встречать нас у порога квартиры. Кошачий босс смирился и ужинал вместе со своим гаремом. Людмила рассказала мне, что бывшая владелица кошек подобрала их всех на улице и очень их любила. В книжном шкафу Людмила нашла большой старый альбом с фотографиями. Фотографии пожелтели, но на них еще можно было разглядеть лица людей, смотревших на нас со спокойным достоинством. К сожалению, Людмила не знала всех имен своих родственников. Но это не мешало нам по выражению их лиц, одежде, додумывать характеры этих людей, предполагать, как сложилась их жизнь. Наша мирная жизнь однажды вечером была прервана неожиданным появлением на пороге квартиры матери Людмилы. На резкий, какой-то нервный звонок, к двери подошла сама Людмила. Я в это время сидела на кухне, обложившись книгами. Место за письменным столом, стоящим в комнате, облюбовала Клякса. Она ложилась под лампу и вытягивала лапы, занимая полстола. Сгонять ее мне было жалко: кошка ждала котят. Я уединялась по вечерам на кухне, выставляла миски с кошачьей едой в коридор и плотно закрывала дверь, чтобы хвостатые не просачивались на кухню и не мешали мне. Было слышно, что кто-то прошел вместе с Людмилой в столовую -- оттуда вскоре стали раздаваться тихий голос моей квартирной хозяйки и раздраженный резкий голос незнакомой мне женщины. Не в моих правилах прислушиваться к чужим разговорам, но, судя по напряженному голосу Людмилы, ей приходилось плохо. -- Ты мне так и не объяснила, что заставляет тебя жить в этой квартире, пропахшей кошками. -- Здесь больше не пахнет кошками. У меня -- чисто. -- Почему ты скрываешься здесь? -- Из-за кошек... -- Их давно нужно было выгнать на улицу. -- Они жили здесь всю свою жизнь, жестоко лишать их крова. -- Что ты имеешь в виду? -- Ничего, просто они имеют права на это жилье. -- Тебе не кажется, что ты помешалась на этой квартире и своем одиночестве? -- Что в этом плохого? -- Только то, что ты позоришь свою семью, а кроме того, неужели ты до сих пор не хочешь выяснить свои отношения со своим мужем. -- Ты хочешь сказать, с моим бывшим мужем... -- А ты стала мстительной... -- Нет, просто не хочу дважды совершать одну и ту же ошибку. Голоса в комнате звучали все громче, я уже не могла сосредоточиться на своих книгах. Пожалуй, Людмилу пора спасать от ее рассвирепевшей гостьи. Я нацепила фартук, стащила с веревки сохнущую после стирки косынку. Кое-как повязав косынку на свою стриженную голову, я громко покашляла в кулак и вошла в соседнюю комнату. В столовой, в кресле, вжавшись в его спинку, в напряженной позе сидела Людмила. За столом, стоящим в центре комнаты, на краешке стула примостилась моложавая женщина с модной стрижкой. Мне так и захотелось сказать ей: "Да, сядьте нормально, не бойтесь, не запачкаете вы свой красивый костюм в кошачьей шерсти. Клякса не любит спать на этом стуле". Даже совершенно незнакомому человеку было бы понятно, что рядом сидят мать и дочь. Мать была ухоженной, с красиво наложенной косметикой и благоухала какими-то нежными духами, она прямо-таки излучала энергию и силу. Не хотелось бы мне встречаться с такой на узкой дороге, такая, не задумываясь, спихнет тебя в пропасть и даже не обернется. Дочь, на первый взгляд, производила совершенно противоположное впечатление -- безвольная и какая-то блеклая, с тоскливым выражением на лице, словно птица с подрезанными крыльями. Но, сравнивая двух женщин, я поняла, что мне по сердцу больше пришлась мрачноватая Людмила. К ней испытываешь доверие, едва взглянув в большие, опушенные густыми ресницами, глаза. Еще раз громко кашлянув в кулак, я заговорила басом. -- Людмила Александровна, Клякса отказывается есть, даже не знаю, что и делать. Ой, здравствуйте, я и не заметила, что у вас гости. А Муська, кажется, наконец собралась котиться. Я громко шмыгнула носом, для пущей убедительности вытерла нос рукавом и стащила косынку с головы. Людмилину мать передернуло. -- Люда, кто это? -- Это Александра, моя компаньонка. Ты же говорила, что я уже в том возрасте, когда просто неприлично оставаться одной. Вот Александра и живет отныне со мной. -- Вообще-то, меня зовут Саня. -- Вы, что, мужчина? -- Нет, я женщина, но меня зовут Саня. Я закатила глаза, подняла лицо к потолку и кончиком тапки стала рисовать на паркете замысловатые узоры, глупо при этом хихикая. -- Людмила, как ты можешь жить в одной квартире с этой ненормальной? До чего ты докатилась, ты позоришь меня. -- Мама, я попрошу тебя... -- Нет, это я прошу тебя сказать, что я могу передать Юрию? -- Мама, мне нечего ему сказать... ты же понимаешь... -- Что я должна понимать? Я устроила тебе жизнь, а ты, как самая последняя, неблагодарная... -- Так я не поняла, чем мне ваших котов кормить? Они там на кухне... -- Людмила... -- Так вот я и говорю, Людмила Александровна, что им дать? После них вчера много супа осталось, так может быть нам его себе на обед разогреть? Людмилина мать сморщилась и с ужасом посмотрела на меня. -- Людмила, скажи этой, чтобы она замолчала. -- Мама, успокойся. -- Ты еще позволяешь надо мной издеваться? Я ухожу, но ты обо мне еще вспомнишь и пожалеешь о своей глупости. Ты вместо благодарности... Я тебе этого не прощу. Дама резко развернулась и вылетела из комнаты. В коридоре хлопнула входная дверь. Людмила направилась проводить свою мать, но, поняв, что ее уже не догнать, вернулась в комнату, села в кресло и обхватила себя руками за плечи. -- Людмила, вы простите меня, я не знаю, что на меня нашло. Я не должна была вмешиваться. Думаю, мне лучше будет уехать, пойду соберу свои вещи. -- Тогда я останусь совсем одна. Тебе очень трудно жить со мной? -- Нет, просто я хотела извиниться. -- Саня, я должна вам объяснить... Даже не знаю, с чего начать. Недавно я развелась с мужем. Развелась из-за кошек, которых ненавидела. -- Из-за этих? -- Да, перед своей смертью сестра моего отца позвала меня к себе в больницу и сообщила, что сделала меня своей наследницей. Мне была завещана квартира, ее библиотека и кошки. Она просила не обижать их. Мой муж предложил продать квартиру и все теткино имущество, и пожить в свое удовольствие. Моя мать его поддержала, а я почувствовала себя клятвопреступницей, когда они за моей спиной, не ставя меня в известность, стали договариваться о продаже. Короче, кошек я отстояла, в буквальном смысле, вытащила их из ветеринарной поликлиники, куда их повезли усыплять, а семью свою не сохранила. Хотя, что я говорю, семьи у меня никогда и не было. Меня выдали замуж, словно сбыли с рук. С детства меня звали не иначе, как Людочка-страхолюдочка. Сколько себя помню, моя мать всегда была мною недовольна. Сейчас я понимаю, что ей приходилось со мной трудно. Она долго не хотела иметь детей, и я появилась на свет, в общем-то случайно. Ей хотелось иметь розовое чистенькое существо, которым при случае можно похвастаться перед знакомыми, а взамен она получила болезненную, хилую, неуклюжую дочь, которую не только гостям, но и во двор было стыдно вывести. -- А твой отец? Он тоже тебя стыдился? -- Нет, что ты! -- Он был у меня известным фотокорреспондентом, он очень любил снимать природу. Когда я подросла, то часто ездила с ним по стране. Вон, на стене в рамке моя тетя повесила его фотографию. -- Где? Я не вижу. -- Ты не туда смотришь. Вон в том углу. -- Но там нет никакого мужчины. -- Чудачка! Когда я говорю фотография отца, это значит, что он сам снимал. А его собственных снимков у нас почти и не было. Он очень любил снимать людей и природу. В последние годы я снимала его, иногда. Пыталась научиться, но у него был дар, а для меня фотографирование -- только увлечение. Смотри, вот она. Эта фотография сделана им самим. Он подарил ее тете много лет назад. -- Девочка и цветок. -- Да, он снимал на Алтае. -- А кто на фотографии? Очень красивое лицо... -- Перестань. Это я, мне здесь лет пятнадцать. -- Ты так радостно улыбаешься. Ты была с ним счастлива... -- Нам было очень хорошо вместе. Папы не стало, когда я окончила школу. Мне было очень плохо без него. -- У тебя не было друзей? -- Подруги у меня были, но знакомых молодых людей совсем не было. Однако моей мамочке удалось-таки меня выдать замуж по сговору. -- Как это? -- Очень просто, мой муж получил хорошую работу, где он мог, не особо утомляясь, получать большие деньги, машину и еще многое другое, но ему пришлось терпеть меня. -- И ты это знала? -- Нет, конечно, даже и не догадывалась. Я считала, что он меня любит. Моей матери без особого труда удалось убедить меня, что мой муж жить без меня не может. Она долго объясняла мне, что главное в женщине -- не красота, а пикантность. -- Честно говоря, в этом я с ней согласна. А что было потом? -- Мы мирно прожили с моим мужем несколько лет, пока я не убедилась, что вся наша жизнь не что иное, как большой обман. Когда я отказалась избавиться от злополучных котов, он подал на развод. Он заявил мне, что согласен жить с уродиной, но отказывается быть рядом с непрошибаемой дурой. А знаешь, какую причину он указал в своем заявлении в суде? Я не могу иметь детей, это послужило... Я оказалась ни на что не годной, как лежалый заплесневевший товар. У Людмилы затряслись плечи. -- Ну, не надо так, не твоя вина, что ты столкнулась с подлецом. -- Формально -- он прав. -- Если даже это и так, то можно решить проблему, не унижая партнера. Если ему так хотелось ребенка, могли бы усыновить. -- Он их ненавидит. -- Кого? -- Детей. -- Тем более радуйся, что избавилась от него. И, значит, после развода ты поселилась в этой квартире, а спасенные тобой коты доводили тебя, как могли. -- Больше всех усердствовал Барон. -- Чудище