знес Арсен. - Где же нам найти Рожкова? Может, он что-нибудь придумал? Грива обиженно пожал плечами. - Рожков знает то же, что и я... Да вот и он! Кузьма Рожков издалека заметил всадников и узнал в них запорожцев. Приветливо улыбаясь, он спешил к ним. Подав всем руку и заметив, что Грива насупился больше, чем обычно, Рожков сразу понял причину. - Что, брат Грива, перепало уже? - Перепало, - хмуро ответил тот. - Арсен думает, что нам здесь легко было. - Я этого не думаю, - возразил Звенигора раздраженно. - Но могли же вы за это время хоть придумать что-нибудь! - Не надо торопиться, - сказал Рожков. - Поспешишь - людей насмешишь! Пока Роман в Чигирине, до тех пор он вроде в безопасности. Я просил генерала Гордона, и он разговаривал с Трауернихтом. Немец освободить своего крепостного отказывается, но и пытать не будет: боится шотландца. - Он в любой день может вывести его отсюда, и тогда ищи ветра в поле! Где-нибудь незаметно замучит, даже не узнаем... - Ну что ж делать-то, головой стену не прошибешь... Звенигора с досадой стукнул рукоятью сабли. - Эх, черт! Думал я, что вы сообразительнее... Не можем же мы сидеть здесь несколько дней! Должны немедленно мчаться в Сечь! Нужно не откладывая, сегодня же выручить Романа, хотя бы и пришлось пустить в ход сабли! - Это можно сделать не раньше вечера, - сказал стрелец. - Днем нечего и думать об этом. Нас схватят, как куропаток. И сами погибнем, и Роману не поможем. Неожиданно с укреплений ударила пушка. Выстрел был такой сильный и неожиданный, что всех взяла оторопь. За первым выстрелом последовал залп из всех пушек. Содрогнулась земля. В ушах зазвенело. Кони тревожно заржали, затоптались, приседая на задние ноги. - О господи, что случилось? - Ту-у-рки-и! Ту-у-рки-и! - донесся чей-то зычный голос. - Закрывай ворота-а!.. Запорожцы выскочили на вал. Отсюда видны были все подходы к городу с юга, востока и запада. Окинув быстрым взглядом местность, Звенигора сжал зубы. Вдали по всему полю надвигалась темная туча. Широкие лавы конных отрядов, вздымая пыль, катились к Чигирину. Низиной, от Субботова, по-над Тясмином шли янычары. - Ну вот, началось! - сказал Метелица. - Да, началось. Скоро они будут уже под стенами города. И чтобы не оказаться в осаде, мы должны немедленно бежать отсюда, - произнес Звенигора, мысленно укоряя себя за то, что заезжал в Дубовую Балку. Теперь не хватало как раз одного дня, чтобы вызволить Романа. - Что будем делать, братья?.. - Как - что? Надо ехать в Запорожье! - высказал общую мысль Метелица. Звенигора и сам понимал, что оставаться в осажденном городе он не может, не имеет права. Письма гетмана и воеводы Ромодановского обязывают его немедленно мчаться в Сечь. Но нельзя и Романа бросить на произвол судьбы. Где же выход? - Друзья, - обратился он к Рожкову и Гриве, - не гневайтесь на меня. Вижу, что теперь только вы сможете помочь Роману... Вот деньги - расходуйте их по своему разумению!.. А я постараюсь поскорее вернуться. И даже если Чигирин будет обложен со всех сторон, я все равно найду возможность пробраться сюда, к вам! Прощайте! Удачи вам во всем! Запорожцы вскочили на коней и помчались к Крымским воротам, надеясь успеть проскочить между турецкими войсками и Тясмином в направлении на Павлыш. ОТВЕТ ЗАПОРОЖЦЕВ 1 Необычное известие, словно молния, мигом облетело все курени: в Сечь прибыли послы турецкого султана. (Курень (истор.) - большая хата-казарма, в которой размещалось несколько сотен запорожцев. Отсюда и название военного подразделения (около 500 человек).) - Такого еще не бывало! - воскликнул ошеломленный Метелица. - Что им тут надо, нехристям? Га? А пойдем-ка, хлопцы, посмотрим на них поближе. Может, кто из них узнает Метелицу да почешет старый шрам! Да, не одному я навсегда оставил метку своею саблей! Пошли! Весь курень высыпал во двор. Каждому было интересно увидеть живых турок вблизи: и тем, кто никогда их не видел, и тем, кто не раз встречал их с оружием в руках на поле и в море. Только Звенигора и Спыхальский не торопились - шли не спеша, медленно приближаясь к пестрой толпе на площади. Еще издалека, через головы запорожцев, они увидели белые тюрбаны спахиев. Турок было немного - они стояли молча, сгрудившись тесной кучкой, и напряженно, с опаской глядели на запорожцев и их крепость, слава которой разносилась далеко по всему свету. Между турками и запорожцами образовалась узкая полоса свободного пространства. На ней стояли рослые молодцы из личной стражи кошевого. Несмотря на необычность положения, запорожцы вели себя сдержанно, спокойно. Толпа все время передвигалась, глухо шумела, но не было слышно ни выкриков, ни ругани, ни смеха. Раздвигая плечом запорожцев, Спыхальский пробрался вперед. За ним протиснулся и Звенигора. Теперь с расстояния в десяток шагов они могли спокойно наблюдать невиданное