властная нота. Дюмерг вздохнул. Напоследок он поспешно перевязал лентой косицу, потом собрал полотенце, ножницы, гребень, щипцы для завивки и помаду в глубокий таз, поклонился и с оскорбленным видом удалился. - Итак, Мендвилл? - его светлость возлег на диван и, закинув ногу за ногу, принялся самодовольно их рассматривать. Собственные стройные ноги, затянутые в серые, с жемчужным отливом, шелковые чулки, входили в число очень ограниченного круга вещей, созерцание которых доставляло его светлости ничем не омрачаемое удовольствие. Но капитан переключил внимание лорда Уильяма на материи совсем другого рода. - Лорд Хиллсборо дает точные и ясные инструкции. - Вольно ж этому чертову политикану, сидя у себя в Лондоне, давать точные инструкции, - сварливо проворчал лорд Кемпбелл. Капитан Мендвилл не обратил внимания на последний комментарий. Он опустил глаза и прочитал вслух: - "Правительство решило положить конец, и скорый конец, неблагодарному и дерзкому неповиновению американских колоний, которое заставляет министров его величества так сильно страдать". - О, проклятье! Они, видите ли, страдают! - сказал представитель кабинета в Южной Каролине. Конюший продолжал: - "До сих пор мы проявляли чрезмерную снисходительность, но теперь она должна быть решительно отброшена. Чтобы утихомирить бунтовщиков, необходимо принуждение. Поэтому я желаю, чтобы вы, ваша светлость, без промедления конфисковали все оружие и снаряжение, принадлежащее провинции, насколько возможно привели в готовность провинциальные отряды и подготовились к приему британских регулярных войск, которые будут отправлены в самое ближайшее время". - Написано не без юмора, Мендвилл, - рассмеялся его светлость, - этакого невольного юмора с трагикомическим оттенком. Привести в готовность провинциальные отряды! Нет слов! Как будто провинциальные отряды сами не пребывают в полной готовности. Я никого ни о чем не спрашиваю, ломаю эту проклятую комедию, делая вид, что понятия не имею, к чему они готовятся, и что продолжаю считать их обыкновенной милицией, а они даже не утруждают себя притворством. Они разгуливают по улицам, как у себя дома, превратили город в свой гарнизон, устраивают смотры и учения прямо у меня под носом. Удивительно, как они еще не приходят ко мне за подписями на патенты для своих офицеров. Но если бы пришли, я, полагаю, подписал бы. А лорд Хиллсборо неплохо устроился у себя в Англии и шлет мне приказы! Боже мой! Последние фразы своей мрачно-саркастической тирады он почти выкрикивал, в запальчивости вскочив с места. - Значит, вы, Мендвилл, считаете письмо своевременным! - Оно своевременно, и это подтверждается делом, которое меня сюда привело, - сказал конюший. - Вы забываете о деревенских жителях. Чарлстон сам по себе может стать очагом мятежа, но выше по реке Брод-ривер люди остались верны королю и поддерживают тори. Они горят желанием сражаться. - Кто собирается сражаться? - нетерпеливо перебил его лорд Уильям. - Последние распоряжения, которыя получил, отправляясь сюда, заключались в том, что я должен примирить противников. Это единственная разумная для меня роль, и только такую роль, я уверен, мне необходимо было исполнять. Теперь я получаю другие распоряжения - применять насилие, вооружаться, готовиться к прибытию британских войск. Последнее сделать я могу. Но остальное... - Остальное тоже, если пожелаете, - заметил Мендвилл. - Как я могу этого желать? И кто может этого желать, пока остается хотя бы малейшая надежда на примирение? И почему нельзя его добиться? - Потому что эти люди его не хотят. Лексингтон вполне продемонстрировал это. В Массачусетсе... - Да-да. Но здесь не Массачусетс. Указы, действующие в северных провинциях, жителей Южной Каролины не касаются. - Но возбуждают недовольство, - напомнил капитан Мендвилл. - И здесь бродят достаточно взрывоопасные настроения, которыми легко управлять и довести до кипения. - Большинство не сдвинется с места; каждый предпочитает блюсти собственные интересы. Нам незачем подталкивать их. - И все-таки Провинциальный конгресс существует, существуют очень активные его комитеты, и все эти противозаконные группировки управляют провинцией, то есть вами. - Управляют мною? - возмутился лорд Уильям. - Да я их не признаю! - Это ничего не меняет. Они есть - признаете вы их или нет. Они приходят к вам со своими антиправительственными требованиями в конституционной обертке, приставляют их ножом к горлу, и выставляют вашу власть на посмешище. - Но им не нравится идти на поклон, как не понравилось бы и нам; и коль скоро они сильнее нас, но не пользуются своей силой, то получается, что они, по сути, лояльны и стремятся к сохранению мира. В душе я уверен в этом - да что там - я это знаю. У меня есть родственники среди тех, кого вы называете мятежниками. - А как называет их ваша светлость? Лицо лорда