и когда-нибудь напасть на нас, на вашу мать, на маленького Франсуа! Подумайте, ведь дело идет о собственном нашем спасении. Мы должны уничтожить врага, пока он не достиг еще всей своей силы. Этот довод убедил детей. Мы отправились, запасшись нашим лучшим оружием и, кроме того, некоторым количеством бамбуковых тростей, досок и несколькими надутыми воздухом пузырями, которые, в случае нужды, должны были поддерживать нас на воде. Достигнув болота, мы, по мере того как продвигались, настилали на него доски и трости и таким образом без приключений добрались до другого берега. При этом мы в нескольких местах заметили следы боа; но, к величайшей нашей радости, ничто не обнаруживало, чтобы он оставил яйца или детенышей. Немного дальше, на крутом скате пригорка, мы открыли довольно большую пещеру, из которой вытекал ручей и свод которой был украшен сталактитовыми колонками. Почва была покрыта чрезвычайно нежной, снежнобелой землей, в которой я, к великому моему удовольствию, признал валяльную глину. - Вот драгоценный подарок маме, - сказал я, кладя несколько пригоршней этой земли в платок и приглашая детей сделать то же. - Этой глиной можно будет очищать наши платья, когда нам случится выпачкаться: это готовое мыло, которое избавит меня от неприятной варки его. - Известь необходима при приготовлении мыла? - спросил меня Эрнест. - Да, - ответил я. - Мыло приготовляют, примешивая к жирным веществам соду или поташ, которые без этой примеси разъедали бы очищаемые ими предметы. Употребляют также золу, промытую известковой водой, прибавляя к ней сало. Но изготовляемое таким образом мыло довольно дорого, и во многих местах его заменили глиной, которую мы теперь собираем и которая называется валяльной, так как ее употребляют при валянии шерстяных тканей. Отыскивая источник ручья, я заметил, что вода вытекала из щели в скале. Из любопытства мы увеличили эту щель. В этом месте камень был до того рыхл, что в короткое время мы расширили щель до того, что Фриц и я могли пролезть в нее. Мы это и сделали, предложив Жаку и Эрнесту обождать нашего возвращения. По прошествии нескольких минут мы могли встать на ноги и находились друг возле друга в совершенной темноте. Чтобы узнать приблизительную величину этой второй пещеры я выстрелил из пистолета прямо перед собой. Я убедился, что по величине эта пещера не уступала первой. Желая увериться в чистоте воздуха, я, при помощи огнива, зажег свечу, бывшую в моем кармане. Она горела прекрасно. Мы осторожно продвигались вперед, осматриваясь насколько позволял свет нашего маленького факела. Фриц воскликнул: - Папа! новая соляная пещера!.. Взгляни на эти чудные кристаллы, на эти блестящие глыбы! - Эти кристаллы не соли, друг мой, - сказал я отведав воду, текущую со свода, и она безвкусна. Мне кажется, что мы проникли в пещеру из настоящего горного хрусталя. - Правда, правда, папа! - вскричал Фриц еще радостнее, - мы открыли богатый клад. - Для нас эти кристаллы так же ценны, то есть так же бесполезны, дитя мое, как бесполезен был для Робинзона Крузо найденный им кусок золота. - А я все-таки отломлю себе образчик. Исполнив это, он спросил: - Отчего же этот отломанный кусок уже не так прозрачен, как был прежде, держась на стене? - Оттого, друг мой, что ты не искусно принялся за дело. - Эти великолепные кристаллы в форме шестигранных столбиков, держатся на очень твердом основании, которое как бы вросло в глинистую подстилку; в ней и простым глазом можно различить тонкую ткань игл, которые представляют, можно сказать, зародыши кристаллов. Кусок такой подстилки, с кучей столбиков, называется группой кристаллов, которые соединяются с подстилкой своим основанием. Вследствие этого, если оторвать один из кристаллов, то во всей группе происходит сотрясение, производящее множество трещин, которые придают кристаллам, чистым как ключевая вода, молочный цвет. - Как же предупредить это сотрясение и растрескивание? - Нужно снимать кристаллы вместе с подстилкой и ломать только ее. Во время этого разговора, в продолжение которого Фриц засыпал меня вопросами, доказывавшими его желание научиться, мы продвигались вперед и продолжали осматривать пещеру, причем Фриц осторожно снимал кристаллы, которые признавал достойными сбережения в нашем музее. Когда наша свеча стала догорать, я заметил Фрицу, что нам время удалиться. Перед выходом ему захотелось также выстрелить из пистолета, чтобы произвести эффектный раскат выстрела под сводами. Когда мы явились у входа в пещеру, чрез который проникли в нее, я увидел Жака в положении отчаяния, заливающегося слезами. Но при первом звуке нашего голоса он бросился с радостными криками. - Что с тобой, дитя мое? - спросил я. - Отчего ты опечалился и вслед затем радуешься? - Радуюсь тому, что вижу вас. Я испугался, оттого, что вы