ение. Склонившись над узкой койкой, она схватила Блада за обе руки. На ее смуглом лице заиграл румянец, губы дрогнули. -- Вы были так добры, так смелы и благородны! Прежде чем он смог догадаться о ее намерении, она поднесла его руки к губам и поцеловала их, а когда Блад, протестуя, отнял руки, девушка улыбнулась ему. -- Как же я могу не целовать эти руки? Разве не они спасли жизнь моему Хорхито? Разве не они исцелили его рану? Всю мою жизнь я буду благодарна им! Однако капитан Блад в этом сомневался. Хорхито не вызывал у него особой симпатии. Его низкий покатый лоб и толстые чувственные губы не внушали доверия, хотя в целом его лицу была присуща своеобразная грубая красота. Особенно обращали на себя внимание четко очерченный нос, широкие скулы и мощная челюсть. На вид ему было лет тридцать пять. Его светлые, глубоко посаженые глаза устремились в сторону под испытующим взглядом Блада, и он пробормотал запоздалые изъявления благодарности, необходимость которых была подсказана ему страстным порывом девушки. -- Я ваш неоплатный должник, сэр. Хотя в этом, будь проклята моя кровь, для меня нет ничего нового. Сколько я себя помню, я был у кого-нибудь в долгу. Но это долг особого рода. Если бы вы выпустили кишки тому типу, который смылся невредимым, то я бы в тысячу раз сильнее был вам благодарен. Мир бы прекрасно обошелся и без дона Серафино де Сотомайор, разрази его гром! -- Senor Jesus! No dias eso, querido![1] -- воскликнула маленькая идальга. Чтобы смягчить свей протест, она погладила его по щеке. -- Нет, нет, Хорхито! Если бы такое случилось, моя совесть никогда не была бы спокойна. Если бы пролилась кровь моего брата, это убило бы меня! 1 Господи Иисусе! Не говори так, любимый (исп.). -- А моя кровь! Он со своими разбойниками пролил ее достаточное количество, чтобы быть довольным! Или этот проклятый головорез надеялся выцедить ее всю? -- Querido[1], -- успокаивала его девушка. -- Ведь это делалось, чтобы защитить меня. Он считал, что это его долг. Я никогда не простила бы ему, если бы он убил тебя. Ты знаешь, Хорхито, что это разбило бы мое сердце. И все же я могу понять Серафино. Давай же поблагодарим Бога и этого отважного сеньора за то, что не случилось худшего. В каюту вошел Тим, высокий, краснолицый шкипер, чтобы узнать, как себя чувствует мистер Ферфакс, и доложить, что "Цапля" взяла курс и быстро движется вперед, подгоняемая легким южным бризом, оставив Ла-Ача на расстоянии шести миль за кормой. -- Все хорошо, что хорошо кончается, сэр. Для джентльмена, который прибыл с вами на борт, мы уже подыскали помещение. В маленькой каюте я подвешу ему койку. Пойди, займись этим, Алькатрас, -- приказал он негру. -- Vamos![2] Ферфакс откинулся назад, полузакрыв глаза. -- Все хорошо, что хорошо кончается, -- повторил он, криво улыбнувшись, и Бладу почудилась в его голосе скрытая насмешка. Казалось, что, очутившись на койке и перевязав рану, он снова обрел силу тела и духа. -- Твои драгоценности в безопасности, дорогая? -- спросил он, накрыв своей ладонью руку девушки. -- Драгоценности? -- Затаив дыхание, она задумчиво нахмурилась. Внезапно на ее лице мелькнул страх, она вскочила на ноги и прижала руки к сердцу: -- Драгоценности! Ферфакс резко обернулся, глядя на ее внезапно побледневшее лицо и расширившиеся глаза. -- Что такое? -- ворчливо осведомился он. -- С ними все в порядке? Губы девушки дрогнули. -- Valda me Dios![3] Наверно, я уронила шкатулку, когда Серафино догнал нас. Последовала затяжная пауза, которую Блад расценил как затишье перед бурей. -- Ты уронила шкатулку! -- произнес Ферфакс, и в его тоне послышалось зловещее спокойствие. Он остолбенело уставился на девушку, челюсть у него внезапно отвисла, в светлых глазах вспыхнуло пламя. -- Ты уронила шкатулку? -- переспросил он резким надтреснутым голосом. -- Будь проклята моя кровь! Это невероятно! Ад и дьявол! Ты не могла уронить ее! 1 Любимый (исп.). 2 Скорей! (исп.). 3 Боже, помоги мне! (исп.). Его внезапное бешенство потрясло девушку, которая смотрела на него испуганным взглядом. -- Ты сердишься, Хорхито, -- запинаясь, проговорила она. -- Но ты не прав. Посуди сам, я была в ужасе, ведь тебе грозила страшная опасность. Что для меня в тот момент значили драгоценности? Разве я могла о них думать? Я и не обратила внимания, когда шкатулка упала, ведь тебя ранили, и ты мог умереть. Понимаешь, Хорхито? Конечно, их жаль, но ведь теперь мы вместе. Бог с ними! Нежная рука девушки снова обвилась вокруг его шеи. Но Ферфакс в бешенстве оттолкнул ее. -- Бог с ними?!? -- взревел он. -- Провалиться мне на этом месте! Ты же выкинула тридцать тысяч дукатов собаке под хвост и утверждаешь, что это не имеет значения! Кровь и гром, девочка! Что же тогда имеет значение? Блад решил, что пришло время вмешаться. Мягко, но решительно он вновь уложил раненого на