то, что ему приходилось затрачивать на полет колоссальные усилия, он испытывал настоящее блаженство. Движение было неровным и плохо координированным. Летучий Нидерландец -- почему-то то с одного, то с другого бока -- командовал, как физрук: -- Спокойнее, спокойнее: вдох -- вы-ы-ыдох, вдох -- вы-ы-ыдох! Когда руки совсем онемели, Петропавел мешком упал в траву и выразил свое теперешнее мироощущение сложно: он завыл, как зверь, и заплакал, как дитя. Растрогался и Летучий Нидерландец, уронив поблизости от Петропавла одну светлую слезу и хрипло сказав: -- Неплохо. Поначалу даже я ниже летал. "Хороший он все-таки мужик!" -- подумал Петропавел и хотел произнести это вслух, но не успел: его ослабленный организм нахально потребовал сна. А выполнив требование организма, Петропавел уже не увидел над собой Летучего Нидерландца. Он испугался: не исчезла ли вместе с Летучим Нидерландцем и способность летать? Чтобы проверить это, он вскочил с належанного места и упал вперед, сильно-сильно замахав руками... Полет -- продолжался! Конечно, это был не в полном смысле слова полет: если бы Петропавел просто шел на своих двоих, он и то передвигался бы быстрее. Но не в скорости было дело и даже не в высоте... ощущение полета вот что составляло смысл мучительного этого перемещения. "Я орел!" -- гордо подумал Петропавел, но тут со всего размаху неожиданно врезался в дверь не замеченного им дома. От удара головой дверь не открылась, зато все строение значительно подалось вперед. Петропавел, конечно же, не мог заметить этого: он без чувств лежал у порога. Однако обитательница дома, кажется, заметила; она распахнула дверь, которая открывалась наружу, и возмущенно воскликнула: -- Милостивый государь, чайник бы свой пожалели! Петропавел очнулся, но, увидев хозяйку, чуть было снова не лишился чувств. Она состояла двух четко отграниченных друг от друга половин левой и правой, причем, по всей вероятности, половины эти принадлежали раньше разным людям. Левая сторона была несомненно заимствована у красавицы: золотые кудряшки, трогательный серый глазок с длинными пушистыми ресницами, половинка изящного носика и пунцовых губок безупречного рисунка, половина подбородка с половинкой ямочки, половинка точеной шеи, обольстительное плечико, прекрасные линии руки, талии, бедра, стройная ножка -- во все это можно было бы без памяти влюбиться, если бы не правая сторона. Всклокоченные белобрысые патлы нависали над косеньким глазом, дальше следовали половина приплюснутого и, видимо, перебитого носа, уголок толстых брюзгливых губ, шея в складках, свисавших с подбородка, могучее мужское плечо... ну, и так далее, до земли. Вертикальный шов на ее платье соединял кружевной сарафанчик с грубошерстным салопом, левая ножка была обута в серебряную туфельку, правая нога -- в черный резиновый ботик. Обувь обнаруживала отчетливое несоответствие размеров... Увидев Петропавла, хозяйка тоже сильно удивилась и тотчас принесла странные извинения: -- Простите великодушно: я думала, это Тупой Рыцарь, от которого я уже припухла! Все это -- и дикое несоответствие частей, и странный лексический контраст, не говоря уже о голосе, невероятным образом совмещавшем в себе разные регистры,-- настолько ошарашило Петропавла, что тот не только не извинился, но и не поздоровался. -- Смежная Королева,-- очаровательно противно улыбнулась хозяйка и, опять не дождавшись ответа, предложила: -- Входите, пожалуйста, или гребите отсюда тогда уж! Петропавел не смог выбрать ничего из предложенного и остался сидеть на земле. -- Вы лишились рассудка или просто прилично долбанулись? А может, вы датый? -- осведомилась Смежная Королева. Потрогав голову, Петропавел встал и поклонился: это было все, на что он оказался способен. Смежная Королева по-разному пожала двумя плечами и вернулась в дом. Петропавел, как завороженный, последовал за ней. Стоило ему только закрыть за собой дверь, как он ощутил легкий толчок, словно дом отделился от земли. Так оно и было: в единственной, правда, довольно обширной комнате начался сильный сквозняк, поскольку вдоль всех четырех стен было вырублено немыслимое количество дверных проемов при полном отсутствии дверей -- кроме той, через которую они вошли. Создавалось впечатление, что ты в беседке, открытой всем ветрам. "Как бы не выпасть отсюда!" -- озаботился Петропавел, не зная, куда бы приткнуться понадежнее. Однако из мебели в комнате был только огромный, красного дерева трон: он стоял посередине. На него села Смежная Королева, повесив себе на грудь простенькую, но любовно сделанную табличку с надписью "Смежная Королева" и пояснив: "Это моя фенечка". Петропавел кивнул. -- Могу я предложить Вам лечь на пол? -- любезно спросила она и добавила: -- А то дрейфить будете. Вы ведь стремщик, наверное? Дом сильно накренился -- и Петропавел нехотя лег на пол. -- А Вы всегда так -- автостопом? -- Смежная Королева подождала ответа сколько смогла, потом рассердилась: -- Я не постигаю, что Вы за пассажир! Колитесь наконец -- или Вы язык проглотили?! Петропавел помотал головой и спросил невпопад: -- Почему Вы все время сквернословите? -- Сквернословлю? -- удивилась она.