ей у окна мисс Кэри. Она повернулась спиной к свету, чтобы никто не заметил ее переживаний. Сэр Эндрю набил длинную трубку табаком из серебряной табакерки, и Римус поспешил к нему с тонкой зажженной лучиной. - Предлагать вам трубку, разумеется, бесполезно, - прошамкал баронет с мундштуком в зубах, и брезгливый Мендвилл, не выносивший табачного дыма, с улыбкой согласился. - Вы многое теряете, Боб. Попробуйте - это же прекрасный табак. С плантаций Лэтимера. - По лицу сэра Эндрю пробежала тень. Он вздохнул: - Негодяй обучился этому делу в Вирджинии, но сам от всех держит в секрете. Скрытная лиса - впрочем, как и во всем остальном. Вам надо попробовать трубку, Мендвилл, она здорово успокаивает. Но капитан, еще раз улыбнувшись, покачал головой. - Что нового в Чарлстоне? Мы здесь отрезаны от мира. Вы были вчера на балу у старого Айзарда? Я тоже там был, но Миртль не ездила. Хандрит из-за черной неблагодарности проклятого мерзавца, который мизинца ее не стоит. - Вы должны привезти ее в четверг на бал к миссис Брютон. - Непременно. - Мне туда не хочется, - откликнулась Миртль неуверенно, но капитан мягко возразил: - Нет-нет, моя дорогая Миртль! Это долг, никак не меньше. Бал дается в честь губернатора, и считается официальным мероприятием. В эти печальные времена лорду Уильяму требуется поддержка каждого лояльно настроенного мужчины и каждой женщины. В самом деле, сэр Эндрю, он просил передать, что сожалеет о вашем отъезде из Чарлстона и что вам лучше было бы вернуться. Сэр Эндрю начал горячо уверять, что без промедления вернулся бы в город, но там слишком смердит - смрад измены вызывает у него тошноту. В самом деле: сидеть в имении в это время года было для него необычно, и он наверняка не остался бы тут после приезда губернатора, если бы не обстоятельства его последнего посещения Чарлстона и не данная сэром Эндрю клятва, что он не вернется туда до тех пор, пока в этом мерзком месте витает дух мятежа. Он покинул город в середине февраля, на следующий день после объявленного Провинциальным конгрессом "Дня смирения, поста и молитвы перед всемогущим Господом с благоговейной просьбой к Нему ниспослать королю истинную мудрость, помочь обретению свободы Северной Америкой и отвратить бедствия гражданской войны". Ничего более кощунственного сэр Эндрю не мог себе представить. Это казалось ему самым великим богохульством, когда-либо исходившим из человеческих уст. Когда же он услыхал, что все места богослужения в Чарлстоне переполнились бездельниками и глупцами, собравшимися на бунтовщическую молитву, когда собственными глазами увидал членов Провинциального конгресса во главе со спикером Палаты общин Лаундсом в пурпурной мантии, алонжевом парике и с серебряным жезлом, которые торжественной процессией шли к церкви святого Филиппа, негодование сэра Эндрю не позволило ему оставаться более в городе, который, как он ожидал, могла в любую минуту постичь та же кара, что обрушилась на Содом и Гоморру. Он метался в бессильной ярости; немногим мог он выразить свое отвращение к этому событию, но это немногое сделал - закрыл свою резиденцию на Тредд-стрит и уехал, отряхнув со своих ног прах измены. С тех пор Кэри поселился на плантации и оставался бы там безвыездно, не вызови его вице-король, повиноваться которому он почитал своим святым долгом. - Мы будем там завтра, Боб, живыми или мертвыми, и умножим число друзей короля. - Поставив таким образом на этом точку, он осведомился о новостях. Мендвилл напустил на себя печальный вид и, как бы сожалея, что приходится об этом говорить, дал подробный отчет об утренней беседе у губернатора, особо остановившись на выдвинутом Диком Уильямсом обвинении Лэтимера в подлости по отношению к менее влиятельному соседу. Сэр Эндрю протянул с сомнением: - На Гарри Лэтимера это непохоже. Миртль резко поднялась и шагнула к ним от окна. - Это неправда! - сказала она гневно. - Я и сам с трудом в это поверил, - дипломатично согласился капитан. - Люди не часто совершают бесчестные поступки не имея на то серьезных оснований, а какие мотивы могли быть у богатого мистера Лэтимера для мелкого воровства? И все же... и все же...- Он на мгновение запнулся, будто преодолевая колебания. - Тот, кто способен забыть свою честь и долг перед королем... - Он не стал продолжать. - Да, да, - уступил сэр Эндрю с глухим недовольным ворчанием. - О нет, вы неправы, неправы! - настаивала его дочь. - Между этими поступками - огромная пропасть. Каким бы ни был Гарри, - он не вор; никто не заставит меня поверить в обратное. Мендвилл понял, что время еще не начинало своей целительной работы. - Никто не заставит тебя поверить, что он изменник, - раздраженно подхватил баронет, - никто не заставит тебя поверить в его скрытность - а он приезжает и уезжает украдкой, как вор. - Кстати, это напомнило мне, - произнес капитан Мендвилл, - что он сейчас в Чарлстоне. В изумленных взглядах обоих застыл немой вопрос. - Я узнал об этом все от того же Уильямса. Он утверждал, что видел его сегодня утром. - Так почему, ради всего святого, вы его не арестовали? - Нет, папа! - Миртль положила руку ему на плечо. - Девочка моя! Этот субъект больше тебе никто. Мендвилл желал бы разделить его уверенность. Между тем, он отвечал на возмущенное восклицание сэра Эндрю: - Лорд Уильям уже собирался подписать ордер, но... - он заколебался. - Ну? Что "но"? - Я убедил его не делать этого. - Вы убедили его?! - весь облик сэра Эндрю выражал недоумение, - Но почему? - Это было бы неразумно. Мы хотим избежать открытого конфликта и избегаем любых действий, которые могут к нему привести. Мистер Лэтимер - нечто вроде героя черни, а мы не хотим провоцировать толпу на поступки, требующие возмездия. - Видит Бог, они его заслуживают. - Может быть. И все же это опасно. Лорд Уильям это понимает. Кроме того, сэр Эндрю, есть и другая причина. Что бы ни сделал мистер Лэтимер, он все же дорог вашему сердцу. - Я вырвал его оттуда, - гневно отрубил сэр Эндрю. - Но остается еще Миртль, - со вздохом сказал капитан. - Как вы добры! - Глаза Миртль благодарно увлажнились. - Добры! - прорычал баронет, - Добры! Пренебречь своей прямой обязанностью! - Сомневаюсь, что мне следует выполнять свои обязанности ценою вашего страдания, пускай даже легкого. Вы стали так мне дороги за эти месяцы, что я не могу не считаться с вашими чувствами. Вдруг, прежде чем сэр Кэри или Миртль успели найти подходящие слова в ответ на подобое признание, дверь распахнулась, и Римус радостно объявил: - Маса Гарри, сэр. Старому дворецкому никогда не пришло бы в голову, что для визита мастера Гарри могут существовать какие-то препятствия, поэтому и проводил его сразу в столовую, где находился сэр Эндрю. Глава V. Мятежник Быстрыми, легкими шагами, с треуголкой и тяжелым хлыстом под мышкой, в комнату вошел Гарри Лэтимер. Старый негр прикрыл дверь снаружи, и в комнате воцарилось молчание. Сэр Эндрю, капитан Мендвилл и мисс Кэри застыли на месте. Оба джентльмена - старый и молодой - сидели; девушка, чье дыхание участилось, стояла позади отца, держась рукою за высокую спинку кресла. Читатель, разумеется, представляет, сколь противоречивые чувства бушевали в душе каждого из них, и понимает, что над всеми этими чувствами в тот момент преобладало нескрываемое изумление. Самым глубоим оно было у капитана Мендвилла. Он был не просто изумлен - он был озадачен. Ибо высокий и стройный молодой человек, стоящий перед ними и стягивающий перчатки, кого-то сильно ему напоминал. Он где-то уже видел этого человека и говорил с ним. Капитан Мендвилл напряг свою память, лихорадочно вспоминая, когда и где это могло произойти. Но только одну минуту. Постепенно фигура, с которой он не сводил глаз, подверглась перед его внутренним взором метаморфозе. Модно скроенный, длинный сюртук уступил место поношенной коричневой куртке; изящные холеные руки стали грубыми и неопрятными; волнистые бронзовые волосы с аккуратно вплетенной в косицу муаровой лентой свободно рассыпались вокруг худой бледной физиономии с пронзительно синими глазами и насмешливым ртом. Кулак капитана Мендвилла обрушился на красное дерево с такой силой, что бокалы и серебро на столе задребезжали; он привстал в кресле, потеряв самообладание. - Дик Уильямс! - вскричал он и простонал: - Боже мой! Мистер Лэтимер поклонился с сардонической усмешкой: - Ваш покорный слуга, капитан Мендвилл. Я разделяю ваши чувства. Мендвилл ничего не ответил. Его мысли мгновенно перенеслись к событиям сегодняшнего утра. Он попытался сообразить, как много сведений разнюхал этот дерзкий шпион, который полностью одурачил их с губернатором при помощи Чини, чья необъяснимая измена теперь тоже стала очевидной. Сэр Эндрю, слишком поглощенный собственными чувствами, чтобы обратить должное внимание на этот непонятный обмен репликами, яростно взорвался: - Мой Бог! И у тебя хватило наглости показаться нам на глаза? Теперь, когда с тебя сорвана личина и мы знаем, кто ты таков? - Сэр, вы не знаете обо мне ничего такого, чего я мог бы стыдиться. - Потому что у тебя нет стыда! - задохнулся сэр Эндрю и нетерпеливо сбросил с плеча трепещущую ладонь Миртль. Лэтимер глядел на него с грустью. - Сэр Эндрю, - подчеркнуто мягко начал он, - разве между нами непременно должна идти война, если мы по-разному смотрим на вопросы политики и правосудия? Во всем мире нет человека, которого я уважал бы больше, чем вас... - Избавьте меня от этого, - оборвал баронет. - Когда я встречу более неблагодарного предателя, я, может быть, возненавижу его сильнее. Но вряд ли такой отыщется. Бледность Лэтимера усилилась, под его глазами обозначились тени. - Чем же я неблагодарный? - спросил он тихо. - Вам еще требуется объяснять? Мог ли любой отец сделать для вас больше, чем сделал я? Годами, пока вы были мальчиком, пока учились в Англии, я управлял вашими имениями, присматривал за ними, подчас в ущерб своему собственному. Ваш отец оставил вас состоятельным человеком, но моими усилиями ваше состояние утроилось, и теперь вы богатейший человек в Каролине, а может быть, и во всей Америке. И это приумноженное мной состояние вы транжирите, стараясь разрушить все, что мне дорого и свято, и намереваясь уничтожить алтари, которым я поклоняюсь. - А если я сумею доказать, что это алтари ложных богов? - Ложных богов?! Вы мне омерзительны!.. - Сэр Эндрю! - Лэтимер умоляюще протянул руки, - дайте мне возможность оправдаться. - Оправдаться! Какие могут быть оправдания тому, что вы творите и что уже натворили? Он не добавил бы к этому ничего, но на помощь Лэтимеру пришла Миртль: - Папа, ведь нужно только выслушать. - Ее просьба возникла из глубоко затаенного в сердце желания: она надеялась найти в его словах что-нибудь такое, что могло бы смягчить приговор, вынесенный в ее письме и не достигший своей настоящей цели - вернуть Гарри с неправедной стези. Мендвилл, мысленно проклиная болтливость и доверчивость губернатора, совершенно растерялся и не знал, как теперь себя вести. Ему теперь необходимо было заботиться о соблюдении своих же взаимоисключающих интересов, и он молча выжидал - словно игрок, который не может решить, какую выбрать тактику. - Сэр Эндрю, - начал Лэтимер, - вы живете в богатой, беззаботной провинции, еще по-настоящему не ощутившей тяжелую руку короля, и не имеете представления о том, что происходит на Севере. Однако сэр Эндрю не собирался вступать в политический диспут. - Не могу? - И он закашлялся язвительным смехом. - Я не могу! Предательство - вот что происходит на Севере! И вы приложили к этому руку, замышляя против своего короля Бог весть какие козни. - В ваших словах мало правды, - возразил Лэтимер. - Вы полагаете, нам не было доложено? - Доложено... - Лэтимер обратил проницательный взгляд на капитана Мендвилла и чуть поклонился ему, - похоже, я становлюсь важной птицей, если имею честь быть предметом ваших докладов, сэр. - Мне, как конюшему его светлости губернатора, вменены определенные обязанности. - Мендвилл пожал плечами. - Возможно, мистер Лэтимер, вы не принимаете этого в расчет. - Помилуйте, сэр! - Свойственная Лэтимеру сдержанная ирония, за которой при желании можно было углядеть скрытую издевку, уже начинала раздражать капитана. - Утром я удовлетворил свое любопытство касательно круга ваших обязанностей. - Капитан невольно покраснел. - Но ваши доклады - или, по меньшей мере, выводы из них - не вполне точны. У меня даже сложилось впечатление, что верные умозаключения не входят в обязанности чиновников. Он опять обратился к сэру Эндрю, который с трудом себя сдерживал и только наполовину понимал происходящее между Лэтимером и конюшим. - Возможно, я и строил козни, но никак не против короля. Я не отношу себя к экстремистам, требующим немедленной независимости. Напротив, я из тех, кто пытается, вопреки всем провокациям, сохранить мир и поддержать конституционализм против попыток ввергнуть провинцию в пучину насилия. Баронет ограничился насмешкой: - Так это заботясь о мире, вы организовали налет на арсенал? Лэтимер снова метнул взгляд на Мендвилла. - Ваши доклады были очень подробными, капитан Мендвилл. На сей раз капитан ответил колкостью на колкость: - Видите ли, мистер Лэтимер, изредка и чиновники способны на умозаключения. Но Лэтимер осадил его репликой: - Это не умозаключение, капитан, это всего лишь информация. То, за чем я приходил и что получил сегодня утром. А до остального, - и, не давая капитану времени на ответ, он вновь повернулся к сэру Эндрю, - мы хотим избежать у нас того, что случилось в Бостоне, когда британские войска расстреливали британских подданных. Si vis pacem, para bellum[17] - мудрое изречение. Нам не оставили другого выбора, когда Англия или, вернее, английский король и его слишком угодливый кабинет министров начали угрожать британской колонии, как вражеской стране. Мы готовимся к войне, дабы избежать ее. Какими доводами убедить министров принять наши петиции, рассмотреть наши жалобы и устранить несправедливость вместо того, чтобы посредством грубой силы принуждать нас повиноваться? - Бог мой! Вы - сумасшедший! Точно, сумасшедший! Капитан Мендвилл вмешался вкрадчиво: - Разве не сам Бостон своею непокорностью навлек на себя беды? - Да! Что вы ответите на это? - требовательно подхватил сэр Эндрю. - Непокорность? - слегка пожал плечами мистер Лэтимер. - Чему же Бостон должен был покориться? Покорность свободных людей исполнительной власти есть не что иное, как подчинение законам, которые они сами для себя вырабатывают. - Вы цитируете доктора Франклина, надо полагать, - сказал капитан, подозревая подвох. - Я цитирую одно из писем Юниуса, капитан Мендвилл, - одно из писем, адресованных королю и кабинету, которые столь безрассудны, что угрожают свободам англичан не только в колониях, но и в самой Англии. Сэр Эндрю зашелся от негодования: - Вы назвали его величество безрассудным?! - Вероятно, это несколько шокирует. Но сама по себе подобная возможность не может отвергаться. - Не может?! - рявкнул сэр Эндрю, - Я отвергаю ее - как отвергаю каждый надуманный предлог для мятежа! Проклятое евангелие этих "Сыновей Свободы"! "Сыновья Свободы"! - Он фыркнул, - Сыновья измены! Лэтимер поддался минутной вспышке обиды. - Англичанин и член Палаты общин, над которым вы издеваетесь, отзывался о нашей приверженности свободе с восхищением. - Нисколько не сомневаюсь. В Англии тоже есть бунтовщики, как в Америке остались верноподданные. - Да, но со временем, по всей видимости, станет больше первых и меньше последних. Ибо, повторяю, сэр, нет никакой ссоры между Англией и Америкой. Независимости, в результате которой Британия может потерять североамериканские колонии, желают лишь очень немногие из нас. Но она может оказаться единственным выходом. И это будет заслугой нерасчетливого короля, который, хотя и гордится титулом британского... Но ему не дали возможности закончить. Сэр Эндрю вскочил, вне себя от бешенства: - Вы бесчестный предатель! Боже мой! Как вы смеете произносить такие речи в моем доме? Вы слышали его, Роберт? Вы-то, конечно, знаете свой долг! Капитан Мендвилл тоже приподнялся. Ему было явно не по себе. - Роберт! - крикнула Миртль. Она поняла намерения отца в отношении Гарри и в волнении опустила обязательное церемонное "кузен" перед именем. И Лэтимер, и Мендвилл заметили это, хотя оба были поглощены более серьезными проблемами. - Умоляю вас, не бойтесь, дорогая Миртль, - успокоил ее капитан и повернулся к наблюдавшему за ним Лэтимеру. - Здесь, под крышей сэра Эндрю, у меня нет возможности должным образом реагировать на ваши слова. Горбинка на носу мистера Лэтимера обозначилась сильнее. - Если вы хотите сказать, сэр, что сожалеете об этом, я буду счастлив повторить их в любом месте и в любое время, когда и где вам будет угодно. В отчаянии Миртль снова вмешалась, даже не подозревая о том, что причина их явной враждебности друг к другу заключалась скорее в ней, чем в политических разногласиях. - Гарри, ты ведешь себя, как безумец! Роберт, пожалуйста, не принимайте его слова всерьез. - Не буду. - Мендвилл отвесил Лэтимеру легкий поклон. - Боюсь, вы меня неправильно поняли, сэр. Я только хотел сказать, что ношу форму офицера его величества, и этим продиктованы мои действия, - обезоруживающе пояснил он. - Вряд ли вы захотели бы сказать другое. Сэр Эндрю, с лицом багровым, точно тутовые ягоды, наконец пустил в ход свой самый веский аргумент: - Оставьте мой дом, сэр! Немедленно! Я надеялся, что что не увижу вас больше, но вы приходите и оскорбляете мой слух своими гнусными речами... - Сэр, это не входило в мои намерения, - остановил его Лэтимер, - я приехал исключительно для того, чтобы оказать вам одну услугу. - Не желаю принимать от вас никаких услуг! Убирайтесь, или я прикажу вас вышвырнуть! Миртль стояла за спиной сэра Эндрю бледная, расстроенная, ей страстно хотелось помешать ссоре, попытаться восстановить мир между отцом и любимым человеком - ведь она любила его по-прежнему, - но она не смела. Баронет разбушевался не на шутку. - Дело, которое меня сюда привело, - холодно настаивал Лэтимер, - касается Габриэля Фезерстона. Он уловил резкий вздох сэра Энрью и заметил, как внезапно насторожился капитан Мендвилл, но и непосвященному было бы видно, как глубоко они поражены. Их выдавали лица. Он выдержал паузу, пристально глядя в злые глаза баронета. - Вы поступили бы мудро, если бы приказали вашему управляющему отправить своего сына подальше из Чарлстона и вообще из провинции еще до наступления вечера. Уже второй раз за сегодняшний день Мендвилл, обычно так хорошо владеющий собой, испытывал глубокое потрясение. Мистер Лэтимер улыбнулся одними губами. - Капитан Мендвилл, кажется, понимает, в чем дело. - Что вы имеете в виду? - Сэр Эндрю справился с собой настолько, что смог задать вопрос. - Если Габриэль Фезерстон не окажется к вечеру вне досягаемости Сыновей Свободы, то наверняка будет повешен, а предварительно, вероятно, обмазан дегтем и вывалян в перьях. - Габриэль Фезерстон? - Щеки баронета неприятно побелели. - Я вижу, - констатировал Лэтимер, - для вас не секрет, чем он занимается. Особый род королевской службы, на которую его нанял капитан Мендвилл. - Я нанял? - переспросил Мендвилл. Лэтимер моментально обернулся к нему. - Лорд Уильям Кемпбелл, - сказал он с сарказмом, - не отличается осмотрительностью. Его можно легко вызвать на откровенность, причем без всякого с его стороны расчета на личную выгоду, который, наоборот, притупил вашу собственную сообразительность, капитан. Бывает, личный интерес становится повязкой на глазах осторожности. Это и случилось с вами утром, как мне представляется. - Вы - подлый шпион! - взъярился Мендвилл. Лэтимер демонстративно пожал плечами. - Вор изловил вора. - Объясните вы мне наконец, что все это значит? - потребовал сэр Эндрю. - При чем тут Фезерстон? - Я расскажу вам, сэр! - торопливо воскликнул Мендвилл. Но Лэтимер остановил его. Теперь, нагнав на них страха за Фезерстона, он стал хозяином положения. - Мне кажется, будет лучше, если расскажу я. Габриэль Фезерстон, член Генерального комитета Провинциального конгресса и нескольких подкомитетов, злоупотребил своим положением и информировал Королевский совет о наших секретных мероприятиях. Этим он уже сплел веревку для нескольких из нас, но сейчас для того, чтобы нас повесить, момент неблагоприятный. Однако когда такая возможность представится - а Королевский совет только и ждет удобного случая - Фезерстона приведут к присяге как свидетеля, и с нами будет покончено. Скорее всего, Королевский совет удовлетворится тем, что повесит только меня, как предводителя, в назидание остальным. Но меня это не очень тревожит. Что бы там ни было, я предпочел рискнуть, чтобы не заставлять вас, сэр Эндрю, оплакивать столь ценного слугу, сына еще более ценного слуги. Но вы не вправе ожидать, что другие столь же благодушно настроены. Чтобы устранить опасность, им придется устранить Фезерстона. И сделают они это, скорее всего, тем способом, который я назвал. У баронета отвисла челюсть. Он уставился на Лэтимера, и гнев, клокотавший в нем минуту назад, временно уступил место испугу. Мендвилл, наконец, опомнился. - Это ложь! - Он стиснул кулаки. - Ложь! Дешевая ловушка, подстроенная для того, чтобы узнать имя настоящего доносчика. Фезерстон - не тот, кто снабдил лорда Уильяма списком. - Тогда просветите меня, дурака, почему фамилии написаны его рукой? Если помните, я видел список, капитан, - с ехидцей заметил Лэтимер. Мендвилл помнил не только то, что Лэтимер видел список, но и то, что он его очень внимательно рассматривал. - Когда ты его видел? Как ты его увидел? - спросил пораженный сэр Эндрю. Теперь Мендвилл опередил Лэтимера и пересказал содержание разговора с губернатором, чем внес, наконец, некоторую ясность. - Да ты ничем не лучше любого грязного шпиона! - с отвращением прошипел сэр Эндрю. - Мерзкие шпионы! Ты и твой дружок Чини! - Шпион - может быть, если вам так угодно. Но с остальным я не согласен. И Чини мне не друг. - И ты выдал Габриэля своим приятелям-бунтовщикам? - угрожающе спросил сэр Эндрю. Лэтимер покачал головой. - Если бы я это сделал, то какой мне был смысл приезжать сюда и предупреждать вас о том, что его необходимо срочно удалить? Через минуту после того, как я его назову, он будет арестован, и тогда... - Лэтимер красноречиво провел рукой вокруг шеи. - Надеюсь, сэр Эндрю, что вы хоть это поставите мне в заслугу? Чтобы уберечь вас от ненужных страданий и чувства вины за страшную гибель другого человека, я отчасти нарушил свой долг. Сэр Эндрю не ответил. Он смотрел на Мендвилла, будто ожидая от него подсказки. Лицо Мендвилла успело обрести маску бесстрастности, которая скрывала лихорадочную работу мозга. Страх и злость при мысли о потере такого ценного агента - ибо убежит Фезерстон или будет повешен, источник информации для Мендвилла все равно потерян - рассеялись, когда он услышал, что Лэтимер пока не выдал шпиона. Все еще, может быть, образуется. - Нам, конечно, не стоит рассчитывать на ваше огромное уважение к сэру Эндрю, - кисло произнес он. - Оно наверняка не настолько велико, чтобы заставить вас отказаться от выдачи Фезерстона. Лэтимер пренебрежительно дернул подбородком. - Не будьте наивным, капитан! О, чиновничий ум! Но я подарю вам информацию, которой вы так жаждете. Сведения, столь любезно мне предоставленные, будут переданы мною в комитет сегодня в шесть. - Вы в самом деле уверены, что сделаете это? - неприязненно спросил капитан Мендвилл. - Да, уверен. Вот почему я вынужден вас покинуть. А вы тем временем позаботьтесь об исчезновении Фезерстона. Сэр Эндрю, застывший и насупленный, ничего не ответил. Лэтимер церемонно поклонился и повернулся к двери, но обнаружил, что Мендвилл преградил ему путь. Капитан произнес спокойным и ровным, но полным угрозы голосом: - Сэр Эндрю, этот человек не должен уйти. Глава VI. Ошибка Сэр Эндрю очнулся и встал, вооружившись хлыстом. Лэтимер оказался между баронетом и конюшим. Хотя возглас и очевидные намерения последнего остановили Лэтимера, он не проявил ни малейшего беспокойства. - Вы собираетесь задержать меня силой? - спросил он и улыбнулся. Капитан про себя по достоинству оценил выдержку молодого человека. Мендвилл считал себя знатоком хороших манер; сдержанность, умение владеть собой в любых обстоятельствах с некоторой долей легкой беспечности он определял как несомненные признаки принадлежности к высшему кругу общества. Лэтимер же провел шесть месяцев в Вестминстере и Оксфорде и легко овладел искусством светского поведения, правила которого, помимо прочего, не противоречили его от природы спокойному и независимому характеру. - Вам должно быть ясно, мистер Лэтимер, что в данных обстоятельствах мы не имеем права позволить вам уйти. - Мне это не только ясно - я это предвидел. Я сознательно пошел на такой риск. - Хватай его, Роберт! - крикнул сэр Эндрю. С этими словами он бросился вперед, а капитан Мендвилл метнулся с другой стороны. Чтобы избежать столкновения с ними, Лэтимер чуть отклонился и в тот же миг выхватил из кармана сюртука тяжелый пистолет. - Не так быстро, джентльмены! - охладил он их пыл, поднимая оружие. Они замерли; Миртль вскрикнула. - Мне кажется, вы недопоняли. Я ведь сказал, что предвидел нечто в этом роде. Praemonitus praemunitus[18], - он качнул пистолетом, - девиз моего рода. Возможно, капитан, сэр Эндрю упоминал при вас, что я происхожу из исключительно благоразумной семьи. И теперь, когда вы уяснили, в каком невыгодном положении оказались, надеюсь, вы позволите мне все же уйти, не нарушая приличий. - Подлец бессовестный! - начал поносить его сэр Эндрю. - Ты смеешь мне угрожать? Ты посмел поднять на меня оружие? На меня! - Нет, сэр Эндрю. Кто угрожает - так это вы. А я просто защищаюсь, не более того. Самосохранение - первый закон природы. Он не смог удержаться от очередной колкости, и это углубило пропасть между ним и тем, кого он любил, человеком, который, как он знал, не примирится с нанесенной обидой и тем меньше проявит к нему милосердия, чем нежнее относился в прошлом. Сэр Эндрю смерил его исполненным невыразимой ненависти взглядом. Баронета загнали в тупик, его осмеяли. - Позволь собаке убраться, Роберт! - процедил он. Однако Мендвилл не намеревался следовать совету. Он предпочитал рискнуть, но не потерять Фезерстона. Однако самосохранение и для него являлось первым законом природы, поэтому одновременно он предпочел бы, чтобы Лэтимер разрядил пистолет в кого-нибудь другого. И Мендвилл сделал вид, что уступает. Он кивнул, пожал плечами и шагнул в сторону. - На сей раз, Лэтимер, ваша взяла, - сказал он осторожно. - Но игра еще не кончена. - Посмотрим - хотя козырь у меня, - улыбаясь ответил Лэтимер. Он опустил пистолет в карман, но из предосторожности продолжал держаться за его рукоятку. Как бы желая освободить ему путь к двери, Мендвилл отвернулся и отошел к камину, в противоположный конец комнаты. Лэтимер задержался взглядом на сэре Эндрю, и глаза его погрустнели. Он собрался было еще что-то добавить к сказанному, но, осознав бесполезность слов, вновь поклонился и двинулся к двери. И в тот момент, когда он уже коснулся пальцами круглой хрустальной ручки, капитан Мендвилл схватил шнур, свисавший рядом с камином, и рванул его раз, другой, третий, поднимая трезвон в комнате слуг. Боковым зрением Лэтимер заметил энергичное движение Мендвилла и остановился. - Мне стоило бы пристрелить вас за это, - бросил он капитану, - но в этом нет необходимости. Он быстро повернул ключ в замке, вынул его и быстро направился к окну. - Придется последовать примеру короля Чарлза[19] и удалиться таким способом. - Лэтимер открыл высокую застекленную створку окна, выходившего на лужайку. - Это дурное предзнаменование, - процедил Кэри, - ты идешь к такой же гибели, как король Чарлз. - Но из лучших побуждений, - ответил Лэтимер, перешагивая через низкую раму. - Предупреждаю вас, сэр, - кинулся ему вслед Кэри, - если с Фезерстоном что-нибудь случится, я добьюсь, чтобы вас вздернули. Я сделаю это, клянусь Богом, даже если это будет стоить мне жизни и целого состояния. Вы бесстыжий предатель и мерзавец! Лэтимер исчез. Мендвилл бросился ко второму окну и увидел, как тот бежит через газон к покрытой гравием подъездной дорожке, где его ждал грум с лошадьми. Тут раздался топот ног в холле, тревожные удары в дверь и недоуменные голоса негров, зовущих хозяина. Сэр Эндрю грубо приказал им убираться. Он редко обращался так со слугами, и от удивления они сразу же притихли. Но еще больше слуги удивились, когда мистер Лэтимер Римуса. Лэтимер, который был уже почему-то перед домом и сидел в седле, бросил старому дворецкому ключ, развернул коня и вместе с грумом ускакал прочь. Гарри дал коню шпоры. В душе его бушевал гнев и поселилось страдание, скрытые до сих пор маской беспечности, и он выплескивал их в бешеной скачке. Когда он с таким риском для себя приехал сюда, то рассчитывал произвести совсем иное впечатление и получить в обмен на свою услугу хотя бы небольшое выражение признательности. Он надеялся, что ему позволят объясниться с Миртль, и хотел убедить ее, что несовпадение их взглядов на любовь к своей стране - недостаточная причина для отказа выйти за него замуж. Но присутствие в Фэргроуве Мендвилла спутало его карты и увело события в нежелательное русло. Уже остались позади ворота имения. Гнев немного утих. Но Лэтимер не мог уехать, не объяснившись с Миртль! После сегодняшнего их отношения могут стать еще во сто крат хуже, чем были раньше. Лэтимер остановил коня и, глубоко задумавшись, в нерешительности опустил поводья. Издалека, с рисовых полей у реки, доносилось заунывное пение рабов. Их голоса навели его на новую мысль. Нужно написать Миртль записку. Просить, умолять выйти к нему. Один из негров - он знал их всех, - передаст ее девушке из рук в руки. Лэтимер спрыгнул с коня, кинул повод груму и приказал ему отъехать примерно на полмили и ждать. Затем вернулся и, миновав ворота, сошел с дороги в сторону и углубился в рощу вирджинских дубов, оплетенных виноградными лозами. Он двинулся по направлению к поющим голосам. Но чем дальше он углублялся в дикие заросли, тем труднее становилось сквозь них пробираться. Наконец Лэтимер вынужден был остановиться, и опять задумался. Кто-нибудь из челяди лучше подошел бы для выполнения его замысла, чем раб с плантации. Надо подождать, и кто-то из лакеев наверняка вскоре пройдет мимо. Все они были его друзьями, и любой из них с радостью выполнит деликатное поручение. Лэтимер повернул назад, добрался до широкого пня от спиленного дуба. Пристроившись на нем, он устроил наблюдательный пункт, откуда была видна аллея, пронизанная игрой света и тени. Лэтимер сел, извлек из внутреннего кармана блокнот с карандашом и торопливо набросал записку с короткой, но очень настойчивой просьбой о встрече. Он вырвал листок, сложил его вчетверо и приготовился ждать, пока случай пошлет ему нужного человека. Тем временем сэр Эндрю продолжал неистовствовать, а Мендвилл и Миртль сообща успокаивали его. Занятие это способствовало созданию их тесного, очень отрадного и утешительного для Мендвилла союза. Он чувствовал, что вел себя не лучшим образом. Поначалу он проявил похвальную сдержанность. Во время спора держался в стороне, избегая открытых колкостей и насмешек в адрес Лэтимера, хотя юный апостол свободы был для них весьма уязвим. Человек менее тонкий никогда не упустил бы возможности продемонстрировать свое остроумие, но Мендвилл неплохо разбирался в людях и понимал, что под холодностью Миртль могла скрываться, пусть на время и заглушаемая, но глубокая любовь к бывшему жениху. И если бы Мендвилл открыто выступил на стороне врагов Лэтимера и проявил неприязнь к нему, то мог только вызвать раздражение Миртль против самого себя. Мендвилл рискнул даже поставить под сомнение свою храбрость и следовал роли невольного и сочувствующего зрителя в тягостной сцене, пока в силу обстоятельств сам не стал действующим лицом. Теперь он пытался загладить произведенное им, как он опасался, плохое впечатление. Но, к его облегчению, выяснилось, что Миртль вполне оправдывала его поведение, поверив, что оно продиктовано необходимостью, и не думала держать на него зла. Мендвилл не принадлежал к типу людей, льющих слезы над опрокинутым молоком. Лэтимер уехал, и, следовательно, на услугах Фезерстона можно поставить крест. Спасти можно только его жизнь. Однако жизнь Фезерстона потеряла свою ценность и не вызывала большого сочувствия капитана. Неизмеримо больше он был озабочен тем, чтобы, предстать в нужном свете, изображая миротворца и человека широких взглядов. Когда сэр Эндрю, пылая гневом, начал вспоминать задним числом, что он упустил в разговоре, ровный голос Мендвилла, исполненный сочувствия к объекту его брани, подействовал на него, как успокоительное. - Сэр, мистер Лэтимер заслуживает сострадания. Молодой человек таких способностей, таких достоинств - и совершает столь огромную ошибку! - Мендвилл вздохнул, всем своим видом выражая бесконечное сожаление. Он был вознагражден. Сэр Кэри потребовал от него не терять времени и спрятать Фезерстона на борту "Тамар". Когда Мендвилл, наконец, собрался уезжать, Миртль проводила его не только по лестнице, но и прошла с ним до ворот. Капитану шел рядом с нею, ведя лошадь под уздцы. В порыве признательности за бескорыстие и помощь в трудный час, Миртль взяла его под руку. Мендвилл ощутил ее волнение и учащенный пульс, но сдержался, понимая, что сейчас его поведение должно быть сродни покровительственной нежности старшего брата. - Дорогое дитя, мое сердце обливается за вас кровью, - он опять вздохнул. - Я так зол на себя. Испытывать столь сильное желание снять часть груза с ваших плеч и быть таким бессильным! Это приводит меня в отчаяние. - Но вы уже так много для меня сделали, Роберт. Вы были так добры, так мягки, так терпеливы и великодушны! - Миртль немного подалась вперед и ласково заглянула снизу вверх в его лицо. - Великодушен? Если бы я в этом был уверен. Я хотел бы многого, но могу слишком мало. - О, как это похоже на вас - не помнить своих благородных поступков. Разве не вы убедили лорда Уильяма не арестовывать Гарри? Разве этого мало? - Совсем ничего. Я должен был спасти его. Но не ради него, потому что я его не знаю, а ради вас, потому что он... он пользуется - или пользовался - вашей благосклонностью. Я понимал, что если не сделаю этого, то вы будете страдать; и потому, даже ценой своего долга, я... О, что я говорю? В итоге я ошибся и изменил своему долгу напрасно. - Я никогда не забуду того, что вы сделали, никогда! - В таком случае, я потерпел не полную неудачу. Это достаточная награда для меня. - Но что теперь будет с Гарри? Что делать, о, что же делать? Лицо Мендвилла стало угрюмым. - Что тут можно сделать? С одержимым не поспоришь. Я надеялся, что, когда он увидит, куда идет и какой опасности себя подвергает - остановится. Но я знаю наверное, что, если его не смогла обуздать мысль о том, что он обижает вас, то уж личную безопасность он вовсе не примет в расчет. По крайней мере, так было бы со мной. Но мы часто заблуждаемся, судя о других по себе. О, будь оно все проклято! Если бы мне удалось под предлогом спасения Фезерстона задержать его, мы смогли бы запереть мистера Лэтимера под замок и держать там до тех пор, пока не кончатся злополучные беспорядки. А они скоро кончатся - сразу, как только прибудут войска. - Это и было вашим истинным намерением? - Что ж еще? Какой другой имеется способ спасти его от собственного безрассудства? Возможно, если вы увидитесь с ним... - Я? Увижусь с ним? - Миртль пристально посмотрела на своего спутника. Ее личико посуровело, а выражение глаз стало строгим. Капитан Мендвилл высказал свое предположение исключительно для проверки и теперь получил представление о твердости духа, таившегося в этой хрупкой фигурке. Он не догадывался, что ее поведение объяснялось обидой на Гарри, который почти не обращал на нее внимания в продолжение разговора. Позднее, обдумав все более спокойно, она наверняка поймет, что Гарри просто не представилось такой возможности, но сейчас ею руководила одна только обида. - Не думаю, что когда-нибудь снова захочу его видеть. С этим покончено. По-вашему, у меня нет гордости? Такого вы обо мне мнения? - Миртль остановилась и глядела теперь на него почти надменно. - Какое значение имеет мое мнение? - В голосе Мендвилла сквозила печаль. - Почему же, позвольте спросить, оно не имеет значения? Они не подозревали, что стоят на виду у Лэтимера, который хмуро наблюдал за ними из зарослей. Он не мог разобрать, о чем они говорят. А увидел он то, как капитан Мендвилл, оставив повод, взял руки Миртль в свои, глядя на нее с высоты своего роста взглядом, полным нежности. - Я... Я не смею ответить вам, - выговорил капитан робко. - Я не смею. И еще: я не трус, хотя, Бог свидетель, страшно боюсь, что вы могли так подумать. - Подумать так? Роберт! Вы проявили удивительное терпение. Только храбрый человек мог вести себя подобно вам. - Моя дорогая, ваши слова переполняют меня радостью. А что до того, что я думаю о вас... - Мендвилл не закончил и наклонился, чтобы поцеловать ее руки. Он почувствовал, как Миртль невольно отпрянула и попыталась высвободить их, словно испугавшись тех слов, которые он вот-вот может произнести. Мендвилл снова положился на всемогущую силу терпения и сменил тон, убрав из него лишнюю торжественность. - Если бы я признался, что считаю вас достойной восхищения, вы бы надо мною посмеялись, я знаю. - И он сам улыбнулся. - Поэтому, раз вы так настаиваете, я скажу, что вы - самая очаровательная кузина в колониях. И добавлю, что в Роберте Мендвилле вы найдете постоянного и надежного друга. - Друга - о, да! - ее пальцы стиснули его ладонь и, наконец, освободились.- Я в вас не ошиблась. Как редко у женщины бывает друг, истинный друг, на которого можно положиться. Возлюбленного она может найти, если захочет, но друга... Благослови вас Бог, Роберт. Они двинулись дальше. Мендвилл, утвердившийся в положении старшего брата, которое он неудачно попытался было изменить, положил даже руку на плечо Миртль, как бы обняв ее по-родственному на одно мгновение. - Всегда рассчитывайте на меня, моя дорогая Миртль. Что бы с вами не приключилось, всегда требуйте моей помощи. Вы обещаете? - Да, с радостью, - отвечала она, смеясь. Красный рукав с обшитыми золотой тесьмой обшлагами, обнимающий плечи Миртль, и ее обращенное к Мендвиллу личико было последнее, что различили сощуренные глаза Лэтимера. Мистер Лэтимер понял, что он слишком долго пробыл вдали от Чарлстона, и все известные ему циничные афоризмы женоненавистников теперь показались Лэтимеру, как это ни прискорбно, весьма близкими к истине. Он медленно порвал маленькую