. Глава VIII. ГЛАВНЫЙ ИНЖЕНЕР СООРУЖАЕТ МОСТ Переулок шел в гору, но Голубая Стрела без труда преодолела подъем и выехала на большую площадь как раз перед магазином Феи. Машинист высунулся из окошка и спросил: -- В какую сторону ехать теперь? Все время прямо! -- закричал Генерал. -- Лобовая атака -- самая лучшая тактика, чтобы опрокинуть неприятеля! -- Какого неприятеля? -- спросил Начальник Станции. -- Прекратите, пожалуйста, ваши вымыслы. В поезде вы такой же пассажир, как и все остальные. Понятно? Поезд пойдет туда, куда велю я! -- Хорошо, -- ответил Машинист, -- но говорите быстрее, потому что мы вот-вот врежемся в тротуар. -- Направо! -- раздался голос Кнопки. -- Немедленно сворачивайте направо: я чую след Франческо. -- Итак, направо! -- произнес Начальник Станции. И Голубая Стрела на полном ходу свернула направо. Сидящий Пилот летел на высоте двух метров от земли, чтобы не потерять поезд из виду. Он попробовал подняться выше, но чуть не наткнулся на трамвайные провода. Молчаливые ковбои и индейцы скакали справа и слева от поезда и были похожи на окруживших его бандитов. -- Гм-гм, -- недоверчиво сказал Генерал, -- ставлю свои эполеты против дырявого сольдо, что это путешествие добром не кончится. У этих всадников очень ненадежный вид. На первой же остановке я переберусь на платформу, где стоят мои пушки. Как раз в этот момент послышались вопли Кнопки. Очевидно, он почуял какую-то опасность. Но было уже поздно. Машинист не успел затормозить, и Голубая Стрела на полном ходу вошла в глубокую лужу. Вода поднялась почти до уровня окошек. Куклы очень испугались и перебрались к стрелкам, на крыши вагонов. -- Мы на земле, -- произнес Машинист, вытирая с лица пот. -- Вы хотите сказать, что мы в воде, -- поправил Капитан. -- Ничего не остается делать, как спустить в воду мой парусник и принять всех на борт. Но парусник был слишком мал. Тогда Главный Инженер предложил соорудить мост. -- Прежде чем мост будет построен, нас поймают, -- качая головой, произнес Капитан. Впрочем, другого выхода не было. Рабочие "Конструктора" под руководством Главного Инженера принялись за постройку моста. -- Подъемным краном мы поднимем Голубую Стрелу и поставим ее на мост, -- пообещал Инженер, -- пассажирам даже выходить не придется. С этими словами он бросил горделивый взгляд на кукол. Те с восхищением смотрели на него. Только кукла Нера оставалась верна своему Пилоту и не сводила с него глаз. Пошел снег. Уровень воды в луже стал подниматься, и сложные расчеты Инженера были сведены на нет. -- Нелегкая вещь -- построить мост во время наводнения, -- сквозь зубы проговорил Инженер. -- Но мы все же попытаемся. Чтобы ускорить работы. Полковник предоставил в распоряжение Инженера всех своих стрелков. Мост поднимался над водой. В темной снежной ночи слышался звон железа, удары молотков, скрип тачек. Индейцы и ковбои переправились через лужу на лошадях и расположились лагерем на другом берегу. Далеко внизу виднелась красная точечка, которая то угасала, то ярко вспыхивала, как светлячок. Это была трубка Серебряного Пера. Выглядывая из окошек вагонов, пассажиры следили за этим красным огоньком, который сиял, как далекая надежда. Три Марионетки предположили хором: -- Кажется, это звезда! Это были сентиментальные Марионетки: они умудрялись видеть звезды даже в снежную ночь. И, пожалуй, они были счастливы, не так ли? Но вот загремели крики "ура". Люди Главного Инженера и стрелки достигли берега -- мост был готов! Подъемный кран поднял Голубую Стрелу и поставил ее на мост, на котором, как на всех железнодорожных мостах, уже были проложены рельсы. Начальник Станции поднял зеленый семафор, давая сигнал к отправлению, и поезд с легким скрежетом двинулся вперед. Но не успел он проехать несколько метров, как Генерал снова поднял тревогу: -- Потушить все огни! Над нами вражеский самолет! -- Тысяча сумасшедших китов! -- воскликнул Полубородый Капитан. -- Съесть мне мою бороду, если это не Фея! С грозным гулом огромная тень спускалась на площадь. Беглецы уже могли различить метлу Феи и сидевших на ней двух старушек. Фея, надо вам сказать, уже почти примирилась с потерей своих лучших игрушек. Она собрала все игрушки, оставшиеся в шкафах и на складе, и отправилась по своему обычному маршруту, как всегда вылетев из трубы на метле. Но она не добралась еще и до половины площади, как восклицание служанки заставило ее повернуть обратно. -- Синьора баронесса, посмотрите вниз! -- Куда? А, вижу, вижу!.. Да ведь это фары Голубой Стрелы! -- Мне кажется, что это именно так, баронесса. Не теряя времени, Фея повернула ручку метлы на югозапад и спикировала прямо на свет, отражавшийся в воде лужи. На этот раз Генерал поднял тревогу не напрасно. Свет погасили. Машинист включил мотор на полную скорость и в одно мгновение переехал мост. Платформа, на которой стоял парусник Капитана, и