ой.  ГАВРОШ БРЕСТСКОЙ КРЕПОСТИ  В дни моей первой поездки в Брест я услышал от некоторых участников и очевидцев обороны крепости удивительные рассказы о каком-то мальчике-бойце. Говорили, что этому мальчику было всего лет двенадцать - тринадцать, но он дрался в крепости наравне со взрослыми бойцами и командирами, участвовал даже в штыковых атаках и рукопашных схватках и, по словам всех, кто о нем помнил, отличался исключительной смелостью, отвагой, каким-то совершенно недетским бесстрашием. Я очень заинтересовался этим мальчиком-героем и расспрашивал о нем всех бывших защитников крепости, которых мне удавалось находить. Многие вспоминали о нем, но, к моему огорчению, никто не знал его фамилии и не мог сказать, что случилось с этим мальчиком в дальнейшем. Зимой 1955 года я снова побывал в крепости. И вот на этот раз один из старожилов Бреста, когда я в разговоре с ним упомянул о мальчике-бойце, сказал мне: - Я много слышал об этом мальчике, хотя и не видел его никогда. Но тут, в Бресте, есть человек, который может вам о нем рассказать. На Комсомольской улице в городском ресторане "Беларусь" играет по вечерам аккордеонист Сергей Кондратюк. Он, говорят, когда-то дружил со старшим братом этого мальчика и должен помнить их фамилию. Я отправился в тот вечер ужинать в ресторан "Беларусь". И действительно, в глубине ресторанного зала на маленькой эстраде выступало музыкальное трио - пианист, аккордеонист и скрипач. Когда музыканты сели ужинать, я подошел к аккордеонисту, объяснил, кто я такой, и начал расспрашивать его о мальчике, который меня интересовал. - Да, - сказал аккордеонист, - я этого мальчика знал до войны. Ему тогда было четырнадцать лет, и звали его Петя Клыпа. Он жил в крепости - был воспитанником музыкантского взвода одного из стрелковых полков, носил красноармейскую форму и играл в полковом оркестре на трубе. А его старший брат в то время имел звание лейтенанта и командовал этим самым музыкантским взводом, был полковым капельмейстером. Потом я слышал, что Петя сражался там, в крепости. К сожалению, аккордеонист не знал, что впоследствии сталось с Петей, но вспомнил, что год или два назад кто-то из знакомых говорил ему, будто старший брат мальчика, Николай Клыпа, остался жив, после войны продолжает служить в армии и уже носит звание майора. Таким образом, для будущих поисков у меня оказалась путеводная нить - майор Николай Клыпа. Несколько дней спустя после этого разговора в ресторане я встретился в Бресте с военным музыкантом, старшиной сверхсрочной службы Михаилом Игнатьевичем Игнатюком. Старшина Игнатюк, теперь уже пожилой, полный и лысый человек, служил в 1941 году в том же самом музыкантском взводе 333-го стрелкового полка, что и Петя Клыпа. Война застигла Игнатюка в крепости, и он участвовал в ее обороне на том же участке, где сражался и Петя Клыпа. Еще немного позже я попал в районный город Брестской области - Пинск и там нашел дочь погибшего в крепости старшины Зенкина - Валентину Сачковскую. Валя Зенкина была однолеткой Пети Клыпы и перед войной училась вместе с ним в школе. Семья Зенкиных жила в самой крепости, в высокой башне над Тереспольскими воротами, и в первый же день войны гитлеровцы захватили Валю в плен вместе с ее матерью и другими женщинами и детьми. Немецкий офицер тут же, несмотря на протесты матери, вытолкнул девочку из рядов пленных и приказал ей идти в центр крепости, к зданию казарм, где оборонялись бойцы и командиры 333-го полка. Он велел Вале передать им ультиматум. Немецкое командование требовало, чтобы защитники крепости немедленно прекратили сопротивление и сдались в плен, или в противном случае, как сказал офицер, "их смешают с камнями". Валя побежала через крепостной двор к этому зданию, а вокруг нее свистели пули, гремели взрывы, и жизни девочки ежесекундно угрожала опасность. К счастью, бойцы сразу заметили ее и прекратили огонь из окон казарм. Вале помогли влезть в окно подвала и привели ее к старшему лейтенанту, который возглавлял оборону на этом участке. Девочка передала ему требования врага. Конечно, защитники крепости не собирались сдаваться в плен. Осталась в крепости и Валя. Она чувствовала себя смелее и увереннее рядом с бойцами, несмотря на то, что здесь, в крепости, рвались бомбы и снаряды, неумолчно трещали пулеметы и людей повсюду подстерегала смерть. Валя спустилась в подвалы казарм 333-го полка и там вместе с женщинами ухаживала за ранеными защитниками крепости. При этом она часто встречалась с Петей Клыпой, который сражался тут, в казармах, и была свидетельницей его героического поведения. Столько удивительного рассказали мне об этом мальчике Игнатюк и Сачковская, что передо мной невольно возник увлекательный облик настоящего маленького героя. Читатели, вероятно, хорошо помнят бессмертный образ веселого и храброго парижского мальчугана Гавроша, которого так ярко описал Виктор Гюго