Оцените этот текст:


   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Тень императора". М., "Детская литература", 1967.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 4 October 2000
   -----------------------------------------------------------------------

                                     Во всех наших рассказах о встречах  с
                                  привидениями очень много общего, но это,
                                  уж конечно, не наша вина, а  вина  самих
                                  привидений...
                                                           Джером К.Джером


   - Я бы не советовал вам ехать: дорога плохая да и машина у вас барахлит
- застрянете.
   Стюарт Грейвс зябко повел плечами и подвинулся ближе к огню.  За  окном
темнело. Комната медленно тонула во мраке, едва освещаемая зыбким пламенем
камина.
   - Пустяки, - отмахнулся я, - всего какая-нибудь сотня миль.
   - По прямой, - уточнил Грейвс.
   - Ну, сто двадцать, - согласился я.  -  Не  уговаривайте,  Стюарт,  все
равно не останусь. Только вечер потеряем. Поедем лучше вместе.
   - Спасибо за приглашение... - Грейвс поудобнее устроился  в  кресле.  -
Лучше потерять вечер, чем  рисковать  ночью.  Я  уж  как-нибудь  обойдусь.
Глазго хороший город, а  "Красный  петух"  отличная  гостиница.  Утром  же
Гартман обязательно пришлет автобус. Он по-немецки точен, хоть и  живет  в
Шотландии. Так что, мистер  Торопыга,  завтра  увидимся...  если  с  вами,
конечно, ничего не случится по дороге.
   - А что со мной может случиться?
   Грейвс долго молчал, задумчиво попыхивая сигарой.
   - Мало ли что,  -  уклончиво  заметил  он,  -  шотландская  ночь  полна
странных вещей.
   Он так  и  сказал:  "странных  вещей".  Типично  по-английски,  даже  с
ударением. Но я не внял.
   - Бред! На вас,  Стюарт,  коньяк  плохо  действует:  вы  склоняетесь  к
мистике, а я марксист и в "странные вещи" не верю.
   Но, уже сев за руль старенького "воксхолла", я понял, что  поторопился.
Грейвс, наверное, был прав. Не в предсказании "странных вещей", а в  своем
английском благоразумии.  Ночь  сразу  же  навалилась  на  меня  безлунной
дождливой темью. Робингудовский черный  лес  казался  непроницаемым.  Фары
освещали грязные,  засыпанные  хворостом  рытвины  -  точь-в-точь  как  на
знакомых российских проселках. Шотландская грунтовка в лесу  оказалась  не
лучше, и  моя  дряхлая  "автостарушка"  только  поскрипывала,  наезжая  на
обнаженные корни дубов или вязов - я не различал их в  темноте.  В  общем,
как говорится, не хвались отъездом, а хвались приездом. Но отступать  было
поздно: позади ждал Грейвс, набитый дурацкими остротами.
   Я давно мечтал проехаться по дорогам Шотландии: почему-то казалось, что
в шотландской "глубинке" все сохранилось, как в романах Вальтера Скотта, -
и скалистые горные склоны, и малахитовые луга, и овечьи стада с  пастухами
в классических юбочках, и родовые замки в  запущенных  охотничьих  парках.
Когда в  Глазго  открылся  симпозиум  физиков-"нулевиков",  на  котором  я
присутствовал в качестве единственного советского делегата, меня все время
томило невысказанное желание удрать  в  "глубинку"  к  вальтер-скоттовской
старине.
   И случай представился, когда профессор Гартман, круглолицый розовощекий
директор   экспериментальной   лаборатории   по   изучению    дискретности
пространства, пригласил Грейвса и меня к себе в лабораторию и даже  весьма
любезно пообещал прислать за нами автобус.
   По  каким-то  неведомым  мне   причинам   для   изучения   дискретности
пространства англичане не  нашли  лучшего  места,  чем  старый  Ардеонейг,
захудалый городишко в ста с лишним милях от Глазго,  на  берегу  длинного,
похожего на интеграл озера  Лох-Тей.  Но  это  и  была  вальтерскоттовская
Шотландия, и потому я, пренебрегая благоразумными  советами  Грейвса,  так
храбро  ринулся  по  бездорожью  в  дождливую  шотландскую  ночь,   полную
"странных вещей". Я уже слышал в лесу рог, возвещавший о начале рыцарского
турнира, и предвкушал встречу с самим Роб Роем, ожидавшим меня за  кружкой
пива в деревенском кабачке у дороги. Но время шло,  а  кабачок  так  и  не
возник в темноте, и рог уже не звучал, и Роб Рой, должно быть, устал ждать
и ушел к себе в горы, а дорога тянулась все в том же густом и черном лесу,
двигатель моей "старушки" чихал и кашлял, и к часу ночи,  должно  быть,  я
проскочил поворот на Лох-Тей.
   Нехорошо помянув английских дорожников, я развернул  машину  и  включил
дальний свет: фары выхватили из ночи матово-серые  стволы  дубов  и  узкую
ленту грунтовки, пропадающую  где-то  впереди  в  бездонной  синеве  леса.