зрелище: турки на Сечи! Не плененные и не купцы, а воины, с саблями, пистолетами и янычарками! На это стоило посмотреть... А интересно, с чем они прибыли сюда? Вдруг Арсена как обожгло: среди посланцев султана он узнал Гамида! - Пан Мартын, погляди! Или я сплю, или мне наяву мерещится? Гамид! Спыхальский оторопел; казалось, что ему перехватило дыхание. - Пся крев! Холера ясна! Это и вправду он, Гамид! - загремел поляк. - Черт меня побери, если я ошибаюсь!.. Вот где мы с ним встретились, стонадцать дзяблов ему в глотку! - И крикнул изо всех сил: - Эй, Гамид! Турки заволновались, что-то быстро заговорили, а Гамид, узнав Спыхальского, а потом и Звенигору, побледнел и невольно поднял руку, как бы заслоняясь от удара. Арсен рванулся вперед, оттолкнул часового и в один миг очутился перед Гамидом. Спахия вскрикнул от испуга. Арсен же усмехнулся: - Вот где довелось встретиться, Гамид-ага! Недаром говорится: только гора с горой не сходятся... Как живется-можется, ага? Салям! - Салям, - растерянно пробормотал Гамид. - Что привело тебя сюда, ага? - Дела. - И ты не побоялся ехать в Сечь, зная, что я жив? - Я посол султана. Моя особа неприкосновенна, - торопливо ответил Гамид, почуяв в словах казака угрозу. Запорожцы притихли, вслушиваясь в чужую речь. Турки тоже молчали - ведь никто из них не знал, какие кровавые отношения связывали этих двух людей. Только Спыхальский, напряженно сопя за плечами Арсена, допытывался: "Что он сказал, Арсен?" Но тот не отвечал ему, неотрывно смотрел в лицо Гамиду, бросал ему гневные слова. - Я тоже был послом нашего кошевого, и ага знает, кем я стал в Аксу и какие невзгоды перенес, пока добрался домой... Но пусть ага не боится: мы здесь, в Запорожье, послов уважаем. И пока ага в Сечи, я его и пальцем не трону. Но в степи... - Арсен выдержал паузу, которая была красноречивее слов. - Но в степи, если пошлет такую встречу аллах, мы скрестим сабли! - Я тоже приехал в ваши степи не для того, чтобы избегать опасности, - напыжился Гамид, поняв, что сейчас Звенигора ему не страшен. - А не хотелось бы тебе, Гамид-ага, узнать, что стало с воеводой Младеном, Златкой и Якубом? - переменил тему разговора Арсен. - Конечно. Хотя о Младене и без тебя догадываюсь: он погиб! - со злобой выкрикнул спахия. - Ошибаешься, ага. Все они живы и здоровы. И не теряют надежды расквитаться с тобой за все твои злодейства! - Вот как?! Вы все вместе и порознь уже не раз пытались сжить меня со света, но аллах бережет своего верного сына... - А где сейчас Ненко, ага? - Арсен умышленно не назвал его Сафар-беем, чтобы спутники Гамида не поняли, о ком идет речь. - Он в войске падишаха. Где же ему еще быть? Живой, здоровый и рвется бить гяуров! - Не откажи, ага, в любезности, - передай Ненко привет, скажи, что мы все живы, здоровы и помним его. В ответ Гамид пробурчал что-то невнятное. Но в это время толпа всколыхнулась, расступилась, - от войсковой канцелярии шли два куренных атамана и казначей. Увидев Звенигору, казначей поманил его пальцем к себе и сказал: - Арсен, немедленно иди к кошевому. У него беседа будет вот с этими... Атаманы поздоровались с турецкими посланниками. - Привет и почтение! Честь и уважение! Кошевой атаман славного войска Низового Запорожского ждет вас, послы! 2 - Заходи, Арсен! - послышался голос кошевого. Звенигора вошел и остановился у порога: за столом, что стоял в глубине большой комнаты, сидели двое - кошевой Серко и Свирид Многогрешный. "Ну и денек сегодня! - подумал запорожец. - Недоставало еще с Сафар-беем встретиться!" Он пристально посмотрел на своего давнего знакомого. Это был уже не тот Многогрешный, которого он знал в Турции. Куда подевались тщедушность и измождение! Свирид раздобрел и вроде даже помолодел. На нем ловко сидел красный жупан из тонкого сукна, а на ногах красовались мягкие сапоги с подковками. - Поклон тебе, батько кошевой! Поклон, дядько Свирид! Каким ветром? Серко в ответ кивнул головой. Многогрешный важно встал и надменно поклонился: - Поклон, казак. А прибыл попутным ветром - к батьке кошевому от князя Украины Георга Гедеона Вензика Хмельницкого с письмом, а также как провожатый посольства турецкого султана к запорожскому казачеству. Величай меня, казак, паном хорунжим, а не дядькой Свиридом. Звенигора едва поклонился, но не мог скрыть удивления, как изменился дядька Свирид; наглая спесь, сквозившая в его глазах и самодовольно расплывшейся округлой физиономии, невольно вызвали у казака усмешку. Запорожцу было известно, что несчастный сын Богдана Хмельницкого, Юрий, после многолетних мытарств в татарском и турецком плену согласился под нажимом янычар провозгласить себя князем Украины и даже принял участие в осаде Чигирина. Правда, войско его состояло из татар, которые во главе с турецким агою Аземом не столько штурмовали Чигирин, сколько следили