два последних вагона едва успели стать на твердую землю, как мост с грохотом рухнул. Кто-то предположил, что Фея принялась бомбить мост, но оказалось, что это Генерал, никого не предупредив, заминировал мост и взорвал его. -- Я лучше проглочу его по кускам, чем оставлю неприятелю! -- воскликнул он, покручивая усы. Фея уже спустилась почти к самой воде и с огромной соростью приближалась к Голубой Стреле. -- Быстрее налево! -- закричал один из ковбоев. Не дожидаясь, пока Начальник Станции подтвердит приказание, Машинист свернул влево, да так быстро, что поезд чуть не разорвался пополам, и вошел в темный подъезд, в котором мерцал огонек трубки Серебряного Пера. Голубую Стрелу поставили как можно ближе к стене, дверь подъезда закрыли и заперли на засов. -- Интересно, она нас увидела? -- прошептал Капитан. Но Фея не заметила их. -- Странно! -- бормотала она в этот момент, описывая круги над площадью. -- Можно подумать, что их проглотила земля: нигде никаких следов... Голубая Стрела была лучшей игрушкой моего магазина! -- со вздохом продолжала Фея. -- Ничего не понимаю: может быть, они убежали от воров и ищут дорогу домой? Кто знает! Но не будем терять времени. За работу! Нам нужно разнести бесчисленное множество подарков. -- И, повернув метлу на север, она исчезла в снегопаде. Бедная старушка! Представьте себя на ее месте: ее магазин обворовали как раз в новогоднюю ночь, а она знает, что в тысячах домов в этот день ребята подвешивают к камину чулок, чтобы утром найти в нем подарок Феи. Да, есть отчего схватиться за голову!.. А вдобавок еще этот снег: он бьет в лицо, залепляет глаза, уши. Что за ночь, синьоры мои, что за ночь! Глава IX. ПРОЩАЙ, КУКЛА РОЗА! Здесь темно, как в бутылке с чернилами, -- сказал Начальник Станции. -- Неприятель может устроить нам здесь любую ловушку, -- добавил Генерал. -- Пожалуй, лучше зажечь фары. Машинист включил фары Голубой Стрелы. Беглецы осмотрелись. Они находились в подъезде, загроможденном пустыми ящиками из-под фруктов. Это был подъезд фруктового магазина. Куклы вышли из вагонов, собрались в уголок и подняли там невероятный шум. -- Тысяча китов-болтунов! -- заворчал Полубородый Капитан. -- Эти девчонки ни минуты не могут помолчать. -- Ой, здесь кто-то есть! -- воскликнула кукла Роза своим милым голоском, похожим на трель кларнета. -- Мне тоже кажется, что здесь люди, -- сказал Машинист. -- Но кому могла прийти в голову глупая мысль сидеть в подъезде в такую холодную ночь? Что касается меня, то я отдал бы колесо моего паровоза за хорошую постель с грелкой в ногах. -- Это девочка, -- заговорили куклы. -- Посмотрите, она спит. -- Как она замерзла! У нее ледяная кожа. Самые смелые куклы протягивали свои ручки, чтобы пощупать, какая холодная у девочки кожа. Делали они это очень тихо, боясь разбудить девочку, но та не просыпалась. -- Какая она оборванная! Может быть, она поссорилась с кем-нибудь? -- А может быть, подруги побили ее, и она боится теперь вернуться домой в такой грязной и изорванной одежде? Незаметно они стали говорить громче, но девочка ничего не слышала, оставаясь неподвижной и белой как снег. Она сжала руки под подбородком, как бы желая согреться, но и руки ее были ледяные. -- Попробуем согреть ее, -- предложила кукла Роза. Она ласково коснулась своими ручонками рук девочки и стала растирать их. Бесполезно. Руки девочки были как два куска льда. Один стрелок спустился с крыши вагона и подошел к девочке. -- Э-э-э, -- протянул он, бросив взгляд на маленькую, -- много я видел таких девочек... -- Вы ее знаете? -- спросили куклы. -- Знаю ли я ее? Нет, именно эту не знаю, но встречал похожих на нее. Это девочка из бедной семьи, и все тут. -- Как мальчик из подвала? -- Еще беднее, еще беднее. У этой девочки нет дома. Снег застал ее на улице, и она укрылась в подъезде, чтобы не умереть от холода. -- А сейчас она спит? -- Да, спит, -- ответил солдат. -- Но странный у нее сон. -- Что вы хотите этим сказать? -- Не думаю, чтобы она проснулась когда-нибудь. -- Не говорите глупостей! -- решительно возразила кукла Роза. -- Почему она не должна проснуться? А вот я останусь здесь до тех пор, пока она не проснется. Я уже устала путешествовать. Я домашняя кукла, и мне не нравится бродить ночью по улицам. Я останусь с этой девочкой и, когда она проснется, пойду вместе с ней. Кукла Роза совершенно преобразилась. Куда только делся ее глупый и хвастливый вид, который так раздражал Полубородого Капитана! Удивительный огонь зажегся в ее глазах, и они стали еще более голубыми. -- Я останусь здесь! -- решительно повторила Роза. -- Конечно, это нехорошо по отношению к Франческо, но вообще-то я не думаю, чтобы его огорчило мое отсутствие. Франческо -- мужчина, и он даже знать не будет, что ему делать с куклой. Вы передадите ему мой привет, и он простит меня. А потом, кто знает, может быть, эта девочка пойдет