ежными гетманами, беспрестанные набеги ордынцев, нападения шляхты, а особенно турецкое нашествие разорили нашу дорогую отчизну, привели ее к пропасти. И кажется мне, лишь один еще удар - и она низвергнется в нее... Речь идет о том, что Правобережье может стать чужой землей, если мы не заселим его своими людьми, если не поднимем из руин города и села. По всему видно, гетман Самойлович, несмотря на то, что он много сил приложил для защиты Чигирина от турок, не понимает такой необходимости и заботится только о сохранении своей власти над Левобережьем и о том, чтобы сделать ее наследственной, то есть передать свою булаву одному из сыновей, которых он уже назначил полковниками. А если б понимал, то не задерживал бы насильно на левом берегу беженцев с Правобережья, возвращающихся в родные места, не посылал бы своего сына Семена - полковника переяславского - перегонять их снова за Днепр и сжигать Ржищев, Корсунь с прилегающими селами, чтобы никто в них не мог жить... Нужно всячески препятствовать Юрию Хмельницкому, который вместе с ханом устраивает походы на Левобережье, выводит оттуда людей на свою сторону, чтобы заселить ее. Наш народ добровольно никогда не пойдет под власть турецкого султана. К сожалению, Юрий не желает считаться с этим. И отступать ему поздно: слишком много крови пролил он, очень много горя принес своему народу, чтобы мог надеяться на его прощение, а тем более - на уважение и любовь... Остается одна сила, способная защитить Правобережье, - Москва. Опираясь на ее явную или тайную - в зависимости от обстоятельств - поддержку, запорожцы смогут и должны возвратить его в лоно нашей матери-отчизны. Иначе его захватят иноземцы... Все долго молчали под впечатлением сказанного Палием. Даже Арсен и Роман, которые не раз уже слышали своего товарища и видели все, о чем он только что рассказал, лишь сейчас представили себе, в какое трудное время они живут и какие тяготы возлагает на их плечи жизнь. Наконец, вздохнув, Серко поднял седую голову и тихо произнес: - Спасибо тебе, казак, за твои искренние, правдивые слова, за твою душевную тревогу об отчизне и за многотрудное путешествие... Действительно, живем мы в страшное время. Судьба уготовила нам тяжкие испытания и тяжелейшее из них - смертельная опасность с юга, со стороны ханского Крыма и султанской Порты. Это они вытоптали уже пол-Украины и посягают на то, что еще осталось. Против них и обязаны мы направить все свои силы... И покуда конь людолова топчет нашу родную землю, покуда хищный аркан душит нежные шеи девчат-полонянок, мы обязаны крепко держать в руках сабли! На том я стоял и стоять буду, пока жив... Но собственных сил для этого у нас маловато. Только сообща с Москвой, сообща с нашим братом - народом русским выстоим и победим в этой смертельной борьбе. Только так! Иначе быть не может! Пройдет какое-то время - и вновь поднимутся по всему Правобережью села и города, заколосятся житом, пшеницей широкие нивы, зазвучат от порогов до Карпат и Полесья наши песни и наша речь!.. - Дай-то боже! - сказал Палий. - За это мы не пожалеем и самой жизни! Счастье, что у нас такой военный предводитель, как батько кошевой. Будем надеяться, он завершит все задуманное и то, за что боролся всю свою жизнь! - Э-э, сынок, старого хвали, да из дому веди! - остановил его жестом Серко. - Завершат, должно, другие, а мне бы еще разок разгромить супостата Мюрад-Гирея, отомстить ему за прошлогоднее нападение на Сечь, за разорение земель наших, за слезы люда православного!.. А главное - дать ему по зубам так, чтоб отпала охота пройтись летом по Левобережью! У Арсена радостно заблестели глаза. Он вскочил. - Батько, значит, будет, будет поход на Крым?.. Когда же? Серко обнял казака, усадил рядом с собой. - Понимаю тебя сынок... Но не торопись - всему свое время!  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *  "КРЫМ НЕЩАДНО ТРЯХАНУТЬ!" 1 Серко вел на Крым двадцать тысяч запорожцев. Столько воинов одновременно Сечь не выставляла никогда. В морские походы обычно ходили тысяча или две, в сухопутные - шесть-восемь тысяч казаков. Сейчас же на клич прославленного кошевого отозвались все, кто мог держать саблю в руках. А таких после турецкого нашествия на Правобережье в запорожских владениях оказалось немало. Кто потерял в эту смутную пору семью, кто не хотел гнуть спину на левобережную старшину, которая загордилась, забарствовала и начала насаждать выгодные для себя крепостнические порядки, тот бежал в Понизовье и пополнял сечевое войско. На следующий день после перехода на левый берег Днепра кошевой, вместо того чтобы направиться по знакомым степным тропам сразу на юг, к Перекопу, как много раз ходили запорожцы, повернул войско на восток, к речке Молочной. Молодые казаки удивлялись и потихоньку роптали, старые