за тем, чтобы их "князь" не перебежал на сторону русских. И еще было у него восемьдесят казаков из тех турецких невольников, которые, спасая жизнь, согласились служить в войсках падишаха. Припомнив, что именно Многогрешный в Семибашенном замке Стамбула уговаривал невольников идти на службу к туркам, Звенигора понял, как он очутился в войске Юрия Хмельницкого. Но с чем Свирид прибыл в Сечь? Течение мыслей Арсена нарушил Серко: кошевой, очевидно, продолжал прерванную беседу. - Бог мне свидетель, никогда я не ходил с войском на Украину, чтоб разорять отчизну свою! Не хвастаясь, по чести скажу: все мои заботы и старания были направлены на то, чтобы причинить ущерб нашим исконным врагам - басурманам. И теперь, на склоне лет своих, думаю я не о власти и почестях, не о ратных подвигах, а о том, чтобы до последних дней моих твердо стоять против тех же врагов наших - басурман... Так и передай князю своему Юрию!.. А еще скажи: турки и татары столько горя и зла причинили народу нашему, стольких наших людей порубили, а других заарканили и потащили в неволю, что не с ними следовало бы Юрасю Хмельниченко отвоевывать для себя наследство дедов - Субботов и славный город Чигирин. Народ не поймет и не поддержит его... И на поддержку запорожцев тоже пусть не надеется!.. Многогрешный побледнел. Слушая Серко, беспокойно бегал взглядом по комнате и мял в руках меховую шапку с бархатным верхом. Видно, не ожидал он резкого отказа, как, очевидно, не ожидал этого и сам Юрий Хмельницкий. Звенигоре стала понятна цель приезда Многогрешного, он с еще большим интересом стал следить за выражением лица "посла" и ждал, что же он скажет на полные высоких чувств и достоинства слова кошевого. - Спасибо за искренний ответ, пан кошевой, - тихо произнес Многогрешный. - Не скрою, что он огорчил меня, а ясновельможного князя-гетмана глубоко опечалит... Он помнит любовь и уважение пана к его отцу, Богдану Хмельницкому, и надеялся на такую же любовь и уважение и к нему. А вон что получается... - Пан посол, - резко перебил Серко Многогрешного, - вот уже больше сорока лет держу я в руке саблю и всегда считал, что служу ею не отдельным людям, даже и таким великим, каким был наш покойный гетман Богдан, а дорогой нашей матери-Украине, и только ей одной!.. Так и передай!.. А теперь - иди! Я слышу, пришли послы султана, а их не следует задерживать в Сечи. Многогрешный молча поклонился и торопливо вышел. Серко прошелся по комнате, расправил широкие плечи и улыбнулся казаку. - Ну вот, одного посла отшили... Интересно, с чем прибыли турки? Зови их, Арсен! 3 В тот же день, когда казначей и Звенигора отвели султанских послов к сечевому предместью, где высился красивый посольский, или, как его звали запорожцы, греческий, дом, и разместили их на отдых, неожиданно сечевой довбыш изо всех сил стал колотить в тулумбас. Гулкие тревожные звуки понеслись над Сечью, созывая запорожцев на совет. (Довбыш (укр.) - барабанщик, литаврщик.) Они стремительно выбегали из куреней, мчались из пушечной, из оружейной, из корчмы, торопились из гавани, где стояла казацкая флотилия, с ближайших островов Войсковой Скарбницы и выстраивались полукругом на площади у огромного дубового стола, за которым сидел уже писарь перед большой серебряной чернильницей. Из церкви войсковой есаул вынес клейноды - малиновую хоругвь и бунчук. Под бунчуком стали старшины. Затем из войсковой канцелярии вышел Иван Серко. Остановился у стола, вынул из-за пояса булаву, поднял вверх. (Войсковая Скарбница (укр.) - комплекс укрепленных островов на Днепре, прикрывавших подходы к Сечи. Там в зарослях запорожцы прятали войсковую казну (скарб) и другие ценности. Клейноды (укр.) - знаки власти, регалии.) Запорожцы, выстроенные по куреням, постепенно успокаивались. Наконец над площадью установилась тишина. Слышалось только шумное сопение Метелицы да кашель старого Шевчика. Кошевой вышел на несколько шагов вперед, стал среди полукруга, образованного тысячами воинов. - Братья, атаманы, молодцы, войско запорожское! - разнесся его мощный голос. - Я собрал вас на раду, чтобы сообщить: султан турецкий Магомет Четвертый прислал к нам на Сечь с депутацией письмо. Послушайте внимательно и сами решайте, что ответить... А перед этим хотел бы вам сказать: я не сомневаюсь в вашем ответе, братья, но все же напомню - может, кто забыл, - кто мы и зачем здесь, на Низу, проживаем... Испокон веку кровожадные татарские ханы и мурзы, а также турецкие паши да султаны разоряли нашу землю, старых и младых убивали, а сильных и здоровых на арканах тащили в агарянскую неволю. Испокон веку, запорожское войско разбивало татарские отряды и вызволяло из тяжелого полона тысячи невольников, громило города и села Крыма и Турции, отплачивало мурзам и пашам за невинную кровь людей наших. Да и сама Сечь возникла потому, что