в романе "Отверженные". Вот таким же Гаврошем, как бы его родным братом, предстал передо мной мальчик-красноармеец Петя Клыпа. Только это был наш, советский Гаврош, которому пришлось действовать в гораздо более страшной обстановке - в окруженной сильным и злобным врагом и кипящей, как огненный котел, Брестской крепости. Это был Гаврош, который с той же мальчишеской удалью, с той же веселой, задорной улыбкой прошел сквозь тысячи смертей в самых жарких, жестоких боях. Когда началась война, Пете Клыпе шел пятнадцатый год. Но он был маленького роста, худенький и щуплый и потому казался двенадцати-тринадцатилетним подростком. Очень живой, сообразительный, смелый паренек, он, по рассказам, был замечательным товарищем - добрым и отзывчивым, всегда готовым поделиться с друзьями последним. Петя уже несколько лет служил в армии как воспитанник полка и за это время стал заправским военным. Он был старательным, дисциплинированным бойцом, и комсоставская одежда, которую ему сшили по приказанию командира полка полковника Матвеева, сидела на нем как-то особенно ладно и аккуратно. Он носил свою форму даже с известным щегольством и при встрече лихо приветствовал командиров, четко отбивая при этом строевой шаг. И в крепости все знали и любили этого маленького смышленого солдатика. Нечего и говорить о том, что Петя мечтал, когда вырастет, поступить в военное училище и стать командиром Красной Армии. Петю воспитывал старший брат, Николай, - кадровый военный. Музыкантский взвод, которым командовал лейтенант Николай Клыпа, считался лучшим в дивизии. Строгий и требовательный к своим бойцам, лейтенант Клыпа, пожалуй, с еще большей строгостью относился к своему брату. Петя знал, что ему не приходится рассчитывать ни на какую потачку со стороны Николая, и поэтому привык выполнять все требования воинской службы и дисциплины наравне со своими взрослыми товарищами. Но как раз в субботу, 21 июня 1941 года, получилось так, что Петя провинился. У него было несколько часов свободного времени, и один знакомый музыкант из города уговорил его ненадолго пойти на брестский стадион, где проходили в тот день спортивные соревнования, и поиграть там на трубе в оркестре. Петя ушел без разрешения, надеясь скоро вернуться и думая, что брат не заметит его отсутствия. Он жил вместе с братом и его семьей в одном из домов комсостава, находившихся вне крепости, неподалеку от главных входных ворот. Когда мальчик вернулся из города домой, оказалось, что лейтенант Клыпа уже знает о его самовольной отлучке. Пришлось получить заслуженное взыскание. Взыскание было не особенно суровым, но весьма неприятным. В этот субботний вечер, когда все бойцы собирались смотреть кино в крепости, а некоторые даже получили отпуск в город, Пете предстояло в наказание за свой проступок сидеть в казарме, в комнате музыкантов, и разучивать партию трубы к увертюре к опере "Кармен", которую как раз готовил полковой оркестр. "Пока не будешь твердо знать свою партию, не имеешь права выйти из казармы ", - строго предупредил лейтенант. И Петя знал: как ни крути, а поработать придется, потому что на другой день брат обязательно проверит, выполнил ли он задание. Вздохнув, он отправился в казармы и, взяв свою трубу, принялся разучивать злополучную партию. Впрочем, у него были хорошие музыкальные способности, отличная память, и он справился с делом быстрее, чем рассчитывал. Убедившись, что он выучил все твердо и завтра не ударит лицом в грязь, Петя с чистой совестью отложил инструмент и пошел во двор крепости разыскивать своего приятеля Колю Новикова - мальчика старше его на год или полтора, который тоже был воспитанником здесь же, в музвзводе. В тот вечер во дворе крепости было особенно людно и оживленно. По дорожкам группами расхаживали бойцы, командиры с женами, девушки из медсанбата и госпиталя. Где-то за Мухавцом, видно, в одном из полковых клубов, играла музыка. Здесь и там прямо под открытым небом во дворе работали кинопередвижки, и киномеханики пользовались вместо экрана простыней или даже просто беленой стеной. Зрители смотрели фильм стоя. В одной из таких групп, собравшейся перед импровизированным экраном, Петя наконец отыскал Колю Новикова. Мальчики вместе досмотрели картину, побывали еще около двух или трех передвижек и, так как время подходило к "отбою", неторопливо направились к казармам. "Пойдем завтра утром на Буг рыбу ловить! - вдруг предложил Коля. - Я две удочки смастерил, одну тебе дам. И черви уже накопаны..." "Пошли! - обрадовался Петя. - Встанем часа в четыре, когда только светает, и прямо на Буг. На рассвете клюет здорово! " И он тут же решил, что не пойдет спать домой, а переночует вместе с Колей в казарме. Друзья улеглись рядышком на нарах и перед сном поспорили о том, кто первый проснется: каждый уверял другого, что он встанет раньше. Полчаса спустя оба уже крепко спали. Бедные ребята! Они не