ет. Пройдет несколько недель или месяцев, и все станет известно. Некоторые вещи не могут слишком долго оставаться в секрете. Но, -- добавил он довольно мрачно, -- если этот предмет ты называешь... если волчок действительно прибыл из другого мира если они случайно оказались здесь и хотят улететь обратно, не обнаруживая себя... Ох, значит, у них есть для этого серьезное основание. Очень серьезное, самое серьезное, какое только может быть. Наверное, они понимают, что еще слишком рано, что люди еще не готовы к ... -- Профессор умолк и, подавив вздох, продолжал: -- Боже мой, люди изматывали себя многие века, а последние десятилетия мы трудились на износ, но все еще не готовы! Я не могу поехать, понимаешь? Не могу взять на себя ответственность разговаривать с ними от имени всего человечества! -- Да и я тоже, но тем не менее... -- Ты не ученый, -- взволнованно воскликнул он, --ясно тебе? Ты имеешь право идти туда, смотреть, выяснять... Я же, -- продолжал он, понижая голос, -- могу только ожидать откровения. Или это не судьба наша -- ожидать откровения? Подумав, я согласился с ним. Однако спросил: -- А если они попытаются что-то сообщить мне? -- Они не сделают этого, -- убежденно сказал Чимней. Он провел меня в свой кабинет и дал очки. Я ушел. Я добрался до туннеля поздно ночью. Забастовка продолжалась. Повторяя знакомый путь по шпалам, я чувствовал, что сейчас все завершится, все будет кончено. Но как? Я не мог ответить на этот вопрос и даже не задавал его себе. Во мне все дрожало от волнения и почему-то казалось, что с каждым шагом я отдаляюсь от повседневной реальности, чтобы войти в какую-то неведомую сферу, еще более темную, чем этот туннель. Я опять увидел волчок. Он находился на том же месте -- над самой землей, медленно вращаясь вокруг своей оси. Минут десять, наверное, я стоял недвижно, разглядывая его и слыша только стук своего сердца. Потом я достал электрический фонарик и, включив его, направил на волчок. Выключил, включил, опять выключил. Сосчитал до двадцати, снова повторил свои сигналы: сигнал, пауза, сигнал, затем два сигнала подряд. Я не знал, может ли кто-нибудь понять меня, но таким образом я пытался передать ту простую мысль, что один плюс один равняется двум. Возможно, существует немало других способов общения при помощи символов, но, полагал я, одна вспышка света плюс еще одна вспышка должны составить две вспышки, всюду, во всех уголках Вселенной. Я продолжал посылать сигналы и так пристально смотрел на волчок, что в конце концов его очертания стали расплываться. Я подошел ближе и посылал свои короткие световые сигналы еще по меньшей мере четверть часа. И как раз в тот момент, когда я уже решил, что все мои старания абсолютно бесполезны, волчок вдруг сдвинулся с места. Я вздрогнул. Волчок поднялся в воздухе примерно на уровень моих глаз. На какое-то мгновение он показался мне ЖИВЫМ существом -- неведомым и непознаваемым. От этой мысли я содрогнулся, но все же взял себя в руки и сказал: -- О'кей, попытаемся сосчи... -- и умолк, потому что резкая боль пронзила мой мозг. На мгновение мне показалось, будто в голову вонзилась пуля или, вернее, стрела. Отступив назад, я зашатался, и тут же почувствовал новый удар, а спустя минуту, когда голова моя была готова вот-вот лопнуть, ощутил сразу два одинаковых острых удара. Несмотря на боль и испуг, я невольно обрадовался: один плюс один -- два. Сумма! Они ответили мне! Они повторили то, что просигналил им я... Они поняли меня! Они ответили мне, передав свою мысль прямо в мой мозг. Значит, они знали мою анатомию... Значит -- это вполне возможно, они были устроены так же, как я... Все эти мысли мгновенно пронеслись в моей голове. Я хотел было заговорить, но не смог... Слова немели на моих дрожащих губах. Я что-то пролепетал, мне хотелось кричать. У меня даже