нужно было обороняться от лютых захватчиков с юга. И жить будет Сечь до тех пор, пока существует эта смертельная угроза... А сейчас, как вам известно, братья, нечестивый султан турецкий нагнал на Украину войск множество. Черная мгла покрывает наши степи! Визирь Мустафа поклялся бородою пророка вытоптать конями всю нашу землю от Каменца до Полтавы, от Запорожья до Киева! И вот теперь султан предлагает нам... Но лучше сами послушайте, что пишет этот нехристь. Писарь, читай! (Агарянский (укр.) - турецкий, магометанский.) Писарь вышел из-за стола, расправил свиток пергамента, начал читать. - "Я, Султан Магомет Четвертый, брат солнца и луны, внук и наместник божий, повелитель царств - Македонского, Вавилонского, Иерусалимского, Большого и Малого Египта, царь над царями, повелитель повелителей, никем не превзойденный и непобедимый рыцарь, неотступный защитник гроба Иисуса Христа, любимец самого бога, надежда и утешение всех мусульман, гроза и в то же время великий защитник христиан, - повелеваю вам, запорожские казаки, по доброй воле сдаться мне без малейшего сопротивления и своими набегами мне больше не досаждать. Султан турецкий Магомет Четвертый". Могильная тишина, царившая, пока писарь читал письмо, продлилась на какую-то минуту и после этого. Потом площадь взорвалась как вулкан. Словно треснуло, раскололось небо от молнии и покатился гром! Что произошло на Сечи! Толпа - казаки вмиг нарушили строй - забурлила, заклокотала. Поднялся неимоверный гвалт. Гневные выкрики, оскорбительная брань, угрозы неслись со всех сторон. Никто никого не слушал. Каждый старался крикнуть так, чтобы его обязательно услыхали на берегах Босфора. Но постепенно негодование перешло в удивление, а удивление - в громовой, повальный хохот. Первым громко рассмеялся старый Метелица. - Га-га-га! - заколыхался он, хватаясь за тучный живот. - Ну и насмешил, клятый нехристь! Ну и отколол, свиное ухо!.. Га-га-га!.. Дед Шевчик согнулся до земли: - Хи-хи-и-и!.. Ой, братцы, дайте ковш горилки, бо не выдержу - смехом изойду!.. Хи-хи-и-и!.. - Го-го-го! - забубнил, как в бочку, Товкач. Раскатисто заливался веселый Секач. Вокруг ревело, клокотало, бурлило, плескалось человеческое море. Но вскоре неудержимый смех постепенно стал сменяться опять на злые выкрики. Звенигора стукнул кулаком по рукояти сабли, со злобой крикнул: - Ишь куда загнул, шайтан турецкий, проклятого черта брат и товарищ и самого Люцифера секретарь! Сдаться!.. - А дули с маком не хочешь? - поддержал его Секач. - Вавилонский ты кухар, арапская свинья, а не рыцарь! - потрясал громадным кулачищем Метелица. - Каменецкий кат! (Кат (укр.) - палач.) - Подолийский ворюга! - Самого аспида внук и всего света шут! - Свиное рыло! - Кровожадная собака! Со всех сторон неслись выкрики, смех, ругань. Каждый старался побольнее досадить далекому, но такому ненавистному султану. Серко, весело сверкнув глазами, крикнул писарю: - Пиши! Записывай быстрее! Это же такой ответ, что султану от него тошно станет! Ха-ха-ха!.. Ишь, а мы думали-гадали, как ответить!.. Писарь схватил белое перо, начал быстро-быстро писать. А отовсюду летело - с гиканьем, свистом, язвительными прибаутками: - Македонский колесник! - Некрещеный лоб, чтоб забрал тебя черт! - Свиное рыло! Га-га-га! - Хо-хо-хо! Ха-ха-ха! Ге-ге-ге! Хе-хе-хе-е-е! - на все лады смеялись казаки. Серко поднял булаву. Шум начал стихать. Все еще содрогаясь от смеха, кошевой вытер от слез глаза, промолвил: - Спасибо, братья! Вот так ответили! Писарь, записал? - Записал, батько! - Ну-ка, прочитай! Как это вышло по-ученому? Запорожцы вновь разразились хохотом. А писарь встал, заложил перо за ухо, поднял руку. Постепенно шумливая толпа угомонилась. - "Запорожские казаки турецкому султану, - начал читать писарь. - Ты - шайтан турецкий, проклятого черта брат и товарищ и самого Люцифера секретарь. Який же ты, к черту, рыцарь, ежели голым з...м даже ежа не убьешь? Не будешь ты достоин сынами христианскими владеть! Твоего войска мы не боимся, землей и водою будем биться с тобою! Вавилонский ты кухар, македонский колесник, иерусалимский броварник, александрийский козолуп, Большого и Малого Египта свинарь, татарский сагайдак, каменецкий кат, подолийский ворюга, самого аспида внук и всего света и подсвета скоморох, а нашего бога дурень, свиное рыло, кровожадная собака, некрещеный лоб, чтоб забрал тебя черт! Вот тоби казаков ответ, плюгавец!.. Числа не знаем, бо календаря не маем, месяц на небе, год в книге, а день - такой у нас, как и у вас, поцелуй за то вот куда нас!" (Броварник (укр.) - пивовар. Козолуп (укр.) - живодер. Сагайдак (тюрк.) - чехол для лука и колчана со стрелами. Не маем (укр.) - не имеем.) Последние слова потонули в буйном реготе, вырвавшемся из тысяч крепких казацких глоток. Часовые на башнях, пушкари у пушек, не зная, что