вечно - с жалостью, вечно готова вынуть гвозди из божиих ран. О саэта, из года в год, словно лестницу к месту казни, андалузский народ на праздник Пасхи тебя несет. О саэта, старая песня моего андалузского края, умиравшему в муке крестной ты бросаешь цветы, сострадая. Песня-жалость, нет, не тебе посвящаю я эти строфы. Петь хочу не Христа Голгофы, - а идущего по воде. О ПРИЗРАЧНОМ ПРОШЛОМ Человек из казино второго сорта, где Каранчу как-то раз встречали, седовлас, лицо усталое потерто, а в глазах полно и скуки и печали; под усами цвета пыли - губы вялы и грустны, но грусти нет - на самом деле, нечто большее и меньшее: провалы в пустоту, в безмыслие паденье. Он еще нарядным выглядит в пижонской куртке бархатной, изысканной и модной, и в кордовской шляпе, глянцевой и жесткой, благородной. Дважды вдовый, три наследства промотал он - три богатства унесли с собою карты, воскресает он, не выглядит усталым только в приступе картежного азарта или славного тореро вспоминая, или слушая рассказы о бандитах, иль о том, как карта выпала шальная, о кровавых потасовках и убитых. Он зевает, слыша гневные хоралы, что, мол, власти наши косны, злы и грубы! Он-то знает, что вернутся либералы, возвратятся, словно аисты на трубы. Как боится он небес, землевладелец! Он и чтит их; иногда нетерпеливо вверх поглядывает он, на дождь надеясь, беспокоясь о своих оливах. Ни о чем другом, унылый, нелюдимый, раб сегодняшней Аркадии - покоя, он не думает, и лишь табачным дымом омрачается лицо его порою. Он не завтрашний, но он и не вчерашний, плод испанский, не зеленый, не гнилой, он - созданье "никогда", ненужный, зряшный плод пустой, плод Испании - несбывшейся, былой, нынешней - с седою головой. ПЛАЧ ПО ДОБРОДЕТЕЛЯМ И СТРОФЫ НА СМЕРТЬ ДОНА ГИДО Наконец-то дона Гидо пневмония унесла! Не смолкает панихида, и звонят колокола. В юности наш гранд кутил, не давал проходу даме, был задирой, но с годами жизнь молитве посвятил. Говорят, гаремом целым наш сеньор владел в Севилье, несомненно был наездником умелым, несравненно разбирался в мансанилье. Но растаяло богатство, и решил он, как маньяк, думать, думать так и сяк, на какой волне подняться. Ну и выплыл на волне на испанский лад вполне: он к своим прибавил данным девушку с большим приданым, обновил гербы свои и, традиции семьи прославляя, шашнями не хвастал в свете, изменяя - изменял теперь в секрете. Жил развратом, но в святое братство братом он вступил и дал обеты, и в четверг страстной со свечой по мостовой шел он, разодетый, как святой из Назарета. Нынче ж колокол твердит, что в последний путь спешит добрый Гидо, чинный, строгий, по кладбищенской дороге. Добрый Гидо, без обиды ты покинешь мир земной. Спросят: что ты нам оставил? Но спрошу я против правил: что возьмешь ты в мир иной? Что? Любовь к перстням с камнями, к шелку, золоту и лени, к бычьей крови на арене, к ладану над алтарями? Ничего ты не забудь! Добрый путь!.. От цилиндра и до шпор был ты подлинный сеньор и дворянства соль; но на лысый лоб высокий вечность ставит знак жестокий; круглый ноль. Щеки впали и осели, пожелтели, восковыми стали веки, руки сведены навеки, и очерчен череп тонко. О, конец испанской знати! Вот дон Гидо на кровати с жидкой бороденкой, грубый саван - тоже спесь; кукла куклой, чином чин, вот он весь - андалузский дворянин. ПРИЗРАЧНОЕ ЗАВТРА Край чуланов, ризниц и альковов, барабанов и военной истерии, край, молящийся Фраскуэло и Марии, душ бестрепетных и духа шутовского - в нем своя должна быть ясная основа: Вера в Завтра, Монументы и Витии. От Вчера пустое Завтра зря родится - дай нам, Боже, чтоб оно недолгим было! - нечто вроде душегуба, проходимца, исполнителя болеро и дебила, в общем, что-то по французскому фасону, смесь смекалки и языческого пыла, только с мелкими пороками - особо их Испания