он неблагодарное! Ты ему, можно сказать, жизнь спасла, а он? -- Саня, можно я буду звать тебя Сашей? -- Потому что мое имя шокирует твою мать? -- Нет, не поэтому. Просто мне кажется, что Саша тебе больше подходит. И не брей больше голову, хорошо? -- В таком случае, мне бы хотелось называть тебя Милой. Ты не возражаешь? -- Нет, ты, случайно, не помнишь, пакет с кошачьим кормом убран в шкаф? Мне кажется, Барон на кухне шурует. Как это ни странно, но посещение Людмилиной мамой нашей квартиры сблизило нас с Людмилой -- с тех пор мы начали жить, как сестры. А поменяв наши имена, мы, как бы начали новую жизнь. В понедельник в нашу мирную жизнь снова ворвался начальник. Глава 4 Утром его приход был поначалу вполне мирным. Он даже вежливо поздоровался, скользнул взглядом по нашим лицам и умчался в мэрию на совещание. Возвратившись, он коротко переговорил с Людмилой по поводу счетов и баланса, а потом позвал меня в свой кабинет. Надо признаться, что кабинет его значительно изменился после моего первого визита сюда. Пока наш шеф был в командировке, доставили мебель, купленную Людмилой и мной. Теперь комната выглядела вполне цивилизованно: стоял большой красивый стол, к которому под углом крепился столик для компьютера. Папки с документами больше не валялись, где попало, а стояли на полках нового шкафа, выполненного в едином стиле со столом. Еще мы купили небольшой диван и кресла. Вся мебель была выдержана в серо-черных тонах. Монотонность расцветки мебели оживляли цветы: живые, в горшках, мы поставили на подоконники, а искусственные разместили в темных, не освещенных солнцем углах большого кабинета там, где живым было бы темно. Одним словом, кабинет выглядел очень респектабельно. Я с удовлетворением оглядывалась, отметив про себя, как хорошо наш начальник смотрится в своем новом кабинете. -- Ну, а теперь, когда мы остались с тобой совсем одни, может быть ты мне расскажешь, что ты творила в мое отсутствие в лицензионной палате? -- Я творила? -- Ну, не я же, сама понимаешь, что меня в Москве в последнюю неделю не было... -- Да, в чем, собственно дело? Вы можете мне объяснить? -- Расскажи мне лучше, как ты ворвалась в кабинет руководителя лицензионной палаты. -- Откуда я знала, кто он такой? На двери висела только табличка с фамилией. -- А разве его секретарша не пыталась тебя остановить? -- Я вошла, она вскочила и спрашивает: "Вы записывались на прием?" Я говорю: "Нет, но мне очень нужно. И потом, я же не по личному вопросу, а по важному делу." Она мне говорит: "Но он через десять минут уходит на совещание." Я ее поблагодарила, сказала, что десяти минут мне вполне хватит, и прошла в кабинет. Она мне, правда, что-то говорила вслед, но мне очень не хотелось терять время на ненужные разговоры и задерживать начальника дольше десяти минут. Я же с секретаршей могла поговорить, выходя из кабинета начальника, правда? -- Ты так искренне все объясняешь, что даже трудно усомниться в правдивости твоих слов, но что-то мне подсказывает, что в действительности все было несколько по-иному. Вот ведь, какой недоверчивый попался! И как это я вечно умудряюсь работать с такими, во всем сомневающимися людьми! Неужели ты думаешь, что я тебе буду рассказывать, как секретарша в броске, словно заправский вратарь, пыталась перехватить меня у двери в кабинет своего начальника? А я с милой улыбкой на лице, делая вид, что не понимаю цели ее резких телодвижений, стремительно проскальзываю в кабинет? Как же, жди! Так я тебе это и рассказала! Я подняла глаза и увидела на лице шефа чуть ехидную усмешку, словно ему удалось прочитать все мои мысли. Под его пристальным взглядом мои щеки стали пунцовыми. Да что же такое со мной происходит? Может быть он и в самом деле читает мои мысли? -- А что я, собственно, сделала? Вы же сами сказали, что нужно утвердить смету на оргтехнику. Нас с Людмилой отфутболивали из всех кабинетов, очень вежливо отправляли дальше. Время шло, и ничего не получалось. Смету нужно было утвердить не позднее четверга. Вот мы и пошли по кабинетам вдвоем, Людмила шла по правой стороне коридора, а я по левой. Я же не виновата, что мне достался кабинет начальника. Он очень возмущался, да? Со мной он очень вежливо разговаривал, на следующий день даже совещание собрал по нашему вопросу. Людмила на нем присутствовала, нам конкретно пообещали, сколько нам передадут компьютеров. Самое главное, что нам удалось выполнить все, что вы наметили, уезжая в командировку. Мы по списку все проверили. Напротив всех пунктов стоят галочки. Можете сами потом посмотреть. -- Придется учесть на будущее ваши пробивные способности. -- Он очень ругался? -- Нет, только позавидовал мне, что у меня такие сотрудники, и поинтересовался, где я их нашел. Вы в него вцепились вдвоем, он просто побоялся, что живым его не выпустят. -- Он говорит неправду. В кабинет к нему ходила я одна. Мила была на совещании, которое он созвал на следующий день по нашему вопросу. -- Ему этого было достаточно. -- Но не наша вина, что вопросы решаются так медленно. Вы же нам поручили сделать, мы и выполнили. Чем вы, собственно, не довольны? -- А я разве сказал, что чем-то недоволен? -- Тогда я пошла? Вы сегодня обедали? -- Некогда было. -- Постарайся на будущее не забывать об этом, следи за Людмилой, а то она тоже часто забывает обедать. -- Хорошо, тогда я пошла? -- Подожди, как у тебя дела в институте? -- У меня скоро защита диплома. Уж не хотите ли вы сказать, что будете и это контролировать? -- Без диплома о высшем образовании ты не сможешь тут работать, а... -- А не работая тут, я не буду у вас под контролем, тогда ваш ущерб не будет возмещен, и так далее и тому подобное. -- С тобой приятно говорить, ты все понимаешь с полуслова. -- Уже привыкла к вашей манере общения. Я могу идти? -- Погоди, вот возьми. Это вам к чаю. Мой свирепый начальник слегка наклонился, раскрыл свой толстый портфель и вытащил оттуда что-то, завернутое в шуршащий полупрозрачный пакет. Машинально я протянула руку, взяла пакет и, кивнув головой, молча вышла из кабинета. Людмила сидела, низко наклонясь над очередными расчетами, но шорох пакета заставил ее повернуться. -- Чем ты там шуршишь? Противный звук. -- Начальник дал, сказал, чтобы мы выпили чаю. -- Просто ему самому захотелось, а поставить лень. Ты поставишь чайник? Мне тут совсем немного осталось... Я налила в чайник воды, ополоснула заварочный чайник и стала ждать, когда закипит вода. Сверток оставался лежать на столе. Мне было страшно до него дотрагиваться. -- Все, подсчитала! Чайник закипел? -- Еще нет. -- А чем нас начальник порадовал? Ты что, не посмотрела еще? Открывай. -- Тут, кажется, конфеты, -- сказала я как можно равнодушнее. -- Ой, прелесть какая! Саша, ты только посмотри, как они называются. "Саня"! Действительно, на большой коробке с шоколадными конфетами был нарисован портрет девушки в красном платье, она смотрела чуть в сторону и невозможно было понять выражение ее глаз, а на торце коробки латинскими буквами было написано "Саня". -- Ты только посмотри, она же на тебя похожа: твои серые глаза, прямой нос, немного пухлые губы, высокие скулы, золотистые волосы, только у нее длинные. А у тебя были длинные волосы? -- Были, только я их отрезала ножом. -- Ножом?!! -- Ну, что ты на меня смотришь так испуганно? Да, ножом, ножниц под рукой не оказалось. А потом голову побрила бритвой, она была очень тупая, я еще сильно порезалась с непривычки. Как только мужчины бреются каждый день? Людмила молча с ужасом смотрела на меня. На мое счастье в этот момент закипел чайник, и я смогла отвернуться к окну, скоро мои руки перестали дрожать, даже удалось заварить чай, не пролив ни капли воды. Дверь позади меня отворилась, в нашу комнату зашел наш начальник, я, не сказав ни слова, взяла еще одну чашку и налила всем чай. -- Очень красивая коробка, Максим Николаевич, спасибо. -- Рад, что вам понравилась, а конфеткой угостите? -- Конечно, только вот сейчас открою. Повозившись немного, мне удалось снять целлофановую упаковку. Пока я низко склонялась над коробкой, мои щеки перестали гореть и приобрели нормальный цвет. Людмила за моей спиной в это время наливала чай начальнику, пока он пил чай, она развлекала его подробным описанием процесса составления сметы расходов и доходов нашего Центра на ближайшие месяцы. Едва Людмила успевала составить смету и отнести отпечатанный вариант в бухгалтерию вышестоящей организации, как наутро раздавался звонок, и милый женский голос просил подозвать к телефону Людмилу Александровну. Людмила подходила к телефону, чуть слышно вздыхала, брала листок бумаги и начинала записывать очередные изменения, которые предстояло внести в очередной вариант сметы. Первые три варианта она рассчитывала на бумаге, потом отдавала секретарше Наташе, которая должна была впечатать в соответствующий бланк. При этом, пишущую машинку еще предстояло занять в соседней организации, так как своей у нашего Центра еще не было, так как смета расходов для нас еще не была утверждена. Словом, получался какой-то заколдованный круг. Видя ежедневные мучения добросовестной Людмилы, я, вооружившись учебником, выяснила, как строятся таблицы, и, провозившись целый день, создала необходимый бланк в памяти нашего компьютера. Теперь для Милы уже не составляло особого труда создать очередной вариант финансового документа. Я осторожно пила свой чай, когда мой начальник вспомнил о моем существовании. Можно подумать, что мне мало утреннего разноса! -- Александра Алексеевна, какие у вас планы на сегодняшний день? -- Необходимо дозвониться до фирмы, мы хотели заказать канцтовары. Просили перезвонить после обеда. -- Почему такие сложности? В Москве, что, стало мало канцелярских товаров? -- Нет, конечно, но там они наиболее дешевые и склад у них расположен недалеко, поэтому доставка обойдется дешевле. -- Александра, ты крохоборствуешь! -- Вовсе нет! Я запросила прайс-листы на товары у некоторых фирм, потом просчитала, и у меня получилось, что мы выгадаем на этом... Я повернулась к своему столу, нашла нужный листок бумаги и стала доказывать свои расчеты со всеми необходимыми выкладками. Надеюсь, теперь ему стало ясно. Сложив листок бумаги вдвое, я подняла глаза на начальника. Его темно-серые глаза, опушенные густыми темными ресницами, пристально меня рассматривали, даже не меня, а мой рот. Непонятно, что его так заинтересовало. Непохоже, чтобы раньше он сомневался в моей способности говорить. Он смотрит на меня так, будто я говорю с ним по-китайски. Я замолчала, прервав свои рассуждения на полуслове. Ага, очнулся! Шеф резко моргнул и уже более осмысленно на меня посмотрел. -- Вы согласитесь теперь, что я права? -- Все, что ты сказала, очень разумно. -- Рада, что мне удалось вас убедить. Могу руку дать на отсечение, что он не слышал ни слова! Нужно пойти посмотреть на себя в зеркало, может быть у меня губы испачканы в шоколаде? Иначе, почему он так пристально на меня смотрел? Шеф слегка помедлил, лениво поднялся, перекинулся с Милой парой слов и ушел в свой кабинет. Я тут же вышла в коридор, у самой лестницы там висело зеркало. Странно, но на лице у меня ничего не было. Губы, как губы, что он так на меня смотрел? Мила сидела за своим столом, углубившись в свои расчеты. Дверь в кабинет начальника была широко распахнута. -- Мила, толкни дверь, я хочу распечатать письмо, принтер будет шуметь, а мне не хочется мешать начальнику. -- Шуми на здоровье, он ушел в мэрию на совещание. Принтер с противным лязганьем печатал строчки официального письма, казалось, что ему самому не нравится шум, им производимый. -- Что же он так скрежещет? -- Он старый. -- Это не дает ему право так шуметь. -- Они, что, все так скрипят? -- Да нет, просто, когда образовывался наш Центр, то нам передали с баланса на баланс какое-то имущество, чтобы мы могли начать работу. Естественно, что нам передали не лучшее. -- А когда мы сможем еще купить? Ведь мы же с тобой добились решения вопроса по оргтехнике. -- Добились, но сначала надо... -- Утвердить смету. -- Правильно, умница, ты же все сама понимаешь, и тете Миле не надо тебе ничего объяснять. -- Тетя Мила, объясни мне, пожалуйста, почему он нас взял к себе работать и держит здесь, словно не может без нас обойтись? -- Максиму Николаевичу очень нравится, когда ты поднимаешь телефонную трубку и официальным голосом произносишь: "Центр лицензирования... Вас слушают". У тебя очень внушительно это получается. -- Ты все шутишь, а я говорю совершенно серьезно. Людмила резко подняла голову и посмотрела на меня. Было видно, что резкая смена разговора обескуражила ее. Если нужно что-то выведать у человека, нужно делать именно так: задавать интересующий тебя вопрос неожиданно, тогда получишь правдивый ответ. Ибо если человек начнет задумываться, то будет придумывать как бы половчее тебе все разъяснить или скрыть от тебя что-то. Ну вот, не получилось, Людмила задумалась над моими словами. -- Мы с тобой хорошо работаем. -- Теперь да. Можно сказать, научились. Но в нашем Центре полно более квалифицированных людей. Девчонки из лицензионного отдела почти все знают и умеют работать на компьютере. Меня еще обучать приходилось. -- Ты все освоила сама. -- Верно, но проще было взять более подготовленного человека. Да еще и с высшим образованием в придачу, а мне еще институт заканчивать. Это, что касается меня. Теперь -- ты. Ты же недавно стала бухгалтером, так? Человек ты -- аккуратный, спору нет, но постоянно читаешь литературу по бухгалтерскому учету, значит, опыта у тебя мало. При твоем трудолюбии ты скоро станешь хорошим специалистом, очень нужным Центру. -- Все верно, ты очень наблюдательная. Только ты переоцениваешь мои способности. -- Не скромничай. Но я не хотела, чтобы мы сейчас занимались самолюбованием, просто не могу понять причину, по которой он меня здесь держит. С тобой все ясно -- ты хороший специалист, а что касается меня, не понимаю я нашего шефа. Я же у него пыталась отпроситься по-хорошему, то есть нет, вернее, хотела уволиться и перейти работать к нашим клиентам, которым выдают лицензии в нашем Центре. Один очень настойчиво звал меня, обещал приличную зарплату. Я же свой долг за порушенный гараж ему бы вернула быстрее. Ему же самому было бы выгоднее меня уволить. Так, ведь, не отпустил! Ворчал совершенно непонятное, а потом заявил, чтобы я шла работать и не отвлекала его с глупостями. -- Может быть он хочет, чтобы ты закончила институт, тебе же остался один диплом. А много ты напишешь, если будешь торговать в палатке целыми сутками? -- Да что ему с моего диплома? Одна морока! -- Как тебе объяснить? Мне кажется, что мы с тобой для него, как подкидыши, которых надо спасать. Вот бывают брошенные зверюшки... -- Так, значит, он -- дед Мазай, а мы -- его зайцы. -- Что-то вроде... -- Хорошо, только от чего меня нужно было спасать, скажи на милость? -- Иногда человека нужно спасать от самого себя. -- А не обидно быть в роли спасенного кролика? -- Кролику все равно, кто протянул ему руку, когда он был в беде. Главное, что это было сделано от всего сердца. -- Ладно, будем считать, что он спас меня от тлетворного влияния улицы. А ты, как ты попала к нему? -- Он спас меня от унижения. -- Как это? -- Мне посоветовали обратиться к нему, как к специалисту, разбирающемуся в камеях. -- Это камни такие? -- Да, на полосатом камне вырезается рисунок так, чтобы на однотонном фоне было изображение другого цвета; у нас в семье из поколения в поколение передавалась старинная камея с изображенным на ней женским лицом. Моя тетка Вера передала мне ее незадолго до смерти. Я ее положила в шкаф. После вступления в права на наследство, нужно было заплатить деньги. Я взяла доллары, которые откладывала на покупку нового музыкального центра для мужа, и заплатила необходимую сумму. Мой муж обнаружил, что доллары исчезли, подумал, что на них я купила что-то себе, разозлился и швырнул камею на пол, на ней образовалась трещина. Вот и пришлось мне искать специалиста, чтобы ее склеить. Максим пришел ко мне после моего звонка, мы договорились встретиться на квартире моей тетушки. Он был на кухне, когда пришел мой муж. -- Он его увидел? -- Максим? Нет, но все услышал. Максим слышал, как мой муж очень доходчиво объяснил мне, что заставляло его все эти годы жить со мной. Он бы и жил со мной дальше, при условии, если я продам все имущество тетки и куплю ему новую машину. Я пыталась что-то объяснить, говорила про родственные чувства, про долг перед умершей, но он просто не хотел меня слушать. Мой муж вскоре ушел, и я осталась одна, про человека на кухне я совершенно забыла. Максим поддержал меня, когда я почувствовала, что все меня предали и обманули. Когда мой муж ушел, мне не хотелось жить. Так тяжело узнать, что, в сущности, ты никому не нужна. Он устроил меня на бухгалтерские курсы и так загрузил работой, что мне вздохнуть было некогда. Времени жалеть себя не оставалось, а потом он мне объяснил, что люди живут и бывают счастливы, даже если жизнь поступила с ними гораздо более жестоко, чем со мной. Сама видишь, я, как ты говоришь, его заяц. -- А тебе не унизительно было принимать помощь от незнакомого человека? -- Поначалу было трудно, но потом поняла, что он просто не может пройти мимо, когда человек в беде. -- Какой он у нас, оказывается, благородный! -- Не иронизируй, лучше присмотрись к нему и больше старайся с ним не ругаться. -- Тебя послушаешь, так можно подумать, что самое большое мое желание -- досадить нашему начальнику. -- Между прочим, ты все сделала, что он просил? -- А что, скоро дед Мазай появится? -- Саша! -- Молчу я, молчу. Не волнуйся, вот у меня на столе в папочке лежит все, что он просил подготовить. -- Что-то он сегодня задерживается. В этот момент дверь отворилась и наш любимый начальник появился на пороге. Глава 5 Меня всегда интересовало, как удается некоторым людям так ловко устраиваться в жизни? На первый взгляд ничего они из себя и не представляют, но почему-то всегда получается так, что абсолютно все стремятся им помочь и всячески облегчить им жизнь. Вот я и хочу спросить, почему так получается? Едва наш начальник отворил дверь, как Людмила тут же пошла разогревать ему чай, так как выяснилось, что их светлость даже не обедал, у него, видите ли, времени на это не нашлось. Обхватив двумя руками чашку, начальник уселся на стул, боком привалившись к Людмилиному столу. Ну почему бы ему не попить чаю в своем кабинете? Я за ним могу потом даже чашку помыть. Ну чего ради он тут сидит и с улыбкой меня разглядывает? И почему мне всегда кажется, что он читает мои мысли, или я это только себе вообразила? Я подняла на него глаза и встретилась с внимательным, чуть ехидным взглядом. -- Александра Алексеевна, весна скоро закончится, не пора ли вам обновить гардероб? -- А на какие шиши? -- Людмила Александровна вам премию выпишет, можете ее потратить. Наши милые дамы из лицензионного отдела так и сделали в прошлом месяце. -- Я не понимаю, чем вам не нравится мой гардероб? -- Скажем, он достаточно однообразен. -- Как вам не стыдно говорить так с женщиной. У меня свой стиль одежды. -- Не спорю, вы достаточно эффектно выглядите, но скоро станет совсем тепло, а в ваших ботинках-тракторах, в которых, как я понимаю, вы проходили всю зиму... -- У меня еще есть два свитера. -- Джинсы, брюки и еще два свитера. -- Максим Николаевич... мне здесь нужно поставить печать. Шеф встал, прошел вместе с Людмилой в свой кабинет, тихо лязгнула дверца сейфа. Воспользовавшись случаем, я вскочила, схватила поднос с чашками и убежала их мыть. Возвращаясь, я услышала, как Людмила ругается со своим любимым начальником. -- Максим, как тебе не стыдно так с ней говорить, у нее же нет никаких вещей, кроме сумки с учебниками, да рюкзака. Что ты ее доводишь? Она же все деньги откладывает, чтобы тебе вернуть, а складывает их в коробку из-под конфет, которые ты ей подарил. -- Мила, неужели ты всерьез думаешь, что я возьму с нее эти деньги? Я же тебе уже говорил, а злю ее, чтобы она рассвирепела. Когда она на меня злится, у нее все силы уходят на то, чтобы молчать и не показывать, как она меня ненавидит. Вот тогда-то я ее и отвезу купить одежду. Я правильно решил, Александра Алексеевна? -- А почему я должна ехать с вами? Если вам так стыдно за мой внешний вид, то увольте меня по собственному желанию. Сразу станет легче и вам и мне. -- С какой это стати я должен терять ценного работника? Ваша работа меня вполне устраивает. -- В таком случае, дайте мне мою премию, и я поеду на вещевой рынок и куплю что-нибудь. -- Ну уж нет, ты опять купишь себе что-нибудь военизированное. Мы сейчас поедем в один магазин и приобретем одежду по безналичному расчету. -- Рабочий день еще не кончился... Завтра раньше придете с обеда. -- С какой это стати? -- Чтобы восполнить недостающее время. -- Да я... -- Лучше перестаньте спорить и пошли к моей машине. Всю дорогу я молчала, всячески показывая свое пренебрежение к начальнику. Мы подъехали к площади, свернули в переулок, оставили машину во дворе и вошли в полутемный подъезд. Максим нажал на кнопку звонка, нам открыли дверь, и мы вошли в небольшой магазин. На вешалках висела самая разнообразная женская одежда. Пока я краем глаза разглядывала вешалки с одеждой, стараясь не терять при этом из виду шефа, за моей спиной раздались быстрые шаги, и в торговый зал вошла высокая интересная женщина. Ростом она была даже повыше меня. -- Добрый день! Максим, здравствуй, мой дорогой! Как удивительно слышать, что кто-то так радостно приветствует моего начальника. Неужели его появление может кого-то искренне обрадовать? Чудеса, да и только! -- Светлана! Ты все хорошеешь! Как дела? Как Мария Олеговна поживает? -- Отправила их всех на дачу, а сама вырвалась, чтобы помочь немного Олегу разобраться с документацией. Отчетность его одолела. А что нового у тебя? Нашли тех бандюг, что тебе гараж попортили и машину? -- Ищут... Как-то очень неопределенно отозвался мой шеф. Разумеется, мне тут же захотелось внести ясность. -- Между прочим, я непосредственно участвовала в том нападении и погроме, если вас это интересует. Разумеется, мое вступление в беседу не могло остаться незамеченным. Максим дернулся и отвернулся в сторону, всем своим видом показывая, что он давно смирился с действительностью и будет нести свой тяжелый крест до самого конца. -- Так, мне кажется, я опять что-то не то ляпнула. О, мой бедный язык! -- Меня зовут Светлана, а вас как? -- Меня зовут Саня. Сзади раздался полувздох-полустон Максима. -- Я так понимаю, вы теперь работаете у Максима Николаевича? -- Совершенно верно. Он вынужден терпеть мое присутствие у себя на работе, так как в противном случае он потеряет всякую надежду когда-нибудь получить компенсацию за понесенный им ущерб. -- Вы собираетесь ему его возместить? -- По крайней мере, он на этом очень настаивает. -- Оригинально, Саня, вы мне нравитесь. Теперь, мне кажется, мы заставим Максима немного поскучать и отправимся в примерочную. Какой суммой вы располагаете? -- Я не знаю. Нужно спросить у Максима Николаевича. Я забыла выяснить размер премии, которую нам выписали. -- Премия? -- брови у Светланы резко взметнулись вверх. -- Хорошо, пойду у него уточню. Идите в примерочную. Это вон туда, направо, а я сейчас подойду. Минуту спустя, Светлана появилась с целым ворохом одежды в руках. Увидев мое недовольно скривившееся лицо, она повесила вешалки с платьями и костюмами на крючок и уверила меня в том, что вовсе не собирается заставлять меня примерять все подряд. Но, как оказалось, аппетит приходит во время еды. Красивая одежда действует очень странно. Никогда не думала, что мне понравится копаться в застежках и крючках, снимать и натягивать новые тряпки только ради одного мига, только ради того, чтобы взглянуть на свой преображенный вид в зеркале. Я не узнавала сама себя, даже моя коротко подстриженная голова уже не портила внешний вид. Что удивительно, сами платья не казались на мне чем-то инородным. Одежда смотрелась так, словно ее шили специально для меня. Теперь мне стало понятно, почему Светлана не дала мне самой выбирать вещи на стеллажах, а подтолкнула меня к примерочной. Ее опытный взгляд сразу нашел те вещи, которые мне подойдут. Однако пора на чем-то остановиться. Невозможно до бесконечности испытывать терпение моего шефа, так он, чего доброго, еще сюда ворвется, чтобы выяснить сколько я еще буду заниматься самолюбованием. Свой выбор я остановила на красном платье с большим вырезом спереди и костюме зеленоватого цвета. В тон к нему Светлана принесла очень изящную блузку. Я было запротестовала, но Светлана заявила, что сделала это по настоянию Максима. Едва нацепив на себя джинсы и свитер, я вылетела из примерочной и бросилась к начальнику, вольготно развалившемуся на диване. -- С какой это стати вы вмешиваетесь? -- Ты о чем? -- О блузке. Надо еще выяснить, хватит ли у меня денег, чтобы купить и платье и костюм, а вы мне еще и блузку подпихиваете. -- Я?!! Какое мне до этого дело, скажи на милость? Просто у тебя сегодня день рождения, сотрудники собрали деньги тебе на подарок. -- У меня? -- У тебя, лапочка, у тебя... -- Откуда вы знаете? -- Ну, я же принимал тебя на работу... В твоем паспорте указан и день твоего рождения. -- Ничего мне не нужно. Я никогда не отмечаю свой день рождения. -- Так нельзя, ты обидишь людей, они хотели сделать тебе приятное... -- Я не хочу принимать ничего, ни от кого. -- Это твое дело, но смирись с неизбежным. Тебе все равно что-нибудь подарят, так пусть это будет блузка. От тебя только и требуется мило улыбнуться один раз и сказать "спасибо". Потом можешь делать с ней что хочешь: можешь носить, можешь мыть ею пол. Это твое личное дело. Только у меня одна просьба -- не обижай людей, договорились? Как это у нашего начальника все так ладно получается? Даже возразить нечего. Что мне оставалось делать? Я молча кивнула. Мы тепло простились со Светланой, забрали пакеты с одеждой, Светлана дала какие-то бумаги, которые Максим ловко перехватил через мою голову, так я и не увидела, во сколько обошлись мне покупки. Мы сели в машину, по дороге заехали в магазин и купили торт, фрукты и конфеты. Максим вышел ненадолго из машины, а вернувшись, положил на сидение пакет с бутылкой вина. Платил за все он сам, объясняя это тем, что у него остались коллективные деньги. За час до окончания работы все собрались в нашей с Людмилой комнате, принесли стулья и уселись у накрытого стола. Мне в торжественной обстановке подарили блузку. Мужчины тут же потребовали, чтобы я ее примерила, но женщины встали на мою защиту и заявили, что пусть лучше я приду в ней на работу на следующий день. За столом собралось около двух десятков людей самого разного возраста, но, как это ни странно, всем было весело и хорошо. Мы шутили и пели, в честь меня говорили смешные тосты, время пролетело совершенно незаметно. Когда мы с Людмилой приехали домой, то первые полчаса потратили на то, чтобы найти вазы и поставить цветы в воду. Наши кошки, не привыкшие к такому невниманию с нашей стороны, с громким мяуканьем носились за нами по квартире, только Барон, взобравшись на пианино, чуть презрительно наблюдал сверху за всей этой кутерьмой. Наконец порядок был восстановлен, цветы поставлены в три вазы, кошки накормлены; теперь мы без всяких помех смогли спокойно рассмотреть мои покупки. Людмила посоветовала мне завтра надеть на работу новый костюм с блузкой. После недолгих колебаний я согласилась. На следующий день мы с Людмилой ехали на работу в приподнятом настроении. Мне было очень весело, а, глядя на меня, и Людмила стала улыбаться. В воздухе пахло настоящей весной, припекало солнышко, а у метро тепло закутанные женщины торговали привозными весенними фиалками. Не сговариваясь, мы с Людмилой остановились, отсчитали нужную сумму и купили нежный, чуть прохладный наощупь букетик цветов. Цветы мы поставили на стол в нашей комнате, и все утро сотрудники нашего Центра под разными предлогами приходили полюбоваться цветами и моей новой блузкой. Такое явное внимание было для меня непривычным, но вскоре я уже перестала смущаться. Телефон у нас с начальником параллельный, и если я не успеваю снять трубку,, то ее берет Максим. В начале одиннадцатого раздался звонок. В тот момент я пыталась вытащить лист бумаги, который безжалостно зажевал наш капризный ксерокс. Максим сам взял трубку и несколько минут тихо говорил по телефону. Было слышно, как неожиданно громко звякнула телефонная трубка, положенная на рычаг. Максим вышел из своего кабинета, осторожно закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Глава 6 -- Саша, нам с тобой нужно ехать. Удивительно, но впервые мой начальник смотрел на меня со странно ласковым выражением, словно жалел. -- Я опять что-нибудь натворила?