знали, какое пробуждение готовят им люди в зеленых мундирах, лихорадочно копошившиеся всю эту ночь там, за границей, на левом берегу Буга. Обо всех этих событиях субботнего вечера Петя Клыпа рассказал старшине Игнатюку уже позже, когда они встретились в казармах во время боев в крепости, а Игнатюк теперь, спустя много лет, передал мне его рассказ. Петя не говорил при этом, что пережил он в первые минуты войны, проснувшись среди грохочущих взрывов, видя вокруг себя кровь и смерть, глядя на убитых и раненых товарищей. Но старшина помнил, что мальчик, вскочив с постели и еще не успев одеться, был отброшен близким взрывом в сторону и сильно ударился головой о стену. Несколько минут он пролежал без сознания, а потом кое-как поднялся на ноги и мало-помалу пришел в себя. И тогда он первым делом кинулся к пирамидам и схватил винтовку. Среди взрослых бойцов были такие, что растерялись, поддались в первый момент панике. Командир - молодой лейтенант, вскоре появившийся здесь, - ставил им в пример этого мальчика, который сохранил полное самообладание и, едва опомнившись от контузии, ошеломленный и наполовину глухой, сейчас же взялся за оружие и приготовился встретить врага. И его пример помогал малодушным взять себя в руки и справиться со страхом. Огонь врага усиливался, здание казарм горело и рушилось, и уцелевшие бойцы, неся с собой раненых, спустились в массивные сводчатые подвалы, протянувшиеся под всем домом. Там, у подвальных окон, были расставлены пулеметчики и стрелки. Но нужно было, чтобы кто-то поднялся наверх, на второй этаж здания - наблюдать оттуда и вовремя доложить о появлении врага. Наблюдателю грозила опасность - верхний этаж дома особенно сильно кромсали вражеские снаряды. Командир вызвал добровольцев, и первым на его зов отозвался тот же Петя Клыпа. А потом мальчик стал ходить в разведку по крепости, выполняя поручения командиров. Для него не было запретных мест - он отважно и ловко пробирался на самые опасные участки, пролезал буквально всюду и приносил ценные сведения о противнике. На второй день у бойцов 333-го полка подошли к концу боеприпасы. Казалось, сопротивление на этом участке будет неминуемо сломлено. В это самое время Петя Клыпа и Коля Новиков, отправившись в очередную разведку, обнаружили в одном из помещений казарм еще не поврежденный бомбами и снарядами противника небольшой склад боеприпасов. Мальчики сообщили об этом командирам и вместе с другими бойцами тут же, под огнем врага, принялись таскать патроны и гранаты к зданию, где оборонялись их товарищи. Благодаря им защитники крепости, сражавшиеся на этом участке, смогли продолжать сопротивление еще много дней, нанося врагу большой урон. Петя Клыпа показал себя таким храбрым, смышленым и находчивым бойцом, что старший лейтенант, принявший в первые часы войны командование над бойцами 333-го полка, вскоре сделал его своим связным, и Петя пулей носился по подвалам и полуразрушенным лестницам здания, выполняя его поручения. Впрочем, это назначение имело и другой, неизвестный ему смысл. Командир, сделав мальчика связным при штабе, надеялся отвлечь его от прямого участия в боях и сберечь его жизнь. Но Петя успевал и выполнять поручения командиров, и воевать вместе с бойцами. Он метко стрелял, и не один гитлеровец нашел свой конец там, в крепости, от его пуль. Он даже ходил в штыковые атаки с винтовкой, которая была больше его, или с маленьким пистолетом, добытым в обнаруженном им складе. Бойцы тоже берегли своего юного товарища и, заметив, что он идет вместе с ними в атаку, прогоняли его назад, в казармы, но Петя, чуть приотстав, тотчас же присоединялся к другой группе атакующих. А когда его упрекали в излишнем удальстве, он говорил, что должен отомстить за брата: кто-то по ошибке сказал ему, что лейтенанта Николая Клыпу фашисты убили у входных ворот крепости. И мальчик дрался бок о бок со взрослыми, не уступая им ни в смелости, ни в упорстве, ни в ненависти к врагу. Валентина Сачковская рассказала мне о том, что происходило в подвалах здания 333-го полка. Не оказалось медикаментов, бинтов, и раненых нечем было перевязывать и лечить. Люди стали умирать от ран. Их выручил тот же Петя Клыпа. Он отправился на поиски, нашел в одном месте полуразрушенный склад какой-то санитарной части и под огнем врага принялся копаться в этих развалинах. Отыскав под камнями и перевязочный материал, и кое-какие лекарства, он принес все это в подвалы казарм. Тем самым многие раненые были спасены от смерти. Не было воды. Жажда мучила раненых, плакали дети, просили пить. Не многие храбрецы отваживались под перекрестным огнем немецких пулеметов подползти с котелком или фляжкой к берегу Буга. Оттуда редко удавалось вернуться. Но рассказывают, что стоило только раненому застонать и попросить воды, как Петя обращался к командиру: "Разрешите сходить на Буг? " Много раз отправлялся он на эти вылазки за