избрала, возлюбила. Подлый край, с его зевотой и мольбою, дряхлый, шулерский, печальный и болтливый, подлый край, покорный богу, - и бодливый, если вздумает работать головою; в нем надолго обожателям сгодится освящавшийся веками храм традиций, им отход от их канонов ненавистен - будут бороды апостольские, будут светло-желтые светиться нимбы лысин католически и благостно повсюду. От Вчера пустого Завтра зря родится - дай нам, Боже, чтоб оно коротким было! - что-то вроде палача и проходимца, исполнителя болеро и дебила - омерзительным никчемное продлится. Как опившийся вином, в припадке рвоты солнце красное замазало кирпичным, бурым колером гранитные высоты, и восхода тошнотворные красоты все в закате есть, слащавом и практичном... Но на счастье есть Испания другая - край резца и молотка, земля свершенья, с вечной юностью, которую слагают этой расы простодушной поколенья; есть Испания совсем иная - эта все искупит, не предаст и не склонится, край идеи, одержимости, рассвета, с топором в карающей деснице. ПОСЛОВИЦЫ И ПЕСЕНКИ x x x Я не мечтал, чтобы мне досталась большая слава и врезалась в людскую память песнь моя; люблю все то, что бестелесно, и невесомо, и прелестно, как мыльных пузырей семья. Люблю, когда они вбирают кармин и солнце, и летят под небеса, и вдруг дрожат, и, разорвавшись, сразу тают. x x x Зачем называть дорогой след, проложенный в темноте? Каждый свой путь проходит, как Иисус по воде. x x x С неверья нашего попробуй снять одежды, и назовут тебя врагом, вором надежды. Невежда мудрости дает разгрызть орех и, видя, что он пуст, поносит вся и всех. x x x Наша жизнь - всего лишь минуты, когда учимся жизнь постигать, и вечность, когда мы знаем все, что можно было узнать. x x x Я когти зверя видел и на руке холеной; и каждый боров может похрюкивать влюбленно... Любой подлец докажет: он с честною душой, любой глупец расскажет, что он мудрец большой. x x x Не спрашивай о том, что сам ты знаешь: напрасно время потеряешь. А если на вопрос ответа нет, то кто же даст тебе ответ? x x x Позавидовав добродетели, Каин брата убил своего. Слава Каину! Нынче завидуют пороку больше всего. x x x Глаза, вы однажды открылись для света, чтобы затем вернуться в землю слепыми, устав, не видя, глядеть. x x x Всех лучше те, кто сознают, что в этой жизни, в мире слез, лишь в чувстве меры весь вопрос: побольше здесь, поменьше тут... x x x Мы добродетельны, когда душа оттает, когда морщины лоб Катона покидают. Добряк - заезжий двор; там все припасено: вода - для жаждущих, для пьяницы - вино. x x x Повторяйте вместе со мной: мы не знаем, зачем живем, из тайного моря пришли, в тайное море уйдем... И между этими тайнами - загадка земного пути; три ларца закрыты ключом, которого нам не найти. Тьму, окружившую нас, не рассеет свет никогда. Что говорит слово? То, что бегущая с гор вода? x x x Человек? Но кто же парадоксальней его? Уже по природе своей он - абсурден. Из ничего создав свой собственный мир, вопрошает себя: "Ну что сумел я понять?" - и ответит себе; "Все - ничто". x x x Как человек, никто не может лицемерить и, тьму личин сменив, личинам свято верить. Он тщательно запрет свой дом двойным ключом и, как отмычкой, им орудует в чужом. x x x Я в детстве мечтал о героях из песен твоих, "Илиада"! Аякс был сильней Диомеда, Гектор сильнее Аякса, самый сильный Ахилл потому, что он и вправду был самый сильный... О мое простодушное детство и герои твои, "Илиада"! x x x Мне снилось вчера, будто бога я встретил, и долго со мною беседовал он, и на вопросы мои он ответил... А после мне снилось, что все это сон. x x x Чему ты дивишься, друг мой, на эти морщины глядя: я с миром - в добром согласье, а с волей своей - в разладе. x x x Представьте себе на поляне угольщика, поэта и мудреца. Поэт - восхищается и молчит, мудрец - размышляет, и