молчали, доверяя своему опытному вожаку, но в душе тоже были недовольны. Шутка ли - сделать такой крюк! Однако никто не смел возражать: в походе кошевой или наказной атаман обладал неограниченной властью и за непослушание мог предать смертной казни. - И чего это батька удумал? - бурчал Метелица. - Так, чего доброго, мы и до самого Азова отмахаем! - Цыть, Корней, ежли не хочешь киев отведать! - шипел Шевчик, оглядываясь. - Серко знает, что делает! Серко действительно знал, что делал. Дойдя до Молочной, он дал войску дневной отдых, а потом, круто повернув на юг, быстро двинулся к Сивашу. Теперь шли только ночью, определяя путь по звездам и едва приметным в темноте степным курганам да оврагам, а днем отдыхали в глубоких долинах, варили кашу, пасли коней. Сторожевые отряды, разосланные кошевым на расстояния, которые мог просматривать всадник, бдительно стерегли покой войска: они брали в плен или уничтожали всех татар-кочевников, которые попадались на пути. Поэтому ни перекопский бей, ни тем более хан Мюрад-Гирей не знали, что над Крымом нависла опасность. Запорожцы вброд перешли Сиваш и появились в Крыму внезапно. В основании неширокого полуострова, глубоко врезавшегося в море, разбили лагерь. Это место было удобным для обороны. К тому же здесь имелась вода: в отлогой, поросшей травою балке бурлил большой родник. Пока запорожцы стреноживали коней, приводили в порядок оружие и сбрую да наскоро завтракали солоноватой саламахой, Серко собрал атаманов и видных казаков на раду. Уселись полукругом на траве. - Братья атаманы, молодцы запорожские, - обратился к ним кошевой, стоя в центре, - вот мы снова на земле Крыма, проклятой земле агарянской, басурманской! Силы у нас ныне велики, но залог военного успеха - в неожиданности нападения! Нам до сих пор сопутствовала удача. Обойдя Перекоп, скрытно пробрались мы ногайскими степями и вышли в тыл врагу. Теперь, братья, победа - на острие казацкой сабли, в быстром беге наших коней! И еще - в твердости и мужестве наших сердец!.. Мы промчимся как буря по трем направлениям - к Бахчисараю, к Козлову* и к Кафе** - и сметем все на своем пути... Так вот, слушайте меня внимательно: я с двумя куренями останусь здесь и буду ждать вас ровно пять дней. В субботу в полдень, в пору самой короткой тени, вы все должны возвратиться сюда. Кто запоздает, пусть полагается на свои силы и самостоятельно пробивается домой!.. Наказным атаманом Кафского отряда я назначаю Ивана Рога, а на случай его смерти или тяжкого ранения - Василия Заболотного. Козловский отряд возглавят Иван Стягайло и Андрей Могила. На Бахчисарай пойдет куренной атаман Матвей Шумило... А ему в помощь... - Серко выдержал паузу и оглядел присутствующих. - Семен Палий... ______________ * Козлов (Гезлев) - Евпатория. ** Кафа - Феодосия. - Молод еще! - буркнул кто-то из старых седоусых казаков, которых задело за живое, что недавно принятого в кош новичка назначили войсковым товарищем наказного атамана. Серко не любил, когда ему перечили. Он сурово глянул в сторону говорившего. Твердо отрубил: - Будет так, как я сказал!.. Палий и впрямь моложе многих из нас и кое-кому годится в сыновья. Но зато разума у него хватит на троих. А разум в военном деле - тоже не последняя вещь. Ибо, как известно, тому булава, у кого голова! Арсен незаметно толкнул Палия в бок. Тот скосил глаза и улыбнулся в небольшие усы. Видимо, ему было приятно, что сам Серко так высоко оценил его. А тем временем кошевой продолжал: - Выступайте, братья, немедля. Мой вам последний наказ: мы пришли сюда не только мстить, не только убивать и жечь. Тех, кто не сопротивляется, берите в полон - мы их потом обменяем на наших... И вызволяйте ясырь, люд христианский из неволи басурманской. Нужно нещадно тряхануть Крым! Отомстить за разоренную землю нашу, за слезы, кровь и страдания людей наших! На том я стоял и стоять буду до последних дней своих... А теперь - трогайтесь с богом! 2 Тремя огненными смерчами покатились казачьи отряды по Крыму. Мчались они так стремительно, что крымчаки не успевали предупредить о смертельной опасности своих одноплеменников, живущих в глубине полуострова. Застигнутые врасплох, степные улусы становились легкой добычей запорожцев. Салтаны, беи, мурзы и другие богатые люди бросали на произвол судьбы свое имущество и, прихватив только драгоценности и родных, стремглав удирали на юг. Освобожденные из рабства невольники забирали хозяйских коней, оружие и становились в ряды запорожцев. Жажда мести жгла их сердца. Для них Крым был ненавистной землей. Здесь они годами мучились в страшной неволе. И теперь, неожиданно обретя свободу, со злостью и беспощадностью набрасывались на врагов - били, ломали и сжигали все, что не могли забрать с собой. Свой пятитысячный отряд наказной атаман Матвей Шумило