нной им, было обозначено лишь несколько крошечных прибрежных островов. Тем не менее в честь мнимого первооткрывателя в Голландии была выбита медаль, а в Британском музее и до сих пор хранится рукописная карта Дрейка, на которой изображены эти островки, с крупной витиеватой надписью: "Хорошо известная Южная Земля". В течение двадцати лет о Южной Земле не поступало никаких новых сведений. Но вот в 1606 году голландский моряк Янсзон увидел берега северной Австралии и объявил, что это и есть Южная земля. Вслед за этим португалец на испанской службе Педро Фернандес де Кирос дошел до острова Новые Гебриды, принял их за Южную Землю и немедля отбыл в Испанию просить короля организовать экспедицию для исследования новых богатейших испанских владений... В 1614 году такая экспедиция была организована. В пути Кирос покинул своих спутников, на одном из кораблей отправился обратно в Испанию, чтобы добиться патента на управление Южной Землей, и где-то в неведомых просторах океана погиб. Интерес к Антарктиде на время ослабел. Многие считали, что слухи о богатом зеленом материке были одной из морских легенд. Только энтузиасты ученые попрежнему создавали проекты экспедиций на крайний юг, на поиски таинственного материка. Однако все эти смелые проекты умирали в архивах, потому что среди богачей и властителей Европы не находилось человека, который рискнул бы частью своих капиталов ради науки. Но когда в 1772 году французский морской офицер Керглен открыл на юге Индийского океана большой остров, названный его именем, правители Англии насторожились: а вдруг легенда о неизвестных богатых землях на крайнем юге окажется правдой? Англия решила захватить эти земли, как уже успела она присвоить бесчисленные острова в Тихом, Атлантическом, Индийском океанах. И в следующем, 1773 году корабли Джемса Кука пересекли Южный полярный круг... Перед Куком стояла четкая задача: водрузить флаг Британии над Южно-полярным материком. Три года скитался знаменитый английский мореход в поисках Антарктиды. Он открыл много еще неизвестных островов в Тихом и Атлантическом океанах, но, в конце концов, пришел к выводу, что Южно-полярного материка не существует. "Я льщу себя надеждой, - писал в донесении Кук, - что задачи моего путешествия во всех отношениях выполнены полностью; Южное полушарие достаточно обследовано; положен конец дальнейшим поискам Южного материка, который на протяжении двух столетий неизменно привлекал внимание некоторых морских держав и был излюбленным предметом рассуждений для географов всех времен". В то время никто не осмелился бы опровергнуть выводы прославленного моряка. Дальше Кука никто еще не побывал на юге. К тому же он заявил, что дальше побывать и невозможно. И хотя это заявление звучало и вызывающе, многие мореходы молча с ним согласились, а ученые стерли с карт неведомый материк... И все же с капитаном Куком согласились далеко не все. Жарко обсуждали русские моряки результаты его исследований. Они видели, что английский мореплаватель обследовал лишь незначительный район океана южнее полярного круга. И неужели дальше его никто не сможет пройти? Пристальный интерес русских моряков к Южному Заполярью объяснялся глубокими причинами. В первой половине XIX столетия русские организовали целый ряд кругосветных путешествий и, избороздив необозримые просторы океанов, открыли множество островов. Вклад русских исследователей в мировую географическую науку был огромен. Не только в научных обществах, но и в широких слоях населения России подолгу обсуждались географические открытия русских, шли жаркие споры о существовании Южного материка. В этом интересе к отдаленному району планеты выражался пытливый характер русского человека. Слух об организации русской экспедиции на поиски таинственной Южной Земли с удивительной быстротой облетел Петербург, Москву и многие города России. Тысячи людей в письмах и прошениях предложили Морскому министерству свои услуги. Они были готовы идти на край света, чтобы разгадать великую загадку юга и приумножить славу родины. Откликнулась на эту идею и купеческая знать. Открытие новых земель сулило для нее новые торговые связи, новые барыши. На этот раз Морское министерство действовало довольно быстро. Уже в начале 1819 года оно приняло решение о посылке в Южно-полярные воды двух кораблей, командирам которых надлежало пройти по возможности дальше на юг, в широты, которых не достиг Джемс Кук, и разгадать вековую загадку о Южно-полярном материке. План этого смелого похода был разработан так, что корабли обязательно должны были обогнуть всю ледяную громадину Антарктиды. Командиры кораблей в зависимости от обстоятельств могли действовать целиком по собственному усмотрению, не придерживаясь слепо инструкции. Им только напоминалось, что в случае первых неудач следует предпринимать все новые и новые попытки к