не возник вопрос: "Что же теперь делать?" Может, надо бежать наверх и сообщить миру о своей находке? Не держать же при себе такое открытие? Я включал и выключал фонарь, и волчок отзывался, отвечая мне теперь не столь болезненными ударами. Один, два, три... два плюс два -- четыре... До каких же пор мы будем продолжать считать? Я задал себе вопрос и сразу почувствовал нечто странное. Как будто какое-то бесцветное и бесформенное изображение проникло в мой мозг. Я почему-то подумал о времени, и слово это само сорвалось у меня с языка: -- Время... время... Я вздрогнул, глядя на волчок. Там, внутри этого пульсирующего предмета, находился кто-то, пытавшийся связаться со мной. Он передавал мне на универсальном языке мысли какое-то послание. Вот сейчас он говорил: "Время"... А потом в последовательности, которую я не смог бы пересказать, мое сознание заполнили какие-то другие туманные образы. Но я не в силах был уловить ни один из них. Я весь обливался потом и дрожал, как в лихорадке, от невероятного возбуждения. Ко мне обращались с чем-то, а я не понимал! Мне что-то объясняли, а я ничего не разбирал! Я отступил на несколько шагов. Придется опять мчаться к Чимнею, рассказать ему все, заставить приехать сюда. Я должен это сделать. И тут я почувствовал, что мое сознание вдруг полностью прояснилось. Я остановился. Волчок перестал разговаривать со мной. Почему? -- Почему? -- прошептал я. и с волнением ждал ответа. Но ответа не было. Слабо поблескивая, волчок медленно вращался перед моими глазами. Я повторил свой вопрос: -- Почему? И в ту же секунду в моем мозгу возникла поразительная картина Вселенной. Миллионы звезд сверкали в чернейшем беспредельном пространстве, и я перемещался в нем среди мириадов пылинок, сотканных из света и золота. и вдруг я как бы увидел старинный глобус -- это был он, я узнал его -- наша Земля! И увидел, как от нее что-то отлетает, прикасается ко мне и исчезает в. межпланетной бездне. Это видение, думается мне, длилось лишь какую-то долю секунды. Но я все понял. -- О'кей, значит, вы хотите улететь с Земли. Я понял. Я произнес эти слова спокойным тоном. Теперь я уже был совсем спокоен. И в то же время взволнован. Мне казалось, я соприкасаюсь с чем-то необыкновенно великим, самым великим, что только может быть. Да, они существуют. Мы не одни, не одни плывем во Вселенной без руля и без ветрил на нашем огромном старом плоту, который называется Земля. Не знаю, что я еще почувствовал. Я так часто думал прежде о других мирах, о "летающих тарелках", что теперь от волнения у меня навернулись слезы на глаза. Да, именно так -- слезы. Но я не удерживал их, а сказал себе: "Плачь, плачь, старина Мартин, это хорошие слезы..." И тут в моем сознании снова возникла мысль о времени. Вновь внутренним зрением я увидел отлетающий от Земли волчок. И это торопливое чередование сигналов, обрушившееся на мое сознание, я воспринял как крик тревоги. Наверное, они хотели сказать, что спешат. Наверное, просят помочь. Я понял, что должен, обязан что-то предпринять. и немедленно. Глава 5. Я шагнул вперед. Теперь я не испытывал ничего, кроме изумления. Выходит, они нуждаются во мне? Должно быть, они сами не могут найти дорогу из этого проклятого туннеля? Обладая высшим разумом, неужели они могут нуждаться во мне? -- Хотите выбраться отсюда? --спросил я, и мой голос глухо прозвучал в этой пронизанной тьмой тишине. И сразу же пожалел, что заговорил. Какой смысл могли иметь мои слова? Я попробовал сформулировать свой вопрос с помощью каких-то образов, но не смог. Моя рука, державшая фонарь, дрожала. Я вдруг почувствовал бесконечную усталость. -- Скажите мне что-нибудь, -- проговорил я. -- Что вам нужно от меня? Я жду. Никакого ответа. Волчок продолжал медленно вращаться, словно подвешенный в желтоватом тумане. Стекла очков начали