подушки. -- Успокоитесь ли вы наконец или будете продолжать орать, как недорезанный теленок? Неужели вы еще недостаточно потеряли крови? Но Ферфакс отчаянно отбивался. -- Черт побери мою душу! Вы мелете вздор! Как я могу успокоиться, когда эта дурочка... Но девушка прервала его. Она гордо выпрямилась, ее глаза, казалось, еще сильнее почернели. Утраченное спокойствие вернулось к ней. -- Почему это тебя так беспокоит, Джордж? Пожалуйста, не забивай, что это были мои драгоценности, и если я их потеряла, то это мое дело. Я считаю, что в этот вечер, когда я приобрела так много, это не следует считать большой потерей. А может быть, я ошибаюсь, Джордж? Может быть, эти драгоценности значат для тебя больше, чем я? Столь откровенный вызов привел Ферфакса в чувство. Он быстро пошел на попятный, разразившись внезапным хохотом, показавшимся Бладу предельно неискренним. -- Черт возьми! Ты сердишься на меня, Исабелита? Что поделаешь -- таков уж мой характер. Вспыхиваю, как порох. А потеря тридцати тысяч дукатов может вывести из себя. Ну ладно, пропади они пропадом! -- И он протянул руку. -- Поцелуй меня и прости, Исабелита. Скоро я куплю тебе все драгоценности, какие ты захочешь. -- Мне не нужно драгоценностей, Джордж. -- Девушка еще не до конца смягчилась, так как малоприятные подозрения, пробудившиеся в ней, не утихли. Однако она подошла к нему и позволила взять себя за руку. -- Никогда не сердись на меня больше, Хорхито. Если бы я так не любила тебя, то меня бы сильнее беспокоила эта шкатулка. -- Ну, разумеется, детка. Тим смущение заерзал на месте. -- Я, пожалуй, пойду на палубу, сэр. -- Дойдя до двери, он повернулся к капитану Бладу. -- Этот черномазый подвесит вам койку. -- Тогда проводите меня, пожалуйста. Ночью мне здесь делать нечего. -- Если ветер не переменится, то мы доберемся до ПортРойяла[1] в воскресенье вечером или в понедельник утром, -- заметил, все еще стоявший в дверях, шкипер. Блад застыл как вкопанный. -- До Порт-Ройяла? -- медленно переспросил он. -- Я не хотел бы высаживаться там. -- А почему? -- обернулся к нему Ферфакс. -- Ведь это английское поселение. На Ямайке вам нечего бояться. -- И все-таки я не хотел бы там высаживаться. В какой порт вы зайдете затем? Вопрос, казалось, позабавил Ферфакса, который снова насмешливо улыбнулся. -- Это будет зависеть от многих обстоятельств. Ответ этот только усилил неприязнь, которую Блад испытывал к англичанину. -- Я был бы вам благодарен, если бы вы согласовали этот вопрос с моими намерениями, учитывая, что я нахожусь здесь ради вашей пользы. -- Ради моей? -- Светлые брови Ферфакса долезли вверх. -- Разрази меня гром, неужели я не понимаю, что вы тоже удираете? Ну, хорошо, посмотрим, что мы можем для вас сделать. Где бы вы хотели сойти на берег? -- Из Порт-Ройяла, -- ответил Блад, с трудом подавив раздражение, -- для вас не составит большого труда пройти через Наветренный пролив и высадить меня на северо-западном побережье Эспаньолы или даже на Тортуге. -- На Тортуге? -- Быстрый взгляд светлых бегающих глаз заставил Блада пожалеть о сказанном. Было нетрудно догадаться, какие мысли в голове Ферфакса. -- На Тортуге, а? Значит, у вас есть дружки среди пиратов? -- Он рассмеялся. -- Ну-ну, это ваше дело. Сначала "Цапля" зайдет а Порт-Ройял, а потом мы займемся вами. -- Я буду вам премного обязан, -- поклонился Блад, почти не скрывая сарказма. -- Желаю вам доброй ночи, сэр. И вам тоже, мадам. 1 Порт-Ройял -- город на острове Ямайка, принадлежавшем Англии. III Некоторое время после того, как дверь за ушедшим закрылась, Ферфакс лежал неподвижно, прищурив глаза. На его губах блуждала загадочная усмешка. -- Лучше бы ты поспал, Хорхито, -- наконец заговорила донья Исабела. -- О чем ты думаешь? Его ответ, казалось, не имел смысла. -- Я думаю о том, насколько отсутствие парика изменяет внешность человека, который к тому же ирландец, хирург и хочет, чтобы его высадили на Тортуге. Девушка решила, что у Ферфакса начался жар, и снова предложила ему поспать. Когда она сказала, что уйдет из каюты, Ферфакс не пожелал и слышать об этом. Проклиная сжигавшую его жажду, он умолял ее дать ему попить. Жажда постоянно терзала его, не давая уснуть, поэтому донья Исабела осталась сидеть радом с ним, время от времени поднося к его губам стакан с водой, смешанной с лимонным соком, а один раз, по его настойчивому требованию, с несколькими ложками бренди. Ночь тянулась медленно; Ферфакс лежал, не говоря ни слова. Наконец, решив, что он заснул, девушка поднялась, чтобы выскользнуть из каюты, но Ферфакс внезапно заявил, что не в силах заснуть и попросил позвать Тима. Она повиновалась, боясь, что возражения выведут его из себя. Когда Тим вернулся с девушкой, Ферфакс пожелал узнать, который теперь час и где они находятся. Тим ответил, что только что пробило восемь склянок и что они удалились от ЛаАча