водой. Он умел найти наименее рискованный путь к берегу, ужом проползти между камнями к реке и всегда возвращался благополучно - с наполненной флягой.. Особенно трогательно заботился он о детях. Бывало, последний кусок сухаря, последний глоток воды, оставленный для себя, Петя отдавал измученным малышам. Однажды, когда детям совсем нечего было есть, он разыскал в развалинах продуктового склада всякую снедь и оделял голодных ребятишек кусочками раздобытого там шоколада, пока не роздал все до крошки. Многие женщины, застигнутые войной в постели, прибежали в подвал полуголыми, не успев одеться. Им нечего было надеть, нечем прикрыть наготу детей. И снова Петя Клыпа пришел им на помощь. Он помнил, где находился ларек Военторга, уже разрушенный бомбами и снарядами врага, и, хотя этот участок был под очень сильным обстрелом, мальчик пробрался туда. Час спустя он вернулся в подвалы, волоча за собой целую штуку материи, и тут же поделил ее между раздетыми женщинами и детьми. Ежечасно рискуя жизнью, Петя выполнял трудные и опасные задания, участвовал в боях и в то же время был всегда весел, бодр, постоянно напевал какую-то песенку, и один вид этого удалого, неунывающего мальчика поднимал дух бойцов, прибавлял им силы. Потом положение на участке 333-го полка стало безнадежным, и защитники казарм поняли, что им остается только погибнуть или попасть в руки врага. И тогда командование решило отправить в плен женщин и детей, находившихся в подвалах. Пете, как подростку, тоже предложили идти в плен вместе с ними. Но мальчик был до глубины души оскорблен этим предложением. "Разве я не красноармеец?" - с негодованием спросил он командира. Он заявил, что должен остаться и будет драться до конца вместе с товарищами, каков бы ни был этот конец. И старший лейтенант, тронутый и восхищенный мужеством мальчика, разрешил ему остаться. Петя принимал участие во всех дальнейших боях. Игнатюк рассказывал, что после этого драться им пришлось уже недолго. В первых числах июля боеприпасы были почти истрачены. Тогда командиры задумали сделать последнюю отчаянную попытку прорыва. Решили прорываться не на север, где противник ожидал атак и держал наготове крупные силы, а на юг, в сторону Западного острова, с тем чтобы потом повернуть к востоку, переплыть рукав Буга и мимо госпиталя на Южном острове пробраться в окрестности Бреста. Этот прорыв окончился неудачей - большинство его участников погибло или было захвачено в плен. В числе пленных оказался и Михаил Игнатюк. Его пригнали в лагерь Бяла Подляска, и там он два дня спустя снова встретился с Петей Клыпой, который ходил весь избитый, в синяках, но по-прежнему был бодр и неутомим. Мальчик рассказал старшине, что он переплыл рукав Буга и с несколькими товарищами сумел прорваться сквозь кольцо немцев. Целый день и всю ночь они бродили по лесу, пробираясь к Южному военному городку Бреста, а наутро их окружили и взяли в плен гитлеровцы. Их пристроили к большой колонне военнопленных, которую под сильным конвоем вели за Буг. По дороге навстречу колонне попалась машина, на которой ехали с аппаратурой немецкие кинооператоры. Видно, они снимали фронтовую кинохронику и, увидев наших пленных, принялись крутить свой аппарат. Машина медленно подъезжала все ближе. И вдруг весь черный от пыли и пороховой копоти, полураздетый и окровавленный мальчик, шедший в первом ряду колонны, поднял кулак и погрозил прямо в объектив кинокамеры. Этот мальчик был Петя Клыпа. Операторы возмущенно закричали. Фашистские конвоиры дружно набросились на мальчика, осыпая его ударами. Он упал на дорогу и лишился сознания. Его, конечно, пристрелили бы, если бы не какой-то врач - капитан медицинской службы, шагавший в соседней шеренге пленных. Сам до предела измученный, он поднял на руки бесчувственного мальчика и донес его до лагеря. Уже на другой день Петя снова деловито шнырял среди пленных бойцов, разыскивая товарищей по крепости. Со слезами на глазах рассказывал мне Игнатюк, как там, в лагере, Петя спасал его от голодной смерти. В Бяла Подляске пленных кормили раз в день какой-то грязной баландой, к которой полагалась маленькая порция эрзац-хлеба. Но даже и эту баланду нелегко было получить - лагерная охрана устраивала около кухни толчею и беспорядки, чтобы потом выстрелами разогнать голодных пленных. Люди теряли последние силы, и многие умирали. Игнатюку, грузному, тучному человеку, было особенно трудно обходиться положенной жалкой порцией пищи. К тому же ему редко удавалось добраться до кухни - гитлеровцы, охранявшие ее, не могли поверить, что этот полный лысый человек всего только старшина, и считали его переодетым комиссаром. Если бы не Петя, Игнатюк вряд ли сумел бы выжить. Мальчик каждый день старался достать ему что-нибудь съестное и, хотя сам голодал, неуклонно приносил все добытое старшине. "Дядя Миша, вот я вам принес!.. - радостно сообщал он, прибегая