, после разоблачения его деятельности, в тюрьме оказывается целый выводок невест и жен Рейли. Но самая прочная связь Рейли была с оказавшейся в России испанкой Пепитой Бобадилья, которая потом стала его женой. Рейли как организатора заговора против Советской республики достаточно полно характеризует одна фраза, высказанная им в кругу близких людей: - Если лейтенант артиллерии мог растоптать догорающий костер французской революции, почему бы агенту Интеллидженс сервис не стать повелителем в Москве? Об этом писал в своей книге Роберт Локкарт. Планы Рейли были обширными. Он принимал участие в левоэсеровском мятеже в Москве в июле 1918 года. Локкарт видел его в ложе Большого театра во время заседания Пятого Всероссийского съезда Советов, когда пришла весть об убийстве левым эсером Блюмкиным германского посла графа Мирбаха. Но до прихода в Большой театр, именно в этот день, Рейли особенно старался обеспечить успех мятежа эсеров. Мятеж был подавлен, а немного спустя Рейли оказался во главе нового заговора против советской власти, заговора на жизнь Ленина и членов Советского правительства... С 28 ноября по 3 декабря 1918 года происходили заседания Революционного трибунала при ВЦИК Советов. В числе подсудимых по этому делу были: начальник английской миссии в Москве Роберт Брюс Локкарт, бывший французский консул Гренар и лейтенант английской службы Сидней Джорж Рейли. В приговоре трибунала говорилось: "...Попытка контрреволюционного переворота, будучи сопряженной с циничным нарушением элементарных требований международного права и использованием в преступных целях права экстерриториальности, возлагает всю тяжесть уголовной ответственности прежде всего на те капиталистические правительства, техническими исполнителями злой воли которых являются вышеуказанные лица..." Революционный трибунал постановил: "Р.Локкарта, Гренара, С.Г.Рейли объявить врагами трудящихся, стоящими вне закона РСФСР, и при первом обнаружении в пределах территории России - расстрелять". (Рейли до начала суда удалось скрыться, а Локкарт и Гренар были высланы из России.) Появившись в Лондоне, Рейли оказался как бы не у дел. Выручили дружеские отношения с Уинстоном Черчиллем и коллегой по конспирации в Москве Джоржем Хиллом, которому тоже удалось скрыться. Под предлогом коммерческих дел Рейли вынырнул вскоре на берегах Черного моря, на территории, занятой белыми армиями и интервентами. В конце марта 1919 года в Париже Рейли пытается установить контакт с делегатами белых, имевшими претензию представлять интересы России на Версальской конференции. В годы гражданской войны Борис Савинков являлся как бы официальным представителем белых армий в Париже и Лондоне. По замечанию Черчилля, Савинков все способности употреблял для своего выдвижения на пост будущего диктатора России. Но дипломатическая карьера вскоре кончилась неудачей, и он вернулся к излюбленному делу - созданию контрреволюционных банд. В 1920 году, во время войны Советской республики с буржуазной Польшей, Савинков с помощью главнокомандующего белопольскими армиями Пилсудского формировал корпус из русских белоэмигрантов. Когда же советско-польская война кончилась, Савинков в 1921 году создал антисоветскую организацию "Союз защиты родины и свободы". В нее вошли эсеры, меньшевики, кадеты, буржуазные националисты-петлюровцы и просто бандиты, наподобие Булак-Балаховича. Даже единомышленники Савинкова, архибелогвардейцы Мережковский и Зинаида Гиппиус, писатели-эмигранты, не могли называть Балаховича иначе как "разбойник и убийца". С территории Польши и прибалтийских буржуазных государств вооруженные банды Савинкова перебрасывались в Советскую Белоруссию, грабили мирное население, истязали и убивали советских работников, нападали на поезда, поджигали склады и общественные здания. Этим бандам оказывали поддержку и разведки западных капиталистических стран. Сидней Джорж Рейли принимает самое активное участие в "экспедициях" в Белоруссию, как он сам называл налеты банд Савинкова. В 1922 году Савинков и Рейли подготовили покушение на народного комиссара по иностранным делам Георгия Васильевича Чичерина и на членов советской делегации, которые возвращались после конференции в Гааге через Берлин в Москву. Покушение не состоялось лишь потому, что советская делегация задержалась на приеме. В том же году Сидней Рейли представил Савинкова Уинстону Черчиллю. Тот был покорен личностью Савинкова, видел в нем будущего Наполеона, который уничтожит советскую власть. В своих воспоминаниях Черчилль называл Савинкова "странным и зловещим человеком". Он так описывал его: "Невысокого роста, с серо-зелеными глазами, выделяющимися на смертельно-бледном лице, с тихим голосом, почти беззвучным. Лицо Савинкова изрезано морщинами, непроницаемый взгляд