-- Во-первых, жаргон -- не сквернословие. А во-вторых, то, что сегодня считается жаргонным словечком... или даже нецензурным, завтра может стать салонным выражением. -- Мне к Слономоське надо -- мы куда летим? -- буркнул Петропавел. -- Ну вот, сразу с расспросами наезжает!..-- разочаровалась Смежная Королева.-- Мне, в сущности, до фени, куда мы летим. Все равно сейчас Вам едва ли удастся сойти. Петропавел вздохнул и, глядя на дверные проемы, поинтересовался: -- Что это у Вас тут все так распахнуто? -- Видите ли, это смежная комната -- я сама балдею! -- Смежная -- с чем? -- Не Ваше собачье дело, с Вашего позволения.-- Она отвратительно мило подмигнула и снизошла: -- Смежная -- со всем миром! С первого раза весьма затруднительно врубиться, но это кайф! -- Смежная Королева подозрительно прищурила левый глаз: -- Вы, может быть, вообще не любите идею смежности? Или просто пока не въехали? -- Не въехал,-- блеснул Петропавел.-- Смежности, простите, чего -- чему? -- Смежности, позвольте, всего -- всему! Это в высшей степени соблазнительная идея -- смежность, я от нее тащусь по всей длине! Стилистические перепады в речи дамы, богатейшая мимика и пластика двух, казалось, не связанных Друг с другом сторон не давали возможности сосредоточиться. -- Весь прикол в том,-- продолжала Смежная Королева,-- что сама я -- олицетворение смежности. Я есть переход от сущего к должному... Или наоборот. У Тупого Рыцаря, это мой кавалер, просто шифер ползет при виде меня. Я иногда такие корки мочу!.. А между тем, даже задумав намеренно исчерпать меня всю, он меня всю не исчерпает. И Вы не исчерпаете,-- предупредила она.-- Слабо Вам... шнурок! -- Но я не собираюсь исчерпывать Вас всю! -- Это офигительно огорчительно...-- непоследовательно заметила собеседница.-- А вот... чем я, по-Вашему, владею как Смежная Королева? Петропавел испугался ответственности и промолчал, а дама заключила: -- В общем-то. Вы чмошник. Вас даже жалко. Петропавел не знал, что такое чмошник, но сердито сказал: -- Ну, это уж ни в какие ворота!.. -- Обиделись? Отпа-а-ад! Я же не хотела обидеть Вас этим! -- Интересно, что этим еще можно было сделать? Не польстить же мне! -- Ну Вы замочили -- польстить! Просто -- констатировать факт. Вы ведь не будете возбухать, если я позволю себе сказать, что Вы брюнет? -- Не буду, конечно, -- Петропавел галантно поклонился. -- Особенно если учесть, что я блондин. -- Ой, блонд!.. Голдовый! -- Смежная Королева прижала руки к груди.-- Но это все неважно. Смежность -- вот что действительно важно. Нет ничего более клевого в мире, чем смежность. Но Вы, как Тупой Рыцарь: ему тоже не катит, когда я высказываюсь о смежности.-- Она заскучала и короткопалой правой рукой потрогала симпатичный золотой локон за левым ушком.-- Вы вот не понимаете, чем я владею. А я ничем не владею! Класс? Мне это в лом -- владеть. Я отличаюсь от Королевы Англии тем, что у меня нету Англии! -- и она тошнотворно заразительно рассмеялась. -- Почему же тогда Вы вообще считаетесь королевой? -- Вы, почтеннейший, уже достали меня своим занудством!.. Весь балдеж именно в том, чтобы пребывать на границе, когда в поле твоего зрения -- сразу обе стороны: два государства, две идеи, а образ, который при этом создается в воображении,-- один! -- это образ границы.-- Должно быть, не увидев на лице Петропавла энтузиазма. Смежная Королева оборвала себя: -- Ладно, довольно ля-ля! Не соблаговолите ли Вы составить мне партию в лото? Петропавлу пришлось соблаговолить. Тогда Смежная Королева, соблюдая всяческие предосторожности, сползла с трона и тоже легла на пол. Она приподняла крышку люка и вынула детское лото. Петропавлу досталась картонка, на которой были нарисованы музыкальные инструменты. Смежной Королеве -- картонка с изображением овощей и фруктов. Он уже забыл, когда в последний раз играл в эту игру,-- во всяком случае, теперь она была ему совершенно не интересна. Внезапно Смежная Королева осведомилась: -- Вас тут у меня не вырвет? У некоторых это от высоты бывает... -- Не беспокойтесь обо мне, -- пресек заботу Петропавел. -- А то возьмите целлофановый пакет. -- Она с опаской поглядела на него. -- Что-то вид у Вас -- атас полный!.. -- Ничего, играем! -- браво выступил Петропавел, и они принялись играть. -- Барабан! -- громко сказала Смежная Королева, доставая из полотняного мешочка первую карточку. -- У меня! -- обрадовался Петропавел, но, не обращая на него внимания, Смежная Королева положила барабан на свою картонку -- в квадрат с изображением арбуза. Петропавел сказал: -- Вы ошиблись. Барабан -- это не овощ. -- Без Вас скользко! -- огрызнулась Смежная Королева и достала вторую карточку: -- Флейта! -- Мое! -- мрачно заявил Петропавел. -- Перебьетесь, если Вы не возражаете,-- и Смежная Королева положила карточку с флейтой на квадрат, в котором был изображен гороховый стручок. -- У меня уже два квадрата заполнено, я выигрываю! А у Вас -- голяк. Умотная игра! -- Это нечестно,-- сказал Петропавел.