Машину трясло и бросало  из  стороны  в  сторону.  Невольно  напрашивалось
фантастическое  сравнение   с   космонавтом-пионером,   пробивающимся   на
супервездеходе в джунглях Венеры, но "старушка" тут  же  вернула  меня  от
фантастики к действительности, тряхнув так, что я едва  не  разбил  лоб  о
ветровое стекло. А дорога то исчезала,  то  снова  возникала  в  танцующем
свете фар, извивалась перед машиной, вставала на дыбы, пытаясь перевернуть
и накрыть меня. Вдруг  она  дернулась  и  затихла.  Я  понял,  что  дальше
придется идти пешком: мой "супервездеход" не выдержал тряски.
   Чертыхаясь и проклиная ни в  чем  не  повинного  Грейвса,  розовощекого
Гартмана и собственную бесшабашность, я вылез из машины  и  открыл  капот.
Зачем - непонятно: двигатель я знал плохо и тусклая лампочка  под  капотом
ничего не объяснила, кроме моей беспомощности.  Что  делать?  Я  осторожно
потянул какой-то проводок, и лампочка,  издевательски  вспыхнув,  погасла.
Мой нервный смех в темноте  ничего  не  изменил,  его  попросту  никто  не
услышал. Где-то в чемодане у меня валялся  карманный  фонарик.  Я  кое-как
нашел  его,  щелкнул  выключателем  и,  развернув  карту,  начал   изучать
обстановку. По-видимому, мой "воксхолл" застрял в шести милях от  Лох-Тея,
маленького городка на берегу озера. Шесть миль - это полтора часа  хорошей
ходьбы. Не торчать же мне всю ночь посреди  леса!  "Дойду  до  Лох-Тея,  -
подумал я, - а там до Ардеонейга наверняка ходит автобус". Словом, я запер
машину, подхватил чемодан и зашагал по грунтовке.
   Пройдя сотню метров, я чуть не вскрикнул: где-то впереди мерцал огонек.
Я побежал к нему, спотыкаясь о корни и сучья, роняя поминутно  то  фонарь,
то чемодан. А огонек то пропадал за лесом, то появлялся вновь и,  наконец,
распался на несколько огней, которые показали мне, что  стоял  я  у  ворот
самого настоящего старинного замка.
   То был типичный вальтер-скоттовский замок - трехэтажный, с  непременной
башней  на  правом  крыле.  Длинная  узкая  терраса  опоясывала  стены   и
скрывалась в густом плюще; издали он казался мохом.
   Я вспомнил о грейсовском предсказании и закрыл глаза:  не  исчезнет  ли
наваждение? Но замок стоял по-прежнему громоздкий  и  мрачный,  освещенный
лишь фонарем у ворот и светом из окон. Однако даже этот слабый, рассеянный
свет позволял различить и силуэты подстриженных кустов и деревьев,  желтый
песок дорожек и даже  цветочные  клумбы  под  узкими  готическими  окнами.
"Кажется, спасен", - подумал я и потянул ручку звонка. Послышался  далекий
металлический  звон  колокольчика.  Грейвс  был  прав:   "странные   вещи"
прогрессировали.
   Не помню уже, сколько я прождал, переминаясь с ноги  на  ногу  и  зябко
вздрагивая от ночной сырости. Где-то в глубине сада залаяла собака  лениво
и привычно. Впереди осветился четко очерченный прямоугольник двери,  и  по
песку зашуршали чьи-то частые, поспешные шаги. Собака тявкнула еще  раз  и
умолкла. Шаги приблизились, кто-то встал у калитки, и дрожащий  старческий
голос спросил:
   - Кто здесь?
   Я помолчал, подыскивая объяснение своего ночного визита.
   - Кто? - повторил голос. Он уже не спрашивал, он требовал ответа, в нем
звучала угроза. - Кто?
   Я вышел в полосу света, чтобы страж у  калитки  мог  разглядеть  своего
ночного гостя.
   - Простите меня... простите бога ради, но  у  меня...  -  я  подыскивал
английское слово, - несчастный  случай,  автомобильная  авария...  Оставил
машину в лесу и дошел пешком...
   Слова чужого языка сопротивлялись, пропадали в глубинах памяти, и  я  с
трудом извлекал их, склеивая в неуклюжие фразы:
   - Ехал в Ардеонейг, и вот - машина... Недалеко отсюда...  Миля,  должно
быть... Вы позволите мне где-нибудь у вас подождать до рассвета?
   -  В  Ардеонейг?  -  В  спрашивающем  голосе  послышалось  удивление  и
недоверие. - По этой дороге вы не попадете в Ардеонейг.
   - Как же не попаду? - смутился я, сознавая весь идиотизм ситуации: мало
того что вломился к людям ночью, но еще  и  солгал  при  этом!  -  Что  же
делать? - взмолился я, вглядываясь в черный  силуэт  за  узорной  чугунной
оградой.
   Силуэт вздохнул и, зазвенев ключами, проговорил:
   - Входите.
   Калитка  открылась  с  древним,  пронзительным   скрипом,   таинственно
прозвучавшим в сонной тишине ночи. Пес снова залаял и уже не умолкал, пока
мы пробирались среди мокрых кустов по  узенькой  садовой  дорожке.  Я  шел
позади открывшего мне  стража  и  наспех  придумывал,  как  правдоподобнее
объяснить в замке свое  ночное  вторжение.  Так  мы  добрались  до  входа,
поднялись по неровным ступенькам на  каменную  террасу  и  увидели  дверь,
вернее, открытый пролом в стене.
   - Прошу. - Мой спутник жестом пригласил меня войти.
   Я машинально перешагнул порог и тут же зацепился за что-то  ногой.  Уже
падая, я услышал крик:
   - Осторожней! Храни вас бог!
   Нечто темное и тяжелое пролетело мимо и глухо  шмякнулось  об  пол.  Не
вставая, я  разглядел  огромный,  искусно  отлитый  из  чугуна  кулак.  От
широкого кольца у запястья уходила вверх ржавая массивная цепь.  "Странные
вещи" уж очень настойчиво следовали одна за другой.
   - Он не ушиб вас? Не больно?
   Я поднялся и наконец разглядел при свете своего спутника.  Он  оказался
старушкой, подвижной и маленькой, с проворными руками,  которые  заботливо
отряхивали меня.
   - Это от грабителей, еще покойный сэр Джон придумал, а  мистер  Родгейм
не успел снять. Надеюсь, вы не ушиблись? Слава богу, нет - вижу!
   Ее доброе морщинистое лицо улыбалось. Зловещая  тень  в  полутьме  сада
превратилась здесь в диккенсовскую  бабушку,  что-то  вроде  похудевшей  и
постаревшей Пеготти, когда Копперфильд уже вырос и мог бы  стать  хозяином
точь-в-точь такого же замка в Шотландии. Впрочем, нет, не  такого!  Чем-то
далеким, средневековым веяло от окружавшего меня зала  с  земляным  полом.
Потолка не было,  высоко  наверху  черные  деревянные  балки  поддерживали
ветхую  крышу.  Два  газовых  фонаря  освещали  длинный  дубовый  стол   с
массивными ножками, а позади на  возвышении  у  незажженного  камина,  где
могли бы пылать  целые  бревна,  стояли  два  кресла  с  высокими  резными
спинками. Я легко представил себе свору пьяных  рыцарей  за  столом,  а  у
камина в кресле какого-нибудь сэра Ланселота с чугунными плечами и  рыжими
космами. Вот он  встанет  сейчас  во  весь  свой  огромный  рост  и  зычно
провозгласит...
   - Что случилось, Маргарет? Что происходит в этом доме?
   Я вздрогнул от неожиданности. Голос, который  вполне  мог  принадлежать
воображаемому Ланселоту, доносился из-за стены.
   - Чертова дыра! Средневековый идиотизм! Где эта проклятая дверь,  никак
не могу ее нащупать.
   В стене открылась незаметная раньше дверь,  и  в  проеме  показался  не
рыцарь и не латник, а вполне современный и  респектабельный  англичанин  в
халате и туфлях, с электрическим фонариком в руке.
   - Что происходит, Маргарет? - повторил он. - Кто  звонил?  Кто  гремел?
Мне осточертела вся эта таинственность.
   Тут  он  заметил  меня  и  замолчал,   видимо   удивленный   появлением
незнакомого человека, да еще в не  совсем  обычный  для  визитов  час.  Но
благовоспитанность  и  гостеприимство  тотчас   же   подавили   невежливое
любопытство.
   - Оказывается, у нас гость? Ну что ж, располагайтесь как дома,  сэр.  -
Он широко улыбнулся и пошел ко  мне  навстречу,  протягивая  руку.  -  Что
занесло вас в эту проклятую богом глушь?
   Я пожал плечами.
   - Автомобильная авария.
   Услышав акцент, он чуть повел бровью.
   - Иностранец? Впрочем, простите. Я еще не представился. Сайрус Родгейм,
к вашим услугам.
   - Андрей Зотов, - назвал я себя, - и тоже к вашим услугам.
   - Зотофф, Зотофф... - повторил он, прищурившись. - Югослав, поляк?
   - Русский.
   Он  захохотал  сочно  и  оглушительно,  обнажая  идеально   ровные   и,
по-видимому, фальшивые зубы. Впрочем, может быть, и  настоящие:  очень  уж
моложаво выглядел этот атлетически сложенный крепыш.
   - Зотофф? - опять повторил он. - Конечно, русский. Я же читал  недавно.
У вас историческое имя, сэр. Зотофф! Премьер-министр Екатерины Второй.
   Я улыбнулся.
   - Вы ошибаетесь, мистер Родгейм. Был такой временщик. Только  Зубов,  а
не Зотов.
   - Какая разница! У русских труднейшие имена. Кстати, какой русский?  Из
Москвы  или  перемещенный?  Погодите,  не  отвечайте.  -  Он  оглядел  мой
промокший и забрызганный грязью костюм. - Безбожный акцент и неевропейский
крой. Москва, угадал? - И  в  ответ  на  мой  утвердительный  кивок,  явно
довольный, продолжил: - Попробую  дальше.  Торговый  представитель?  Может
быть, интересуетесь консервированным беконом? У меня в  Йоркшире  завод  и
ферма...