мыслям его несть конца... А угольщик, он, конечно, грибы и ягоды собирает. Теперь представьте: они - в театре. И только угольщик не зевает. Тот, кто поет, размышляет и грезит, нарисованному предпочитает живое. Угольщик в мир фантазий уходит весь, с головою. x x x На свете из нас любой с двумя стихиями в споре, во сне - ведя с Богом бой, а въяве - с пучиной моря. x x x Помни, путник, твоя дорога только след за твоей спиной. Путник, нет впереди дороги, ты торишь ее целиной. Целиной ты торишь дорогу, тропку тянешь ты за собой. Оглянись! Никогда еще раз не пройти тебе той тропой. Путник, в море дороги нету, только пенный след за кормой. x x x Сердце, звонкое еще недавно, твоя золотая монетка уж не звучит так славно? Твоя копилка святая, прежде чем время ее разобьет, будет уже пустая? Неужели мы понимаем: возможно, не будет истиной ничто из того, что мы знаем... x x x Вера вкусивших познанья! Вера понявших, что мысль - не подспорье! Только лишь сердцем входя в мирозданье, мы, переполнясь, вливаемся в море. x x x Я чту Христа, что сказал нам: - На землю звезды спадут, прейдут и земля и небо - слова мои не прейдут. Какие слова вместили единственный твой наказ? Любовь? Состраданье? Милость? Слова: - Не смыкайте глаз. x x x Не для нас созиданье, сказал ты? Все равно, набери-ка ты глины, и кувшин из нее ты сделай, и твой брат будет пить из кувшина. x x x Не для нас созиданье, сказал ты? Эй, гончар, а твои кувшины? Знай лепи их, и что тебе в том, что не можешь ты сделать глины! x x x Прекрасно знать, что бокалы нужны для воды и вина. Плохо, что мы не знаем, для чего нам жажда нужна. x x x Говоришь, что все остается. Но попробуй бокал разбить. И тебе никогда вовеки из него не придется пить. x x x Говоришь, что все остается, и, быть может, ты прав сейчас. Однако мы все теряем, и все потеряет нас. x x x Все проходит, и все остается, но наша судьба - пройти, пройти, пути пролагая, пролагая по морю пути. x x x Мне снилось прошлой ночью: бог кричит мне: "Бодрствуй и крепись!" А дальше снилось: бог-то спит, а я кричу ему; "Проснись!" x x x Четыре вещи на свете для моря годятся мало: якорь, штурвал и весла, и страх налететь на скалы. x x x Свет души! Божественный свет!.. Факел, солнце, столп огневой! Мы на ощупь бредем во тьме, а фонарь несем за спиной. x x x Уже есть в Испании кто-то, кто хочет жить и жить начинает меж двух Испании. Одна из них умирает, а у другой - душу сводит зевотой. Дитя испанское, да охраняет тебя господь в мирской суете. Одна из этих двух Испании выстудит льдинкой сердце тебе. ПРИТЧА Коня картонного мальчик ночью во сне увидал. Утром проснулся мальчик, а конь уже ускакал. И снова коня лихого увидел во сне малыш. Схватил он его за гриву: "Теперь ты не убежишь!" С возгласом этим мальчик проснулся утром чуть свет. Глядит - кулаки его сжаты, а гривы в руках его нет. Крепко задумался мальчик и понял, как ни был он мал, конь ему только снился, и больше он снов не видал. С годами стал юношей мальчик - и девушку полюбил. "Ты вправду, или ты снишься?" - любимую он спросил. Состарившись, он подумал, все сны, чего ни затронь. Снился конек картонный, снится и подлинный конь. И смерть пришла к человеку. "Быть может, и это сон?" - сердце свое спросил он. Кто знает, проснулся ли он? СИМВОЛ ВЕРЫ Не море Бог, он - в море: змейкой лунной отсвечивает он и проступает ветрилом над лагуной; он в море бодрствует и засыпает. Создавший море, из морского лона родится он, Творец единосущий, своим созданьем сызнова рожденный, живящий душу и душой живущий. Тобою сотворен, тебя творю я в себе, Создатель, - жизнь тебе даруя, что ты мне дал. Так пусть же, не скудея, поит мне сердце чистая криница прощения. Да выжгут суховеи тот ключ, где вера без любви мутится! x x x Бог, какого себе рисуем, Бог, какого до гроба