временами зажигается, но в общем кажется каким-то отчужденным". Непримиримость, смелость, редкая выносливость - вот черты, которые усмотрел в Савинкове Черчилль. Он представил Савинкова Ллойд Джорджу, в то время премьер-министру Англии. Прием состоялся в летней резиденции в Чекерсе. Однако Ллойд Джордж не пожелал связываться с опасным авантюристом. Это объяснялось тем, что рабочий класс Англии твердо сказал: "Руки прочь от России!" К тому же английские деловые круги предпочитали торговать с Россией, а не посылать туда войска. Локкарт не разделял восхищений Черчилля личностью Савинкова. В мемуарах Локкарта рассказывается о бешеном честолюбии Савинкова и его любви к роскошной жизни. Впрочем, автор мемуаров не мог не отметить и выдающихся способностей Савинкова как агента-провокатора и как оратора, умеющего "зажигать" своих слушателей. Знал Савинкова и заинтересовался им известный английский писатель Сомерсет Моэм. Он говорил о Савинкове, что не встречал человека, который бы внушал ему столь предостерегающее чувство самосохранения при общении с ним. О таких людях говорили: "Берегитесь, на вас глядит то, чего опасались древние римляне: на вас глядит рок". Положение Савинкова в монархических кругах эмиграции было сложным: монархисты не могли ему простить организацию террористических актов против дяди царя - Сергея Александровича, министра Плеве и других сановников. Савинков был слишком большим индивидуалистом, чтобы подчиняться генералам Деникину, Врангелю или Кутепову. По своему характеру он вообще не терпел подчинения кому бы то ни было. Он говорил, что ему "нужны исполнители, а не советчики". Он и окружил себя слепыми исполнителями его приказов, глядевшими ему в глаза с собачьей преданностью. Недаром Зинаида Гиппиус писала о нем: "Савинкову нужны только собаки". Он нашел себе равного по страсти к провокациям и близкого по убеждениям в лице Сиднея Джоржа Рейли. При последнем их свидании в Париже Рейли одобрил конспиративную поездку Савинкова в Россию. 10 августа 1924 года тот выехал через Берлин в Варшаву с фальшивым паспортом на имя Степанова. Рейли субсидировал его поездку. Еще до этой поездки ОГПУ арестовало на советской территории ближайших эмиссаров Савинкова - полковника Павловского, Гнилорыбова, Фомичева и других, переброшенных из Польши и Прибалтики. Некоторые из этих агентов были оставлены на свободе, под зорким наблюдением ОГПУ. Агентура Савинкова, таким образом, была как бы под стеклянным колпаком: все ее действия контролировались чекистами. До последнего перехода границы Савинков вел тайную переписку со своими агентами. Они призывали его в Россию, где, по их утверждению, назревал переворот. Савинков должен был возглавить этот переворот. Ему сообщались переправочные пункты, явки. Все это, разумеется, было игрой, отлично организованной ОГПУ. Настойчивые призывы в Россию заставили Савинкова принять решение, и он наконец перешел границу в указанном ему пункте. 29 августа 1924 года последовало официальное сообщение об аресте Савинкова на советской территории. Савинков был арестован Пилляром в Минске и доставлен в Москву. Исполнились слова Зинаиды Гиппиус. Однажды в 1920 году Савинков писал ей из окрестностей Минска: "Я уверен, что мы дойдем до Москвы". Гиппиус отозвалась на это с удивительным предвидением: "Это Савинков с разбойником Балаховичем дойдут до Москвы?! Может, и дойдут... Или доведут их". Очутившись в Москве, во дворе здания ОГПУ, Савинков сказал своим глухим голосом: - Уважаю силу и ум ГПУ. Арест Савинкова и суд над ним, заключительное слово подсудимого разочаровали его покровителей за границей, и особенно Рейли. В последнем слове Савинков разоружился и признал преступной свою деятельность против советской власти. Для Рейли это заявление на суде было поражением. Его ставленник и сподвижник не оправдал возлагавшихся на него надежд. Савинков был приговорен судом к высшей мере наказания, замененного десятью годами заключения со строгой изоляцией. Он содержался в тюрьме в хороших условиях, ему разрешались прогулки, с ним однажды беседовали зарубежные журналисты, описывали подробно его внешность, одежду, белоснежные воротнички. Но для такого человека, как Савинков, бездеятельность и заключение в тюрьме были нестерпимы. Он покончил жизнь самоубийством. Это произошло 7 мая 1925 года, через 8 месяцев после его ареста. Рейли оставалось только снова самому попытать счастья в русских делах, чтобы восстановить свою репутацию в Интеллидженс сервис. 