разделил на четыре части. С двумя тысячами казаков он напрямик шел на Бахчисарай, а три тысячных отряда, которые в свою очередь подразделялись на меньшие, послал другими дорогами, чтобы получше прочесать ханские владения. Первое сильное сопротивление татары оказали в Ак-Мечети*, селении с приземистыми глиняными саклями, тесно обступившими дворец калги** и большой каменный дом салтана Гази-бея. Калга в своей резиденции жил только наездами, и вся власть здесь принадлежала Гази-бею. ______________ * Ак-Мечеть - Симферополь. ** Калга (татарск.) - второй человек в ханстве после хана. Стараясь спасти свою семью, салтан с сотней всадников бесстрашно ринулся навстречу запорожцам. Тем временем его жены и дети в сопровождении преданных слуг что было сил спешили к Бахчисараю. Но что могла сделать сотня сейменов против двух тысяч казаков? Спустя несколько минут все они полегли, как трава под косой. Единственным утешением погибших могло быть лишь то, что вместе с собою они успели прихватить в райские сады аллаха десятка полтора запорожцев, а с ними и наказного атамана Шумило. Седоусый атаман не привык прятаться за спины товарищей и шел в первой лаве. В одной из узеньких улочек, обрамленных облупленными глиняными заборами, его поразила в самое сердце длинная татарская стрела. Он даже не вскрикнул, не охнул - упал на сухую землю и сразу скончался. - Батьку убили! - закричал в отчаянии Секач, спрыгивая с коня. - Слышите? Батьку убили!.. Над распростертым телом атамана склонилось несколько запорожцев. Крики горести слетали с их уст. Атаман лежал навзничь, весь залитый кровью. Все больше и больше подъезжало казаков, так как страшная весть тут же разнеслась по лавам. Воспользовавшись замешательством, охватившим запорожцев, Гази-бей резко развернул коня и, бросив оставшуюся горстку своих воинов, кинулся наутек. Его никто не преследовал. Запорожцы собрались у тела наказного атамана. Подъехал Семен Палий. Молча скинул шапку, слез с коня. Секач также молча вытянул из-за пояса убитого атаманскую булаву и протянул ее Палию. Неторопливо, печально поклонился и тихо сказал: - Челом тебе, наказной атаман! Что будем делать? Разгоряченный боем Палий в первое мгновение даже отшатнулся, не веря в то, что случилось. Но, внимательнее посмотрев на неподвижное окровавленное тело старого атамана, взял пернач. Старые запорожцы выжидательно наблюдали за ним. Как поведет себя молодой атаман? Не сморозит ли какой-либо глупости? Палий заметил в глазах некоторых старых казаков насмешливые искорки, и в нем вспыхнула злость. Нашли время, старые хрычи, ехидничать! Поэтому голос его прозвучал сухо, даже сурово: - Братья, не время оплакивать сейчас погибших. Но и без почестей бросить их тела в чужой земле мы не можем! Так пусть здесь останется сотня сподвижников покойного атамана - они его и похоронят как положено... А мы попробуем догнать беглецов. Или на их плечах ворвемся в Бахчисарай... Айда за мной! Гул копыт раскатился над каменистой долиной Салгира. Когда запорожцы выбрались из Ак-Мечети и выскочили на высокий холм, откуда открывался широкий обзор с видом синеющих в бледно-голубой дымке далеких гор на горизонте, они увидели верстах в двух от себя облачко серой пыли - это скакали к Бахчисараю челядинцы акмечетского салтана с женами и детьми. Казаки закричали, засвистели и, огрев коней нагайками, помчались вслед. Беглецов догнали в полуверсте от леса, зеленевшего на склонах холмов. Неуклюжие татарские кибитки остановились. Из них высыпали черноголовые татарчата. Заверещали женщины. От передней кибитки шарахнулся в сторону, к лесу, всадник в белом тюрбане. Перед собой, на луке седла, он держал двух маленьких ребятишек. Не оглядываясь, стрелою летел он к кустарнику, где надеялся найти спасение. - Перехватывай, хлопцы! Это салтан, черт его побери! - крикнул Метелица, придерживая коня возле кибитки. - А я загляну в его гнездо, может, и пташку какую поймаю! За салтаном бросился Арсен со своими побратимами. В Ак-Мечети он обшарил весь салтанский дом, но Златку и Стеху не нашел ни среди убитых, ни среди освобожденных пленных. На вопрос, не привез ли салтан с Украины двух девчат по имени Златка и Стеха, невольники ответили, что возвратился он с ясырем, но припомнить, были ли среди пленных девчата с такими именами, не могли. След девушек исчез. Это было самым страшным... Где же они? Куда их девал салтан? Не успел ли, случаем, продать в заморские края?.. Только он один мог дать определенный ответ. И казаки, не жалея коней, вихрем неслись за всадником в белом тюрбане. Догнать! Во что бы то ни стало догнать и взять живьем! А Метелица в это время, не слезая с коня, рванул черную кошму, которой была завешена кибитка. Там, забившись в угол, притаилась женщина в пестром татарском одеянии. - Эге-ге! И