-- Вы положили флейту на горох. -- Прошу прощения, но Вас это не колышет. Дать Вам в репу? -- и она тут же сильно ударила Петропавла по голове полотняным мешочком с карточками. По весу это был мешочек с дробью. Петропавел чуть не вылетел в открытое небо; он оторопело смотрел на бессовестную партнершу. -- Что Вы уставились, как баран Мюнхгаузен?.. Разрешите предложить Вам продолжить нашу увлекательную игру. -- Я не играю больше, -- отклонил предложение Петропавел. -- Это игра против правил. Смежная Королева взглянула на него обворожительно косо: -- Я могла бы попросить Вас заткнуться и не возникать?.. Виолончель! -- и удар полотняным мешочком повторился. Смежная Королева захлопала в ладоши: -- Смотрите, опять в кассу! -- Она положила карточку с виолончелью на изображение груши. У Петропавла все плыло перед глазами, и он, -- скорее, машинально -- прошептал сквозь слезы: "Моя виолончель..." -- Потрясно все сходится! -- Смежная Королева не услышала шепота.-- А у Вас опять облом. Постойте-ка... почему Вы не радуетесь за меня? Может быть, Вы завистник? Петропавел, прикрыв голову руками, с отчаянием воскликнул: -- Вы что -- чокнутая? -- Любезнейший, фильтруйте базар! Перед Вами все-таки Королева!.. -- ...которая не может отличить овощ от музыкального инструмента! Сначала разберитесь с Вашими представлениями о мире, а потом ложитесь играть! -- Он схватил с ее картонки карточку с виолончелью. -- Отвяньте, умоляю Вас! -- завизжала Смежная Королева, отнимая у него карточку, и ни с того ни с сего принялась яростно лягаться, норовя отпихнуть Петропавла к ближайшему дверному проему.-- Вам в крейзу пора! Только попробуйте поднять на меня руку или ногу! -- приговаривала она, толкая Петропавла сильной своей ступней.-- Я пользуюсь правом неприкосновенности! Петропавел поспешно соображал, сможет он лететь на такой высоте или упадет и разобьется. А Смежная Королева внезапно сникла и устало произнесла: -- Кончаем кипеж... Вы не творческий человек -- Вы нормальный упитанный середняк, который так же разбирается в смежности, как свинья в мокасинах. Мне крайне прискорбно, что Вы такое фуфло... -- Она вынула из мешочка следующую карточку: -- Здесь бубен. Нате, положите его на бубен и испытайте радость идиота, знающего, что такое бубен.-- Она вздохнула.-- Надо же так скозлиться за какие-то десять минут! Петропавел демонстративно и мстительно положил бубен на бубен. -- Надеюсь, Вы удовлетворены? -- спросила Смежная Королева.-- И что же. Вы в состоянии забалдеть от такой игры? Возьмите тогда весь мешочек и наяривайте в одиночестве. Вы какой-то совершенно завернутый... -- У каждой игры есть свои правила, -- сухо напомнил Петропавел, принимая мешочек. -- Дыня. Это наконец Ваше. Берите. -- Правила создаются по ходу игры, -- возразила Смежная Королева. -- А дыню положите себе на бестолковку. -- Хорошеньким пальчиком левой руки она постучала Петропавлу по лбу, потом отползла к трону и воссела на него. -- Я наигралась. Вы зашибенный партнер. Было мажорно до смерти. -- Не понимаю, чем Вы недовольны.-- Петропавел из последних сил держал себя в руках. -- Каждому ясно, что барабан, флейта и виолончель -- музыкальные инструменты, а груша -- фрукт. -- Юноша! -- в голосе Смежной Королевы уже звучала неизбывная скука. -- Никогда не следует держаться того, что каждому ясно. Нет никакого кайфа в том, чтобы повторять общепонятное. И интересно не то, что просекает каждый, а то, что просекаешь ты один. -- Она усмехнулась. -- Кажется, мне везет... Еще один Тупой Рыцарь. Тут со Смежной Королевой произошло нечто странное: правый глаз ее закрылся, правая рука безжизненно повисла на подлокотнике трона -- и вся правая половина уснула под мерные теперь покачивания летящего дома. Но левая половина бодрствовала -- и речь не прерывалась: она только выровнялась, лишившись элементов жаргона. -- Вы из породы тех, кто постоянно требует: "Давайте называть вещи своими именами!" При этом они уверены, что именно им дано знать подлинные имена вещей, хотя так же, как и другие, называют вещи невпопад. Но от других они отличаются тем, что всегда убеждены в своей правоте и в своем праве называть вещи так, а не иначе. Не дай бог кому-нибудь в их присутствии уподобить барабан арбузу, флейту -- гороховому стручку, а виолончель -- груше. Тут же восстановят справедливость!.. И если даже вы сыграете для них на флейте горохового стручка какую-нибудь сонату ми-минор, они с пеной у рта будут утверждать, что гороховый стручок -- не музыкальный инструмент. Такие люди всегда губили художников... -- Я не губил художников! -- с негодованием воскликнул Петропавел. -- Допускаю,-- откликнулась Смежная Королева,-- что пока Вы их действительно не губили. Все впереди. Дерзайте! Вы ведь правдоборец и за правду не пожалеете живота своего, даже не допуская мысли о том, что Ваша собственная правда -- это еще не вся правда, не правда всех людей на земле, хотя, быть может, и правда большинства. -- Меньшинство должно подчиняться большинству! Смежная Королева рассмеялась: -- О дорогой мой, не во всем, не во всем... Большинству не приходят в голову гениальные идеи, но оно охотно пользуется гениальными идеями единиц. А ведь, по существу, любая гениальная идея -- не что иное, как новая аналогия, новый тип смежности, когда два очень далеких явления вдруг оказываются рядом, в то время как о родстве их никто из живущих и не подозревал. Но вот человек указал на это родство -- и оно тотчас же стало очевидным для всех. Впрочем, может быть, и не тотчас же... -- уж как повезет! Это еще и от нас зависит: насколько легко наше воображение может перенести нас с травинки на облако. -- При чем тут травинка и облако? -- проворчал Петропавел. -- Это просто еще одна аналогия. Предположим, воображение наше привыкло двигаться так: с травинки на цветок, с цветка на кустик, с кустика на дерево, с дерева на облако. Но чье-то воображение вспорхнуло с травинки на облако -- сразу, вдруг осознав нечаянную их близость. Так вот, пока есть такие люди, пока подобные Вам еще не погубили их, я буду у них королевой -- даже несмотря на то, что здесь, на земле, у меня нет места, где бы я могла собрать их всех: я ведь не владею ничем! -- и Смежная Королева очень грустно рассмеялась, а потом добавила: -- Сейчас Ваша остановка. Хотите сделать финт ушами? При появлении в речи "финта ушами" Петропавел понял, что правая половина Смежной Королевы пробуждается. Не успев никак отнестись к этому, он действительно сделал финт ушами, поскольку дом стукнулся об землю -- и от сильного толчка Петропавел вылетел в один из дверных проемов, сопровожденный восклицанием: "Рисуйте ноги, друг мой!" Он отлетел на такое далекое расстояние, что дом Смежной Королевы исчез из поля его зрения. Глава 9. По ту сторону понимания Итак, дом Смежной Королевы исчез из поля его зрения, но в тот же миг это поле погрузилось в полную тьму, как будто кто-то огромный заслонил солнце. "Спящая Уродина проснулась сама!" -- ужаснулся Петропавел, живо представив себе страшные последствия такого пробуждения. Через некоторое время туча сфокусировалась в подобие облика -- и вот уже перед Петропавлом вверх ногами предстало еще одно в высшей степени странно одетое существо. -- Тридевятая Цаца, -- представилось существо и тут же спросило. -- Почему Вы стоите вниз головой? Уже от одного этого вопроса все поплыло перед глазами Петропавла, и он едва удержался на ногах. -- Чтобы нам было удобнее разговаривать, я тоже стану вверх ногами, -- Тридевятая Цаца любезно перевернулась в воздухе. -- Ну, как я Вам? -- любуясь произведенным впечатлением, спросила она. -- Потрясающе! -- честно восхитился Петропавел. Он и в самом деле не видел ничего подобного. Тридевятая Цаца была довольно высокой, одетой в мужской серый костюм английского сукна поверх, по-видимому, бального платья. Бусы из огромных ракушек почти закрывали грудь. Голову украшала шляпа сомбреро со страусовыми перьями, а ноги были босы. Все вместе выглядело не столько нелепо, сколько как-то грандиозно. Причем лица видно не было: оно потерялось на таком фоне. -- А зачем Вам все это? -- с уважением спросил Петропавел. -- Вы о моей одежде? Многие интересуются, -- Тридевятая Цаца горделиво приосанилась. -- Но ведь каждый должен быть во что-то одет. -- Конечно! -- от всей души согласился Петропавел. -- Странно только, что костюм надет у Вас на платье... -- Странно, -- откликнулась Тридевятая Цаца. -- Я вообще странная. Поговорите со мной -- тоже будете странным! -- Зачем? -- Петропавел не понял прелести перспективы. -- Да так! -- беспечно ответила Тридевятая Цаца и тут же спросила: -- Странно, что я так ответила? -- Очень! -- признался Петропавел. Тридевятая Цаца улыбнулась и расплакалась. Петропавел смутился. -- Не надо, -- жалобно сказал он. -- Зачем Вы так... это лишнее. -- Ой, я такая странная! -- напомнила она и хрюкнула. -- А знаете ли Вы, что я и вообще-то -- оптический обман? -- Что вы имеете в виду? -- Ах, да ничего! -- рассмеялась Тридевятая Цаца. -- Странно, правда?.. Между тем в данный момент я нахожусь от Вас за тридевять земель. Это очень далеко, -- серьезно уточнила она. -- Но Вы