постепенно запотевать. -- Скажите что-нибудь! -- крикнул я, и ощущение бессилия и обреченности завладело мною. И тут что-то опять ударило мне в голову. Я зашатался и в тот же миг в моем сознании возникла новая вереница туманных картин. Длилось это не дольше мгновения, но я успел пережить, прочувствовать мучительное ощущение разлада, как будто что-то сломано, вывернуто, уничтожено. Потом я почувствовал себя совершенно опустошенным, настолько, что едва не рухнул на землю. Я понял, что они хотели сказать мне: у них что-то испортилось, в чем-то они ошиблись. -- Да, -- пробормотал я, -- да хорошо... Вы ошиблись. О'кей. Вы попали в беду. Несколько минут длилось полное молчание. Были мгновения, когда меня охватывал ужас, я порывался бежать, но брал себя в руки. Я сам влез в эту историю, сам и должен был выпутываться. Твердое решение ни у кого не просить помощи, а также мысль, что кто-то в этом волчке мог допустить ошибку, вернули мне мужество. -- Нужно вывести вас наверх? -- мысленно спросил я. и начал представлять, как подхватываю волчок с земли, как несу его по туннелю, потом иду по лестнице, выхожу на улицу, поднимаю его к небу и отпускаю на свободу -- лети! Я вызывая все это в своем воображении таким напряженным усилием воли, так отчетливо и так долго, что, казалось, голова моя просто вспухла. Когда я закончил представлять все это, то почти сразу же ощутил легкий удар в самую середину лба. Наверное, меня поняли. Прилетевшие в сей мир существа поняли нашу реальность Я шагнул вперед и громко крикнул: -- Иди, Мартин, возьми его и отнеси наверх! И протянул было руку, но остановился и отдернул ее. -- Я не могу коснуться вас, -- сказал я, -- вы радиоактивны. Волчок сразу же перестал вращаться. Одно было несомненно: они распознавали мои мысли так же легко, как мы читаем книгу. И это действительно было так, должно быть, потому, что все мои слова и действия были направлены к одной цели -- я хотел, чтобы они поняли меня. Волчок начал медленно снижаться, точно по вертикали. Оказавшись у самой земли, он упал и вдруг застыл, будто мертвый. И я снова подумал о старой, брошенной каким-то ребенком игрушке. Я смотрел на него, как заколдованный, и постепенно в моем сознании начала медленно формироваться мысль: поступив так, волчок, наверное, перестал излучать радиацию. Вполне возможно, раз они поняли меня. Очень может быть, а почему бы и нет? -- Отнеси его наверх, на свободу, Мартин, -- повторил я и, присев, протянул руку. Она дрожала. Мне было страшно. Я опасался, что опять почувствую эту острую боль, этот губительный удар, а затем меня снова охватит тот жуткий страх и заставит бежать отсюда как умалишенного. Не решаясь дотронуться до волчка, я медленно опустился на колени и погасил фонарик. Я все еще колебался. Снова прикоснуться к смерти? А что со мной будет на этот раз? Прошло несколько минут. Моя тревога все усиливалась. -- Мартин, -- сказал я себе, -- ты должен рискнуть. -- Я протянул руку, зажмурился, до судороги напряг все мышцы, и прикоснулся к волчку... Но ничего не произошло. Я не почувствовал ни малейшего ожога. Волчок был холодный, словно погасший. Он погас ради меня. Меня охватило невероятное возбуждение. Уронив фонарь, я схватил волчок обеими руками и хотел поднять его, но не смог. Я был ошеломлен -- волчок оказался невероятно тяжелым. Я еще раз попытался поднять его. Зарывшись пальцами в гравий, чтобы поудобнее взять его, я всеми силами старался приподнять, оторвать его от земли. Теперь мне удалось это, но от напряжения я зашатался и чуть было не уронил свою ношу. Сколько же он весил? Семьдесят, восемьдесят, наверное, девяносто килограммов. Я сделал несколько шагов, стараясь держать его поудобнее, и попытался представить, что же там внутри, вернее -- КТО там! Может быть, такие же существа, как мы, только невероятно