с котелком, где плескалась порция баланды, или доставая из-за пазухи кусок жесткого, с опилками хлеба. - Вы кушайте, я уже обедал". - Я знаю, что он иногда и свое недоедал, а приносил мне, - рассказывал Игнатюк. - У этого парня была золотая душа. Там, в лагере, Петя встретил своего друга Колю Новикова и еще троих таких же, как он, мальчиков - воспитанников из других полков. Почти все эти ребята были старше его, но Петя показал себя самым смелым, ловким и решительным. Мальчики стали готовить побег и уже вскоре исчезли из лагеря. С тех пор Игнатюк ничего не знал о Пете Клыпе. Но зато его рассказ могла дополнить Валентина Сачковская. После падения крепости она жила в Бресте вместе с матерью и другими женами и детьми командиров и хорошо помнила, как однажды поздним летом в их дворе появилась знакомая маленькая и быстрая фигурка. Петя Клыпа со своими четырьмя друзьями, успешно бежав из Бяла Подляски, снова пришел в Брест. Мальчики прожили в городе больше месяца, и Петя, такой же деятельный и энергичный, постоянно уходил что-то разведывать и высматривать у немцев. Как-то он не выдержал и по секрету сказал Вале, что они готовятся взорвать немецкий склад боеприпасов. Но в эти дни брестское гестапо начало облавы, выискивая бывших советских военнослужащих, и Пете пришлось уходить из города, где многие его хорошо знали. Он ушел вместе с теми же мальчиками, и Валя помнила, что потом кто-то ей рассказывал, будто ребят этих видели в деревне Саки около местечка Жабинки, где они жили и работали у крестьян. Больше она не слышала о Пете никогда. Я поехал в деревню Саки, находившуюся в 30 километрах от Бреста, и там нашел колхозницу Матрену Загуличную, у которой в 1941 году жил и работал Петя Клыпа. Загуличная хорошо помнила мальчика и его друзей. Она рассказывала, что Петя все время уговаривал своих товарищей идти на восток, к линии фронта. Он мечтал перейти фронт и снова вступить в ряды Красной Армии. Наконец один из мальчиков, Володя Казьмин, согласился идти вместе с Петей. Они ушли уже осенью в далекий путь, протянувшийся на сотни километров через леса и болота Белоруссии. На прощание, поблагодарив Матрену Загуличную, Петя оставил ей целую пачку бог весть как сохранившихся у него фотографий, обещая вернуться за ними после войны. К сожалению, эти фото не уцелели. Загуличная, так и не дождавшись возвращения мальчика, за два или три года до моего приезда уничтожила фотографии. Следы Пети Клыпы на этом пока обрывались. Было неизвестно, удалось ли этому Гаврошу Брестской крепости дойти до фронта или он погиб во время своего трудного путешествия.  ОТ БРЕСТА ДО МАГАДАНА  Для поисков Пети Клыпы у меня оставалась одна-единственная нить - его брат Николай Клыпа, который, по слухам, теперь был майором. И я, вернувшись в Москву из этой поездки, решил искать майора Николая Клыпу. Я позвонил к тому же "всемогущему" полковнику И. М. Конопихину в Главное управление кадров Министерства обороны. К сожалению, я мог ему дать на этот раз только очень скудные сведения об интересовавшем меня человеке, что, конечно, затрудняло его поиски. Но я рассчитывал на то, что фамилия Клыпа - мало распространенная, и, возможно, благодаря этому и удастся найти в списках офицеров майора Николая Клыпу. Действительно, уже на другой день, когда я позвонил Ивану Михайловичу, он мне сказал: - Берите карандаш и записывайте! Майор Николай Сергеевич Клыпа, тысяча девятьсот пятнадцатого года рождения; в настоящее время является военным комиссаром Маслянского района Тюменской области в Сибири. Обрадованный этой удачей, я тотчас же написал майору Николаю Клыпе (впрочем, оказалось, что не так давно он уже стал подполковником) и вскоре получил от него ответ. Н. С. Клыпа писал мне, что его младший брат действительно был участником обороны Брестской крепости, после войны вернулся домой живым и здоровым, но, к сожалению, в последние годы связь между братьями оборвалась, и он сейчас не знает адреса Петра. Однако он тут же сообщал, что в Москве живет их сестра, у которой я и могу узнать теперешнее местонахождение Петра Клыпы. Я поехал на Дмитровское шоссе по указанному мне адресу, застал дома мужа сестры, и от него я неожиданно узнал, что Петр Клыпа отбывает заключение в Магаданской области, осужденный за соучастие в уголовном преступлении. Это была весьма неприятная неожиданность, но я все же взял у родных Петра Клыпы его адрес и вскоре написал ему письмо, в котором просил поделиться со мной своими воспоминаниями, рассказать обо всем, что он пережил и видел в крепости. Магаданская область - край далекий, и поэтому прошел целый месяц, прежде чем я получил ответ. П. С. Клыпа горячо откликнулся на мою просьбу: он обещал подробно записать свои воспоминания и постепенно высылать их мне письмами. Вслед за тем началась наша регулярная переписка. Петр Клыпа сообщал мне интереснейшие подробности боев за крепость, называл фамилии участников и руководителей обороны. Вдобавок он снабжал каждое письмо составленной по памяти схемой обороны, и нужно сказать, что это были очень точные чертежи. Чувствовалось, что глаза четырнадцатилетнего мальчика жадно впитывали все, что происходило вокруг него, и в памяти его осталось гораздо больше событий и имен, чем в памяти взрослых участников обороны. Именно Клыпа помог мне наконец установить фамилию старшего лейтенанта, который возглавил оборону на участке 333-го полка. Об этом смелом и решительном командире рассказывали мне и Игнатюк и Сачковская, но фамилию его они забыли. Петя же часто находился при нем в качестве связного и хорошо помнил, что фамилия старшего лейтенанта была Потапов. Он не знал ни имени-отчества, ни должности, какую занимал этот командир. Но, по его словам, Потапов имел одну характерную примету: на лице его, около виска, был старый шрам. Однажды Петя спросил его, где он получил эту рану, и Потапов, усмехнувшись, ответил: "Кулацкая метка". Он рассказал мальчику, что в годы коллективизации работал в деревне и был одним из организаторов первых колхозов. Как-то раз кулаки подстерегли его, задумав расправиться с ним. Этот шрам - след раны. К сожалению, долгое время, кроме этого эпизода, мы ничего не знали о старшем лейтенанте Потапове. Его фамилия так распространена, что без каких-либо дополнительных данных найти где-нибудь в архивах его личное дело было почти невозможно. Неизвестно было его имя-отчество, и даже о том, какую должность он занимал в полку, говорили по-разному. Только в 1959 году сотрудник Музея крепости Д. Лозоватский, работая в архиве Министерства обороны, случайно наткнулся на небольшой список командиров, которые незадолго до войны были направлены штабом 6-й дивизии на службу в 333-й полк. Последним в списке значился лейтенант А. Е. Потапов. По этим инициалам и удалось позже найти его личную карточку и фотографию. Оказалось, что только в последних числах мая 1941 года Александр Ефремович Потапов был назначен на должность адъютанта старшего одного из батальонов 333-го полка. В список он был занесен как лейтенант, но участники обороны всегда называли его старшим лейтенантом. Могло случиться, что приказ о присвоении ему очередного звания пришел из округа перед самой войной и так остался не отраженным в его личной карточке. Мы не знаем почти ничего о его судьбе. Известно лишь, что Потапов не погиб в крепости, а попал в плен - Петя Клыпа встретил его однажды в Бяла Подляске. Позже ему рассказывали, что Потапов якобы был организатором массового побега из этого лагеря. Участь старшего лейтенанта Потапова остается пока тайной. Из писем Петра Клыпы я узнал много новых подробностей тех событий, о которых уже слышал от Игнатюка и Сачковской. Он, например, детально описал мне, как был обнаружен склад с боеприпасами и оружием. Это произошло, как я говорил, на второй день обороны, когда у бойцов Потапова уже ощущался недостаток патронов. Уточняя, где находится противник, старший лейтенант поручил Пете и Коле Новикову пробраться к Тереспольским воротам цитадели и выяснить, занята ли немцами полуразрушенная башня над воротами. На первый взгляд задача казалась очень простой: Тереспольские ворота были совсем недалеко от помещения 333-го полка. Мальчики прошли по подвалам вдоль всего здания и остановились у небольшого окошка в южной торцовой стене дома. Впереди, всего в нескольких десятках метров, виднелись красные стены кольцевых казарм, а чуть левее темнел туннель Тереспольских ворот. Пространство между этим подвальным окном и кольцевыми казармами было усеяно глыбами вывороченной земли, камнями, пробитыми, искореженными листами железа, сорванного с крыш. Здесь и там чернели широкие воронки. Около кольцевого здания валялись туши убитых лошадей. Здесь находились конюшни пограничников, и во дворе перед ними стояли длинные бревна коновязей. Мальчики невольно вспомнили, что делалось здесь вчера. Как обычно летом, лошади на ночь были оставлены во дворе у коновязи, где их и застал обстрел. Одних тут же убило, другие были ранены и с истошным ржанием и визгом катались по земле. Уцелевшие кони тоже панически ржали, храпели и бешено рвали ременные поводья, которыми были привязаны к бревнам коновязи. Некоторым удавалось сорваться, и они носились по крепостному двору, шарахаясь в стороны от взрывов, пока не падали, сраженные осколками. Но те, что не смогли оборвать поводья, вскоре обессилели и затихли, и тогда бойцы, дежурившие с оружием у окон первого и второго этажей, обратили внимание на странное поведение этих лошадей. Казалось, кони поняли, что гибель неминуема. Они перестали рваться и стояли безучастно среди взлетающих черных вихрей взрывов, низко опустив головы. Было видно, как из больших влажных лошадиных глаз одна за другой скатываются на землю крупные слезы. Лошади плакали, словно прощаясь с жизнью, и людям, уже привыкшим к смерти и страданию людей, было до жути страшно смотреть на эти немые слезы беспомощных животных. И еще до полудня все кони были мертвы. Прежде чем выйти во двор, Петя и Коля осмотрелись и прислушались. Слева, в восточной части цитадели, трещали выстрелы и слышались крики "ура!" - видно, там отбивали очередную атаку немцев из-за Мухавца. Но здесь было затишье, и все казалось спокойным. Петя осторожно вылез из окна, полежал с минуту на земле, оглядываясь, и, поднявшись на ноги, быстро пошел к Тереспольским воротам. Следом, помедлив, вышел Коля. И вдруг короткая резкая пулеметная очередь протрещала из окна Тереспольской башни. Пули зацокали о камни вокруг мальчиков. Коля кувырком скатился через окно назад, в подвал, а Петя, который уже прошел половину дороги, опрометью кинулся вперед и вбежал в раскрытую дверь конюшни, немного правее Тереспольских ворот. Отдышавшись, он выглянул из двери. Немец больше не стрелял. Во всяком случае, теперь Петя мог с уверенностью доложить старшему лейтенанту о том, что в Тереспольской башне находится вражеский пулеметчик. Пробираться обратно сейчас было нельзя: немец, конечно, насторожился и подстерегал мальчиков. Петя решил немного выждать и пока принялся осматривать конюшню. Она оказалась пустой. Справа под потолком зияла большая дыра, пробитая тяжелым снарядом. А неподалеку от нее мальчик заметил окно, через которое можно было пролезть в смежное помещение. Попав туда, он увидел, что это такая же пустая конюшня. Но и там в правой стене было окно, ведущее дальше. Так, перелезая из одной конюшни в другую, Петя добрался до поворота здания. Это был крайний юго-западный угол кольцевых казарм, возвышавшийся прямо над Бугом. В последнем помещении тоже было окно, но уже меньших размеров. Петя кое-как пролез в него и внезапно оказался в совсем не тронутом складе боепитания. На оструганных дощатых стеллажах были аккуратно уложены густо смазанные винтовки, новенькие автоматы, наганы и пистолеты ТТ. Штабелями стояли деревянные ящики с патронами, гранатами, минами. Тут же он увидел и несколько минометов. При виде всего этого богатства, так необходимого сейчас его товарищам, сражавшимся в казармах 333-го полка, у мальчика захватило дух. Глаза его разбегались, и он жадно трогал то одно, то другое оружие. Наконец, заметив на полке блестящий маленький пистолет какой-то иностранной марки и около него коробки с патронами, он решил, что это оружие ему подходит больше всего, и сунул его в карман. Потом он вооружился еще автоматом. Было непонятно, каким чудом уцелел этот склад, находившийся в самой близкой к противнику части цитадели. Даже в стенах его не было ни одной пробоины, и только куски штукатурки с потолка кое-где валялись на полу и на стеллажах. Мальчик с радостью думал о том, как восторженно встретят командиры и бойцы известие об этом складе. Но прежде чем идти обратно, он решил посмотреть, что делается в расположении противника. Под потолком склада было небольшое окно, выходившее в сторону Буга. Забравшись наверх, Петя выглянул оттуда. Внизу под солнцем ярко блестел Буг. Прямо против окна на том берегу зеленой стеной поднимались густые кусты Западного острова. В этой чаще кустарника ничего нельзя было разглядеть. Но зато ниже по течению реки Петя увидел совсем близко понтонный мост, наведенный немцами сразу за крепостью. По мосту с одинаковыми интервалами одна за другой шли машины с солдатами, а на песчаном берегу в ожидании своей очереди стояли конные упряжки с орудиями и шевелились ряды выстроенной пехоты. Соскочив вниз, Петя тем же путем, перелезая из конюшни в конюшню, добрался до Тереспольских ворот. Он успел незамеченным перебежать к окну подвала, где ждал его Коля Новиков, и, лишь когда спрыгнул с подоконника вниз, услышал протрещавшую во дворе очередь. Немецкий пулеметчик опоздал. Волнуясь, Петя доложил обо всем Потапову. Весть о складе, обнаруженном мальчиком, тотчас же разнеслась по подвалам. Наши пулеметы тут же взяли под обстрел окна Тереспольской башни, откуда стрелял гитлеровец, и заставили его замолчать. А потом вместе с Петей бойцы поспешили в склад. Оружие и боеприпасы перетащили в подвалы полковых казарм. Сразу нашлась работа минометчикам. Минометы, взятые со склада, установили в дверях подвала, а в складское помещение был послан наблюдатель, которому предстояло через окно корректировать огонь. И вскоре первые мины разорвались на понтонах и на берегу, в самой гуще скопившейся пехоты врага. Одна из немецких машин была подбита и застряла на мосту, загородив дорогу, и грузовики, идущие следом за ней, беспомощно остановились. Спрыгивая с машин, бежали по мосту солдаты, спеша укрыться в прибрежных кустах. А мины настигали их, и вскоре берег опустел, а движение по мосту надолго прекратилось. В ответ орудия врага открыли по крепости беглый огонь, но минометы, надежно укрытые в сводчатых