же тут! -- уличил Петропавел. -- Да ничего подобного! Если бы я была тут. Вы бы вообще меня не увидели. Дело в том, что у меня есть одна страсть -- уменьшаться по мере приближения и наоборот... Я люблю нарушать законы перспективы. Судя по тому, что сейчас я Вашего роста, я где-то не совсем вблизи. Впрочем, Вы можете потрогать меня... или опустить в ведро с керосином: уверяю Вас, Вы ничего не почувствуете. Петропавел, проигнорировав второе предложение, ткнул пальцем в плечо Тридевятой Цацы. Та ойкнула. -- Вы же сами предложили мне потрогать Вас,-- оправдался он. -- Ах да!.. Как странно: я все забыла о себе! Я ведь не только оптический обман -- я еще и тактильный обман... ну, то есть обман осязания. Кроме того, я -- обман обоняния. Например, тут -- у себя за тридевять земель -- я надушена очень крепкими духами. Но Вы же там этого не чувствуете? -- Чувствую -- и еще как! -- Петропавел поморщился, определив наконец источник тошнотворно сладкого запаха. -- Да?.. Ну, пусть. А впрочем... я же опять все перепутала! Сегодня именно я и не надушена никакими духами, а Вы их чувствуете! Это и есть обман. -- Вы запутали меня, -- угрюмо сказал Петропавел. -- Вообще-то Вы существуете? -- Я существую. Но я с этим не согласна. Мур-р-р... Ведь я не дана в чувственном опыте. Наоборот, я -- обман чувств. Вы знакомы со Смежной Королевой? Что Вы о ней скажете? -- О ней ничего определенного не скажешь! -- усмехнулся Петропавел. -- Это потому, что Вы, наверное, смотрели то на одну, то на другую ее половину, а так оно сбивает... На самом деле, она ничем не отличается от прочих -- по внешности, я имею в виду: заурядная, в общем-то, внешность. Но это в сущности. А Вы, должно быть, не умеете видеть сущности -- и видите две половины... Значит, Вам будет трудно со мной: я ведь вся не такая, какой кажусь в реальном мире. Собственно говоря, меня нет в реальном мире: я нахожусь в возможном мире. -- И Тридевятая Цаца кокетливо улыбнулась. -- Смежная Королева -- та все-таки пограничное явление, а я... я вообще за границей понимания -- адекватного понимания, я имею в виду. -- Вы -- галлюцинация? -- Петропавлу показалось, что он раскусил Тридевятую Цацу. -- Фи! -- поморщилась она. -- Галлюцинация!.. Я -- обман чувств, говорю же! Скорее уж иллюзия, чем галлюцинация. -- Не вижу разницы, -- буркнул Петропавел. -- Ни одной? -- ужаснулась Тридевятая Цаца. -- Галлюцинация и иллюзия -- это даже две разницы, причем большие! При галлюцинациях объекта нет в действительности. А при иллюзиях объект есть -- вот он! -- Цаца опять приосанилась. -- Но воспринимается он ложно. Как я, -- скромно добавила она во избежание дальнейших недоразумений. -- Впрочем, меня не обязательно считать иллюзией. Меня можно считать кофемолкой или Эйфелевой башней... А? Как я Вам -- в качестве кофемолки? -- Не очень, -- честно ответил Петропавел. -- Ну и зря, -- огорчилась Тридевятая Цаца. -- Увидеть во мне кофемолку Вам мешает знание языка. Если бы значение слова "кофемолка" не было известно Вам, Вы легко согласились бы считать кофемолкой меня... А давайте поиграем: в дальнейшем мы с Вами вместо "да" будем говорить "нет", ладно? -- Но на каком основании? -- захотел ясности Петропавел. -- Да ни на каком! -- возбудилась Тридевятая Цаца. -- Можно подумать, будто Вам понятно, на каком основании "да" означает согласие, а "нет" -- несогласие. Само по себе слово не отсылает ни к чему определенному: это только люди соотносят слова с тем, с чем им заблагорассудится. Так что Вам ничто не мешает соотнести "да" с несогласием, "нет" -- с согласием, а меня -- с кофемолкой. Или с Эйфелевой башней, как Вам больше нравится. -- Но ведь существуют обычаи! -- мудро заметил Петропавел. -- Ах, я не придерживаюсь обычаев, я такая странная!.. Между прочим, значения слов с течением времени искажаются сами по себе -- я только немножко ускоряю этот процесс, помогая словам. А Вы говорите по привычке, хотя привычка -- это всего-навсего умение неправильно объяснять новые явления старыми законами... Впрочем, не хотите играть в "да" и "нет" -- не надо! -- Она смерила Петропавла точным взглядом и резюмировала: -- Просто Вы -- крепдешин. -- Давайте лучше обсудим, правильно ли я иду к Слономоське, -- неестественно бодро предложил Петропавел. -- Путь к Слономоське обсуждать нечего: все пути ведут к Слономоське. А вы сейчас сдадите мне экзамен на Аттестат Странности. -- С какой стати? -- вознегодовал Петропавел. -- Да ни с какой! Напрасно Вы ищете для всего логические объяснения. Поступки ведь могут иметь не только логические причины, но, скажем, еще и чисто психологические или даже невропатические... Отвечайте на мои вопросы. Если разговор Вам неприятен, что нужно сделать? -- Прекратить его! -- Два! -- Тридевятая Цаца хихикнула. -- Правильный ответ: если разговор неприятен, его