одило сейчас на единственной улочке поселка, еще не имевшего названия. Два года назад чья-то рука вывела на карте слово "Строительство". Так называли тогда рабочие и инженеры, жители райцентра и оленьи пастухи, случайно заходившие в отдаленную от жилых мест лощину, десяток утепленных палаток на правом берегу Тулвы. Время шло. Бревенчатые дома теснили потемневшие палатки. За ними растянулись вдоль дороги строения подсобного хозяйства - скотный двор, конюшня, свинарник, парники. Ниже по течению Тулвы серое здание гидроэлектростанции перекрыло кипящую на камнях речку. Образовалось продолговатое озерко-запруда. За плотиной высился копер шахты с венчающей его красной звездой. От шахты к горбатому строению рудоразборки тянулись тросы подвесной железной дороги с готовыми начать свой бесконечный путь серыми вагонетками. С противоположного конца лощины из-за округлого утеса плавно выскальзывала серая лента шоссе и, разрезав поселок надвое, сворачивалась в кольцо у шахты... А на карте так и осталось - "Строительство". Два года с лишком Самохин жил, не замечая дней, недель, даже месяцев. Календарь у него был свой, особый. Время измерялось здесь построенными домами, километрами проложенного в горах шоссе, готовностью объектов к сдаче в эксплуатацию. И теперь, когда осталось оборвать последний листок этого своеобразного календаря - разрезать ленточку у входа на обогатительную фабрику и пригласить рабочих пройти в цеха, над комбинатом нависла угроза; нависла не в переносном смысле, а в прямом. Она затаилась где-то на невидимом в метели склоне Кекура с выделяющимися над снежным покровом крупными валунами и низкорослыми северными березками. Три дня бесновалась метель, сковавшая жизнь затерянного в горной глуши поселка. На четвертые сутки пришла телефонограмма: "Обратите самое серьезное внимание угрозу схода лавины. Организуйте круглосуточное наблюдение снежным покровом склона Кекура. Крестовников". Крестовников!.. Впервые Самохин услышал о нем три года назад, на ответственном заседании. ...Уже несколько человек высказались за утверждение проекта комбината, когда председатель объявил: - Слово имеет кандидат географических наук Олег Михайлович Крестовников. К столу подошел худощавый мужчина лет тридцати, поправил тонкими пальцами очки. Уже первые фразы его заставили Самохина насторожиться. Крестовников утверждал, что комбинат и поселок намечено построить на лавиноопасном участке, настаивал, чтобы почти утвержденный проект вернули на доработку. Завязался спор. Самохин яростно дрался за свое детище. Он запасся записями бесед со старожилами района. Никто из них не слышал о лавинах в теснине Тулвы. Привез он фотографии склона Кекура, поросшего низкорослой березой. Могла ли сойти здесь лавина и не оставить разрушительных следов в зарослях березняка? Но главный довод Самохина был таков: анализ геологической карты местности показал, что в районе Тулвы нет другого выхода руды, пригодного к разработке и транспортировке. Шахту можно было строить только здесь. Когда Крестовников начал говорить, Самохин был уверен в своей победе, но постепенно эта уверенность стала таять под веским аргументом: отсутствие сведений о сходе лавин на склоне Кекура, считал Крестовников, не может служить доказательством безопасности площадки, выбранной для будущего комбината. Свои доводы Крестовников подкрепил примерами, когда лавины в Австрии и Швейцарии обрушивались после полувекового перерыва и наносили огромный ущерб не только поселкам, но даже городам. - Я прошу комиссию отнестись к моему предупреждению с должной серьезностью, - настаивал Крестовников. - Геоморфологические и геоботанические признаки, о которых я вам доложил, свидетельствуют, что на склоне Кекура имеются возможности для образования катастрофической лавины. Еще раз напоминаю, что пологий внизу склон горы выше переходит в кручу и дальше - в скальную гряду, где в метельные годы толщина снежного покрова значительно возрастает. В особо благоприятную для образования лавин зиму оторвавшийся крупный карниз может привести в движение снег на склоне. Основная масса его обрушится на площадку, где изыскатели предлагают построить комбинат. Крупный знаток альпийских лавин Матиас Здарский писал: "Невинный на вид белый снег - это не волк в овечьей шкуре, а тигр в шкуре ягненка". Ссылаясь на опыт Здарского, известный специалист Вальтер Фляйг предостерегает тех, кто ошибочно считает себя в безопасности потому, что в этой местности не наблюдалось схода лавин. Продолжая и развивая мысли Вальтера Фляйга применительно к нашим условиям, профессор Тушинский пишет: "Нередко перерывы в падении лавин вводят в заблуждение недостаточно опытных изыскателей и строителей, которые на основании расспросов жителей, недавно поселившихся в районе изысканий, делают поспешный