Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     © перевод Марина Гасанова-Мийат (interpres110(a)tin.it)
---------------------------------------------------------------


     Ну,  можете  себе представить нечто подобное? В самом деле, можно дойти
до  массового  безумия, не  имея  возможности разобраться, кто из этих двоих
действительно  сумасшедший:  госпожа  Фрола  или  ее  зять  господин  Понца.
Подобные  вещи происходят  только в Вальдане,  в  этом  злополучном  городе,
который, как магнит, притягивает разных экстравагантных чужаков!
     Одно из  двух: или  он  умалишенный, или она;  третьего не дано; кто-то
один  из этой парочки наверняка рехнулся.  Поскольку дело не может быть ни в
чем другом, как только в этом... Однако лучше изложить все по порядку.
     Клянусь вам, что я подавлен той тревогой, в которой обитатели  Вальданы
пребывают уже три месяца, а до самой госпожи Фролы и ее зятя господина Понцы
мне нет никакого дела. Ведь, если им и вправду  пришлось пережить несчастье,
то верно и то, что хотя  бы одному из них посчастливилось лишиться рассудка,
и  другой  ему  в  этом  помог  и продолжает  помогать  таким  образом,  что
невозможно,  повторяю,   разобраться,  кто   из   этих  двоих  действительно
сумасшедший; и  уж  конечно,  лучшего утешения они не могли  себе придумать.
Однако мыслимо ли,  повторяю, держать целый город в таком ужасном неведении?
Не  давая  при  этом   никаких  указаний,  помогающих  отличить  призрак  от
действительности. В  городе царят смятение  и  беспрестанная  растерянность.
Каждый встречный ежедневно видит перед собой эту парочку, смотрит им в лицо,
зная,  что  один  из них  помешан; изучает,  всматривается,  следит за  ними
и...ничего! Никто не  в состоянии понять, кто же из них... где призрак и где
действительность.  Естественно,  у   каждого  обитателя  рождается  пагубное
подозрение, что действительность и призрак одно другого стоят,  и  что любая
действительность  может  оказаться  призраком и  наоборот. Вам  это  кажется
недостаточным? На  месте господина  Префекта я  непременно -  ради душевного
спокойствия жителей  Вальданы - выселил госпожу бы Фролу и ее зятя господина
Понцу.

     Однако все по порядку. Упомянутый господин  Понца прибыл в Вальдану три
месяца тому назад в качестве секретаря Префектуры. Снял квартиру на  окраине
города в новом доме,  том самом, который  прозвали "Улей". Там, на последнем
этаже,  маленькая квартирка.  С  тремя окнами  с видом  на  сельский пейзаж,
высокими и печальными (так как  фасад, обдуваемый северным ветром и глядящий
на все эти бледные огороды,  хотя и будучи новым, неизвестно отчего приобрел
невероятно грустный  облик),  и с тремя окнами, выходящими  во  двор,  в том
месте,  где  заворачивают перила  общего  балкона, разделенного  решетчатыми
перегородками. Наверху  с  перил свисает  множество  корзиночек, готовых при
необходимости в любой момент быть спущенными вниз на шнуре.
     Однако  в  то же время господин  Понца, ко всеобщему  удивлению, снял в
центре  города,  а  именно на улице Святых, дом  15,  еще одну меблированную
квартирку из трех  комнат и кухни. Оговорив при этом,  что она  понадобилась
ему  для  тещи, госпожи Фролы. И  действительно, спустя  пять -  шесть  дней
прибыла теща; господин Понца отправился за ней на вокзал один и, проводив ее
на квартиру в центре города, предоставил самой себе.
     Что  ж,  вполне   понятно,   когда,   выйдя  замуж,   девушка  покидает
родительский дом и  следует за своим супругом,  хотя бы  и в  другой  город;
однако не совсем ясно, почему мать, покинув родной  город и собственный дом,
не желая разлучаться с дочкой, следует за нею и при этом поселяется отдельно
в городе, где они обе пришлые. В этом случае приходится  признать, что между
тещей и зятем существует такая несовместимость, что жить под одной крышей им
совершенно невозможно, даже при упомянутых обстоятельствах.