в гости к Франческо, возьмет меня с собой, и мы еще увидимся. Но почему это она говорила и говорила без конца, как будто в горле у нее было полно слов и ей приходилось выбрасывать их наружу, чтобы не задохнуться? Потому, что она не хотела, чтобы заговорили другие. Она боялась услышать отрицательный ответ, боялась, что ей придется покинуть одинокую девочку в темном подъезде в такой холод. Но никто не возразил ей. Кнопка вышел на разведку из подъезда и, вернувшись, объявил, что дорога свободна и можно отправляться в путь. Один за другим беглецы садились в поезд. Начальник Станции на всякий случай приказал ехать с потушенными огнями. Голубая Стрела медленно двинулась к выходу. -- Прощай, прощай! -- шепотом говорили игрушки кукле Розе. -- До свидания, -- дрожащим голосом отвечала она. Нечего скрывать, ей было страшно оставаться одной. Она прижалась к спящей девочке и повторила: -- Прощайте! Три Марионетки все вместе высунулись из окошка. -- Прощай! -- хором прокричали они. -- Нам хочется плакать, но ты ведь знаешь, что это невозможно. Мы сделаны из дерева, и у нас нет сердца. Прощай! А у куклы Розы было сердце. По правде сказать, она никогда раньше не чувствовала его. Но сейчас, оставшись одна в темном, незнакомом подъезде, она почувствовала в груди глубокие, учащенные удары и поняла, что это билось ее сердце. И билось оно так сильно, что кукла не могла произнести ни слова. Сквозь удары сердца она едва расслышала стук колес удалявшегося поезда. Потом шум затих и ей показалось, что кто-то произнес: "Не видать тебе больше твоих подруг, маленькая". Ей стало очень страшно, но усталость и волнения, перенесенные во время путешествия, дали себя знать. Кукла Роза закрыла глаза. Да и к чему было держать их открытыми. Ведь было так темно, что она не видела даже кончика своего носа. Закрыв глаза, она незаметно уснула. Так и нашла их утром привратница: обнявшись, как сестренки, на полу сидели замерзшая девочка и кукла Роза. Кукла не понимала, почему все эти люди собрались в подъезде, и с недоумением смотрела на них. Пришли настоящие живые карабинеры, такие большие, что просто ужас. Девочку отнесли в машину и увезли. Кукла Роза так и не поняла, почему девочка не проснулась: ведь до этого она никогда не видела мертвых. Один карабинер взял ее с собой и отнес к командиру. У командира была девочка, и командир взял куклу для нее. Но кукла Роза не переставала думать о замерзшей девочке, около которой она провела новогоднюю ночь. И каждый раз, думая о ней, она чувствовала, как леденеет ее сердце. Глава Х. ГЕРОИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ ГЕНЕРАЛА Опустив мордочку к самой земле. Кнопка бежал перед паровозом. Снег покрывал мостовую плотным одеялом. Все труднее и труднее было отыскивать под снегом запах порванных башмаков Франческо. Кнопка часто останавливался, нерешительно оглядывался по сторонам, возвращался назад, менял направление. -- Может быть, Франческо останавливался здесь поиграть? -- говорил пес про себя. -- Поэтому следы такие запутанные. Машинист, прищурив глаза, медленно вел поезд за Кнопкой. Пассажиры в поезде стали мерзнуть. -- Нужно ехать быстрее, -- торопил Капитан. -- Я боюсь, что таким ходом мы приедем только на будущий год или нас раздавит утром первый же трамвай. Следы шли зигзагами, и Голубой Стреле приходилось подниматься на тротуары, спускаться с них, описывать кривые по площадям, по три-четыре раза пересекать одну и ту же улицу. -- Что за манера бродить по улицам! -- ворчал Начальник Станции. -- Учат, учат детей, что кратчайшее расстояние между двумя точками -- прямая линия, а они, как только выйдут на улицу, сразу же начинают бродить по окружности. Возьмите этого Франческо: на пути в десять метров он десять раз пересек улицу. Удивляюсь, как он не попал под машину. Кнопка неустанно искал в снегу следы Франческо. Он почти не чувствовал ни холода, ни усталости и дорогой мысленно разговаривал с Франческо, как будто тот мог слышать его: "Мы все идем к тебе, Франческо! Это будет чудесный сюрприз для тебя. Вот увидишь". Он так увлекся мысленным разговором с Франческо, что не заметил, что следы куда-то исчезли. Он рыскал по всем направлениям, но никак не мог отыскать их. След кончался здесь, посередине этой узкой, слабо освещенной улицы, а не перед подъездом или где-нибудь на тротуаре. "Невероятно! -- подумал Кнопка. -- Не мог же он подняться в воздух?" -- Что там случилось? -- закричал Генерал, которому повсюду чудились враги. -- Кнопка никак не отыщет следов Франческо, -- хладнокровно сообщил Машинист. Раздался общий стон. Куклы уже видели себя погребенными под снегом посередине улицы. -- Тысяча мороженых китов! -- воскликнул Полубородый. -- Только этого еще нам не хватало! -- Его украли! -- возбужденно проговорил Генерал. -- Кого украли? -- Ребенка, черт возьми! Нашего Франческо! Его следы доходят до