вывод, что поскольку... катастроф здесь не было, то лавины опасаться нечего". На этом разрешите закончить мое сообщение. Крестовников настоял на своем. Проект был переделан. Обогатительную фабрику и поселок вместе со вспомогательными мастерскими и складами отнесли в сторону от шахты и гидроэлектростанции. Объем работ значительно возрос. Удлинились и сроки пуска объектов. И без того нелегкая задача - построить комбинат в горной глуши - намного усложнилась. Самохин дрался за рабочих, за каждый вагон строительных материалов, выжимал из суток часы, из недель сутки. Ему удалось сократить срок пуска предприятия больше чем на два месяца. И теперь, когда прибыли рабочие, завербованные в центральных областях страны, когда вот-вот должна была пойти на-гора руда, разбушевавшаяся метель остановила жизнь в поселке, замела снежными увалами дорогу в райцентр. И снова напомнил о себе Крестовников. Оказалось, что он все время следил издалека, из Москвы, за склоном Кекура. И вот на столе лежит телефонограмма, короткая и требовательная, как приказ. Раздался звонок телефона, и Самохин вышел в приемную. - Что нового? Секретарша Анна Павловна торопливо раскрыла папку с надписью: "К докладу". - "Звонил прораб Мартынов, - читала она. - Снег продавил крышу склада..." - Что еще? - "Вербованные требуют, чтобы их обеспечили валенками и ватниками, иначе они не выйдут на наружные работы... Трактор повалил угол забора..." - А как райцентр? - спросил Самохин вне всякой связи с услышанным. - Молчит? - Да кто же в такую погоду исправит линию? Положение осложнялось с каждым часом. Хуже всего, что никто не мог определить, насколько велика нависшая над комбинатом угроза. После телефонограммы Крестовникова прошло почти двое суток. Почти двое суток поселок жил без связи с райцентром, областью. Продавленная снегом крыша, требования вербованных... Все это не ново. Аварии случались и прежде, как и недоразумения с новичками. Но лавина! Возможно, правда, что все это лишь страхи кабинетного ученого! Как на грех, и надежды на восстановление связи с районом никакой. Каждый из телефонных столбов, поднимающихся на каменную гряду и осторожно спускающихся к поселку, связисты устанавливали по-особому. Один вбили в щель и зажали камнями, другой стоял в сколоченной из бревен загородке, заваленной валунами, третий заклинили между обломками скалы. Для местности, где господствовал серый камень, слегка припорошенный наносной почвой, не годились умные, проверенные десятилетиями наставления по службе связи. В штормовые ветры столбы не выдерживали, ломались. А кто сможет пробраться к ним сейчас? Как подвезти бревна, установить их, навесить провода? Да тут и в нормальных-то условиях труд связиста - подвиг!.. Самохин увидел сидящую в напряженной позе Анну Павловну. - В восемнадцать ноль-ноль соберите аварийный штаб, - распорядился он. - Вызовите ответственных за участки. И, вернувшись в кабинет, снова зашагал по диагонали: восемь шагов - поворот, восемь шагов - поворот. Управление комбината походило на штаб воинской части перед боем. В приемную входили и выходили запорошенные снегом люди, о чем-то спорили. Кто-то пристроился у столика с графином воды и торопливо строчил докладную. В углу на полушубке спали дежурный тракторист и связист. Из кабинета Самохина выглянула Анна Павловна. - Потише, пожалуйста, - сказала она, - идет совещание, - и, окинув приемную строгим взглядом, закрыла за собой дверь. - Итак, прошу доложить, что делается на участках. - Самохин внимательно оглядел всех собравшихся. - Продолжаем крепежные работы, - поднялся начальник шахты. - Откачиваем воду с нижнего горизонта. Копер шахты и рудоразборку укрепили откосами. Со стороны горы они прикрыты каменным валом. На подземных работах настроение бодрое. Наверху - похуже. За последние сутки были случаи недисциплинированности. - У шахтеров? - насторожился Самохин. - Люди разные. Из поселка на работу и с работы им приходится пробираться больше километра чуть не по пояс в снегу... - Я приказал, чтобы дорогу к шахте и электростанции пробивал трактор, - недовольно напомнил Самохин. - Если б не трактор! - воскликнул начальник шахты. - Сугробы наметает за ночь... Есть места, где и трактор с трудом пробивается через них. - Виноват в снижении дисциплины... снег. - Самохин неодобрительно покачал головой и обернулся к главному инженеру. - Слушаю вас, Николай Федорович. - ...