дверях подвалов, продолжали обстрел. Все это сильно подняло дух бойцов, а Петя стал настоящим героем дня. В одном из своих писем Клыпа рассказал мне, что видел и пережил он момент последней попытки прорыва, когда уцелевшие бойцы Потапова попробовали вырваться из кольца врагов через Западный остров. Вместе со всеми мальчик с пистолетом в руке по сигналу старшего лейтенанта бросился бежать через гребень каменной дамбы, перегородившей Буг около моста. Стремительно-быстрый, он, ловко прыгая с камня на камень, вырвался вперед, обогнав товарищей. И вдруг на середине пути он остановился. Прислонившись к большому камню и свесив вниз ноги, на краю дамбы сидел командир с двумя "шпалами" в петлицах. Петя решил, что он ранен. "Товарищ майор, идемте с нами", - позвал он, наклонясь над командиром. Тот не отвечал, и Петя потормошил его за плечо. И тогда от легкого толчка руки мальчика майор в том же согнутом положении повалился на бок. Он был давно мертв. А сзади уже подбегали бойцы, и кто-то, дернув за руку окаменевшего от неожиданности мальчика, потащил его за собой. Медлить было нельзя - вот-вот противник обнаружит бегущих. И действительно, едва только первые группы бойцов, среди которых был и Петя, спрыгнули на берег Западного острова и вбежали в спасительные кусты, как по дамбе и по кустам ударили немецкие пулеметы. Пули свистели над головами, осыпая людей сорванными листьями, ветви хлестали по лицу, но Петя и его товарищи яростно продирались сквозь чащу кустарника. Несколько минут спустя они вышли на берег протоки, разделяющей Южный и Западный острова крепости. Этот рукав Буга был почти так же широк, как и основное русло. Но нависшие над водой густые кусты противоположного берега казались такими безопасными, так манили к себе, что никто не остановился ни на миг. Петя бросился в воду как был - в сапогах, брюках и майке, зажав в зубах свой пистолет. Он хорошо плавал, и широкая река не пугала его. Рядом, тяжело дыша и отфырки-ваясь, плыли товарищи, и за спиной то и дело раздавались громкие всплески - другие бойцы, достигнув реки, кидались вплавь. Они доплыли уже до середины, как вдруг из тех самых кустов, которые минуту назад казались такими надежными и безопасными, разом затрещали пулеметы. Вода Буга словно закипела. И тут же страшно закричали, застонали раненые, тонущие люди. Это было так неожиданно, что все как-то сразу смешалось в мыслях мальчика. Теперь он действовал уже скорее по инстинкту самосохранения, не успевая думать ни о чем. Он глубоко нырнул и почувствовал, что намокшая одежда и сапоги мешают ему. Выплыв наверх, он быстро сбросил сапоги и, барахтаясь, сумел освободиться от брюк. Сейчас, когда он остался только в трусах и майке, плыть стало легче. Петя нырял, сжав зубами пистолет, и каждый раз, как опять выныривал наверх, оглядываясь, видел, что на поверхности, кипящей от пуль, остается все меньше голов. В рот ему то и дело набивалась плывущая по реке трава, и мальчик, выхватив на миг из зубов пистолет, выплевывал эту траву и снова уходил под воду, все ближе подвигаясь к берегу Южного острова. Наконец он достиг кустов и, ухватившись за свисающие ветки, перевел дух и оглянулся. Его снесло течением, и он не видел из-за кустов, что происходит в месте их переправы. Но, видимо, большинство его товарищей погибли - пулеметы в последний раз захлебнулись злым стрекотом и умолкли. На реке уже не слышно было всплесков. Зато где-то дальше по берегу, в кустах послышались крики немцев и звонкий лай овчарок. Петя торопливо выбрался на берег и кинулся сквозь кусты в глубь острова. Справа раздался топот ног, треск ветвей - и он увидел еще пятерых бегущих мокрых бойцов. Он побежал вместе с ними, а сзади все ближе слышались собачий лай и возгласы немцев. Они мчались через кусты, перебирались через какие-то рвы с тинистой водой, пролезали под проволочные заграждения. Кое-как им удалось уйти от преследования, и часа два спустя они присели отдохнуть на маленькой лесной поляне. Здесь, в этом густом лесу, в нескольких километрах от крепости, они бродили день и часть ночи, а перед рассветом уснули крепким сном смертельно уставших людей и, проснувшись, увидели наведенные на них автоматы гитлеровцев. О дальнейших событиях я уже кое-что слышал от Игнатюка и Сачковской. Но меня интересовало, сумел ли Петя добраться до линии фронта после того, как они вдвоем с Володей Казьминым осенью 1941 года ушли из деревни Саки. Этот вопрос я и задал Петру в одном из писем. Оказалось, что ребят постигла неудача. Они прошли на восток уже несколько сот километров, но в одной из деревень, где они остановились на ночлег, их схватили полицаи. Несколько дней спустя оба мальчика врозь были отправлены на работы в Германию вместе с партиями молодежи из соседних деревень. Петя потерял из виду своего товарища и вскоре очутился далеко от Родины - в Эльзасе, где ему пришлось батрачить у одн