     Естественно,  все в Вальдане  сначала так и думали. И конечно, тот, кто
потерпел из-за  этого  ущерб  в глазах обитателей, был  господин Понца.  Что
касается госпожи Фролы, если кто-то и утверждал, что во  всем этом есть доля
и  ее   вины  -  из-за   недостатка  снисходительности,  из  упрямства   или
нетерпимости  -  все полагали,  что  все же  ее тянула к  дочери материнская
любовь, даже если она и была обречена жить отдельно от нее.
     В подобном  суждении о госпоже Фроле и в том мнении,  которое сразу  же
сложилось у всех о господине Понце - то есть,  что он человек  жесткий, даже
жестокий,   -  большую  роль  сыграла,  надо  сказать,  и  внешность  обоих.
Коренастый, без шеи, смуглый, как африканец, с густыми, жесткими волосами на
низком  лбу,  густыми и  суровыми бровями, соединяющимися на  переносице,  с
длинными  и  густыми,  блестящими,  как  у полицейского,  усами,  с угрюмым,
неподвижным взглядом  темных, почти без  белка  глаз, в  котором  выражалась
грубая, гневная  и еле  сдерживаемая  сила -  неизвестно, то ли  от  мрачных
терзаний, то ли от раздражения при виде людей - господин Понца, конечно,  не
завоевывал  симпатий  и не располагал к близкому знакомству. В то время  как
госпожа    Фрола   -   хрупкая,   бледная   пожилая   женщина   с   тонкими,
аристократическими   чертами    лица   -   обладала    выражением   хотя   и
меланхолическим, однако ненавязчивым,  приятным и любезным,  не  исключающим
радушное ко всем отношение.
     И  вот  госпожа  Фрола   сразу   же   преъявила   обитателям   Вальданы
доказательство своего радушия, совершенно в ней естественного, отчего в душе
у всех сразу же возросла неприязнь к господину Понце; всем ясно представился
кроткий  нрав  этой женщины, не  только уступчивой и терпимой, но  и  полной
всепрощающей снисходительности к тому злу, которое  причиняет ей зять; кроме
того, стало известно, что господин Понца не  просто отправил несчастную мать
жить  отдельно,  но  и  дошел в  своей жестокости  до того, что  запретил ей
видеться с дочкой.
     Однако  госпожа Фрола,  нанося  визиты дамам Вальданы, немедленно  и  с
настойчивостью  опровергала  эту  жестокость,  умоляюще  складывала  руки  и
выражала откровенное сожаление по поводу сложившегося об ее зяте мнения. Она
тут  же начинала воспевать все  его достоинства, описывать  его  с наилучшей
стороны:  о том,  как он любит  ее дочку, как ее  лелеет, как  внимателен не
только к жене,  но и  к ней самой, да, да, и к ней самой, своей теще; всегда
заботлив, бескорыстен... Ах, нет же, он совсем не жесток! Просто дело в том,
что господин  Понца не желает ни с кем  делить свою женушку, дойдя до  того,
что даже та привязанность, которую полагается питать к собственной матери (и
которую, по ее признанию, она несомненно питает), не должна исходить от  нее
напрямик, а  только через  него, через его посредничество,  вот так. Да, это
может  показаться  жестоким, однако это не  так;  дело  совершенно  в  ином,
совершенно  в ином, о чем  она,  госпожа Фрола, прекрасно знает,  но мучится
оттого, что не может  высказать.  Природа,  вот... да нет, скорее,  какое-то
заболевание... как бы это сказать? Господи, да ведь достаточно заглянуть ему
в глаза. Может быть, поначалу они и производят  жуткое впечатление, но тому,
кто умеет в них читать так, как она, эти глаза скажут все: в  этом  человеке
сокрыт целый мир  любви, из которого  жена не  должна никогда выходить  и  в
который никто другой, даже мать, не должны вторгаться. Ревность? Может быть;
однако это слишком пошлое определение того чувства исключительного права, на
котором зиждется его любовь к жене.
     Эгоизм? Но  это тот  эгоизм,  который  бросает  всю вселенную  к  ногам
любимой женщины! Эгоизмом  была бы, пожалуй, ее  попытка силой вторгнуться в
это замкнутое пространство их любви, зная при этом, что ее дочка счастлива и
так любима...  Для матери  этого  должно  быть достаточно! С другой стороны,
неправда, будто она  совсем  не  видит  дочку.  Два  -  три раза в  день она
навещает ее: заходит во  двор их дома, звонит, и та сразу же  показывается в
окне.
     Как дела, Тильдина?
     Прекрасно, мама. А у тебя?
     Слава Богу, доченька. Спусти корзину!
     Та  спускает корзину с  письмом,  в  котором сообщает,  как  правило, в
нескольких строках о новостях текущего дня.  Вот, ей вполне довольно  этого.
Так продолжается уже четыре года, и госпожа Фрола привыкла. Cмирилась, да. И
это положение уже почти не доставляет ей страданий.

     Как с легкостью можно себе представить, подобная кротость госпожи Фролы
и эта привычка - как она выражается - к мученичеству тем хуже сказывались на
репутации ее зятя господина Понцы, чем тщательнее она силилась оправдать его
в своих пространных речах.
     Поэтому с истинным возмущением и, я бы сказал, с опаской дамы Вальданы,
которых  впервые  накануне посетила госпожа  Фрола, воспринимали известие  о
столь же неожиданном  визите господина  Понцы, попросившего уделить ему  две
минуты,  чтобы  сделать  "вынужденное  заявление",  если  это,  конечно,  не
доставит дамам беспокойства.
     Весь пылая, почти задыхаясь, с  еще  более жестким и угрюмым  взглядом,
чем  обычно,  с  платком  в  руках, который вместе с  манжетами и воротником
рубашки разительно выделялся своей белизной  на  фоне смуглой  кожи,  черной
шевелюры и такого  же черного костюма, господин Понца не  переставая вытирал
пот,  капающий с его низкого лба и выскобленных, фиолетовых щек,  однако  не
из-за  жары,  а  от  явного усилия  над  собой, отчего  его  большие руки  с
удлиненными ногтями дрожали;  появляясь  то в  одной, то в  другой  гостиной
перед дамами, глядящими  на него почти с испугом, он  интересовался вначале,
не посетила  ли  их накануне  его теща,  госпожа Фрола; затем с  нарастающей
мукой, усилием и волнением  спрашивал, говорила ли та о своей дочке и о том,
что он якобы запретил матери видеться с ней и приходить к ним в дом.
     Дамы, видя его в  таком  волнении, естественно, спешили  заверить,  что
госпожа Фрола, хотя  и упоминала  действительно об этом  запрещении,  однако
чрезвычайно хвалила зятя и даже добавила, что  вовсе не обижается на него и,
более того, ни в коей мере не вменяет ему в вину сей запрет.
     Однако,  услышав  подобный  ответ,   вместо  того,  чтобы  успокоиться,
господин Понца  начинал  волноваться  еще  сильнее;  его  взгляд  становился
тверже, пристальнее, угрюмее; лоб еще гуще покрывался крупными каплями пота;
и  в  конце  концов, совершив над  собой неимоверное  усилие, он  делал свое
"вынужденное заявление".
     А именно, все очень просто:  госпожа Фрола,  бедняжка, хоть это и может
показаться невероятным, лишилась рассудка.
     Да,  вот  уже  четыре  года, как  она помешалась.  И  ее помешательство
выражается как раз в том, что она верит, будто он не позволяет ей видеться с
дочкой.  С  какой дочкой? Та умерла, скончалась четыре  года тому  назад;  а
госпожа Фрола с горя лишилась рассудка,  что, пожалуй, и лучше, так  как это
безумие стало для нее убежищем от боли и отчаяния. Только отказавшись верить
в смерть дочери и считая, будто  он,  ее зять, не позволяет  им встречаться,
она сумела не впасть в полное отчаяние.
     Единственно из великодушия к несчастной, он, господин Понца, уже четыре
года потворствует сему прискорбному помешательству, несмотря на  то, что это
требует от него немалых жертв: ведь ему приходится  содержать два дома, один
для себя, другой для тещи, неся при этом  больше расходов, чем он может себе
позволить;  к тому  же, и вторую жену, которая,  по  счастью,  из милосердия
охотно соглашается, вынуждает в свою очередь потворствовать  душевнобольной.
Однако  милосердие, чувство долга, конечно... но  лишь до некоторой степени:
учитывая его общественное  положение,  господин Понца  не  может  позволить,
чтобы  в городе о  нем думали такие жестокие и невероятные вещи, будто он из
ревности  или  по каким-либо другим  причинам  запрещает  несчастной  матери
видеться с собственной дочкой.