так долго не выходили. Два раза я слышал страшный грохот, и мне показалось, что гора обвалилась над вами с Фрицем. - Дорогой мой, - сказал я ему, - обними нас; благодаря Бога, мы не подвергались никакой опасности. Но где Эрнест? Он там, в тростнике, - ответил Жак. Я оставил его с Фрицем и пошел по указанному направлению и вскоре увидел Эрнеста сидящим на куче тростей. Он ничего не слышал и спокойно плел верши очень удобной формы, с изобретением которой я и поздравил его. - Я не только плел верши, - сказал он с гордостью. - Я еще убил молодую змею фута четыре длиной; она лежит там около моего ружья, прикрытая тростями. - Змея? - спросил я улыбаясь. Отодвинув трости, я прибавил: - Это не змея; это животное лучше змеи: это большой толстый угорь, из которого мы сегодня вечером изготовим прекрасное кушанье. Подошедшие братья, услышав об ошибке Эрнеста, начали было трунить над ним. - Спасибо тебе, дорогой мой, - обратился я к Эрнесту, - не только за доставленный нам прекрасный ужин, но и за проявленную готовность подвергнуться опасности для нашей защиты. Ты убил лишь угря, но думал иметь дело со змеей; на мой взгляд это то же самое. Затем, забрав верши и добычу Эрнеста, а также кристаллы Фрица, мы отправились домой. Как раз во время нашего прихода жена была занята стиркой белья в бассейне; можно представить себе, как она обрадовалась валяльной глине. Кристаллы были выставлены в музей и очень радовали маленького Франсуа, который не переставал дивиться этим большим алмазам. XXVII ПУТЕШЕСТВИЕ НА ФЕРМУ. МОРСКАЯ СВИНКА. ОНДАТРА. СУЛЕЙНИК КОЛЮЧИЙ Успокоенный относительно Лебединого болота, я решился предпринять второй поиск по направлению к ферме, тем более, что уже давно намеревался укрепить эту часть наших владений. Мы приготовились выступить завтра, и так как задуманный мною поиск должен был длиться несколько недель, то мы запаслись всем необходимым: походной палаткой, телегой, сосудами, оружием и съестными и огнестрельными припасами. Я боялся забыть что-либо и забрал все, что могло нам пригодиться в пути. На восходе солнца и семья, и скот были готовы. Мать удобно поместилась на телеге, которую тащили Вихрь и Мычок. Добрые животные эти несли еще на своих мясистых загорбках Жака и маленького Франсуа. Фриц, верхом на Легконогом, ехал вожатым в сотне шагов впереди каравана. Я, по обыкновению, шел пешком, подле коровы, а Эрнест, также пешком, рядом с телегой. В случае усталости мы намеревались продолжать путь либо верхом, подобно Фрицу, либо на телеге, рядом с матерью. Наконец, с боку поезд достаточно охраняли четыре собаки и шакал. Мы выступили радостные и полные надежд. Выпустив, по принятому на такие случаи обыкновению, на луг коз, овец и пернатую живность, жена не забыла рассыпать вокруг жилища немного корма, чтобы животные не уходили слишком далеко от дома. Мы направились к ферме, где намеревались переночевать. Мы хотели также собрать несколько мешков хлопка и осмотреть повнимательнее озеро и прилегавшее поле риса. Уже в начале дороги мы заметили только редкие следы боа, похожие на след ядра на сыпучем песке, а по мере удаления от Соколиного Гнезда следы эти совсем исчезли. Не видно было и следов обезьян. Внешний вид фермы совершенно удовлетворил нас. После сытного обеда мы отправились тщательно осмотреть окрестность. На этот раз я взял с собой маленького Франсуа, которому доверил небольшое ружье, показав, конечно, мальчику, как надо нести и заряжать это оружие. Эрнест остался с матерью у конца озера Лебедей, левый берег которого должны были осмотреть я и Франсуа, а правый - Фриц и Жак. В виде союзников при матери остались Билль и Кнопс; Фриц и Жак взяли с собой Турку и шакала, а меня с Франсуа провожали Рыжий и Бурый. Я с Франсуа шли по левому берегу, пробиваясь сквозь частый тростник, в который наши щенки забирались, по-видимому, с большим удовольствием. На озере и над ним мы видели черных лебедей, цапель, куликов, уток; но они держались вне наших выстрелов, что очень досадовало маленького Франсуа, горевшего нетерпением испытать свое ружье. Внезапно из тростника послышалось неприятное мычание, несколько похожее на крик осла, так что Франсуа, указывая место, откуда слышался звук, подумал и сказал, что там находится наш осленок. - Этого не может быть, - ответил я. - Во-первых, наш осленок еще слишком молод, чтобы издавать до того сильный звук, а во-вторых, невозможно, чтоб он опередил нас так, что мы его не заметили. Я думаю, что это скорее выпь, называемая также водяным быком, именно по своему крику, похожему на отдаленное мычание. - Но, папа, как же может небольшая птица кричать так громко!? - Дитя мое, по голосу животного нельзя судить о его росте. Например, у соловьев и чижей, птиц очень маленьких, голос до того силен, что их слышно дальше уток и индюшек; это зависит от особого устройства их горла и величины их легких. Выпь перед криком всовывает часть своего клюва в грязь болота, отчего крик этой птицы, тотчас же отражаясь в воде, достигает такой же силы как мычание быка. Франсуа очень хотелось дать свой первый выстрел по этой необыкновенной птице. Чтобы доставить ему это удовольствие, я подозвал наших собак и указал им направление, где должна была находиться выпь и в котором готовился выстрелить мальчуган. По прошествии нескольких минут тростник зашуршал; вслед затем раздался выстрел, и торжествующий крик мальчугана удостоверил меня, что первый опыт его был успешен. - Попал! попал! - кричал он во все горло. - Во что же? - спросил я его, потому что находился на некотором расстоянии и не мог рассмотреть добычи. - В кабана, папа, в славного кабана. - Да не попал ли ты в одного из наших же поросят, пущенных на волю? И я приблизился к Франсуа и его добыче, принесенной одной из наших собак. То не был к счастью, один из наших поросят, а была водосвинка, длиною около двух с половиной футов. У этого животного шерсть жесткая, гладкая, чернобурая, менее темная под брюхом. Пальцы соединены перепонкой. Это самое большое из всех известных грызунов и служит представителем семейства, к которому принадлежит и так называемая морская свинка, которую в Европе держат в домах. Водосвинка питается водными растениями и может потому оставаться под водой. Перед отправлением в дальнейший путь Франсуа, как истовый охотник, вздумал взвалить водосвинку себе на плечи, но не мог вынести такой тяжести. Я забавлялся его затруднительным положением, но не хотел помочь ребенку желая научить его самопомощи. - Если б выпотрошить животное! - воскликнул Франсуа, пройдя насколько шагов. - Весу убавилось бы, и, может быть, тогда я смог бы дотащить водосвинку до фермы. Мысль была хороша, и несмотря на свое естественное отвращение к такому занятию, Франсуа тотчас же выполнил ее. Но тяжесть водосвинки все-таки превышала его силы, и мальчик, вздыхая, стал придумывать какое-либо другое средство выйти из затруднения. - А, знаю! - воскликнул он. - Я привяжу добычу на спину Бурого, который довольно силен, чтобы нести ее. - Тем более ты вправе это сделать, дорогой мой, что приучил к этому обеих собак и что, следовательно, только воспользуешься своим же трудом. Освободившись таким образом от ноши, которую Бурый нес весьма покорно, Франсуа пошел вперед так же легко и с таким же довольством, как прежде. Скоро мы достигли леса из южной сосны, где немного отдохнули и возвратились на ферму, не найдя никаких следов боа. На ферме мы нашли Эрнеста среди множества только что убитых крыс. Я с удивлением спросил его, откуда они взялись. - Это Кнопс открыл их, - ответил Эрнест, - в их собственном гнезде, на конце рисового поля. Гнездо это походило на печь, и из него выбежали сперва одна крыса, потом две, потом три. Можете представить себе, как Кнопс скрежетал зубами и свистал. Я прибежал, вооруженный палкой, и неосторожно вошел в эту печь, чтобы лучше видеть, с каким числом врагов придется воевать мне и Кнопсу. Побивая крыс палкой, я в то же время оглядывал местность. Нора походила на большой цилиндр, искусно построенный из грязи, стеблей риса и перегрызенных листьев. Вдруг я был совершенно окружен целым войском этих животных и невольно вспомнил епископа Гаттона в его башне. Я отбивался ногами и палкой, сидевший у меня на спине Кнопс скрежетал зубами и свистел резче, чем когда-либо; но скверные животные не переставали нападать и притом с таким остервенением, что я, в отчаянии, принялся жалобно взывать о помощи. Но меня никто не слышал кроме Билля, который тотчас же явился и в миг расчистил около меня зубами значительное пространство. Я был спасен. Крысы, которые не попали на зубы Биллю, убежали еще поспешнее, чем явились, и уступили поле битвы, с которого подошедшая вскоре мама помогла мне подобрать трупы побежденных врагов. Рассказ Эрнеста занял меня вдвойне: во-первых, потому что, касался его самого, а во-вторых, что возбуждалось мое любопытство относительно встреченных животных. Я попросил сына проводить меня на место побоища и увидел, что постройка, о которой он говорил, походила на жилье бобров. - Догадки мои подтверждаются, - сказал я Эрнесту, - твои враги ни крысы, ни настоящие бобры, а мускусные крысы или ондатры, как их называют в Северной Америке, их родине. Возвратившись к матери, мы встретили Фрица и Жака; они казались недовольными своим походом, из которого не принесли почти ничего: Фриц застрелил тетерева и тетерку, а Жак добыл лишь дюжину яиц. Дети рассказывали друг другу подвиги, которые они совершили, или совершили бы при более благоприятных обстоятельствах. Я напомнил им, что еще до обеда нам предстояла работа: снять шкуры с убитых ондатр, величиной равнявшихся зайцам. Не теряя времени, мы принялись за этот труд: сняв шкуры, растянули их поодиночке при помощи небольших деревянных колышков, посолили, натерли золой и выставили сушиться на солнце. Что же касается водосвинки Франсуа, то она была разрезана на части, одна часть зажарена на вертеле и тотчас же съедена. Остальное мясо было припрятано назавтра, хотя мы почти не ели его по причине сильного болотного запаха. Во время еды дети расспрашивали меня об ондатре и преимущественно об ее необыкновенном запахе. - Запах этот производиться, - сказал я, - преимущественно железками, расположенными в нижних частях тела, между кожею и мясом, и выделяющими жирную влагу с запахом то приятным, то отвратительным. Относительно употребления этого мускусного вещества я не могу сообщить вам ничего определенного, и я не признаю за этим веществом никакой полезности. Самому животному оно служит защитой от врагов, не терпящих мускусного запаха. Такими же мускусными железками снабжены бобер, гиена, барсук и, особенно циветта; мускусное вещество всегда пахнет дурно в свежем состоянии и приобретает свойства благовония только со временем. Под конец обеда лакомка Эрнест стал жаловаться на то, что ему нечем заглушить неприятный вкус, оставшийся во рту от мяса ондатры. Тогда кинувшись к своим сумкам, Фриц и Жак подали брату: один горсть орешков южной сосны и два маленьких кокосовых ореха, а другой несколько светло-зеленых плодов довольно приятного запаха. - Отлично, дорогие мои! - сказал я. - Но какой же это новый плод у Жака? Попробовал ли ты его прежде, чем предложить брагу? - Нет, папа, ответил ветреник. - Я сделал бы это, если б мне не помешал Фриц, говоря, что плоды могут принадлежать какому-нибудь ядовитому растению, например манканиле. Но запах и вид плодов великолепен, и я думаю, что Фриц ошибается. Я похвалил Фрица за его осторожность, но, разрезав один из этих неизвестных плодов, заметил, что они не похожи на плоды манканилы, представляя зернышки, тогда как плод манканилы содержит косточку. В это время подкравшийся ко мне Кнопс схватил положенную мною на землю половинку плода и с очевидным удовольствием съел ее. Это послужило как бы условным знаком. Все кинулись на Жаковы яблоки с такой поспешностью, что я с трудом мог спасти одно из них для жены. Устыдившись этого порыва жадности, дети взапуски предлагали матери каждый свое яблоко, правда, уже надкусанное. - Нет, спасибо, лакомки, - сказала она, - кушайте сами. Я хотел снова расспросить Жака, где и на каком дереве он нашел этот плод, в котором я подозревал плод сулейника колючего Антильских островов. Но я заметил, что, вследствие усталости, всех четырех мальчиков клонит в сон, и потому предложил им лечь спать и сам подал им пример. XXVIII ПРИВАЛ У САХАРНИЦЫ. ПЕКАРИ. ОТАИТСКОЕ ЖАРКОЕ. ИСПОЛИНСКИЙ БАМБУК. ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОХОДА Проснувшись на рассвете, после спокойного и укрепившего нас сна, мы снова пустились в путь, по направлению к болоту с сахарным тростником, которые мы назвали своей сахарницей. Еще раньше мы устроили там, из переплетных ветвей, шалаш, который нам предстояло лишь накрыть парусом, чтобы предохранить себя от палящих лучей солнца, в течение того короткого времени, на которое мы хотели остановиться в этой местности. Пока жена готовила завтрак, я с детьми бродил по окрестности, ища следов боа; но мы возвратились, не увидав их. Едва успели мы присесть и начали угощаться свежим сахарным тростником, которого были лишены уже долгое время, как наше внимание привлек упорный лай собак. Мы схватили наши ружья и кинулись к тростниковой чаще, из которой раздавался лай. По прошествии нескольких минут из нее показалось множество поросят, спасавшихся во всю прыть, следуя один за другим, как солдаты, хорошо обученные отступлению. Три, четыре, выстрела положили с дюжину жертв, но отнюдь не нарушили правильного и быстрого отступления стада. По этим движениям и серому цвету животных я заключил, что перед нами дикие свиньи, весьма не похожие на наших европейских. Кажется, то были мускусные свиньи или пекари. Так как мы отошли довольно далеко от шалаша, в котором оставили хозяйку, и без помощи тележки невозможно было перевезти нашей добычи, то я послал за тележкой Жака, который и не замедлил возвратиться с нею. Зная из чтения, что мясо пекари годно в пищу лишь в том случае, когда вслед за смертью животного была вырезана из него пахучая железка, я поспешил исполнить это на убитых нами животных. Затем мы взвалили добычу на тележку, покрытую зелеными ветвями, и с радостными песнями возвратились к шалашу. Добыча наша была слишком обильна для того, чтобы, несмотря на наш исправный аппетит, мы могли уничтожить ее свежей, и потому нужно было принять меры для сохранения ее от порчи. За недостатком