   - В Йоркшире? - удивился я. - Почему же вы здесь, в  этом  макбетовском
замке?
   Ему понравилось сравнение; он опять захохотал.
   - А ведь родовой  замок  Родгеймов  в  самом  деле  может  поспорить  с
макбетовским. Здесь даже дух Банко есть... -  Он  вдруг  замолчал,  словно
сказал что-то лишнее, и спросил уже совсем  другим  тоном:  -  А  как  вы,
русский из Москвы, попали в этот макбетовский замок?
   Я кратко описал свое путешествие и попросил разрешения  воспользоваться
его гостеприимством до утра. Он согласился охотно и дружелюбно:
   - Пройдемте в родовую  опочивальню,  сэр.  Единственный  цивилизованный
уголок в этом средневековье.  Правда,  электричества  нет,  только  газ  и
свечи. Зато тепло и удобно - уютные кресла,  книжки,  медвежья  шкура  под
ногами, приличный камин. Вы голодны? - Не дожидаясь ответа, он обернулся к
стоявшей позади Маргарет. - Сандвичи, Маргарет. Пусть  попробует  отборный
родгеймовский бекон. И еще виски.  Или  русские  предпочитают  бренди!  Не
упадите! - крикнул он, когда я храбро шагнул  за  ним  в  темный  проем  в
стене. - Здесь лестница.
   Он пошел впереди, освещая карманным фонариком каменные ступени, которые
привели нас в довольно большую комнату с  тяжелыми  портьерами  на  окнах.
Здесь были и кресла, и медвежья шкура, и горевший камин. И повсюду мерцали
свечи в стенных и настольных подсвечниках - множество свечей, должно быть,
два или три десятка.
   - Я их уже целую тонну сжег, - сказал мой хозяин.
   - А почему вы не проведете электричество?
   - Потому что я меньше месяца владею  этой  макбетовской  рухлядью.  Это
наследство, мистер Зотов. - Он впервые попытался  произнести  мою  фамилию
правильно, не искажая ее на английский манер, - еще один признак  вежливой
внимательности к гостю. - Да, да, наследство! Мой дядя, сэр Джон  Родгейм,
скончался месяц назад, оставив мне в наследство все родовые воспоминания и
это древнее капище. Здесь все пахнет средневековьем, заметили?
   - Заметил, - сказал я, вспомнив чугунный кулак на цепи.
   Вспомнился он без обиды и раздражения, мне было тепло  и  уютно,  камин
трещал, родгеймовский бекон был превосходен, а подогретое  Маргарет  виски
согревало и убаюкивало. И  само  диковинное  наследство  Родгейма  уже  не
казалось мне ни смешным, ни обременительным. Но Родгейм свирепствовал.
   - А на  что  мне,  йоркширскому  сквайру  и  бизнесмену,  эта  каменная
мышеловка? Я уже двадцать дней торчу здесь, а  еще  не  знаю  толком  всех
ходов и выходов. Даже на слом это старье продать не могу. Написал  Беккету
и сыновьям - есть такая комиссионная фирма,  -  так  агент  даже  сюда  не
поднялся. Заглянул в  тронный  зал  -  ну  тот,  с  земляным  полом,  -  и
ретировался. Модернизация, мол, не окупится.
   - Говорят, такие замки покупают на вывоз в Америку.
   - Кто? Где? Рекомендуйте, если  знаете.  Очаровательный  древний  замок
времен короля Дункана Шотландского. Все  есть  -  и  тайники,  и  мыши,  и
привидения!
   - Даже привидения? - засмеялся я, вспомнив о "духе Банко". - Фамильные?
   Родгейм внезапно помрачнел и ответил не очень охотно:
   - Мне бы не хотелось говорить об этом в таком тоне. Но  сам  виноват  -
сболтнул. А фамильные или нет, не знаю. Они появились совсем  недавно,  но
уже успели причинить зло.  Вы  думаете,  почему  мой  дядя  переселился  в
семейный склеп?
   Я промолчал: не хотелось обижать хозяина.
   - Не верите? Я тоже не верил. Но выслушайте свидетельские  показания  и
тогда уже судите. Сначала мое: дядю я почти не знал. Он  был  чудаковатым,
суровым и нелюдимым стариком, не встречавшимся  даже  с  соседями.  Только
Маргарет и Себастьян, ездивший в город за  продуктами,  прислуживали  ему.
Другие не уживались, не выдерживая неудобств здешнего средневекового быта.
Теперь второе показание - Себастьяна. Он  вызвал  меня  телеграммой  после
смерти дяди, рассказал обо всем,  что  произошло,  и  тотчас  же  попросил
расчета, не согласившись даже дня провести под этой  крышей.  А  произошло
вот что. Примерно месяц назад Себастьян заметил что-то неладное в  комнате
для гостей - есть такая в каждом  приличном  замке.  Ее  убирали  редко  -
гостей никогда не было, но раз в  месяц  Себастьян  выбивал  ковры,  менял
постельное белье и выметал пыль. Делал он это по вечерам, порой даже ночью
- заедала старика бессонница, да днем и некогда было. И в ту самую ночь он
пришел туда, когда Маргарет и дядюшка уже спали. Подошел к двери и обмер -
за дверью свет. Хотел бежать, да любопытство пересилило. Приоткрыл дверь и
видит: не фонарь, не свеча, а какое-то  странное  оранжевое  сияние  около
камина. И все ширилось  оно,  как  пламя  костра,  сопровождаясь  каким-то
монотонным жужжанием. А когда в комнате стало светло как днем,  Себастьян,
по его словам, совершенно отчетливо увидал в этом  оранжевом  ореоле  двух
человек. Это я говорю - "человек", а Себастьян сказал  -  "чертей,  только
голых и белых". Один из них будто бы повернулся к  нему  и  сказал  что-то
вроде "спасибо". Себастьян охнул и грохнулся на пол. Там  его  и  нашел  в
глубоком обмороке услышавший шум дядя.
   - Бывает, - сказал я, щелкнув по бутылке виски, стоявшей на столике,  -
если вот этим лечишься от бессонницы.
   - Я тоже так подумал сначала. Но слушайте дальше. Дядя Джон  пуританин,
ни виски, ни пива в рот не брал да и слугу-пьяницу не стал бы  держать.  А
уж в расстроенном воображении его никак не обвинишь - спросите кого угодно
в округе, хоть судью, хоть каноника. Но  он  в  точности  дублировал  опыт
Себастьяна. Кажется, на следующую же ночь. И все повторилось.
   - Что именно?
   - Все. Не похожее на огонь сияние и голые черти. Себастьян клялся  мне,
что дядя так именно ему и сказал. Дядя  Джон  даже  разговаривал  с  ними,
вернее, слышал их разговор. Один из них шагнул к нему,  направил  на  него
какую-то штуку - Себастьян так и не понял из слов дяди какую - и раздельно
произнес: "Ты... кто?" Старый Джон, человек не робкого десятка, обомлел  и
молчит, только губы дрожат. Тогда другой черт или призрак говорит первому:
"Отключайся... он нас боится". И все исчезло -  и  привидения  и  свет.  А
дядя, еле живой, добрался до  постели.  Когда  Себастьян  на  другой  день
привез врача, старику было совсем плохо. Инфаркт миокарда.
   - И вы поверили Себастьяну?
   - Дядя рассказал не только ему. И врачу.
   - Любопытно. Что же говорит врач?
   - Что может сказать врач? - пожал плечами Родгейм. -  Девяносто  девять
из ста скажут то же самое. Расстроенные нервы, самовнушение, галлюцинация.
Дублированная галлюцинация? Чушь, конечно.
   - Значит, привидения? - засмеялся я.
   Но Родгейм даже не улыбнулся.
   - Не знаю, - искренне сказал он. - Хочу узнать. Потому и торчу здесь, в
каменной мышеловке. Уже три раза ночевал в этой  проклятой  комнате.  И  -
ничего. Но  я  не  сдаюсь,  у  меня  йоркширское  упрямство  -  жду.  Даже
литературу подобрал по этой части.
   Он с шумом  отодвинул  кресло  и  пнул  ногой  стопку  древних  книг  в
пожелтевших кожаных переплетах.
   Я поднял одну из них.  Старый,  пропахший  сыростью  том  инкварто.  На
пергаментном титульном листе  затейливой  черной  вязью  надпись:  "Двести
сорок возможных способов избавления от привидений, а также домашних духов,
пенатов  и  ларов,  собранные  магистром  богословских  наук   преподобным
Стивеном Хоуардом". Открыв наугад страницу, прочел: "...а также  зажечь  в
тигле черную смолу и, положив правую руку на библию, выплеснуть содержимое
тигля в лицо призрака". Я захлопнул книгу.
   - Полезная книжечка. Остальные такие же?
   - Такие же, - засмеялся Родгейм. - Только время зря потерял.
   - Ну ладно. - Я встал и возбужденно потер руки. - Сегодня же я ночую  в
комнате для гостей!
   - Э-э... как же так? - неуверенно произнес Родгейм.  -  Ведь  вы  гость
все-таки.
   - Вот именно, - подтвердил я. - Священное  право  гостя  -  ночевать  в
комнатах с привидениями. Разве не об этом говорится в ваших книгах?
   Родгейм все  еще  колебался:  любопытный  шотландец  боролся  в  нем  с
осторожным хозяином.
   - Ну хорошо, действуйте. - Он решительно поднялся. - В случае опасности
стучите по полу. Моя комната под вашей.
   - Принято, - сказал я. - Ведите.
   Место моего будущего ночлега оказалось небольшой  комнатой  с  красными
шелковыми обоями. Узкая кровать, покрытая клетчатым пледом,  находилась  в
глубокой  нише,  а  напротив,  рядом  с   камином,   возвышалось   большое
прямоугольное зеркало без рамы; в нем отражалась пышная стать  хозяина  со
свечой, моя улыбающаяся физиономия и за  нами  -  вся  комната,  темная  и
страшноватая в неверном свете свечи.