     Сделав  сие  заявление,  господин  Понца  кланялся ошарашенным дамам  и
удалялся. Однако не успевало изумление дам  хоть немного утихнуть, как вновь
появлялась сама госпожа Фрола и с ласковым выражением печальной рассеянности
просила извинить, ежели по ее вине посещение господина Понцы испугало дам.
     После чего  госпожа  Фрола, в свою  очередь, с самой  невинной  в  мире
простотой и естественностью объявляла - по огромному  секрету, конечно! ведь
господин  Понца  все же занимает важный общественный  пост, и именно по этой
причине  она  в  первый  раз  остереглась  говорить  о  том,  что  могло  бы
отрицательно сказаться  на его  карьере, - а именно, что несчастный господин
Понца,  отличнейший,  безупречный  секретарь Префектуры, учтивый,  точный во
всех  делах, во  всех своих мыслях, полный  множества прекрасных достоинств,
господин Понца,  бедняга, только в  этом  единственном деле не... не владеет
более своим рассудком, вот; это он, горемыка, на самом деле помешался; и его
безумие заключается именно  в уверенности,  будто  супруга скончалась четыре
года  назад  и будто это она, госпожа Фрола, сошла с ума, считая  свою дочку
живой. Нет, им руководит не желание каким-то образом оправдать перед  людьми
собственную  почти  безрассудную  ревность  и  жестокий  для  матери  запрет
встречаться со своей дочкой, нет; он, бедняжка, в самом деле верит в то, что
его жена скончалась, а  та, что теперь  с  ним  живет,  это  вторая супруга.
Прескорбнейший  случай!   Ведь  своей  чрезмерной   страстью   этот  человек
действительно сам  чуть не доконал, чуть не погубил  свою  молодую и хрупкую
женушку, дойдя до того, что пришлось ее даже отнять у него тайком и спрятать
в клинике. И что же, этот несчастный, у которого и так уже от любовного жара
серьезно повредился рассудок, совершенно обезумел: он решил, будто супруга и
вправду скончалась,  и эта мысль так прочто  укоренилась  в его  мозгу,  что
невозможно  было  его  разубедить  даже тогда,  когда  спустя год она  вновь
предстала перед ним, живая и цветущая, как прежде.  Он принял ее за  другую;
пришлось даже с помощью родственников и друзей симулировать вторую  свадьбу,
что полностью вернуло ему умственное равновесие.
     Теперь  у  госпожи  Фролы,  по  ее  мнению,  есть  некоторые  основания
подозревать,  что  зять полностью восстановил свои  умственные способности и
что  теперь он лишь притворяется, будто считает вторым свой  нынешний брак с
целью держать жену только для одного себя, не позволяя ей ни с кем общаться,
так как, видимо, иногда его одолевает страх,  что  ее могут  вновь тайком  у
него отнять.
     Ну, конечно. Чем  же еще можно объяснить ту заботу, ту обходительность,
которыми он  окружил ее, свою  тещу, если  и в самом деле верит, будто женат
теперь на  другой?  По идее,  ему не следует чувствовать  себя  обязаным  по
отношению к той, которая якобы является теперь его  бывшей тещей, не так ли?
Обратите внимание, что госпожа  Фрола приводит этот  аргумент не  в качестве
довода его помешательства, а чтобы доказать  самой себе полную оправданность
ее подозрений.
     - А пока, - заканчивала она со вздохом, приобретавшим  на ее  губах вид
грустной, ласковой улыбки, - а пока моя бедная дочка вынуждена притворяться,
будто она - это  не она, а совсем другая; и мне самой тоже приходится делать
вид, будто я лишилась  ума и отказываюсь верить в смерть собственной дочери.
Это мне,  слава Богу, не  стоит труда, поскольку вот она, моя дочка,  жива и
здорова;   мы  встречаемся,  разговариваем;   однако  я   обречена  жить  на
расстоянии,  даже видеть и говорить с  ней мне приходится издалека, чтобы он
мог  продолжать верить, или делать вид, будто бы  верит  - Боже упаси!  -  в
смерть  моей дочки  и будто та,  что с ним теперь живет, это вторая супруга.
Однако,  повторяю,  какое  это имеет значение, если  таким  образом  удалось
вернуть покой обоим? Я знаю, что  моя дочка любима, счастлива; я ней вижусь,
беседую; ради  их  любви я смирилась с своим положением и  с тем,  что  меня
принимают за сумасшедшую, сударыня. Что ж, терпение...