тащим, Бог, какого всегда взыскуем и какого ввек не обрящем. Три бога или в трех лицах единый Бог настоящий. x x x Слышишь ли, мыслитель: гулко вдаль летит пчелы жужжанье, сок впивающей, как губка. Тенью мир накрыв до края, ты себя считаешь зрячим, а летишь, лишь сумрак тени с компасом своим сверяя. И пока пчела пасется, обращая соки солнца в меда волшебство густое, истины я извергаю, имя их - я это знаю - суета, ничто пустое. Так, от моря к наставленью, от него потом к сужденью, от суждения к идее - сколько счастья в этом деле! Снова к морю возвращенье, и опять круговращенье... МОЙ ШУТ Демон снов моих хохочет, красные смеются губы, острые смеются зубы, и глаза - подобье ночи. И, бросаясь в танец бурный, шутовской, карикатурный, пляшет, пляшет он, нескладный, и громадный горб дрожит. Он низок ростом, с бородою, с брюхом толстым. Почему смеется гаер над бедой моей - не знаю, но он жив лишь этой пляской, беспричинной, залихватской... ПОСЛАНИЯ ДОНУ ФРАНСИСКО ХИНЕР ДЕ ЛОС РИОСУ Когда отошел учитель, мне сказало сиянье рассвета? - Третий день от трудов отдыхает Франсиско, мой брат прилежный! - ...Умер? Мы только знаем, что ушел он дорогой светлой, завещая нам: - Помяните меня трудом и надеждой! Прежде всего - будьте добрыми, как я был: душою без зла. Живите: жизнь продолжается. Мертвые умирают, тень была и прошла. Оставшийся примет бремя, ибо живому - живое. Так пусть звенят наковальни и смолкнут колокола! И к другому, чистейшему свету ушел он, рассвета брат и солнца рабочих будней - жизнью праведной светел и свят. Ах, друзья мои, унесите его тело в родные горы, где раскинула Гвадаррама голубые свои отроги! Там, среди глубоких ущелий, ветер в соснах поет высоких, там, в тени векового дуба, его сердце вкусит покоя на земле, поросшей тимьяном, где играют бабочки ранние - где когда-то мечтал Учитель о грядущем счастье Испании. ИЗ МОЕГО УГЛА ПОСЛАНИЕ О, мой Асорин, как зашел далеко ты - сюда, от моря Улисса, сюда, где великому дону Кихоту привиделась тень Амадиса; Ла Манча усыновила пришельца, но, друг Асорин, хранишь ты свою иберийскую душу и сердце под жестким крахмалом манишки; чуть-чуть вольнодумец, о Асорин мой, противник доктрины плоской, ты склонен к реакции из-за старинной вражды с якобинской прической! Идешь, об опасности не беспокоясь, готовый к великим свершеньям, и шпага, оттягивающая пояс, святым полирована рвеньем. Послушай: Испания выбирает начало, восход, появленье! Так что ж - задохнуться в зевающем крае? Замерзнуть в оледененье? Чтоб вновь искупленье не стало напрасным, пора с огнем и оружьем спешить навстречу рассветам красным, навстречу крикам петушьим. МОЛОДАЯ ИСПАНИЯ Было время безумья, было время обмана, вся Испания в блестках, в чаду карнавала не могла залечить свои тяжкие раны и, больна и пьяна, в нищете умирала. И, беременна мрачным предчувствием, билась в этом страшном вчера, в нашей лжи и позоре, а у нас голова от химер закружилась, и молчало от бури усталое море. Мы оставили в гавани челн наш убогий, мы в открытое море стремительно плыли, наш корабль - золотой, далеки нам дороги; руль, и якорь, и парус мы в волнах утопили. И тогда, поднимаясь сквозь сны и виденья - сны минувшего века, что без славы увяли - засветилась заря, и сквозь наше смятенье свет божественной истины мы увидали. Только каждый спешил по дороге измены, и протягивал руки за праздной мечтою, и, сверкая доспехами, думал надменно: "Пусть сегодня прошло... будет завтра за мною". Вот вчерашнее завтра, - сегодня живое... Вся Испания в блестках, в тряпье карнавала и, как прежде, пьяна, среди крика и воя кровь из раны своей до конца допивала. Так не медли же, юность, не жди и не сетуй, если мужество служит тебе без отказа, ты пойдешь, пробужденная, к новому свету, что ясней, чем алмаз, и прозрачней алмаза. НА СМЕРТЬ РУБЕНА ДАРИО Была в стихе твоем скрыта гармония мирозданья. Куда же ушел ты, Дарио, новых созвучий искать? В саду Гесперид садовник, жаворонок океана, сердце, звездную музыку способное постигать. Быть может, тебя Дионис увлек в подземное царство. И ты возвратишься, розами снова украсив тимпан. Или в опасном плаванье к берегу Эльдорадо, к острову вечной юности ты ранен был, капитан. Пусть же в кастильской речи твой след навсегда хранится, всего испанского мира рыдайте сегодня сердца. В своем золотом королевстве умер Рубен Дарио, из-за морей пришла к нам весть о смерти певца. Имя его мы выбьем на мраморе чистом и строгом, а рядом флейту и лиру и надпись высечем там: "Этих струн достойна коснуться только рука Аполлона, никто кроме Пана не может поднести эту флейту к устам". ДОНУ МИГЕЛЮ ДЕ УНАМУНО На его книгу "Жизнь Дон Кихота и Санчо" Он, донкихотствующий и нескладный, дон Мигель, наш мощный баск, примерил вычурные латы и шлем - нелепый таз - Ламанчца Доброго. И на своей химере плетется дон Мигель, и шпорой золотой безумье подгоняет - крепкий в вере, неуязвимый клеветой. Народу пастухов, погонщиков, пройдох, ростовщиков преподает он рыцарства уроки, и земляков бездушная душа, чей сон он будит, палицей круша, проснется, может быть, наступят сроки... Он хочет, чтобы всадник выбрал путь и думал, прежде чем в седло усесться; так новый Гамлет чувствует у сердца клинок кинжала, холодящий грудь. Живет в нем дух породы крепкой, здравой, чьи мысли рвались прочь от очагов к сокровищам заморских берегов. Он после смерти встретится со славой. Он - основатель, он душою всею воззвал: - Есть бог! Испанский дух, вперед! - Он добротой Лойолу превзойдет. В нем жив Христос, поправший фарисея. ХУАНУ РАМОНУ ХИМЕНЕСУ На его книгу "Грустные мелодии" Был месяц май, и ночь была спокойная и голубая, и полная луна плыла, над кипарисами сияя. Она зажгла фонтан огнями, вода струею тонкой била и всхлипывала временами, и только воду слышно было. Но донеслись до слуха трели невидимого соловья, и ветер дунул еле-еле, сломалась тонкая струя. Потом возник напев щемящий, и сад его в себя вбирал: за миртами, в зеленой чаще, скрипач таинственный играл. Любовь и молодость сплетали в один напев тоску свою и жаловались ветру, дали, луне, воде и соловью. "Фонтан - для сада, для фонтана одни несбыточные сны", - пел скорбный голос из тумана, и то была душа весны. Но голос смолк, и смолк упрек. Рука смычок остановила. Печаль теперь одна бродила по саду вдоль и поперек. И только воду слышно было. Из книги "НОВЫЕ ПЕСНИ" (1917-1930) К ПРИМОРСКИМ ЗЕМЛЯМ I В патио - розы, в окне - решетка. И ты за решеткой, красива, смугла. Глаза тебе ночь синевой подвела. Как птица в клетке, невесела, кого ты ждешь у окна, красотка? Между решеткой и розами ты грезишь любовью устало? Галантный разбойник весь в черном и алом, страсть, озаренная блеском кинжала, твои занимают мечты. Не встанет с гитарою подле окна тот, кого ждешь ты. Ибо во тьме сгибла Испания Мериме. Мимо окон твоих - тут ты выбрать вольна - на партию виста к викарию шагает нотариус, спешит ростовщик к своему розарию. Я, печальный, бреду, в седине голова, но в сердце своем я скрываю льва. II Я иду по улице, красотка, но и у меня есть свои розы, свои розы и своя решетка. III Трактир на пути моем, в трактире идет пирушка. И ты разносишь пьянчужкам стаканы с красным вином. Предлагают тебе пьянчуги свои мужские услуги, но от их приставаний жалких ты уходишь шагом весталки. А другие в грусти и обиде по алмазам глаз твоих вздыхают, что глядят на них и их не видят. По рукам твоим, что обнимают, к сердцу жмут подносик оловянный, на котором сгрудились стаканы. Эй, хозяйка, глазом не коси. Лучше мне стаканчик поднеси. IV К порту несется поезд, вдыхает воздух морской, глотает морскую горечь, а море еще за горой. * В порт мы с