Уильяма исказил гнев, но он все же сдержался. Как ни досадно, он вынужден был признать, что Мендвилл, который провел в Чарлстоне уже два месяца, гораздо лучше разбирается в каролинских делах, чем он, приехавший лишь две недели назад. В противоборстве с конституционной Палатой Общин Ассамблеи, незаконно преобразованной в Провинциальный конгресс и действовавшей через такие же незаконные подчиненные комитеты, губернатор всецело зависел от Мендвилла. Поэтому ему и приходится сносить дерзость конюшего, которую при других обстоятельствах он никогда бы не стерпел. - Как, право, назвать их иначе? - сменил тон Мендвилл, хотя настойчивости не убавил. Потом, с радостным оживлением, добавил: - Да, чуть не забыл: у меня для вашей светлости припасено еще кое-что. Пришел Чини. Губернатор изумился: - Чини? - Его отпустили. Лицо сэра Уильяма просветлело: - Вот видите! Это доказывает их миролюбие! - Но они никак не объяснили его арест и не извинились. Чини сам обо всем расскажет, если вы захотите его принять. - Конечно, я поговорю с ним. - Вместе с ним его друг, видно, тоже из захолустья, с виду неглупый парень. Он был сержантом у Кекленда. - Впустите обоих. Мендвилл вернул Иннесу письмо лорда Хиллсборо и покинул кабинет. Губернатор приблизился к окну и начал рассеянно глядеть на улицу, теребя подбородок. Последнюю новость лорд Уильям воспринял с облегчением; дело угрожало его авторитету, потому что требование освободить Чини открыто игнорировалось. Возможно, именно поэтому, когда капитан Мендвилл ввел Чини вместе с Диком Уильямсом, им был оказан радушный прием. - Он служил сержантом у Кекленда, - повторил капитан Мендвилл, представляя Дика Уильямса. - А перед тем? - поинтересовался его светлость из чистого любопытства, которое пробудил в нем молодой человеком в поношенном платье, но благородной и привлекательной внешности. - Скромный владелец табачной плантации, - ответил Уильямс. - У меня немного земли между Салудой и Брод-ривер. Подарок короля - так, Чини? - Угу. Это факт, - сказал тот, не подымая глаз. Его светлость подумал, что понял источник верноподданности парня. - Вы, следовательно, многим ему обязаны, сэр? Это очень хорошо. Хотел бы я, чтобы все были так же верны долгу, как люди в вашей глуши. Ну, а вы, Чини? Какие основания для вашего ареста предъявил комитет? - Только то, что я приехал вместе с Кеклендом, как вот и Дик. Дику повезло, что его не видели в компании с Кеклендом. - Но не могли же они преследовать вас только за то, что вы были с Кеклендом? - Смогли бы, если б я этого не отрицал. Я клялся и божился, что их агент, донесший, будто я состоял в личной охране Кекленда, обознался. Я упирал на то, что мы повстречались случайно за городом, на Индейской тропе, и вместе только въехали. Но я ничего не знал о том, что он дезертировал из Провинциальной армии. Я твердил одно и то же, хотя они пытались сбить меня с толку. Они позволили мне уйти только после того, как поняли, что ничего от меня не добьются. Но мне небезопасно задерживаться в Чарлстоне, сэр. - Почему же? Раз уж они тебя отпустили... - Да-да, но они могут разузнать что-нибудь новое, схватят меня снова, и тогда... - он замолчал со скорбным выражением на уныло-туповатом лице. - Что тогда? Уильямс ответил вместо него. - Они вымажут его дегтем и обваляют в перьях, - небрежно пояснил он. - За что? За то, что он человек короля? Да это просто какой-то жупел. Почему бы им тогда не вымазать дегтем и меня? Нечто похожее на полуулыбку промелькнуло на худом лице лже-Дика Уильямса. - Ваша светлость - большой человек; вас защищает ваше положение. А мы - мелкая сошка, исчезновения которой никто не заметит. Мы играем своими жизнями, и когда нас казнят... - Он усмехнулся и пожал плечами. - Нет, никто не станет ничего предпринимать. - Вы не правы. Я бы проследил, чтобы виновных наказали. - Это утвердило бы ваше влияние, но едва ли принесло бы нам пользу. - Они не посмеют этого сделать. Нет, не посмеют! - веско сказал лорд Уильям. - Они сделали бы это с Кеклендом, если б схватили его - правда, Чини? - Да, это факт, - сказал Чини. - Комитет этого не скрывал. Они казнили бы Кекленда, попади он к ним в лапы, как всякого шпиона. - Выходит, они обвиняли его в том, что он шпион? - Да; и будь у них достаточно оснований обвинить меня в том же, я не стоял бы сейчас перед вами. Если вы не возьмете меня под свою защиту... Мне страшно, ваша светлость. Лорд Уильям обратился к молчавшему конюшему: - Что с ними делать, Мендвилл? - Отправить обоих с Кеклендом, - коротко посоветовал тот. Наступило недолгое молчание. - Да, но куда вы отправите Кекленда? - спохватился Уильямс. - Пока не решено, - ответил лорд Уильям, - сейчас он в безопасности на борту "Тамар". Мнимый сержант беспечно рассмеялся: - Если угодно вашей светлости, посылайте с ним Чини - он боится. Мне рано опускать знамена. Я пришел служить моему королю... ну, и себе маленько. Мне еще надо свести старые счеты с одним парнем по имени Гарри Фицрой Лэтимер. Упоминание этого имени пробудило в Мендвилле новый интерес к Дику Уильямсу. Он устремил на него испытующий взгляд, обладавший, казалось, особенной проницательностью оттого, что темные глаза капитана контрастировали с его светлыми волосами. - Лэтимер! - воскликнул он и после паузы добавил: - А что у вас с этим Лэтимером? Уильямс заколебался, будто резкий тон насторожил его. - ...Ваша честь его знает? - Я задал вопрос, - жестко сказал капитан. Уильямс, как бы раздумывая, предостерег: - Мой ответ может обидеть вас, капитан, если Лэтимер - ваш друг. - Мой друг! - неприязненно скривился Мендвилл, - вы полагаете, у меня есть друзья среди мятежников? - О нет, только этот, - Уильямс повернулся к его светлости. - Мистер Лэтимер - один из богатейших плантаторов в провинции, а может, и во всех тринадцати колониях, и у него множество друзей среди тори. Взять, например, сэра Эндрю Кэри, барона Фэргроува, - он из самых ярых тори, а Лэтимер собирается жениться на его дочери. Мендвилл посмотрел на него высокомерно. Оказывается, парень не слишком хорошо информирован. - Это была случайность. Теперь дело обстоит иначе. Сэр Эндрю - мой друг и мой родственник, и я лично слышал от него, что негодяй Лэтимер никогда больше не переступит порога его дома. Добавлю, что я с Лэтимером не знаком и никогда его прежде не встречал, хотя мне отлично известны его делишки - как, впрочем, и лорду Уильяму. - Да, уж, - проворчал его светлость, - этот тип - паршивая овца в стаде. Если бы провинция избавилась от таких, как он да еще смутьян Гедсден, все было бы проще. - Ну, так говорите смело - что вы о нем думаете? - предложил конюший. - Какая кошка между вами пробежала? - Всего лишь тяжба. Эта алчная лиса самовольно передвинула границы и оттяпала около пятидесяти акров от подаренной мне земли, - голос Уильямса вибрировал от презрения. - Вот вам и благородный джентльмен. Человек, богатый, как Крез, не побрезговал кражей земли у Лазаря вроде меня. Таковы душонки этих бандитов с большой дороги. Все они одним миром мазаны. У них нет ни верности своему королю, ни страха перед Богом, ничего святого. - Но вы имеете право апеллировать к закону, - напомнил лорд Уильям, пораженный подобной низостью. - Закон! - саркастически воскликнул Дик Уильямс. - Законы у нас в Южной Каролине стряпают такие, как мистер Лэтимер. Богатые плантаторы правят провинцией и никогда не станут издавать законов друг против друга. - Мы изменим их, Уильямс, когда уладим беспорядки. - На это я и надеюсь, сэр, за то и сражаюсь. - В его синих глазах вспыхнуло пламя, худое бледное лицо покрылось пятнами румянца, - Потому я и готов жизнь положить за короля, чтобы мы могли, наконец, судить набобов, подобных мистеру Лэтимеру. Он и без награбленного жил, словно князь. Хищный мерзавец! - Его мы будем судить, не сомневайтесь, - веско произнес капитан Мендвилл. - Он сам затягивает петлю на своей шее. Фактически он уже затянул ее! - Что вы говорите, капитан? - оживился Уильямс. - То, что сказал, - отвечал Мендвилл, но обсуждать эту тему не стал. Однако Уильямс желал продолжить и переминался, вертя шляпу в грязноватых руках. Тогда лорд Уильям направил беседу в другое русло, вернее, вернул ее к тому, с чего она начиналась. - Что вы намерены делать дальше, Уильямс? Куда отправитесь? - Я? Почему бы не туда, откуда приехал? Обратно, за Брод-ривер. Так что, если ваша светлость имеет какие-нибудь сообщения или письма для Флетчелла, Куннингхэмов, Браунов либо других верных людей, то я как раз тот, кто может их передать. - Письма... - улыбнулся лорд Уильям. - И вы еще говорите, что служили у Кекленда. Нет, нет. Да и нет у меня для них писем. - Если бы вы сочли меня таким же внушающим доверие, как другие - те, кто уже выполнял поручения вашей светлости... - Другие? - удивился губернатор. - Я не отправлял никаких писем. Кто вам сказал? - Я всего лишь предположил, ваша светлость. Ибо как еще поддерживать связь с далекими местами? - Только не письмами, - губернатор с видом знатока скептически покачал головой из стороны в сторону. - Тогда устно. Поверьте, я всецело ваш человек. Вы не хотите передать никаких сообщений? - Никаких. Передайте только, чтобы держали людей наготове. - Разве вы не приказываете им начать вооружаться? - Нет. Пока нет, если только у них не припасено в достатке вооружения и они не решат, что уже достаточно сильны. Красивое юное лицо Уильямса разочарованно вытянулось. - О, сил у них мало, и оружия тоже - это мне известно. Кроме того, там побывал Драйтон со своими антиправительственными речами, и ряды наши поредели. - Новости несвежие, - вставил капитан Мендвилл. - Да, по-видимому, это так, - вздохнул Уильямс. - Если бы мы могли рассчитывать на войска его величества! - Потерпите, - отвечал ему лорд Уильям, - вы их непременно получите. Господь нам их посылает или кто-то другой, но вскоре ожидается их прибытие. Взгляд Уильямса вновь зажегся нетерпением. - Неужели, ваша светлость? - спросил он, затаив дыхание. Молодой губернатор прошел за письменный стол. - Вчера я еще не смог бы этого утверждать. Но сегодня получено письмо от королевского секретаря, - он указал на конверт, и Уильямс заметил, как омрачилось его лицо, а глаза погрустнели. - Его величество решил привести к повиновению весь континент - целиком. Так всем и передайте. - Сэр, это развеселит их сердца, как развеселило мое. Ваша светлость имеет в виду, что к нам посланы солдаты из самой Англии? - Да, именно так - сюда, в Чарлстон. - Но в голосе лорда Кемпбелла не чувствовалось радости. - Если мятежники не склонят свои упрямые головы, город очень скоро превратится в театр военных действий. - Добрая весть, честное слово! - Молодой человек не сдерживал ликования. Капитан Мендвилл и даже безмолвный секретарь снисходительно улыбнулись, глядя на его оживление, но лорд Уильям оставался угрюмым. - Лишь одна новость обрадовала бы меня сильнее, - добавил Уильямс, - это если бы я узнал и был уверен наверняка, что Лэтимера повесят - как вы, ваша честь, пообещали. Но если вы подразумевали наказание за его поездки в Бостон или куда-то еще, то я сомневаюсь, что для обвинения хватит оснований. Ведь вам известно - он не так активен, как Драйтон и прочие. Если уж не удается привлечь к суду Драйтона - что можно сделать с Лэтимером? - Против него у нас имеется кое-что посерьезнее, - сказал лорд Уильям. - Если не хватает доказательств, мне доставило бы удовольствие получить их для вашей светлости. - Не нужно, - благосклонно произнес губернатор, - я думаю, доказательства собраны полностью. Вы хороший парень, Уильямс. Я хочу показать вам нечто, благодаря чему вы вернете вашу землю, причем, возможно, с процентами - несколько акров мистера Лэтимера вам не повредят. Это должно вдохновить вас и в дальнейшем верно служить королю, как служили вы до сих пор. Иннес, подайте апрельский список, - обратился он к секретарю. Мендвилл склонился к его светлости: - Вы полагаете, это... благоразумно? - спросил он вполголоса. Лорд Уильям нахмурился: ему показалось, что капитан Мендвилл чересчур много себе позволяет. - Благоразумно? В чем, по-вашему, тут может заключаться неблагоразумие? Разве я выдаю что-то, чего нельзя разглашать? Мендвилл поджал губы: - Необходимо принять меры к неразглашению источника информации. Он слишком ценен, чтобы им рисковать. - Ваш талант, Мендвилл, - указывать на очевидное. - Это оттого, что очевидное зачастую ускользает от вашей светлости, - возразил Мендвилл со спокойной дерзостью, которую не склонен был скрывать. - Будьте вы прокляты с вашим лестным мнением обо мне! Успокойте свое робкое сердце тем, что теперь очевидное от меня не укроется. - Он принял документ, протянутый Иннесом, и развернул, держа его в руках так, чтобы Уильямс мог прочесть. - Чье имя вы видите вот тут, в самом верху? Дик Уильямс будто с усилием вчитывался. - Я... Я неважно читаю, - сказал он. Темные глаза Мендвилла внезапно метнули на него подозрительный взгляд. - Но по вашей речи, сэр, - едко заметил он, - трудно предположить, что вы плохо читаете. - О, я умею читать, - без тени волнения парировал Уильямс, - я большой любитель книг. Но мне редко приходилось читать написаное от руки, - все время, пока он говорил, глаза его были прикованы к испещренному строчками листу, - а здесь к тому же неразборчиво. Какой бы плут это ни писал, его следовало бы отправить в школу обучаться крючкам и палочкам... Понял наконец! Скорее угадал, ей-Богу. Ну, конечно, это Гарри Лэтимер. - Именно Гарри Лэтимер, - подтвердил губернатор, сворачивая бумагу и возвращая ее секретарю. - Он в начале списка; а это перечень тех, кто участвовал в налете на наш королевский арсенал, когда Булль оставался моим заместителем. Лэтимер - вожак всей шайки. Ограбление и высшая степень измены одновременно - вот что будет предъявлено ему в обвинении, когда в один прекрасный день разбойнику придется отвечать за содеянное. Дик Уильямс выглядел удивленным и озадаченным. - Но, мне казалось, он был тогда в Бостоне. - Очень многим так казалось. На самом же деле он провел три дня в Чарлстоне. И это было только одно из его дел. Дик Уильямс мрачно смотрел на губернатора. - И человек, составивший список, даст в суде показания? - Когда придет время. - Тогда почему бы вам не арестовать Лэтимера? - Арестовать? - Он сейчас в Чарлстоне, - сказал Уильямс, и капитан Мендвилл стремительно отреагировал: - Откуда вам это известно? - Утром, по пути сюда мы видели его на Брод-стрит, верно, Чини? Чини, вздрогнув, очнулся от тревожного уныния, в котором давно пребывал. - Это факт, - подтвердил он. Мендвилл, казалось, начал размышлять вслух: - Выходит, он вернулся. Вот как... - Да, вернулся. Это ваш шанс, если только вам удастся вытащить на свет Божий вашего свидетеля. Лорд Уильям махнул рукой: - Дружище, даже если офицеры шерифа исполнят мой приказ, в чем я сомневаюсь, раскрывать моего свидетеля пока нежелательно. Но мы ничего не потеряем, если подождем, уверяю вас. - Я понимаю, - сказал Уильямс, - открыть свидетеля означало бы потерять агента во вражеском лагере. Ясно, - он вздохнул. - Ладно, я буду терпелив, сэр, пока мы не сможем предъявить счет нашему благородному джентльмену. - Он оживился: - Я передам ваши слова у себя в округе. Я отправляюсь немедленно - нет смысла задерживаться в Чарлстоне. Если ваша светлость желает сказать что-нибудь еще... - Нет. Думаю, нет. Буду вам обязан, если вы передадите то, о чем мы говорили, и сообщите мне, когда будете здесь в следующий раз. Теперь осталось определить, как быть с вами, Чини. - Как прикажет ваша светлость, - промямлил Чини. Но деятельный Дик Уильямс опередил: - Возвращайся со мной, Чини. За Брод-ривер ты будешь в относительной безопасности. А из Чарлстона сравнительно легко выбраться через пристань. Кроме того, с мушкетом в руках ты принесешь своему королю больше пользы, чем прячась на борту военной посудины. - Честное слово, мне все равно куда идти, лишь бы не оставаться в Чарлстоне. - Ну, так ты поедешь со мной, дружище. - Да, да. Так будет лучше, - сказал Чини, не имевший, казалось, ни единой собственной мысли. - Полагаю, и в самом деле, так будет лучше, - согласился лорд Кемпбелл и обратился к секретарю: - Иннес, выдайте по десять гиней каждому. Но Уильямс отшатнулся: - Сэр! - в голосе его прозвучала укоризна. - Черт возьми! В чем дело? - изумленно воззрился на него губернатор. - Я шпион, сэр, говорю без обиняков. Я шпион и горжусь этим. Но деньги я не беру. Я шпионю из чувства долга, да еще ради развлечения - оно скрашивает скуку. Глядя в его насмешливые смелые глаза, лорд Уильям без труда поверил такому нелепому заявлению. - Ей Богу, мистер Уильямс, - сказал капитан Мендвилл, - странное у вас чувство юмора. - Так и есть, не правда ли, Чини? - Это факт, - затверженно повторил Чини, подставляя ладонь, в которую секретарь насыпал золота. Вслед за тем они ушли, и лорд Уильям расположился на диване. - Занятный и славный малый... - проговорил он, шаря рукой в поисках табакерки. - Впервые беседовал со шпионом без отвращения. Нет, он не похож на настоящего шпиона. Он слишком мало рассказал о себе. - Зато он сообщил кое-что интересное о Гарри Лэтимере, - в раздумье произнес от окна Мендвилл. - Интересное - возможно. Но вряд ли полезное. Если бы Уильямс предстал перед комитетом вместо этого болвана Чини, мы могли бы что-нибудь через него выяснить. - Возможно, мы выяснили бы что-нибудь и у Чини, если бы вы его расспросили. Его светлость зевнул. - Я забыл, - сказал он. - И Уильямс так много говорил. А, не имеет значения. Какой прок в информации, если нельзя ее использовать? И слава Богу, что нельзя. - И он рассеянно набрал щепоть табаку из табакерки. Глава IV. Фэргроув В верхней комнате своего особняка у бухты Лэтимер старался привести себя в порядок. Требовалось снять грим и сменить костюм Дика Уильямса на более подобающее случаю платье. Но когда Джонсон почтительно спросил, что оденет его честь, тот отослал слугу, закутался в халат, присел к туалетному столику и задумался, удрученно опустив голову. Вошедший через четверть часа Джулиус застал его все в том же положении. Джулиус, невысокий пожилой негр с курчавыми седыми волосами, выглядевшими, словно парик, поставил возле хозяина поднос, налил в серебряную чашку дымящегося шоколада и, повинуясь нетерпеливому жесту Лэтимера, быстро удалился. Лэтимер снова остался наедине со своими мыслями. Этим утром он достиг цели, и даже с большим успехом, чем можно было предполагать. Он видел список и узнал все, что хотел. Однако успех не поднимал настроения, а, напротив, нагонял глубокую тоску: список был составлен знакомой рукой. Гарри не хуже своего знал почерк Габриэля Фезерстона, сына управляющего имением Фэргроув. Управляющий прослужил у сэра Эндрю Кэри тридцать лет, и пользовался доверием и благосклонностью баронета, которые распространялись и на молодого Фезерстона. Когда для юного Лэтимера выписали учителя, Габриэль посещал уроки вместе со своим сверстником. Целых два года они вдвоем корпели над учебниками, а когда Лэтимер уехал завершать образование в Англию, еще долго переписывались. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Гарри хорошо помнил и сразу узнал его почерк. Открытие того факта, что Фезерстон работает на лорда Уильяма, позволяло сделать вполне определенные выводы. Сейчас Лэтимер удивлялся собственной ненаблюдательности, а сейчас как будто пелена упала с глаз. С того момента, как Габриэль Фезерстон переметнулся к Каролинским Сыновьям Свободы и добился своего избрания в Генеральный комитет Провинциального конгресса, Лэтимер обязан был учитывать вероятность двурушничества в его поведении. Теперь он это сознавал, а тогда, благодаря собственному стремительному обращению в новую веру, воспринимал поступок Габриэля, как должное. Лэтимеру следовало помнить, что молодой Фезерстон находится в сильной зависимости от сэра Эндрю, ведь Кэри, узнав, что сын его управляющего - изменник, немедленно выгнал бы старика. Однако этого не произошло; следовательно, в деле замешан сам баронет. Скорее всего, так оно и было - Габриэля послали шпионить за Провинциальным конгрессом по совету сэра Эндрю. Теперь Лэтимер стоял перед необходимостью объявить о своем открытии. Чрезвычайное совещание, уполномочившее его провести расследование, должно было вновь собраться в шесть часов вечера в доме Генри Лоренса. Отчитаться Лэтимер был обязан любой ценой, но цена казалась непомерно высокой. Дело не в том, что он жалел Фезерстона или симпатизировал ему. Прежде Гарри питал к нему дружеские чувства, но теперь это не имело значения - от них не осталось и следа. Фезерстон - негодяй и продажная тварь, и только глупец будет попусту расходовать свое сочувствие на того, кто без колебаний готов накинуть петлю на шею ближнего. Однако остается сэр Эндрю. В отношениях Гарри со своим бывшим опекуном и ближайшим другом, отцом Миртль, уже произошел перелом, но до последнего времени Лэтимер надеялся на их восстановление. Теперь разрыв должен стать окончательным и бесповоротным, ибо можно не сомневаться в том, что последует за разоблачением Фезерстона. Как бы ни колебались остальные члены Совета безопасности, Гедсден настоит на казни предателя. Фезерстон поплатится жизнью за дела, в которые его вовлек сэр Эндрю, и уж тогда Гарри бесполезно ждать снисхождения от своего приемного отца. Миртль будет потеряна для него навсегда. И все же он обязан разоблачить Фезерстона. Удача обернулась тяжелой дилеммой; Лэтимер оказался меж двух огней. Прошло немало времени, прежде чем его осенило: существует компромиссное решение! Можно устранить Фезерстона, не покушаясь на его жизнь и одновременно положить конец шпионажу. Лэтимер быстро принимал решения, и, как только эта идея пришла ему в голову, немедленно начал действовать. Мешкать нельзя было ни минуты. Он поднялся, позвонил в колокольчик и, когда вошел слуга, приказал отправить посыльного к мистеру Айзарду с просьбой о встрече, а затем принести костюм для верховой езды. Приблизительно в то же время, около полудня, капитан Мендвилл выехал верхом в Фэргроув, обширное имение сэра Эндрю на берегу Бэк-ривер. При виде всадника на чистокровной вороной кобыле - красавца в алом мундире с золотым шитьем, белых лосинах и лаковых кавалерийских сапогах - дрогнуло бы сердце любой горничной, случись ей украдкой заглядеться на него сквозь зеленые жалюзи, когда он проезжал мимо. Сто лет назад Калпипер спроектировал Чарлстон на открытой местности, допускавшей просторную, геометрически правильную планировку, которой не сыщешь в Старом Свете. На европейский взгляд губернаторского конюшего, Митинг-стрит, откуда он начал свое путешествие, выглядела не улицей, а живописной вязовой аллеей. Дома по обе стороны окружали ухоженные сады; темно-красные кирпичные стены домов недавней постройки были увиты виноградными лозами; старые, добротные дома, сложенные из бревен черного кипариса, смотрели на улицу торцами, а фасады с широкими верандами утопали в зелени. Тонкий аромат поздних тюльпанов, завезенных сюда первыми поселенцами из Голландии, смешивался с густым запахом жасмина, жимолости и нагретой солнцем сосновой смолы. Капитан свернул на Брод-стрит. Проскакав мимо церкви святого Михаила с высоким шпилем, очень напоминающей творение Рена[14], и церковь св. Мартина-в-Полях, он выбрался на площадь, украшенную статуей Питта, которую лет пять назад соорудили в знак уважения провинции великому выходцу из народа. Здесь множество экипажей и пешеходов вынудили капитана перейти на шаг. Ему попадались компании моряков всех рангов, сошедшие с кораблей поглазеть на город; на перекрестке под наблюдением смуглого надсмотрщика толпились негры в ярких полотняных одеждах; навстречу куда-то спешили три индейца племени катоба, увенчанные перьями и закутанные в шерстяные одеяла кричащей расцветки. Каждый из них вел под уздцы вьючную лошадь с товарами, полученными в обмен на шкуры, привезенные из-за Камдена. Не раз капитан Мендвилл натягивал поводья, уступая дорогу тяжелой карете богатого плантатора, высокому фаэтону с невозмутимыми, как бронзовые изваяния, ливрейными грумами на запятках или крытым носилкам на ременных лямках, в которых за черными занавесками модницы совершали экскурсии по галантерейным лавкам. Из всех городов Северной Америки Чарлстон в наибольшей степени сочетал в себе роскошь и изысканность Старого Света с благополучием и изобилием Нового. Понятно, что безбедное существование жителей города не способствовало широкому распространению революционных настроений. Попадались, правда, горячие головы вроде Кристофера Гедсдена и новоявленного республиканца Гарри Лэтимера; была неуправляемая толпа ремесленников, мастеровых и прочих, кому почти нечего было терять и кто всегда готов на любые авантюры; но тон задавала состоятельная олигархия плантаторов и торговцев - они обладали в Южной Каролине неоспоримой властью и, в общем-то сочувствуя обиженным северянам и противникам деспотизма королевских чиновников, заняли тем не менее выжидательную позицию и не предпринимали активных действий. Ведь в случае поражения им грозила утрата личного состояния и благополучия. Такая же пассивность охватила и убежденных тори. Среди них тоже имелись фанатики, которые, подобно Эндрю Кэри и Флетчеллу, отбрасывали всякие расчеты, когда речь заходила о верности трону. Но в основном, как и противная сторона, тори стремились прежде всего избежать открытого столкновения. Судьба определила Каролине второстепенную роль в конфликте с метрополией. Известие о стычке при Лексингтоне сначала вызвало брожение умов, но вскоре все снова улеглось. Конгресс выработал очередную петицию королю, и люди предпочитали надеяться, что согласие будет достигнуто и жизнь войдет в нормальную колею. Мендвилл смотрел на будущее колоний пессимистически. Однако, не лишенный чувства юмора, он забавлялся тем, что невозмутимо обменивался приветствиями с офицерами в голубых мундирах Провинциальной милиции. Эти полузаконно созданные отряды ополченцев предназначались для антиправительственных действий. Когда капитан проезжал мимо, офицеры приподнимали свои шляпы с черными кокардами, но Мендвилла не обманывало их показное дружелюбие: его мундир был для них, конечно, что красная тряпка для быка, и, несмотря на приятельские улыбки - со многими капитан играл, охотился или заключал пари на петушиных боях и скачках - они, когда наступит срок, так же улыбаясь, перережут ему глотку. Мендвилл ко всему этому привык. Он приехал в колонию служить своему королю. О себе капитан, вздыхая, думал как о "бедняге младшем сыне". В действительности он был даже младшим сыном младшего сына. В лучших традициях младших отпрысков знатных домов он промотал значительное состояние, унаследованное от матери - его отец в свое время женился на богатой наследнице - и попал в зависимость от государства, что в Британии свойственно исключительно младшим сыновьям в семье[15]. Правда, Мендвилл являлся наследником титула и состояния своего бездетного дяди, графа Челфонта. Но энергичный дядюшка отличался в свои пятьдесят пять лет отменным здоровьем, жили в роду Мендвиллов подолгу, и капитан не льстил себе надеждой на кончину графа, которая могла наступить очень не скоро. Мендвилл не стал губить молодые годы в бесплодных мечтаниях и отправился, как было принято в его кругу, на королевскую службу в колонии, собираясь одновременно сослужить службу и себе - по примеру своего отца, а равно и лорда Уильяма Кемпбелла, тоже младшего сына, женившегося на Салли Айзард и приданом в пятьдесят тысяч фунтов. Колонии представляли собой, можно сказать, обширные охотничьи угодья, где колониальные наследницы служили вожделенной добычей для младших сыновей, великолепно умевших использовать в качестве приманки знатное имя. Ко всему прочему, капитан Мендвилл отправлялся в Америку, заранее зная, где искать дичь. Сэр Эндрю Кэри, богатый и влиятельный южнокаролинский тори, по материнской линии происходил от первого владетельного лорда Мендвилла и так гордился этим, что склонен был считать свою принадлежность к знатному древнему роду гораздо менее отдаленной, чем на самом деле. Сэру Эндрю не посчастливилось обзавестись сыновьями, он воспитывал единственную дочь, и ему, естественно, будет лестно выдать ее за Мендвилла, укрепив этим родством свои геральдические притязания. Лишь одно упустил из виду дальновидный капитан - существование мистера Гарри Фицроя Лэтимера из Санти Бродс, хозяина баронства Лэтимерского на реке Салуда, - и это упущение могло свести на нет все его расчеты, если б не особая милость провидения, благодаря которой Лэтимер обвинялся нынче в мятеже. Оскорбленный сэр Эндрю намекнул "племяннику", что отношения с Лэтимером напоминают ему басню о змее и дровосеке, но роль дровосека он играть не намерен. Когда глаза капитана Мендвилла, от внимания которого ускользало весьма немногое, заметили исчезновение с пальца Миртль усыпанного бриллиантами золотого обручального кольца, он счел заочный поединок почти выигранным и старался не придавать значения ее бледности и апатии. В совершенстве владея собой, Мендвилл, пока она горевала, никак не проявлял своих намерений, но втайне подумывал о будущем. Он знал, на чем держится мир, знал и человеческую природу: не было еще такой сердечной раны, которую не исцелило бы время. Нужно только набраться терпения и сдерживаться, пока процесс заживления не продвинется достаточно далеко; с остальным он справится играючи. Надежды капитана Мендвилла были не так уж беспочвенны. Миртль не скрывала, что он ей симпатичен, и сейчас, когда она так страдала и нуждалась в утешении, ее отношение к "кузену" Роберту неизбежно становилось все теплее. Вдобавок он заручился заверениями сэра Эндрю в полной благосклонности и поддержке. Сэр Эндрю весьма прозрачно намекал, что не потерпит в зятьях отступника Лэтимера - этого неблагодарного негодяя, которого он не пустит даже на порог своего дома - из чего капитан не без удовольствия заключил, что путь к сватовству расчищен. До сих пор он продвигался вперед по этому пути осторожно, а сейчас, чуя близкую удачу, скакал в Фэргроув с ворохом новостей, полученных от Дика Уильямса. Мендвилл свернул на Кинг-стрит, где движение было не слишком оживленным, и, ослабив поводья, устремился к городским воротам. На песчаной пустоши за недостроенными укреплениями, возведение которых началось около двадцати лет назад, но потом было заброшено, он увидел большой отряд милиции, обучавшийся строевым приемам. Провинциальная милиция состояла главным образом из молодых мастеровых. Вид красного мундира Мендвилла вызвал среди них пяток непристойных шуток, отпущенных ему вслед, правда, в относительно добродушном тоне. Не обращая на них внимания, капитан поскакал во весь опор по старой Индейской тропе через сосновые пустоши - безлюдные песчаные дюны, не оживленные никакой растительностью, кроме сосен, казавшихся черными и источавшими на солнце терпкий аромат. Вскоре он подъехал к рукаву Купера, Бэк-ривер, где дед нынешнего Кэри выстроил Фэргроув. Дорога вела через болото; за ним местность приобретала, наконец, более цветущий вид. Около двух часов пополудни Мендвилл на взмыленной лошади миновал железные ворота Фэргроува. От них начиналась широкая, приблизительно в милю длиной, аллея, засаженная вирджинскими дубами и рассекавшая надвое парк, разбитый вокруг величественного особняка Эндрю Кэри. Фэргроув, прямоугольное здание классической архитектуры в стиле королевы Анны[16], с белыми жалюзи на высоких окнах, был построен пятьдесят, а то и больше, лет тому назад из кирпича, вывезенного из Англии вместо балласта на кораблях. За прошедшие годы дом немного постарел и потускнел от непогоды, что только дополнительно придало ему благородства. Выходя с аллеи на полукруглую, усыпанную гравием дорожку, можно было легко вообразить себя перед английским сельским замком где-нибудь в Кенте или Суррее. Подъездная дорожка вела к парадной лестнице и портику, а по обе строны от нее под сенью кряжистых кедров тянулись подстриженные газоны; на севере парк обрывался крутым спуском к реке. Черный грум принял лошадь капитана. Дворецкий Римус провел его в длинную прохладную столовую, где сэр Эндрю, только что вернувшийся с плантации, подкреплялся утренним пуншем. Он был в кавалерийских сапогах; на столе лежали брошенные им перчатки и отделанный серебром хлыст. Сэру Эндрю прислуживала дочь, которая выглядела какой-то вялой отрешенной. Утром она получила письмо от Гарри из Саванны; содержание письма разительно отличалось от того, на что она в душе надеялась, и жизнь казалась ей конченой. Сэр Эндрю, крупный и грубоватый, выглядевший в своем сером сюртуке и бриджах типичным английским сквайром, поднялся навстречу гостю. - Роберт, мой мальчик, мы чрезвычайно рады. Римус, пунш для капитана Мендвилла. Интонация, с которой былы произнесены эти сами по себе малозначащие слова, была самой сердечной, а лицо хозяина выражало искреннюю радость. Мендвилл склонился перед Миртль и поцеловал кончики ее пальцев. Это была высокая и стройная девушка в узком сиреневом платье; темные локоны обрамляли ее лицо и шею. Она одарила кузена искренней дружеской улыбкой, на мгновение тронувшей ее безжизненные губы, затем подошла к массивному буфету и вместе с Римусом занялась приготовлением пунша. - Вижу, скука вас порядком уморила, - добродушно пошутил сэр Эдрью. - Непохоже, чтобы губернатор перегружал вас работой. - Вероятно, это продлится недолго, и, клянусь, чем скорее кончится, тем лучше. - Мендвилл взял с подноса бокал с пуншем и поблагодарил мисс Кэри. - За погибель всех заговорщиков! - провозгласил он тост и пригубил напиток. - Аминь, аминь, - торжественно пробасил сэр Эндрю, тогда как Миртль изменилась в лице и отвернулась. Хозяин и капитан уселись за стол друг напротив друга. Стекло и серебро, казалось, плыли по его гладкой полированной поверхности, отражавшей, словно вода в омуте, силуэт сидящ