середины улицы и там кончаются. Что это означает? -- Ребенка подняли в воздух, швырнули в машину и увезли. -- Но кто же мог украсть его? Кому нужен ребенок? Выручил Сидящий Пилот. Он предложил слетать на разведку, и, так как никто не мог придумать ничего лучшего, предложение Пилота было принято. Самолет набрал высоту. Некоторое время его еще видели в слабом свете уличного фонаря, но вот уже он исчез из вида, а вскоре затих и шум мотора. -- Ручаюсь, что мальчика украли, -- продолжал настаивать Генерал. -- Это значит, что опасность угрожает всем нам. Ко мне, солдаты! Зарядите быстрее пушки, поставьте их вдоль поезда и приготовьтесь открыть огонь! Артиллеристы заворчали: -- Чтоб он простудился! Заряжать и разряжать всю ночь! А заряды уже промокли и не взорвутся, если даже их бросить в Везувий! -- Молчать! -- прикрикнул на них Генерал. Стрелки, неподвижно стоявшие на крышах вагонов, смотрели сверху вниз на своих братьев, которые потели, таская тяжелые пушки. "Везет артиллеристам! -- думали стрелки. -- Они работают, а нас уже до колен засыпало снегом. Пройдет немного времени, и мы превратимся в снежные статуи!" Музыканты тоже были в отчаянии: снег набился в трубы и закупорил их. Тут произошло нечто непонятное: как только первую пушку сняли с платформы, она исчезла под снегом. Вторая провалилась, как будто под ней было озеро. Земля проглотила и третью пушку. Короче говоря, как только пушку спускали с платформы, она исчезала под снегом. -- Что такое... Это же... -- от удивления и негодования Генерал потерял дар речи. Он опустился на колени и принялся разрывать снег руками. И тут все разъяснилось. Оказалось, что пушки ставили прямо на прикрытую снегом яму и они проваливались в воду, журчавшую под снегом. Генерал так и остался стоять на коленях, как будто сраженный молнией. Он сорвал берет, стал рвать волосы на голове, и, может быть, содрал бы и кожу, если бы не услышал, что артиллеристы смеются. -- Несчастные! Лучшие, единственные орудия нашей армии попали в ловушку неприятеля, а вы смеетесь! Разве вы не понимаете, что теперь мы безоружны? Все под арест! По возвращении в казарму вы все предстанете перед судом военного трибунала! Артиллеристы сразу же приняли серьезный вид, но продолжали вздрагивать от едва сдерживаемого смеха. "Не так уж плохо, -- думали они, -- по крайней мере, мы не будем больше заряжать и разряжать пушки! Пусть синьор Генерал кричит, сколько ему угодно. Нам и без пушек хорошо: меньше работы". Генерал, казалось, постарел лет на двадцать. Волосы его побелели, может быть, еще и оттого, что он снял берет и снег падал на его голову со скоростью сантиметра в секунду. Камни прослезились бы при виде этой сцены! Но, к несчастью, камни не могли видеть этого: ведь они сами были под снегом. -- Все кончено! -- рыдал Генерал. -- Кончено! Мне нечего больше делать! У него было такое ощущение, словно он ел чудесное пирожное и вдруг, неизвестно каким образом, вся сладость исчезла, и он обнаружил, что жует что-то вроде безвкусного картона. Без пушек жизнь Генерала была безвкусной, как еда без соли. Он продолжал неподвижно стоять на коленях, не обращая внимания на все просьбы, и даже не отряхивал с себя снег. -- Синьор Генерал, на вас падает снег, -- заметили артиллеристы и хотели стряхнуть снег с его плеч. -- Оставьте меня, оставьте меня в покое! -- Ведь снег совсем засыплет вас. Он дошел уже до колен. -- Неважно. -- Синьор Генерал, снег уже вам по грудь. -- Я не чувствую холода. Сердце у меня сейчас холоднее снега. В одно мгновение Генерал был почти целиком покрыт снегом. Некоторое время еще виднелись его усы, но вот и они исчезли. Вместо Генерала осталась снежная статуя, статуя коленопреклоненного Генерала, вцепившегося руками в края ямы, в которую провалились его пушки. Бедный Генерал, что за гибель! По-моему, он не заслужил такой участи, хотя и желал ее. Никто не мешал ему подняться, отряхнуть снег и укрыться в вагоне. Будучи Генералом, он имел право ехать в вагоне первого класса. Однако он предпочел превратиться в снежную статую. Но оставим Генерала с его холодной судьбой. Прощай, синьор Генерал! Мы не забудем тебя. Я-то хорош! Теряю время на поминки по Генералу, когда пассажирам Голубой Стрелы угрожают очень серьезные неприятности. На этот раз речь идет о Кошке. Настоящей, не игрушечной Кошке, величиной с целых два вагона Голубой Стрелы. Пока мы все смотрели на Генерала и мысли наши были заняты его самопожертвованием, страшная хищница тихонько подобралась по снегу, осмотрела всех своими зелеными глазищами и выбрала добычу. Вы еще не забыли о Канарейке в клетке, которая прыгала на своей пружине и все время напевала "чик-чик"? Ну вот, добавлю только, что клетка с Канарейкой была подвешена снаружи к окошку Голубой Стрелы. Вообще-то клетка должна была висеть в вагоне, но Канарейка своим несмолкаемым пением так всем надоела, что клетку подвесили снаружи. Кошка приметила неосторожную Канарейку и решила полакомиться ею. "Я сломаю клетку одним ударом лапы", -- подумала она. Так и вышло. "Еще одним ударом я заставлю Канарейку замолчать", -- подумала Кошка. Но так не вышло. Канарейка почувствовала, как острые когти скользнули по ее крыльям, и испустила отчаянное "чик-чик". Затем что-то треснуло, щелкнуло -- и распрямившаяся пружина больно ударила агрессора по носу. Полуослепшая от боли и напуганная неожиданным ударом -- кто мог ожидать такую энергичную защиту от Канарейки? -- Кошка убралась прочь. Ковбои некоторое время пытались преследовать ее, но их кони проваливались в снег и не могли бежать быстро. Да, на этот раз Кошка вместо добычи получила удар по носу. Но и бедная Канарейка лежала в снегу вся изуродованная. Из-под крыльев у нее торчала стальная пружинка. Раскрытый клюв замолк навсегда. В течение нескольких минут Голубая Стрела потеряла двух своих пассажиров. Третий -- Сидящий Пилот -- в этот момент летел неведомо где на своем самолете. А может быть, уже порыв ветра ударил его о печную трубу? Или он рухнул на землю под тяжестью снега, облепившего слабые крылья его самолета? Кто знает? Канарейку с воинскими почестями похоронили под снегом. Стрелки вытряхнули из своих труб снег и сыграли похоронный марш. Сказать по правде, звук труб был какой-то простуженный: казалось, что музыка доносилась издалека, с соседней улицы. Но все же это было лучше, чем ничего. Впрочем, история Канарейки на этом не кончается. Ее друзья из Голубой Стрелы не знают продолжения этой истории, потому что, похоронив Канарейку, они возобновили свой ночной марш. Но я на некоторое время задержался здесь и видел, как ночной сторож слез со своего велосипеда, колесо которого наткнулось на клетку Канарейки. Ночной сторож подобрал ее, подвесил к велосипеду и тут же, прямо посреди улицы, попробовал вправить пружину. Чего только не сделают две искусные руки! Через несколько минут прозвучало "чик-чик" Канарейки, немного приглушенное, но от этого еще более веселое и беспечное. "Она понравится моему сыну, -- подумал ночной сторож. -- Я скажу ему, что Канарейку мне дала Фея. Скажу, что встретил ее ночью на улице и она передала ему привет и пожелания веселой, счастливой жизни". Так подумал ночной сторож. Может быть, он думал еще о чемнибудь, но у меня нет времени сообщить вам об этом, потому что я должен продолжить рассказ о приключениях Голубой Стрелы. А ночной сторож поехал дальше и на поворотах, вместо того чтобы звонить в велосипедный звонок, толкал клетку, и тогда раздавалось веселое "чик-чик" Канарейки. Мне кажется, что он неплохо придумал. Глава XI. ПОЛЕТ СИДЯЩЕГО ПИЛОТА -- Все мы в сборе? Нет, не хватает Сидящего Пилота, который отправился на своем аэроплане на поиски следов Франческо. Это был опасный полет: ведь погода была совсем нелетная. Стараясь держаться середины улицы, чтобы не запутаться в электрических проводах или не натолкнуться на какое-нибудь здание. Сидящий Пилот с завистью думал о Фее: "Интересно, каким образом эта старая синьора летает на своей метле, если я на самолете новейшей конструкции и то ежеминутно рискую рухнуть на землю?.. Хотел бы я знать, -- продолжал про себя доблестный авиатор, -- в какую сторону мне сейчас направиться? Ничего не видно ни вверху, ни внизу, ни слева, ни справа, да я и не верю, чтобы Франческо оставил какие-нибудь следы в облаках. По-моему, нужно спуститься ниже". Он пошел на снижение, но ему моментально снова пришлось набрать высоту, чтобы не приземлиться на голову ночного сторожа, который быстро ехал по улице на своем велосипеде. Возможно, это был тот самый сторож, который нашел Канарейку. Спустя некоторое время Пилоту показалось, что ночь стала чуть посветлее. "Может быть, я вылетел на площадь? -- проговорил он про себя. -- Попробую спуститься еще раз". Он снова пошел на снижение, но вдруг перед ним выросла огромная мрачная тень, из глубины которой прозвучал громкий голос: -- Эй, синьор Пилот, приземляйтесь, пожалуйста, сюда! Сидящий Пилот моментально принял решение: "Сделаю вид, что не расслышал. Я никого не знаю в этих краях и не хотел бы нарваться на какую-нибудь неприятную встречу". Но только он это подумал, как чья-то гигантская рука осторожно взяла аэроплан и потащила его к себе. -- Я пропал, -- громко воскликнул Сидящий Пилот. -- Почему пропал? Я никогда не был ни бандитом, ни разбойником, -- ответил хозяин руки. А теперь я всегонавсего мирный бронзовый Памятник, стоящий в центре площади, и у меня даже в мыслях нет сделать вам чтонибудь плохое. Сидящий Пилот облегченно вздохнул и осмелился наконец посмотреть, откуда исходил голос. Он увидел огромное добродушное лицо, на котором между усами и бородой скользнула приветливая улыбка. -- Кто вы такой? -- Я же сказал вам. Я Памятник. Раньше я был патриотом и с высоты моего коня