случилось на раде, удивленно и тревожно всматривались в грохочущее товариство. Однако, разглядев, что ничего опасного нет, а наоборот, Сечью овладело буйное веселье, сами начали улыбаться. Но смех, как и болезнь, заразителен. Видя, как товариство поголовно корчится от гогота, часовые и пушкари тоже схватились за животы. Смех потряс крепостные стены и башни. Спыхальский, который стоял в дальнем углу при пушке, задремал было на солнышке. Неожиданный взрыв смеха разбудил его. Не уразумев, в чем дело, думая, что на Сечь напали татары, он схватил факел и пальнул из пушки. Выстрел вмиг отрезвил всех. Серко погрозил пушкарю булавой. - Кто там дурит? Захотел, сучий сын, чтоб погладил тебя булавою пониже спины? Спыхальский покраснел, захлопал глазами. Пушкари заступились за него: - Это мы, батько, на радостях! Привет султану посылаем! - Ну разве что! - остыл кошевой и повернулся к писарю: - Подписывай: кошевой атаман Иван Серко со всем Кошем Запорожским. Подписал? - Подписал, батько. - Вот теперь хорошо! Перепиши начисто и отнеси послам султана. Пускай везут на здоровьичко! - Батько, среди послов мой лютый враг Гамид. Дозволь с товариством перехватить их в поле и отбить его, - обратился к кошевому Звенигора. - Нет, нет, мы не татары! - запретил Серко. - Встретишь в другом месте - делай с ним что хочешь, а сейчас не тронь! Особа посла неприкосновенна! Звенигора недовольно почесал затылок, но перечить кошевому не посмел. Серко поднял булаву. Его загорелое, изборожденное шрамами и морщинами лицо сразу посуровело. Выразительные темно-серые глаза под изгибом густых бровей блеснули, как сталь. - Братья, атаманы, молодцы! А теперь слушай приказ: делом подтвердим наш ответ чертову султану! Пока Кара-Мустафа под Чигирином стоит, потреплем турецкие и татарские силы возле моря!.. Кириловский, Донской, Каневский и Полтавский курени пойдут с наказным атаманом Рогом промышлять под Тягин. Корсуньский и Черкасский - на Муравский шлях татар поджидать. А я с куренями Батуринским, Уманским, Переяславским, Ирклиевским вниз по Днепру пойду. Землею и водою будем биться с проклятыми басурманами!.. (Шлях (укр.) - дорога, путь. Муравский шлях - дорога из Крыма на Харьков и Москву.) 4 Флотилия запорожских судов-чаек, подняв около двух тысяч казаков - по полусотне на каждом судне, - приближалась к острову Тавань. Под сильными взмахами весел чайки быстро плыли по одному из бесчисленных рукавов Днепра. Вокруг все заволокло утренним туманом. Запорожцы торопились, чтобы до восхода солнца незаметно подойти к турецко-татарской крепости Кызы-Кермен. На передней ладье стоит Серко и пристально всматривается в неясные очертания берега. За бортом плещется теплая мягкая вода, пахнущая рогозой и кувшинками. Тихо опускаются и поднимаются стройные ряды длинных весел. Чайки плывут вплотную друг за другом, чтобы не растеряться в рукавах и протоках. На носах стоят атаманы - ничто не укроется от их зоркого взгляда! Вот кошевой подал знак, и передняя чайка замедлила ход. - Суши весла! Суши весла! - послышался приглушенный говор. - Собраться в круг! Гребцы прижали весла к бортам. Ладьи медленно появлялись из розовой дымки и становились на широком плесе в тесный круг. Ни разговоров, ни кашля, ни бряцания оружия. Запорожцы были опытными воинами и подкрадывались к вражеской крепости, как осторожный охотник к дичи. - Братья! - произнес Серко тихо. - Напротив нас, за этой косой, - Кызы-Кермен. Крепость мощная, говорят, неприступная! В ней много пушек, большой гарнизон. Стены каменные, высокие - не перепрыгнешь!.. Так вот, чтобы взять ее, надо, стало быть, не головой стены пробивать, не переть на рожон, а пошевелить мозгами... Над чайками, как дыхание утреннего ветерка, прошелестело всеобщее одобрение. Казаки верили: Серко что-нибудь придумает. А кошевой вел дальше: - Нам надо, браты-молодцы, обмануть врага. Наши лазутчики узнали, что, кроме часовых на крепостных башнях, турки выставили стражу на ближайших островах. В том числе трое татар охраняют этот остров, что перед нами, как раз напротив главных ворот крепости. Пока не снимем их, нечего и думать об успешном нападении. Но убрать их нужно без шума, чтоб и не встрепенулись! Метелица, трогай!.. Одна из чаек тихо выплыла из круга и, таща за собой на привязи небольшой, но высокобортный челн, поплыла вниз по течению. Вскоре она завернула за поросший ракитником мыс острова и исчезла из виду. Проводив ее взглядом, Серко продолжал пояснять свой замысел: - Если Метелица с товарищами удачно снимет стражу, то это будет только доброе начало. Главное - захватить ворота!.. Тут уже поработает Звенигора со своими хлопцами... Все невольно взглянули на татарский каюк, один среди казацких чаек, на котором в татарских бешметах и лисьих шапках-малахаях сидели их товарищи. А Звенигора был одет как янычар: на голове у него красовался белый тюрбан, а на боку дорогая, инкрустированная серебром и перламутром сабля. Только теперь становилось понятием, зачем они так вырядились и какое рискованное дело им предстоит. (Каюк (турец.) - небольшая лодка с плоским дном.) 5 С Метелицей должны были идти всего пятеро казаков: Секач, Товкач, Шевчик и два брата Пивненки. Братья Пивненки, которых казаки для удобства называли Пивнем и Когутом, как раз и были теми запорожскими лазутчиками, что разведали подступы к Кызы-Кермену. (Пивень и Когут (укр.) - Петух и Кочет.) Все они молча сидели рядом на скамье, всматриваясь в туманную мглу. Когда чайка миновала крутой изгиб песчаного мыса, Пивень подал знак рулевому пристать к берегу. - Сразу за этими кустами начинается песчаная коса. Плыть дальше нельзя - татары заметят. Чайка мягко врезалась в прибрежный ил. Гребцы оставили весла, мигом отвязали челн, подтянули его и, прыгнув в воду, перевернули вверх днищем. Потом подняли над водой и осторожно опустили, чтобы из-под бортов не вышел воздух. - Давай грузила! - прошептал Метелица. С чайки подали несколько больших тяжелых камней, связанных попарно, и казаки перекинули их через мокрое днище. Челн погрузился в воду. - Готово! Раздевайся, хлопцы! - приказал Метелица. Он первым сбросил с себя одежду. Секач, Товкач, Пивненки и Шевчик не заставили себя ждать. Оставив на чайке нехитрое казацкое одеяние, они с одними ятаганами в руках попрыгали в воду, стали по трое вокруг погруженного в воду челна и осторожно повели его вдоль берега. От острой косы, из-за которой открывался широкий вид на Днепр и остров Тавань, был виден пологий песчаный берег. Ни камня, ни кустика. Метелица и Пивень осторожно приподняли головы. Шагов за сто от них виднелся небольшой черный каюк. На нем сидел татарин, лицом на север, откуда могли появиться запорожцы. - Только один, - прошептал Метелица, поеживаясь от утренней прохлады. - Двое спят в каюке, - ответил Пивень. - Да и этот, кажется, косом клюет... - Ну, не будем зря время терять! Казаки поднырнули под челн. Здесь было темно, как в могиле, пахло мокрым деревом. Засунув ятаганы в приготовленные загодя кожаные чехлы, запорожцы стали друг за другом, уперлись руками в перегородки челна и тронулись вперед. Метелица шел первым и отсчитывал шаги, а также следил за глубиной. Только так можно было держаться правильного направления под водой, не отдаляясь от берега и не опасаясь вынырнуть слишком рано или поздно. Под ногами был намытый течением твердый песок, идти поэтому было легко. Шевчик кашлянул. - Цыц! Старый бухикало! - зашипел Метелица. - Татары услышат!.. - Пусть слышат! Подумают, шайтан под водой кашляет, - огрызнулся Шевчик и хихикнул. - Замолчь! - одним дыханием пригрозил Метелица, сбившись со счета, и продолжал дальше шептать: - Тридцать два, тридцать три... Запорожская подводная лодка медленно, но уверенно продвигалась вперед. Тяжелее становилось дышать. Казаки с усилием сопели. Почувствовав, что ноги не достают дна, Метелица направил челн левее, пока не достигли нужной глубины. Насчитав сто шагов, Метелица шепнул: - Близко! Осторожнее!.. Казаки замедлили ход. Теперь челн двигался еле-еле. Метелица выставил вперед руку, стараясь нащупать днище татарского каюка. Наступила решительная минута, от которой, возможно, зависел успех всего похода. Казаки схватили ятаганы. Напряжение все больше нарастало. Вдруг Метелица изо всех сил уперся ногами в песок. Челн остановился. - Прибыли! Выныривай! С богом! - промолвил старый. Казаки поднырнули под борт. Если бы перед татарином, сонно глядевшим на водную ширь Днепра, появился шайтан, то не так напугал бы, как внезапно появившаяся мокрая усатая голова Метелицы. Татарин онемел от ужаса. Он разинул рот, захлопал глазами и в тот же миг, пронзенный с обеих сторон ятаганами, плюхнулся в воду. Его товарищи, что спали на две каюка, не успели даже подняться. Пивень и Когут точными, сильными ударами сразу покончили с ними. Всходило солнце. Туман быстро рассеивался, и на противоположном берегу Днепра появлялись нечеткие очертания зубчатых крепостных стен. Следовало спешить. Сбросив в воду ненужные уже грузила, казаки перевернули челн, вылили из него воду и вдоль самого берега быстро направились назад, к чайке. 