Для меня ясно одно. - Николай Федорович глубоко вздохнул. - Надо продолжать строить противолавинные сооружения. Но прикрыть весь комбинат, весь поселок от массы снега, несущегося с огромной скоростью и ударной силой, - дело безнадежное. На это у нас не хватит ни сил, ни времени, ни материалов. Поэтому следует прежде всего подумать о людях. Их около девятисот человек. - Что вы предлагаете? - Что я могу предложить? - Николай Федорович помолчал. - Всю жизнь я проработал на шахтах Караганды. О противолавинных сооружениях имею крайне слабое представление. Насколько эффективны будут наши защитные валы? Точных расчетов мы не имеем. Не знаем и возможной силы удара лавины. Поэтому я и считаю: главное - позаботиться о людях. - Как позаботиться? - жестко спросил Самохин. - Надо поразмыслить. - Николай Федорович уклонился от прямого ответа. Но все его поняли. Понял и Самохин: эвакуация. Еще утром директор обогатительной фабрики предложил подготовить стоявший в стороне от поселка склад, на случай, если придется укрыть от лавины людей. Итак, было два выхода: либо готовиться встретить удар лавины неизвестно какой силы и на каком участке, либо эвакуировать население поселка, оставив в нем лишь аварийные группы. Поднялась секретарь парткома Фетисова, потеребила угол косынки: - Детей из поселка надо вывезти немедленно. - Куда вывезти? - спросил Самохин. - Об этом вы подумали? - Подумала, - твердо ответила Фетисова. - В дом дорожной дистанции. В нем можно разместить ребят. На несколько дней. - А дорога? - напомнил Самохин и оглянулся в поисках поддержки. - Вы видели дорогу? - Можно промять колею тягачами. - Фетисова настойчиво смотрела на начальника комбината и, словно подсказывая ему ответ, повторила: - Можно. - Посылал я тягач в том направлении, - устало произнес Самохин. - На первом же километре он застрял в сугробах. - Он поднялся. - На этом мы закончим. Решение я приму утром. Сейчас в темноте все равно ничего сделать нельзя. - Самохин перехватил укоризненный взгляд Фетисовой и с подчеркнутым спокойствием произнес: - Попрошу всех разойтись по участкам. К шести утра представите мне сводки о ходе работ. ...Самохин принадлежал к породе людей, выращенных первыми пятилетками. За плечами у него осталась нелегкая жизнь: завод, учеба - сперва на рабфаке, затем на заочном отделении института. Самохин никогда не был так называемым молодым специалистом, диплом он получил, уже будучи заместителем начальника цеха. Окончив институт, стал изыскателем, втянулся в новое для него дело. Поиски медных руд занимали все его время, помыслы. Искал он упорно, год за годом, забывая о личной жизни. Жену и дочь ему приходилось видеть лишь по три-четыре месяца в году. Пока Самохин искал богатые залежи, техника добычи ископаемых выросла. Был разработан план добычи меди из залежей Приполярной области, считавшихся прежде нерентабельными. Кто-то вспомнил о заводском опыте Самохина, и его назначили начальником комбината. Но едва у подножия Кекура разбили палаточный лагерь, как пришло известие о смерти жены. Впервые в жизни Самохин оставил работу, когда, казалось, невозможно было оторваться от площадки с новенькими палатками. За несколько часов, проведенных в самолете, Самохин передумал о многом, понял, как неполна была его семейная жизнь. Перед его глазами стояло грустное лицо жены в добрых мелких морщинках. И оттого, что не стало человека, знавшего его думы и чаяния, у которого он столько лет находил поддержку в трудные минуты, ощущение беды и горя вытеснило все другие чувства... После смерти жены Самохин заметно изменился. Теперь он щедро отдавал дочери внимание и заботу, которых так не хватало покойной. Люся регулярно получала от него обстоятельные письма. А на днях, дождавшись студенческих каникул, прилетела в поселок навестить отца... ...Люся вошла в кабинет и остановилась: не помешала ли? Последние дни она не находила себе места. Поселок жил в постоянном напряжении. Отец почти не появлялся дома. Все заняты, озабочены, спешат. Одна Люся не знает, куда девать себя. Дачница! Самохин встретил дочь усталой улыбкой. - Не спится? - спросил он. - Ты тоже не спишь. - Люся подошла к отцу. - Я прочла телеграмму от Крестовникова. Почему ты не обследовал склон Кекура? Неужели никто из ребят не поднимался на гору, не знает тропинок? - Какие тропинки! Тропинки прокладываются там, где люди ходят. Кого понесет на Кекур? Зачем? Эта горушка так же не исследована, как какой-нибудь семитысячник в Гималаях. - Но ведь подняться на нее не очень сложно, - возразила Люся. - Даже не зная тропинок. - Подняться можно. - Самохин понял недосказанное дочерью. - Но зачем? Я бывал в горах и кое-что знаю о них. Если люди несведущие проверят состояние снега, это может принести только вред, дезориентировать нас. Ты студентка географического факультета и прекрасно понимаешь это. - А если б я поднялась на гору? - Люся смотрела на отца настойчивым взглядом, как бы прося его согласия. - Не одна. Найдутся в поселке крепкие лыжники... - Поднимешься, - раздраженно проговорил отец. - И что ты там сделаешь? Голыми руками? Люся молчала. Как ни хотелось ей помочь замершему поселку, она понимала: отец прав. Что можно сделать в горах, не имея даже снежного зонда, термометра? А если б они и были? Люся знала устройство гляциологических приборов, но никогда ни один из них не применяла в горах. Да и сумеет ли она самостоятельно определить, что за лавина образуется на Кекуре, насколько велика угроза? Самохин понял состояние дочери. - Приехала, называется, навестить отца. - Он обнял Люсю. - А батя... то носится по комбинату, то безвылазно сидит в кабинете. - Мне двадцать один год. - В голосе Люси прозвучал упрек. - Других такого же возраста ты посылаешь в метель работать, строить противолавинные сооружения. Одна я живу тут... -Люся запнулась и с усилием выдавила конец фразы: - Дачницей живу. - Затихнет метель, - продолжал Самохин, не отвечая дочери, - пошлю нарочных в райцентр. На лыжах. Ты горнолыжница. Пойдешь с ними. - Не пойду. - Пойдешь. - Нет. - Если б ты была нужна здесь, я и не подумал бы об этом, но твое место в университете. - В обычных условиях. - Смуглое лицо Люси с чуть приподнятыми скулами и узко прорезанными глазами, черными, горячими, было решительно. - А сейчас никуда я от тебя не уйду. - Я уважаю смелость, - сказал Самохин. - Но смелость ценна только в сочетании с деловым расчетом. Каникулы твои кончаются. Во имя чего ты должна пропускать занятия в университете, если в этом нет никакой надобности? - Никуда я в такое время из поселка не уйду, - упрямо повторила Люся. Из всего сказанного отцом ей запомнилось лишь справедливое, а потому и особенно обидное утверждение о том, что она не нужна в поселке. - Не пойду. - Объясни тогда, в чем смысл твоего пребывания здесь? - Хотя бы в том, что сейчас я заставлю тебя лечь спать. Да, да! Анна Павловна не может потребовать, чтобы ты отдохнул. А я потребую... - Перестань... - ...Заставлю тебя отдохнуть. - Люся достала из дивана клетчатый плед, подушку. - А потом ты со свежей головой найдешь выход из положения. - Остановлю лавину? Люся не ответила. Она стала у дивана, упрямо пригнув голову, и ждала. Лучше не спорить с ней сейчас - лечь. Тогда она уйдет. Самохин снял китель. Лег. Но Люся не ушла, она устроилась в кресле у стола. Желая обмануть дочь, Самохин закрыл глаза... и заснул. Люся затенила настольную лампу и, сбросив туфли, забралась с ногами в кресло. Кутаясь в серый пуховый платок, свернулась калачиком. В полумраке комнаты было спокойно, уютно. Доносившийся с улицы свист метели настраивал на размышления. Отец! Человек, которого она любила и тем не менее не всегда понимала. Крупный, какой-то весь прочный, с гулким властным голосом, заставлявшим в детстве замирать ее в ожидании чего-то необычного, важного. Всегда он был в движении, постоянно спешил, с кем-то или с чем-то боролся, негодовал или ликовал. Даже то немногое время, которое отец проводил дома, он держался так, будто готов был взять чемодан и исчезнуть надолго. Люся не заметила, как тоже заснула. Спала она спокойно, крепко. Опасность? Возле отца не могло случиться ничего страшного. В этом Люся была убеждена. Детская вера в силу отца вытеснила мысли о лавине и о замершем в глухой тревоге поселке. Разбудил Самохина стремительно приближающийся грохот. Дребезжал на подносе стакан. Дом трясся в мелкой, пугливой дрожи. Самохин сорвался с дивана. Не замечая волочащегося за ним пледа, выскочил в приемную. С порога он увидел Люсю, ее пальцы, стиснувшие спинку стула, неестественно выпрямившуюся за столом Анну Павловну, бледную, с застывшей на лице гримасой, словно она собиралась не то засмеяться, не то закричать от ужаса. Лавина?! Грохот докатился до стены и оборвался. В мертвенно-тихую комнату пробивался лишь ровный рокот. Сознание отметило: "Мотор!" Надо было выбежать, узнать, что делается на улице, а Самохин все еще не мог справиться с охватившим его оцепенением. В тишине, нарушаемой лишь звуком приглушенного мотора, гулко прозвучали в коридоре шаги. Дверь распахнулась. Вошли двое. В альпаках и унтах. Один из вошедших, не снимая очков, старательно протер стекла рукавицей. Потом откинул с головы меховой капюшон и сказал осипшим с мороза голосом: - Промерзли. Самохин узнал его и невольно отступил, как от призрака: "Крестовников! Здесь! В такое время!" - Неважно! - прогудел второй гость, расстегивая негнущимися пальцами меховой альпак. - Зато добрались. - И, прищелкнув каблуками, представился: - Гвардии майор Шихов. Первой опомнилась Анна Павловна: достала из шкафа чайник и выбежала из комнаты. - Надо бы экипаж обогреть, - сказал майор, стягивая непослушными руками альпак. - Досталось ребятам!.. В кабинет вошли трое в серых комбинезонах и рубчатых танкистских шлемах. Крупные, плечистые, с испятнанными маслом лицами и руками, они до смешного походили друг на друга. Танкисты привлекли общее внимание. Никто не заметил, как взгляд Крестовникова удивленно задержался на Люсе. Но Крестовников тут же справился с собой и обернулся к Самохину. - Не ожидали увидеть меня? - спросил он. - Я телефонограмму от вас так и не получил. Позвонил в область. Мне сказали, что связи со строительством нет и, пока не кончится метель, восстановить ее не удастся. А сведения метеослужбы о направлении ветра и осадках становились все тревожнее. Что делать? - Крестовников развел руки с болтающимися на шнурках рукавицами. - Вспомнил я, что наша кафедра помогала военным вести гляциологическую разведку на границе. Позвонил туда. Два часа спустя меня отправили вертолетом, а потом автомашиной я добрался в райцентр, где меня ждал танк от командующего округом с сопровождающим. - Он показал на Шихова. - Дальше все было просто. - Не очень-то просто, - вмешался Шихов. - Дорожка! - вздохнул один из танкистов. - Два раза заваливало снегом. Не знаю, как и выбрались. - Пройдемте ко мне, - пригласил Самохин и посторонился, пропуская гостей. В кабинете Крестовников сразу перешел к делу. - Каковы результаты ваших наблюдений над снегом? - спросил он хозяина, потирая ознобленные иссиня-красные руки. - Наших наблюдений! - невесело усмехнулся Самохин. - Кто полезет в метель на гору? И потом... наблюдения несведущих в науке людей едва ли ценны для вас. - Он заметил, что говорит раздраженно, с неприязнью к собеседнику, и замолчал. - Несомненно, - поддержал его Крестовников. - Вот я и приехал, чтобы вам помочь. - Тогда с чего же мы начнем? - Со снежной разведки, - ответил Крестовников. - Чтобы определить толщину покрова и плотность?.. - ядовито бросил Самохин. - И структуру снега, - добавил Крестовников. - От нее зависит образование лавины, ее ударная сила. А по состоянию снега я постараюсь определить, когда сойдет лавина, направление удара. Потом решим, что делать. Вошел задержавшийся с танкистами Шихов. За ним Анна Павловна и Люся внесли чайник, поднос с бутербродами. - Как связь? - спросил Самохин и, угадав по выражению лица Анны Павловны ответ, махнул рукой. - Остальное меня не интересует. Впрочем... прогноз слышали? - Ветер северо-западный, умеренный, до сильного, - ответила за Анну Павловну Люся. - Временами снегопад. - Временами? - переспросил Самохин. - Это лучше. - Я попрошу вас подобрать двух-трех крепких лыжников, знакомых с местными условиями. - Разрешите вас сопровождать? - спросил Шихов. - Думаю, что здесь вы будете нужнее. - Я немало походил по горам, - сдержанно настаивал Шихов. - Знаю. Именно потому, что вы не новичок в горах, вам и придется остаться внизу. - Крестовников заметил недоумение Шихова и пояснил: - На случай, если у нас наверху возникнут осложнения. В горах необходима страховка. - Понятно. - Сколько времени понадобится, чтобы подобрать людей в мою группу? - спросил Крестовников. - Подобрать и подготовить, - уточнил Самохин. - Три-четыре часа. - Эти три-четыре часа я, с вашего разрешения, отдохну. - Устраивайтесь здесь. - Самохин показал на диван с подушкой и пледом. - Вам, товарищ майор, я предложу... - Успею. Мне в разведку не идти. - Шихов поднялся. - Схожу посмотрю, как устроились мои люди. - Я пройду с вами, - Самохин тоже встал. Люся проводила их взглядом до двери и взяла чайник. - Вам покрепче? - спросила она. - Погорячее. - Крестовников внимательно следил за бегущей из чайника струйкой. - Спасибо. Он пил чай молча, смакуя каждый глоток. - Олег Михайлович! - не выдержала Люся. - Возможно, я буду полезна в вашей группе? - Не думаю. - Хотя бы в эти трудные минуты не переносите на меня ваши счеты с отцом... - О чем вы говорите? - Крестовников приподнял брови. - Какие счеты? Разговор о справедливых и несправедливых преподавателях очень стар. Я тоже когда-то делил учителей на злых и добрых. - Вы не хотите понять меня. - Голос Люси задрожал. - В такое время одна я, здоровая студентка, сижу без дела. - Вынужденное бездействие тягостно. Понимаю. - Тон Крестовникова стал мягче. - Но это не повод, чтобы идти в горы. Разведка не времяпрепровождение, а необходимость. А если вы вспомните, сколько времени нам отпущено на разведку, то поймете, что это тяжкая, даже рискованная необходимость. В таких условиях в горах нужны мужчины. А теперь... Не примите мои слова за новое проявление моего плохого отношения к вам, но на отдых мне осталось меньше четырех часов. Весть о прорвавшемся в поселок танке бежала от дома к дому. Люди спешили в управление комбината, набились в коридоре, в приемной, обступили Анну Павловну. Стоило Самохину выйти с Шиховым из кабинета, как негромкий говор в приемной затих. - Позвоните в комитет комсомола, - сказал Самохин Анне Павловне. - Надо подобрать двух-трех крепких лыжников для группы Крестовникова. - И обернулся к сидящему в углу трактористу: - Поедем. Самохин вышел из управления и поднялся в кабину тягача. Разрывая сугробы, грузная машина двигалась по улице, оставляя за собой широкую голубоватую канаву. У обогатительной фабрики тягач остановился. За стеной ее, обращенной к Кекуру, выделялась на снегу уложенная углом высокая гряда крупных валунов. Промежутки между ними были забиты камнями, местами заполнены цементом. Увиденное успокоило Самохина ненадолго. Так защитить можно лишь основные промышленные сооружения. А жилье, дома? Ремонтно-механическая мастерская? Склады, гаражи, стоящие на отшибе от поселка, амбулатория и детский сад? Все это растянулось на добрый километр. Не прикроешь. - В клуб, - отрывисто бросил Самохин водителю тягача. По пути он мрачнел все больше. Парниковые рамы - гордость подсобного хозяйства - несколько дней не обметались. Некоторые из них не выдержали тяжести снега, провалились. Скотный двор замело с наветренной стороны по окна, а местами и по застреху. В снегу мягко голубела траншея, промятая к силосной башне. У входа в клуб Самохин увидел Фетисову и Шихова. - Ждем вас, - встретила его Фетисова. - Хотим вместе с вами потолковать с людьми. - Очень хорошо, - ответил Самохин и первым вошел в клуб. В ярко освещенном зрительном зале было шумно. Люди сидели в верхней одежде, в шапках и походили на пассажиров, ожидающих посадки в поезд. Воздух был напитан устоявшимся табачным чадом. - Вербованные. - Фетисова показала глазами на зал. - Почти все здесь собрались. - Не только вербованные. - Самохин всмотрелся в державшихся особняком женщин. Некоторые из них пришли с детьми и узлами. - Не только... Хмурые лица, недобрая тишина насторожили Самохина. - Почему в помещении в верхней одежде? - громко спросил он. - В шапках! С вещами! Как на вокзале!.. - Что ж, выходит, нам и помощи не будет никакой? - перебила его женщина с ребенком на руках. - Будет, - ответил Самохин. - Сами себе поможем. - Нечего нас уговаривать! - злобно бросил кряжистый детина в потертой стеганке. - Не маленькие. Видим, что на дворе творится. - Зачем уговаривать? - спокойно возразил Самохин. - Придет время, прикажу выйти на работы... - Прежде чем приказывать, обеспечьте нас! - закричали в зале. - Валенки дайте! Стеганки! - Какой из меня работник в пальтушке? - подскочил к Самохину курчавый парень в узконосых туфлях. - Полы путаются в ногах, снег гребут. - Вас завербовали для работы на обогатительной фабрике, - по-прежнему сдержанно ответил Самохин. - На работающих в цехах валенок на комбинате нет. Тут и спорить не о чем. Надо будет - пойдете работать. - Без валенок? - спросил курчавый. - На улице? - Что ж, по-вашему, когда буря бьет корабль, матросы калоши требуют, чтобы ноги не промочить? Самохин увидел, что вместо делового разговора его затягивают в ненужные и лишь раздражающие рабочих препирательства. Сопровождаемый недовольным гулом, он поднялся на сцену, выждал, пока затих шум, и обратился к притихшему залу: - Одни трудятся на морозе по двенадцать часов в сутки, а кое-кто тут... санаторий устроил. - А ты посиди в этом санатории! - закричали из зала. - Давай к нам! Разговаривать легко, сверху-то! Самохин понял, что начал неудачно, хотел поправиться. - Минуточку! Договорить ему не дали. - Прежде чем требовать, обеспечьте людей! - Мы тоже знаем свои права! Чьи-то руки взяли его за плечи и отодвинули в сторону. Самохин оглянулся и увидел Фетисову. Ее в поселке любили. Старожилы помнили, как она штукатурила первые здания, мерзла в палатках и всегда оставалась спокойной и ровной в обращении с товарищами. Рослая, по-мужски широкая в кости, с красным, обветренным лицом, она не боялась острого спора, умела озадачить противника неожиданным доводом, простецкой на первый взгляд репликой. Фетисова вышла вперед. Шум в зале быстро спал. - Давай! - озорно крикнул кто-то. - Агитируй! В недружном хохоте неожиданно прозвучал вопрос Фетисовой: - У кого есть дети ясельного и дошкольного возраста? Над головами торопливо взметнулись руки. - Пройдите к сцене. - Фетисова показала, куда пройти, и снова обратилась к залу: - У кого дети школьного возраста?.. На этот раз она не успела закончить фразу, как женщины торопливо направились к сцене. Некоторые подталкивали перед собой детей. - Я понимаю, почему вы пришли сюда, - обратилась к ним Фетисова. - Работать в такое время, да еще и болеть душой за ребят... - Ишь заливает! - закричали из задних рядов. - Охмуряет православных! Выкрики утонули в гуле, из которого выделялись злые голоса женщин, возмущенно одергивающих крикунов. - Начальник комбината принял правильное решение, - Фетисова выждала, пока зал затих, - укрыть детей в безопасном месте. Тогда и родители смогут трудиться, не оглядываясь на дом. Кончим нашу беседу, пройдете со мной в фойе. Там я объясню, как собрать ребят и что дать им с собой. Фетисова отошла в сторону. Неподалеку от нее надежной опорой сбились в плотную кучку женщины. На место Фетисовой вышел Шихов. - Демобилизованные по последнему приказу министра обороны... встать! В зале послышался неровный грохот. Поднялось человек тридцать. - Старшины, в проход. Из рядов вышел коренастый крепыш в ладно пригнанной шинели. - Постройте демобилизованных и выведите сюда. - Шихов показал рукой влево от сцены. - Выходи строиться! - привычно подал команду парень в шинели. - Разобраться по два. Он подровнял группу, вывел к сцене и доложил: - Товарищ майор! Демобилизованные в количестве двадцати шести человек построены. - Вольно! - Шихов осмотрел стоящих парней и обернулся к залу. - А теперь потолкуем с остальными. Вернее, с теми, кто не желает работать. - Да в чем работать-то! - вскочил с узла курчавый парень и выставил ногу в узконосой туфле: - Гляди! - Полно тебе, - громко вмешалась Фетисова. - Который год живу тут, а не видела еще дурачка, чтоб приехал на Север в таких-то бареточках. - И, не давая возразить себе, закончила под одобрительный смех: - Развяжи сидор свой. Развяжи! Если не будет в нем другой обуви, сниму с себя валенки и отдам тебе. При всех говорю. Сниму! Босая по снегу пойду! - Давай, давай! - закричали со всех сторон опешившему от неожиданности парню. - Разуй ее! Развязывай сидор! - Да идите вы!.. - Парень злобно выругался, и это прозвучало признанием своей собственной вины. Пока в зале угасал озорной шумок, Фетисова быстро сказала Самохину: - Решайте с эвакуацией ребят. Нельзя оставлять их в клубе. Какой здесь покой! Матери будут бегать сюда надо и не надо... "Ты сама за меня решила, - подумал Самохин, - а теперь подкидываешь мне свое решение". - Делайте, - согласился он. - Вы отвечаете за эвакуацию детей. - И обратился к залу: - Вечером все незанятые на работах будут разбиты на аварийные бригады. Я убежден, что все честные люди помогут сохранить предприятие... - А если найдутся нечестные? - Курчавый парень нагло уставился на начальника комбината. - Сачки? Будут сидеть в клубе. Что с ними делать? Вот вопрос! - Пускай сидят, - с неожиданным для всех спокойствием согласился Самохин. - Все работающие будут жить и питаться побригадно, в домах. Рабочему человеку надо не только отдохнуть, обогреться, но и обсушиться. А где тут обсохнешь? Слова его были встречены одобрительным гулом, в котором потонули голоса недовольных. ГЛАВА ВТОРАЯ Самохин вышел на крыльцо. Морщась от бьющего в лицо резкого ветра, поднял меховой воротник куртки. По широкой безлюдной улице привольно скользили мутные волны поземки. Края крыш курились снежком. За сверкающим изморозью танком с налипшими на лобовой броне и опорных катках комьями мерзлого снега стоял гусеничный трактор с прицепом-санями. Возле него трое в лыжных костюмах увязывали покрытую зеленой парусиной горную лодочку, привезенную Крестовниковым. Несколько в стороне от них стояла Люся. Из танка, источающего резкие запахи горелого масла и стылого металла, выбрался Крестовников, вытащил из люка охотничьи лыжи, подбитые серебристым мехом нерпы. Люся увидела его и отвернулась. Лицо у нее стало отчужденным, безучастным. Самохин присмотрелся к дочери, после короткого раздумья подошел к ней. - Ты знаешь его? - Он показал легким движением головы на Крестовникова. - Столько слышала от тебя... - Я не о том, - перебил отец. - Ты с ним знакома? - Олег Михайлович у нас преподает, - ответила Люся как можно безразличнее. - Ты никогда мне о нем не говорила. - Зачем? И без того ваши отношения... Она увидела подходившего к ним Крестовникова и оборвала фразу. - Итак, - сказал Крестовников, - выходим. Маршрут вам известен. Возвращение в восемнадцать ноль-ноль. Спутники Крестовникова надели поверх лыжных костюмов теплые куртки и проворно забрались в кузов саней. Танкисты подали им горную лодочку, лыжи. Маленький плотный лыжник деловито проверил имущество и неожиданно звонким девичьим голосом поблагодарил танкистов: - Спасибо, хлопцы! - Буркова! - Самохин узнал в маленьком лыжнике секретаря комитета комсомола. - Я просил тебя подобрать парней. - У нее второй разряд по альпинизму, - мягко вмешался Крестовников. - Да и не время сейчас заменять кого-либо в группе. - Кекур не Белуха. - Буркова посмотрела на Самохина спокойными серыми глазами. - Если я уйду на несколько часов, ничего тут без меня не случится. - И для большей убедительности добавила: - Не на вершину поднимаемся. - Поехали! - поспешно крикнул Крестовников, заметив, что Самохин хочет что-то возразить. Трактор выстрелил синим клубком дыма и двинулся по улице. Вслед ему махали руками, платками и шапками, пока он не свернул в проулок. Люся тоже помахала рукой. Потом она сбежала с крыльца и быстро направилась к дому. Почему она утаила от отца, что знакома с Крестовниковым? Впервые она встретилась с ним два года назад в спортивно-оздоровительном лагере и стала с недоброжелательным любопытством присматриваться к человеку, причинившему отцу столько огорчений. Однако скоро поняла, что студенты его любят. Общительный и подвижный в лагере и неутомимый в горах, он сразу стал душой молодой компании. Спортивная закалка, утверждал он, - одна из особенностей профессии географа. При сдаче кандидатского минимума необходимо требовать от будущего лавиноведа не только знаний по избранному предмету, но и сдачи норм по альпинизму или хотя бы по горному туризму. Недоброжелательность Люси быстро таяла, тем более что Крестовников явно выделял ее: звал на тренировки, ставил в пример другим. Близился день отъезда из лагеря, когда Люся и Крестовников отправились вдвоем в горы. Отдыхая, он начал рассказывать, как стал лавиноведом. В памяти его студенческая пора поблекла, зато отчетливо, в мельчайших подробностях сохранились перипетии сложной борьбы, которую он вел последние годы. Едва получив диплом, Крестовников принялся за диссертацию "Противолавинная служба". Защита прошла блестяще. Оппоненты особенно выделяли практическую ценность труда молодого ученого. Окрыленный успехом, он стал добиваться ассигнований на организацию опытной станции лавинного прогноза. Ему не отказывали. Говорили о ценности его предложения, но просили более доказательно обосновать возможность прогнозирования. "Более доказательно"! Какие резиновые слова! А время шло. Работая в университетской лаборатории, Крестовников вел наблюдение над тремя горными районами. За минувшие годы он восемь раз предупреждал о лавинной опасности. Все эти лавины сошли на пастбища, горные дороги. А один раз он вмешался в действительно серьезное дело: принял бой с начальником будущего комбината... Сейчас Крестовников заговорит об отце, станет осуждать его. Этого допускать нельзя. - Знаю, знаю, - поспешно перебила она собеседника. - Как вы с отцом похожи... Словно два одинаковых портрета, только в разных рамках. - С отцом? - растерянно переспросил Крестовников. Он снял очки. Излишне старательно протер стекла. Странно, ему раньше не приходило в голову, что Люся имеет какое-то отношение к начальнику комбината. С этого дня отношение его к Люсе заметно изменилось. Крестовников не сторонился ее, по-прежнему называл по имени, но вот простота в общении с девушкой исчезла. Исчезло и дружелюбие. Обидное превращение Крестовникова из внимательного и доброго старшего товарища в человека, способного оттолкнуть и даже обидеть другого, стало очевиднее, когда он пришел преподавать на четвертый курс: теперь он попросту не замечал Люсю, а, принимая у нее зачеты, останавливал, не дослушав до конца, и лишь легким кивком головы показывал, что удовлетворен ответом. Самохин долго не мог отвести взгляда от удаляющегося тягача. Вывела его из оцепенения Фетисова. - Дети собраны, - сказала она. Самохин вопросительно посмотрел на Шихова. - Мои люди готовы, - ответил Шихов. - Где ваши машины? И, словно отвечая ему, вдалеке зародился глухой рокот. Разваливая перед собой пушистые снежные усы, из проулка появился тягач, потом второй. За ними двигались крытые грузовики. Шихов легко поднялся на танк и скрылся в люке. Мотор глухо заворчал. Танк в голове колонны направился к клубу. Когда Самохин подошел к клубу, посадка ребят в грузовики заканчивалась. Матери торопливо помогали ребятам подняться по лесенке, совали им в руки узелки, сумки. - Все сели? - спросила Фетисова и подняла руку: - Поехали! Танк, медленно переваливая сверкающие траки, свернул на шоссе. За ним двинулись оба тягача, автомашины, женщины. На шоссе матери, увязая в снегу, ускорили шаг. Фетисова забралась с крыльца на грузного рыжего коня. Придерживаясь обеими руками за луку седла, она рысью догоняла колонну. За поселком крутой утес прижал шоссе к речке. Справа от него темнел окаймляющий берег Тулвы голый ивняк, слева поднималась почти отвесная каменная стена, кое-где припорошенная снежком. Широкие гусеницы танка легко приминали рыхлые сугробы. Двигался он осторожно, так как местами шоссе приходилось угадывать под снегом. Высокая снежная гряда пересекла дорогу. - Начинается! - Водитель взялся за рычаг. Танк задержался у гряды, словно всматриваясь в противника, оценивая его силы, и с нарастающим грозным рычанием врезался в крутой склон. Шихов закрыл люк. В машине стало темно. Тускло светили лампочки приборов. - Назад! - приказал Шихов и поднялся к верхней смотровой щели. - Как там? - крикнул водитель, голос его еле слышался в гуле мотора. - По башню засыпало, - ответил Шихов. - Еще назад!.. Еще немного!.. Прямо! Танк попеременно то передним, то задним ходом старательно уминал снег. А тот упорно стекал со склонов, заваливая промятый гусеницами проход. Утомительная качка вперед-назад, вперед-назад продолжалась, пока снег не стал стекать с высившихся по сторонам бугров ус