впрямь пташка! - загудел радостно Метелица и, чтобы получше рассмотреть свою добычу, с трудом нагнулся ниже и просунул голову под свод кибитки. - Да еще и хороша, разрази меня гром! Дарма что некрещеная! Женщина с ужасом смотрела на усатого, побагровевшего от усилия старого казака. Пышная русая коса рассыпалась по яркой одежде. Красивые руки взметнулись вверх, как крылья чайки, и застыли, словно прося пощады или защищаясь от удара. - Пан, не убивай меня! Не убивай! - вдруг взмолилась женщина по-польски. - Я не мусульманка! Христианка естем! Метелица озадаченно уставился на нее, толстой пятерней почесал бритый затылок. Его суровое лицо подобрело, между бровями разгладилась глубокая морщина. - Гм, говоришь, полька? - Так, пан! Так! - Значит, невольница получается? - Так, пан! Так! - А испугалась чего? - Думала, зарубишь меня... - Глупенькая, мы невольников не рубим, а вызволяем. И ты будешь вольная! - Дзенькую бардзо*, - чуть слышно прошептали помертвевшие уста. ______________ * Дзенькую бардзо (польск.) - очень благодарна. Метелица подморгнул ей, подкрутил седой ус. - Благодарностью не отделаешься! Га-га-га!.. Муж дома есть? - Был. - Вот обрадуется, черт его подери, когда такое солнышко ясное заглянет вдруг в его осиротелую хату. А? Эх, был бы я помоложе!.. Женщина ничего не ответила, все еще, очевидно, не веря в свое счастливое спасение. Метелица с сожалением крякнул, тяжело вздохнул, вспомнив, наверно, о своих шести десятках, и выпрямился в седле. - Ну, пани, прошу прощения, я оставлю тебя тут, так как должен ехать. Хлопцы, кажись, выпустили из рук мурзу, чтоб им пусто было! И старый казак поскакал к лесу, где стояли обескураженные неудачей Арсен и его побратимы. Салтан нырнул в заросли и скрылся в хорошо знакомых ему оврагах. 3 Салтан Гази-бей с двумя маленькими сыновьями-близнецами на руках вихрем проскакал на взмыленном коне по узкой улице Бахчисарая, на ходу крича: "Казаки! Казаки!" Перед воротами ханского дворца, на каменном мостике, под которым журчал мутный поток, он осадил коня: ханские нукеры длинными копьями преградили ему дорогу. - Казаки! В Ак-Мечети казаки! - прохрипел салтан. - Быстро к хану! Бейте тревогу!.. Вот-вот они будут здесь! Нукеры посерели от страха. Один из них торопливо открыл ворота, а второй принялся изо всех сил колотить железным чеканом в большое медное било. Узкие улочки растревоженного Бахчисарая разом заполнились мечущимися людьми. Салтан въехал во двор ханского дворца. Страшное слово "казаки!" моментально облетело все закоулки и подняло на ноги всех от мала до велика. Со второго этажа по лестнице деревянной галереи быстро сбежал в золотистом шелковом халате хан Мюрад-Гирей. Увидев запыленного всадника на мокром от пота коне, кинулся к нему. - Что? - выдохнул испуганно. - Великий хан, казаки! - Где? - Перешли Альму и с минуты на минуту будут здесь! Я едва выскользнул из их рук! Все мои погибли... - О аллах! - Великий хан, дорого каждое мгновение! Не медли! Мюрад-Гирей повел округленными от испуга глазами на нукеров. - Коней! - закричал визгливым голосом. - Коней! Посадить всю мою семью на коней - и в леса! Живей! Ему подвели гнедого рысака. Не ожидая, пока другие члены семьи соберутся и сядут на коней, он вскочил в седло и ловко сунул в стремена мягкие, обшитые атласом комнатные туфли. Лопотал на ветру золотистыми полами роскошный халат. Блестела на солнце вспотевшая бритая голова. Тучи пыли вздымались из-под копыт ханского коня. Без оружия, без чалмы, плешивый, в цветастых шелковых шароварах и в таком же халате, грозный Мюрад-Гирей был похож не на хана-воина, перед которым трепетал весь Крым, а на обрюзгшего престарелого купца из Кафы или Гезлева. Перепуганные жители городка шарахались от его коня и жались к глиняным заборам. Следом за ханом мчались нукеры, ханские жены, сыны и дочки. Топот копыт, вопли, туча пыли и перьев от раздавленных конями гусей - все это нагоняло еще большую панику на бахчисарайских жителей, и так уже ошалевших от известия о нападении казаков, свалившихся как снег на голову. Со всех сторон слышались крики: - Казаки! - Урус-Шайтан! - О вай-вай, горе нам, правоверные! - О аллах! Люди словно обезумели. Кричали. Плакали. Умоляли ханских воинов не оставлять их на произвол судьбы. Но никто никого не слушал. Слепой животный ужас гнал хана, его бесчисленную семью, дворцовую стражу прочь из Бахчисарая. Скорее туда, в леса, темно-зелеными кущами лежащие по взгорьям и глубоким долинам! На яйлу*, а там - к морю, где всегда наготове стоят ханские корабли! ______________ * Яйла - плоская безлесная местность в Крымских горах. Едва успели последние беглецы укрыться в лесу, как в противоположной стороне, на севере, взвилась пыль - это мчались передовые отряды запорожцев. Хан в бессильной злобе