на добрых сорок миль. -- А на каком расстоянии от нас находится Картахена? -- последовал довольно странный вопрос. -- Милях в ста, может быть, немного больше. -- За сколько времени можно добраться туда? Глаза шкипера расширились от удивления. -- Если ветер не переменится, то часа за двадцать четыре. -- Тогда плывите туда, -- приказал Ферфакс. -- Отправляйтесь немедленно. Удивление, отражавшееся на красном лице Тима, перешло в беспокойство. -- У вас, должно быть, жар, капитан. Зачем нам возвращаться на Мэйн? -- У меня нет никакого жара. Ты слышал мой приказ? Иди и бери курс на Картахену. -- На Картахену? -- Шкипер и донья Исабела обменялись взглядами. Понимая, что происходит у них в голове, Ферфакс злобно скривил рот. -- Чтоб тебе провалиться! Подожди, -- проворчал он и погрузился в глубокое раздумье. Не будь Ферфакс прикован к койке, он обошелся бы без партнеров в задуманном им коварном предприятии. Ферфакс бы сам все довел до конца, держа свой коварный план в секрете. Однако состояние, поставившее его в зависимость от шкипера, принудило его выложить свои карты на стол. -- Маркиз Риконете находится в Картахене, и он заплатит пятьдесят тысяч за капитана Блада, живого или мертвого. Пятьдесят тысяч! -- Помолчав, он добавил. -- Это целая куча денег, и пять тысяч из них перейдут к тебе, Тим. Подозрение Тима в том, что его хозяин бредит, перешли теперь в уверенность. -- Ну, разумеется, -- успокаивающе произнес он. -- Разрази тебя гром, Тим! -- зарычал на него взбешенный Ферфакс. -- Ты что, поддакиваешь мне, думая, что у меня бред? Ты бы лучше поразмыслил о причине этого бреда. Тогда бы ты, может быть, стал бы получше видеть и соображать. -- Допустим, -- согласился Тим. -- Но где же мы найдем капитана Блада? -- В маленькой каюте, тое ты поместил его. -- У вас голова не в порядке, сэр. -- Вот заладил! Какой же ты дурак! Говорю тебе, это капитан Блад! Я узнал его в тот момент, когда он попросил высадить его на Тортуге. Не будь я в полусне, я бы и раньше его узнал. Он сказал, что не хочет высаживаться в Порт-Ройяле. Еще бы, ведь губернатор Ямайки -- полковник Бишоп! Теперь ты понял наконец? С глупым видом, моргая глазами, Тим отпустил два-три крепких словечка. -- Так значит, вы узнали его? -- Можешь не сомневаться, что я не ошибся. Теперь иди и меняй курс. А потом запри этого парня. Если мы захватим его во сне, это избавит нас от беспокойства. -- Ну и ну, -- покачал головой Тим и удалился в состоянии крайнего возбуждения, вызванного отнюдь не угрызениями совести. -- Донья Исабела, чей страх возрастал по мере того, как она все больше вникала в происходящее, внезапно вскочила на ноги. -- Постойте, постойте! Что вы намерены делать? -- Это тебя не касается, малютка, -- сказал Ферфакс и повелительным взмахом руки отпустил Тима. -- Нет, касается. Я все поняла. Ты не можешь так поступить, Джордж. -- Почему не могу? Ведь мошенник наверняка сейчас спит, как убитый. Так что особого труда это не составит. Да, его ждет веселенькое пробуждение. -- И Ферфакс разразился хохотом, только усилившим ужас девушки. -- Но Dios mio![1] Ты же не можешь предать человека, который спас тебе жизнь! Ферфакс обернулся к девушке, устремив на нее насмешливый взгляд. Будучи закоренелым негодяем, он не сомневался, что имеет дело с обычной глупой сентиментальностью, которую ничего не стоит преодолеть. К тому же он был уверен в своем влиянии на Исабелу, чью невинность он принимал за простодушие. -- Пойми, девочка, это мой долг. Ведь этот Блад -- вор, пират и убийца, от которого необходимо как можно скорее очистить море. Но девушка еще сильнее разволновалась. -- Может быть, он в самом деле пират. Об этом я ничего не знаю. Но я знаю, что он спас тебе жизнь и именно поэтому находится здесь. -- А вот это неправда, -- возразил Ферфакс. -- Блад находится здесь потому, что он воспользовался преимуществом моего положения. Он прибыл на борт "Цапли", чтобы удрать с Мэйна от преследовавшего его правосудия. Ну, ничего. Завтра он обнаружит, что просчитался. Побледнев, как смерть, девушка в отчаянии ломала руки, затем, придя в себя, она устремила на Ферфакса пронизывающий взгляд, и на ее лице появилось выражение, не слишком ему понравившееся. Вера в этого человека, которого она знала не так уж давно, иллюзии, которые она питала в отношении его, заставившие ее бросить все, чтобы связать с ним свою судьбу, сильно поколебались при виде гнева, обуявшего его, когда он узнал о потере драгоценностей. Теперь же эти иллюзии готовы были рассыпаться в прах, так как те свойства, которые только что продемонстрировал ее возлюбленный, наполнили ее ужасом и отвращением. Правда, она еще пыталась противиться нахлынувшим на нее чувствам. Ведь если Джордж Ферфакс оправдает худшие ее подозрения, какая же участь могла ожидать ее, находящуюся целиком в его власти? -- Джордж, -- спокойно заговорила донья Исабела, глубокое душевное волнение которой выдавала только высоко вздымавшаяся грудь. -- Неважно, кто этот человек. Ты обязан ему жизнью. Не будь его, ты лежал бы сейчас мертвым на той аллее в ЛаАче. А ты хочешь решиться на такой позорный поступок. -- Позорный? Черт возьми! -- И Ферфакс снова разразился отталкивающим пренебрежительным хохотом. -- Ты просто ничего не понимаешь. Долг каждого честного джентльмена выдать властям этого грязного пирата. 