призывал воинов к освобождению родины. -- А сейчас вы тоже на лошади? -- Да. Лошадь довольно большая, как же вы ее не заметили? -- Я летел высоко. Сейчас, с вашего разрешения, я отправлюсь дальше. Я сделаю над вами круг, чтобы лучше осмотреть вас и вашу лошадь. -- К чему спешить? -- улыбнулся Памятник. -- Подождите еще минутку, давайте немного поболтаем. Мне так редко случается говорить с кем-нибудь, что я чувствую, как у меня онемел язык и губы двигаются с трудом. Я уже давно услышал жужжание вашего самолета и очень удивился. "Неужели, -- думаю, -- летает муха в такое время года?" Что за история! Клянусь, что такие маленькие аэропланы я видел только в руках детей! Сидящий Пилот рассказал, что его аэроплан -- тоже детская игрушка, и в нескольких словах сообщил Памятнику о своих делах и о Голубой Стреле. -- Очень интересно, -- ответил Памятник, внимательно выслушав рассказ. -- Я тоже люблю детей. В хорошую погоду они всегда прибегают поиграть около моего коня. А сейчас выпал снег, и они оставили меня одного. Но это вполне естественно, и я не обижаюсь. Правда, один из них частенько навещает меня и сейчас, хотя я не могу поручиться, что он приходит именно ко мне. У этого мальчугана каштановые волосы, и чуб спускается ему на самые глаза. Он приходит, садится на ступеньки и долго думает о чем-то. Потом уходит. Мне кажется, что он чем-то очень расстроен. -- Если бы его звали Франческо, -- вздохнул Сидящий Пилот, -- он мог бы оказаться нашим другом. Что вы об этом думаете? -- К сожалению, я никогда не слышал, чтобы ктонибудь произносил его имя. Вообще-то у людей не принято, чтобы они сами себя называли по имени: они ждут, пока их позовут другие. Но этот мальчик мне кажется одиноким, и в этих краях никто его не знает. -- Если бы его звали Франческо... -- снова вздохнул Сидящий Пилот. Неожиданно его осенила блестящая идея: -- Только Кнопка может решить этот вопрос. Он обнюхает ступеньки и скажет нам, Франческо это или нет. -- Хорошо сказано -- хорошо сделано. И я буду иметь удовольствие познакомиться со всей вашей компанией. -- Но... -- пробормотал Сидящий Пилот, становясь грустным, -- как он мог попасть сюда? Ведь следы теряются там, посреди улицы? Памятник усмехнулся в усы. -- Вижу, что вы не совсем хорошо знаете ребят, -- вежливо заметил он. -- В противном случае вы бы знали, что они любят путешествовать на подножке трамвая. Они не должны этого делать, потому что это запрещено. Но иногда они нарушают это правило. Как раз я вспомнил: вчера на подножке трамвая мимо меня проезжал мальчик с каштановыми волосами, и полицейский заставил его слезть. -- Тогда нечего сомневаться, это наверняка был Франческо! -- весело воскликнул Сидящий Пилот. Через четверть часа вся компания уже находилась у подножия Памятника. Кнопка нервно бегал по ступенькам, обнюхивая их так, как будто хотел втянуть эти массивные мраморные ступени в свои ноздри. Он нюхал долго, чтобы не ошибиться. В действительности он сразу же почувствовал запах башмаков Франческо. "Наконец-то мы тебя отыскали!" -- ликовал он про себя. -- Ну! -- нетерпеливо воскликнул Полубородый Капитан, у которого лопнуло терпение. -- Это Франческо, -- изрек Кнопка, -- мы отыскали его! -- Урра, тысяча треугольных китов! Кто знает, что подразумевал Капитан, говоря о треугольных китах, которых не было и никогда не будет на свете. В порыве энтузиазма он не соображал, что говорил. Памятник тоже был доволен. Где-то сверху среди ночи и снега загремел его смех. Затем смех передался ногам лошади -- и ноги задрожали. Полковник стрелков решил отметить это событие небольшим концертом своего оркестра. И тут случилась необыкновенная вещь. Когда трубы стрелков заиграли один из их дьявольских маршей, ноги лошади отделились от пьедестала и принялись танцевать. Старый патриот почувствовал, как при звуке фанфар в его груди забилось сердце. -- Урра! -- радостно закричал он. -- Вон, иностранец! Ура! Иностранец, убирайся прочь! Фанфары стрелков вернули его к жизни. Старый патриот пришпорил коня, съехал с мраморного пьедестала и рысью сделал круг по площади. Копыта глухо цокали по снегу в такт музыке. Это была такая волнующая сцена, что пассажиры Голубели Стрелы забыли о холоде и перенесенных невзгодах. Но Кнопка ни минуты не переставал думать о цели их путешествия. -- За мной! -- воскликнул он своим смешным голосом и помчался впереди Голубой Стрелы по следу Франческо. Голубая Стрела с трудом поспевала за ним. А Памятник мчался на лошади без всякого труда. Как, и Памятник?.. Да, Памятник тоже ехал рысью за Кнопкой. Слова из знаменитого "Гимна Гарибальди". Глава XII. БРОНЗОВЫЙ ПАМЯТНИК Тысяча китов-велосипедистов! -- растерянно пробормотал Полубородый Капитан. -- Никогда мне не приходилось видеть, чтобы Памятник скакал по улице, как на бегах! -- Да, это не часто увидишь, -- засмеялся Памятник. -- Я не могу ездить по