Через минуту Терентий исчез.
     Остался один Гаврик. Он махнул Пете и Моте рукой  и  стал  не  торопясь
подниматься по обрыву.
     Шаланда, подпрыгивая и разбивая волну, быстро уходила в открытое  море,
ярко синевшее крепкой зыбью.
     - Поехал один, - сказал Петя.
     - Ничего. Мы ему хлеба положили. Целую буханку. И восемь таранек.
     Скоро к Пете и Моте присоединился и Гаврик.
     - Слава богу, отправили, - сказал он, перекрестившись.  -  А  то  прямо
наказание.
     - А как же шаланда? - спросил Петя. - Так теперь и пропала?
     - Шаланда пропала, - сумрачно сказал Гаврик, почесав макушку.
     - Как же вы будете без шаланды?
     - Не дрейфь. Не пропадем как-нибудь.
     Торопиться  было  некуда.  Дети  перелезли  через  забор   и   тихонько
остановились за спиной художника. Теперь почти уже весь  пейзаж  был  готов.
Затаив дыхание они  засмотрелись,  очарованные  чудесным  возникновением  на
маленьком холсте целого мира, совсем другого, чем на самом деле, и вместе  с
тем как две капли воды похожего на настоящий.
     - Море есть, а шаланды нету, - шепнула Мотя, как  бы  нечаянно  положив
руку на Петино плечо, и тихонько хихикнула.
     Но вот художник набрал тонкой кистью каплю белил  и  в  самой  середине
картины на лаковой синеве только что  написанного  моря  поставил  маленькую
выпуклую запятую.
     - Парус! - восхищенно вздохнула Мотя.
     Теперь нарисованное море невозможно было отличить от настоящего. Все  -
как там. Даже парус.
     И дети, тихонько толкая  друг  друга  локтями,  долго  смотрели  то  на
картину, то на настоящее, очень широко открытое море, в  туманной  голубизне
которого таял маленький парус дедушкиной шаланды, легкий  и  воздушный,  как
чайка.

     ... Под ним струя светлей лазури,
     Над ним луч солнца золотой.
     А он, мятежный, просит бури,
     Как будто в бурях есть покой!