57 В 1924 году Рейли организовал в США фирму "Сидней Беренс - индийский хлопок" и занялся коммерческими комбинациями. Однажды он получил кодированное письмо от своего коллеги по Интеллидженс сервис, резидента в одной из прибалтийских стран. Коллега сообщал о предстоящем приезде в Париж супружеской пары под явно вымышленной фамилией Красноштановы. Эта пара имела задание вступить в контакт с Рейли, направив ему письмо, состоящее из одной стихотворной строки иранского поэта Омара Хайяма. Если предполагаемое супругами Красноштановыми дело не представит интереса для Рейли, он может кратко ответить: "Мерси. Бонжур". Эти господа, как писал Рейли его коллега, представители предприятия, которое будет иметь огромное значение в будущем для европейских и американских рынков. Супруги полагают, что дело даст результаты в два года, но некоторые обстоятельства заставляют предполагать, что это может быть достигнуто и несколько раньше. Дело огромное, и разумно о нем помалкивать... Супружеская пара в данный момент отказывается назвать тех лиц, которые заинтересованы и скрываются за данным предприятием. Видимо, это весьма значительные лица. Корреспондент Рейли добавил, что "делом" заинтересовались англичане и французы. Под фамилией Красноштановых скрывались Мария Владиславовна Захарченко-Шульц и ее муж Георгий Радкевич. Никому из главарей эмигрантских организаций не могла прийти в голову мысль о том, что эмиссары Кутепова в России, убежденные контрреволюционеры-монархисты Мария Захарченко и ее муж, посланные в Москву как ревизоры и контролеры "Треста", по существу, выполняли поручение руководства ОГПУ. И эта супружеская пара и другие посланные эмигрантскими организациями эмиссары твердо верили в то, что они готовят контрреволюционный переворот. Поверил в "Трест" и столь опытный разведчик, как Сидней Рейли. По поручению "Треста" Захарченко и Радкевич связались с финской разведкой, с начальником 2-го отдела финского штаба Мальмбергом и начальником погранохраны Выборгского района капитаном Рузенштремом. С ними велись переговоры об организации на финско-советской границе тайного пропускного пункта - "окна". Во главе финской армии стоял барон Маннергейм. Вместе с правительством Свинхувуда он приветствовал в апреле 1918 года высадку в Финляндии дивизии германского генерала фон дер Гольца. Маннергейм просил немцев о вооруженной помощи финской белой гвардии - "шюцкору" - против финских красногвардейцев. Барон стоял во главе так называемых "лахтарей", финских белогвардейцев, проявлявших особую жестокость в отношении пленных. Казни красногвардейцев Маннергейм оправдывал в таких выражениях: "Это будет гуманно по отношению к пленным, которые все равно тысячами гибли в лагерях от голода". О том, что происходило в Финляндии в начале двадцатых годов, можно судить по материалам, опубликованным недавно в газете "Голос Родины" (Э 27, 1964 год). "В 20-х годах вся финско-советская граница на Карельском перешейке буквально кишела агентами контрразведок: французской, американской, английской... Часто это были офицеры бывшей царской армии, и многие из них искренне думали, что этим они выполняют долг перед родиной. Ведь они сознательно рисковали жизнью (иные и погибли при переходе границы). А шли они на это потому, что слепо повиновались своим "белым вождям", от которых ожидали "спасения" России. Были среди них и очумелые... которые видели "спасение" России в "развешивании по столбам" русских людей. Такая изуверская форма "патриотизма" путем истребления ее народа слишком бессмысленна и чудовищна, чтобы ее могли признать многие..." Иностранные разведки легко находили себе агентов среди тех, кто предпочел бежать за границу, чтобы оттуда "спасать Россию". Понятно, что при таком правителе, как Маннергейм, русские белые эмиссары Кутепова пользовались особыми симпатиями 2-го отдела финского штаба. Связь финского штаба с "Трестом" осуществлялась через Романа Бирка, сотрудника "Треста" в Ревеле. Кроме Романа Бирка финской разведке помогали представитель великого князя Николая Николаевича - агент английской разведки, бывший морской офицер Бунаков - и представитель Врангеля - генерал Юзефович. Разумеется, никто из них, кроме Романа Бирка, не знал об истинных целях Монархической организации центральной России, то есть "Треста". Еще в январе 1925 года "министр иностранных дел" "Треста" Якушев получил задание ОГПУ - выяснить возможность приезда в Хельсинки, а затем в Москву Сиднея Джоржа Рейли. "Окно" на финской границе было организовано несколько позже в районе Сестрорецка. Роль сочувствующего "Тресту" исполнял сотрудник советской погранохраны Тойво Вяхя. Мария Захарченко и ее муж после приезда из Парижа на время были переселены в Ленинград. Это позволяло им выполнять задания "Треста" по установлению связи с Бунаковым и другими эмигрантами в Хельсинки. Там встречали их гостеприимно. Не менее гостеприимно был встречен в финском штабе и Александр Александрович Якушев. В Хельсинки его ожидала Мария Захарченко. 