улицам, когда хочу. Но иногда я не прочь прогуляться. -- Конечно, ведь быть Памятником не очень-то весело. -- Ну нет, я бы не сказал. Некоторое удовлетворение мы тоже получаем. В городе мы важные персоны. Прежде всего вокруг нас должна быть площадь, несколько деревьев и хотя бы пара скамеек. На скамейках нищие могут подышать свежим воздухом летом или погреться на солнышке зимой. А, кроме того, нас обычно ставят на высокие пьедесталы, окруженные ступеньками. На этих ступеньках играют дети. Мы, памятники, тоже приносим пользу и поэтому не жалуемся на свою судьбу. Однако иногда неплохо размять ноги хорошей прогулкой. Мне такое счастье выпадает раза два в год, когда случается чтонибудь необыкновенное. В эту ночь, например, марш оркестра стрелков... Если бы я не знал совершенно точно, что сделан из бронзы, я готов был бы держать пари, что кровь в моих жилах потекла вдвое быстрее. -- А что произошло, когда вы в последний раз прогуливались в свое удовольствие? -- спросил Полубородый. Собеседникам было довольно трудно понимать друг друга. Чтобы Памятник лучше слышал, Полубородый забрался на самую высокую мачту своего парусника и ежеминутно рисковал упасть и разбиться о палубу. Памятник немножко замешкался с ответом: возможно, он не мог сразу вспомнить. Кто знает, как работает память у бронзовых памятников... -- Это, -- заговорил он наконец, -- было месяцев шесть тому назад. Помню, было воскресенье. На площади собралось много людей. -- И все видели, как вы гуляете? -- Нет, прогулка состоялась позже. Дайте же мне рассказать! Собралось много народу, и все они кричали. Сначала я не мог понять, чего они хотят, но потом слова стали доноситься отчетливее. И когда я разобрал, что они кричали, клянусь, сердце забилось у меня в груди. "Вон из Италии! -- кричали они. -- Прочь, иностранец!" Черт возьми, ведь это когда-то был мой победный клич! Мне казалось, что я вот-вот закричу вместе с ними: "Прочь, иностранец! Прочь, иностранец!" Вот как было дело. -- На этом все кончилось? -- Нет, самое главное впереди. Пока люди кричали, приехали карабинеры. Я, конечно, не испугался их, но люди на площади стали разбегаться в разные стороны. Только один остался. Он взбежал по ступенькам пьедестала, вскарабкался на моего скакуна и принялся кричать: "Вон, иностранец!" "Молодец, -- думал я про себя. -- Видно, это настоящий патриот. Его непременно наградят медалью..." Памятник замолчал. -- Ну, и дали ему? -- спросил Полубородый. -- Что? -- Медаль. -- Какая там медаль, его посадили в тюрьму! Я не верил своим бронзовым глазам. На него надели кандалы и увели. Мое негодование было так велико, что, сам не заметив как, я спустился с пьедестала и галопом помчался по улице. Прежде чем я понял, что со мной происходит, я уже очутился перед тюрьмой. -- И вы увидели вашего друга? -- Да, я разглядел его в окошке на третьем этаже. Окошко было такое маленькое, что виднелись только его глаза и нос. Но я сразу узнал его взгляд и голос, когда он окликнул меня... Послушайте, мне пришла в голову неплохая мысль. Что, если он еще там? -- Но прошло уже шесть месяцев, его уже, наверное, освободили. -- Пойдемте посмотрим: тут всего два шага. Тюрьма находится в конце этой аллеи. Пойдемте, это будет неплохой сюрприз нашему пленнику... Потом вы отправитесь дальше, а я вернусь на пьедестал. И Машинист полным ходом повел Голубую Стрелу в сторону тюрьмы, которая виднелась невдалеке, серая и огромная, с сотнями черных узких дыр вместо окон. -- Никого не видно, -- сказал Памятник, внимательно осмотрев все этажи. -- Давайте я посмотрю, -- сказал Сидящий Пилот. И вот он уже летит на высоте крыши и внимательно осматривает окошко за окошком. В камерах было полно заключенных, но Сидящий Пилот никого из них не знал. К счастью, на помощь пришла лошадь Памятника: она звонко заржала. -- Молодец, -- воскликнул Памятник, -- ты тоже вспомнила о нашем друге! На этот раз из окошка третьего этажа сразу же высунулось исхудалое лицо. -- Привет! -- закричал Памятник, узнав заключенного. -- Привет! А я-то думал, что ты являлся мне во сне. -- А вот и не во сне! Так тебя все еще не освободили? -- А-а-а, здесь такая же история, как в книге о Пиноккио: воры выходят из тюрьмы, а патриоты остаются. Мне жаль только, что в эту новогоднюю ночь я нахожусь далеко от моей семьи. Мой мальчик ждет, конечно, подарка Феи, но какой подарок я смогу ему послать? Здесь нет игрушек. -- Нет? А мы что такое? -- воскликнул тогда Сидящий Пилот. Заключенный прищурился и увидел маленький аэроплан, порхавший перед его глазами, потом он посмотрел вниз и увидел Голубую Стрелу и ковбоев, гарцевавших на снегу на своих лошадях, которые с высоты казались маленькими мышатами. Заключенный вздохнул: -- Ах, если бы здесь был мой сынок! -- А кто из нас, по-вашему, ему бы понравился? -- спросил Кнопка, которого осенила новая идея. "В конце концов, -- подумал он, -- не обязательно всем идти к Франческо. Многие дети остаются без подарков, и нам не мешало бы разделиться, чтобы понемногу порадовать всех". -- Не знаю, -- смутившись, ответил заключенный, -- когда я был дома, он очень любил запускать бумажного змея. -- Тогда ему, без сомнения, понравится змей, который летает без ниток! -- воскликнул Сидящий Пилот. -- Что вы этим хотите сказать? -- Хочу сказать, что, если вы дадите ваш адрес, я полечу туда и приземлюсь на подушку вашего сына, как на самый лучший аэродром. На этот раз Сидящий Пилот побил рекорд доброты. Тут совершенно неожиданно Памятник разразился смехом. -- Прекрасно, -- воскликнул он сквозь смех, -- меня повысили! Меля повысили в должности! Я был простым памятником, а стал Феей, которая разносит подарки! -- Ну, как, -- напомнил Сидящий Пилот, -- вы дадите мне ваш адрес? -- Я... ну конечно, конечно! -- заторопился заключенный. -- Летите по этой аллее, потом свернете направо и долетите до самого холма; сделайте круг над холмом и увидите дом с тремя трубами. Самая низкая труба -- от моего камина. Вы не ошибетесь! Сидящий Пилот повторил адрес, чтобы лучше запомнить его, попрощался со всеми и приготовился к полету. Во время этого разговора кукле Пере, по правде сказать, было очень грустно. Вы помните ее? Это она не сводила глаз с Сидящего Пилота, а он даже не замечал этого. А сейчас Сидящий Пилот собирается улетать, и она никогда больше его не увидит. Слезы выступили у нее на глазах. Но она собрала все свое мужество и крикнула: -- Синьор заключенный, а дочери у вас нет? -- Есть, но она еще очень мала и не понимает, что такое подарки. -- Но ведь она вырастет! И вырастет без подарков. Хороший же вы отец: совсем не беспокоитесь о вашей дочери! Серебряное Перо вынул трубку изо рта и в первый раз за все время рассмеялся. Это было настолько странно, что все обернулись: никто еще никогда не видел, чтобы он смеялся. Ведь известно, что краснокожие никогда не смеются. -- Кукла Нера обманывать. Она хочет лететь с Сидящий Пилот. Кукла Нера была чернокожей, но она так покраснела, что чуть не превратилась в краснокожую. Сидящий Пилот рассмеялся, сделал круг над площадью, подхватил на лету куклу Неру, посадил ее в кабину и крикнул: -- Вот кукла для вашей девочки! Можете не сомневаться: когда она вырастет, кукла ей понравится. И самолет с рокотом умчался вдаль. Так мы расстались с этим симпатичным героем. Расстаемся мы и с заключенным, потому что пришел надзиратель и заставил его отойти от окна. Расстаемся и со старым Памятником, который, проводив наших друзей, вернулся на свою площадь. Сколько расставаний! Наверно, к концу путешествия, когда мы приедем к двери Франческо, нас останется очень мало. Но тес -- мы же еще не приехали. Кнопка отыскал след. Голубая Стрела мчится вперед. А кто это зловеще улыбается за ветками деревьев? Кто следует по пятам за нашими друзьями? Глава XIII. ПОДВИГ СЕРЕБРЯНОГО ПЕРА Синьора баронесса, это они! -- Тише, Тереза, тише, а то они услышат и убегут! -- Бог мой, только этого еще не хватало после всех лишений, которые мы перенесли, отыскивая их! -- Замолчи, говорят тебе, а то я снижу тебе заработную плату! Старая служанка замолчала, потому что, когда Фея обещала увеличить заработную плату, это можно было не принимать всерьез, но, когда она угрожала ее снизить, можно было держать пари, что она сдержит свое обещание. Из всех арифметических действий сложение нравилось ей тогда, когда она подсчитывала свои доходы, а вычитание -- когда ей приходилось платить другим. Она считала, что сложение и умножение были действиями синьоров, а вычитание и деление -- удел бедняков. Всю ночь Фея и ее служанка мчались как сумасшедшие, рискуя сломать метлу, на которой летели. Когда они уже выбились из сил и собирались повернуть назад, острые глазки Феи заметили сквозь снегопад Голубую Стрелу, которая с потушенными фарами мчалась вдоль трамвайной линии в сторону городской окраины. -- Вот они, -- сказала Фея. Наши друзья еще ничего не заметили: они так радовались, что наконец отыскали следы своего Франческо. -- Следы совсем свежие, -- ликовал Кнопка, -- без сомнения, мы уже близки к цели. Внезапно Серебряное Перо вынул трубку изо рта, как будто хотел что-то сказать. Однако не сказал ничего, но его уши стали двигаться во всех направлениях, как у волка; все краснокожие тоже стали прислушиваться. Один из ковбоев, который был хорошо знаком с краснокожими, помчался предупредить Начальника Станции. -- Краснокожие что-то услышали. -- Ну и что же? На то у них и уши, чтобы слышать. -- Серебряное Перо чем-то озабочен. Может быть, он почуял какую-нибудь опасность? -- Он что, тоже нюхает? Ну и поезд: вместо того чтобы двигаться по рельсам, двигается по запаху! Кнопка нюхает уже несколько часов подряд, а теперь за это же принялся этот старый дурак. Оставьте меня в покое. Голубая