коптильни, постройку которой я поручил Фрицу и Жаку, я должен был ограничиться самыми спешными мерами. Я отрезал ноги и другие лучшие части добычи, а туловища и головы предоставил собакам и орлу. Отобранное мясо было тщательно вымыто, посолено и положено в открытые сверху мешки, которые мы и привесили к сучьям деревьев. Под мешки были подставлены тыквенные чаши, и стекавший в них рассол снова выливался на мясо через отверстия в мешках. Следующее утро было употреблено на приготовление отаитского жаркого, которым Фриц хотел изумить мать. Под его надзором братья вырыли довольно глубокую яму, выложили ее камнями и развели в ней, хворостом и щепами, огонь. Надзирая за постройкой этой печи, Фриц в то же время готовил своего поросенка: он опалил его, вымыл, начинил картофелем и пахучими травами и наконец посолил по европейскому обычаю и отступая от способа отаитян. Я научил Фрица, для предохранения мяса от земли и золы, обернуть его, за недостатком весьма пригодных для этого банановых листьев, в древесную кору, и Фриц в точности выполнил мой совет, который оказался очень хорошим. Приготовленное таким образом мясо было положено между накаленных камней, угольев, золы и наконец прикрыто ими. А пока оно жарилось в этой первобытной печи, мы поспешили достроить коптильню, которая была окончена лишь вечером. Тотчас развесив в ней, под потолком, наши окорока, мы развели на поде коптильни огонь и накрыли его сырым дерном, и скоро закрытую со всех сторон коптильню наполнил густой дым. Само собой разумеется, что дым этот был поддерживаем до тех пор, пока наши окорока не прокоптились совершенно, а это потребовало нескольких дней. На приготовление жаркого по способу отаитян оказалось достаточным три часа. Когда сняли покрывавший жаркое слой земли, песку и камней, из ямы, в которой оно лежало, распространился приятный запах, который возбудил наш аппетит и примирил мать с нашей стряпней, которую она несколько часов тому назад с насмешкой называла дикой кухней. Фриц торжествовал. После обеда я вспомнил о прекрасных запахе и вкусе, которые придала жаркому кора дерева, употребленная Фрицем вместо банановых листьев, и при тщательном осмотре этой коры и самого дерева, с которого она была снята, я пришел к заключению, что дерево это должно быть голуболистник ароматический или мадагаскарская равенсара, что на языке туземцев значит "добрый лист". Он соединяет в себе запах мускатного ореха, гвоздики и корицы. Из него добывают масло, которым индийские повара приправляют почти все кушания. Копчение наших окороков заняло еще дня два жену, которая поддерживала в коптильне небольшой огонь, оставаясь дома под охраной которого-либо из сыновей, тогда как я с остальными бродил по окрестности. В каждый приход наш ко времени обеда мы приносили какую-нибудь добычу. Между прочим мы открыли в бамбуковой чаще несколько тростей футов в шестьдесят вышиной и соразмерной толщины. Перепилив эти стебли у узлов, мы без большого труда приготовили нечто вроде бочонков. Сидевшие на этих узлах колючки, твердые как гвозди, тоже пригодились нам. Наконец, молодые ростки бамбука, которые мы собрали одновременно с исполинскими стеблями, хозяйка наша положила в уксус, обернув их в листья равенсары. Во время осмотра Проспект-Гилля я с досадой увидел и здесь такие же опустошения, произведенные обезьянами, как раньше на ферме. И здесь козы и овцы разбрелись по окрестности, куры совершенно одичали, а самое жилище было до того попорчено, что исправление его я должен был отложить до более удобного времени. Еще несколько дней было употреблено на проложение новой дороги и на изготовление в прок прежней добычи. Когда наши окорока достаточно прокоптились, мы вновь собрались в поход. Я захватил с собой несколько окороков для увеличения путевого запаса, а остальные оставил в коптильне, тщательно завалив вход в нее песком, землей и колючками, для предохранения запаса от хищных птиц и зверей, а также и обезьян. Наконец, однажды на рассвете наш маленький караван снова весело выступил в поход. XXIX ПРОГУЛКА ПО САВАННЕ. СТАДО СТРАУСОВ И ИХ ЯЙЦА. ЗЕЛЕНАЯ ДОЛИНА. ИСПУГ ЭРНЕСТА. МЕДВЕДИ Двухчасовая ходьба привела нас, без всяких приключений, к опушке небольшого леса. Место это было прелестно и хорошо укрыто. Лесок примыкал справа к крутым скалам, а слева к устью ручья, вливавшегося в большой залив. На расстоянии приблизительно на выстрел отсюда находился узкий проход между ручьем и скалами, ведший в наши владения. Местность была приятна и удобная во всех отношениях. Мы раскинули на ней палатку и устроились для довольно продолжительного привала. Во время приготовления к обеду я предложил прогулку в лесок, чтобы увериться в отсутствии подозрительного соседства. Мы встретили только несколько диких кошек, которые охотились на барсуков и при нашем приближении обратились в бегство. После обеда жара стала до того удушливой, что нельзя было предпринять ничего. Вечер пошел на приготовления к следующему дню, в который мы намеривались совершить более дальнюю прогулку, чем все прежние. На восходе солнца я и трое сыновей моих были готовы, и, позавтракав, мы отправились в сопровождении собак, кроме Билля. Проходя через ущелье, мы нашли свой бамбуковый завал разрушенным - вероятно, господствовавшими в последнее время сильными ветрами и наводнениями, - и убедились, что именно через этот проход боа проник в наши владения. Мы решились исправить эти повреждения на своем обратном пути. Прежде чем пойти по степи, саванне, мы остановились полюбоваться представившимся нам обширным ландшафтом. Налево, за ручьем, который мы назвали Восточным, тянулась до самого дальнего небосклона волнистая цепь гор, осененных зелеными лесами и одиноко стоявшими пальмами, рисовавшимися на спокойном небе. Направо воздымались к небу гребни крутых скал, голых, грозных, которые как будто отступали с равнины, и которых последние ряды терялись в облаках. Таким образом эти громадные скалы служили естественной границей величественному ландшафту. Мы перешли ручей вброд, и берега его показались нам еще довольно веселыми, потому что открывали нам, в сторону гор, зеленые рощи. Но по мере того как мы двигались дальше, страна принимала более и более вид знойной пустыни. Почва не представляла уже следов влаги; трава исчезла; редкие растения были сухи, колючи, неприятного вида, вполне согласуясь с раскаленной почвой. К счастью, мы перед уходом от ручья догадались наполнить свои тыквы водой. После двухчасовой утомительной ходьбы, в течение которой мои три товарища произносили только жалобы на зной и усталость, мы достигли подошвы горы, которую избрали сначала целью похода, и, не желая идти дальше, легли в тени скалы, с намерением отдохнуть и освежиться. Мы молча созерцали расстилавшуюся перед нами далекую равнину, голубые горы, замыкавшие ее на расстоянии пятнадцати или двадцати лье*, и Восточный ручей, сменившийся по равнине в резком противоречии с ней. ______________ * Французская путевая мера в 3,75 версты. Мы уже несколько минут отдыхали в тени скалы, когда Кнопс с криком и свистом кинулся на скалу, увлекая за собой собак. Нам не хотелось подниматься, отчасти потому, что мы приписывали тревогу какой-нибудь пустой причине, отчасти и потому, что уже взялись за запасы и с должным рвением принялись уничтожать их. Вдруг Фриц, который во время еды не переставал глядеть внимательно вдаль, быстро вскочил. - Что это такое? - вскричал он. Как будто два человека верхами... Третий подъезжает к нам галопом... Они едут в нашу сторону... Папа, не дикари ли это пустыни?.. - Не может быть, друг мой, - ответил я. Но осторожность не мешает. Возьми подзорную трубку и посмотри повнимательнее. Что ты видишь? - Местами пасутся многочисленные стада... вижу, что движутся стожки сена... нагруженные телеги ездят между лесом и ручьем... Что бы это такое было, папа? Я улыбаясь взял подзорную трубу и объявил взволнованным детям, что мнимые всадники не что иное, как большие страусы, за которыми мы, если захотим, можем поохотиться, пользуясь представившимся удобным случаем. Дети охотно согласились. Страусы продолжали приближаться к нам. Я решился обождать их и потому велел Фрицу подозвать и удержать собак и обезьяну, а сам с Эрнестом притаился во впадине скалы, к которой вскоре подошли Фриц и Жак, сдерживая собак и Кнопса. Страусы все приближались, и мы могли уже отчетливо разглядеть их. Их было пять штук, в том числе четыре самки и один самец, отличавшийся белыми перьями. - Чтобы нам поймать хоть одного страуса, постарайтесь не испугать их, потому что на бегу страуса не догнать и лошади. В этом случае нам мог бы помочь только орел... Страусы приблизились к нам шагов на сто; заметив нас, они остановились в тревоге. Но так как мы сдерживали собак и сами не двигались, то птицы ободрились и продолжали подходить, смотря на нас с удивлением и забавно ковыляя шеей. Может быть, они привыкли бы к нашему виду и подошли бы настолько, что мы могли бы поймать ту или другую при помощи лассо, если б наши собаки не вырвались и не кинулись с лаем на этот новый род добычи. Как пух, уносимый ветром, страусы рассеялись по равнине, подняв крылья подобно парусам. Они казались судами, несущимися по необъятному песчаному морю. Через несколько минут мы почти потеряли их из виду. Однако Фриц, следуя данному мною указанию, быстро снял повязку с глаз своего орла и выпустил его за убегавшими страусами. Самец, особенно красовавшийся своими перьями, несколько отстал, - вероятно, для защиты самок. Это погубило его. Фрицев орел ринулся на него, вцепился ему в шею и быстрее, чем я успел рассказать это, повалил птицу; ему на помощь подоспел шакал. Мы подбежали как раз в то время, чтобы поднять с земли и прикрепить к нашим шапкам еще неизмятые перья бедной жертвы. Мы пошли дальше. Скоро Эрнест и Жак, шедшие впереди, остановились и громко стали звать нас: - Идите скорее! Страусовое гнездо! Мы подбежали и действительно увидели в вырытой в песке яме штук двадцать яиц, белых как слоновая кость и величиною с детскую головку. - Это великолепная находка! - сказал я, - только не трогайте и не перекладывайте яиц, чтобы наседка, возвратившись, не покинула их. - Да, кажется, она и без того покинула их, - заметил Фриц. - Нет, - возразил я, - в этом жарком климате страус обыкновенно предоставляет высиживание яиц солнцу, а согревает их только ночью. Однако детям сильно хотелось взять пару яиц, чтобы показать их матери. И потому я как можно осторожнее снял верхние два яйца. Навалив на некотором расстоянии от гнезда кучу камней, которая указывала бы нам его, мы отправились далее. Вскоре мы очутились в зеленой долине, представлявшей приятную противоположность с пройденной нами выжженной равниной. С общего согласия мы назвали долину Зеленой. Вдали местами спокойно паслись стада буйволов и антилоп, к которым мы могли бы подкрасться, если б не испугал их лай наших собак, которые постоянно забегали вперед, ища какой-либо добычи. Сами того не замечая, мы шли по направлению к пещере, в которой Жак нашел шакала. Мы находились от нее уже на небольшом расстоянии, когда увидели бегущего к нам Эрнеста. Захотев забраться раньше других в пещеру, в которой мы решили отдохнуть, он опередил нас, но теперь бежал назад, перепутанный и бледный. - Медведь, папа, медведь! - кричал он, - задыхаясь от ужаса, кидаясь мне на шею и сжимая меня в объятиях, как бы моля о защите. Ужас Эрнеста был основателен, потому что вместе с лаем собак до нас доносилось рычание, несомненно, хищного зверя. Велев детям быть осторожными, я, с заряженным ружьем, кинулся вперед. Действительно, вскоре я увидел огромного медведя, вылезавшего из пещеры с целью избавиться от собак, которые не хотели отступать. За этим медведем вылезал еще больший. Фриц, шедший следом за мной, вызвался напасть на второго, тогда как я готовился управиться с первым. На некотором расстоянии позади нас стоял Жак, правда, сильно взволнованный, но готовый дать отпор зверю. Только Эрнест - я должен сказать правду - боязливо отстал. Фриц и я выстрелили одновременно. К несчастью, выстрелы наши не были смертельны, потому что из боязни ранить собак, которые терзали опасного врага и повисли на нем, мы не могли целиться по выбранному месту. Тем не менее я раздробил одному медведю челюсть, а Фриц попал другому в переднюю лапу, так что если медведи и не были лишены возможности сопротивляться, все же стали менее опасными. С другой стороны и наши собаки не отступали перед страшными противниками. Однако, оба медведя храбро защищались, то сидя, то стоя, угрожая и издавая яростный рык, который отдавался о стены пещеры. Нужно было покончить с врагом, потому что борьба, продолжаясь, грозила гибелью нашим отважным защитникам. Я выхватил один из моих пистолетов, подошел к первому зверю и, обождав минуту, когда медведь открыл голову, выстрелил в нее в упор, тогда как Фриц не менее счастливо повалил другого медведя, попав ему пулей в сердце. - Слава Богу! - восторженно воскликнул я, видя наших страшных врагов в предсмертных судорогах. Жак, бывший свидетелем нашей победы, подбежал поделиться радостью с Эрнестом и уговорил его приблизиться к нам. - Зачем спешил ты войти в пещеру? - спросил я Эрнеста, не желая упрекать его за бездействие в виду опасности. - Судьба наказала меня, - ответил он еще нетвердым голосом, - я хотел спрятаться в пещеру и напугать Жака, подражая реву медведя. Я не ожидал, чтобы два настоящих медведя приняли на себя роль, которую я готовился выполнить. - Дорогие мои, - сказал я, - искренно возблагодарим Бога: если мы не нашли следов змеи, которых искали, то зато очистили окрестность нашего жилища от двух неприятелей не менее страшных, которых мы не искали и которые рано или поздно могли навестить нас. Убитые нами медведи были действительно страшны. Больший из них был восьми футов длиной, а другой немногим больше шести. Мальчики, сидя на них еще теплых трупах, с любопытством рассматривали мощные когти зверей, сильные лапы, толстую шею, густую шерсть с металлически-блестящими концами волос. Перед нами лежали, несомненно, две особи серебристых медведей, открытых капитаном Кларком на северо-западных берегах Америки. Как бы то ни было, мех этих животных должен был доставить нам отличные шубы. Но так как некогда было тотчас же заняться сниманием его, то мы ограничились тем, что стащили оба трупа в пещеру и заделали вход в нее частым и крепким плетнем из ветвей. Фриц и Жак оставили в пещере и страусовые яйца, начинавшие тяготить их. Затем мы поспешили двинуться в дальнейший путь, потому что становилось поздно и нам нужно было торопиться, чтобы достигнуть шалаша еще до наступления ночи. XXX РАБОТА МАТЕРИ В НАШЕ ОТСУТСТВИЕ. КОНДОР. ПОТРОШЕНИЕ МЕДВЕДЕЙ И ИЗГОТОВЛЕНИЕ ИХ МЯСА. ПОХОД ЧЕТЫРЕХ МАЛЬЧИКОВ. АНГОРСКИЕ ЗАЙЦЫ. АНТИЛОПЫ. РАССКАЗ ФРИЦА. МЕДОВЕСТ. ПЧЕЛИНЫЙ УЛЕЙ На закате солнца мы возвратились к жене, которая встретила нас с обычной лаской. Труд, который мы хотели еще совершить по прибытии, был уже исполнен: ужин был готов; костры, которые мы обыкновенно зажигали на ночь для нашей безопасности, были уже сложены. За ужином жена попросила нас рассказать ей приключения похода, что мы и исполнили как можно короче, не желая затягивать рассказ в ущерб ночного отдыха. Со своей стороны, жена рассказала нам, что в сообществе маленького Франсуа она проникла в лесок, до горы, у подошвы которой открыла значительный пласт нежной глины, которая могла доставить нам фарфор. Потом, при помощи бамбуковых стеблей, она провела сочившуюся промеж скал воду в корыто, очень удобное для поения скота. Кроме того из обломков скалы и найденной глины она построила в углублении скалы печь, очень хорошо закрывавшуюся. Наконец она привезла на быках большой запас бамбуковых стеблей; из них мы могли построить забор, который намеривались возвести для охранения жилья. Жена и я дошли до того, что перестали считать что-либо невозможным при доброй воле и терпении и уже не удивлялись успехам, которых достигли соединенными или единичными усилиями. Каких подвигов труда не совершали мы ежедневно на нашем острове, побуждаемые необходимостью, - подвигов, которых мы не только не выполнили бы на родине, но и не решились бы предпринять. Я сердечно поблагодарил жену за ее заботы и для испытания найденной ею глины скатал из нее несколько шариков и положил их на один из наших костров. Затем все мы отдались необходимому отдыху. Незадолго до рассвета, преодолев лень, весьма естественную после вчерашних трудов, я встал и разбудил семью. Глиняные шарики, согласно моему ожиданию, отвердели; но я заметил, что слишком сильный жар почти расплавил их и обратил в стекло. На случай изготовления нами из этой глины посуды я придумал построить печь, которая дозволяла бы умерить жар. После молитвы и завтрака мы впрягли быков в носилки, отправились к пещере с медведями и прибыли к ней без приключений. Когда уже виден был вход в пещеру, Фриц, который шел впереди каравана, обратился к нам и сказал: - Поторопитесь, если хотите видеть стаю индейских петухов и кур. Они собрались на похороны медведей; но их не подпускает к трупам какой-то горделивый сторож. Так он называл большую птицу с красным гребнем, с мясистой лопастью под клювом, голой, морщинистой, светлокрасной шеей и ожерельем из перьев на груди. Оперение птицы было черное, за исключением некоторых белых пятен. Она гордо расхаживала перед пещерой, по временам заходила в нее, как бы заглядывая, что там делается. Мы с изумлением поглядывали на эту сцену, когда над нами раздался сильный шум. Мы подняли головы и увидели над собой птицу с огромными распростертыми крыльями, которая скоро упала к нашим ногам, пронзенная пулей, пущенной в нее Фрицем. Пернатая стая, виденная нами у входа в пещеру, поднялась и рассеялась во все стороны. Осталась только большая птица, заглядывавшая раньше в пещеру. Она устремила свои большие, круглые глаза на упавший подле труп, на который ринулись наши собаки. Однако и она не замедлила последовать примеру, поданному меньшими птицами, так что перед нами остались только труп птицы, убитой Фрицем, и одного из индейских петухов, убитого ее падением. Я осторожно вошел в пещеру и увидел, что язык и глаза одного из наших медведей исчезли. Приди мы несколькими часами позже, и великолепные меха и сочные окорока медведей были бы испорчены воздушными хищниками. Потом я возвратился к лежавшим перед пещерой птицам и при тщательном осмотре их убедился, что птица, сочтенная нами за индейского петуха, была бразильский коршун, урубу, а убитая Фрицем - кондор, с чем согласовалась и необыкновенная ширина его крыльев. Остальной день и следующий мы употребили на сдирание кожи с медведей и их потрошение, что потребовало не малого труда. Ночь мы провели в палатке, раскинутой в нескольких шагах от пещеры. Эта работа отнюдь не привлекала мальчиков, которые, за исключением Эрнеста, горели желанием отправиться в дальнейший поход. Я с гордостью и живой радостью наблюдал свободное развитие своих детей. Теперь я мог бы умереть спокойно: дети мои привыкли помогать себе собственными силами, под защитой старшего брата, который готов был охранять их, подобно тому как охранял их я. И потому, по неотступной просьбе детей, я позволил Фрицу