6 Серко поднял булаву, и сотни глаз впились в нее. Все было готово к набегу: пушки на носах чаек заряжены, мушкеты и пистолеты набиты порохом и свинцовыми пулями, сабли пристегнуты к поясу. Кошевой отдал последние распоряжения. - Арсен, твоя задача - захватить ворота и продержаться в них до нашего подхода! А тогда, сынки, - обратился ко всем, - руби, кроши неверных! Чтоб в самом Бахчисарае и Стамбуле услыхали, как отливаются врагам слезы и кровь наших людей! Вот и солнышко всходит, а с ним Метелица знак подает, что дорога через Днепр свободна... Ну, хлопцы, с богом! Арсен, друже, на тебя вся надежда! - Не сомневайся, батько! - ответил тихо Звенигора. - Сделаем все как следует! - И к своим в каюке: - Ну, други, выгребаем вперед, на чистую воду!.. Да кричите вовсю, только не по-нашему, а по-татарски! Никто чтоб не забыл!.. Опускай весла! Каюк качнулся и быстро полетел по спокойному зеркалу протоки. За ним тронулась вся флотилия, но она не могла, конечно, догнать легкую лодку и стала заметно отставать. Каюк обогнул мыс и вырвался на широкую гладь основного русла Днепра. Туман почти рассеялся. На той стороне, примерно за версту от каюка, зажелтели ноздреватые стены Кызы-Кермена, выложенные из ракушечника. На высокой башне вяло колыхалось белое турецкое знамя с красной каймой по краям и карминным полумесяцем посредине. На берегу, перед крепостью, несмотря на ранний час, слонялось несколько татар, очевидно рыбаков. Заметив вдали каюк, они замерли, вытянув шеи, - старались распознать плывущих в нем людей. - Налегай, хлопцы, на весла! Сильнее! - подбадривал казаков Звенигора. - Раз-два! Раз-два! Весла замелькали быстрее. Каюк быстро мчался к острову. Внезапно из-за поймы вынырнуло несколько запорожских чаек. А за ними еще и еще... Татары на берегу дико заверещали и помчались к крепости. На стенах сразу же появились аскеры. Ударила пушка. Ядро со свистом пронеслось над каюком и бултыхнулось в воду. Рыбаки вскочили в крепость, и за ними закрылись тяжелые, окованные железом ворота. - Кричите, хлопцы! А то эти плешивые черти не признают нас за своих! - сказал Арсен и первый закричал по-татарски: - Ойе, правоверные! Не закрывайте ворота! Мы из колена Шаяхметова! Спасите нас! Но было еще далеко, и на стенах, должно быть, не услышали, так как снова пальнули по ним из пушки. - Хорь, кричи, черт забери! У тебя ж зычный голос! А то как в третий раз бабахнут, костей не соберем! - крикнул Звенигора молодому парню, что недавно записался в сечевой реестр и, хотя пришел с Правобережья, попросился в Переяславский курень. - Кричи, чтоб перестали стрелять! Свои, мол! Хорь приложил ладони ко рту и закричал: - Ойе, оглан-джан! Не стреляй! Свои! Свои! Со стен замахали руками. Донеслись крики. Тем временем каюк пристал к берегу, и переодетые татарами запорожцы с шумом и криком ринулись к крепости. Добежав до ворот, они отчаянно застучали. Те, кто хорошо говорил по-татарски, наперебой вопили о помощи. Но ворота не открывались. Только вверху, на башне, из смотрового оконца высунулась круглая бритая голова татарина. - Ойе, оглан-джан! - заорал Хорь. - Открой! Аллах отблагодарит за доброту твою! Не дай погибнуть от рук неверных! Татарин заморгал глазами. - Подожди, спрошу бея, можно ли открыть ворота! - Ах ты, дурная твоя башка! Пока найдешь бея - пусть аллах продлит его годы! - казаки посекут нас, как беззащитных баранов! Однако татарин не торопился открывать ворота. Из башни доносился спор: стражники, видно, не знали, что делать. А запорожские чайки уже вырвались на середину реки. Залп из пушек не задержал их. Они еще быстрее ринулись вперед. Вторым залпом разнесло в щепы одну из чаек. На воде закружились красные пятна. Но и это не остановило отчаянного порыва запорожцев. Видя, что перепуганные защитники крепости не решаются открыть ворота, Звенигора начал ругаться, грозить кулаками: - Эй вы, трусливые шакалы! Глупые ишаки! Я посланец великого визиря Мустафы-паши! Я везу письмо от визиря солнцеликому султану - пусть славится имя его!.. Немедленно откройте ворота, паршивые свиньи! Или вы умышленно хотите отдать меня с важным известием в руки урусов, гнев аллаха на ваши головы!.. Какой-то круглолицый ага перевесился из бойницы и спросил: - Ты кто? - Сафар-бей! Посланец Мустафы-паши! Открывайте ворота! Ага всплеснул руками: - Сафар-бей? О небо! Какими судьбами?.. Подожди, я сейчас! По деревянным ступеням башни глухо загрохотали быстрые шаги. Лязгнули засовы. Заскрипели деревянные рычаги, и ворота открылись. Запорожцы ринулись в крепость. - Быстрее! Быстрее! - кричал круглолицый ага. - Сафар-бей, сюда! Я Мемдух Айтюр... Ты помнишь меня? - Конечно! - ответил Звенигора, выдернув из ножен саблю и опуская ее на голову неведомого ему Мемдуха Айтюра. Ага упал. Татарская стража у ворот с диким визгом насела на Звенигору. Но наперерез им кинулись запорожцы. У ворот завязался бой. На крики часовых отовсюду бежали полуодетые аскеры и ханские сеймены. (Сеймены (татар.) - воины-стрельцы регулярного ханского войска.) - Хорь, крикни нашим, чтобы спешили! А то не продержимся! - крикнул Арсен новичку, который все время вертелся возле него. Хорь метнулся выполнять приказ атамана. Замыслив убить Арсена, он пока что старался помогать казакам, так как от их победы зависела его собственная жизнь. Не отходя от ворот, чтобы не нарваться на татарскую стрелу или янычарскую пулю, он замахал руками. - Быстрее, браты! Быстрее! Запорожцы прыгали с чаек, мчались к крепости. Серко, несмотря на свой преклонный возраст, бежал вместе со всеми. Его обгоняли молодые казаки. - Захватывай стены! Открывай пороховые погреба! - кричал кошевой. - Тех, кто сдается, не убивать! За них мы выкупим из неволи наших людей! Неудержимая казацкая лавина ворвалась в ворота, где Арсен с горсткой своих смельчаков еле сдерживал натиск врагов. Чтобы в пылу боя не принять своего за чужого, они сбросили татарские малахаи и узнавали друг друга по длинным оселедцам, что развевались на бритых головах. К Звенигоре подоспели свежие силы: Метелица, Спыхальский, Секач, Товкач, братья Пивненки. Прыгал, как воробей, старый, но шустрый дед Шевчик, и его сабля не зря свистела в воздухе. Весь гарнизон крепости был уже на ногах. Турки и татары сопротивлялись отчаянно. Янычары-пушкари торопливо разворачивали на стенах пушки, чтобы ударить по казакам, что прорвались в крепость. Но к ним уже подбирались чубатые запорожцы и меткими ударами сбрасывали вниз. Натиск нападающих был таким неожиданным и мощным, что турки с воплями откатились от ворот к стенам внутренней цитадели. Там завязался жестокий рукопашный бой. Постепенно он распался на отдельные очаги, пылавшие повсюду: на площади, в тесных переходах, во дворах. Арсен схватился с янычарским агою. Ага, видно, был лихой рубака и успешно отбивал все выпады казака. А Хорь тем временем, не ввязываясь в бой, крался следом за Арсеном. Вокруг раздавались крики, стоны раненых смешивались с хрипом умирающих, казацкое "слава" и турецкое "алла" слились в одно страшное, протяжное "а-а-а!". Во всем этом аду Хорь не спускал глаз с мощной фигуры запорожца... Перепрыгнув глинобитную стену, из-за которой, по его мнению, можно было безопасно наблюдать за боем, Хорь неожиданно столкнулся со старым татарином, выскочившим из низких дверей сакли с луком и сагайдаком в руках. Хорь выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил старику в грудь. Тот упал. Хорь схватил лук, выдернул из сагайдака стрелу с белым оперением, воровато выглянул из-за стены. Звенигора оттеснил агу к самой цитадели и старался точным ударом прикончить его или обезоружить. Хорь прикинул расстояние, поднял лук. Тетива забренчала, как струна, и стрела молнией метнулась через площадь... Но Хорь не увидел, попал ли в свою жертву. В тот миг позади него раздался пронзительный крик. Он опасливо оглянулся - склонившись над убитым стариком, кричала тоненькая, как тростинка, татарочка с развевающимися по плечам тонкими косичками. Хорь сообразил, что отсюда опасность ему не грозит, и снова выглянул из-за стены. Он надеялся увидеть Звенигору на земле со стрелою в спине. Но вместо этого заметил Секача, летящего к нему через площадь с высоко поднятой саблей. А Звенигора держал на руках какого-то запорожца, пытающегося вырвать из своей груди окровавленную стрелу. - Проклятье! - выругался Хорь и кинулся к девушке. Татарочка вскрикнула, протянула вверх руки, будто защищаясь от удара или умоляя о пощаде. Но Хорь не сдержал руки - и сабля заалела от девичьей крови. - Что ты делаешь? Зачем дивчину убил? - послышался голос Секача. Хорь не спеша вытер саблю об одежду татарина, сплюнул. - Змея! Стреляла из лука в наших... Пришлось сначала отца, а потом - ее... - А-а, вот как!.. Молодец! Это она, стерва, целилась в Арсена... Хорошо, что Когут вовремя заметил и заслонил собой товарища... Теперь у него кровь струей бьет из раны. Жаль будет, если помрет, добрый был казачина!.. Пошли, брат, еще много работы! Секач побежал к запорожцам, которые уже повсюду теснили охваченных отчаянием защитников крепости. А Хорь, еще не оправившись от страха и мысленно кляня Чернобая, который послал его в этот ад, а сам удрал в Крым к Али, шмыгнул в саклю, чтоб поживиться татарским добром. Возле Арсена и раненого Когута собрались ближайшие друзья. Арсен осторожно вытащил из груди товарища стрелу. Метелица достал из глубокого кармана штанов плоскую бутылочку с горилкой, насыпал в нее из пороховницы пороха, взболтал и вылил эту жгучую смесь на рану. Потом перевязал чистой тряпицей. - Хлопцы, отнесите его на лодку, - приказал Звенигора. Старший Пивненко поднял брата на руки и вместе с Товкачом понес к Днепру. А запорожцы снова ринулись в гущу сражения. Когда пала и цитадель, кызы-керменский бей заперся с группой воинов в мечети. Из окон, с крыш, с минарета отстреливались они от наседающих казаков. Одиночные разрозненные янычарские отряды с боем пробивались к мечети и под прикрытием своих стрелков оказывали отчаянное сопротивление казакам. - Бейте их, детки! Бейте неверных! - загремел среди боя голос Серко. - Не давайте опомниться проклятым! И "детки", среди которых было немало седовласых бойцов, пренебрегая смертью, неудержимой лавиной теснили в