     Вот я и говорю, не кажется ли вам, что в Вальдане есть  отчего разинуть
рот и выпучить глаза, как у полоумных? Кому  из этих двоих прикажете верить?
Кто из них сумасшедший? Где действительность и где призрак?
     На все эти вопросы  могла бы  дать ответ  госпожа Понца. Однако  на  ее
слова нельзя полагаться,  если  в  присутствии  мужа она играет  роль второй
жены; как, впрочем, нельзя доверять и тому, что в обществе госпожи Фролы она
выдает себя за ее дочь. Следовало бы отвести ее в сторону  и выяснить правду
с глазу  на глаз. Однако и это невозможно. Господин  Понца  - помешан он или
нет - и впрямь ужасно ревнив и никому не показывает свою благоверную. Держит
ее в доме наверху, как узницу, под замком;  и уже сам этот факт, безусловно,
говорит  в  пользу  госпожи Фролы; в то же  время господин Понца  утвеждает,
будто вынужден прибегать к подобным действиям, и даже более того, будто жена
сама от него  этого требует,  боясь, как  бы  госпожа  Фрола  неожиданно  не
явилась  к  ней в  дом. Возможно, это только предлог. Кроме  того,  господин
Понца  действительно  не  держит в  доме прислугу.  Говорит,  будто это ради
экономии, ведь ему приходится платить аренду за два  дома; он  даже  взял на
себя обязанность ежедневно самому покупать продукты;  а супруга, которая, по
его словам, не приходится дочерью  госпоже Фроле,  из сострадания  к той, то
есть  к несчастной пожилой даме, бывшей теще своего мужа,  тоже взвалила  на
себя всю, даже самую черную домашнюю работу, отказавшись от помощи прислуги.
Всем  это показалось в некоторой степени чересчур.  Однако верно и  то,  что
если такое  положение  дел не  объясняется чувством сострадания, то причиной
сего является ревность супруга.
     А пока городской Префект  удовольствовался объяснением господина Понцы.
Хотя,  конечно,  внешность, да в немалой степени и поведение этого господина
не  говорят  в  его  пользу,  уж  во  всяком  случае  в  глазах  большинства
вальдановских  дам, склонных  скорее  верить госпоже  Фроле. А  та и  впрямь
всегда спешит показать им полные нежности записки, которые дочка спускает ей
в корзине  на  веревочке,  и  еще  множество  разных  свидетельств,  которым
господин Понца однако не придает ни малейшего значения, утверждая, будто они
были выданы ей из сострадания, ради поддержания обмана.
     В любом случае, очевидно одно: оба проявляют друг к другу удивительный,
трогательнейший  дух  самопожертвования;  и   каждый  из   них   с  бережной
снисходительностью  относится  к  воображаемому  помешательству другого. При
этом оба  рассуждают с таким здравым смыслом,  что можно только  удивляться,
так что  никому  в Вальдане никогда не  пришло бы в голову,  что один из них
рехнулся, если бы они сами этого  не утвеждали: господин Понца о своей теще,
а госпожа Фрола о своем зяте.
     Госпожа  Фрола  часто  заходит в  Префектуру проведать зятя, спросить у
него какого-либо совета, иногда ждет его у выхода, чтобы он сопроводил ее за
покупками; со своей стороны,  господин  Понца, довольно  часто  в  свободные
часы, а  также каждый вечер наведывается к госпоже Фроле в ее  меблированные
комнаты;  всякий  раз, столкнувшись  на улице,  они тут  же  продолжают путь
вместе, проявляя друг к другу величайшее радушие; он  подает ей правую руку,
а если  пожилая дама  устала,  подставляет ей  свое плечо; и так они следуют
дальше среди  хмурого  раздражения,  изумления  и  замешательства  прохожих,
которые изучают, всматриваются, следят за  ними... однако ничего!  Никто  до
сих   пор  никоим  образом  не  в  состоянии  разобраться,  кто  же  из  них
сумасшедший, где призрак и где действительность.


     1917


     Перевод М. Гасановой - Мийат
     Апрель 2006 г.

Last-modified: Fri, 13 Oct 2006 09:49:49 GMT
Оцените этот текст: