а. Пусть неосознанно, но все же, рискуя жизнью, он выманил под пули партизан три десятка карателей, прочно засевших в надежных стенах избы. Подвиг? Несомненно, - согласился Олег, считая, что ему самому просто не повезло: не догадался вовремя, не увидел машины, увлекся боем. Но какая разница, кто сделал? Важно, что сделано. И сделано - будь здоров! Димка окончательно пришел в себя, хотя и побаливала голова, саднила рана на затылке. "Ох и попадет мне от шефа, - думал он. - Было велено: не лезть ни в какие переделки. Легко сказать! Интересно, дорогой шеф: сами вы сумели бы сидеть сложа руки? Не сумели бы, знаем вас. Так что придется смирить гнев..." - А как наши? - спросил он, вдруг вспомнив о страшном исходе боя в старковском прошлом. - Севку убили, - помрачнел Олег. - Севку... - Вспомнились веснушки, узкие, с рыжинкой глаза. Только что рядом был, еще злились на него: больно бдительный, и вот - конец. Ох, не игра это, не игра, ребяточки, настоящая война, которая догнала вас, достала. И не сможете вы уже быть прежними - веселыми и беспечными, неунывающими "орлами" с физфака. Не сможете. Хотя бы потому, что Севку убили... - А остальные, остальные? - Да вроде потерь не так уж много... И опять вмешался Старков: - Немного? Щедрый ты парень, Олег. Для нас любая потеря - беда. Понял: любая! И если бы только один Севка погиб, я бы считал, что мы потеряли слишком много... Он рывком поднялся, подхватил автомат, пошел на улицу. - Комиссар прав, - тихо сказал Димка. - Ты бестактен. - Не спорю, - согласился Олег. - Ляпнул не подумав. Только я помню, что у Старкова уцелело одиннадцать бойцов... - У того Старкова, у нашего. - Да, этот - другой. И прошлое другое. - А вдруг наше? Вернемся, а там - куча изменений. А виноваты в них мы. - Не говори вздора, - обозлился Олег. - Ни в чем мы не виноваты. Ну, я подстрелил человек десять. Ты этих сволочей на Божий свет вытащил. Но не мы погоду сделали. Пока ты у стеночки отдыхал после встречи с доской, Рытов с Севкой ворвались вдвоем в соседнюю избу, гранату - на пол и из двух стволов за три минуты двадцать человек наповал. Хороша арифметика? - Он засмеялся. - Потом Рытов спохватился: что-то слышать хуже стал. Хвать за ухо, а его нет. - Как нет? - Осколком отрезало. Вместе с серьгой. Он и не заметил. - Всю красоту испортило, - покачал головой Димка, спохватился: - Где Раф? - Раненых перевязывает. Он у нас герой, не хуже тебя. - Олег даже присвистнул. - Ну-у, Раф... Он ведь и Торопова спас... - Как? - Прикрыл его. Увидел, что в старика целятся, прыгнул на него и повалил. Сам сверху. - А фашист? - Какой? - Который целился. - А-а, этот... Убили его. Кто-то из наших, - безразлично сказал Олег. - Ну, пошли. - Он взял Димку под руку. - Все уже на площади. 9 Олег ошибался: на площади никого не было. Партизаны собрались во дворе бывшего сельсовета, где теперь обосновался староста. Кто сидел на ступеньках крыльца, кто прогуливался вдоль стены, заглядывал в окна, где Раф, Торопов и староста Стас занимались ранеными. Раненых было семеро. Прошлое физика Старкова разительно отличалось от прошлого, в которое он отправил своих учеников. Только пятеро убитых, среди которых - бдительный Севка, рыжий Севка, веселый и лихой человек. Старков отправил партизан хоронить павших бойцов. На маленьком деревенском погосте они вырыли пять могил, завернули тела в старую мешковину, поставили таблички с фамилиями и двумя датами. Собрались у могил, дали прощальный залп. Всего один: патроны приходилось беречь, хотя и разжились у немцев боеприпасами. Да только понадобятся они еще, впереди - дорога в Черноборье, длинная дорога, мало ли что может на ней случиться... Необходимо было спешить. Раф, выросший в семье врачей-хирургов, умело перебинтовал раны, благо - невелики они. У кого - рука прострелена, у кого - бедро. Рытов красовался в повязке, закрывавшей почти всю голову, ходил чертыхаясь, переживал сильно: несерьезное ранение. Его утешало только, что Димка пострадал еще глупее. Тут все-таки осколок, а у Димки - доска. Раф не считал всяких там царапин или легких сквозных пулевых ран. Тогда и Димку с его ссадиной пришлось бы зачислить в раненые. Нет, это пустяки, до свадьбы заживет и забудется. Рафа волновало состояние Макарыча, у которого было прострелено легкое. Для невеликих медицинских познаний Рафа это ранение казалось слишком серьезным. Макарыч все время терял сознание, дышал тяжело, со свистом. Термометра в деревне не нашлось, но даже на ощупь чувствовался жар. - Успеть бы довезти старика, - говорил Раф комиссару. - Сколько времени займет переход? - С таким обозом - суток трое. - Плохо дело. А быстрее никак нельзя? Или, может, где-нибудь поблизости врач есть? - Врача нету, - вступил в разговор Стас, - а фельдшерица в соседней деревне проживает. Лучше бы к ней... - Медикаменты у вашей фельдшерицы есть? - зло спросил Раф. - Откуда? Травки должны быть. - Травки... Тут антибиотики нужны, - сказал и поморщился, получив увесистый удар по ноге: Олег напоминал забывшемуся товарищу о том, что антибиотики появились лишь после войны, да и то не сразу. Однако никто не заметил обмолвки Рафа, не прислушался. Мало ли какие мудреные названия в медицине имеются? Разве нормальный человек все упомнит? - В отряде есть врачи и лекарства, - сказал Старков. - Значит, надо везти в отряд. Будем рисковать. - Зачем рисковать? - удивился Олег. Его удивило то, что никто из присутствующих не видел явного выхода. - Это пешкодралом трое суток. А на машине? - Ах, черт! - вспомнил Старков, хлопнул себя по лбу. - Действительно. Всю дорогу не осилим, а половину - наверняка. Кто поведет? - Я, - сказал Олег. Раф изумленно посмотрел на него: - Как здоровье? Часов они с собой не взяли: "Полеты" и "Секунды" не годились для военного времени. Но и без часов можно было догадаться: срок эксперимента на исходе. - Который час? - спросил Олег. Старков полез в карман, вытащил старенький плоский хронометр. - Половина седьмого. - И добавил не к месту: - Есть хочется. Олег реплику о еде пропустил мимо ушей, хотя и ему есть хотелось, урчало в животе, а вот поздний час его расстроил. Через полчаса Старков вырубит генератор, и придется топать в избушку, так и не закончив начатого. Олег считал, что это несправедливо. Он хотел довезти Макарыча до Черноборья, увидеть настоящее партизанское соединение, с молодым председателем познакомиться - да мало ли что еще! А тут и попрощаться ни с кем нельзя - не поймут. С чего бы это им расставаться? Вся война впереди... Кончилась война для студентов. Что ж, против уговора не пойдешь. Но надо кое-какие советы оставить... - Верно говоришь, - скрепя сердце начал врать Олег, - я бронетранспортер не доведу. Опыта нет. Шоферы в отряде есть? - Есть, - сказал Старков. - Рытов до войны шофером был. - Он и поведет. Погрузим в машину всех раненых, пулеметы, оружие трофейное - и в путь. А мы - пешочком, не торопясь. - Стоит поторопиться, - вмешался Стас. - Через несколько часов сюда нагрянут фашисты. - Сколько человек в деревне? - спросил комиссар. - Двадцать три со мной. Пятеро мужиков, остальные - бабы с детьми, да стариков трое. - Все уйдут с нами. - И я? - И ты. - А как же деревня? - Тебе что дороже: избы или люди? - Глупый вопрос, - пожал плечами Стас. - Однако людям ведь в избах жить... - Именно: жить. Собирай людей, староста. Да поживей, поживей. Вот и еще одно несоответствие с реальным прошлым Старкова: Стас уйдет с партизанами, и все жители деревни тоже уйдут, и никого не обнаружат каратели, когда примчатся сюда, одержимые жаждой отомстить непокорным "бунтовщикам". Но почему Раф упорно называл реальным именно прошлое своего шефа? А это прошлое? Что в нем нереального? Оно существовало и существует сейчас, оно торопит события, спешит сквозь осенние дни сорок второго года к годам семидесятым, когда другой Старков и другие студенты станут собирать свой чудесный генератор времени, чтобы махнуть назад - на тридцать с гаком лет, и махнуть опять-таки в чужое прошлое, в его третий вариант. Или в десятый. Или в сотый. В самый что ни на есть реальный вариант. В котором, может быть, Макарыча не ранят и не погибнет Севка. Или даже не будет этого боя... ...Раненых погрузили на бронетранспортер, который пригнал умелец Рытов. Набросали в кузов сухого сена, постелили брезент, подсадили к раненым малых детишек. - Может, с ними поедешь? - спросил Рафа Старков. Раф бы поехал, будь его воля... - Да я там только помехой буду, - сказал он бодро. - Пусть товарищ Торопов едет. Старков не настаивал. Наказал Рытову не гнать, в случае чего - сворачивать в лес, выжидать, на рожон не лезть. - С Богом, - сказал Старков. - И без Бога справимся, - хохотнул Рытов, тронул машину, высунулся из окна: - Догоняйте! Осторожно повел бронетранспортер, объезжая ямы с водой, скрылся за околицей. Партизаны смотрели ему вслед, молчали. - И нам пора, - вздохнул Старков, еще раз хлопнул крышкой часов. - Семь без минуты. - Пора, - подтвердил Олег. Он знал точность своего Старкова и надеялся только, что старый хронометр спешит, подгоняет время хозяина. И вправду спешил. Успели построиться, подхватить трофейное оружие, которое не погрузили в машину, вышли за деревню неторопливой колонной - женщины, дети, старики шли в середине. Олег с друзьями намеренно пристроились в хвосте. Вошли в лес, и Олег придержал друзей: вроде бы осмотреться - не ждать ли опасности откуда-нибудь? Опасности не было. Пусто кругом. И дождь моросить перестал. Виднелись еще деревенские избы, крутился дымок над местом недавнего боя, ветер уносил рваные облачка дыма. И вдруг пропал дымок. А возник совсем в другой стороне. И не робкий он был, а сильный, будто затопил кто-то печку в невидной от леса пустой избе. - Кто это? - испуганно спросил Димка. - Кто-то остался? Он обернулся к лесу, куда только что скрылась колонна партизан, прислушался, вдруг рванулся в кусты, обломил ветку, она с треском упала. - Тише, ты! - бросил вслед ему Олег. А Раф все уже понял, усмехнулся невесело: - Не от кого таиться. Вернулся Димка, сказал, ни на кого не глядя: - Все. Конец. Это был конец эксперимента. Пунктуальный Старков отключил поле. Дым над пепелищем исчез, потому что не было пепелища. Печку топили во многих домах - холодная погода, промозглая, - и дым из труб рвался в небо, сливался в мощное серое облако, уходил за деревню. - Интересно, дойдут они до Черноборья? Димка задал вопрос без адреса, просто так спросил, чтобы не молчать. И Олег ответил тоже для того: - Хотелось бы... Теперь и не проверишь: другое прошлое. В нашем вот дошли... - Дойдут, - убежденно сказал Раф. - Должны дойти. Он так считал и не верил в иной исход, не мог верить. - И нам пора? - Пора. Пустой обмен словами. Говорить не хотелось, и надо было говорить. Слишком резко оборвалось действие - сразу и навсегда. Слишком многое осталось там, в прошлом. Именно в прошлом: как же иначе назвать? Теперь и у них, у двадцатилетних, тоже было прошлое - далекое и кровное. - Ты помнишь, где спрятал дублер? - Помню. - Надо бы забрать... - Потом. Успеем. Машинально вглядывались в мягкую тропу - не осталось ли на ней следов. И другая то была тропа, давно знакомая, потому что бегали по ней из лесниковой избушки в деревенский магазин: за сахаром и за хлебом. И на танцы в клуб, бывало, заглядывали - по той же тропке. - Сколько мы отсутствовали? - Как и договаривались: двенадцать часов. - А кажется - дольше. - Кажется... Уже никогда не вернуть напряженных минут боя, ощущения уверенности в себе, кристальной ясности мыслей, которая возникает именно в момент опасности, в состоянии стресса, и ты поступаешь так, как должен поступить, и никак иначе, и твое решение - самое верное, единственное, и ты силен, и ты бесстрашен, и дело твое правое, и победа конечно же - за тобой... - Вроде бы дошли... - Кто? - Мы, мы дошли. Вон наш дворец... Последние шаги к избушке. Выбить сапоги о стальную скобу у порога, снять мокрую грязь. Но тише, тише, чтобы не слышали ни шеф, ни председатель: не стоит портить театральный эффект неожиданного появления. Аккуратно приоткрыть дверь - только бы не скрипнула! На цыпочках - в сени. Дверь в комнату - рывком на себя. - А вот и мы! 10 - Наконец-то, - сердито сказал Старков. Генератор выключен, стрелка - на нуле, рубильник торчал перпендикулярно щиту. Старков пил чай из фаянсовой кружки с петухом, нарочито громко хрустел сахаром, на студентов - никакого внимания. - В самом деле. - Председатель не сумел подыграть Старкову. Он был взволнован, обрадован, все удалось, и живые вернулись. - В самом деле, не могли раньше прийти? - Хорошо, что я опыт ограничил двенадцатью часами, - проворчал Старков. - А то бы они там до конца войны сидели... - Неплохая идея. - Олег повесил телогрейку на гвоздь, уселся за стол, придвинул чайник. - Ух, изголодались... - Не кормили вас там, что ли? - Некогда было. Этим "некогда" Олег невинно намекал на информацию - немалую и важную, которую они готовы сообщить заждавшимся руководителям. Но Старков не понял намек, не захотел понять. Он все еще играл роль сердитого воспитателя, не прощающего ослушников, выдерживал характер. Председатель - тот попроще. Ему прямо-таки не терпелось узнать подробности путешествия, он бросал умоляющие взгляды на Старкова, но тот игнорировал его, тянул чай, помалкивал. Потом не выдержал, спросил Олега: - Что ты на меня уставился? Давно не видел? - Давненько, - протянул Олег. - Считайте: тридцать пять лет. Изменились вы здорово... Старков подался вперед, чуть не опрокинув кружку. Все было мгновенно забыто: и показное равнодушие, нелепое желание убедить всех, да и себя тоже, в том, что важен лишь удачно поставленный эксперимент, само путешествие-во времени, а не его содержание. Мол, с таким же успехом можно было переместиться в год тридцатый, пятый, восемьсот девяностый - в какой угодно... В какой угодно? Ох, врешь, Старков, сам с собой душой кривишь! Ждал ты ребят из своего года, мучился, сгорал от нетерпения. Так не ломай комедию - не перед кем. - Рассказывайте, - почему-то шепотом сказал Старков. - То-то же... - Олег не собирался долго мучить шефа и председателя. Начал рассказ, к нему присоединились Раф с Димкой, перебивали друг друга, вспоминали подробности, вскакивали, размахивали руками, демонстрируя перипетии боя. Поймали Димку: тот вырывался, прикрывал руками голову. Подтащили к Старкову, показали след борьбы с "летающей доской". Вопреки Димкиным страхам Старков не рассердился, только сказал огорченно: - Вечно тебе не везет. Прошлый раз - пуля. Теперь - деревяшка. - Почему не везет? - удивился логичный Раф. - Наоборот: все пули, равно как и все доски, мимо него. Жив, здоров и невредим мальчик Вася Бородин. - Он герой, - заявил Олег. - Он всех спас. - Я герой, - скромно согласился Димка. Здесь, в натопленной избушке, в привычной обстановке, в своем времени все пережитое казалось далеким и, пожалуй, игрушечным. Даже запекшаяся кровь на затылке вызывала скорее приятные воспоминания. Тем более, что голова уже не болела. Теперь и пошутить можно, покуражиться, посмеяться над Рафом, который сначала растерялся, увидев живого фашиста, а потом "совершил рекордный прыжок", прикрыв от пули старого учителя. Или вспомнить бдительного Севку, рыжего Севку и его пикировку с "подозрительными типами". Или то, как умелец Димка разобрался за пять минут в партизанской рации. Или вышутить Олега, ставшего командиром отряда всего на... полчаса, когда шли из леса к деревне. Все-таки это было не их прошлое. Даже не потому, что лежало оно на какой-то иной ветке времени, не совпадало с прошлым Старкова и председателя, вернее, не во всем совпадало. А прежде всего потому, что их прошлое было детсадовским, школьным прошлым веселых игр в "казаки-разбойники", прошлым серьезных фильмов "про войну", которые остались только фильмами, пусть убедительной, но все же иллюзией реальной жизни. И не казалось ли им путешествие таким же фильмом, в котором они сами сыграли прекрасные роли? Вот так: сыграли, а не пережили... Может быть, может быть. И трудно, думал Старков, их упрекнуть за то, что относятся они к прошедшему эксперименту как к лихой игре, к опасной игре, к серьезной, к увлекательной, но - игре. Хотя действовали они - или играли? - надо признать, умно и по-взрослому. Здорово действовали - не упрекнешь ни в чем. - А ведь я никак не мог поверить в ваше ветвящееся время, - задумчиво проговорил председатель. - Как это так: мышь вчера убили, а она сегодня жива-здоровехонька? Не укладывалось такое в моем крестьянском сознании. - Теперь улеглось? - ехидно спросил Раф. Председатель не заметил ехидства или не захотел замечать. - Теперь улеглось. Не в моем прошлом вы побывали. Са-авсем в чужом. Вон у вас Макарыча только ранило, хотя и серьезно, а наш Макарыч еще до этого боя убит был. И Стас в вашем прошлом с отрядом ушел. Значит, жив остался, не казнили его... - Помолчал, подумал, сказал убежденно: - Хорошее у вас прошлое, что и говорить. Так и сказал: "у вас". Он так же, как и студенты, не считал это своим прошлым, своим и старковским. Но раз и навсегда отдал его самим ребятам: вы воевали, вы все переживали, вам вспоминать. Он уже не смотрел на них как на сосунков неумелых, которые жизни не знают, пороха не нюхали. Они были равны ему, равны далекому Рытову, о котором председатель не слыхал с конца войны, равны Старкову, кого партизаны избрали комиссаром отряда прикрытия, несмотря на его тоже несерьезный возраст. И у председателя и у студентов сейчас было прошлое, которым стоило гордиться. И он гордился им, как гордился самими ребятами, хорошими ребятами, смелыми и надежными - так он считал. А Старков молчал. Он узнал все, что хотел узнать. - Скажите, профессор, - спросил его Димка. - Почему вы так настаивали именно на сорок втором, на этих местах, на вашем отряде? Ностальгия по былому? Старков усмехнулся: красиво говорит парень. Может, и вправду ностальгия? Пожалуй, что так. Но не только она. Надо ли скрывать дальше? Он встал, подошел к шкафу, стащил с него свой чемодан, старый кожаный чемоданчик, щелкнул замками, порылся, выбросил на стол толстую тетрадь, по сути даже не одну, несколько, переплетенных в общий клеенчатый переплет. На переплете синими чернилами значилось: "1941-1944". - Что это? - спросил Олег. - Посмотри сам. Олег протянул было руку, но Димка опередил его. Он сейчас вспомнил полутемную землянку, вспомнил бородатого комиссара, что-то сосредоточенно пишущего при свете коптилки. Схватил тетрадь, быстро перелистал ее, нашел то, что искал, поднял голову: - Можно прочесть? Старков кивнул. - Давай вслух, - нетерпеливо сказал Раф. Димка начал запинаясь: почерк неважный, да и карандаш истерся с тех пор, некоторых слов вообще не разберешь. - "Нас осталось двадцать девять, - читал Димка. - Подождем день-другой и тоже тронемся. В деревне пока тихо. Стас молчит, никого не присылает. Выставил дозоры, следим за дорогой. Сегодня дозор Торопова привел троих. Говорят: из отряда Лескова. Парни молодые, из бывших окруженцев. Принесли весть: отряд Лескова разбит наголову, только они трое и спаслись..." Димка оторопело посмотрел на Старкова. Тот сидел с закрытыми глазами, улыбался воспоминаниям. - Как же так? - Димка почему-то осип, говорил хрипло, будто простыл днем: - Выходит, это мы были? Выходит, вы все заранее знали? Старков встал, подошел к Димке, отобрал дневник, снова сунул в чемодан. - Ничего я толком не знал. Разве догадывался... - Сел за стол, подмигнул Димке: - Давайте ужинать. Самое время.