58 Они сидели в ресторане на Эспланаде. Из окна видели памятник поэту Иоганну Рунебергу и озаренные зимним солнцем деревья в морозном инее. Со стороны можно было подумать, что это счастливая пара, немолодые, но сохранившие привлекательную внешность влюбленные, у которых роман тянется годами. Но если бы кто прислушался к беседе этой пары, то понял бы, что здесь нет даже и признака любви. - Почему финны сумели справиться с красными? Почему шведский барон свернул голову финской гидре революции, а наши - Деникин, Врангель - не смогли? Как вы думаете, Александр Александрович? - А вы как думаете? - Потому что поздно начали вешать, - сказала она. - А как узнать, когда поздно и когда рано? - Вешать надо было с самого начала. Теперь уж не пропустим. Я верю в Александра Павловича. - Конечно, нужна сильная рука. Жалею, Мария Владиславовна, что в Париже мы в первый раз с самого начала не увиделись с генералом. Помешал и сбил с толку приезд Врангеля. Зато потом мы договорились обо всем. - У Кутепова рука сильная. Вы бы видели, как он снес голову саблей полковнику, служившему у красных... В Галлиполи он повесил многих, кто забыл свой долг. - И все-таки почему один кавалергард, барон Маннергейм, сделал то, что не удалось сделать другому кавалергарду - Скоропадскому? - Мне рассказывали, что барон все умел превосходно делать: пить и не пьянеть, командовать эскадроном, командовать страной, а главное - расстреливать. Якушев вдруг усмехнулся: - А вы жестокая, Мария Владиславовна. Жестокая, хотя и красивая... Я почему-то представляю вас в открытом платье, на балу, а не в этом облике... - Учительницы или офицерской вдовы?.. А вы - шармер, дамский угодник. Впрочем, у вас министерская голова, и за это я прощаю вам даже комплименты. И еще за то, что, когда вы говорите о будущем государе, у вас такое лицо... - Какое? - Ну... просветленное. - Но ведь это будущее России, той России, которую мы с вами знали, потеряли и, я верю, вернем. - Ценою крови. Большой крови... - сказала она. - Кстати, вы когда-нибудь знали этого Рейли? В Петрограде? - Нет. Я встречал английских офицеров, но это были снобы в щегольских френчах. (Якушев не счел нужным рассказывать о встрече в Петрограде.) - Этот, говорят, не из таких. Этот не дрогнет... Он вдруг взял ее руку и довольно громко, закатывая глаза, с чувством произнес: - Мария, бедная Мария, краса черкесских дочерей! Не знаешь ты, какого змия ласкаешь на груди своей... Она с изумлением повернулась к нему. Он указал ей взглядом на соседний стол. Господин с сигарой явно к ним прислушивался. - Не пора ли нам? - Пойдем. На улице он говорил ей: - Вы думаете, финны нам верят? Они не забыли генерала Бобрикова, генерал-губернатора, помнят и великого князя Финляндского, его величество Николая Александровича... Всюду нужна конспирация, всюду слежка. Учиться нам надо, Мария Владиславовна. - У кого учиться? - А хотя бы у того же Рейли... - Он взглянул на часы. - Время идти к Бунакову. Он нас ждет. В час дня они были у Бунакова. Разговор шел на общие темы. Якушев, как всегда, сумел придать беседе деловой характер: - Вы советовали нам связаться с англичанами. Как это сделать? - Могу вам пообещать приезд кого-нибудь из англичан для рекогносцировки. - Вы, кажется, называли кого-то? Это Железный? - Он. Вы разочарованы? - По слухам, он занимается коммерцией, и очень удачно. Какой смысл Железному приниматься за старое? Бунаков пожал плечами: - Вы думаете, что он может бросить то, чему отдал лучшие годы своей жизни? Тогда вы не знаете этого человека. Могу вам сказать, что Советы никогда не имели более опасного врага. - Дай-то бог! - сказала Мария Захарченко. - Для него это вопрос чести, особенно после провала Савинкова. Он так в него верил. Речь шла о Сиднее Джорже Рейли. Бунаков показал письмо Рейли. Оно было подписано псевдонимом Железный. - Упомянутый собирается в дорогу... обладает выдающимися личными и финансовыми связями как в Англии, так и в Америке. Этот разговор происходил в феврале 1925 года. Из письма Сиднея Джоржа Рейли о положении в России "...Власть медленно, но неминуемо отмирает. Героический период закончен весной 1921 года, наступивший затем период консолидации власти и стремление к строительству (нэп) не могли дать желательных результатов ввиду страшного напора голода и экономического развала. Красная Армия для меня до сих пор неразрешимая загадка. Существенный вопрос: что идет скорее - инфильтрация в армию здорового крестьянского элемента или коммунизация рекрутов? Вероятно, в первых стадиях переворота больше всего надо считаться со специальными частями ГПУ и ЧОН. О них я мало знаю достоверного, но допускаю, что и они хотя бы ввиду своей численности, не могут в удачный момент избегнуть действия общего закона солдатского бунта, то есть должны поддаться массовому настроению окружающей среды". Рейли предлагал такие способы действий: пропаганду, террор, диверсии. Оставался неразрешенным вопрос: какой ценой может быть приобретена моральная и материальная помощь Европы и Америки? "За себя скажу следующее, - писал Рейли, - это дело для меня есть самое важное дело в жизни: я готов служить ему всем, чем только могу". 59 С письмом Рейли ознакомились Дзержинский и Менжинский. - Этот злодей, пока жив, не оставит в покое советский народ. И тогда было решено поймать Рейли. В этой операции мог быть полезен Бунаков, но он требовал от "Треста" документов о Коминтерне и ставил приглашение Рейли в Хельсинки в зависимость от получения шпионских сведений. На это Якушев, разумеется, не мог пойти. Надо было как-то завоевать расположение Бунакова. Помог неожиданный случай. - В Москве живет мой брат - Борис Николаевич. Нельзя ли передать ему привет от меня? - спросил Бунаков во время встречи с Якушевым. - Можно, - делая вид, что думает о другом, сказал Якушев. - А почему бы вам его не повидать? - Уж не прикажете ли мне ехать в Москву, прямо в объятия ГПУ? - Зачем вам ехать в Москву? Он может приехать к вам, в Хельсинки. - Это возможно? Якушев рассмеялся: - То ли мы еще проделывали, дорогой мой!.. Доставим вам вашего брата целым и невредимым. И в августе 1925 года произошла трогательная встреча братьев Бунаковых. Борис Бунаков рассказал старшему брату Николаю о том, как произошло его путешествие в Финляндию. Все было очень просто. Однажды вечером за ним пришли, дали ему полчаса на сборы, отвезли на вокзал, утром он был в Ленинграде, вечером оказался в Сестрорецке, поздно ночью "подкупленный" пограничник переправил его на финскую сторону. Самое неприятное - прогулка пешком по скверной дороге. На финской стороне его ждали капитан Рузенштрем и брат. Единственным багажом Бориса Бунакова была скрипка в футляре. Весь процесс "перехода" границы младшим Бунаковым предварительно был продуман чекистами. Теперь Бунаков-старший стал еще доверчивее относиться к "Тресту", считая себя обязанным Якушеву за встречу с братом. Оказывается, Рейли хотел встретиться с представителями "Треста" еще в мае 1925 года, но задержался из-за каких-то дел. В середине августа 1925 года в Хельсинки прибыл Кутепов, чтобы "освежить" свои отношения с "Трестом" и узнать, как себя держать с Сиднеем Рейли, которого ожидали в Париже. Кутепов жаловался на интриги Врангеля при дворе Николая Николаевича, говорил, что армия отходит от Врангеля. Узнав о том, что специально для свидания с Якушевым приезжал в Хельсинки начальник 2-го отдела польского генерального штаба Таликовский, Кутепов еще раз убедился в том, что "Трест" - дело серьезное. Но самым важным для Якушева была телеграмма Сиднея Рейли: "Сожалею задержке. Задержан окончательным завершением моих дел. Важно иметь своем распоряжении свободу передвижения. Уверенно считаю, что буду готов отъезду 15 августа. Выехать ли мне непосредственно Париж или Гельсингфорс? Можете ли вы устроить общее собрание конце месяца?" На совещании с Кутеповым решили, что он примет Рейли в Париже, оттуда направит его в Финляндию, а затем Якушев пригласит гостя в Москву. Рейли действительно приехал в Париж, виделся с Кутеповым и не понравился ему. Они не понравились друг другу. Рейли, разочаровавшись в белой эмиграции, пренебрежительно относился к ее деятелям. Теперь он надеялся на "внутренние силы". Этим и объяснялся его повышенный интерес к "Тресту". Кутепов же решил, что Рейли не хочет или не может достать деньги для "Треста". О деньгах Якушев часто ставил вопрос. Это свидетельствовало об активности "Треста", и Рейли знал, что русские контрреволюционные организации всегда выпрашивают деньги у иностранцев, у русских промышленников, у Торгпрома. Рейли ожидался в Хельсинки в конце сентября. Об этом Мария Захарченко сообщила Якушеву в Москву. Она все еще находилась в Финляндии. Для руководства ОГПУ не было никакого сомнения в том, что Рейли задумал новую "экспедицию" в Россию, но конкретные планы его не были известны. Пилляр и Старцев следили за ходом операции и консультировали Якушева в процессе исполнения плана поимки Рейли. 24 сентября 1925 года Якушев был на финской границе. 25 сентября произошла первая встреча Якушева с Сиднеем Рейли в Хельсинки, на квартире Бунакова. Рейли, видимо, не помнил встречу с Якушевым осенью 1917 года в квартире Юрьевой или сделал вид, что забыл об этом. Однако он был уверен, что Якушев из тех, на кого он опирался, когда организовывал заговоры после Октябрьской революции. Во всяком случае, он отнесся к Якушеву с доверием, а когда тот напомнил ему о Милочке Юрьевой, Рейли немного расчувствовался и пустился в интимные воспоминания, - конечно, он не сказал, как эта красотка дважды пострадала из-за своего обожателя. Словом, встреча Якушева и Рейли получилась вполне дружелюбной. Якушев так описал эту встречу: "Рейли одет в серое пальто, безукоризненный серый в клеточку костюм. Впечатление неприятное. Что-то жестокое, колючее во взгляде выпуклых черных глаз, резко выпяченная нижняя губа. Очень элегантен. В тоне разговора - высокомерие, надменность. Сел в кресло, поправил складку брюк, выставил носки и новенькие туфли. Начал с того, что не может сейчас ехать в Россию. Поедет через 2-3 месяца, чтобы познакомиться с "Трестом". Я сказал: - Обидно, проделав путь из Америки почти до Выборга, остановиться у порога... Рейли сообщил, что собирается уехать в субботу на пароходе в Штеттин и дальше. До 30 сентября в Москве ничего не успеешь сделать, а задержаться он не может". Якушев умел разбираться в людях и уже приобрел некоторый опыт в конспиративной работе. Он видел в Рейли хитрого и бесчеловечного врага, противника опасного и вместе с тем честолюбивого, надменного, ставившего порой невысоко тех, с кем ему приходится скрестить оружие. Трудно сказать, почему Рейли, действительно доехав почти до Выборга, вдруг решил отложить поездку в Россию? Якушеву и другим деятелям "Треста" случалось видеть не раз, как эмиссары Врангеля и Кутепова внезапно обнаруживали страх на границе и отказывались в последнюю минуту от путешествия в Советскую страну. Колебания Рейли теперь были не удивительны. Якушев испытывал досаду, сознавая, что обдуманный во всех подробностях план, работа нескольких месяцев, рушился. Рейли говорит - "через два-три месяца", но мало ли какие события могли произойти за это время. Постоянно существовала опасность провала "Треста". Ведь кроме верных людей бок о бок с ними были Стауниц и эмиссары Кутепова. Здесь же находились и другие убежденные монархисты, как, например, во второй раз прибывший в Москву Мукалов и другие. Все это тревожило Якушева, а теперь примешалось и то, что Рейли уходил из рук. Далее Якушев писал в своей докладной записке: "Когда Рейли заявил, что он в данное время не может ехать, я как можно спокойнее сказал, что если встает вопрос о сроке, то берусь организовать поездку в Москву таким образом, чтобы в субботу утром быть в Ленинграде, вечером оттуда выехать в Москву, проведя день в Ленинграде до вечернего поезда, а в воскресенье утром быть в Москве. Целого дня вполне достаточно для знакомства с Политическим советом "Треста". Затем вечером выехать в Ленинград, понедельник провести в Ленинграде, а ночью через "окно" направиться в Хельсинки. Это будет вторник, в среду есть пароход, направляющийся в Штеттин". Рейли, выслушав Якушева, задумался. Вероятно, ему очень хотелось поразить своих коллег из Интеллидженс сервис: только он способен появиться в Москве, хотя над ним висит смертный приговор с 1918 года. В "Трест" он верил, особенно после встречи с Кутеповым, Марией Захарченко; наконец, ему были известны связи этой организации с финской, эстонской, польской разведками. Но главное, что его притягивало, - это желание нанести удар ненавистной ему советской власти, превратив "Трест" в свое оружие. Вернемся к докладной записке Якушева: "Подумав немного, Рейли сказал: "Вы меня убедили. Хорошо. Я еду с вами". Бунаков от неожиданности привстал и рассмеялся. Я предложил поговорить о деталях поездки и сказал Рейли: "Ваше пальто и костюм обратят на себя внимание в России. Возьмите пальто у Радкевича. Надо купить кепку и высокие сапоги. Вещи оставите у Бунакова. Нужен маленький чемодан, я могу обещать вам не вполне комфортабельное, но вполне безопасное путешествие". Когда дело было решено, Рейли разговорился. Он расспрашивал о "Тресте", о жизни в России, об отношении к религии, давал советы. Доказывал неизбежность еврейских погромов после переворота, однако предупреждал, что новая власть не должна быть связана с этими действиями. Будущая форма правления - монархия, диктатура - восстановит порядок; великий князь Николай Николаевич должен стать символом власти. Рейли видел в Советском Союзе четыре категории населения: крестьян, городских обывателей, рабочих, Красную Армию. Крестьяне, по его мнению, недовольны большевиками, но инертны, рабочие разочаровались, обыватели не в счет. Красная Армия, при территориальной системе, имеет связь с деревней и не может пропитаться коммунистическими идеями. Для новой монархической власти важно овладеть симпатиями рабочих и Красной Армии. Он, Рейли, убежден, что единственным сильным человеком в белой эмиграции является генерал Кутепов. Не умен, но тверд и решителен. Во внешней политике не следует увлекаться поляками. Польша будет отдана на расправу Германии. Германия - вот кто мог бы покончить с большевизмом, но она еще слаба. Якушев был истинным патриотом и не за страх, а за совесть боролся с происками эмигрантов. Более всего его возмущала их готовность отдать интервентам целые области русской земли, чтобы вернуть себе имения, фабрики, заводы, шахты. Слушая рецепты, которые предлагал Рейли, он внутренне приходил в ярость: как нагло этот британский шпион распоряжался судьбами России! В то время когда Рейли распространялся о будущем пакте Англии, Франции и Германии против большевистской России (он мечтал о таком союзе), Якушев разыгрывал роль одного из наиболее солидных руководителей контрреволюционной организации. Он заявил, что "Трест" рассчитывает с помощью Рейли получить деньги, так как без денег организовать переворот, вести агитацию и подкупать нужных людей невозможно. Рейли ответил, что у него есть план, который он доложит Политическому совету в Москве. Якушев послал условленную телеграмму о приезде в штаб "Треста". Эта телеграмма тотчас стала известна руководству ОГПУ. Между тем Рейли готовился к отъезду. Перед тем как переодеться в более скромную одежду, он позировал перед зеркалом: - Каков костюмчик? А? Через Бунакова отправил письмо жене Пепите. "Я уезжаю сегодня вечером и возвращусь во вторник утром. Никакого риска... Если случайно буду арестован в России - это будет не более как по незначительному обвинению. Мои новые друзья настолько могущественны, что добьются моего освобождения". Рейли простился с Бунаковым, Марией Захарченко и Радкевичем. Они оставались в Финляндии, ожидая возвращения Рейли. 60 До границы Сиднея Рейли провожали капитан Рузенштрем и Радкевич. 25 сентября в 10 часов вечера они были на станции Куоккала. В начале двенадцатого отправились к границе. У Рейли скрипели сапоги. Чтобы избавиться от этого, он намочил подошвы сапог в луже. Добрались до Сестры-реки. На другом берегу появилась тень. Это был Тойво Вяхя - один из опытнейших сотрудников советской пограничной охраны, игравший роль "подкупленного" стража границы. Он имел точные инструкции, как принять Рейли: от границы доставить на телеге на станцию Парголово, в семнадцати километрах от заставы, а там посадить на поезд. Если бы Рейли изменил решение и стал бы сопротивляться, Тойво Вяхя предстояло применить оружие. Когда Рейли переправился через реку, он остановился и заговорил по-английски с сопровождавшими его людьми на финской стороне. Рейли прекратил разговор, когда Вяхя сказал ему, что сейчас не время и не место для подобных бесед. Начался утомительный переход по грязи до телеги, которая ожидала в лесу. Дорога была ужасающая. В телеге мучительно трясло. Рейли не выдержал, спрыгнул, пошел пешком, меся жидкую грязь. Так все семнадцать километров. На станции Парголово Вяхя посадил Рейли в поезд, направляющийся в Ленинград. Там его приняли Щукин (сотрудник ОГПУ) и Якушев. Щукин вручил Рейли паспорт на имя гражданина Штейнберга*. ______________ * Один из главных участников поимки Рейли - Тойво Вяхя (1901-1984), который после этого стал носить имя Ивана Михайловича Петрова. О своем участии в этих событиях он рассказал в документальной повести "Операция Трест", вошедшей в его книги "Красные финны" (Петрозаводск, 1973), "В переломные годы" (Петрозаводск, 1978) и "Мои границы" (Петрозаводск, 1981). - Прим. ред. По дороге в Ленинград Рейли рассказывал Якушеву о Савинкове. Говорил, что болтовня эмигрантов, будто Савинкова убили, нелогична. Такой человек, как Савинков, не мог жить без "дела". Рейли считал его превосходным конспиратором, но он не умел разбираться в людях. У Савинкова, по мнению Рейли, не было способности быстро схватывать обстановку, он любил комфорт, женщин, был азартным игроком и неразборчив в добывании средств для "красивой" жизни. В последнее время Савинков оказался в одиночестве, у него не было верных и умных помощников, не было штаба - и это главное, что сгубило его. - Вот, - говорил Рейли, - если бы он имел в своем распоряжении такую организацию, как "Трест", он был бы непобедим... Этот человек умел очаровывать... Он покорил даже Черчилля, Пилсудского, французов... Отдохнув после трудного пути, Рейли был очень оживлен, говорил, что ему приходилось в жизни выдерживать и не такие испытания. Впрочем, Якушев, который был приблизительно в одних летах с Рейли, не уступал ему в своей неутомимости в путешествиях. Утром 26 сентября Сидней Рейли был в Ленинграде и провел день в квартире Щукина. Там его ожидал Старов. Он был представлен как рабочий с производства, депутат Московского Совета. Старов давал разъяснения по "рабочему вопросу". Присутствовал и Мукалов - на стоящий монархист, эмиссар Врангеля. Вечером в международном вагоне Рейли, Якушев, Мукалов выехали в Москву. Старов выехал раньше, чтобы встретить их там. На вокзале в Москве гостя ожидали Дорожинский, Шатковский, Старов - "деятели" монархической организации, то есть "Треста", все - сотрудники ОГПУ. 27 сентября. Воскресенье. На даче в Малаховке инсценировано заседание Политического совета "Треста". Потревожили даже Николая Михайловича Потапова - "начальника штаба" "Треста". Бывший генерал-лейтенант генерального штаба Потапов производит впечатление на Рейли. Тут же находится Александр Ланговой - командир Красной Армии. Оба они состоят в кадрах. Это известно Рейли, но ему неизвестно, что они временно прикомандированы к ОГПУ для участия в операции "Трест". На даче сервирован обед. После обеда все отправляются на прогулку, в лес. Уселись под деревьями, на траве. Обстановка для важного конспиративного совещания подходящая. Говорят о том, что могут дать "Тресту" англичане и что им даст "Трест". Якушев поднимает вопрос о финансовой помощи. Рейли говорит: - Деньги от какого-либо правительства вы не получите. У каждого теперь горит свой дом. Черчилль, так же как и я, верит в скорое свержение советской власти, но он дать средств не может. Его тяжко разочаровали несколько раз. Главное для нас теперь - тушить пожар в собственном доме. В колониях брожение. Рабочие левеют, это влияние Москвы. Деньги надо искать внутри. Есть план добыть деньги, грубый, и, вероятно, этот план внушит вам отрицательное отношение. И Сидней Рейли посвящает собеседников в свой план: - В России есть громадные художественные ценности. Я имею в виду картины знаменитых мастеров, офорты, гравюры, камеи, геммы. Изъять их из музеев не представит больших трудностей. Но это - сумма в несколько сот тысяч фунтов. За границей такие ценности имеют неограниченный сбыт. Правда, то, что выставлено в залах музеев, трудно выкрасть. Но ведь и в кладовых в упакованном виде сохраняются величайшие шедевры. Надо организовать их отправку за границу. Я сам, без перекупщиков, могу организовать сбыт. Таким образом можно получить очень крупные суммы. Потапов возражает: - Но это скомпрометирует нашу организацию. Мы не музейные воры. На Рейли такой довод не действует. - Для денег можно пожертвовать и репутацией. Наконец, надо посвятить в "дело" только узкий круг лиц. Он набросал записку, что именно следует воровать: "1. Офорты знаменитых голландских и французских мастеров, прежде всего Рембрандта. 2. Гравюры французских и английских мастеров XVIII века с необрезанными краями. Миниатюры XVIII и начала XIX века. 3. Монеты античные, золотые, четкой чеканки. 4. Итальянские и фламандские примитивы. 5. Шедевры великих мастеров голландской, испанской, итальянской школ". Потапов и Якушев, стараясь сохранять спокойствие, знакомятся с этой инструкцией... Неужели этот человек, у которого за душой нет ничего святого, будет отпущен для того, чтобы сохранить репутацию "Треста" как "контрреволюционной" организации? Теплый осенний день близится к вечеру, погода располагает к откровенной беседе. Рейли продолжает: - Другой способ добыть деньги - сотрудничество с английской разведкой. Необходимо показать этим господам из Интеллидженс сервис, чего вы стоите. Их интересуют, прежде всего, сведения о Коминтерне. "Трест" должен проникнуть в Коминтерн. Это трудно? При желании все возможно. Если нельзя добыть настоящие материалы Коминтерна, надо их создать. Письмо председателя Коминтерна помогло консерваторам одержать победу на выборах в британский парламент. Утверждают, что это фальшивка, но важен результат. Рейли в приподнятом настроении. Он - в Москве. Его слушают, как оракула, как приезжую знаменитость, слушают руководители "Треста", солидной подпольной монархической организации. Ему надо восстановить свою репутацию в Интеллидженс сервис. Но это не все: мог же сделать карьеру Муссолини? Чем он лучше Сиднея Джоржа Рейли? В лесу становится сыро. Солнце идет к закату. Возвращаются на дачу. По дороге Рейли отводит в сторону Якушева: этот представительный, с хорошими манерами господин более реально смотрит на вещи, чем остальные "деятели". Под строгим секретом Рейли сообщает Якушеву, что имеется источник, откуда можно получить 50 тысяч долларов. Рейли даст эти деньги с условием, чтобы они были употреблены на организацию хищений картин и других музейных ценностей, а также для проникновения в Коминтерн. - Генерал Потапов, видимо, чересчур щепетилен... Должен вам сказать, что такое дело - я говорю о перевороте - не сделаешь, если будешь соблюдать правила морали. Возьмем, например, террор. Савинков как-то говорил мне, что один его террорист не решился бросить бомбу в коляску сановника, потому что в ней были дети. Если вы будете руководствоваться такими принципами в борьбе с Советами, вы ничего не достигнете. А здесь речь идет не просто о терроре. Я рассматриваю свою деятельность шире - не только с точки зрения политической, но и как коммерсант - и хочу вас заинтересовать в этой сделке. В три ме