открытию предполагаемого материка. Эти наставления, записанные в инструкции, были, пожалуй, излишни. Два испытанных русских капитана - Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен и Михаил Петрович Лазарев - отлично знали, какая почетная и ответственная задача поручена им. В начале июля 1819 года шлюпы "Восток" и "Мирный", вооруженные мелкокалиберными пушками, снабженные всем необходимым для дальнего сурового пути, снялись с якорей на Кронштадтском рейде и, окутанные дымом пушечного салюта, медленно скрылись за сизым балтийским горизонтом... Оба капитана хорошо знали Балтику и путь к британским островам. Начальник экспедиции, воспитанник Морского корпуса Фаддей Беллинсгаузен принимал участие в кругосветном плавании знаменитых русских мореходов Ивана Крузенштерна и Юрия Лисянского в 1803-1806 годах. Перед своим назначением в Южно-полярный поход капитан-лейтенант Беллинсгаузен командовал одним из кораблей Черноморской эскадры. Лейтенант Михаил Лазарев был моложе Беллинсгаузена. Он окончил Морской корпус на шесть лет позже своего соратника, но сразу же по окончании курса, с 1803 года, непрерывно находился в дальних плаваниях на разных кораблях в течение нескольких лет. За это время Лазарев не раз обошел побережье Европы, Африки и ряда азиатских стран, вплоть до Индии, а в 1813 году, командуя кораблем "Суворов", он совершил самостоятельный рейс в Америку. Еще в годы русско-шведской войны за Лазаревым укрепилась репутация отважного и опытного моряка, и теперь, когда, возвратясь из Америки, он окончательно поселился в Кронштадте, в Морском министерстве о нем вспомнили не случайно. И Лазарев, и Беллинсгаузен знали, как важно отобрать для экспедиции закаленных в северных морских походах, дружных, выносливых, бесстрашных моряков. Тщательно проверяли они каждого матроса, его опыт, отвагу, здоровье, умение жить и трудиться в коллективе. Участник этой славной экспедиции, профессор Иван Симонов позже неспроста отметил: "...Успехи сих экспедиций тем более должны быть для вас приятны, соотечественники, что все офицеры и чиновники, их составляющие, были русские. Некоторые носили немецкие имена, но, будучи дети российских подданных, родившись и воспитавшись в России, не могут назваться иностранцами..." Капитаны были довольны экипажами кораблей. Уже первые штормы в Балтийском и Северном морях показали, как выдержаны и искусны в опасных работах на реях мачт бывалые русские моряки. Единственное, что с первых дней похода смущало обоих капитанов, это ненадежность и невысокие мореходные качества кораблей. На эти качества еще в Кронштадте и Лазарев и Беллинсгаузен обращали внимание чиновников из Морского министерства. Шлюп "Мирный" по скорости хода значительно уступал "Востоку", был мало поворотлив и недостаточно прочен. Корабли должны были следовать все время вместе, и это заставляло один из них идти под всеми парусами, а другой постоянно останавливаться и ждать. Если учесть условия плавания на крайнем юге, за тысячи километров от земли, в неизведанных просторах океана, меж льдов, то экспедиция на этих малых деревянных кораблях выглядела как предприятие весьма рискованное. И все же особенно настаивать на замене кораблей капитаны не могли: это привело бы к отсрочке похода, а может быть и к отмене его. После первых штормовых экзаменов на Балтике и краткой стоянки в Копенгагене, а затем в Портсмуте перед моряками открылась Атлантика. Размеренно и слаженно шла жизнь на кораблях. Высококультурные офицеры Лазарев и Беллинсгаузен категорически исключили на своих судах старую морскую "традицию" всех флотов - телесные наказания для матросов. Обширная библиотека и многочисленные игры были в распоряжении не только офицерского, но и рядового состава шлюпов. Вечерами свободные от вахт матросы собирались у фок-мачты, на выступе трюма, и дружная русская песня летела над океаном, и задумчивый перебор гармоники словно был голосом родины, ее приветом... В начале ноября "Восток" и "Мирный" прибыли в Бразилию, в порт Рио-де-Жанейро. Веселым и радостным сначала показался морякам этот город, весь в цветущих бульварах и садах. В ноябре в Петербурге сеется мелкий дождь, а здесь роскошно цветут колларио и розы, обласканные теплым ветром южной весны. Но город только внешне выглядел радостным и веселым. Его богатые магазины, дворцы помещиков и торговцев, фонтаны, памятники и сады были вывеской, за которой скрывались ужас работорговли, слезы и кровь невольников, обреченных на мученичество и смерть в малярийных болотах Бразилии. С гневом и ненавистью смотрели русские моряки на ожиревших торговцев "живым товаром", на дикий бесчеловечный аукцион, где из материнских рук вырывали несчастных детей, чтобы продать их в вечное рабство, где хлыст то и дело свистел над головами невинных пленников... Около трех недель простояли шлюпы в порту