надо продолжать до бесконечности. -- Зачем? -- Петропавел захотел понять, но Тридевятая Цаца только пожала плечами и задала второй вопрос: -- Если человек толстый, какое прозвище ему лучше всего дать? -- Пончик, -- сказал Петропавел все, что знал об этом. -- Два!.. Правильный ответ: если человек толстый, больше всего ему подходит прозвище "На всякого мудреца довольно простоты"! -- Это не прозвище, а пословица... -- Неважно! -- возразила Тридевятая Цаца. - Третий вопрос: если Вам холодно, что следует предпринять? -- Одеться потеплее, -- уже без надежды отвечал Петропавел. -- Два. Правильный ответ: если Вам холодно, следует сойти с ума. -- Разве от этого станет теплее? -- Кто знает... -- зевнула Тридевятая Цаца. Потом она долго-долго смотрела на Петропавла и вдруг покачала головой: -- Ну Вы недале-е-екий! Видела я недалеких, сама не слишком далекая -- всего каких-то тридевять земель, но Вы уж такой недалекий... И я, хоть зарежьте меня, никогда не выдам Вам Аттестата Странности. -- Да пропади он пропадом, Ваш Аттестат Странности! -- Петропавел просто вышел из себя. -- Я и аттестатом зрелости обойдусь! -- Так я и думала! -- развела руками Тридевятая Цаца. -- Едва лишь увидев Вас, я решила: этот обойдется аттестатом зрелости. Стало быть, милый мой... что же Вам сказать? Никогда не читайте книг! Дальняя смысловая перспектива для Вас закрыта навеки. Вы на всю жизнь обречены воспринимать только буквы -- одни буквы, и ничего больше. То, что кажется маленьким, для Вас так и останется маленьким навсегда. А то, о чем вообще умалчивают, Вам и вовсе недоступно. Потому-то Вы, наверное, и ходите вверх ногами... Странно я закончила, правда? Ах, да, Вы ведь не можете этого оценить! -- Тридевятая Цаца перевернулась в воздухе и отодвинулась на полшага. -- Хотите на прощание еще одну странность? Я скажу Вам то, чего Вы не поймете. Маленький Вы человечек! Большой Смысл, Главный Смысл -- всегда очень далек. А Здравый Смысл всегда очень близок. Привет! -- Она зашагала, видимо, вдаль, все увеличиваясь и увеличиваясь в размерах, пока не заслонила небо. Сделалось темно и жутко. Петропавел развернулся и побрел в сторону: иметь дело с Тридевятой Цацей -- близкой ли, далекой ли -- ему больше не хотелось. А когда тьма рассеялась, прямо перед глазами его обозначилась дверь, на которой размашистыми буквами было написано ХАМСКАЯ ОБИТЕЛЬ. Он толкнул дверь и чуть не наткнулся на стоявшего за ней человека -- не то старообразного юношу, не то моложавого старика. -- Воще Бессмертный, чтоб я сдох, -- представился он, нагрубив, как показалось Петропавлу, самому себе, и без остановки продолжал: -- Сейчас я буду тебя учить. Урок первый... -- По какому предмету? -- вмешался Петропавел в неестественный ход событий. -- Ни по какому. Это урок воще. -- Не бывает уроков вообще, бывают уроки по каким-нибудь предметам! -- огрызнулся Петропавел: ему не понравилась сама идея. -- Слушай, кто тут учитель -- ты или я? -- сразу заорал хозяин. -- Этого никто не определял. Воще Бессмертный извинился за упущение и определил: -- Учитель тут я, а не ты. Внимай моим словам. -- Очень надо! -- Петропавел насупился. -- Если ты пришел взаимодействовать со мной, взаимодействуй. Жанр приказа предполагает подчинение. Все прочие реакции неуместны. -- Но кто сказал, что Вы вообще имеете право мне приказывать? Насчет этого нет никаких указаний! -- ерепенился Петропавел. -- Сейчас ты их получить, -- уверил его Воще Бессмертный и подошел к старомодному буфету. Он достал оттуда какой-то кулек, вынул из него небольшую часть содержимого, приблизился к Петропавлу и больно схватил его за ухо. Тот вскрикнул, а Воще Бессмертный, ловко воспользовавшись моментом, сунул ему в рот то, что извлек из кулька. Речевой аппарат Петропавла мгновенно вышел из строя. -- Вяленая дыня, -- пояснил Воще Бессмертный. -- Восточная слабость. Отсюда и первое указание: молчать! Этого указания Петропавлу уже не требовалось: слиплось все, что было во рту. -- Указание второе: за мной! -- И железными пальцами схватив Петропавла за руку, он потащил его в другую комнату, оказавшуюся ванной. "Какие они тут все сильные..." -- по дороге думал уже привыкший никому не сопротивляться Петропавел. Воще Бессмертный бросил его в ванну и навис над ним, как судьба: -- Указание третье: слушай, что я говорю, ибо я -- твой учитель. Я буду учить тебя всему воще, поскольку, как мне показалось, ты воще ничего не знаешь. Стало быть, надо начинать с азов... Азовское море! -- с воодушевлением заорал он и пустил воду. -- Резвая птица долетит до его середины! -- Петропавел брыкался, но Воще Бессмертный крепко прижимал его ко дну ванны, самым подробным образом рассказывая об Азовском море (площадь -- 39 тысяч квадратных километров, самое глубокое место -- 15 метров). Последняя цифра удивила Петропавла, и