1 Боже мой! (исп.). В черных глазах девушки, в упор устремленных на него, появилось презрение. -- И ты еще говоришь о честности! По-твоему, честно продать человека, который спас тебе жизнь, за пятьдесят тысяч? Тогда честен и Иуда, предавший Спасителя за тридцать сребренников! Сердито глада на девушку, Ферфакс, подобно всем негодяям, тотчас же нашел аргумент, оправдывающий его поведение. -- Если тебе это не нравится, то можешь винить себя. Не потеряй ты своих драгоценностей, мне незачем было бы идти на это. Где еще я возьму деньги, чтобы заплатить Тиму и его команде, закупить провизию на Ямайке и подготовить "Цаплю" к плаванию через океан? -- Так вот оно что! -- В ее голосе послышалась нотка горечи. -- Значит, всему виной потеря моих драгоценностей? Que verguenza![1] -- Рыдания сотрясли ее. -- Dios mio, que veltad! Ay de mi![2] -- И девушка, несмотря на свое отчаяние, все еще питавшая слабую надежду, схватила его за руку и взмолилась: -- Хорхито!.. Но мистер Ферфакс, как вы, должно быть, поняли, не отличался терпеливостью. Желая прекратить мольбы своей возлюбленной, он отшвырнул ее с такой силой, что она ударилась о переборку. Его злобный нрав проявился во всей красе, чему немало способствовало то, что резкое движение вызвало новый приступ боли в раненом плече. -- Довольно скулить, девчонка! Черт бы тебя побрал, из-за тебя моя рана снова начнет кровоточить. Какого дьявола ты суешься в дела, в которых ничего не смыслишь? Неужели ты до встречи со мной не мала, что мужчины не любят, когда к ним без толку цепляются? -- И он повелительно закончил свою тираду. -- Иди спать! Так как девушка стояла неподвижно, побледневшая, испуганная и не верящая своим ушам, то Ферфакс, раздраженный молчаливым упреком, светившийся в ее взгляде, бешено заорал: -- Ты слышала, что я сказал? Иди в постель, черт побери! Ступай немедленно! Девушка сразу же вышла, не произнеся ни слова, что пробудило в Ферфаксе подозрение. Словно забыв о своей ране, он осторожно слез с койки и, шатаясь, добрался до двери, успев увидеть донью Исабелу, проскользнувшую в каюту напротив, и услышать приглушенные рыдания, доносившиеся из-за закрытой двери. Ферфакс презрительно скривил губы. Как бы то ни было, ей не пришло в голову выдать капитану Бладу его намерения. А даже, если бы это и случилось, то Тим с его шестью матросами легко бы справился с корсаром, вздумай он сопротивляться. Все же такая мысль могла появиться у девушки, и следовало предотвратить возможные последствия. 1 Какой позор! (исп.). 2 Боже мой, какая гнусность! Господи, помоги мне! (исп.). Ферфакс позвал Алькатраса, который дремал, растянувшись на кормовом рундуке. Разбуженный криком хозяина, стюард примчался на зов и получил от Ферфакса приказ не спать и следить за тем, чтобы донья Исабела не покидала своей каюты. В противном случае он должен был помешать ей силой. После этого с помощью Алькатраса Ферфакс вновь улегся на койку. Крен на правый борт убедил его, что корабль лег на соответствующий курс, и Ферфакс, считая свое будущее обеспеченным, заснул глубоким сном смертельно уставшего человека. IV Крен на правый борт, так успокоивший мистера Джорджа Ферфакса, в то же время весьма озадачил капитана Блада, который еще не спал. Скинув камзол и башмаки, он улегся на койку, подвешенную для него в узкой душной каюте, тщетно призывая сон. Его тревожили мысли, и причем не только о себе. Никакие невзгоды и разочарования, которые пришлось пережить Бладу, не были в состояния уничтожить чувствительность его натуры -- история юной леди из рода Сотомайор причиняла ему немало огорчений. В результате сегодняшних события девушка оказалась во власти человека, который был не только негодяем, но и черствым эгоистом, к тому же не блиставшим умом. Капитан Блад задумался над горестями и страданиями, столь часто приходящимися на долю невинных девушек, которые попадаются на удочку субъектов, пленяющих их своей показной страстью и фанфаронской доблестью. Донья Исабела казалась корсару голубем в когтях ястреба, и он бы многое дал, чтобы освободить ее, прежде чем ее разорвут на куски. Но в своем увлечении девушка едва ли обрадовалась бы избавлению, а даже если бы она прислушалась к голосу разума, то Блад все равно не смог бы предложить ей помощь, как бы сильно он этого не хотел. Вздохнув, он попытался отогнать от себя эти печальные мысли, но они