скрежетал зубами. Страх и стыд переполняли его сердце. Почему перекопский бей вовремя не предупредил его об опасности? Или казаки уничтожили весь гарнизон Перекопа? О великий аллах! Теперь Урус-Шайтан со своими воинами прольет море крови правоверных! И ты допустил это, о великий аллах! Хан взглянул на свой расшитый халат, на мягкие туфли - и на него с новой силой нахлынул стыд. На кого стал похож? Как будет смеяться над ним султан Магомет, когда его соглядатаи, которыми наводнен Крым, донесут ему о позорном бегстве хана! Однако раздумывать некогда. Через полчаса казаки будут тут. - Вперед! - крикнул хан и быстро, первым понесся галопом прочь. Поздно вечером добрался он до Ялты, бросив поводья слугам, взбежал по трапу на галеру. Только здесь почувствовал себя в безопасности, немного успокоился. В любой миг галера могла отчалить от берега и выйти в открытое море, где никто уже не догонит ее... Но после недолгого размышления хан отменил приказ о выходе в море, он решил заночевать на корабле, не выходя из ялтинской бухты. Постепенно к нему возвращалась способность трезво рассуждать. Страх за собственную жизнь прошел, и он начал думать о том, как собрать войско, чтобы дать отпор Серко. Переодевшись в военную одежду, прицепив на бок саблю и засунув за пояс пистолеты, из жалкого беглеца вновь превратился в грозного хана, его голос, когда начал отдавать нукерам приказания, обрел обычную силу и уверенность. - Спасибо тебе, Гази-бей, за своевременное предупреждение! Ты спас нас всех. - Мюрад-Гирей покровительственно похлопал по плечу уставшего и убитого горем салтана. - О твоих детях позаботятся. А ты сейчас, несмотря на усталость, скачи в Алушту, поднимай людей. Пусть каждый, у кого есть конь и сабля, едет на яйлу! Оттуда мы ударим по казакам! Пускай алуштинский бей разошлет гонцов по побережью до Кафы с моим приказом собираться на яйле, и сам он вместе с войском завтра к полудню придет к истоку Салгира. Мы пойдем по долине на север и разгромим презренных гяуров! До поздней ночи хан направлял во все стороны гонцов и лазутчиков. Вошел к себе в каюту вконец обессиленный и тяжело упал на широкую, покрытую роскошным пестрым ковром тахту. 4 На следующий день в стан Серко на берегу Сиваша начали прибывать целые вереницы бывших невольников и невольниц. Мужчины, вооружившись татарскими луками и саблями, помогали запорожцам стеречь пленных, которых было почти столько же, сколько и освобожденных. Женщины и девушки, а также тумы - дети, родившиеся у невольниц от мужей-мусульман, пасли отары овец, табуны лошадей и стада коров. Эта военная добыча была крайне необходима для обратного похода казачьего войска - будет в дороге мясо, молоко, творог. В субботу утром прибыл отряд из-под Козлова. Не успела улечься радость от встречи и счастливого завершения похода, закончившегося взятием богатого приморского города и освобождением многих сотен невольников, как на юго-востоке показалась пыль: возвращался кафский отряд. Серко был доволен: пройдено пол-Крыма, освобождены тысячи людей, захвачено много пленных, которых со временем можно будет обменять еще на несколько тысяч невольников. Такого успешного похода запорожцев не было со времен Сагайдачного! Если бы вернулся сейчас отряд из Бахчисарая, то и домой можно уходить. Возле шатра кошевого, разбитого на невысоком холме, укреплен бунчук. Серко приказал джуре следить за тенью и отмечать ее камешками. Солнце взбирается все выше и выше - и тень укорачивается. Вот-вот упадет она на полуденную отметку... Серко начинает волноваться. Почему до сих пор нет отряда из-под Бахчисарая? Неужели с ним что-то случилось? Неужели Семен Палий, который заменил погибшего Шумило, не понял приказа кошевого? Правда, до Бахчисарая немного дальше, чем до Козлова и Кафы. И населен тот южный край гуще - потому и сопротивление врага могло быть сильнее... Но все это не оправдание! Приказ о возвращении в субботу к полудню был категоричным, и выполнять его необходимо во что бы то ни стало! Почему же задерживается Палий? Серко стоит перед шатром и всматривается в даль, в белесый, раскаленный нещадным южным солнцем горизонт. Но его старые, выцветшие глаза не видят там ничего, кроме дрожащего марева. Рядом с кошевым - атаманы и бывалые казаки. Все они не намного моложе Серко, и кошевой не очень-то полагается на их зрение. Вся надежда на молодого джуру. - Ну-ка, Ивась, смотри в оба! - приказывает молодику. - Не видать? Тот вытягивает шею, поднимается на цыпочки - обводит взглядом степь. - Кажись, идут! - радостно восклицает он. - Во-он там взвилось облачко на горизонте! Голос его, однако, еще не уверенный: может, то вихрь поднялся! Но облако серое растет - и сомнение исчезает. - Идут! Серко осеняет себя широким крестом. Крестятся и атаманы. - Слава богу! Можно трогаться домой! Однако радость оказалась преждевременной. Внезапно в степи взвился столб черного дыма. Это передовая застава подала знак: приближается неприятель. Серко сжал кулаки. Выругался. - Чертов сын Палий! Из-за него придется сшибиться с крымчаками... Говорил же - в полдень все должны быть здесь! Так на тебе! Нас тут пятнадцать тысяч, а у хана - тысяч сорок, почитай! Все молчали. Пристально вглядывались в тучу пыли, в которой уже видны татарские бунчуки и островерхие шапки кочевников. Туча медленно расползается, затягивая горизонт. - Что будем делать, батько кошевой? - спрашивает сухой, с щетинистыми седыми усами атаман Рог. - Может, отступим за Сиваш? Думаю, ордынцы не посмеют гнаться через Гнилое море... - Отступать поздно. Это будет уже не отступление, а бегство, - отвечает Серко. - И отряд Палия нельзя оставлять на погибель... Будем готовиться к бою... Нас пятнадцать тысяч. Да почти две с половиной тысячи бывших невольников, которые будут драться не хуже казаков, ибо не захотят снова попасть в неволю. Мы выбрали и укрепили выгодную позицию - хану остается атаковать нас только в лоб. Так встретим его огнем из мушкетов и фальконетов*. А басурманы страх как не любят, когда им палят прямо в лицо! Тогда они быстро показывают затылок!.. Идите, занимайте места! И без моего приказа в атаку не кидаться! ______________ * Фальконет (ист., воен.) - старинная мелкокалиберная пушка. Весь казачий лагерь сразу зашевелился. Запорожцы располагались в шанцах по куреням. К ставке Серко уже мчались гонцы и джуры с донесениями. Женщин и детей, а также пленных и военную добычу отвели к берегу и начали переправлять через Сиваш. На некоторое время над серой солончаковой степью, дышавшей горьковатым полынным зноем, воцарилась тревожная тишина. Ее нарушало только ржание казацких коней да плач белокрылых чаек. Серко стоял на кургане и следил за врагом, который быстро приближался. Уже и он своими старческими глазами хорошо видел разномастные бунчуки над отдельными чамбулами. Старый вожак давно потерял счет боям и победам. Летописцы Сечи свидетельствуют, что только больших боев он провел свыше полусотни и все их выиграл, а количество мелких стычек с врагами перевалило за полтораста. Бой был его стихией. Он привык к нему, как сапожник привыкает к запаху вара или пахарь - к скрипу ярма и шороху рала в колючей стерне... Бой был его ремеслом. И знал он свое ремесло досконально. Именно этим и объяснял кое-кто удивительную везучесть Серко: за последние двадцать лет он не испытал ни разу горечи поражения. Однако, когда ему говорили об этом, он насмешливо щурил глаза и скептически покачивал бритой головой. Серко лучше кого-либо другого знал, что одного только ремесла полководца мало, необходима еще выучка, мастерство всего войска и горячая вера каждого воина в своего атамана, глубокое убеждение в правоте дела, за которое они вместе бьются. Без них нет и победы. Именно так, самозабвенно верили казаки, восставшие крестьяне и горожане в Богдана Хмельницкого. Подобной веры и он, Серко, добивался у своих подчиненных. И кажется, достиг желаемого... Крымчаки остановились в полуверсте от казачьих шанцев. Над ними колыхались бунчуки и развевались знамена. Одиночные всадники вырывались из орды и мчались к казачьему лагерю. С безопасного расстояния они выкрикивали обидные ругательства и поворачивали назад. В звенящем от зноя небе кружатся вороны - извечные спутники войск и кровавых сражений. Запорожцы залегли, по своему обыкновению, тремя рядами: передний должен был вести огонь, два задних - заряжать мушкеты. В центре и на флангах Серко установил пушки, гаковницы и фальконеты. Пушкари зарядили пушки, приготовились выстрелить, как только ордынцы приблизятся на полет ядра. Хан медлил с атакой. Опытный воин, он понимал, что собранное наспех из разных мест войско может не выдержать первой стычки и повернуть вспять. Прямо на глазах запорожцев принялся перегруппировывать свои отряды, выставляя вперед вооруженных огнестрельным оружием сейменов. - Черт гололобый! - выругался Серко, наблюдая за маневрами хана. - Кажется, он всерьез принялся за нас. Думает раздавить одним ударом... Эх, был бы тут Палий! Как мне сейчас недостает его пятитысячного отряда... Эй, Ивась, коня! Джура подвел серого тонконогого коня. Придержал стремя. Думал помочь кошевому, но Серко отвел его руку, так как чувствовал на себе взгляды всего войска и не хотел перед боем показать, что его уже гнут к земле годы. Поэтому сел в седло сам. Лишь джура заметил, как напряглось тело старого атамана и с каким свистом вырвался воздух из его груди. Возраст брал свое... Серко поскакал перед шанцами. - Братья атаманы, молодцы, войско запорожское! - привычно обратился он к воинам. - Настало время, когда каждый из нас должен забыть обо всем на свете, кроме одного: как победить врага. Каждый из нас должен драться сегодня за двоих, ибо врагов - не скрываю этого - вдвое больше, чем нас. Но издавна известно, что смелый запорожец стоит трех ордынцев. Так разве дрогнет у кого сердце, опустятся ли руки, если на него нападут двое, а то и трое? Помните: Серко никогда не отступал! И неужели найдется среди вас хоть один, кто сегодня бегством опозорит мою седину, а на свое имя накличет вечное проклятие и презрение всего товарищества? Верю: не найдется такого... Знайте: с этого кургана, - он указал рукой туда, где стоял его шатер, - я сегодня увижу нашу славную победу над Мюрад-Гиреем или найду там свою смерть. Иного быть не может. За отчизну, за освобождение из неволи люда христианского мы все, братья, станем грудью против врага ненавистного, извечного! Победа или смерть! - Победа или смерть! - откликнулись воины. - Умрем, но не отступим! - Слава батьке нашему - Серко! Серко поехал дальше вдоль неглубоких шанцев, а воодушевленные его проникновенными словами запорожцы провожали взглядами своего любимого атамана, за ним они готовы были идти в огонь и в воду, от его слов каждый ощутил в себе такую силу, которую, казалось им, ничто на свете не сможет сломить. Объехав поле, где вот-вот должен был вспыхнуть кровавый бой, Серко повернул назад и поднялся на курган. Кошевая старшина и наказные атаманы Иван Рог и Иван Стягайло - они в случае смерти кошевого должны были заменить его в бою - посторонились, освободив место на самой вершине. - Глянь, Иван, к хану прибывает подмога, - тихо сказал Рог, показывая рукой через головы ордынцев, уже выстроившихся и ожидавших приказа атаковать. Действительно, с юга приближалось в туче пыли войско. - А может, это наши возвращаются? - Нет, Ивась ясно видит татарскую одежду на всадниках... Да и знамена их... О, я уже и сам вижу! - Да, да, и я вижу, - произнес Серко. - Ну что ж, вместо двоих на каждого из нас теперь будет по три врага. Только и всего! На лице кошевого не дрогнул ни один мускул. - Ты так спокойно говоришь, Иван! - воскликнул Стягайло. - Можно подумать, что наперед знаешь исход боя. - Отчего ж, знаю! - ответил Серко. - Мы сегодня или победим, или погибнем... Не будет иного. Мы не сдадимся - и потому я спокоен. Советую и вам, атаманы, так настроить себя... 5 Захватив улусы вдоль Альмы, Качи и Бальбека, Палий повернул назад, чтобы вовремя прибыть в стан Серко. И хотя торопился, так как времени оставалось мало, пошел по новой дороге: хотелось потрепать еще несколько улусов и освободить невольников. Путь его лежал из Булганака на Чатырлык, а уже оттуда - на Джанкой и Сиваш. Перед Джанкоем от взятого в плен чабана-татарчонка Палий узнал, что час или два назад здесь прошел хан с ордой. Худой, черный татарчонок стоял перед запорожцем, испуганно поводя узкими глазами, и часто стучал зубами. - Куда пошел хан? - Аллах свидетель, мурза, я не знаю, - пролепетал паренек и махнул рукой. - Туда куда-то... К Сивашу... - Сколько было воинов? - Не знаю, мурза... Много. - Ну, тысяча или десять тысяч?.. Или сорок? - Сорок, сорок, - закивал головой паренек. - Если б у меня было столько овец, сколько воинов у хана, то был бы я богаче самого падишаха, мурза! Палий задумался. Между плотно сведенными бровями четко врезалась глубокая морщина. Что делать? Как теперь соединиться с войском Серко? И чем больше думал, тем яснее становилось ему, что он допустил ошибку, избрав новый, более длинный путь. Если бы из Бахчисарая он направился на Ак-Мечеть, а оттуда прямо на Джанкой, то выиграл бы полдня и давно уже был бы в запорожском лагере. Сейчас же пробраться туда по голой крымской степи, где все видно как на ладони, просто невозможно. Ордынцы сразу заметят - окружат и уничтожат! И Звенигора, и Воинов, и Спыхальский молчали. Каждый размышлял о том же. Но никому и в голову не приходило осуждать опрометчивый поступок атамана. Виноваты были они все. Это угасающая надежда заставила их избрать другой путь для возвращения, проходивший по глубинным улусам, в которых, как им рассказали плененные татары и освобожденные соотечественники, томилось в неволе много христианского люда. Может, где-то там Златка и Стеха, надеялись они. Может, Гази-бей упрятал девушек подальше от глаз ханских мубаширов?