крохотные. А может, нелепые создания с длинными антеннами, насекомые, а не люди... Впрочем, какое это имело значение! Какое это имело значение! В полной тишине я двинулся по туннелю, но едва сделал шагов двадцать, как услышал тихий, но звонкий электронный сигнал -- Бип! Причем уловил я его не слухом, а непосредственно мозгом. Он не вызвал у меня ни малейшей боли. Я только напугался и остановился, а увесистый волчок чуть было не выскользнул из моих вспотевших рук -- Бил! Бил! Бип!.. Я понял. Эти секунды отсчитывались для меня. Может быть, те, что находились в волчке, не могли слишком долго оставаться без радиационного излучения, как не может человек долго жить без кислорода, и поэтому считали для меня секунды, напоминая, что время идет. Я пошел дальше, понимая, что должен спешить И начал считать сигналы -- раз, два, три, четыре... Сколько минут способны продержаться обитатели волчка? Три, четыре, пять? И что случится потом? Я крепко сцепил пальцы, удерживая волчок. -- Что сейчас будешь делать, Мартин? -- спросил я сам себя. -- Что будешь делать? Напишешь очерк для газеты? Расскажешь обо всем читателям? Или отнесешь волчок к профессору Чимнею, положишь перед ним на стол и скажешь: "Вот то, о чем я говорил. А теперь разбирайтесь сами"? -- Тут я усмехнулся. -- Волчок, -- продолжал размышлять я, -- вовсе не такая громадная машина, как профессор, наверное, воображает. Раз он попал в метро и не смог выбраться наружу... Высшие существа, да? И все же именно я несу его сейчас на руках, как ребенка, несу, чтобы выпустить на свободу У меня защипало глаза, но не от пота, нет -- это опять были слезы. -- Мы должны взять их в плен, поместить в магнитное поле и заставить открыть свой секрет... и тогда... Мартин, история человечества пойдет по другому пути. Эта мысль потрясла меня. Я подумал, что мог бы стать самым великим человеком в мире. Мартин Купер, первый смертный, который поймал волчок, летающую тарелку, прилетевшую из космоса. Поймал! Все это рассмешило меня. Да если бы существа внутри волчка захотели, они испепелили бы мой мозг, а если б вынуждены были остаться в туннеле навсегда, то уничтожили бы мозг у всех землян, начиная с моей черепной коробки и кончая мозгом профессора Чимнея. Я продолжал свой путь по туннелю. Сигналы не прекращались ни на секунду. Мне даже показалось, что они стали громче. Я понял: близок момент, когда волчок вновь начнет излучать радиацию, и меня предупреждают об этом. Возможно, сигналы будут нарастать, пока не сделаются нестерпимыми, и тогда у меня в руках окажется чудовище, способное уничтожить все вокруг... Бип! Бип! Бип! Я опять начал считать сигналы: --- Раз, два, три... -- и шел дальше. Потом остановился передохнуть, прислонясь к стене. Пальцы мои онемели, руки болели, я положил волчок на землю, вытер потные ладони о пиджак, снова поднял волчок и продолжил свой путь по туннелю, которому, казалось, нет конца. "Нет, я ничего не буду делать. Опущу его на землю и все, черт побери! Пусть уж они сами думают о своем спасении, я тут ни при чем." Дойдя до участка, где произошла первая авария, я еще немного передохнул. Сигналы звучали громче. Я снял пиджак, завернул в него волчок, и мне показалось, что так стало легче. Шагая по туннелю, я вдруг вспомнил легенду о святом Кристофоре. Да, святой Кристофор -- это гигант, который за грош переносил людей с одного берега реки на другой, сажая их себе на спину. Когда Иисус, тогда еще мальчик, попросил святого показать ему реку, тот засмеялся, поднял его одной рукой и усадил на плечо. Но когда вошел в воду по колено, то вдруг почувствовал, что мальчик почему-то прибавил в весе. И дальше с каждым шагом делался все тяжелее и тяжелее. Гигант с трудом удерживал его на плече, с усилием передвигал ноги; его колени подгибались, он натужно дышал. "Отчего так? -- подумал Кристофор. -- Что происходит? Старею я или заболел?" Нет, ни то, ни другое. Все объяснялось тем, что святой Кристофор нес на своих широченных плечах весь мир, всю Вселенную, все, что, когда-либо существовало под Солнцем, что было прежде и чему еще предстояло быть... Вот так. Я вспомнил эту легенду, которую узнал в детстве, и представил, что я, Мартин Купер, тоже несу, подобно святому Кристофору, что-то слишком великое для меня, что-то чересчур тяжелое, непосильное... -- Бип! Бип! Бип! Теперь сигналы уже причиняли мне боль. Сколько еще времени в моем распоряжении, минуты три? Успею ли выбраться наверх? Я тяжело дышал, и ноги мои просто подкашивались... Девяносто килограммов -- это не так уж много, скажете вы. Однако попробуйте пронести девяносто килограммов в небольшом куске металла по туннелю метро. В отчаянии я начал молиться. Я бормотал не знаю уж какие слова, но молился не о своем спасении. Меня совершенно не беспокоило, что с минуты на минуту я могу получить смертельную дозу радиации. Я молил Господа, чтобы он позволил мне успеть, и волчок смог бы улететь из нашего мира. Они вернутся сюда когда-нибудь, но меня здесь уже не будет. Но даже это не имело никакого значения... Я продолжал считать секунды. Между тем дышать становилось все труднее. и все-таки я радостно воскликнул, когда увидел наконец впереди освещенную платформу станции. Я остановился, снял очки, сунул их под рубашку. Чемоданчик-футляр я где-то потерял. А вдруг не успею вынести волчок? Как убивает радиация? Каким-нибудь страшным ожогом? Или неодолимой слабостью? -- Держись, Мартин! Уже немного осталось, -- сказал я себе, обогнул заградительный щит и вышел на свет. Станция была совершенно безлюдна. Я приблизился к перрону, с трудом положил на платформу пиджак с волчком, поднялся наверх, взял волчок и зашагал дальше. Вроде успеваю. Осталось добраться до эскалатора... Ах, нет! Он же остановлен из-за забастовки! Придется своим ходом подниматься по всем этим нескончаемым ступенькам. При одной только мысли об этом у меня перехватило дыхание. Сигналы между тем уже просто вопили в моей голове. Дальше я двигался качаясь, словно пьяный. Шагов через двадцать услышал возглас: -- Эй, вы! Я не обратил внимания, даже не подумал, что окрик относится ко мне, и по-прежнему шагал, пошатываясь, но тут услышал за спиной быстрые, тяжелые шаги. Что-то опустилось мне на плечо. Вздрогнув, я остановился. Это была полицейская дубинка. Я обернулся, и хмурый полицейский спросил: -- Это я вам говорю. Что вы тут делаете? Глава 6. Я с недоумением смотрел на него, тараща свои затуманенные слезами глаза. -- Вы меня спрашиваете? -- удивился я. Он оглядел меня с ног до головы. -- Вас, если учесть, что кроме нас двоих тут больше никого нет. Так что вы скажете? Это был высокий, плотного сложения блондин. Резиновую дубинку он держал в правой руке, легко постукивая ею о ладонь левой. Он смотрел на меня с подозрением, беспокойством и презрением, как свойственно некоторым моим знакомым полицейским. Я сказал: -- Ну ладно, дружище, в чем дело? Он приставил дубинку к моей груди. -- С вами все в порядке? -- Все в порядке. Я чувствовал, что земля горит у меня под ногами, колени дрожат. Волчок сделался еще тяжелее. Но если б я попытался убежать от полицейского, то недалеко бы ушел. Судя по всему, он был усердным служакой и непременно схватил бы меня, да еще пристукнул бы своей дубинкой. Он был абсолютно убежден, что я пьян. -- Я ничего не пил, -- сказал я, предвосхищая его вопрос, -- ничего не пил со вчерашнего вечера. -- Вот как? В самом деле? -- В моей утробе сухо, как в пустыне. Мой юмор заставил его помрачнеть. -- Сухо, говоришь, а ну-ка, дыхни! Вот тогда я отступил на шаг, положил на землю пиджак с волчком и достал удостоверение. -- Я -- Мартин Купер из "Дейли Монитор". Хотите, чтобы