преследовали его до тех пор, пока внезапный крен судна на правый борт не направил его размышления по другому руслу. Неужели ветер мог так резко поменять направления? Во всяком случае, этому факту нельзя было дать никакого другого разумного объяснения. Тем не менее Блад решил выяснить причину. Соскочив с койки, он ощупью нашел свой камзол и туфли, надел их и направился на шкафут. Несколько матросов, сидя на корточках, что-то тихо напевали, на корме у штурвала стоял рулевой. Но Блад не обратился с вопросом ни к кому из них. Ясное звездное небо быстро сообщило ему нужную информацию. Полярная звезда находилась на траверзе правого борта. Таким образом, Блад понял, что судно сделало поворот оверштаг. Всегда относившийся с недоверием к тому, что на первый взгляд не имело смысла, Блад вскарабкался на корму в поисках Тима. Завидя его силуэт на фоне света двух высоких кормовых фонарей, он быстро зашагал к нему. Неожиданное появление капитана Блада привело шкипера в замешательство. Как раз в этот момент он задал себе вопрос, сколько времени требуется их пассажиру для того, чтобы заснуть и, таким образом, дать им возможность связать его на койке без лишних хлопот. Придя в себя, Тим весело приветствовал капитана. -- Прекрасная ночь, сэр. Блад предпочел двигаться к цели окольным путем. -- Я вижу, ветер переменился, -- заметил он. -- Ага, -- быстро ответил шкипер. -- Совершенно неожиданно подул с юга. -- Это помешает нам зайти в Порт-Ройял. -- Если ветер продержится. Но, может быть, он переменится снова. -- Возможно, -- сказал Блад. -- Будем надеяться на это. Опершись на поручни, они молча смотрели на темную воду и белую полосу, оставшуюся за бортом корабля. -- У мореплавателей странная жизнь, Тим, -- философски заметил Блад. -- Она целиком зависит от ветра, который несет нас то в одном, то в другом направлении, иногда помогая нам, иногда мешая, а иногда и вовсе уничтожая. Я полагаю, вы любите жизнь, Тим? -- Что за вопрос! Конечно люблю. -- И, подобно всем нам, испытываете страх перед смертью? -- Разрази меня гром! Вы говорите, как священник. -- Возможно. Видите ли, мне представился удобный случай напомнить вам, что вы смертны, Тим. Все мы иногда забываем об этом и подвергаем себя совершенно ненужным и притом смертельным опасностям. Например, таким, какая угрожает вам в данный момент, Тим. -- Что-что? -- Тим оторвал локти от поручней. -- Не двигайтесь, -- любезно предложил Блад. Его рука скользнула под камзол, и оттуда какой-то твердый цилиндрический предмет прижался к ребрам шкипера. -- Я держу палец на спусковом крючке, Тим, и, если вы будете дергаться, я еще чего доброго нажму на него. Поэтому будьте любезны положить локти на поручни, покуда мы будем беседовать. Вам нечего бояться. Я не намерен вредить вам, разумеется, если вы будете благоразумны, на что я искренне надеюсь. Теперь скажите мне, почему мы повернули в сторону Мэйна? Тим едва не задохнулся от удивления и страха -- главным образом от страха, так как теперь он точно знал с кем имеет дело. На лбу его выступил холодный пот. -- Повернули в сторону Мэйна? -- запинаясь, пробормотал он. -- Вот именно. Почему вы сделали поворот оверштаг? И почему вы солгали мне насчет южного ветра? Вы думали, что я настолько неопытный моряк, что такой ясной ночью не смогу отличить север от юга? Должен заметить, что вы просто болван. Но если у вас не хватит ума бросить ваши выдумки, то больше вам уже никому не придется врать. Итак, я спрашиваю у вас снова -- почему мы повернули назад к Мэйну? Только не говорите мне, что вы решили выдать Ферфакса. Последовала пауза, во время которой слышалось тяжелое дыхание Тима. Он боялся лгать, но еще больше боялся сказать правду. -- А кого же еще? -- буркнул он. -- Тим, Тим! Вы снова лжете, несмотря на мое предупреждение. К тому же ваша ложь меня не обманывает. Если бы вы намеревались выдать Ферфакса, то вы бы направились в Ла-Ача, а если бы вы направились в Ла-Ача, то никогда бы не шли западным курсом, разве только вы круглый дурак, а я надеюсь, что это не совсем так. Я избавлю вас от необходимости продолжать ваше вранье, ибо, клянусь Богом, при следующей лжи я вас отправлю на тот свет. Вы знаете, кто я такой? Только говорите правду! -- Знаю, капитан. Но... -- Тогда помолчите и не совершайте самоубийства очередным обманом, тем более что в этом нет нужды. Все остальное мне отлично известно. Вы, разумеется, идете в Картахену, где найдете рынок для вашего товара и покупателя в лице маркиза Риконете. Если эта идея пришла в голову вам, то я могу вам простить, ибо вы мне ничем не обязаны и нет причины, которая могла бы вам помешать заработать пятьдесят тысяч, продав меня испанцам. Ну, так это ваша выдумка? Со всей искренностью, на которую он был способен, Тим призвал небеса в свидетели, что он только подчинился приказанию Ферфакса, придумавшего в