Рио-де-Жанейро, но в последние дни никто из моряков не выезжал в город. В Рио-де-Жанейро находился отправной пункт, с которого экспедиции предстояло совершить прыжок в неизведанные просторы высоких южных широт. В декабре корабли снова вышли в океан и взяли курс на юг. С каждым днем все плотней становились туманы над океаном. Свирепые шквалы рвали паруса. Иногда шел снег, и тонкий лед сковывал снасти. Пустынные острова Южная Георгия уже были известны - их не раз посещали китобои, - поэтому экспедиция задержалась здесь ненадолго. Впереди лежали неисследованные пространства Южного Заполярья, которые неудержимо влекли моряков. Уже в первые дни дальнейшего плавания на юг экипаж шлюпа "Мирный" ждало открытие: вахтенный офицер Анненков заметил неизвестный, не указанный ни на одной географической карте остров. Этот остров был назван его именем. Офицеры на "Мирном" шутили: - Итак, начинаем по алфавиту - с буквы "А"... Если так переберем всю азбуку - сколько новых островов появится на карте!.. Но было похоже, что шутка становится правдой. Через несколько дней лейтенант "Востока" Лесков обнаружил еще один остров. Ему дали имя Лескова... Прошло лишь несколько часов, и лейтенант Торсон заметил третий по счету остров. Невдалеке от него клубился едкий вулканический дым еще одного неизвестного острова, получившего имя Завадовского. Следуя к Южным Сандвичевым островам, которые ранее посетил Кук, экспедиция открыла острова Восточный, Западный и Средний; это были хмурые скалы, лишь местами покрытые зеленью мхов, населенные тысячами пингвинов... На Земле Сандвича ни до Кука, ни после него никто из мореходов не был. Заброшенная на крайний юг Атлантического океана, эта земля изображалась на картах лишь приблизительно. Первыми после Кука здесь высадились русские моряки. И сразу обнаружились ошибки знаменитого морехода. Мыс Сандерса и мыс Монтегю оказались островами. Там, где Кук увидел сплошную землю, была рассеяна группа мелких островов. Три из них открыли Лазарев и Беллинсгаузен. Из уважения к памяти Кука они не изменили названия этого архипелага, но с того времени на всех картах мира Земля Сандвича стала называться Южными Сандвичевыми островами. Все эти дни полярные штормы и шквалы нещадно трепали малые деревянные шлюпы. Почти ежечасно на жестоком ветру матросам приходилось взбираться на высокие мачты и реи, скалывать лед. Неспроста вспоминали теперь офицеры, как строги были Лазарев и Беллинсгаузен при отборе команд в Кронштадте. Непоколебимо и бесстрашно работали моряки-балтийцы в самые опасные и суровые часы ледовых вахт. И этот неутомимый и отважный труд моряков не раз отводил корабли от неизбежных гибельных крушений. Упрямо преодолевая штормовую волну, шлюпы продолжали следовать все дальше на юг. Вскоре тяжелые туманы встали перед кораблями сплошной завесой. Как-то утром в начале января, когда северный ветер рассеял туман, моряки увидели вокруг огромные ледяные горы, будто целый город величественных хрустальных дворцов, радужно светившихся и сверкавших на солнце... Корабли проходили у самых ледяных стен. Бессильно падали паруса, - верхушки мачт были значительно ниже исполинских ледниковых глыб и нагромождений. Груды камня, земли, иногда целые утесы громоздились на выступах ледяных гор, и это было доказательством, что где-то здесь, может быть очень близко, лежит он, никем еще не достигнутый, покрытый извечной тайной материк... Когда безмолвный плавучий город из льда остался позади, капитаны приказали прибавить парусов. Шлюпы увереннее понеслись на юг, давно уже миновав те широты, до которых доходил Кук. Но ледяные горы будто волокли за собой густой, непроглядный косяк тумана. И вскоре оба корабля окутала тяжелая серая мгла. В часы наиболее ответственных вахт Лазарев, как правило, сам поднимался на мостик. И теперь он стоял у невысоких перил, рядом с вахтенным офицером, вглядываясь в месиво тумана, прислушиваясь к голосу дозорного матроса. На "Мирном" и на "Востоке", по примеру китобоев, на фок-мачтах были установлены наблюдательные посты. Однотонный голос дозорного вдруг испуганно сорвался: - Гора!.. Прямо перед нами... Сквозь медленно сползавшие клочья тумана Лазарев увидел невдалеке силуэт зубчатой ледяной горы. "Мирный" мчался на эту громадину и, казалось, не было никакой возможности удержать корабль от гибели. Руки капитана впились в кругляк поручней... - Долой паруса! Десятки голосов дружно подхватили слова его команды: "Долой паруса!" - Есть долой паруса!.. Лазарев и сам теперь удивился, с какой быстротой, ловкостью и отвагой взбежали матросы по скользким, обмерзшим трапам высоко на реи мачт и отдали паруса... Чуть слышно повторив побелевшими губами слова команды, рулевой успел взять "лево на борт"... Тяжело нависший выступ огромной плавучей горы медленно прошел над бортом корабля, и леденящий холод, словно дыхание самой смерти, обдал моряков... - Это счастье... Какое счастье! - взволнованно воскликнул вахтенный офицер. - Мы были на краю гибели, Михаил Петрович... Лазарев провожал взглядом смутно мерцавшую гранями ледяную гору: - Да, это счастье, - сказал он. - Только отважным оно верно... Но шлюп "Мирный" подстерегала новая опасность. Это случилось в начале января, вскоре после того, как экипажи обоих кораблей дружно, за общим столом отметили наступление нового года. Над океаном расстилался плотный туман. Обходя ледяные поля, шлюпы продолжали двигаться к югу. Вдруг раздался неожиданный возглас наблюдателя, потом чей-то сорвавшийся крик, и вахтенный начальник увидел впереди вставшую выше мачт ледяную стену... Он не растерялся. Матросы по его команде метнулись к парусам. Рулевой успел обернуть штурвал. Но было поздно... Малоповоротливый шлюп продолжал нестись навстречу льдине. Тяжелый удар сотряс корабль от киля до клотиков мачт, с треском рухнула рея, бессильно повисли сорванные снасти... Каким бессильным и малым показался в эти минуты матросам их "Мирный" в сравнении с громадиной ледяной горы!.. Несколько матросов одновременно бросились на нос шлюпа. "Мирный" не получил пробоины. Он ударился в лед форштевнем, - прочной дубовой балкой, которая и приняла на себя всю силу толчка. Лазарев уже был на палубе. Матросы не расслышали в его голосе тревоги. Попрежнему сдержанно, спокойно и четко звучали слова команды. Шлюп медленно отвалил от льдины, развернулся и снова взял курс на юг... Опустив голову, вахтенный офицер стоял на мостике в ожидании капитанского выговора и упреков. Капитан всесилен на корабле. Он может разжаловать в рядовые матросы или совсем отстранить от службы и потребовать суда. Неожиданно, в течение считанных минут мог оборваться весь долгий и трудный служебный путь морского офицера. Авария корабля - самое тяжелое обвинение... Лазарев неторопливо поднялся на мостик. На палубе будто замерли матросы. Все они знали, как строг и требователен капитан к исполнению каждым моряком всех, даже малейших обязанностей по службе. Но Лазарев оставался спокойным: ни одного резкого движения или жеста. Он смотрел на сломанные реи, на обвисшие паруса... - Вахтенный, - сказал он, - нам грозила серьезная опасность. Теперь она миновала, и не следует унывать. Вы сделали все, что могли сделать в течение этого краткого времени, и проявили похвальное хладнокровие. Продолжайте нести вахту. Вахтенный крепко пожал его руку, и капитан заметил, как радостно просветлели обветренные суровые лица моряков... Южный полярный круг уже давно остался позади. Штормы внезапно сменились полным штилем, и над шлюпами стали парить буревестники, а потом появились маленькие, юркие птицы, похожие на ласточек. Это было верным доказательством, что где-то близко, за ледяными полями, лежит земля. 16 января 1820 года, петляя меж огромных льдин, продолжая неуклонно продвигаться на юг, экспедиция подошла к сплошному ледяному полю. В этот день шлюпы "Восток" и "Мирный" находились лишь в двадцати милях от материка Антарктиды, в районе берега, который ныне носит название Земли принцессы Марты. Впереди сплошным барьером вставала ледяная стена. Плохая видимость не позволяла различить верхних очертаний этого барьера. Моряки видели только ледяные обрывы, которые, будто скалистый берег, уходили на юг, за горизонт. Сколько раз в эти исполненные волевого напряжения дни и Беллинсгаузен и Лазарев порывались воскликнуть: - Вот он, Южный материк!.. Но видимость оставалась попрежнему плохой, и этот ледяной берег временами казался призрачным. И все же в близости неизвестной земли были уверены многие офицеры экспедиции. Мичман П. Новосильский в те дни записал: "...при сильном ветре тишина моря необыкновенная. Множество полярных птиц и снежных буревестников вьется над шлюпом. Это значит, что около нас должен быть берег". Не менее уверенна запись и самого Беллинсгаузена: "Здесь за ледяными полями мелкого льда и островами виден материк льда, коего края отломаны перпендикулярно и который продолжается по мере нашего зрения, возвышаясь к югу подобно берегу". 16 января русские моряки видели берег Антарктиды. Нигде в другом районе земного шара не существует подобных, скованных могучими льдами берегов. Нигде больше нет таких ледяных барьеров... 16 января 1820 года в широте 69o25' и долготе 2o10' произошло одно из величайших мировых географических открытий - открытие Антарктиды. Однако офицерам экспедиции оба капитана не уставали повторять: - Нам нужна полная достоверность открытия. Только полная достоверность! На офицерском совете Лазарев говорил: - Многие наши офицеры утверждают, что перед нами не айсберги и не отдельные острова, а желанный, обретенный, наконец-то, Южный материк... Я тоже верю в это! Однако великая честность и требовательность всегда отличала русских моряков. Поэтому я повторяю: только полная достоверность!.. Мы снова и снова пойдем на юг, и чем грознее встанут впереди преграды, тем большей будет наша решимость до конца разведать таинственный материк. 6 и 14 февраля корабли снова приближались к берегам Антарктиды, и снова льды и туманы непроницаемым заслоном встали на их пути, хотя не только офицеры - каждый матрос экспедиции по множеству признаков отлично знал, что берег совсем близко... Сколько дней и бессонных ночей! И с каким героическим упорством пробивались русские люди сквозь льды к разгадке великой тайны! Никто еще не был до них в этих районах Атлантического и Индийского океанов. На сотни миль остались позади границы доступности южных широт, с такой категоричностью указанные Куком. Карта огромных просторов Антарктиды отныне получала ясные очертания. На ней появились новые острова, цифры, показывающие океанские глубины, сведения о районах, считавшихся ранее недоступными. Но и теперь экспедиция русских мореходов не была завершена. Путешественники решили продолжать исследования, чтобы окончательно разгадать загадку Южного материка. В конце марта шлюп "Восток", а через несколько дней и "Мирный" вошли в Порт-Джексон (Сидней). Приближалась суровая антарктическая зима, время, когда попытки плавать за Южным полярным кругом были заранее обречены на полную неудачу. Казалось бы, теперь у экипажей кораблей были целые месяцы для отдыха. Но моряки не стремились к отдыху. Несмотря на трудности похода, на кораблях не было ни одного больного. Только закалились матросы и офицеры шлюпов в постоянной борьбе с океаном, снова им нетерпелось в путь... Ремонт был закончен за четыре недели, а еще через неделю оба шлюпа подняли паруса и взяли курс на Новую Зеландию, чтобы оттуда следовать в неизученные районы Тихого океана, к островам Паумоту и Таити... На этом пути к Южному тропику отважных путешественников ожидала радость новых больших открытий. Они открыли и впервые нанесли на карту целую группу островов, названную Островами Россиян. Возвращаясь обратно в Австралию, в Порт-Джексон, экспедиция открыла острова Восток, Лазарева, Александра, Симонова, Михайлова... Один лишь этот, длившийся четыре месяца тихоокеанский поход вполне оправдывал посылку экспедиции и создавал ей всемирную славу. Но и теперь моряки не считали выполненным до конца свое большое и ответственное задание. Снова на юг! Стоянка в Порт-Джексоне затянулась на этот раз почти на два месяца. Английские подрядчики, взявшиеся ремонтировать корабли, не торопились. Этим чиновникам, видно, не очень-то пришлось по вкусу то, что русские за короткое время сделали так много открытий и в тропиках и в Антарктиде, что они побывали значительно дальше, чем их соотечественник Кук... Быть может, нашлись среди них и отъявленные негодяи, готовые на преступление. Уже через несколько дней после того, как шлюпы покинули Порт-Джексон, в носовой части "Востока" открылась сильная течь. Это не на шутку обеспокоило Беллинсгаузена и всю команду корабля. Возвращаться обратно в австралийский порт и снова бессмысленно терять драгоценное летнее время обоим капитанам казалось равносильным отмене похода. Продолжать рейс на шлюпе, в трюме которого хлещет вода, было тем более опасно. И все же Беллинсгаузен, посоветовавшись с офицерами, решил идти вперед. "Отважность иногда ведет к успехам", - записал он в корабельном журнале. Шлюпу "Восток" в этом рейсе особенно не везло. В тумане он едва проскочил узким ущельем между двух сближающихся ледяных гор, несколько позже ледяная глыба сорвала подводную обшивку с носовой части корабля. Лишь случайно якоря и накладные деревянные брусья предохранили судно от пробоины и гибели. С этой минуты шлюп "Восток" стал еще менее надежным. А море попрежнему то громыхало штормом, то заволакивалось туманом, то покрывалось бесчисленными глыбами льда. Уже в пятый раз, лавируя среди плавучих льдов, прорываясь разводьями меж ледяных полей, шлюпы переходили Южный полярный круг, и моряки опять убеждались в близости неведомых земель: снова появлялись птицы; потом на льдине был замечен тюлень; потом, - самый верный признак! - в желудке убитого пингвина нашли камешки... Значит совсем недавно этот пингвин побывал на неизвестном берегу. Но сколько ни всматривались дозорные матросы в туманную даль океана, нигде не могли они заметить желанной, неведомой земли... 9 января 1821 года льды стали реже, разводья шире. Командиры шлюпов не замедлили воспользоваться этим, чтобы предпринять очередную попытку продвинуться дальше на юг. Это был памятный день, навсегда вошедший в героическую историю нашего славного морского флота. Все предвещало близость берега, - птицы, летавшие над кораблями, стаи непуганых китов, неторопливые, любопытные пингвины, с удивлением глазевшие на людей... Дозорный "Востока" вдруг крикнул: - Берег!.. И это слово взволнованно повторили десятки голосов. Почти в ту же минуту с "Мирного" тоже увидели землю и сигналом известили об этом. Ни один корабль еще не посещал этих далеких суровых мест. Тем большей была для русских моряков волнующая радость их открытия. Лазарев стоял на мостике шлюпа сосредоточенный и серьезный. Казалось, он один не разделял всеобщего ликования. Берег темнел расплывчатым темным пятном, и даже в сильную зрительную трубу капитан не мог уловить в том пятне ни одного четкого контура. Постепенно и офицеры, и матросы "Мирного" притихли. Не ошиблись ли они? Почему так безучастен капитан? Но вот лицо капитана стало светлее, и губы дрогнули в чуть приметной улыбке: далеко, над темным пятном, в разрыве туч проглянуло яркое солнце, и взору сразу открылись черные осыпи и обрывы, и огромный массив поднявшейся в поднебесье горы... - Берег! - радостно проговорил Лазарев. - Мы не напрасно столько трудились, дорогие друзья!.. Расстояние в 34 мили, отделявшее шлюпы от этого берега, было слишком большим для подробных наблюдений. Командиры решили во что бы то ни стало приблизиться к неизвестной земле. Весь остаток дня и всю ночь два малых корабля отыскивали путь среди торосов. На следующий день они прошли еще двадцать миль... Теперь этот высокий скалистый берег стал отчетливо виден. На дозорной площадке "Востока" замелькали сигнальные флажки. Вахтенный офицер доложил Лазареву, что его приглашает на свой корабль Беллинсгаузен. Через две-три минуты шлюпка уже отчалила от "Мирного". По мере движения корабля скалистые вершины новооткрытой земли по полукружию проходили вдали, и за отодвигавшимися выступами скал в подзорные трубы виднелось бескрайнее море. Лот все время показывал огромные глубины. Это давало основания предполагать, что открытая земля - остров. - Да, это остров, - сказал Беллинсгаузен. - Как он величественен и суров! Обратите внимание: осыпи и скалы черного цвета... По всей видимости, здесь нет никакой жизни; по крайней мере мы не встретили в этом районе ни плавающей морской травы, ни пингвинов. Глядя на берег, отделенный от судна непроходимым битым льдом, Беллинсгаузен заметил: - Но не может быть, чтобы этот остров существовал один, не имея других в соседстве, подобно, как Южные Сандвичевы острова... Я снова утверждаюсь в мысли, что и тот берег, который мы видели 16 января минувшего года, и земли, которые еще окажутся на нашем пути, составляют единое целое - Южный материк... Это еще одно открытие, которое приумножит славу отчизны. На карте появился остров Петра I, названный так моряками "в честь основателя отечественного флота". А еще через несколько дней, 17 января 1821 года, над четкой и ясной линией горизонта все увидели очертания нового неизвестного берега и могучих горных кряжей, увенчанных белоснежными вершинами. Этот берег тянулся на многие десятки миль. Тяжелые льды не позволяли шлюпам приблизиться вплотную к неведомой земле, названной моряками Землей Александра I. Но издали путешественники наблюдали отроги гор, долины, многочисленные острова. Завершилось великое открытие, еще более укрепившее немеркнущую славу русского флота. На карте мира появились новые русские имена. В то время, когда горстка русских людей на двух малых шлюпах неустанно в течение 751 дня трудилась над раскрытием вековечной тайны Южного материка, никто из американцев и не помышлял об этом. Антарктиду открыли русские. Советские китобои, несущие вахты на кораблях у самых берегов далекого Южного материка, хорошо знают это. Знают они и свои высокие права, перешедшие по наследству от первооткрывателей. Никому не отобрать этих прав. Никому не стереть с карты мира бессмертные русские имена, как не стереть со страниц истории славу о доблестных подвигах русских мореходов. ПОДВИГ НЕВЕЛЬСКОГО Граф Нессельроде, министр и ближайший советник императора Николая I, в это утро был не в духе... От него недавно ушел капитан-лейтенант, некий Невельской, крайне самоуверенный, даже вызывающе самоуверенный молодой человек, осмелившийся не только добиваться приема, но и возражать графу и даже поучать его! Какие дерзкие манеры! Этот Невельской или недоучка, или настоящий смутьян. Подумать только - он подвергает сомнению то, что давно уже стало истиной и подтверждено авторитетным заявлением самого графа! Нессельроде раскрыл золотую табакерку, понюхал, трижды чихнул и позвонил в колокольчик. В ту же секунду в дверях появился безмолвный секретарь. - Узнайте в Главном морском штабе, - распорядился министр, - нет ли за этим Невельским порочащих проступков? Секретарь церемонно поклонился и бесшумно исчез. - Пора прибрать к рукам и одернуть этих самоуверенных молодых людей, - проговорил Нессельроде своим обычным медлительным баском. - Флотские офицеры слишком уж зазнались... Раздражение графа Нессельроде имело много причин. Капитан-лейтенант Невельской - образованный, вежливый и сдержанный моряк на приеме держался безупречно. И это не нравилось Нессельроде: он не мог придраться ни к его жесту, ни к слову. Одной, двумя фразами капитан-лейтенант опрокидывал все доводы графа, а когда Нессельроде заговорил о новейших географических открытиях, оказалось, что Невельской знает об этом значительно больше министра, он подсказывал графу фамилии мореплавателей, называл по памяти многочисленные проливы, мысы, острова... А ведь граф хотел прочесть этому флотскому лекцию по географии. Когда-то Нессельроде и сам служил во флоте. Неприятные воспоминания! Его уволили как совершенно непригодного к морской службе. Может быть, Невельской знал и об этом? Так или иначе, но после неудачной морской карьеры граф относился к флотским офицерам с подчеркнутой неприязнью. Находясь на русской государственной службе, граф Нессельроде, однако, не умел говорить по-русски. Он предпочитал свой, немецкий язык. Невельской тоже знал немецкий, но здесь, в кабинете, будто нарочно он разговаривал только по-русски, и это немало сердило графа, который в глубине души ненавидел Россию, боялся ее и презирал. Опозорившись во флоте, хитрый проныра и ловкий льстец Нессельроде был замечен при дворе. Он получил назначение по дипломатическому ведомству и вскоре приобрел полнейшее доверие Николая I. Царя и графа свела и сдружила ненависть ко всему революционному, к народам, которые боролись против иностранного ига. В 1848 году при ближайшем участии Нессельроде была организована карательная экспедиция против венгерской революции. Граф кричал вне себя от ярости: - Как?! Венгерское мужичье восстало?! Перевешать их! Перестрелять! Пусть эта революция захлебнется собственной кровью! К этому грозному, чванливому чужеземному вельможе и пришел в том же 1848 году Геннадий Иванович Невельской. Не каждый бы осмелился возражать могущественному Нессельроде. А скромный, невысокий чином моряк не устрашился ни сумрачной славы графа, ни его выпученных глаз. Он сказал: - Я отправляюсь на транспорте "Байкал" из Кронштадта на Камчатку, в Петропавловск. Наш путь лежит через Атлантику, вокруг мыса Горн, через Тихий океан. Я прошу разрешить мне исследовать побережье Сахалина и устье реки Амур. Вспомните, ваша светлость, - еще Петр Великий указывал, как важен будет Амур для России. Эта река - ворота в океан... Граф удивленно пожал плечами и спросил по-немецки. - Только за этим вы ко мне и пришли? - Так точно, ваша светлость! Нессельроде усмехнулся: - Однако вам следовало бы внимательно прочесть сообщения великих мореплавателей Лаперуза и Браутона! Они объявили на весь мир, что Сахалин - это полуостров, а река Амур теряется в песках. - Их сообщения мне известны, - сказал Невельской. - Но ни Лаперуз, ни Браутон не обошли Сахалин с запада. И может ли быть, чтобы такая великая река, как Амур, вся терялась в песках? Я уверен, она имеет выход к морю. Нессельроде зевнул и спросил рассеянно: - И что же?.. Зачем вам, мой друг, понадобилась эта чужая река? - Чужая? - изумился Невельской. - Но еще в 1644 году казак Поярков прошел ее до самого устья, и приамурские племена приняли покровительство России!.. - Ах, это было так давно, молодой человек! - заметил Нессельроде. Невельскому было за тридцать лет; он понимал, что словами "молодой человек" граф старался подчеркнуть свое пренебрежение. - Да, это было так давно, - продолжал Нессельроде равнодушно. - Мало ли что мог докладывать какой-то казак Поярков! С него не спросишь. Дело было двести лет назад... Но если вы не верите, молодой человек, ни Лаперузу, ни Браутону, то... известно ли вам, что два года назад подпоручик Гаврилов на бриге "Константин" снова исследовал устье Амура и снова доказал, что войти в эту реку не может ни один корабль. Второе: он доказал, и это окончательно, что Сахалин есть полуостров. - Но и Гаврилов не обошел Сахалин с запада, - осмелился возразить Невельской. - Кроме того, у него не было времени для тщательного исследования Амура!.. Нессельроде, казалось, не слышал: - Еще напомню вам, что адмирал Врангель полностью согласен с Лаперузом, Браутоном, Гавриловым. О, я вижу, вам мало и этих авторитетов? Тогда замечу, что с ними вполне согласен я. Невельской промолчал. Министр посмотрел на него удивленно: после таких разъяснений этот упрямый моряк должен был бы принести извинения за свою неосведомленность. Или он попрежнему упорствовал, невзирая ни на какие авторитеты? Нессельроде понял его молчание. Багровые желваки на лице графа дрогнули и потемнели: он не терпел, если ему кто-либо перечил, а тем более какой-то капитан-лейтенант! - Я принял вас, - сказал Нессельроде холодно, - не ввиду особых ваших заслуг. Об этом меня просил князь Меньшиков. Странно, что он мог поверить вашим фантазиям. Итак, запомните: Сахалин полуостров, а река Амур исчезает в песках. Она никуда не впадает... Что? Удивительно? Однако это факт. России эта река не нужна. Итак, вопрос об Амуре раз и навсегда исчерпан... - Осмелюсь заметить, - проговорил Невельской, - вопрос далеко еще не исчерпан... Граф Нессельроде резко поднялся с кресла. Дряблые щеки его тряслись: - Молодой человек! Вы забываетесь! Государственные дела решаете не вы, а государь-император и его министры! Кстати, государь-император недавно изволили сказать, вот, точная запись... слушайте... Нессельроде раскрыл сафьяновую папку и осторожно, словно прикасался к святыне, взял лист бумаги с золотым, тисненым орлом. - Их императорское величество изволили выразиться: "...Для чего нам эта река, когда положительно уже доказано, что входить в ее устье могут только одни лодки". Теперь Нессельроде открыто торжествовал: он смотрел в лицо Невельскому выпученными, водянистыми глазами и смеялся. - Все мои помыслы и заботы, - сказал Невельской, - лишь о славе и могуществе отчизны. И снова, казалось, граф не расслышал. - Мой долг напомнить вам, капитан-лейтенант, что малейшая вольность, если таковую вы допустите в плавании, так-то: самовольный поход к устью Амура, будет наказана со всей строгостью. Мы твердо решили отказаться от реки Амур, пусть ею владеет кто хочет, и на этом закончен разговор... Невельской вышел из кабинета и медленно спустился по мраморной лестнице. То, за чем он шел с такой надеждой, рушилось навсегда. Тупой, чванливый чужеземец встал на его пути. Граф Нессельроде не интересуется Амуром. Больше того, он запрещает исследовать великую реку. А эти угрозы?.. Что они означают?.. Конечно, разжалование в матросы и, может быть, ссылка... Медленно шагая по набережной Невы, Невельской как будто слышал позади себя голос министра: "...вольность... будет наказана со всей строгостью". Да, с Нессельроде нельзя бороться. Одно его слово и - сгублена вся жизнь. Нессельроде всесилен. Он - советник царя. Пришлый чужеземец, всеми неправдами пробравшийся к власти, разве жил он, тревожился будущим России?.. Но Россия, родина, могучий, великий и славный народ когда-нибудь с презрением вычеркнет со страниц своей истории имя этого сановного проходимца. Врешь, Нессельроде! Извечно русская река - Амур - нужна России! Русские удалые люди эту реку открыли и никому ее не отдадут. Трудно бороться с Нессельроде. Но родина выше всех сановников и всей дворцовой знати. Нет, Невельской не отступит. Пусть ждут его любые наказания, все равно он пойдет и к Сахалину, и на Амур!.. Нужно только выиграть время. Как это сделать? Есть единственный выход: ускорить рейс. Если бы ему, Невельскому, удалось добраться до Камчатки за девять, за десять месяцев, в его распоряжении осталось бы все лето, самая золотая пора. Думать о плавании в бурном неизведанном море поздней осенью или зимой, конечно, не приходилось. Но для того, чтобы выиграть драгоценное время, нужно быть уверенным в команде и в корабле. Еще и еще раз Невельской выверяет тщательно отобранную им самим команду. Испытанные моряки-балтийцы бесстрашно карабкаются по реям, молниеносно ставят и убирают паруса. В этой бравой команде капитан вполне уверен. Такие матросы в трудную минуту не подведут. А корабль... Не случайно же Невельской приезжал на верфи, пристально осматривал каждую скрепу этого корабля! Стройный двухмачтовый транспорт "Байкал" недаром привлекал внимание кронштадтцев. Был он словно выточен из единого куска прочнейшего материала, и знатоки, осматривавшие корабль, говорили уверенно: - Этому шторм не страшен... В конце августа 1848 года матросы закрыли доверху наполненные трюмы "Байкала", и транспорт вышел в далекий путь. Морская дорога до Копенгагена, затем Северным морем, к Английскому каналу, Невельскому была хорошо знакома. Еще мичманом он не раз совершал походы в различные европейские порты. Но и в неизведанных просторах океана капитан Невельской чувствовал себя так же уверенно, как на родной Балтике. Даже жестокие штормы у мыса Горн, которого неспроста страшились многие моряки, нисколько не поколебали неизменно бодрого настроения капитана: он уже произвел расчеты и был уверен, что желанное время, необходимое для задуманных исследований ему удастся обеспечить в пути. Ни офицеры, ни матросы "Байкала" не знали о планах своего капитана. До последней минуты, пока не будет сдан груз, он решил сохранить свою заветную мечту в тайне. После долгих дней и ночей из синей пучины медленно выплыли стройные пальмы Гавайских островов. Торжественная встреча ждала здесь путешественников. Как только отгремели якорные канаты, к борту "Байкала" причалила большая, ярко раскрашенная лодка. Посланцы короля Гавайских островов Камехамеха радостно поздравляли русских моряков со счастливым плаванием и приглашали во дворец. На Гавайях хорошо помнили первых русских поселенцев по именам. Еще в 1815 году русский мореход, первы