он выразил удивление бровями. Не обратив на это внимание, Воще Бессмертный рассказывал дальше -- и было воще непонятно, для чего он все это затеял. Петропавел сильно заерзал, когда вода полилась в рот и уши, но тут же получил довольно энергическую затрещину. Он не сообразил, что Воще Бессмертный хотел этим сказать, потому что уже утонул. Впрочем, утонув, он не умер, а продолжал жить и, что самое страшное, слышать повествование Воще Бессмертного. Голова работала ясно, но ничего не понимала. Зачем ему рассказывают про Азовское море? Почему вообще такой странный выбор: именно Азовское? И наконец -- чего ради так долго? Однако беспорядочное речевое поведение продолжалось, и утонувший Петропавел отчаялся уразуметь, к чему клонит этот Воще Бессмертный: тихо, как и подобает утопленнику, Петропавел лежал под водой. Внезапно учитель заговорил на немецком языке, что возмутило Петропавла сверх всякой меры. Он собрался с силами и забулькал, но Воще Бессмертный свободной рукой схватил с вешалки полотенце и под водой затянул им рот утопленника, накрепко связав концы полотенца на затылке. Чрезмерность насилия потрясла Петропавла. -- Так будет еще лучше, -- по-фински произнес Воще Бессмертный, и Петропавел даже не удивился, что не только опознал язык, но и понял сказанное.-- Есть тут у нас одно золотое правило, -- продолжал мучитель. -- Меньше задашь вопросов -- меньше получишь ответов. -- Потом он странно хмыкнул и вроде бы невпопад заметил: -- Меньше всего вопросов задают мертвецы: они воще не задают никаких вопросов. -- И на языке дружбы, понятном каждому, Воще Бессмертный продолжил рассказ об Азовском море. Говорил он быстро, но выразительно: стенал, хохотал, выл и закатывал глаза, стоя уже по пояс в воде. Когда же вода покрыла Воще Бессмертного с головой, а потом заполнила всю ванную комнату, он вдруг отпустил Петропавла, неожиданно потеряв к нему всякий интерес. Петропавел принял сидячее положение и ошарашенно смотрел на Воще Бессмертного. Под водой тот сделался тихим, лег в раковину и загрустил оттуда. Несмотря на озлобленность, Петропавел внезапно почувствовал острую нежность к Воще Бессмертному, в раковине напоминавшему старую улитку. Ему захотелось прижать к себе эту улитку и чем-нибудь утешить ее, но он сдержался. -- Тебе, небось, до лампочки, что я грущу? -- угрюмо осведомился Воще Бессмертный по-арабски. Петропавел покачал головой. Тогда Воще Бессмертный вылез из раковины, подплыл к Петропавлу и обнял его. Это очень сблизило их -- и они принялись плавать и играть в воде, как две маленькие рыбки. -- Да выплюнь ты эту дыню! -- возмущенно крикнул вдруг Воще Бессмертный. -- Не нравится -- так что ж ты ее мусолишь во рту? Ни тебе поговорить, ни тебе посмеяться... И повязку эту свою дурацкую сними: плаваешь тут, как баба! Петропавел с негодованием сорвал повязку и выплюнул дыню в воду. Она всплыла. Едва освободив рот, Петропавел возопил: -- Что все это значит? -- Азовское море? О, оно значит для меня многое... -- А для меня -- ничего не значит, -- отрезал Петропавел. -- Тебя и не спрашивают, -- отрезал по отрезанному Воще Бессмертный. -- Как бы там ни было, ты все равно не имеешь права вынимать мое Азовское море из моей системы представлений, помещать в твою и там понимать. -- Да я вообще не намерен его понимать! -- Твои намерения тут никого не интересуют. Тут каждого интересуют мои намерения. Осознай это -- и все сразу станет на свои места. Петропавел отвернулся, демонстрируя нежелание осознавать. -- Тебе нехорошо здесь? -- лирически поинтересовался Воще Бессмертный и, обидевшись на молчание Петропавла, уплыл в угол ванной. Оттуда он сказал: -- Я поведаю тебе свою историю, мой юный друг. -- Прямо тут, в воде? -- уточнил Петропавел. -- А чего? -- невозмутимо откликнулся Воще Бессмертный. -- Тут славно, на взморье! -- Он набрал полные легкие воды и начал: -- Обычно говорят: "Я родился тогда-то и тогда-то, там-то и там-то..." А я не рождался никогда и нигде. Я всегда тут был. -- Пожалуй, так не может быть, -- не удержался Петропавел. -- Может, -- уверил его Воще Бессмертный. -- Может быть по-всякому. Я точно никогда и нигде не рождался. Это и правильно, иначе как бы я мог быть бессмертным? Если ты помнишь, есть такой Кощей Бессмертный -- так вот, он никакой не бессмертный, потому что смерть его -- на конце иглы, игла -- в яйце, яйцо -- в утке, утка -- в ларце, а ларец -- на дубу. Этак каждый может сказать: я, например, бездетный, а дети мои -- во дворе, а двор -- около дома, а дом -- в деревне, а деревня -- в Крыму, а Крым -- на Украине... Какой же ты бездетный, если у тебя на Украине дети?.. Вот я -- другое дело. Я совершенно бессмертный, то есть Воще Бессмертный, я никогда не умру. Следовательно, я никогда и не рождался. -- Следовательно, Вас нет, -- жестоко заключил Петропавел. -- Тоже мне -- открытие! -- Воще Бессмертный залег на дно ванной. -- Развернуть перед тобой концепцию иллюзорности бытия, что ли... -- Он свернулся калачиком, подумал и произнес: -- Не буду я ничего разворачивать. Ну нет меня -- так нет: не велика тетеря для общества! Странно другое: I have never been a child! -- Дальше Воще Бессмертный заговорил неизвестно на каком, но хорошо понятном Петропавлу мертвом языке. -- Поэтому я не испытал тягот и радостей детства. Моя мать никогда не кормила меня молоком: во-первых, у меня не было матери, а стало быть, у нее не было и молока. Мой отец никогда ничему меня не учил: во-первых, у меня не было отца, а во-вторых, я и так все знал. Учителя не били меня: по причине их отсутствия я бил себя сам. Это очень упрощало жизнь... Я часто думаю: будь я Воще Смертный -- я бы и хоронил себя сам. Тогда это упростило бы и смерть. К счастью, смерть мне упрощать незачем... Вот так и случилось, что я воще все знаю -- потому-то ко мне и надо относиться как к учителю воще всего. Правда, я еще воще никогда никого ничему не учил. Ты -- мой первый блин. А первый блин, как говорится, всегда курам насмерть... ты уж извини, если что не так. -- Нет-нет, все нормально! -- поспешил успокоить его Петропавел, но Воще Бессмертный вдруг зашмыгал носом и ни с того ни с сего зарыдал. -- Что с Вами? -- Петропавел чуть не всплыл от неожиданности. -- О, это слово! -- запричитал Воще Бессмертный. -- У меня с ним столько связано!.. Картины прошлого встают перед глазами... Все-таки чертовски неудобно рыдать в воде! -- отвлекся он, но тут же зарыдал с утроенной энергией. -- Зачем, зачем ты произнес это слово при мне! -- Простите... -- сконфузился Петропавел, -- но какое именно слово Вы имеете в виду? -- Слово "нормально"! -- белугой взревел Воще Бессмертный. -- Боже, сколько раз я слышал его! -- Честно говоря, я не понимаю, почему такое простое слово, как "нормально"... -- Не повторяй его, о бездушный! -- взвыл Воще Бессмертный. -- Тебе и не понять, до какой степени чутким к звучащему слову может быть живой организм, какие глубины способно всколыхнуть оно в нем! Ты же не прожил моей жизни, а берешься судить о том, что значит для меня то или иное слово... Ах, оставь, оставь мне хотя бы это право: у меня ведь, кроме него, ничего нет! Меня и самого-то, как видишь, нет! -- А я-- есть? -- осторожно спросил Петропавел. -- На твоем месте, -- прекратив рыдать, неожиданно сухо сказал Воще Бессмертный, -- я бы из чисто компанейских чувств не задавал этого вопроса. Неловко как-то получается: меня, такой глыбы, -- нет, а ты, такая моль, -- хочешь быть! -- Потом он приблизил свое неопределенное лицо к лицу Петропавла и очень серьезно произнес: -- Ты есть. И то, что ты есть, накладывает на тебя очень большие обязательства по отношению к нам -- тем, кого нет... Но кажется, начинается шторм. Петропавел посмотрел наверх: потолка ванной комнаты уже действительно не было видно; тускло мерцала лампочка, мотаясь в разные стороны. -- Сколько бедных рыбаков погибнет сегодня! -- горько вздохнул Воще Бессмертный. -- Да и ты, наверное, погибнешь: ты ведь смертен? -- До нас шторм не опустится, -- грамотно сообщил Петропавел. -- Плохо ты меня слушал, -- укорил его Воще Бессмертный. -- Какова максимальная глубина Азовского моря? -- Кажется, пятнадцать метров! -- с ужасом вспомнил Петропавел. -- Стало быть, опустится, -- развел руками Воще Бессмертный. -- Что же делать мне... смертному? -- Петропавел поверил и струсил. -- Давай на поверхность: может, вынесет волной... на брег, -- архаично закончил Воще Бессмертный и, не сочтя необходимым проститься, быстро поплыл в западном направлении. -- Погодите! -- крикнул Петропавел. -- Как мне дальше к Слономоське? -- У кого ты спрашиваешь? -- обернулся Воще Бессмертный. -- Если у меня, то меня, как ты справедливо заметил, -- нет... Когда его не стало видно за толщей воды, у Петропавла даже сердце защемило. Вот ведь несчастье: пусть Смежная Королева двойственна, пусть Тридевятая Цаца за сколько угодно километров отсюда, но они хоть есть, а тут... надо же, такая глыба -- и виден, и слышен, и осязаем, и целостен, ан -- нету его, не существует! Петропавел всплакнул бы, если б не шторм. Но времени терять было нельзя, и, покинув ХАМСКУЮ ОБИТЕЛЬ, он устремился наверх -- навстречу спасительной волне. Глава 10. Милое искусство, коварное искусство Пока Петропавел соображал, какая из волн спасительная, одна волна накрыла его с головой, и, вспомнив о том, что он смертен, бедняга даже глупо выкрикнул в пространство: "Спасите!" -- но, как ни странно, получил ответ. -- Не шуми, -- сказали ему, -- и так ничего не слышно. -- Спасите! -- шепотом повторил он, хотя, может быть, из-за волн вокруг никого видно не было. -- Что ты имеешь в виду?-- раздался возле самого его уха тихи