я дыхнул, ладно, дыхну. Но только не задерживай меня, приятель. Пожалуйста. -- Мартин Купер, черт побери! -- неожиданно обрадовался он. -- Черт побери! Тот самый, который ездил на Амазонку ловить Фриско Мак-Анну? -- Да -- ответил я. Теперь "Бип! Бип! Бил!" уже просто орали в моем мозгу. -- Черт побери! -- снова воскликнул он, широко улыбаясь. -- Какие статьи, господин Купер! Великолепные! Я вырезал их и, знаете, храню до сих пор. -- Мне... мне очень приятно, приятель. Он протянул мне ладонь. -- Хочу иметь честь пожать вам руку! И он пожал мне ее, и даже слишком крепко. -- Я тоже очень рад, -- поблагодарил я. -- Извините. -- и наклонился за пиджаком. Я поднимал волчок с невероятным трудом. Полицейский с любопытством наблюдал за мной, в его глазах снова вспыхнули подозрение и недоверие. -- Я уже не так молод, как вы -- объяснил я, пытаясь улыбнуться, -- а то, что у меня тут, чертовски тяжелое. -- Вижу, -- подтвердил он, покусывая губу, -- вижу... Я взял сверток под мышку и не спеша направился к выходу. Он пошел рядом, но через несколько шагов остановился: -- Черт побери, господин Купер, вы что-то плохо выглядите, вы знаете это? -- Да, приятель, знаю.. Я немного устал -- Голова у меня теперь раскалывалась, и мне казалось, что волчок начал нагреваться. Я пошел дальше, а полицейский все не отставал. Некоторое время он молчал, видимо, обдумывая, что бы сказать, потом покачал головой: -- Трудная же у вас работа, господин Купер, не так ли? Никакого отдыха, ни днем, ни ночью, без конца колесите по всему свету, тут и олимпийский чемпион не выдержит! -- Конечно! Я увидел, что он рассматривает мой пиджак с волчком. Прежде чем я успел что-либо сказать, он заметил: -- По правде говоря, вы не очень-то похожи на журналиста. В таком виде с пиджаком под мышкой... -- Это тоже связано с профессией, -- возразил я. Да, волчок постепенно нагревался все сильнее. От него исходило какое-то влажное невыносимое тепло, казалось, еще немного, и оно проникнет прямо в грудь. Я глубоко вздохнул. Это была моя ошибка. -- Помочь вам как-нибудь? -- сразу же спросил полицейский и добавил: -- Извините, что я вмешиваюсь, но в тот туннель вход ведь запрещен, господин Купер. -- Говоря это, он опять остановился. Пришлось остановиться и мне. С такими типами надо быть осторожным. Не понравлюсь ему, и тогда... -- Вы правы, сержант, -- проговорил я, -- но что поделаешь. Такова моя работа. Это связано с теми авариями... Я сделал несколько снимков... Но если хотите задержать меня... -- Меня лихорадило, я обливался потом. Нужно было идти дальше, нужна было, необходимо было! Я знал, что несу смерть. Свою, его? Он покачал головой: -- О нет, конечно! Такой журналист, как вы! Мы пошли дальше. Теперь я уже готов был бежать, хотя на самом деле у меня вряд ли хватило бы на это сил. Сигналы между тем уже просто разрывали мою голову. Те, кто был в волчке, предупреждали меня: время подходит к концу! Я чувствовал, что весь пылаю. -- Должно быть, это что-то очень тяжелое, -- то, что вы несете в пиджаке, да? -- посочувствовал сержант, дубинкой указывая на сверток. -- О, да Это новая модель фотоаппарата, знаете... -- Помочь вам? -- предложил он и протянул руку. -- Не прикасайтесь! -- вскипел я да так, что он в испуге отпрянул и. остановившись, в недоумении вытаращил глаза. Тогда я сказал, стараясь выглядеть как можно добродушнее и симпатичнее: -- Не надо, приятель, спасибо... Знаете, тут один очень секретный прибор, но он невероятно хрупкий... Если не возражаете, пойдемте дальше. Знаете, я должен успеть в редакцию вовремя, чтобы передать материал для утреннего выпуска... Ведь если опоздаю, -- подмигнул я ему, -- то и вы тоже кое-что не узнаете, не так ли? Он усмехнулся. -- Ну, да, конечно, понимаю! Еще бы не понимать! Ну ладно, -- добавил он, останавливаясь и протягивая мне свою огромную руку, -- до свиданья, извините, господин Купер, было очень приятно с вами познакомиться. Я положил пиджак на землю и пожал ему руку: -- Мне тоже. очень приятно, -- торопливо проговорил я. Он не отпускал мою ладонь. -- Знаете, меня зовут Мак-Лой, Джо Мак-Лой. Наверное, не следовало бы говорить вам этого, но мне очень хотелось бы заниматься журналистикой. Я даже написал одну или две заметки... про спорт, понимаете? В голове у меня стучали молотки. Сигналы участились, теперь они раздавались вдвое чаще. Это был конец. -- Да, да, принесите мне в редакцию, я прочту их! -- Прочтете? Великолепно! и скажите, когда -- он отпустил мою руку, и я наклонился за волчком. -- Приходите завтра... А сейчас я спешу. Жду вас завтра! -- Я повернулся и пошел к выходу. Он крикнул мне вслед: -- Спасибо! Запомните -- Джо Мак-Лой! Я шел по перрону, не отрывая сглаз от эскалатора в конце его. Он казался мне длиннее, чем весь туннель. Нет, не успеть! Этот проклятый Мак-Лой задержал меня, украл столько драгоценного времени! Теперь "Бип! Бип! Бип!" совсем уже оглушали меня. Волчок сделался еще тяжелее. Что, если он начнет вращаться? Бросить и с криком убежать? Наконец, я подошел к эскалатору и начал подниматься по ступенькам. Хорошо было бы ухватиться за поручень, потому что ноги совсем уже не держали меня, но это было невозможно -- одной рукой я не в силах удержать волчок. Я прижал его к груди, стараясь хоть как-то помочь себе. Одна ступенька, вторая, третья... Я смотрел наверх, туда, где лестница выходила на тротуар -- там моросил мелкий дождь. И этот конец лестницы казался мне выше и отдаленнее самой неприступной вершины. Интересно, святому Кристофору противоположный берег реки тоже представлялся таким же далеким и недоступным, мне эта последняя ступенька? Я попытался сосчитать, сколько их. Двадцать, двадцать пять... "Не успеть, Мартин, ты ведь не можешь тратить но секунде на ступеньку, тебе придется остановиться, чтобы перевести дыхание, иначе сердце просто разорвется..." Я громко застонал, словно умоляя о помощи, но все же упрямо двигался дальше. А "Бип! Бип! Бип!" в моем мозгу звучали теперь так часто, что слились, наконец, в одну непрестанно воющую сирену, и мне казалось, что к голове моей приставили дрель... Последняя ступенька! Последняя!.. Я понял это, когда поднятая нога, не найдя опоры, опустилась на том же уровне. ∙ И я тут же отбросил пиджак в сторону. Страшный взрыв отшвырнул меня назад, на лестницу. Падая навзничь, я раскинул руки и каким-то чудом успел зацепиться за поручень. Сознание мое неожиданно прояснилось, и в тот же момент я увидел перед собой багровое пламя и услышал пронзительный вой -- громче, пронзительнее любой сирены, и в следующий момент мне показалось, будто солнечный луч взметнулся в пасмурное небо. -- Что это было? Что случилось? -- раздались крики, послышался топот бегущих ног, скрежет тормозов автомобилей. Я поднялся и вышел на улицу. Рядом уже собралась небольшая толпа. Люди что-то рассматривали. Видимо, там лежал мой пиджак. Я протиснулся сквозь толпу -- от пиджака остались одни лохмотья. Кто-то тронул меня за плечо: -- Эй, что тут случилось? -- Мне известно не больше, чем вам, -- ответил я и, поработав локтями, выбрался из толпы. Люди что-то взволнованно обсуждали, указывая на небо. Раздались свистки полицейских. Надо было уходить и поскорее. Моя машина была припаркована неподалеку, но я решил немного пройтись пешком. К счастью, никто не обратил на меня внимания. Все продолжали горячо обсуждать событие, указывая на небо. Теперь я чувствовал себя гораздо лучше, правда, меня все еще трясло, как в лихорадке, руки, ноги, пальцы ломило, но все это было уже терпимо. Сознание сделалось ясным и чистым, как очищается земля после порыва весеннего ветра. Вы когда-нибудь видели, как сметает ветер обрывки бумаг с мостовой? Вот точно так же смело и всю мою усталость и боль. Вскоре я был уже далеко от станции метро. Я устало прислонился к какой-то стене. Посмотрел в небо. Моросящий дождь приятно освежал лицо. Капли его смешивались с моими слезами. Кто-то, проходя мимо, возмущался: -- Да ничего особенного, пустяки! Петарда! Какие там "летающие тарелки!" В небе ничего не видно... Я шел под дождем. Да, конечно, в небе ничего не было видно. Никто и не мог ничего увидеть, ведь все верили, что там ничего нет. На другой день в газетах появится обычная заметка о "летающих тарелках", и Управление аэронавтики поспешит заявить, что нельзя доверять подобного рода слухам. Конечно, ведь никто и не мог ничего видеть. Нет смысла рассказывать эту историю. Опубликовать фотографии? А зачем? Чтобы позабавить коллег и читателей? Сколько уже было всяких липовых снимков и фотомонтажей, изображавших "летающие тарелки"! -- Устаревший трюк, Мартин, -- скажет полковник Спленнервиль, -- старый трюк! Странно, что ты... Я шел по огромному, медленно просыпавшемуся городу. Машина моя осталась на стоянке, она была не нужна мне. А сейчас поток транспорта уже забил мостовые. В небе появились сигнальные огни первых утренних самолетов, которые сотнями разлетались по дальним маршрутам. Миллионы людей вышли в дождь, миллионы открыли зонты. Нескончаемый людской поток хлынул по городским улицам. Мальчишки вот-вот начнут выкрикивать заголовки статей, предлагая утренние газеты. Скоро увижу "Дейли Монитор". Начинался новый день. Шел дождь. Шел неторопливо, сосредоточенно. Он не спешил. Обливая меня, мочил мне волосы. ласково охлаждая голову, вода струилась по лицу, по щекам. Я потихоньку шел своей дорогой, не успев еще толком разобраться в своих мыслях и опомниться от всего, что случилось, Так что же произошло со мной? Может, мне приснилось все это? Нет, нет. Они существуют, мы не одни... -- А ты, Мартин, -- громко сказал я сам себе, -- помог им. Им нужна была твоя помощь... -- Я почувствовал себя необыкновенно счастливым. Гордость переполняла меня. Они прибыли из других миров, однако нуждались в помощи людей. И судьба выбрала меня. -- Спасибо, --сказал я, глядя на небо... -- И остановился, словно пораженный молнией. Остановился, потому что опять услышал что-то в своем мозгу -- услышал ИХ! Они передавали мне свои мысли! Я вздрогнул, продолжая смотреть ввысь, не видя ничего, кроме туманной мороси и силуэтов небоскребов. А они передавали мне свои мысли! Я напрягся, стремясь разобраться в этом пестром потоке образов. Я понимал, что это их прощальное, самое последнее послание. В моем мозгу, словно по волшебству, возникли какие-то переливы красок, зазвучала необыкновенная музыка, вспыхнул яркий свет, промелькнули какие-то тени. Все, что можно прочитать в своей собственной голове, и еще что-то, непередаваемое никакими словами. Наверное, таким должно быть ощущение полноты жизни, радости существования, безграничности времени и пространства, торжества вечности... Слишком сильное ощущение, а может быть, слишком сильное только для меня? Я не смог вместить всего этого в своем сознании. И космическое послание начало постепенно затухать. Я решил, что волчок, видимо, улетел так далеко, что его сигналы теперь не могут достигнуть Земли, не могут добраться и до меня. -- Ну вот и все, Мартин, -- покачал я головой. -- Все кончено. Я сделал еще шагов десять, направляясь к дому, как вдруг с моих губ слетело еще одно слово. Слетело само собой, но я знал, почему это произошло. -- Господь-бог! -- произнес я. x x x Перевод с итальянского Ирины Константиновой Константинова Ирина Георгиевна, член трех творческих Союзов России - литераторов, журналистов, переводчиков. Санкт-Петербург, 197183, Наб. Черной речки, 16 - 27., Тел./факс 4307991, E-mail: kig@mail.wplus.net 1 ноября 2000