уками! - добавила она с недетской ненавистью в голосе. - Вон, по-моему, ид╦т партизанский командир - бежим к нему, может, он разрешит, - сказал Андрей. Заметив бегущих, мужчина остановился, поджидая. Пожилой, судя по бороде с проседью, буденновские усы; одет в гражданское, но подпоясан кожаным армейским ремнем с портупеей, на груди - бинокль. Это и позволило предположить в н╦м начальство. - Товарищ командир, - обратился к нему Андрей, - вон тот фриц, которого подстрелили первым, он ещ╦ живой. - Офицер? - Да, начальник эшелона. Он вооруж╦н пистолетом, будьте осторожны. Если б вы знали, какой это гад! Лена хочет задушить его своими руками - Он ударил меня по лицу так, что я умылась кровью, - поспешила она объяснить причину ненависти, побоявшись, что Андрей проговорится о настоящей. - Я плюнула ему в харю, когда он хотел помочь мне сойти по трапу. Командир приставил бинокль к глазам. - Кузьма Петрович! - обратился к сопровождавшему его партизану. - Займись-ка вон тем субъектом: он еще живой. Будь осторожен, у него в левой руке пистолет. Если сможешь, пока не добивай. - У нас к нему особый сч╦т, - пояснил Андрей. - Мы хочем собственноручно. - Есть! Попробую разоружить. Пока другие партизаны проверяли убитых и раненых, Кузьма Петрович подкрался к дрезине, понаблюдал и, с автоматом наизготовку, подош╦л к раненому офицеру вплотную. Снизу было видно, как, ударом сапога выбив пистолет, он поднял его и подал знак подойти. Ребята, первыми вскарабкавшиеся наверх, приблизились к Петровичу. В метре от них лежал скрюченный, окровавленный начальник эшелона. Ранен в обе ноги выше колен, прострелена кисть правой руки ("вот почему не отстреливался, - подумал Андрей. - Как и когда-то комиссар, не смог взвести пистолет"). Жалкий, беспомощный вид фашиста не вызвал сочувствия, а глаза Лены горели ненавистью пополам со злорадством. - Что, не нравится? - сквозь зубы процедил Андрей. - Собирался нас "стреляйт, как сапак", а вышло по-другому? Товарищ командир, так вы разрешаете Лене прикончить этого гада? Не только за то, что раскровянил ей нос, он... - Он держал нас впроголодь и мучил жаждой, - перебила его Марта, не дав пояснить истинную причину мести. - Да уж ладно... хотя мне и не следовало этого делать. Петрович, покажи, как обращаться с пистолетом. - Я умею, - едва ли не выхватил Андрей пистолет; взв╦л, протянул Лене: - Держи двумя, вот так, а когда прицелишься, нажми на этот курок. Та дрожащими руками обхватила рукоятку, направила дуло на недавнего мучителя, зажмурилась, но стрелять не решилась. - Не могу, сделай это за меня ты... - Что у вас тут происходит? - строго спросил подошедший со стороны дрезины безбородый, одетый по-военному партизан. - Да вот, комиссар... Уступил просьбе ребят: уж очень им необходимо собственными руками. Видать, крепко насолил офицеришка. - Не надо бы этого делать, командир! Это же дети... - Нет, надо! Видели б вы, как они с нами обращались!. . - Андрей выхватил у Лены пистолет и, боясь, что комиссар запретит, направил его в живот ещ╦ более съ╦жившегося фашиста: - Это тебе за Лену! За Нэлю! 3а Свету! - Третью пулю всадил промеж глаз, после чего тот перестал д╦ргаться . - У них, похоже, веские причины для мести, - приняв пистолет, заметил командир явно не одобрявшему происшедшее комиссару. - Что там у вас? - кивнул в направлении дрезины, откуда донеслось несколько одиночных выстрелов. - Приказал пристрелить раненых... А один оказался невредимым; уверяет, что немецкий коммунист. - Говорит по-русски? - Лепечет по-своему: Тельман, мол, гут, а Гитлер капут. - Это, случайно, не Отто? - схватила Марта за руку Андрея. - Дядя комиссар, пожалуйста, не убивайте его! Мы его знаем, он не фашист. Он хороший, правда, Андрей? - Если тот, то конешно. Товарищ командир, можно глянуть? - Туда - нельзя! - завернул его комиссар. - Чем же он вам понравился? - Этой вочью, когда мы стояли на каком-то полустанке, он дал нам напиться воды и ещ╦ - три булки хлеба. И по разговору мы поняли, что он не как другие. - Он говорил с вами по-русски? - Нет... Но вот она хорошо говорит и понимает по-ихнему. У них в школе изучали немецкий. Комиссар пообещал, что немца убивать не будут, и Петровичу приказано было собрать всех бывших заложников и увести в глубь леса. Здесь, у небольшого ручья со вкусной водой, они впервые за несколько суток вволю напились, умылись, привели себя в порядок. Подошедшие вскоре несколько партизан принесли поужинать - хлеб, консервы, галеты. Подкрепившихся и повеселевших, их построили в колонну по одному и едва различимой тропой, а часто и без таковой, повели вниз по ручью. Переход был трудный, особенно для босоногих, но недолгий: через какие-нибудь час-полтора, когда ручей кончился, влившись в более широкую и шумную горную речку, добрались до небольшой деревянной избушки. Здесь и