одиночку этот гнусный план. Он продолжал бурно протестовать до тех пор, пока Блад не прекратил поток его красноречия, обильно сдобренный богохульствами. -- Да, да, я вам верю. Очевидно, Ферфакс узнал меня, когда я просил его высадить меня на Тортуге. Это было весьма неосторожно с моей стороны. Но, черт бы его побрал, ведь я спас его жалкую жизнь, и мне казалось, что самый отъявленный негодяй во всем Карибском море поколебался бы, прежде чем... Ну, ладно, это не имеет значения. Скажите мне только, какая доля этих испачканных кровью денег была обещана вам, Тим? -- Он пообещал мне пять тысяч, -- виновато проговорил Тим. -- Тысяча чертей! И это все? Немного же вы получили бы от этой сделки. И сколько же времени вы собирались жить, наслаждаясь этими деньгами? Или, может быть, вы вовсе об этом не думали? Тогда подумайте теперь, Тим, а, возможно, у вас хватит ума понять, что как только источник вашего заработка станет известен, то мои корсары разыщут вас даже на дне морском. О таких вещах следует задуматься, когда становишься компаньоном отпетого мерзавца. Лучше бы вам сделать ставку на меня, приятель. Если вам необходимы пять тысяч, то вы можете заработать их, выполняя моя приказания, покуда я нахожусь на борту этого брига. В таком случае вы получите ваши деньги на Тортуге, когда вам будет угодно, и притом не подвергая свою жизнь опасности. Даю вам слово капитала Блада. Тим не стал задумываться над ответом. Вместо угрозы неминуемой смерти ему предложили награду, не меньшую, чем та, которую обещал ему Ферфакс, и к тому же не сопряженную с опасностями, на которые указал ему Блад. -- Призываю Бога в свидетели... -- снова начал он, то Блад поспешно прервал его. -- Не теряйте времени на клятвы, так как я все равно в них не верю. Я верю только в золото, которое предлагают вам одной рукой, и в пистолет, который держу в другой. С этого момента я не спущу с вас глаз, Тим. Так что не обольщайтесь, когда я уберу пистолет от ваших ребер. Он всегда заряжен и всегда наготове. Надеюсь, у вас при себе нет пистолета? -- И чтобы убедиться, Блад обыскал левой рукой шкипера. -- Отлично. Мы не станем снова делать поворот оверштаг, как вы, возможно, подумали, потому что мы по-прежнему пойдем к Мэйну, но не в Картахену, а в Ла-Ача. Поэтому вы сейчас вместе со мной подыметесь наверх и отдадите команде соответствующее распоряжение. Мы прошли уже достаточно далеко к западу и к утру уже сможем быть в Ла-Аче. Ну, пойдемте. Шкипер покорно последовал за Бладом и просвистел сбор. Когда команда сбежалась, он приказал идти против ветра. Вскоре снасти заскрипели, палуба выровнялась и затем накренилась на левый борт, и бриг двинулся на юго-запад. V Всю ясную июньскую ночь капитан Блад и шкипер "Цапли" провели да корме брига, сидя, стоя или шагая взад-вперед. Иногда зычный голос Тима выкрикивал распоряжения, исходившие, разумеется, от капитана Блада. Тим не давал повода для беспокойства. Очевидно, создавшаяся ситуация как нельзя лучше удовлетворяла этого плута, а предстоящее объяснение с Ферфаксом его не особенно беспокоило. Почти все время оба хранили молчание. Но когда над морем забрезжил рассвет, Тим отважился задать мучивший его вопрос. -- Чтоб мне утонуть, если я понимаю, почему вы снова хотите вернуться в Ла-Ача! Мне казалось, что вы удираете оттуда. Иначе зачем вам было оставаться на борту, когда мы подняли якорь? Блад грустно улыбнулся. -- Пожалуй, вам следует это знать. Тогда вы сможете дать исчерпывающие объяснения мистеру Ферфаксу, если кое-что останется для него непонятным. Может быть, вам это покажется маловероятным, но в моем характере осталось немало рыцарского -- очевидно, от прошлых лучших дней. Фактически из-за этой черты я и стал тем, кем являюсь сейчас. Пожалуйста, не думайте, что я возвращаюсь в Ла-Ача, чтобы выдать Ферфакса семейству Сотомайор. Судьба этого негодяя меня не интересует, а мстительность никогда не являлась свойством моей натуры. Я беспокоюсь только за эту юную идальгу. Только из-за нее мы возвращаемся назад, потому что я теперь очень хорошо понял, что из себя представляет мерзавец, которому она в недобрый час доверила свою судьбу. Я хочу вернуть девушку ее семье, слава Богу, целой и невредимой. Едва ли я могу рассчитывать на ее немедленную благодарность. Но, когда она будет обладать большим жизненным опытом, то, возможно, помянет меня добрым словом, поняв, из какого ада я ее вытащил. Однако эта тирада была выше понимания Тима, в чем он торжественно поклялся. Кроме того, ему показалось, что намерения Блада чреваты потерей обещанных ему пяти тысяч. -- Но если вы бежали из Ла-Ача, то пребывание там грозит вам опасностью. -- Никакая опасность не может помешать мне сделать то, что я задумал. Это убедило Тима, что рыцарские качества, которыми похвалялся Блад, являются темным пятном на фоне его прочих свойств, немало пригодившихся бы любому мошеннику. Маячившая впереди полоска рассвета осветила очертания береговой линии. Но когда они добрались до входа в гавань Рио-де-ла-Ача, уже пробило семь склянок, а солнце стояло высоко на траверзе левого борта. Когда корабль подыскивал место для стоянки на якоре, уставший от всех волнений Тим услышал распоряжение Блада, следовавшего за ним, как тень: -- Прикажите отдать якорь. Шкипер повиновался. Послышался скрип кабестана, и "Цапля" бросила якорь на расстоянии четверти мили от мола. -- Вызовите всех на шкафут. Когда все шесть человек, составляющие экипаж брига, очутились на шкафуте, последовала очередная инструкция Блада. -- Прикажите им открыть люк. Приказ тотчас же был выполнен. -- Теперь прикажите им спуститься в трюм. Скажите, что туда будут укладывать груз. Это распоряжение удивило матросов, но они беспрекословно повиновались. Как только последний из них исчез в темноте, Блад вновь обратился к шкиперу. -- Теперь будьте любезны присоединиться к ним, Тим. Это переполнило чашу терпения шкипера. -- Ну, знаете, капитан! -- Немедленно спускайтесь вниз, -- повторил Блад. Почувствовав во властном тоне и в холодном блеске синих глаз корсара смертельную угрозу, Тим прекратил сопротивление и покорно полез в трюм. Следовавший за ним капитан Блад с трудом подтащил к люку тяжелую деревянную крышку и прикрыл ею отверстие, не обращая внимания на доносившиеся снизу негодующие вопли. Эти звуки пробудили мистера Ферфакса от глубокого сна, а донью Исабелу от тяжелого забытья. Мистер Ферфакс, сразу же поняв, что они стали на якорь, и с удивлением подумав, что он, может быть, проспал целые сутки, слез с койки и, шатаясь, заковылял к иллюминатору. Однако иллюминатор был обращен в сторону открытого моря, поэтому ему удалось увидеть только зеленую, покрытую рябью воду и несколько лодок. Следовательно, они находились в гавани. Но в какой гавани? Было невозможно, чтобы они уже добрались до Картахены. Но, если это не Картахена, то куда же их черт принес? Ферфакс все еще задавал себе этот вопрос, когда его внимание привлекли звуки, доносившиеся из каюты напротив. Он услышал протестующий голос Алькатраса. -- Капитан приказал не выпускать вас из каюты, мэм. Донья Исабела, увидевшая из своего иллюминатора, выходящего на другой борт брига, мол Рио-де-ла-Ача, не понимая, как они тут очутились, бросилась из каюты, объятая страхом, но у входа ее задержал решительный негр, воспрепятствовавший ее бегству и повергший ее в отчаяние. -- Пожалуйста, Алькатрас! Пожалуйста, -- вырвав из волос вплетенные туда жемчужины, девушка протянула их стюарду. -- Я отдам тебе их, Алькатрас, если ты позволишь мне пройти. Не задумываясь над тем, что она сделает, если доберется до палубы, донья Исабела была готова отдать все, что у нее оставалось, чтобы вырваться из каюты. Глаза негра заблестели от жадности. Но страх перед Ферфаксом, который мог проснуться и подслушать их разговор, оказался сильнее алчности. Он закрыл глаза и покачал головой. -- Приказ капитана, мэм, -- повторил он. Озираясь вокруг, подобно затравленному зверю, ищущему путь к спасению, девушка внезапно увидела пару пистолетов, лежавших на буфете у передней переборки каюты. Этого оказалось достаточным. Быстро подбежав к буфету, она схватила пистолеты и направила их в лицо Алькатраса, забыв о жемчужинах, покатившихся по полу. -- Прочь с дороги, Алькатрас! Взвизгнув от страха, негр отскочил в сторону, и девушка беспрепятственно выбежала на палубу. Там капитан Блад заканчивал свои приготовления. Он успокоился, увидев голландский корабль, который двигался против ветра, возвращаясь в Кюрасао, чтобы забрать Блада из Ла-Ача. Но прежде чем сесть на борт голландского корабля, Блад должен был доставить бежавшую идальгу на берег, хотела она того или нет, не останавливаясь даже перед применением силы. Высвободив намотанный на тумбу буксирный канат, он подтянул баркас к трапу и направился на корму в поисках леди, для которой и предназначался баркас. Внезапно дверь из коридора с силой отворилась, и перед изумленным капитаном очутилась донья Исабела с двумя пистолетами. Направив на него оружие, она обратилась к нему с той же фразой, что и к Алькатрасу: -- Прочь с дороги! Капитану Бладу неоднократно приходилось стоять под дулом пистолета, и каждый раз он переносил это со стоическим спокойствием. Но позже он сознавался, что при виде двух пистолетов в дрожащих женских руках, его охватила паника. Мгновенно повиновавшись приказу, он быстро отскочил в сторону и прижался к переборке. Блад был готов к тому, что девушка будет сопротивляться его намерениям, но он никак не ожидал, что это сопротивление выразится в такой угрожающей форме. Удивление на момент выбило его из колеи. Придя в себя, он попытался противопоставить свое непоколебимое спокойствие паническому страху юной леди с пистолетами. -- Где Тим? -- неторопливо осведомилась она. -- Мне нужен Тим. Я должна сейчас же сойти на берег! Блад облегченно вздохнул. -- Слава Богу! Значит, вы образумились? Или, может быть, вы не знаете, где мы находимся? -- О, конечно, знаю! -- Внезапно донья Исабела умолкла, уставившись расширенными от ужаса глазами на человека, которому ее возлюбленный уготовил такую страшную участь. -- Но, вы... -- запинаясь, продолжала она. -- Вам грозит величайшая опасность, сеньор! -- Еще бы, мадам. Ведь вы размахиваете у меня перед носом заряженными пистолетами. Уберите их, ради Бога, а то еще произойдет несчастный случай. -- Девушка повиновалась, и он взял ее за руку. -- Отправимся на берег вместе. Своим желанием вы избавили меня от многих огорчений, так как я хотел высадить вас на берег независимо от ваших намерений. Но донья Исабела попыталась вырвать руку. -- Вы говорите, что хотите высадить меня на берег? -- удивленно переспросила она. -- А зачем же еще, по-вашему, я привез вас назад в ЛаАча? Ибо вы вернулась сюда сегодня благодаря моим стараниям. Говорят, что утро вечера мудренее, но я никак не предполагал, что этим утром нам в голову придет такая великолепная мысль. -- И он нетерпеливо потянул девушку за руку. -- Вы привезли меня назад? Вы? Капитан Блад? В наступившей затем паузе Блад выпустил ее руку. Его глаза прищурились. -- Так вы знаете это? Очевидно, мерзавец сказал вам, кто я такой, когда решил предать меня? -- Поэтому я и хочу сойти на берег! -- воскликнула девушка. -- Поэтому я благодарю Бога за то, что вы вернулись в ЛаАча. -- Понятно. -- Но его глаза оставались серьезными. -- А когда я высажу вас на берег, я могу положиться на то, что вы придержите язык до тех пор, покуда я снова выйду в море? В ее глазах мелькнул гнев. -- Вы оскорбляете меня, сеньор, -- сказала она, надменно выпятив подбородок. -- Неужели вы думаете, что я могу предать вас? -- Не думаю. Но всегда лучше быть уверенным. -- Я же говорила вам вчера вечером, как высоко я ценю вашу услугу. -- Говорили. И, видит Бог, сегодня утром у вас есть причина думать обо мне еще лучше. Ну, пошли. Он проводил ее через палубу мимо люка, откуда все еще доносились негодующие вопли шкипера и матросов, и они спустились по трапу в баркас. Им повезло, что они не замешкались, так как Блад еще не успел отчалить, как с борта корабля на них уставились две физиономии -- одна черная, а другая мертвенно бледная, искаженная бешеной злобой. Мистер Ферфакс с помощью Алькатраса добрался до палубы как раз в тот момент, когда Блад и девушка сели в баркас. -- Доброе утор, Хорхито! -- приветствовал его Блад. -- Донья Исабела отправляется на берег вместе со мной. Но ее брат и все Сотомайоры скоро очутятся у борта вашего брига, и очень может быть, они захватят с собой алькальда. Они исправят ошибку, которую я совершил вчера вечером, спасая вашу грязную жизнь. -- О, только не это! Я не хочу этого! -- взмолилась донья Исабела. Блад засмеялся, взявшись за весла. -- Вы думаете, что он будет этого дожидаться? Уверяю вас, он постарается как можно скорее выпустить экипаж из трюма и выйти в море. Черт его знает, куда он направится теперь, но, безусловно, не в Картахену. Я решил плыть сюда, так как понял, что это не человек, который достоин быть вашим мужем, сеньорита, и решил вернуть вас вашей семье. -- Это заставило и меня желать возвращения, -- промолвила девушка, ее глаза стали печальными. -- Всю ночь я молилась о чуде, и небо услышало мою молитву. Вы совершили это чудо. -- Она посмотрела на Блада, и на ее живом маленьком личике отразилось удивление. -- Я до сих пор не знаю, как вам это удалось. Отложив на минуту весла, Блад выпрямился. Его худое мужественное лицо озарила веселая улыбка. -- Ведь я капитан Блад! Но прежде, чем они добрались до мола, настойчивость доньи Исабелы вынудила Блада дать более подробные объяснения. Красивые мягкие глаза девушки наполнились слезами. Блад провел лодку сквозь лес мелких суденышек к омываемой морем лестнице мола и, спрыгнув на берег, протянул девушке руку, помогая ей выйти из баркаса. -- Вы извините меня, если я не стану здесь задерживаться, -- сказал он, все еще удерживая ее руку в своей. -- Да, да. Идите, и да хранит вас Бог! -- Не отпуская его руки, донья Исабела наклонилась ближе. -- Вчера вечером я думала, что вы были посланы небом, чтобы спасти... этого человека. Сегодня я знаю: Бог послал вас, чтобы спасти меня, и я всегда буду помнить это. Эта фраза доставила капитану Бладу немалое удовольствие и удержалась в его памяти, о чем мы можем судить по ответу на приветствие хозяина голландского брига. Ибо с похвальным благоразумием он отказал себе в удовольствии выслушать такие же благодарности от членов семейства Сотомайор, памятуя о присутствии в Ла-Ача дона Франсиско де Вильямарга, и поскорее отплыл, не давая себе отдыха, покуда