. - Я полагаю, это имя - Parvissimus. - Parvissimus? - переспросил Бине. - Это фамилия? - В труппе, где только руководитель пользуется привилегией иметь фамилию, ее не пристало иметь по следнему члену. Итак, самое подходящее для меня имя - Parvissimus, или Самый последний. Шутка позабавила Бине. Она была остроумна и говорила о живом воображении. Определенно, им надо вместе заняться сценариями. - Я бы предпочел это плотницким работам, - произнес Андре-Луи. Однако в тот день ему снова пришлось трудиться в поте лица до четырех часов. Наконец тиран Бине заявил, что удовлетворен сделанным, и вместе с Андре-Луи занялся освещением, используя для этого сальные свечи и лампы, наполненные рыбьим жиром. В пять часов раздались три удара, поднялся занавес и начался спектакль "Бессердечный отец". Среди обязанностей, унаследованных Андре-Луи от исчезнувшего Фелисьена, были и обязанности билетера. Одетый в костюм Полишинеля, с картонным носом, он впускал публику. Это переодевание устраивало и его, н господина Бине, который, на всякий случай припрятав платье Андре-Луи, теперь был спокоен, что новичок не удерет с выручкой от сборов. Что до Андре-Луи, то он, не питая иллюзий относительно истинной цели Панталоне, охотно согласился переодеться, ибо таким образом был гарантирован от того, что его узнает какой-нибудь знакомый, случайно оказавшийся в Гишене. Представление оставило немногочисленную публику совершенно равнодушной. На скамейках, поставленных в передней части зала, перед сценой, разместилось двадцать семь человек. Билеты на одиннадцать мест стоили двадцать су*, остальные шестнадцать были по двенадцать су. За скамейками стояло еще около тридцати зрителей - эти места были по шесть су. Итак, сборы составили примерно два луидора десять ливров и два су. Заплатив за наем помещения рынка и освещение, а также расплатившись в гостинице по счету, господин Бине располагал бы не особенно крупной суммой, а надо было еще раздать жалованье актерам. Ничего удивительного, что добродушия господина Бине несколько поубавилось в тот вечер. - Ну, что вы думаете о спектакле? - спросил он Андре-Луи, когда они возвращались в гостиницу после представления. - Я допускаю возможность, что он мог быть хуже, но исключаю такую вероятность, - ответил тот. В полном изумлении господин Бине замедлил шаг и, повернувшись, взглянут на своего спутника. - Гм! - хмыкнул он. - Тысяча чертей! Однако вы откровенны. - Да, подобная добродетель не слишком-то популярна у дураков. - Ну, я-то не дурак, - сказал Бине. - Потому-то я и откровенен с вами. Я делаю вам комплимент, предполагая, что вы умны, господин Бине. - О, в самом деле? Да кто вы такой, черт подери, чтобы что-либо предполагать? Ваши предположения дерзки, сударь. - После этих слов он умолк, занявшись невеселыми подсчетами. Однако полчаса спустя, за ужином, он вернулся к прерванной беседе. - Наш новичок, превосходный господин Parvissimus, имел наглость заявить мне, что допускает возможность, что наша комедия могла быть хуже, но исключает такую вероятность. - И он раздул большие красные щеки, приглашая посмеяться над глупым критиком. - Да, нехорошо, - как всегда, сардонически отозвался Полишинель. Высказывая свое мнение, он бывал смел, как Радамант*. - Нехорошо. Но несравненно хуже, что публика имела наглость придерживаться того же мнения. - Кучка невежественных олухов, - усмехнулся Леандр, вскинув красивую голову. - Ты не прав, - возразил Арлекин. - Ты рожден для любви, мой дорогой, а не для критики. Леандр, который, судя по всему, не хватал звезд с неба, презрительно взглянул на маленького человечка сверху вниз. - А ты сам, для чего рожден ты? - осведомился он. - Этого никто не знает, - последовало искреннее признание. - Да и вообще дело темное. И вот так у многих из нас, уж поверь. - Но почему, - прервал его господин Бине, испортив таким образом начало доброй ссоры, - почему ты говоришь, что Леандр не прав? - В общем - потому, что он всегда не прав. В частности - потому, что я считаю публику Гишена слишком взыскательной для "Бессердечного отца". - Вы бы выразили свою мысль удачнее, - вмешался Андре-Луи, из-за которого начался спор, - если бы сказали, что "Бессердечный отец" слишком невзыскателен для публики Гишена. - Ну а в чем тут разница? - спросил Леандр. - Дело не в разнице. Я просто предложил более удачную форму изложения вопроса. - Месье изощряется в остроумии, - усмехнулся господин Бине. - Почему более удачную? - поинтересовался Арлекин. - Потому что легче довести "Бессердечного отца" до уровня взыскательной гишенской публики, нежели гишенскую публику - до уровня невзыскательного "Бессердечного отца". - Дайте-ка мне это обмозговать, - простонал Полишинель, схватившись за голову. Но тут Климена, сидевшая на другом конце стола между Коломбиной и Мадам, бросила вызов Андре-Луи. - Вы бы переделали эту комедию, не так ли, господин Parvissimus? - воскликнула она. Он повернулся к ней, чтобы парировать злобный выпад. - Я бы посоветовал ее изменить, - поправил он. - А как бы вы изменили ее, сударь? - Я? О, к лучшему. - Ну разумеется! - произнесла она елейно-саркастическим тоном. - А как бы вы это сделали? - Да, расскажите нам, - заорал господин Бине и добавил: - Тишина, прошу вас, дамы и господа. Послушаем господина Parvissimus'a. Андре-Луи перевел взгляд с отца на дочь и улыбнулся. - Черт возьми! - сказал он. - Я оказался между дубинкой и кинжалом. Мне повезет, если я останусь в живых. Ну что ж, раз вы приперли меня к стенке, расскажу, что бы я сделал. Я бы вернулся к оригиналу и использовал его еще шире. - К оригиналу? - воскликнул автор - господин Бине. - Кажется, пьеса называется "Господин де Пурсоньяк", а написана она Мольером. Кто-то хихикнул, но, конечно, не господин Бине. Он был задет за живое, и взгляд маленьких глазок выдавал, что он далеко не так добродушен, как кажется. - Вы обвиняете меня в плагиате, - вымолвил он наконец, - в краже идей у Мольера? - Но ведь есть и другая возможность, - невозмутимо ответил Андре-Луи. - Два великих ума могут независимо друг от друга прийти к одному результату. С минуту господин Бине внимательно изучал молодого человека. У того было любезное и непроницаемое выражение лица, и господин Бине решил загнать его в угол. - Значит, вы не хотите сказать, что я воровал у Мольера? - Нет, но я советую вам это сделать, сударь, - последовал странный ответ. Господин Бине был шокирован. - Вы советуете мне это сделать! Вы советуете мне, Антуану Бине, в моем возрасте стать вором! - Он ведет себя возмутительно, - заявила мадемуазель с негодованием. - Возмутительно - вот именно! Благодарю вас, моя дорогая. А я-то поверил вам на слово, сударь. Вы сидите за моим столом, вам выпала честь войти в состав моей труппы, и после всего вы имеете наглость советовать мне, чтобы я стал вором. Вы советуете мне заняться самым страшным воровством, которое только можно себе представить, - воровством идей! Это несносно, недопустимо! Боюсь, что я глубоко ошибся в вас - да и вы, по-видимому, не за того меня приняли. Я не такой негодяй, каким вы меня считаете, сударь, и не собираюсь держать в своей труппе человека, который осмеливается предлагать мне стать негодяем. Возмутительно! Он очень разозлился. Голос его гремел на всю маленькую комнату, а притихшие и испуганные актеры глядели на Андре-Луи - единственного, на кого этот взрыв праведного гнева не произвел ровно никакого впечатления. - Сударь, отдаете ли вы себе отчет в том, что оскорбляете память великого человека? - спросил Андре-Луи очень спокойно. - Что? - не понял Бине. Андре-Луи принялся излагать свои софизмы. - Вы оскорбляете память Мольера, который является величайшим украшением нашей сцены, а также одним из величайших украшений нашей нации, когда заявляете, что то, что он всегда делал не задумываясь, - низость. Не думаете же вы в самом деле, что Мольер когда-либо давал себе труд быть оригинальным в своих идеях, что истории, которые он рассказывал в своих пьесах, никогда не рассказывались до него. Они были взяты - как вам прекрасно известно, хотя вы, кажется запамятовали, так что приходится напоминать вам - у итальянских авторов, а уж откуда те их взяли, одному Богу известно. Мольер взял старые истории и пересказал их по-своему. Именно это я и предлагаю вам сделать. Ваша труппа - труппа импровизаторов, вы сочиняете диалоги по ходу действия, а Мольер никогда даже и не пытался сделать что-нибудь подобное. Вы можете, если вам угодно, обратиться прямо к Боккаччо или Саккетти* - хотя, по-моему, это было бы чрезмерной щепетильностью. Однако даже тогда не будет никакой уверенности, что вы добрались до первоисточника. Итак, Андре-Луи одержал полную победу. Вы видите, какой спорщик в нем погиб. С каким искусством умел он доказать, что черное - это белое. Он произвел сильное впечатление на труппу, особенно на господина Бине, который взял на вооружение неопровержимый довод против тех, кто в дальнейшем вздумал бы обвинять его в плагиате. Господин Бине отступил в полном боевом порядке. - Итак, вы думаете, - сказал он, заключая бурный спор, - что фабула нашего "Бессердечного отца" могла бы выиграть, если полистать "Господина де Пурсоньяка"? Поразмыслив, я признаю, что между ними, возможно, и есть некоторое поверхностное сходство. - Да, я совершенно уверен, что это следует сделать - только с умом. Со времен Мольера многое изменилось. Следствием спора явилось то, что вскоре Бине удалился, прихватив с собой Андре-Луи. Эта парочка засиделась в ту ночь допоздна и была неразлучна все воскресное утро. После обеда господин Бине прочитал собравшейся труппе новый вариант "Бессердечного отца", которого по совету господина Parvissimus'a он переделал, не пожалев сил. Еще до начала чтения