устроились на ночлег, постелив сена из кем-то заготовленной копны. В избушке, по всей видимости - охотничьей, наш╦лся керосиновый фонарь, буржуйка, а поблизости - поленница сухих дров. События минувшего дня, ночной переход выбили из сил, порядком измотали детей, а мягкая постель - не то что на вагонном полу! - и распространившееся вскоре тепло от буржуйки были так приятны, что ул╦гшаяся покотом братва мигом погрузилась в глубокий сон. Разбуженный скрипом двери - под утро, когда в окошко уже пробивался слабый свет - Андрей различил в вошедшем комиссара. Тот подсел к дежурившему здесь Петровичу (остальные трое, доставившие сюда продукты, коротали ночь во дворе) и спросил: - Ну, как они? - Умаялись, бедняжки, спят мертвецким сном. Выйдем, пусть отсыпаются. Поправляя куртку, которой с вечера прикрыл Марту, Андрей нечаянно разбудил и е╦. - Ты уже не спишь? - потягиваясь, повернулась она к нему. - И я так славно выспалась! Как дома. - Меня разбудил комиссар. Верней, скрип двери, когда он вош╦л. Он, видать, эту ночь глаз не сомкнул: такой усталый... - А зачем приш╦л, не знаешь? - Как бы не за тобой: знающих по-немецки мало, а пленных обычно допрашивают. Ты бы согласилась быть у партизан переводчицей? - Домой хочу... Мама с дедушкой с горя места себе не находят. И за твою маму боюсь: как там она, при больном-то сердце? - У меня тоже душа болит... . Но я бы охотно остался у партизан. Как ты думаешь, возьмут? - Об этом я не думала. - В тоне, каким это было сказано, угадывался отрицательный ответ, и она, помолчав, добавила: - Помнишь, что сказал Александр Сергеевич: мы должны остаться в живых, чтоб продолжать начатое ими! И это касается тебя больше, чем меня. Когда через полчаса комиссар с Петровичем вернулись в избушку, они нашли своих подопечных беседующими в полный голос. Правда, шум тут же утих. - Как спалось? - поздоровавшись, спросил комиссар; услышав одобрительный гул, заметил: - Конечно, тесновато у вас тут, но зато тепло. Заболевших нет? Ну, и прекрасно! Сейчас Петрович сводит вас на речку и займемся приготовлением горячего завтрака. - А шо будет на завтрак? - поинтересовался кто-то. - К хлебу разогреем мясные консервы, к сладкому чаю - галеты. Если, конечно, они вам не надоели. - Такие, как вчера? Не надоели! Вкусные, хочь и фрицевские, - послышались голоса. - А потом куда - останемся у партизан? - Какое-то время побудете у нас - пока уляжется суматоха у немцев после вчерашнего. Кой-кого из вас надо обуть и приодеть - ночи, особенно в горах, холодноваты. А потом отправим вас по домам. Небольшими группками, чтобы не вызвать интереса у оккупантов. Об этом ещ╦ будет разговор, а сейчас - подъ╦м и все в распоряжение Петровича. Предположение Андрея подтвердилось: комиссар предложил Марте пройти с ним "в расположение", чтобы с е╦ помощью допросить пленного. Она согласилась, но при условии, что рядом будет и Андрей, который ей "как брат". Путь туда оказался неблизким: добрых два часа плутали они по лесистым склонам, то карабкаясь вверх, то скользя на довольно крутых спусках. Комиссар ориентировался по едва заметным зат╦скам на деревьях, с помощью других, только ему понятных примет. Ребята старались не отставать и порядком притомились. Андрей помышлял уже попросить сделать привал, так как напарница стала прихрамывать, но опередил комиссар: - Отдохн╦м, ребятки, а то, вижу, устали с непривычки. Скоро уже будем на месте. - Марта недавно была ногу подвернула, - как бы извиняясь за задержку, сказал Андрей. - Поэтому мы за вами не стали поспевать... - Она уже совсем не болела, да я поскользнулась на спуске и снова, видно, растянула связки, - пояснила она. - Так ты, говоришь, в школе научилась говорить по-немецки? - посмотрел ей в глаза проводник, когда уселись на поваленное дерево. - Это сказал я, - уточнил Андрей. - Но она умела говорить и до школы: е╦ родители - советские немцы. Отец е╦ тоже воюет против Гитлера. - Так... Вижу, ты знаешь о ней вс╦... - Потому как мы дружим уже давно. - А как попали в заложники и каким образом познакомились с этим вашим Отто? - поинтересовался комиссар. И они поведали об уже известном читателю стечении обстоятельств. Перед тем, как отправиться дальше, Андрей, в свою очередь, поинтересовался: - Товарищ комиссар, вам, случайно, не знаком партизан по имени Александр Сергеевич? Он бывший л╦тчик, звание капитан, был ранен в руку, когда его самол╦т подбили мессеры. - Что-то вроде слыхал о таком. Ты с ним знаком? - Мы видели, как он выпрыгнул из горящего самол╦та с парашютом, но угодил в лиман. У меня там была лодка, и мы вот с нею нашли его и спасли. - Приносили ему еду и ещ╦ достали гражданскую одежду, - добавила Марта. - А потом он уш╦л искать партизан. Я и подумал, может, вы его случайно встречали. - Может и встречал... Я наведу справки, - пообещал он. - А что будет с Отто после допроса? - Если пленный действительно коммунист, он может быть нам полезен. Плохо, что не знает ни слова по-русски... Видно, придется попридержать вас: надо хоть немного его подучить. Как бывший учитель он освоится быстро. Как, согласны потрудиться на пользу Родине? Вот и прекрасно! А теперь - пойд╦м, уже близко. Через четверть часа услышали окрик: - Стой, кто йдет! Пароль! Окликнули сблизка, но как Андрей ни вглядывался, никого обнаружить не смог. Шагов через триста окликнули еще раз; но теперь, заметил, пароль назван был другой. "Предусмотрительные!" - подумал с одобрением. Спросил: - Они вас разве в лицо не знают? - Возможно, узнали, но такой у нас порядок, - пояснил комиссар. - Вот мы и дома. Впрочем, никакого дома пока видно не было. С одной стороны высилась обрывистая скала, с другой - зияло глубокое ущелье, впереди видна узкая расщелина с нависающим каменным козырьком. Ни людей, ни даже признаков обжитости. Лишь когда коридор расширился, а на выходе показались деревья, комиссар свернул вбок, к едва заметной пещере. Здесь за грубо сколоченной дверью, в некоем подобии комнаты, освещенной керосиновой лампой, за столом сидел партизанский командир. Сложив лежавшую перед ним карту, помеченную цветным карандашом, он сунул ее в планшет, кивком ответил на приветствие ребят, протянул руку комиссару. - Как там, вс╦ ли в порядке? - Дети накормлены, чувствуют себя хорошо, заболевших нет. - У нас тоже без осложнений. Сделан солидный запас продовольствия и боеприпасов. Остальное пустили под откос километрах в пяти от места временного захоронения; уляжется суматоха - переправим в более над╦жное. С пленным что будем делать? - Допросим, вот переводчица. Выясним, что он за птица. Если тот, за кого себя выда╦т, то такие люди нужны. - Плохо, что при н╦м надо держать переводчика, - заметил командир. - Ребята утверждают, будто он - бывший преподаватель школы. Надо полагать, русский освоит быстро. В этом бер╦тся помочь вот она. - В самом деле? И сколько для этого понадобится времени? - Недели за две, думаю, управимся, - пообещала Марта. - Ты тоже говоришь по-немецки? - посмотрел командир на Андрея. - Нет, в нашей школе не изучали. А с нею я потому, что мы с одного хутора, и я помогу ей добраться до дому, когда освободимся. А нельзя ли как-то сообщить нашим матерям, что мы живы-здоровы? Они там места себе не находят от горя - даже не знают, куда мы пропали... - Я подумаю, что можно сделать, - взял эту заботу на себя комиссар. - Но вы понимаете, что сделать это быстро невозможно. - Пленный в капт╦рке. С ним Борисов, если не нужен, пришли ко мне, - распорядился партизанский командир. Капт╦рка находилась неподал╦ку и представляла собой землянку, оборудованную в выемке скальных пород. Крышей служил накат из бр╦вен, накрытый сверху дерниной с живой травой. Дн╦м она освещалась с помощью окошка, оставленного в потолке. Здесь также имелась железная печка и "мебель", сколоченная наскоро из подручного материала; стульями служили чурбаки, на одном из которых сидел пожилой немец в форме рядового, со связанными назад руками. Отослав сторожившего его пожилого же, бородатого партизана в распоряжение командира, комиссар развязал пленного. - Узнай, тот ли это человек, что разговаривал с вами той ночью, - приказал он Марте. Пленный не сразу сообразил, почему партизанский начальник приш╦л с детьми. Но едва Марта произнесла "Добрый день, дядя 0тто", как лицо его в миг преобразилось, он горячо и бурно залопотал, на глаза навернулись сл╦зы... Выслушав, она стала пересказывать только что услышаное: - Он сказал, что узнал меня по голосу и ч╦ткому выговору. Что это он говорил с нами той ночью. Благодарен судьбе - даже мечтать не мог о такой удаче. - И что же он имеет в виду под удачей? - достав из командирской сумки блокнот и приготовившись записывать, спросил комиссар. - Удачей, ниспосланной богом, он считает наш разговор в ту ночь у вагона, так как это спасло ему жизнь: из нашего поведения во время ремонта железнодорожного полотна он догадался, что мы ожидаем действий партизан. Не спускал глаз с Андрея, которого принял за старшого, и после его свистка поступил так, как все ребята, - упал наземь и скатился под обрыв. А когда подошли партизаны, он сделал хенде хох. - Он так и сказал - "ниспосланной богом"? - поинтересовался Андрей, пока комиссар что-то записывал в блокнот. - Конечно! Я ничего не добавляю от себя. А почему ты спросил? - Да так... Учитель, грамотный человек, притом коммунист, а верит в бога. - Может, у него приговорка такая, вроде твоего "бабая". - Я от дурных привычек стараюсь избавляться... А ну спроси, как у него насч╦т религиозного опиума? - Этого спрашивать не надо, - кончил записывать комиссар. - Культовые догмы, вдалбливаемые из поколения в поколение уже много столетий, очень трудно изживаются. Даже если давно доказано, что они не имеют под собой научного обоснования, а то и противоречат здравому смыслу. - А зачем их вдалбливают? - захотел Андрей уточнить сведения, полученные в школе. - Антинародным режимам это выгодно: религия всегда помогала делать трудящихся послушными хозяевам и терпеливыми, поскольку, мол, всякая власть от бога. Следующий вопрос будет такой... Не станем, впрочем, приводить в подробностях допрос, длившийся с небольшими перерывами до позднего вечера. Скажем лишь, что из ответов пленного следовало, будто до прихода к власти Адольфа Гитлера Отто состоял в рядах германской компартии, отстаивавшей интересы трудящихся. Они выступали против милитаризации, разъясняли массам опасность зарождавшегося фашизма. Потом начались гонения и репрессии, повальные аресты коммунистов. Чтобы избежать застенков гестапо, пришлось сменить местожительство и затаиться. Однако убеждений своих не поменял, ненавидит фашизм и фюрера, ему противна война, и он готов сделать вс╦, чтобы она поскорее кончилась. Разумеется, победой Красной Армии. Отвечая на вопросы о семейном положении, пленный сообщил, что имеет взрослую дочь, которая замужем за земляком - сыном бывшего коммуниста, тоже вынужденно сменившего предместье Берлина на заштатный городишко на юге Германии. Не скрыл и опасную для себя деталь - Курт, так звать зятя, в настоящее время служит в гестапо; но делает это в силу необходимости. Так уж сложилось на его родине, что приходится, вопреки убеждениям и желанию, делать то, что диктуют сложившиеся обстоятельства. Впрочем, Отто полагает и даже уверен, - добавила Марта, - что зять не злоупотребляет возможностями, какие присущи нацистам-фанатикам. - Не подобные ли обстоятельства вынуждают и его сотрудничать с нами? - задал вопрос комиссар. - Господин комиссар вправе предположить подобный вариант, - перевела Марта ответ дословно. - Но это не так. Каждый трезвомыслящий немец уже понимает, что победить Советский Союз не только трудно, но и невозможно. Что эта военная авантюра фюрера закончится крахом, и чем дольше она продлится, тем многочисленней будут жертвы с обеих сторон. Я очень хочу, чтобы их избежало хотя бы мирное население, а по окончании войны в Германию пришла бы демократия по советскому образцу. Комиссар слушал внимательно, что-то записывал себе в блокнот. Ответы казались заслуживающими доверия. На вопрос, беспокоивший пленного, пообещал, что расстрел ему не грозит, Сибирь - тоже, если согласится честно сотрудничать. Но для этого прежде необходимо научиться понимать и изъясняться по-русски. В этом ему помогут "ниспосланные богом". Это известие было воспринято им с радостью и благодарностью. По окончании допроса, уходя, комиссар сказал Марте: - Посоветуй своему ученику, но не от моего имени, впредь не распространяться по поводу зятя-гестаповца: его могут неправильно понять и знание русского не понадобится. Все последующие дни и долгие вечера в этой же капт╦рке шли уроки русского языка. Заучивались наиболее обиходные слова и их ч╦ткое произношение, правильное написание и прочтение. Школьница в роли учительницы и учитель в качестве ученика показали себя исключительно способными: уже через неделю "дядя Отто" довольно сносно изъяснялся по-русски, вс╦ реже, беседуя с Андреем, просил помощи у Марты - напомнить, как переводится то или иное слово. Отсутствовавший вс╦ это время комиссар был немало удивл╦н, когда, наведавшись в "школу", мог говорить с пленным почти без помощи переводчицы. Тщательно подбирая слова, слегка перевирая падежные или глагольные окончания, тот, изредка заглядывая в записи, умел довольно-таки полно формулировать свои мысли. Правда, отвечая или спрашивая сам, то и дело поглядывал на учительницу и в случае неодобрительного кивка тут же поправлялся, касалось ли это неправильного ударения или иного дефекта произношения. - Какой новост для менья приносить от главный командований коспо-дин комиссар? - спросил он. - Не надо называть меня господином, - поправил его тот. - Это у нас не принято. Правда, обращение "товарищ" тоже надо ещ╦ заслужить, но будем на это надеяться. А пока я для вас гражданин или просто комиссар. Что же до командования, то оно проявило интерес к тому, что вы - немецкий коммунист. Ваше желание способствовать победе Красной Армии - одобрены, как и обещание освоить русский в столь короткий срок. - Я уже имеет успех благодарья этот умний дети, - то ли похвалив сам себя, то ли пожелав выразить благодарность ребятам, ответил он. - Успехами я доволен. Думаю, дело пойд╦т ещ╦ быстрее при помощи вот этого. - И комиссар достал из нагрудного кармана нетолстую, размером с записную, книжицу. - 0, русско-немецкий и немецко-русский словарь! - обрадовался Отто, прочитав название на коленкоровой обложке. - Это есть то, что мне ошшень необходим! Не без удивления узнав, что все эти дни занятия здесь шли по шестнадцать часов в сутки, комиссар объявил ребятам благодарность и, расстегнув полевую сумку, добавил: - Трудились вы по-стахановски и заслуживаете не только устной похвалы. Вот вам ещ╦ и по шоколадке. Но это подарок... от кого бы вы думали? - От вашего Александра Сергеевича. - Правда?! - радостно, в один голос воскликнули ребята. - Вы с ним виделись? Как он, рука уже зажила? - Значит, наш╦л партизан! А где он сичас? - Рука зажила, партизан, как видите, наш╦л и сейчас командует диверсионным подразделением, - сообщил он приятные новости. - Узнав, что вы здесь, обрадован был не меньше вашего. Ждет встречи с нетерпением. Кстати, он рассказал мне о своих августовских приключениях, и я полностью с ним согласен: вы - настоящие пионеры-ленинцы. - Спасибо. А дять Саша сюда прийти не смог? - Хотел сделать это незамедлительно - забрать вас к себе. Но я попросил недельку повременить. Знай, что вы тут так преуспели, то и не стал бы. - А можно, мы с Отто там дозанимаемся? - предложила Марта; она, отломив от шоколадки четыре квадратика, угостила лакомством и его, но тот, отщипнув один, остальное вернул с благодарностью. - Боюсь, что там вам не удастся заниматься столь же продуктивно... Давайте уж, как договорились! Впрочем, мы преподнес╦м ему приятный сюрприз: не через семь, а дней через пяток примем у вашего подопечного зач╦т - и капитан сможет обнять вас раньше обещанного мною срока. Ид╦т? Ну и отлично! Ровно через пять дней после этого разговора комиссар доставил всех троих в новый партизанский отряд. Но командира с его диверсионной группой "дома" не оказалось: ещ╦ не вернулись с задания. В этот же день Отто отбывал в распоряжение более высокой инстанции. Ребята тепло и душевно простились с человеком, за две неполных недели ставшим для них почти как родным. Договорились, если вс╦ будет благополучно, встретиться после войны, а до этого списаться, как только Кубань будет очищена от оккупантов: Андрей оставил ему свой хуторской адрес. А ещ╦ накануне Отто подарил им на память фотографию, запаянную в прозрачный целлофан для защиты от сырости. Со снимка смотрела, улыбаясь, красивая молодая женщина - его дочь Ирма и малышок, обнявший деда, - внук Максик. Но герметичность пришлось нарушить: на обороте карточки была сделана дарственная надпись по-немецки, гласившая: "Моим спасителям Марте и Андрею от благодарного Отто. Кубань, 09.42 г." И подпись неразборчиво. Отто просил также, чтобы после войны, если ему не суждено будет дожить до этого времени, кто-нибудь из них с помощью этой фотокарточки и сообщенных им адресов разыскали в Германии его родственников или знакомых и рассказали бы им об этих днях. Вряд ли надо подробно описывать волнующую встречу наших героев с Александром Сергеевичем, вернувшимся из рейда в тыл к неприятелю. Вс╦ это легко представить. По должности капитан в отряде считался вторым лицом, но ни одна партизанская вылазка в окрестных местах не обходилась без его участия. Разведка на месте, подготовка операции и е╦ дерзкое осуществление с причинением врагу ощутимого урона - вс╦ это делалось под его непосредственным руководством. А умение скрыться с места диверсии, не понеся потерь, создало командиру заслуженный авторитет и уважение товарищей по оружию - это ребята заметили с первых же дней пребывания. Располагался отряд в горах, поросших густым, труднопроходимым лесом, в котором в изобилии росли также каштаны, орешник, кислицы, груши. Раньше в эти места из окрестных станиц и даже Краснодара приезжало и приходило много любителей набрать грибов, кизила, каштанов. Этой осенью Андрей, ходивший с партизанами на заготовку лесных даров, гражданских лиц не встречал - война... После того, как он собственноручно, на другой же день по прибытии сюда, написал записку-весточку родителям и она ушла неведомо каким образом по нужному адресу, ребята успокоились и уже не торопились попасть домой: у партизан им нравилось. Тем более, что они были тут полезными. Марта помогала женщинам (их было всего трое) готовить пищу, стирать и чинить одежду, сушить грибы и многое другое; Андрей, как уже упоминалось, ходил на заготовки со свободными от партизанских дел мужиками. Ему страсть как хотелось поучаствовать "в настоящем деле", просил взять на задание и его. Но Александр Сергеевич был непреклонен. - Вы для меня - самые дорогие существа на свете! - сказал он после одной из таких просьб. - Подвергать тебя опасности я не могу и не хочу. У нас, сынок, всякое случается, и уже принято решение переправить вас в более безопасное место. - Отправите и нас домой? А нам тут так нравится! На хуторе работа тоже найд╦тся... только вот по Марте буду скучать. - И я по н╦м тоже, - добавила она. - Этого можете не бояться, - улыбнулся капитан, давно догадавшийся, что они не просто друзья. - Не по-онял... - Дело в том, что ни тебе, ни тем более ей появляться дома нельзя. Твоя мама, - посмотрел на Марту, - пока у немцев вне подозрений. Но гестаповцам известно о "крушении" поезда, на котором - это им тоже известно - и вы оказались в качестве заложников. Признаков гибели детей немцы не обнаружат, и появление дочери... . сами понимаете, чем это грозит. - А куда ж в таком случае отправите нас? - До лучших врем╦н вас решено пристроить в Краснодаре. Там у нас есть над╦жные люди - поживете у них. - И когда нас переправят в этот ваш Краснодар? - не скрывая огорчения от такого поворота дел, спросил Андрей. - На этих днях. Как только будут готовы для вас одежда и обувь. Она у вас летняя, а дело ид╦т к зиме, и неизвестно, как она себя покажет. Кроме ботинок, я заказал для вас фуфайки и т╦плые штаны. Тебе, Марта, тоже: отлучаясь из дому, будешь одеваться мальчиком, так безопаснее, - принялся наставлять Александр Сергеевич. - Но было бы лучше, если б вы вообще не отлучались. - У меня в Краснодаре много знакомых - девочек и мальчиков. Можно будет общаться хоть изредка? - спросила Марта. - Со многими - нельзя. Только с самыми близкими и над╦жными. И не более чем с одним-двумя. Домой не приглашать ни в коем случае. - А если кто узнает меня в пацанячьей одежде? - Скажешь, что жив╦шь в сельской местности, где-то поблизости, а одета по-пацанячьи потому, что так велела мама. Ваш облик тоже изменим. Тебе, девочка, косы сменим на короткую мальчуковую прич╦ску, Андрюше шевелюру укоротим тоже, - продолжал он. - Вид у тебя цыганчуковый, а немцы вылавливают не только евреев, но и цыган, и тебя могут принять за представителя этой народности, тоже чем-то неугодной бесноватому. - Да стрегите хоть наголо, мне красота не нужна, - не стал возражать Андрей. - А Марту - жаль: у не╦ такие красивые волосы!.. Я даже там, в вагоне, пощадил е╦ косы. - Ой, Андрюша! Ещ╦ вырастут, была бы голова цела. - Правильно рассудила, дочка, - похвалил е╦ л╦тчик. - Что я еще хотел вам сказать? Да: снабдим вас немецкими деньгами - мало ли на что могут пригодиться! Но будьте с ними аккуратны. Отлучаясь из дому, много с собой не берите и держите не в кармане, а где- нибудь в потайном месте - в рукаве или за подкладкой фуфайки. - Что вы нас так подробно инструктируете, мы же не какие-то там несмышл╦ныши, - заверил его Андрей. - В вашей сообразительности не сомневаюсь, но лишний раз предостеречь - не повредит. Д о п о с е л к а Яблоновского, что разбросан по левому, адыгейскому берегу Кубани, Андрей с Мартой добрались засветло. На случай, если ими заинтересуется какой-нибудь блюститель "нового порядка", их снабдили сумками с набором лесных деликатесов - ходили, мол, на промысел. По пути они присоединились к возвращавшимся из лесу нескольким женщинам-адыгейкам с такими же пожитками, и вс╦ прошло гладко. В оговоренном месте ребят встретила средних лет молодуха, тоже адыгейка, препроводила в один из дворов. В доме их накормили и предложили отдохнуть. Притомленные дальней дорогой, гости тут же уснули не раздеваясь. Разбудили далеко за полночь. Мужчина, теперь уже русский, пов╦л в сторону Кубани. Реку, неширокую в это время года и небыструю, переплыли на плоскодонке и вскоре вошли в город. Под покровом безлунной ночи, но с предосторожностями двинулись вдоль сплошного дощатого забора; у одной из калиток остановились. - Нежелательных гостей нема, - определил проводник, ощупав что-то на внутренней стороне забора; снял крючок с калитки, тоже изнутри, и они зашли во двор. П╦с, тявкнув несколько раз, умолк, подбежал к хозяину и стал ластиться. Тот отв╦л его к будке и то ли запер, то ли привязал. После условного стука в ставню окна открылась входная дверь. - Славик, это ты, сынок? - послышался голос. - Я, мамо, я... Всего на минутку: прив╦л вот пацанов, - сказал проводник, обняв и поцеловав старушку; вошли внутрь помещения. - Утром отвед╦те их к Сидориным, там знают, ребята поживут у них. Мать зажгла каганец. - Эту вот котомку, - продолжал сын, - а также одну сумку тоже передадите. А в этой - гостинец для вас; кажись, грибочки. - А под низом немного лесных груш и кислиц, - уточнил Андрей. - Нехай, ус╦ зделаю. Как ты там, сыночек, не болеешь? Не м╦рзнешь? Я вот носки шерстяные связала, - суетилась мать, волнуясь от радости. - Не, мамо, вс╦ в порядке, не переживайте... Мне треба спешить, скоро будет развидняться. Я на днях ещ╦ буду, тогда и поговорим, а зараз некада. Не сказав и тр╦х десятков слов, Славик уш╦л. Зато долго-долго расспрашивала мать неожиданных гостей о партизанском житье-бытье. Узнали и они немало городских новостей. Но их разговор мы опустим как не имеющий к нашему повествованию непосредственного отношения. Утром бабка проводила ребят в другой частный дом на улице Красной. Затем девчонка лет двенадцати по имени Зоя, дочь этой хозяйки, отвела Андрея на другую квартиру неподал╦ку. Там тоже о прибытии квартиранта были предупреждены, и хозяйка встретила "племянника" доброжелательно, даже радушно. Через день, освоившись на новом месте, Марта решила пройтись по городу, такому непохожему на тот, каким видела его в последний раз, а заодно навестить свою лучшую подружку. Перед тем, как выйти из дому, с помощью зеркала и сажи "подкрасила" лицо, оделась мальчишкой, прихватила хозяйственную сумку, немного немецких пфенингов и отправилась вдоль по Красной (разумеется, предупредив Андрея). Главная улица города выглядела серо и сиро, неуютно и уныло. Тротуары, проезжая часть - трамваи не ходили из-за отсутствия электричества - давно не видели метлы, замусорены до дикости. Стекла окон там и сям вс╦ ещ╦ переч╦ркнуты крест-накрест бумажными полосками, кое-где вместо них вставлены фанерки. Немногочисленные прохожие, женщины пожилого возраста, идут хмурые, озабоченные - видимо, за покупками или не сделав таковых (пока что не изъяты из обращения советские рубли, ставшие в десять раз дешевле дойчмарок). Внимание е╦ привлекла витрина в одном из магазинов. Вместо образцов товара здесь размещен большой фотомотаж с надписями на русском языке: рассказывается о том, как распрекрасно жив╦тся российским подросткам, согласившимся приехать жить, приобрести профессию и работать "в Великой Германии". Один из снимков сделан в столовой, где трапезничают жизнерадостно улыбающиеся пацаны; на другом снимке - спальня с чистыми, аккуратно заправленными постелями, и на этом фоне - опять же улыбчивые подростки; на третьей фотографии - цех с какими-то станками, обслуживаемыми ими же, и прочее в этом роде. Сверху надпись крупно: "Специальность, работа, высокая оплата, сытая жизнь!" В центре витрины - портрет Гитлера с добрым, улыбающимся лицом, держащего на руках девочку лет пяти-шести. Надпись: "Фюрер любит детишек". В цетре города над зданием, в котором, видимо, размещено важное учреждение, колышется большое красное знамя с белым кругом посередине и свастикой. На фронтоне укреплен плакат, выполненный белой краской на кумаче, утверждающий, что "Непобедимые солдаты вермахта несут кубанцам свободу от большевиков". Наконец - неказистый с виду домик подружки. Лишь вглядевшись попристальней, узнала она Марту в е╦ фуфаечно-брючно- капелюшном наряде. - Что случилось? - обняв на радостях и пропустив в прихожку, в ожидании, пока та разуется, набросилась она с вопросами. - В штанах, неумытая, с сумкой... побираешься, что ли? - Нет, Танечка, ничего страшного не произошло, - успокоила е╦ старая приятельница, снимая фуфайку. - Захотелось тебя проведать, узнать, как вы тут поживаете. Транспорт, сама знаешь, не ходит, а топать от самой Елизаветинки... Мама и говорит: оденься, на всякий случай, мальчишкой. А лицо сажей специально подкрасила. Ты дома одна? - Да, как видишь. Мама на работе. Немцы всех заставляют работать, даже мальчиков нашего возраста. - А где т╦ть Нюра трудится? - В прачечной. Немцев обстирывает... Работа изнурительная, а платят алюминиевые гроши. Так ты сегодня пришла? - Вчера под вечер. Переночевала у знакомых мамы. - А почему не сразу ко мне? Переходи к нам! Пожив╦шь с недельку. И мама, и особенно я - рада буду до смерти: так скучно одной - с ума можно сойти!.. - Видишь ли, я пришла не одна. Мне составил компанию знакомый мальчик. И притом, мы ненадолго. - Мальчик? И он, конечно, в тебя влюбл╦н. - Ну... по крайней мере, я ему нравлюсъ... - Не скромничай! Тебя нельзя не полюбить: даром что неумытая, а смотришься красавицей. А какой он, как звать, сколько лет? - дала волю женскому любопытству Таня. - На год старше меня. Звать Андреем. Красивый, умный, неразболтанный. - Тебе повезло... Главное - неразболтанный. Как я тебе завидую!.. - Ты, помнится, дружила с Леней. Он что, бросил тебя? - Не бросил, но... - Она умолкла, и Марта заметила, как на глаза навернулись сл╦зы. - Представляешь, завербовался в Германию!.. - Помолчав, Таня смахнула сл╦зы и, по детски шмыгнув носом, продолжала, сумбурно и путано: - У него ведь никого больше нет, кроме т╦ти, а она спуталась со своим квартирантом-офицером, спит с ним; Леня стал лишней обузой, и они уговорили его завербоваться - там, дескать, наших ребят ждет рай и манна небесная; лично я в это не верю, а он поверил и согласился. Я не пускала, умоляла, а он говорит: не понравится - вернусь, они держать не станут, а если вс╦ хорошо, то заберу туда и тебя. Расстроенная, умолкла, чтоб не разреветься, а Марта, воспользовавшись паузой, поинтересовалась: - И много их таких... поддавшихся на агитацию? - Не знаю, сколько, но кроме Л╦ни из наших одноклассников ещ╦ Борька, Степан и Гриша. - И Гришка Матросов? - переспросила Марта. - Не подумала бы, что и он купится - считала, что умней. - Ты, помнится, одно время была влюблена в него по уши. - Давно, в пятом классе. Он об этом и не знал. - Были недавно у меня все четверо. Сомневались, что там будет хорошо, но вс╦-таки решили попытать счастья, - вздохнула подружка. - Видела и я на Красной ихнюю зазывалку. Стелют мягко, но вс╦ это ложь, просто в Германии нужны бесплатные руки. Спохватятся мальчики, пожалеют, да будет поздно. И вернуться оттуда вряд ли кому удастся... Знаешь, ходят слухи, что под Сталинградом фашисты встретили решительный отпор Красной Армии. Если наша возьм╦т, то их погонят до самого Берлина. Похоже, такой прогноз не только не утешил, но ещ╦ больше расстроил попавшую в сложное положение подругу - сл╦зы снова закапали с е╦ ресниц. - Не убивай хоть ты во мне надежду! Я не хочу потерять его навсегда, - припав к груди гостьи, зашлась в глухом рыдании Таня. - Ты чего? - растерявшись, стала тормошить е╦ та. - Ну зачем же так убиваться... - Ты ведь ничего не знаешь!.. - всхлипывала подружка. - Я безумно его люблю... и у меня будет от него реб╦нок... - Что ты говоришь!.. Ты в этом уверена? - В том-то и дело... Уже полтора месяца, как все признаки. - И мама знает? - Призналась недавно... Стыдила, ругалась, плакала. И ему досталось. А как узнала, что завербовался, стала жалеть. Пусть бы, говорит, лучше переходил жить к нам... - Когда они уезжают - известно? - Отъезд назначен на завтра. А зачем тебе, хочешь повидаться? - Попробуем помочь нашему горю, - созрел у Марты какой-то план. - Где у них сбор, знаешь? - Возле биржи труда. Это в школе, что на углу улиц Ленина и Красноармейской. -Посмотрела на не╦ с надеждой: - А что ты надумала? - Я посоветуюсь с Андрюшкой, он мальчик башковитый и предприимчивый, может, что-нибудь придумаем. Надо отговорить хотя бы Леню. А если удастся, то и всех наших одноклассников. - На это очень мало надежды... А за Леню - буду век вам благодарна. - Но ты, если увидишься сегодня, ничего ему не говори. И меня ты не видела, поняла? Можно вс╦ испортить. Кстати, он о реб╦ночке знает? - Ещ╦ нет: ему я побоялась признаться... - И пока не говори, хорошо? Не знаешь, во сколько сбор? Так рано? Ну, ничего, постараемся не опоздать. Встретимся завтра у школы, а сейчас я убегаю, - начала собираться Марта. - 0й, у вас есть будильник? Одолжи до завтра! - Забери, он нам не нужен, - разрешила Таня. - Слушай, Танечка, вы, наверное, сильно нуждаетесь - возьми вот, - достала она из кармана горсть пфенингов. - А завтра я дам побольше, бумажных марок. Где взяла? Мама хорошо зарабатывает. Прихватив будильник, по тем временам большую редкость, Марта поспешила обратно, чтобы рассказать вс╦ Андрею. Н о э т о т будильник е╦ подкузьмил: зазвенел на полчаса позже, чем надо, и Марта с опозданием зашла за Андреем утром следующего дня. Когда они оказались у школы, там уже не было ни Тани, ни вообще никого из завербованных. По словам соседей, их построили и увели на вокзал... По Пролетарской (ныне улица Мира) заспешили туда и они. Вскоре показалось обгоревшее здание краснодарского железнодорожного вокзала - без крыши, окна и двери заделаны фанерой, выкрашенной в зел╦ный цвет. На подходе увидели плакат через всю дорогу: "Сталин и жиды - одна шайка преступников!", а на фасаде - другой, но уже изготовленный к случаю: "Добро пожаловать в Великую Германию!" Из- за вокзала доносятся звуки духового оркестра; как ни странно, играют "Катюшу"... На перроне - уйма народу, многоголосая толчея. Проводить чад пришли мамы и бабушки, а также, у кого есть, сестр╦нки и братья; большинство - с заплаканными лицами. Не помогает развеять горестное настроение и видимость праздника - повсюду портреты Гитлера, флаги и флажки с фашистской симоликой, музыка; даже день выдался, как на заказ: ясный, не по-осеннему солнечный, хотя и слегка морозный. Отыскать Таню удалось не сразу: пришлось несколько раз прочесать всю, в несколько сот человек, толпу, прежде чем обнаружили е╦ сидящей рядом с Леонидом - на бордюре, неподал╦ку от очередей к походным кухням, где раздавали горячий завтрак. Тут только обратили внимание, что в Германию поедут и девчонки: их колонна, меньшая, правда, по численности, чем ребячьи, стояла к одной из кухонь. Здесь же расположили и небольшую группу духачей из гражданских лиц, а также киносъ╦мочный аппарат на треноге; ещ╦ один, передвижной, видели на перроне. Л╦ня, зажав между колен котелок немецкого образца, в левой руке держал большой ломоть хлеба, а правой черпал алюминиевой ложкой, спаренной с такой же вилкой, картофельный соус с мясом, уписывая за обе щ╦ки. Узнав в подошедших Марту, передал еду Тане: - Подержи- ка... Кого я вижу! - воскликнул, поднимаясь. - Тань, ты узна╦шь этого пацана? - Привет, Леня! - подала руку "пацан", тоже улыбаясь. - Здравствуй, Танечка! - подмигнула подруге. - Знакомьтесь, это - мой двоюродный братец. - Андрей, - предста