд: Она, чьим бедственным огнем мне пытка суждена, пришла. x x x Отшельник, не стыди меня, что лик мой, как ожог, горит, - Так по ночам в пылу огня несчастный мотылек горит. В твоих нарциссовых очах кровавая таится казнь, А на рубиновых устах, как кровь, багряный сок горит. Да, все отшельники подряд - и те в огне любви горят, И каждый, кто огнем объят, хоть от огня далек, горит. Машраб, и ночью ты и днем изнемогаешь от любви: Кого разлука жжет огнем, тот, даже одинок, горит. x x x Лейли подобен облик твой - ты так красива, говорят, А я - Меджнун, что за тобой бредет пугливо, говорят. Я головы не подниму, стеная у твоих дверей, - Как ни стенаю - ни к чему вся страсть порыва, говорят. Я у врачей искал удач: "Возможно ль исцеленье мук?" "Не лечат, - отвечал мне врач, - такое диво, говорят!" Скажи мне, где Меджнун, Лейли, ответь мне, где Фархад, Ширин? Они прошли и отошли, - все в мире лживо, говорят. Пыль со следов собак твоих Машраб прижал к своим очам, - Прах этот - мазь для глаз людских, - все так правдиво говорят! x x x Что мне сетар, когда со мной беседу поведет танбур? Распутает в душе больной мне все узлы тенет танбур. Когда гнетет меня недуг от суесловия врагов, В печалях самый лучший друг, мне слух струной проймет танбур. Нет, пустодумы не поймут нетленной ценности его, А мне дарует вечный суд - весть всеблагих высот танбур. Когда, узрев любимый лик, я вновь томлюсь в плену разлук, Игрою струн в единый миг всю грудь мне рассечет танбур. Как и красы любимой вид, он душу радует мою, Мне огненной струной звенит про образ дивный тот танбур. Пронзает, жаром пламени, насквозь сердца влюбленных он: Единой искрою огня все сердце мне прожжет танбур. И так твой разум отняла, Машраб, жестокая твоя, А тут еще всю грудь дотла сжигает в свой черед танбур! x x x Надела неземной наряд красотка розотелая - И сник, смущением объят, печальный, оробело я. Как кипарис - твой стройный стан, а лик твой солнцем светится, Ты - кипарис мой и тюльпан, ты вся - жасминно-белая. Не знаю, как пройти я смог: язвят ресницы стрелами, Прошел - и с головы до ног изранился об стрелы я. И сад Ирама - гулистан, поверь, совсем не нужен мне: По всей груди - соцветья ран, словно тюльпаны зрелые. Тебе, увы, меня не жаль, твой меч сечет мне голову, Машраб, гнетет тебя печаль, тебе твой саван делая. x x x Ты, чья брови - как михраб, мне как божество дана, Ты мне в сердце свет лила б - ты ведь солнце и луна. Я к тебе - во прах у ног - как к святыне припаду, След твой - всеблагой порог мне в любые времена. Память о тебе - мой друг, оба мира мне - враги: Как пошлешь ты войско мук - мне прибежище она. Если ж невзначай войдет в сердце дума о другой, Да сгореть мне от невзгод, - знать, моя была вина! Не бывать в душе моей мыслей ни о ком другом, - Я - в силках твоих кудрей, мне опасность не страшна. То не тучи в вышине, а стеною льется дождь, - Небо плачет обо мне, и от стонов высь черна. Конь ли твой, лишен чутья, вдруг запнулся на пути? Нет, во прахе - плоть моя под копытом скакуна. И кого ж винить-то мне, что сгораю я в огне? По моей лихой вине мне и мука суждена. Умертвишь ли, оживишь - воля милости твоей, О мой властелин, услышь: верен раб тебе сполна. Я пока что жив и цел, а умру - мне быть с тобой, Рая горнего предел для меня - обитель сна. О Машраб, во прахе ляг на заветный тот порог, Другом быть ее собак - счастью твоему цена! x x x Был, увы, я сотворен для любви несчастной, И неверной был прельщен девою прекрасной. Гибну, жаждой изможден, я в глухой пустыне, А тобою воплощен океан бесстрастный. Жизнь отнимешь - я сражен, о услада сердца, - Пасть готов я, сокрушен, жертвою безгласной. Видно, гибнуть осужден я самой судьбою, Я разлукой отрешен в дол тоски всечасной. Я скажу, как я смущен, о владыка мира: Я скитальцем быть рожден, ты - султан всевластный. Я горю в пылу пламен, горестный влюбленный, Днем и ночью только стон слышен мой ужасный. Войско бед со всех сторон рушит меня силой, Мучусь, жаждой изнурен, я в тоске напрасной. Нрав твой щедро одарен злостью и лукавством, - Мотыльком лечу, спален, на огонь опасный. Как Меджнун мечусь, влюблен, - средства нет от боли, Я с младых моих времен в муке ежечасной. Одержим Машраб, смятен, - что, друзья, сказать вам? Не стыдите его: он - раб судьбы злосчастной. x x x О моем безумстве слава всем понятней всякой были, И теперь Меджнуна, право, в целом мире позабыли! Так в любви не истомятся никогда Фархад с Меджнуном, - Нет, вовеки не сравняться им со мной в любовном пыле! Ты теперь других изрядно стрелами ресниц терзаешь, - Я-то знаю, сколь нещадно стрелы душу мне язвили! Что ни миг - то тяжко станет сердцу от камней печали, И людская зависть ранит, - по сравнится с ней по силе! Хмель любви Машрабу раной лег на страждущее тело, - Как никто, от страсти пьяный среди всех людей не ты ли? x x x Лишь выйду - и на скакуне навстречу мне она спешит, Бутон, расцветший по весне, она, красой красна, спешит. Ресницы стрелами меча и грозным взором всех разя, Она, как пламя горяча, челом озарена, спешит. И уст ее хмельная сласть пьянит всех встречных, как вино, - Она, в пылу разгорячась, как будто от вина, спешит. Всю душу жаром пламеня и страстной ревностью томя, Восторгом опьянив меня, ко мне сама весна спешит. Ей другом быть никто не смел: она равно со всеми зла, И мне грозят ресницы стрел: ко мне она, грозна, спешит. Стерпеть ли, как ни терпелив, разлуку долгих-долгих дней! Она, лишь сердце мне пронзив и сил лишив сполна, спешит. От бед моих и от невзгод ну как не умереть, друзья? Она всю душу мне сожжет и - видеть пламена спешит! И грешников и всех святош она к себе приворожит, И я для веры уж негож, когда ко мне она спешит. Ни по ночам она, ни днем вовек меня не навестит, А иногда - вот диво в чем - сама, как ночь темна, спешит. Сжимает меч ее рука, в колчане - жала острых стрел, - Ко мне она издалека, всю душу взяв до дна, спешит. Как лепестки увядших роз, от горя пожелтел Машраб, - Она с бедой ли - вот вопрос - или любви верна, спешит? x x x В саду красоты средь кущей ты блещешь красою стана, И горлица сердца пуще стенает и стонет рьяно. Глаза - как палач, суровы, ресницы твои - кинжалы, Уста - как рубин, пунцовы, цветут, как бутон, румяно. Ханжа, ты меня не сманишь, не знаешь ты муку сердца, - Ты в душу едва заглянешь, все сердце - сплошная рана. И если, тобой терзаем, я в рай без тебя попал бы, То разве была б мне раем вся в море огня поляна! И что мне весь мир в разлуке, дурманом меня томящей, - Нет, лучше смертные муки, чем гибнуть в плену дурмана. Машраб жил надеждой страстной, а видел в любви лишь муки, И если умрет несчастный - как жаль, что он умер рано! x x x Не подует ветер сладко - розы цвет румян не будет, Без любви в куропатка петь среди полян не будет. Соловей в весенних кущах, не пленен прекрасной розой, Не поет в кустах цветущих - он от страсти пьян не будет. Лишь любовью опаленный пожелтеет ясным ликом, - Не сожжен огнем, влюбленный рдеть от крови ран не будет. Взором жгуче-животворным, лунным ликом не согретый, Камень, прежде бывший черным, как рубин, багрян не будет. Лик твой - словно светоч вешний среди тьмы кудрей душистых, Без тебя мне мрак кромешный светом осиян не будет. x x x "Лунный лик без покрывала, - я молил, - яви во мраке", - "А без туч, - она сказала, - перл любви слиян не будет". {*} "Не тверди мне то и дело о страданиях разлуки, - Не поправший дух и тело страстью обуян не будет". Я сказал ей: "Мое горе до смерти меня сжигает, - Как же исцелиться хвори, если лекарь ждан не будет?" Ни к чему, Машраб, кручина, хоть ты и разорван в клочья: Зерна битого рубина портить тот изъян не будет! {* По поверьям, жемчуг зреет в раковинах от попадания в них капель дождя.} x x x Огня моих невзгод и мук ни друг, ни брат не стерпят, А если застенаю вдруг - и супостат не стерпит. Когда хоть тенью упадет моя печаль на небо, Взгремит гроза - сам небосвод моих утрат не стерпит. Когда суть тайн моих сполна поведаю я небу, Клянусь - ни солнце, ни луна весь этот ад не стерпят. Когда, не в силах мук стерпеть, влюбленные застонут, Сам проповедник и мечеть дотла сгорят, не стерпят. Поведать, в чем моя страда, какая гложет мука, - Вселенная и в День суда такой разлад не стерпит. А проповедь читать бы стал я пред людьми в мечети - Сгорели б все - велик и мал, и стар и млад, - не стерпят. Усладен слог в стихах твоих, Машраб, - ответ твой ладен, - Сам Музаффар сей ладный стих, тоской объят, не стерпит. x x x Нет, солнца твоего чела никто лучей не стерпит, И даже сама вера - зла твоих очей не стерпит. Восславлю строем звучных слов твои уста- рубины - И ни один диван стихов таких речей не стерпит. А озорным лукавством глаз блеснет лишь чаровница, Глупец и умный глянут раз - и взор ничей не стерпит. А если в райский сад войдет она с такой красою, То и светящий гладью вод родник-ручей не стерпит. А жребий, что меня