тобой приедем, и ты увидишь сама, - как перламутровый веер, над морем блестит луна. * Ах, Сакан японке говорил одной: там ты обмахнешься белою луной, белою луною, синею волной. V Санлукар и берег моря, И летняя ночь темна, и слышится чья-то песня: "Пока не взошла луна..." Пока не взошла луна из горьких морских глубин, два слова хочу сказать тебе один на один. О, санлукарский берег!.. Апельсиновые сады... И одинокая песня у кромки горькой воды. И голосу вторит волна. "Нас никто не увидит, пока не взойдет луна". ЛУНА, ТЕНЬ И ШУТ I На башни и крыши снаружи луна серебро осыпала. Внутри моя тень неуклюже по белой стене скакала. Вместе с луною далекой тень постарела, поблекла. Под этой луной оловянной петь серенаду странно о женщине, мне не милой, о старости окаянной. Закрой свой балкон, Люсила. II Тень за альковом разбухла - обозначились горб и брюхо. Напевает шут монотонно; Идет шафранная борода к серым щекам картонным! Закрой балкон навсегда. ПЕСНИ I Под зацветающей сьеррой море о камни дробится. Пчелы летают - ив сотах искрятся соли крупицы. II Черные волны, пенные клочья. Запах жасмина и моря. Малага ночью. III Ну вот и весна к нам явилась. Кто знает: как это случилось? IV Новой весны появленье и ежевики цветущей белое благословенье. V Тихой и ясной мартовской ночью месяц взошел, кругл и тяжел. Он - точно соты, полные света, в рое сверкающих пчел. VI Кастильская луна. И в песне между строк утайка есть одна. Лишь в доме все уснут - я буду у окна. VII Песню ветра поет счастливый тополек, распушивший листья, и глядящая в речку ива. Бурый дуб, напоенный силой, под пилою поет о жизни и цветок, никому не милый. Все в росе поют на рассвете: яблонь - белые, абрикосов - бледно-розовые соцветья. И бобов в цветочных накрапах уносимый рассветным ветром зыбкий запах. VIII Фонтан под ветвями акаций в цвету на площади. Вечер унял духоту. И щелк соловьиный в прохладной тиши. Вот час сокровенный, любимец души. IX Таверны белизна и странника жилье, где тень моя видна. X Римские акведуки - поется у нас в краю - прочностью не превосходят любовь мою и твою. XI Поймешь любовных слов значенье, когда от них отнимешь немного преувеличенья. XII В церкви Сан-Доминго бьют в колокола. Хоть меня безбожником паства нарекла, помолюсь... с тобою. Набожность нашла! XIII Праздник, флейта с барабаном. На зеленый луг с посошком зеленым вышел в хоровод пастух. Чтобы с ней потанцевать, я спустился с гор высоких, в горы я вернусь опять. На деревьях сада дни и ночи напролет соловей то солнцу, то луне поет. Он охрип, а все поет: в этот сад за розой алой девушка придет. Каменный фонтан в дубраве под листвой стоит густой, и вода в кувшин струится, а кувшин всегда пустой. Лишь взойдет луна, в ту дубраву тихо проскользнет она. XIV С тобой мы в Валансадеро, где праздник святого Хуана, а завтра я в пампу отправлюсь через простор океана. Да сохранит меня бог, чтобы вернуться я смог. Завтра я стану памперо, но сердце останется здесь, у побережий Дуэро. XV Пойте, девушки, хором, ведя хоровод: - Зелен луг, и апрель поплясать к нам идет. В молодом дубняке, в лозняке возле вод в башмачках серебристых его видел народ. Зелен луг, и апрель поплясать к нам идет. ПОСЛОВИЦЫ И ПЕСЕНКИ x x x Глазом зовется глаз не потому, что мы его видим, а потому, что он видит нас. x x x Как вести диалог - вот тебе мой совет: сначала задай вопрос, а после... слушай ответ. x x x Но глядя в свое отражение - также ищи и другого, другого... x x x Новый век? Разве доныне не грохочет все та же кузница? И вода, извечная узница, течет не по старой долине? x x x Сегодня - всегда доныне. x x x Я снова слышу: во мгле плененная плачет вода, из сердца живой скалы на волю рвется она. x x x Ищи двойника, человече, чтобы всюду ходил за тобой и во всем бы тебе перечил. x x x Если пришла весна,