   - С богом, - сказал Родгейм. - Я вам свечу оставлю.  Все-таки  веселее.
Значит, если что - стучите.
   Он поставил подсвечник на каминную доску рядом с  зеркалом,  пожал  мне
руку и вышел. Я остался один.
   Сначала  огляделся,  потрогал  зачем-то  кровать,  подошел  к  зеркалу.
Непонятная неуверенность возникала во мне, я уже готов был  сожалеть,  что
отважился на этот идиотский эксперимент.
   - Кретин, - сказал я вслух.
   И тут же понял, что боюсь. А затем рассердился: мне ли, посланцу  самой
антирелигиозной науки, трепетать перед привидениями.
   - Глупости, - громко продолжал я и насильственно  улыбнулся.  Улыбка  в
зеркале получилась кривая и болезненная.
   "Плохо раньше зеркала делали, - подумал я. - Ложусь  спать  и  плюю  на
всех призраков, хоть голых, хоть одетых".
   С проворством солдата третьего  года  службы  я  разделся  и  юркнул  в
постель. Дрожащий огонь свечи отражался в  зеркале  и,  падая  на  красную
стену, вызывал на ней причудливую игру  теней.  Вспомнились  строки:  "Как
ложен свет! На стенах тают тени.  Тропические  жаркие  цветы,  престранные
забавные виденья - капризы уязвленной темноты". Кажется,  я  сам  когда-то
написал их. А может, не я? Веки сонливо смыкались, мысли расплывались, как
тени; надвигался сон.
   Проснулся я от странного металлического стука, как будто неопровержимый
метроном четко отсчитывал секунды. Я открыл глаза. Блеклый оранжевый  свет
исходил из зеркала.  С  каждой  секундой  он  становился  ярче,  и  в  нем
появились серебристые  искорки.  Они  загорались  и  гасли,  вспыхивая  на
пределе. Звук  метронома  участился,  превращаясь  в  монотонное  гудение:
казалось, огромный мохнатый шмель, заблудившись, влетел в комнату и  бился
о зеркало, пытаясь найти спасительный выход. Искорки вспыхивали все чаще и
чаще, сливаясь в сплошную серебряную завесу, и вдруг в ней, как на  экране
на месте зеркала, на фоне незнакомых приборов  возник  голый,  улыбавшийся
человек. Нет, нет, не голый -  в  туго  обтянутом  по  телу  белом  трико.
Широкий красный ремень сильно  оттягивала  какая-то  машинка,  похожая  на
игрушечный кольт. Заметив, что я выжидающе смотрю на  него,  он  отстегнул
"кольт" и направил дуло мне в грудь.
   Я ожидал закономерного "Руки вверх", но услышал:
   - Не бойся.
   Вернее, это не было произнесено. Слова  возникли  в  моем  мозгу  сами,
голоса я не услышал. "Телепатия", - подумал я. В трубке у "призрака" опять
что-то щелкнуло.
   - Не совсем телепатия, но, в общем, ты прав.  Мы  давно  отказались  от
звуковой передачи понятий. Это сенсорная связь.
   - Кто это "мы"? - Я не без страха взглянул на  привидение,  знакомое  с
телепатией.
   - Меня зовут Лен. - Слова его доходили раздельно, отчетливо, с большими
паузами. - Мы из другого мира. Он касается вашего или пересекает его.
   Я осознал наконец невероятность происходящего.
   - Антимир?
   В трубке опять что-то щелкнуло.
   - Пока не знаю. Мы еще не определили, однозначны или нет наши  миры.  И
не ставим задачи проникнуть к вам материально. Пока это только  визуальная
встреча.
   Я вспомнил о серебристо-оранжевой завесе и спросил:
   - Барьер?
   - Ты спрашиваешь об экране?  Это  лишь  оптическая  иллюзия.  Магнитная
защита плюс энергетическое поле, обеспечивающее связь. Ты меня понимаешь?
   Я прочел тревогу в его лице и сказал:
   - Я физик.
   Снова щелчок и радостная улыбка гостя.
   - Нам повезло: мы коллеги.
   - Неизвестно, кому повезло больше, - усмехнулся я. - Даже научный поиск
у нас один. Я лично занимаюсь проблемой дискретности  пространства,  проще
говоря  -  пробиваем  окошечко  в  антимир.  Только  нам  еще  далеко   до
результатов, ох как далеко! - Я вздохнул.
   - Не огорчайся, мы же сможем работать вместе.
   Его лицо отразило обуревавшие его чувства - уверенность поиска, радость
удачи, дружеское внимание к братьям по разуму.
   "Как эмоциональны эти антимиряне", -  подумал  я  и  тут  же  смутился,
боясь, что он поймает мою мысль. Так и случилось.
   - Ты прав, у нас очень развиты эмоциональные центры. Да и у  вас  тоже!
Двое твоих предшественников... - Мысль его оборвалась.
   Но я уже понял.
   - Они не были подготовлены к встрече с вами. И ничего не поняли, считая
вас привидениями...
   - Привидениями? - услышал я его мысль.  -  Понимаю.  Ты  подразумеваешь
души умерших?
   - Вы верите в души умерших? - удивился я.
   - Нет, конечно. Но у вас кто-то верит?
   - Старики, - сказал я. - Жертвы религиозного мировоззрения.  Вы  имеете
представление, что такое религия? - Я поймал непонимание  в  его  лице.  -
Идея бога, как творца мира.
   Мой "призрак" пощелкал "кольтом" и засмеялся.
   - Древняя идея. Мы уже забыли о ней.
   "Как мы отстали от них, - подумал я, - и  как  непохожи,  должно  быть,
наши миры!"
   - Сходство - необязательное условие взаимопонимания, - услышал я ответ,
- и ты очень похож на нас, только одет иначе.
   Я оглядел себя и ужаснулся. Я был никак не одет, - в одних трусах,  как
вскочил с постели. Сказать, что спал? Неловко. Может быть, у  них  спят  в
каких-нибудь особых пижамах?
   - Это костюм для спортивных упражнений, для  физкультурной  зарядки,  -
сказал я и густо покраснел, поняв, что он  уже  прочел  все  мои  мысли  и
потому улыбается.
   Только почему он при этом все время щелкает "кольтом"?
   - Что это за трубка у тебя? - не выдержал я.
   - Ретранслятор понятий, - пояснил Лен. -  Дает  эквиваленты  непонятных
нам слов.
   Я вспомнил таинственные щелчки, сопровождавшие нашу беседу.
   - Антимир, привидения, зарядка?
   - Да, я не понимал этих слов. Теперь понимаю.
   Я попытался  собрать  воедино  разбегавшиеся  мысли.  До  сих  пор  наш
разговор напоминал бег с барьерами. Преодолев барьер страха,  я  наткнулся
на  барьер  удивления.  Встреча  с  неведомым  ошеломляла,   а   вряд   ли
ошеломленный человек способен задавать разумные вопросы. Опрос надо  вести
планомерно.
   - Почему вы избрали для проникновения в наш мир именно эту  комнату?  -
спросил я.
   -  Мы  ничего  не  выбирали.  Просто  наша  лаборатория   геометрически
совпадает с ней. Вероятно, из соседнего зала мы попали бы в другое место.
   - В лес бы вы попали, - сказал я. - Тебе не  кажется,  что  вероятность
нашей встречи была более чем сомнительна?
   - Конечно, -  согласился  Лен.  -  Мы  можем  проникать  к  вам  только
статически. Минус-поле  не  предполагает  динамических  переходов.  Вопрос
транспозиции еще в стадии разработки.
   - Минус-поле?
   -  Ну,  если  хочешь,  переходное  поле.   Его   впервые   применил   к
нуль-переходу Дан Лоер. А разве вы идете другим путем?
   Я кратко объяснил ему суть наших поисков. Когда я  упомянул  о  высоком
вакууме, он перебил:
   - Вакуум Аллая? Понятно. Но ведь он совсем не исключает минус-поля. Как
же вы подойдете к транспозиции?
   Мне показалось, что я глохну. Лен продолжал говорить,  а  мой  мозг  не
воспринимал понятий. В чем смысл транспозиции? Какова природа  минус-поля?
Что такое квазистатус? Мне оставалось только хлопать ушами - ведь  у  меня
не было ретранслятора.
   Должно быть, Лен понял это и умолк.
   - Не смущайся, - добавил он утешающе. - Непреодолимых трудностей нет.
   Я вздохнул.
   - А почему вы появляетесь только по ночам? - спросил я только для того,
чтобы не молчать дальше.
   - Почему по ночам? - удивился Лен. - У нас день.
   - Стало быть, встречное время  предполагает  такую  несовместимость,  -
вслух подумал я.
   - Безусловно. Ваш мир не полностью зеркален нашему.
   - Значит, ваша лаборатория...
   - Находится совсем не там, где у вас эта комната. И наше время, и  наша
география отличны от ваших.
   - Вы знаете нашу географию?
   - Узнаем в конце концов. Как и все о вашем мире. А вы - о нашем.
   Мне не хотелось ждать новых встреч, я торопился узнать побольше:
   - Подожди. Хотя бы вкратце: ваша планета тоже Земля?
   - Разве дело в названии?
   - Что значит иная география? Другие материки и моря?
   - У нас три больших материка, которые занимают примерно треть  планеты,
остальные две трети - океан, теплый  у  экватора  и  холодный  к  полюсам.
Вероятно, как и у вас.
   - И на трех материках разные государства?
   - У нас нет понятия  "государства".  Человечество  управляется  советом
лучших людей планеты. - Лен помолчал и неожиданно спросил: -  А  почему  у
вас в комнате нет никаких приборов?
   Я мысленно перенес свою лабораторию в этот средневековый  замок.  Стало
смешно.
   - Это не моя комната, - сказал я. - И все здесь очень далеко от  науки.