труппа догадывалась, кто настоящий автор, когда же сценарий был дочитан, не оставалось никаких сомнений на этот счет. В пьесе появилась живость, автор умел овладеть вниманием публики. Более того - те, кто знал Мольера, поняли, что сценарий вовсе не приблизился к оригиналу, а еще больше отошел от него. Заглавная роль, взятая из пьесы Мольера, стала второстепенной, к великому неудовольствию Полишинеля, которому она досталась. Однако все другие роли стали значительнее, только у Леандра она осталась без изменений. Двумя главными персонажами стали теперь Скарамуш, ведущий интригу в духе Сбригантини и Панталоне-Отец. Имелась также комическая роль для Родомона - крикливый забияка, нанятый Полишинелем, чтобы искрошить Леандра на мелкие кусочки. Поскольку Скарамуш вышел на первый план, пьеса получила теперь другое название - "Фигаро-Скарамуш". Название было изменено не без сопротивления со стороны господина Бине. Но его подавил неумолимый соавтор, который фактически был единственным автором. Наконец-то Андре-Луи смог использовать свою завидную начитанность - правда, без зазрения совести, зато с выгодой для себя. - Вы должны идти в ногу со временем, господии Бине. Сегодня весь Париж в восторге от Бомарше, а его Фигаро известей всему миру. Давайте-ка воспользуемся его славой, чтобы привлечь публику. Она пойдет смотреть даже пол-Фигаро, но ее не заманишь и дюжиной "Бессердечных отцов". Поэтому мы наденем плащ Фигаро на какой-нибудь персонаж и объявим об этом в нашем названии. - Но поскольку я глава труппы... - неуверенно начал господин Бине. - Если вы не в состоянии попять, в чем заключается ваша выгода, вы скоро останетесь главой без туловища. А кому она тогда нужна? Можем ли мы накинуть плащ Фигаро на плечи Панталоне? Вот видите, вы смеетесь над такой нелепой идеей. Подходящий кандидат для плаща Фигаро-Скарамуш: ведь это его брат-близнец. Тиран Бине, укрощаемый подобным образом, уступил; утешаясь мыслью, что если он вообще что-либо смыслит в театре, то за свои пятнадцать ливров в ближайшее время получит ту же цифру, но в луидорах. Прием, оказанный труппой "Фигаро-Скарамушу", утвердил его в этом мнении. Один Полишинель, раздосадованный исчезновением половины своей роли, заявил, что сценарий дурацкий. - Ты назвал мое произведение дурацким, не так ли? - с угрозой в голосе спросил его господин Бине. - Ваше произведение? - переспросил Полишинель и добавил с издевкой: - Ах, простите, я и не понял, что вы - автор. - Так заруби это себе на носу сейчас. - Что до авторства, то вы работали в весьма тесном содружестве с господином Parvissimus'ом - дерзко намекнул Полишинель. - А если и так? Что ты имеешь в виду? - Разумеется, то, что он всего лишь очинял вам перья. - Я тебе уши очиню, если ты не перестанешь дерзить, - заорал взбешенный Бине. Полишниель немедленно встал и потянулся. - Тысяча чертей! - сказал он. - Если Папталоне вздумалось играть Родомона, я, пожалуй, пойду. Он не так уж забавен в этой роли. - И Полишинель удалился с важным видсы, прежде чем господин Бине вновь обрел дар речи. Глава IV. ГОСПОДИН PARVSSIMUS УХОДИТ В четыре часа дня в понедельник поднялся занавес и нр. чалось представление "Фигаро-Скарамуш". Публика заполнила три четверти рыночного зала. Господин Бине отнес такой наплыв за счет ярмарки и великолепного шествия труппы по улицам Гишена в самое оживленное время дня, а Андре-Луи - исключительно за счет названия. Именно Фигаро привлек буржуа, которые заняли более половины мест по двадцать су и три четверти мест по двенадцать су. В этот раз они клюнули на приманку, а дальнейшее зависит от того, как сыграет труппа пьесу, над которой он трудился во славу Бине. В достоинствах самого сценария он не сомневался, ибо черпал материал у надежных авторов, беря у них самое лучшее, - что было, как он заявил, только справедливо по отношению к ним. Труппа превзошла себя. Публика с интересом следила за хитрой интригой, которую плел Скарамуш, восхищалась красотой и свежестью Климены, была почти до слез тронута жестокой судьбой, которая на протяжении четырех долгих актов не давала ей броситься в объятия красивого Леандра, изнывавшего от любви, ревела от восторга при посрамлении Панталоне, бурно веселилась от буффонад его веселого лакея Арлекина и от неестественной походки и свирепого рычания трусливого Родомона. Успех труппы Бине в Гишене был обеспечен. В тот вечер актеры угощались бургундским* за счет господина Бине. Сборы достигли суммы восемь луидоров - за всю карьеру господина Бине дела не шли так хорошо. Он был очень доволен и даже настолько снизошел, что признал заслуги господина Parvissimus'a, в какой-то мере способствовавшие успеху. - Его предложение было весьма ценным, - осторожно сказал он, боясь преувеличить заслуги соавтора, - и я сразу понял это. - Не забудьте и его умение очинять перья, - проворчал Полишинель. - Самое главное - иметь при себе человека, который хорошо очиняет перья. Я непременно учту это, когда стану автором. Но даже насмешки не могли вывести господина Бине из состояния эйфории. Во вторник представление прошло с таким же успехом, а в финансовом отношении даже успешнее. Десять луидоров и семь ливров - эту неслыханную сумму пересчитал после спектакля билетер Андре-Луи при господине Бине. Никогда еще господин Бине не зарабатывал столько денег за один вечер, и уж меньше всего он рассчитывал па неожиданную удачу в такой несчастной маленькой деревушке, как Гишен. - Да, но сейчас в Гишене ярмарка, - напомнил ему Андре-Луи. - Сюда съехались для купли-продажи из Нанта и Рена. Завтра последний день ярмарки, так что народу будет еще больше и мы обязательно увеличим вечерние сборы. - Увеличим? Да я буду вполне счастлив, друг мой, если мы получим столько же. - Можете не сомневаться в этом, - заверил его Андре-Луи. - Не выпить ли нам бургундского? И тут разразилась катастрофа. О начале ее возвестили глухие удары и стук от падения, кульминацией же был грохот за дверью, от которого все вскочили на ноги в тревоге. Пьеро выбежал за дверь и увидел человека, лежавшего внизу, у лестницы. Он испускал стоны, следовательно, был жив. Пьеро подошел и, перевернув его, обнаружил, что это Скарамуш, который морщился, гримасничал и подергивался. Вся труппа, столпившаяся позади Пьеро, расхохоталась. - Я всегда говорил, что нам с тобой надо поменяться ролями! - закричал Арлекин. - Ты же просто блестящий акробат! Ты что тут делаешь - тренируешься? - Дурак! - огрызнулся Скарамуш. - Чего ты ржешь, когда я чуть шею себе не сломал? - Ты прав. Нам бы надо плакать, что ты ее не сломал. Ну, старина, вставай. - Н он протянул руку. Скарамуш ухватился за нее, приподнялся с земли и с воплем повалился обратно. - Нога! - простонал он. Бине пробрался сквозь группу актеров, расшвыривая их направо и налево. До него быстро дошло, в чем дело: судьба и раньше играла с ним такие шутки. - Что у тебя с ногой? - угрюмо спросил он. - Наверное, сломал, - пожаловался Скарамуш. - Сломал? Хм! А ну-ка, вставай. - Он подхватил его под мышки и поднял. Скарамуш встал на одну ногу, завывая; вторая подогнулась при попытке встать на нее, и он рухнул бы снова, не поддержи его Бине. От стенаний Скарамуша у всех в ушах звенело, Бине же на редкость изобретательно ругался. - Чего ты ревешь, как бык? Не ори, придурок. Эй, кто-нибудь, стул сюда. Принесли стул, и Бине швырнул на него Скарамуша. - Ну-ка, посмотрим, что у тебя с ногой. Не обращая внимания на завывания Скарамуша, он сорвал чулок и туфлю. - Что с ней такое? - спросил он, внимательно приглядываясь. - Я ничего не вижу. - Он схватил пятку одной рукой, носок - другой и стал вращать. Скарамуш вопил от боли, пока Климена не остановила Бине, вцепившись в его руку. - Боже мой, ты совсем бесчувственный! - укорила она отца. - Парень повредил ногу. Зачем его мучить? Разве это его вылечит? - Повредил ногу! - ответил Бине. - Я не вижу ничего особенного, из-за чего стоило бы поднимать столько шума. Возможно, он ушиб ее... - Человек с ушибленной ногой так не кричит, - сказала Мадам через плечо Климены. - Может быть, он вывихнул ее. - Этого я и боюсь, - захныкал Скарамуш. Бине с отвращением сплюнул. - Отнесите его в постель, - приказал он, - и сходите за врачом. Распоряжения были исполнены. Явился врач и, осмотрев пациента, сообщил, что у него нет ничего страшного - просто при падении он, должно быть, слегка растянул ногу. Несколько дней покоя, и все будет в порядке. - Несколько дней! - воскликнул Бине. - Тысяча чертей! Вы хотите сказать, что он не сможет ходить? - Это было бы неблагоразумно да и невозможно - ну разве что несколько шагов. Господин Бине расплатился с доктором и сел думать. Он налил себе бургундского, без единого слова залпом выпил его и уставился на пустой стакан. - Вечно со мной случается что-то в таком духе, - проворчал он, ни к кому не обращаясь. Все члены труппы стояли перед ним в молчании, разделяя его уныние. - Пора бы мне знать, что не одно, так другое произойдет, чтобы все погубить, когда впервые в жизни по-настоящему повезло. Ну да ладно, все кончено. Завтра собираемся и едем. Н это в лучший ярмарочный день, когда мы на вершине славы и могли бы выручить целых пятнадцать луидоров! Не тут-то было - все летит к чертям! Проклятье! - Вы хотите отменить завтрашнее представление? Все - и в том числе Бине - повернулись к Андре-Луи. - А что же нам делать? Играть "Фигаро-Скарамуша" без Скарамуша? - насмешливо спросил Бине. - Конечно, нет. - Андре-Луи вышел вперед. - Но можно ведь перераспределить роли. Например, у нас есть прекрасный актер Полишинель. Полишинель отвесил ему поклон. - Тронут до слез, - заметил он, как всегда, сардонически. - Но у него есть собственная роль, - возразил Бине. - Маленькая роль, которую мог бы сыграть Паскарьель. - А кто будет играть Паскарьеля? - Никто. Мы его уберем. Пьеса не должна пострадать. - Он предусматривает все. Что за человек! - съязвил Полишинель. Но Бине не спешил соглашаться. - Вы предлагаете, чтобы Полишинель играл Скарамуша? - недоверчиво спросил он. - А почему бы и нет? При его способностях он должен справиться. - Опять-таки тронут до слез, - вставил Полишинель. - Играть Скарамуша с такой фигурой? - Бине приподнял ся, чтобы ткнуть указующим перстом в сторону плотного коренастого коротышки Полишинеля. - За неимением лучшего, - возразил Андре-Луи. - Тронут столь глубоко, что рыдаю в три ручья. - На этот раз поклон Полишинеля был просто великолепен. - Нет, в самом деле, выйду на воздух, чтобы остыть, - ведь мне столько раз пришлось краснеть. - Пошел к черту, - напутствовал его Бине. - Чем дальше, тем лучше. - Полишинель направился к двери. На пороге он остановился и принял театральную позу. - Слушай меня, Бине. Бог теперь я не буду играть Скарамуша ни за что на свете. - И он вышел. Надо сказать, это был весьма величественный уход. Андре-Луи пожал плечами, развел руками и вновь опустил их. - Вы все испортили, - сказал он господину Бине. - А все так легко можно было уладить. Ну да ладно, хозяин здесь вы, и, поскольку вы хотите уезжать, я полагаю, нам следует заняться сборами. Он тоже вышел. Господин Бине минуту постоял, размышляя, и его маленькие глазки стали очень хитрыми. Он нагнал Андре-Луи в дверях. - Давайте пройдемся вместе, господин Parvissimus, - сказал он очень ласково. Господин Бине взял Андре-Луи под руку и вывел на улицу, где все еще царило оживление. Они прошли мимо палаток, выстроенных на рынке, и спустились с холма к мосту. - Вряд ли мы будем завтра укладываться, - наконец сказал господин Бине. - Нет, завтра вечером мы играем. - Насколько я знаю Полишинеля - нет. Вы... - А я думаю не о Полишинеле... - О ком же тогда? - О вас. - Я польщен, сударь. Что же именно вы обо мне думаете? На вкус Андре-Луи, тон у Бине был слишком льстивым и вкрадчивым. - Я думаю о вас в роли Скарамуша. - Фантазия, - сказал Андре-Луи. - Вы, конечно, смеетесь. - Ничуть. Я вполне серьезен. - Но я же не актер. - Вы мне говорили, что смогли бы играть. - О, при случае... возможно, маленькую роль... - Но, сыграв большую роль, вы можете прославиться за один вечер. Многим ли выпадал подобный шанс? - Я не стремлюсь к этому, господин Бине. Не сменить ли нам тему? - У него был ледяной тон еще и потому, что он почуял в поведении Бине какую-то скрытую угрозу. - Мы сменим тему, когда это будет угодно мне, - сказал Бине, обнаруживая стальную хватку, таящуюся под вкрадчивостью. - Завтра вечером вы будете играть Скарамуша. У вас гибкий ум, идеальная фигура и едкий юмор, как раз подходящий для этой роли. Вы должны иметь большой успех. - Гораздо вероятнее, что я с треском провалюсь. - Неважно, - ответил Бине и цинично пояснил свою мысль: - Это будет лично ваш провал, а деньги от сборов к тому времени уже будут у нас в кармане. - Благодарю вас, - сказал Андре-Луи. - Завтра вечером мы можем заработать пятнадцать луидоров. - К несчастью, у вас нет Скарамуша, - сказал Андре-Луи. - К счастью, он у меня есть, господин Parvissimus. Андре-Луи высвободил руку. - Вы начинаете меня утомлять, - сказал он. - Пожалуй, я вернусь. - Минуточку, господин Parvissimus. Уж если мне суждено потерять пятнадцать луидоров, не обессудьте, если я заработаю их иным способом. - Это ваше личное дело, господин Бине. - Простите, господин Parvissimus, но, возможно, оно касается и вас. - Бине снова взял его под руку. - Окажите любезность перейти со мной через дорогу вон к той почте. Мне нужно кое-что показать вам. Андре-Луи пошел с ним. Еще до того, как они подошли к листу бумаги, прикрепленному к двери, он уже совершенно точно знал, что на нем написано. И действительно, объявление гласило, что вознаграждение в двадцать луидоров будет уплачено тому, кто даст сведения, которые помогут задержать некоего Андре-Луи Моро, адвоката из Гаврийяка, которого разыскивает королевский прокурор Рена по обвинению в призыве к мятежу. Господин Бине наблюдал за Андре-Луи, пока тот читал. Они так и стояли под руку, и хватка у Бине была мертвая. - Итак, мой друг, выбирайте, - сказал он, - угодно ли вам быть господином Parvissimus'ом и сыграть за втра Скарамуша или Андре-Луи Моро из Гаврийяка и отправиться в Рен к полному удовольствию королевского прокурора? - А что, если вы ошибаетесь? - спросил Андре-Луи, лицо которого было непроницаемо, как маска. - Я все же рискну, - хитро взглянул на него господин Бине. - Вы, кажется, упомянули, что вы-адвокат. Какая неосторожность, мой милый. Вряд ли два адвоката будут одновременно скрываться в одной округе. Как видите, тут особого ума не надо, чтобы догадаться. Итак, господин Андре-Луи, адвокат из Гаврийяка, что будем делать? - Мы обсудим это на обратном пути, - сказал Андре-Луи. - А что тут обсуждать? - Мне кажется, есть некоторые детали. Я должен знать, на каком я свете. Пойдемте, сударь, будьте так добры. - Отлично, - отвечал Бине, и они повернули обратно по улице, но господин Бине цепко придерживал своего молодого друга за руку и был начеку на случай, если бы тому вздумалось сыграть с ним шутку. Однако эта предосторожность была излишней, так как Андре-Луи был не из тех, кто тратит энергию впустую. Он знал, что тяжелый и мощный Панталоне физически гораздо сильнее его. - Если я поддамся на ваши весьма красноречивые и соблазнительные уговоры, господин Бине, - сказал он ласково, - какие у меня гарантии, что вы не продадите меня за двадцать луидоров после того, как я сыграю свою роль? - Порукой мое слово чести, - выразительно ответил господин Бине. Андре-Луи рассмеялся. - О, мы заговорили о чести, вот как! Нет, в самом деле, господин Бине, вы определенно считаете меня идиотом. В темноте он не видел, как краска прилила к круглому лицу господина Бине. Толстяк помолчал, а потом ворчливо ответил: - Возможно, вы правы. Какие гарантии вам нужны? - Не знаю, какие гарантии вы могли бы дать. - Я уже сказал, что сдержу слово. - Пока вам не станет выгоднее продать меня. - От вас зависит, чтобы мне всегда было выгодно держать слово. Ведь именно благодаря вам мы так преуспели в Гишене. О, я искренне признаю это. - Наедине, - сказал Андре-Луи. Господин Бине пропустил колкость мимо ушей. - Вы добились для нас успеха своим "Фигаро-Скарамушем", и, если будете продолжать в том же духе, я, конечно, не захочу потерять вас. Вот вам и гарантия. - Однако сегодня вечером вы чуть не продали меня за двадцать луидоров. - Потому что - черт побери! - вы взбесили меня, отказав в услуге, которая вполне вам по силам. Уж если бы я был таким законченным негодяем, как вы считаете, то мог бы вас продать еще в прошлую субботу. Я хочу, чтобы вы меня поняли, мой дорогой Parvissimus. - Ради Бога, только не извиняйтесь, а то вы становитесь еще утомительнее, чем обычно. - Ну, разумеется, вы не упустите случая понасмешничать. Ох, когда-нибудь вам это дорого обойдется. Итак, вот гостиница, а вы так и не сообщили мне свое решение. Андре-Луи взглянул на него. - Конечно, мне придется сдаться - другого выхода нет. Господин Бине наконец-то выпустил его руку и хлопнул по спине. - Хорошо сказано, дружище. Вы об этом не пожалеете. Говорю вам, сегодня вы приняли великое решение - а я кое-что смыслю в театре. Завтра вечером сами скажете мне спасибо. Андре-Луи пожал плечами и зашагал к гостинице, но господин Бине окликнул его: - Господин Parvissimus! Андре-Луи обернулся. Перед ним высилась грузная фигура с протянутой рукой. Луна заливала ярким светом круглое лицо Бине. - Господин Parvissimus, не держите камень за пазухой - терпеть этого не могу. Сейчас мы пожмем друг другу руки и все забудем. С минуту Андре-Луи с отвращением изучал его, затем, поняв, что начинает злиться, почувствовал, что смешон - почти так же смешон, как этот подлый хитрец Панталоне. И тогда Андре-Луи рассмеялся и взял протянутую руку. - Никаких обид? - О нет, никаких обид, - ответил Андре-Луи. Глава V. ВХОДИТ СКАРАМУШ Скарамуш стоял перед зеркалом, рассматривая себя: набеленное лицо с закрученными усиками, тщательно наклеенными, старинный черный костюм, обтягивающий фигуру, на боку шпага, за спиной - гитара. Он был во всем черном - от плоской бархатной шляпы до туфель с розетками. Созерцание собственного отражения настроило его на сардонический лад, как нельзя больше подходивший для роли Скарамуша. Андре-Луи размышлял о том, что его жизнь, до недавнего времени небогатая событиями, неожиданно стала бурной. За одну неделю он успел побывать адвокатом, народным трибуном, разыскиваемым преступником, билетером - и вот, наконец, стал шутом. В прошлую среду он вызвал слезы праведного гнева у толпы Рена, а в эту среду ему надо рассмешить до слез публику Гишена. Несмотря на различие ситуаций, тут было и сходство: в обоих случаях он был комедиантом. Да н роль, которую он играл в Рене, сродни той, которую сыграет сегодня на спектакле, - ибо кем же он тогда был, как не Скарамушем, маленьким застрельщиком, хитрым интриганом, разбрасывающим ловкой рукой семена смуты. Разница лишь в том, что сегодня он выступает под именем, верно характеризующим его амплуа, тогда как на прошлой неделе выступал под личиной респектабельного молодого адвоката из провинции. Поклонившись отражению в зеркале, Андре-Луи обратился к нему: - Шут! Наконец-то ты нашел себя, став самим собой. Несомненно, ты будешь пользоваться большим успехом. Услышав, как господин Бине выкрикивает его новое имя, он спустился и увидел всю труппу, собравшуюся у выхода из гостиницы. Разумеется, все изучали его с большим интересом, особенно господин Бине и Климена. Первый рассматривал его серьезным испытующим взглядом, а последняя - презрительно скривив губы. - Неплохой грим, - заметил господин Бине. - Вы выглядите как настоящий Скарамуш. - К сожалению, довольно часто мужчины не те, кем выглядят, - ледяным тоном сказала Климена. - Ко мне эта истина сейчас не относится, - ответил Андре-Луи, - ибо впервые в жизни я тот, кем выгляжу. Мадемуазель Бине еще сильнее скривила губы и отвернулась, зато другие по достоинству оценили шутку - возможно, потому, что она была туманной. Коломбина подбодрила Скарамуша дружеской улыбкой, сверкнув белыми зубами, а господин Бине еще раз поклялся, что у Андре-Луи будет большой успех, поскольку он смело бросается в это предприятие. Затем громовым голосом, на минутку одолженным у Капитана, господин Бине приказал труппе построиться для парадного марша. Новый Скарамуш занял место рядом с Родомоном, а так как старый ушел час тому назад, чтобы встать у входа в рыночный зал вместо Андре-Луи, они полностью поменялись ролями. Актеры отправились в путь, возглавляемые Полишинелем, бившим в большой барабан, и Пьеро, который дул в трубу, а оборванцы, выстроившиеся шеренгами, наслаждались бесплатным зрелищем, принимая парад. Через десять минут прозвучали три удара, открылся занавес и стали видны потрепанные декорации, изображавшие не то лес, не то сад, и Климена, в лихорадочном волнении ожидавшая Леандра. Этот меланхоличный влюбленный стоял в кулисах, напряженно прислушиваясь, чтобы не пропустить свою реплику, рядом с неоперившимся Скарамушем, который должен был выйти после него. В этот момент Андре-Луи почувствовал дурноту и, попытавшись мысленно пробежать первый акт сценария, который сам же сочинил, вдруг понял, как в кошмарном сне, что не помнит ни слова. В холодном поту он бросился к листу с кратким содержанием спектакля, висевшему на стене. Андре-Луи все еще изучал сценарий при тусклом свете фонаря, как его схватили за руку и поволокли к кулисам. Перед ним промелькнуло нелепое лицо Панталоне со сверкающими глазами и послышалось хриплое рычание: - Климена уже три раза подала вам реплику. Не успел Андре-Луи опомниться, как его вытолкнули на сцену. Он стоял перед полным залом, мигая в ослепительном блеске рампы с оловянными отражателями, и вид у него был такой растерянный и глупый, что публика, заполнившая в тот вечер весь зал, разразилась оглушительным смехом. Вначале Андре-Луи еще больше растерялся, его била легкая дрожь. Климена насмешливо наблюдала за ним, предвкушая провал, Леандр уставился на него в оцепенении, а за кулисами иритаиновывал от ярости господин Бине. - Черт побери, - стонал он перед перепуганными актерами, собравшимися там, - что же будет, когда они поймут, что он не играет? Но публика так ни о чем и не догадалась, так как столбняк, напавший на Скарамуша, длился считанные секунды. Когда до него дошло, что над ним смеются, он вспомнил, что должны смеяться не над Скарамушем, а вместе с ним. Нужно спасать ситуацию и выжать из нее все, что возможно. И вот подлинный ужас и растерянность сменились разыгранными, гораздо более явными, но менее комичными. Он спрятался за нарисованный куст, ясно давая понять, что его напугал кто-то за сценой, и, когда смех наконец-то стал смолкать, обратился к Климене и Леандру: - Прошу прощения, прекрасная госпожа, если мое внезапное появление вас напугало. По правде говоря, после истории с Альмавивой* я уже не так отважен, как когда-то. Вот там в конце тропинки я столкнулся лицом к лицу с пожилым человеком, который нес тяжелую дубину, и мне пришла в голову ужасная мысль, что это ваш отец и ему выдали нашу маленькую хитрость, с помощью которой вы должны обвенчаться. Мне кажется, на эту мысль меня навело не что иное, как дубинка. Не то чтобы я боялся - вообще-то я ничего не боюсь, - однако я подумал о том, что, если это ваш отец и он проломит мне голову дубинкой, вместе со мной погибнут ваши надежды. Ибо что бы вы без меня делали, бедные дети? Всплески смеха из зала все время подбадривали его, помогая вновь обрести врожденную дерзость. Публика определенно сочла его забавным, и он рассмешил ее даже больше, чем сам на то рассчитывал, причем тут сыграли роль случайные обстоятельства. Дело в том, что Андре-Луи очень боялся, как бы его, несмотря на грим, не узнал по голосу кто-нибудь из Гаврийяка или Рена. И он решил воспользоваться тем, что Фигаро- испанец. В коллеже Людовика Великого он знал одного испанца, который говорил по-французски бегло, но с каким-то нелепым акцентом, произнося множество шипящих и свистящих звуков. Андре-Луи часто копировал этот акцент, как молодежь обычно передразнивает насмешившие ее черточки, и вот сейчас очень кстати вспомнил испанского студента и, подражая его акценту, рассмешил гишенскую публику. Господин Бине, прислушиваясь за кулисами к этому бойкому экспромту, на который не было и намека в сценарии, облегченно вздохнул. - Вот дьявол! - прошептал он с усмешкой. - Так это он нарочно? Ему казалось невозможным, чтобы человек, охваченный таким ужасом, как Андре-Луи, столь быстро овладел собой, однако как знать? И вот, чтобы разрешить сомнения, господин Бине без обиняков задал Андре-Луи в антракте вопрос, не дававший ему покоя. Онп стояли в уголке, служившем им артистическим фойе, где собиралась вся труппа. Только что опустился закавес после первого акта, прошедшего с таким блеском, какого еще не знала труппа, и все поздравляли нового Скарамуша, вынесшего на своих плечах основную тяжесть. А он, слегка опьяненный успехом, который завтра, возможно, покажется ему пустым звуком, ответил господину Бине таким образом, что с лихвой отомстил Климене за ее злорадство. - Неудивительно, что вы спрашиваете об этом, - мне следовало предупредить вас, что я намерен сразу же расшевелить публику. Правда, мадемуазель Бине не подыграла мне, когда я изображал испуг. Еще немного - и она бы все погубила. В следующий раз, мадемуазель, я заранее подробно расскажу вам о своих планах. Климена густо покраснела под гримом, но не успела она подыскать колкий ответ, как отец задал ей хорошую головомойку, причем сделал это с тем большим жаром, что сам был одурачен превосходной игрой Скарамуша. Спектакль продолжался, и успех Скарамуша был еще больше, чем в первом акте. Теперь он прекрасно владел собой, и успех воодушевил его, как может воодушевить лишь успех. Дерзкий, живой, лукавый, он был идеальным воплощением Скарамуша. Остроумный от природы, Андре-Луи заимствовал многие строчки у Вомарше, так что у наиболее просвещенных зрителей создалось впечатление, будто Фигаро имеет прямое отношение к спектаклю, и они приобщились к "высшему свету" столицы. Наконец занавес опустился в последний раз, и Скарамуша с Клименой много раз вызывали на поклоны. Когда они отступили и занавес скрыл их от публики, начавшей расходиться, подошел господин Бине, потирая пухлые руки. Да, этот бродячий адвокат, случайно залетевший в труппу, послан самим небом, чтобы заработать ему состояние. Невиданный успех, выпавший на их долю в Гишене, следует удвоить в других местах. Теперь уже не придется спать под изгородью и затягивать потуже пояс - превратности судьбы позади. Бине положил руку на плечо Скарамушу и всмотрелся в него с улыбкой, льстивость которой не могли скрыть даже красная краска и огромный фальшивый нос. - Ну, чтовы должны мне сказать? - спросил он. - Разве я был не прав, когда уверял, что вы будете иметь успех? Неужели вы думаете, что я, всю жизнь проработавший в театре, не отличу прирожденного актера! Скарамуш, вы - мое открытие. Я направил вас на дорогу, ведущую к славе и богатству. Я жду благодарности. Скарамуш рассмеялся в ответ, и смех его был не особенно дружелюбен. - Панталоне есть Панталоне! - сказал он. Бине помрачнел. - Я вижу, вы еще не простили мне маленькой хитрости, с помощью которой я добился, чтобы вы не зарывали талант в землю. Неблагодарный! Я ведь хотел одного - помочь вам, а, как видите, это мне удалось. Продолжайте в том же духе, и вы закончите Парижем. Может быть, вы еще будете играть на сцене Комеди Франсез и соперничать с Тальма, Флери и Дюгазоном* - и всем этим будете обязаны старому Бине. Вы еще скажете спасибо этому мягкосердечному дураку. - Если бы вы были таким же хорошим актером на сцене, как в жизни, то сами давно играли бы в Комеди Фраисез, - сказал Скарамуш. - Но я не держу камень за пазухой, господин Бине. - Он засмеялся и протянул руку, которую Бине схватил и крепко пожал. - Вот и хорошо. Мой мальчик, у меня великие планы для вас - для нас. Завтра мы отправляемся в Мор - там до конца недели ярмарка, в понедельник попытаем счастья в Пиприаке, а потом надо подумать. Может быть, я близок к осуществлению мечты всей своей жизни. Сегодня вечером мы, наверно, заработали больше пятнадцати луидоров. Где же, черт возьми, этот мошенник Кордеме? Бине назвал первого Скарамуша, который так некстати подвернул лодыжку, его настоящим именем, и это означало, что в труппе Бине ему никогда больше не видать почетной роли Скарамуша. - Пойдемте поищем его, а потом отправимся в гостиницу и разопьем бутылочку самого лучшего бургундского, а то и две. Но Кордеме нигде не было, и никто из труппы не видел его с конца представления. Бине прошел ко входу, но и там не нашел его. Сначала он разозлился, потом, продолжая напрасно звать Кордеме, встревожился, и, наконец, когда Полишинель обнаружил за дверью брошенный костыль, не на шутку разволновался. В душу Бине закралось ужасное подозрение, и он заметно побледнел под гримом. - Но он же не мог ходить без костыля сегодня вечером! - воскликнул он. - Как же он ушел без костыля? - Наверно, он пошел в гостиницу, - предположил кто-то. - Но он же не мог ходить без костыля, - настаивал господин Бине. Поскольку стало ясно, что Кордеме нет в ры