* Так разве могли они вернуться на Украину, не убедившись, что там их нет? ______________ * Мубаширы (татарск.) - ханские сборщики подати, которые отбирали десятую долю добычи для ханской казны. Этот обратный путь принес отряду большую добычу: в степных улусах казаки захватили табуны коней, отары овец. Запорожцы освободили здесь сотни невольников и невольниц, а в Чатырлыке взяли в плен мурзу Измаила со всей его семьей. Однако все это не радовало Арсена и его друзей: в их сердцах погасла последняя надежда, потому что не нашли они тех, кого искали. Никто не знал и не слышал о девушках, значит, терялся единственный след... Положение становилось сложным. Отрезанный от своих отряд Палия мог стать легкой добычей хана. Трудно было предположить, что Мюрад-Гирей так быстро оправится после разгрома, соберет войско и пустится преследовать запорожцев. - Может, пробиваться через Перекоп? - неуверенно сказал Арсен. - У перекопского бея, думаю, не больше силы, чем у нас... И если мы ударим внезапно... - Нет, нет, - решительно возразил Палий, - через Перекоп мы не пробьемся! А если и пробьемся, то погубим половину людей... Кроме того, не забывайте, что кошевой ждет нас, ждет на подмогу. Он вынужден либо принять навязанный ханом бой здесь, в своем лагере, либо отступить за Сиваш. Но и тогда Мюрад-Гирей не отстанет от них, будет преследовать в ногайских степях. Чтобы спасти свое войско, кошевой должен будет бросить добычу, пленных, освобожденных невольников и стремительно бежать... Может случиться и худшее: наши не успеют перейти Сиваш, и хан принудит их начать бой... Если у хана даже не сорок, а тридцать тысяч воинов, то и это - большое преимущество над запорожцами... Мы обязаны помочь своим!.. - Тогда нужно придумать что-то такое, - покрутил растопыренной пятерней Спыхальский, - чтобы, прошу панство, оставить хана в дурнях! - Правильно, пан Мартын, - живо откликнулся Семен Палий. - И кажется, я придумал, как это сделать! - Как?! - в один голос воскликнули друзья. - Мы обманем хана. У нас много татарской одежды, знамен и бунчуков... - Значит, мы переоденем весь отряд? Теперь я понимаю! - обрадовался Роман. - В этом нет нужды. Достаточно переодеть три-четыре сотни и поставить их под ордынскими знаменами в голове отряда... - А если хан не поверит и пришлет своих гонцов? - спросил Арсен. Ясными серыми глазами Палий внимательно смотрел на товарищей, что-то соображая про себя. - Нам нужно опередить хана и убедить его, что идет к нему на помощь перекопский бей. - Тогда мне придется ехать к хану гонцом, - спокойно предложил Арсен. - Что ты, брат! - возразил Роман. - Тебя сразу же схватят. Погибнешь напрасно! - Да, одному ехать не годится, - поддержал Романа Палий. - Как бы Арсен ни переодевался, крымчака из него не выйдет... Но если он поедет с мурзой Измаилом... - С мурзой Измаилом? - Друзья не поняли Палия. - Да разве он согласится?.. А если и согласится, то лишь для того, чтобы все рассказать хану. - Ну, это мы еще посмотрим, - усмехнулся Палий и приказал трем сотням казаков переодеться в татарскую одежду. Переодевание не заняло много времени, и вскоре все тронулись в путь. Впереди развевались татарские знамена и бунчуки. За спинами казаков, выдававших себя за крымчаков, торчали луки, а сбоку - колчаны со стрелами. Этот передовой отряд загораживал собой остальных казаков, ехавших позади. Военную добычу, пленных и освобожденный ясырь оставили под охраной в неглубоком овраге. Когда на горизонте завиднелись неясные очертания орды, Палий приказал остановиться. К нему подвели мурзу Измаила. - Мурза, я вручаю сейчас тебе жизнь и смерть всех твоих родных и близких. Пожилой, кривоногий, но еще крепкий мурза, по-видимому, не совсем уразумел, чего от него хочет урусский атаман. Он часто-часто заморгал, потом поклонился низко: - Я слушаю тебя, ага. - Твоя судьба тоже зависит от тебя. - Как мне понимать это, высокочтимый ага? - Перед нами стоит с войском хан Мюрад-Гирей. Видишь? - Вижу. Пусть бережет его аллах! - Ты поедешь к нему. - Я? - У мурзы забегали глаза. - Что я там должен делать? - Ты должен будешь сказать хану, что тебя прислал перекопский бей, который идет ему на помощь. Спросишь, куда ему становиться с войском, и немедленно возвратишься назад. - О! - С тобою поедет турецкий чорбаджия Баяр. - Палий кивнул в сторону Звенигоры, который вырядился янычаром и накручивал уже на голову чалму. - Вай-вай-вай! - запричитал мурза Измаил. - Я понимаю, мурза, у тебя велик соблазн - остаться у хана. Но весь твой род в наших руках... жены, дети, старые родители. Если с головы чорбаджии Баяра упадет хоть волосок... - О аллах! - Мурза позеленел, вяло улыбнулся. - А если я откажусь поехать к хану? - Тогда мы тут же срубим тебе башку! Но семью это тоже не спасет. - О я несчастный! - Так ты поедешь, мурза? - Как я могу отказаться? - Вот и хорошо. Если все обойдется счастливо для нас, ты будешь свободен. - А семья? - Семья тоже. Обещаю тебе. - Вай-вай, о великий аллах! О несчастный я! - раскачивался из стороны в сторону мурза. На него никто уже не обращал внимания. Палий обнял Звенигору, поцеловал. - Трогай, Арсен!.. Прости, что посылаю тебя к черту в пекло, но сам видишь, иного выхода у нас нет! 6 Орда ждала приказа наступать. Мюрад-Гирей все еще колебался. В нем