Даже этот единственный прибор. - Я указал  на  забытый  кем-то  на  камине
прибор для бритья.
   - Как же мы будем... работать? - впервые испугался Лен.
   - Не беспокойся. Уже завтра к вечеру здесь будет столько не  верящих  в
привидения физиков, что не забудь ретранслятор.
   - О, это самое легкое, - счастливо улыбнулся Лен. - А теперь мне  пора.
Слышишь?
   Где-то за его спиной вспыхнул радужный глазок и загудел зуммер. Звук не
был похож  на  то  шмелиное  жужжание,  которым  сопровождалось  появление
"призрака". То было тревожное гудение, напоминавшее об опасности.
   - Что это?
   - Энергия на пределе. Нужно отключить поле. Кстати, я  так  и  не  знаю
твоего имени.
   - Андрей, - сказал я.
   - Андрей, - медленно повторил он. -  Трудное  имя.  Но  я  запомню.  До
завтра, Андрей.
   Светящаяся завеса между нами стала темнеть. Снова появились серебристые
искорки, сплетавшиеся в какой-то  замысловатый  узор.  Гудение  нарастало,
заполняя  комнату,  и  неожиданно  смолкло.  А  из  невесть  откуда  вновь
возникшего зеркала на меня взглянули мой курносый нос и  глаза,  затаившие
чудо открытия. Не моего открытия, не мной подготовленного, но я увидел то,
что не видел ни один человек на земле.
   Я подошел к окну. Где-то за лесом уже всходило солнце,  размывая  сырую
шотландскую ночь, полную "странных вещей".


   Наконец мой "воксхолл" выбрался на асфальт шоссе, оставив далеко позади
макбетовский замок. Исправить машину оказалось не так уж трудно, и Родгейм
отлично справился с этим.
   Любопытно началась и окончилась наша встреча. Я не поверил его рассказу
о привидениях, он не поверил моей истории о встрече с  ними.  Выслушал  он
меня, ни разу не перебив и все более мрачнея. Когда я закончил,  он  долго
молчал, пожевывая сигарету и стараясь не глядеть на меня.
   - Не верите?
   - Не люблю мистификаций.
   - А когда к вам обратятся по этому поводу английские  физики,  вы  тоже
сочтете это мистификацией?
   - Не обратятся ко мне английские физики. Вы просто  посмеетесь  с  ними
над глупым шотландцем, поверившим в привидения.
   - Послушайте, Родгейм, - рассердился я.  -  Вы  способны  разговаривать
серьезно или нет?
   Он все еще недоверчиво пожевал губами и не ответил.
   - Вы можете верить в привидения и не верить  в  антимир,  это  в  конце
концов ваше дело. Но у  вас  в  замке  в  комнате  для  гостей  необходимо
поставить самый сенсационный научный эксперимент нашего века. Подумайте не
только об интересах науки, но и о ваших собственных интересах,  о  будущей
мировой славе вашего родового поместья! Завтра к вам явятся  первые  гости
из гартмановской лаборатории. Они, вероятно, тоже не поверят в привидения,
пока лично с ними не встретятся. Но эту встречу вам  надлежит  устроить  и
всячески ей способствовать.
   Так я убедил Родгейма. И когда он, измазанный  в  масле,  вылез  из-под
машины, оставленной мною в лесу, он  все  еще  бормотал,  пожевывая  давно
потухшую сигарету:
   - Антимир? Я и не знал,  что  это  такое.  А  родгеймовский  бекон?  Вы
представляете теперь, как пойдет родгеймовский бекон?!
   Таким я и запомнил его:  грязный,  счастливый,  он  махал  мне  гаечным
ключом и кричал: "Возвращайтесь скорее! И везите всю вашу ученую братию!"
   Я представил себе саркастическую физиономию  Грейвса,  немое  изумление
толстяка  Гартмана,  ледяное  недоверие  Эмили  Кроуфорд  -   единственной
женщины, занимающейся дискретным пространством.  Ничего-ничего,  я  силком
притащу их к Родгейму - пусть сами  встретятся  с  Леном.  Зато  потом  их
оттуда не выманишь. Я представил  себе  газетный  бум,  пресс-конференции,
встречу с соотечественниками в  Москве.  Я  представил  себе  макбетовский
замок, отремонтированный и модернизованный, с  медной  доской  у  калитки:
"Замок Родгейм. Лаборатория  по  исследованию  дискретности  пространства.
СССР - Великобритания". Я представил себе...
   Нет, здесь я поставлю точку. Говорят, Архимед,  открыв  свой  закон,  с
криком "Эврика!" бегал по улицам Сиракуз. Я  тоже  кричу:  "Эврика!"  -  и
выжимаю  предельную  скорость  моей  "старушки".  Мечты  так  дерзки,  что
кружится голова и ветровое стекло застилает мираж. Он начинается  дорожным
жестяным указателем с надписью: "Ардеонейг, 10 миль"  -  и  ведет  к  трем
далеким материкам за светящейся завесой в комнате для гостей.

Last-modified: Wed, 04 Oct 2000 21:45:09 GMT
Оцените этот текст: