и самих молекул! - Как же вам удалось превратить хаотическое движение молекул в направленное? - спросил Фокс. - Это длинная история. Пока довольно сказать, что, изучая молекулярное движение, физики учитывали только роль тепла, игнорируя электрические явления. Мне пришлось углубиться в изучение сложной игры сил, происходящей в самих атомах, из которых состоят молекулы, и овладеть этой игрой. - Так что, по существу, это уже не броуновское движение, а скорее электрическое? - спросил Фокс. - Оба явления находятся в связи. Фокс задумался. - Допустим, - сказал он, - что вам удалось овладеть молекулярным движением, призвав на помощь электрические факторы притяжения и отталкивания, изменения потенциала, перезарядки, если я вас понял. Но все, что вы показывали, относится к неорганическому миру. - А разве тело человека состоит не из неорганических веществ, не из молекул и атомов? - возразил Хайд. - Трудности заключались не в этом. Первая из них в том, чтобы привести к одному знаменателю движения молекул различных скоростей, иначе человеческое тело было бы просто разорвано. Мне пришлось связать две области: физику и электрофизиологию. Для усиления же электрического потенциала я вводил в организм искусственные радиоэлементы, которые и снабжали его лучистой энергией. Получилась цепь: от импульсов мозга, мысли - к нервной системе, от нервной системы - к явлениям электрофизическим, от них - к молекулярным. - И вам это удалось? - Судите сами. Сатиш, гусеницу! Второй помощник Хайда принес цветок в горшке с сидящей на листе гусеницей и ударил по ветке. Гусеница свалилась, но на полпути до пола вдруг остановилась в воздухе. Фокс провел рукой, думая, что гусеница висит на паутине, но паутины не было. Сатиш осторожно взял гусеницу, положил на лист и унес. Вслед за этим, уже без приказания, он принес маленького цыпленка с не отросшими еще крыльями и выпустил на пол. Сатиш громко хлопнул в ладоши. Испуганный бескрылый цыпленок вдруг поднялся на воздух, с писком пометался по комнате и вылетел в окно, выходящее в парк. Фокс подошел к окну и увидел, как цыпленок опустился на траву. - Не отходите от окна, Фокс, - сказал Хайд. Сатиш вынес в сад кошку, посадил на дерево и потом позвал: - Кудэ! Кудэ! Иди скорей! Смотри, кошка! Кошка! Послышался лай, и к дереву подбежала маленькая собачка Кудэ (Малютка). Увидав кошку, она залаяла, сделала прыжок и вдруг с жалобным визгом понеслась в небо. Ее лай и визг слышались все дальше, глуше. - Кудэ! Кудэ! Кудэ! - закричал Сатиш. Собака, которая была уже на высоте сотни метров, начала спускаться. Скоро она была уже возле Сатиша. Радостно подпрыгнув, она вновь едва не улетела, но Сатиш вовремя подхватил и унес ее. - Теперь предпоследний номер нашей программы, - весело сказал Хайд. - Не отходите от окна, мистер Фокс. Сатиш посадил на дорожку большую жабу и легонько толкнул ее ногой. Жаба подпрыгнула и полетела над кустами, деревьями все выше и выше. Скоро Фокс потерял ее из виду, но еще долго смотрел в синеву неба. - Ну что вы скажете? - спросил Хайд. Фокс молча сел на стул, машинально посмотрел на ручные часы, вздрогнул, быстро положил в рот сразу две пилюли, но на этот раз даже не почувствовал их вкуса. - Надеюсь, все это уже можно назвать левитацией? - сказал Хайд, обмахиваясь веером. - Вы, конечно, обратили внимание на поведение левитантов? Гусеница, которую вы видели, обладала способностью опускаться вниз на паутине. Я закрыл у нее выводные протоки паутинных желез, поэтому в момент поднятия она не могла выпустить паутину и висеть на ней. Но нервные центры работали обычно и посылали соответствующие импульсы. Этого было достаточно, чтобы привести в действие по-новому организованное молекулярное движение и произвести электрическую перезарядку молекул в отношении заряда Земли, и гусеница "повисла в воздухе". Цыпленок - птица, почти разучившаяся летать, но сохранившая инстинкты, необходимые для летания. И, пользуясь этими инстинктами, она могла более полно использовать новую способность левитации, чем гусеница. Собака может только прыгать. И хотя она умственно высокоразвитое животное, однако неожиданный полет ошеломил ее, и она улетела бы в небо и погибла, если бы зов Сатиша не дал ей стимула - желания вернуться назад. Что же касается жабы, стоящей на довольно низкой ступени развития, то она погибла, долетев до холодных и бедных кислородом слоев воздуха. Как показали опыты, со смертью животного исчезает и способность к левитации, и наша лягушка, быть может, уже упала на голову какого-нибудь изумленного крестьянина... Впрочем, способность к левитации исчезает, должна исчезнуть после того, как в организме произойдет распад искусственных радиоэлементов. Из всех этих опытов, - продолжал Хайд, - вы, конечно, и сами сделали общий вывод: использовать левитацию можно тем шире, чем больше развиты высшие нервные центры животного. Полное же овладение левитацией возможно только человеком. - Опыт с жабой вы назвали предпоследним, но последнего так и не показали, - сказал Фокс. - Не трудно догадаться, что последний опыт и будет человек, - ответил Хайд. - Будет! Значит, такого опыта вы еще не проделывали? - Вы видите, что почва для этого вполне подготовлена, - возразил Хайд - Возьмите этот опыт с собакой, нервная система которой и, в частности, полушария головного мозга, видимо, не пострадали от левитации, несмотря на то, что в ее организме должны были произойти большие изменения в кровообращении, в работе нервной системы и другие. И я жду только... В это время в дверь постучались, и в комнату вошел Бхарава-Пирс. - А, мистер Пирс! Почтенный гуру(*3)! Бхарава-бабу - с насмешкой сказал Хайд. - Какие новости? - Мистер Броунлоу послал меня к вам. - Броунлоу уже беседовал со мной. Кого он назвал? - Ариэля Аврелия Гальтона. - Пусть первым летающим человеком будет Ариэль, - безразличным тоном сказал Хайд. - Я вижу в этом даже перст судьбы, - заговорил Пирс, возводя глаза к потолку. - Вы знаете, что в Дандарате принято давать воспитанникам новые имена. Аврелия мы назвали Ариэлем по созвучию, Ариэль - спутник планеты Урана. Вместе с тем Aizy - воздушный. Уран же - божество, олицетворяющее небо. - Пощадите, мистер Пирс! Вы так вошли в свою роль саниаси(*4) Бхаравы, что забываете, перед кем мудрствуете! - Привычка - вторая натура, - с улыбкой, уже другим тоном ответил Пирс. - Я вот о чем хотел спросить вас, мистер Хайд. Опыт не угрожает жизни Ариэля? - Думаю, что нет, - отвечал Хайд. - Но если вы так дорожите его жизнью, сделайте первый опыт на себе. Для меня безразлично, с кого начать. Летающий директор школы! Это было бы эффектно! Пропустив злую шутку Хайда мимо ушей. Пирс задал новый вопрос: - А умственным способностям опыт не угрожает? - Весьма возможно. - Ну что же делать? Имея в виду важность дела, мы должны идти на некоторый риск, - со вздохом сказал Пирс. - Терпеть не могу, когда вы говорите таким иезуитским тоном. Ведь я насквозь вас вижу, мистер Пирс. Больше всего вам хотелось бы, чтобы Ариэль остался жив, но сошел с ума, однако и не настолько, чтобы его нельзя было использовать для ваших теософических и - ха-ха-ха! - оккультных целей. Ведь так, старая лисица? Пирс хотел вспылить, но, вспомнив, что Хайд человек нужный, сдержался и сухо ответил. - Наш долг - повиноваться высшим предначертаниям. Я очень рад, что вы уяснили, в каком направлении необходимо действовать. Ариэль придет к вам сегодня вечером. Но будьте осторожны, мистер Хайд. Подготовьте его к тому, чем он станет. Неожиданное получение способности летать не шутка. Как бы он сразу не разбил себе голову Глава четвертая. Друзья Шарад вернулся из больницы в комнату Ариэля. Между ними установились необычные для воспитанников Дандарата отношения. По правилам школы, старший должен был руководить младшим, являясь первым и ближайшим воспитателем и "вероучителем", гуру. Никакой близости, интимности, дружбы не допускалось. Слепое подчинение младшего старшему было основой воспитания. Но Ариэль сохранил в душе долю самостоятельности под личиной полного повиновения. Чувство самосохранения заставляло его быть лицемерным, прибегать к симуляции. И в этом он достиг виртуозности. По такому же пути Ариэль и вел Шарада. Малыш инстинктивно понял, что от него требуется. Он принимал сокрушенный вид, когда при посторонних Ариэль сурово бранил его за проступки, которых он не совершал. Когда же они оставались одни, Ариэль тихо шептал на ухо своему воспитаннику поучения, от которых пришли бы в ужас учителя и воспитатели Дандарата. Нередко у Ариэля вырывались слова: "Как я ненавижу их" - и Шарад понимал, о ком говорит гуру Ариэль. Шарад в не меньшей степени ненавидел Пирса и всех его мучителей, но у него это чувство было парализовано страхом. Мальчик дрожал и оглядывался, боясь за себя и за Ариэля, когда Ариэль доверял ему свои сокровенные мысли. Однажды вечером Ариэль тихо беседовал с Шарадом. В коридоре послышались крадущиеся шаги Бхаравы. Ариэль, слух которого был чрезвычайно тонок, тотчас отошел от мальчика и начал громко бранить его. Шарад сделал виноватую рожицу. Бхарава вошел в комнату, пытливо, как всегда, посмотрел на воспитанников и обратился к Ариэлю с такими словами: - Сын мой! Не жалея сил и труда, мы растили и холили тебя. Настало время сбора плодов. Ты уже юноша. Твое образование закончено. Пора приниматься за работу - послужить тем, кто кормил и воспитывал тебя, отблагодарить за их заботы, кров и стол. Дандарат оказал тебе высокую честь, предназначив к великому служению, и я надеюсь, что ты вполне оправдаешь наше доверие. Во время этой речи, произнесенной напыщенным тоном, Ариэль смотрел прямо в глаза Бхараве, как человек, которому нечего скрывать. Юноша понял, что решается его судьба, в его жизни наступает перелом. Но ни один мускул не дрогнул на его лице, ни малейшего волнения не отразилось на нем. Шарад тоже понял, что ему предстоит разлука с единственным человеком, который облегчал его существование. Шарад еще не умел владеть собой так, как Ариэль, поэтому он опустил глаза и даже старался не дышать, чтобы не обратить на себя внимания страшного Бхаравы. Ариэль "взял прах от ног" Бхаравы, то есть нагнулся, прикоснулся рукой к стопам Бхаравы, той же рукой прикоснулся к своему лбу и сказал: - Мои мысли, мои желания, мои поступки, моя жизнь принадлежат вам. Бхарава, кончив испытующий осмотр, остался доволен. В первый раз за все годы обучения он приласкал Ариэля - дотронулся кончиками пальцев до его подбородка и затем поцеловал их. - Иди за мною, Ариэль. Твой первый шаг будет шагом уже на новой стезе жизни! Ариэль последовал за ним, как хорошо выдрессированная собака. А Шарад, оставшись один, закрыл лицо руками и, не будучи в силах сдерживать себя, заплакал. Какова же была его радость, когда в полночь он вдруг почувствовал знакомое прикосновение руки и услышал шепот Ариэля. - Это ты, дада(*5)? - спросил он шепотом. - Я, Шарад, не бойся. - Что с тобой было, дада? - Тише!.. Бхарава... Знаешь, он совсем не индус, а англичанин Пирс... Он повел меня к Чарлзу Хайду, это ученый. Тоже сагиб. Хайд, когда увидел Бхараву, воскликнул: "Вот и вы, мистер Пирс! И Ариэль?" Бхарава так озлился... замигал Хайду. Хайд тогда поправился, сказал: "Добрый вечер, Бхарава-бабу!" Но я уже понял, что Бхарава не индус. Впрочем, я и раньше догадывался об этом. Здесь у нас лгут на каждом шагу. - И что же делал этот Ха? - торопил Шарад. - Хайд? Он только осмотрел меня как доктор, потом сказал Бхараве: "Вполне годен. Здоров. Через несколько дней он у нас". Но тут Пирс вновь начал делать гримасы, и Хайд приказал: "Приходи рано утром, до завтрака, понимаешь? До завтрака. Ничего не ешь, но хорошенько вымойся. Прими ванну, а не только обычное ваше омовение". Вот и все. - Почему же ты так долго не приходил? - Бхарава делал мне наставления: "Повиновение, повиновение и еще раз повиновение!" - и Ариэль тихонько рассмеялся. В эту ночь друзья мало спали. Шарад горевал о предстоящей разлуке с другом. Ариэль гадал о том, что ожидает его. Глава пятая. На новой стезе Когда на другое утро Ариэль, простившись с Шарадом, явился к Хайду, тот встретил его в белом халате и белой шапочке. Они вошли в комнату, напоминающую и операционную и рентгеновский кабинет, только с более сложной и необычной аппаратурой. Хайд приказал Ариэлю раздеться и лечь на стол, устланный белой клеенкой. Ариэль, как всегда, беспрекословно повиновался, предполагая, что его будут погружать в гипнотический сон, который Ариэль умел артистически симулировать. Но он ошибся. Хайд приказал Ариэлю проглотить разведенный в воде порошок и затем крикнул: - Уильям, маску! Молодой человек в белом халате и белом колпаке наложил на лицо Ариэля маску с ватой, от которой исходил сильный приторный запах. - Дыши глубже, Ариэль, и громко считай! - приказал Хайд. - Раз... два... три... - начал Ариэль. К концу второго десятка он стал сбиваться со счета, делать паузы и скоро потерял сознание... - Ну вот и все, - услышал он, когда вновь пришел в себя и открыл глаза. Его тошнило, в голове шумело. Он лежал уже на полу в кабинете-лаборатории Хайда. - Ну что, плохо себя чувствуешь? Ничего, это скоро пройдет. Полежи спокойно, - сказал Хайд. Он так и лежал на циновке, уже полураздетый, как всегда, с красными от бетеля губами и курил трубку, обмахиваясь веером. Помня предупреждения Пирса, Хайд решил осторожно подготовить Ариэля к роли летающего человека. И когда Ариэль окончательно пришел в себя, Хайд сказал ему: - Ты сильный, Ариэль? Мог бы ты приподнять такого же юношу, как сам? - Не пробовал, но думаю, что мог бы, - помедлив ответил он. Жизнь в Дандарате приучила его к осторожным ответам. - Каждый здоровый человек может приподнять тяжесть, равную весу его тела и даже больше! Уильям! Поскачи-ка на стуле! - приказал ученый явившемуся на его зов Уильяму. Уильям, уже подготовленный к этому, сел верхом на венский стул, обвил ногами его ножки, а руками ухватился за спинку и начал подпрыгивать, двигаясь по комнате скачками, как это делают дети. Ариэль с удивлением смотрел на галопирующего Уильяма. - Обрати внимание, Ариэль, ноги у Уильяма не касаются пола. Уильям только рывком вверх и вперед дергает стул и приподнимается вместе с ним на воздух. При каждом рывке он подскакивает вместе со стулом не более чем на три-пять сантиметров и на столько же подвигается вперед. Но если бы Уильям при том же весе был сильнее, то, не правда ли, он подскакивал бы выше и прыгал дальше? Не так ли? И чем сильнее, тем выше и дальше. В этом нет ничего чудесного и необычайного. Ну, так вот. Запомни теперь, Ариэль. Пока ты находился под наркозом... пока ты спал, я ввел... влил в твое тело... ну, жидкость, которая во много раз увеличила твою силу. И теперь ты сможешь прыгать на стуле получше Уильяма. Попробуй! Вставай, садись на стул и прыгай, как Уильям. Уильям уступил место Ариэлю, привязав предварительно к обручу стула бечеву, конец которой держал в руке. - Прыгай, Ариэль! Ариэль дернул стул и неожиданно для себя сделал такой прыжок, что ударился бы головой о потолок, если бы не бечева. Но эта же бечева задержала полет по дуге, и Ариэль упал вместе со стулом на пол, повалив и Уильяма. Хайд громко рассмеялся, но вдруг нахмурился. Он, видимо, волновался, даже перестал жевать бетель. - Ты не ушибся, Ариэль? - Немного... Только колено и локоть, - ответил Ариэль, совершенно ошеломленный всем происшедшим. - А что ты чувствовал, когда полетел? - Я... Мне как будто что-то легко ударило в голову и плечи... Что-то давило, только не снаружи, а изнутри... - Так... Так... Этого и надо было ожидать, - пробормотал Хайд. - Но не очень сильно? Не больно? - Нет. Только в первый момент. Я очень удивился и даже немного испугался. - И это не мешало тебе думать? Ты не терял сознания хотя бы на мгновение? - Нет, - ответил Ариэль. - Кажется, что нет. - Отлично! - воскликнул Хайд и пробормотал: - По крайней мере для меня. Пирс не всем будет доволен, но это его дело. Ну, а что ты упал, ушибся, в этом виновата бечева. Без нее, впрочем, ты рисковал бы разбить себе голову об потолок. Бечеву же мы привязали потому, что ты еще не умеешь управлять своей силой. Слушай, Ариэль, слушай внимательно. Теперь ты умеешь делать то, чего не умеет делать ни один человек. Ты можешь летать. И для того чтобы полететь, тебе надо только пожелать этого. Ты можешь подниматься, летать быстрее или медленнее, поворачиваться в любую сторону, опускаться по своему желанию. Надо только управлять собой, как ты управляешь своим телом, когда идешь, встаешь, садишься, ложишься. Понимаешь? Ну, попробуй еще попрыгать на стуле. И уже не дергай стула, а только подумай о том, что тебе надо приподняться, лететь. Ариэль уселся на стул, взялся за спинку и подумал: "Я сейчас поднимусь!" И он действительно поднялся на высоту метра, облетел комнату и плавно опустился возле Хайда, сам не веря себе. - Молодец! Ты делаешь быстрые успехи. - А без стула я могу летать? - спросил Ариэль. Хайд расхохотался, брызгая красной слюной. - Ну конечно! Ха-ха-ха! Ты думал, что стул - летательный аппарат, вроде помела ведьмы? Ты теперь стал летающим человеком. Первым человеком, который может летать без всяких механизмов и крыльев. Гордись! Ариэль встал со стула. "Поднимусь!" И он поднялся, неподвижно повиснув в воздухе. - Ха-ха-ха! Авантюрист? Шарлатан? - грохотал Хайд, вспоминая своих ученых коллег, не признававших его. - Не угодно ли? Дверь кабинета открылась. На пороге стоял Бхарава, из-за его плеча выглядывал Фокс. Пирс-Бхарава, увидав Ариэля между полом и потолком, широко открыл рот и словно окаменел. Фокс болезненно сжал сухие губы и изогнулся в виде вопросительного знака. Ариэль плавно поворачивался, опускался и снова медленно поднимался. - Входите, мистеры! Что же вы? - торжествующе окликнул их Хайд. Пирс наконец пришел в себя и бросился закрывать окно, ворча: "Какая неосторожность!" Потом обошел вокруг Ариэля, качая головой. - Поздравляю вас, коллега! - выдавил из себя Фокс, подойдя к Хайду и кривя рот в улыбку. - Ну что? Это получше вашей мухи? - спросил Хайд, фамильярно хлопнув Фокса по плечу так, что тот покачнулся. Ариэль опустился на пол. А Бхарава-Пирс поспешил к телефону, вызвал Броунлоу и попросил его немедленно прибыть к Хайду. - Как же ты чувствуешь себя, когда летаешь? - спросил Бхарава Ариэля. - Хорошо. Вначале немного неприятно... тело, плечи... - Так, так! В голове мутится? Мысли мешаются? - Нет. - Умственные способности у Ариэля не нарушены, увы... Гм... Да, да! - сказал Хайд. Пирс многозначительно посмотрел на него. Скоро появились мистер Броунлоу и миссис Дрейден. Ариэля заставляли подниматься к потолку, летать по комнате стоя, лежа, "рыбкой", как сказала миссис Дрейден, переворачиваться, совершать всяческие фигуры высшего пилотажа. Миссис Дрейден ежеминутно ахала то от страха за Ариэля, то от восхищения и восклицала: - Прелестно! Чудно! Очаровательно! Броунлоу, с довольным видом потирая руки, поощрял Ариэля на все новые воздушные трюки. - Да вы замучаете его! - добродушно воскликнул Хайд и приказал Ариэлю опуститься на пол. Все, кроме Хайда, уселись, и Бхарава, обращаясь к Ариэлю, произнес речь, как всегда высокопарную, изобилующую цитатами и восточными метафорами. Он снова говорил о великой чести, которой удостоился Ариэль, ставший чуть ли не сыном Индры, бога неба и атмосферы, и братом Маруты, бога ветров, о великом могуществе, которое получил Ариэль, но и о великой ответственности. Бхарава внушал Ариэлю, устремив на него гипнотический взгляд, беспрекословное, абсолютное повиновение и угрожал страшными карами за малейшее ослушание. - Если же ты вздумал бы улететь, то помни, что тебя ждет такая ужасная, мучительная, страшная смерть, какой не умирал еще ни один человек. Куда бы ты ни улетел, на высокие горы, в темные джунгли, в дикие пустыни или даже на край света, помни, мы найдем тебя всюду, потому что власть наша безгранична. И тогда... - Бхарава начал рисовать картины всевозможных пыток и мучений так красочно, что миссис Дрейден стала ежиться и ахать. - И еще помни: ни одному человеку не должен ты показывать, что можешь летать. Не смей даже говорить об этом. Не смей и летать, подниматься хотя бы на дюйм от пола без нашего приказания. Не летай, даже находясь один в комнате! И Бхарава начал делать руками жесты, которые, вероятно, должны были закрепить внушение. Затем уже своим обычным голосом он строго сказал: - Сейчас можешь идти к себе. Помни всегда о моих словах. Ариэль поклонился и направился к двери, стараясь ступать, как обычно, и опасаясь взлететь при каждом шаге. "Я должен идти, идти, а не лететь!" - мысленно твердил он. Когда Ариэль вышел, Пирс опасливо проводил его взглядом сквозь неприкрытую дверь. Потом он вздохнул с облегчением и сказал, как бы отвечая своим мыслям: - Нет, он не улетит! Как всех воспитанников Дандарата, мы совершенно обезволили его. - Все-таки неосторожно было отпускать Ариэля одного, - заметил Броунлоу. - Что же вы, на цепочке его будете теперь держать и отпускать, как привязанный шар? - насмешливо спросил Хайд. - Можно было отправить с провожатым, который держал бы его за руку, - возразил Броунлоу, - и затем посадить под замок в комнату без окон. - А если бы он и с провожатым улетел? - насмешливо спросил Хайд. Дрейден вскрикнула от удивления, а Броунлоу поднял брови на лоб. - Возможно ли это? - Вполне, - ответил Хайд, - если только провожатый не будет тяжелее самого Ариэля. - Еще одно осложнение, - воскликнул Броунлоу. - Обо всем этом надо было подумать раньше. Я свое дело сделал, а как вы будете охранять и демонстрировать вашего Индру, это уже не моя забота, - заявил Хайд. - Мистер Броунлоу, - вмешался Пирс, - ваши опасения совершенно неосновательны. Ариэль уже давно на крепкой цепочке: он не только обезволен, но и находится в постоянном гипнотическом трансе. Я так часто внушал ему под гипнозом полное повиновение, что теперь всякое мое приказание он воспринимает как непреложное и не нарушит его даже под страхом смерти. Это надежнее железных оков. Я беру всю ответственность на себя. Броунлоу промолвил, пожав плечами. - Пусть будет так! Хайд заговорил о вознаграждении и начал шумно торговаться с Пирсом. Они так спорили, что миссис Дрейден, опасаясь того, что у нее начнется мигрень, поднялась. Вслед за нею поднялся Броунлоу. - Мы с вами еще поговорим, мистер! - сказал Пирс Хайду, провожая гостей. Они вышли из дома - Пирс с Броунлоу, а Фокс с миссис Дрейден. Она расспрашивала Фокса, каким образом удалось "этому кудеснику Хайду" создать летающего человека, и, не вслушиваясь в ответы, прерывала его все новыми вопросами: - А животных можно сделать летающими? Кошку, например? - спрашивала она. - Да, я сам видел, как летела собака, потом жаба... - Изумительно! Я непременно закажу мистеру Хайду, чтобы он превратил мою кошечку Кюин в летающую. Она будет по вечерам отгонять от веранды летучих мышей, которых я страшно боюсь и которые мне портят лучшее время суток. Ведь в этой Индии, в Мадрасе, только и живешь вечерами. Как это будет восхитительно! И так как миссис Дрейден была не только оккультисткой, но и поэтессой, то, подняв свои бесцветные глаза к небу, она начала импровизировать: По небу летела летучая мышь, За нею летела летучая кошка. У Пирса и Броунлоу разговор шел в ином направлении. Пирс спрашивал Броунлоу, будут ли они создавать при помощи Хайда других летающих людей, или же Ариэль останется единственным. И в последнем случае, чтобы Хайда не переманили их враги, не следует ли принять соответствующие меры... "Не убить ли Хайда?" - с полуслова понял Броунлоу и сказал: - Пока надо принять меры к тому, чтобы он не ушел от нас. Других летающих людей мы делать не будем. Но с Ариэлем может что-нибудь случиться. Хайд будет нам еще нужен. Следите только за тем, чтобы и Хайд был изолирован от внешнего мира. Ясно? Пирс кивнул головой и ответил: - Будет исполнено. Глава шестая. К неведомой судьбе Выйдя от Хайда, Ариэль направился к общежитию по дорожке сада. Он ступал медленно, словно только учился ходить, и так нажимал подошвами сандалий, что хрустел песок, которым была усыпана дорожка. Он не сомневался, что за ним следят. Ариэль все еще находился под впечатлением своих полетов по комнате. Он может летать! Эта мысль наполняла его радостным волнением, причины которого он боялся понять сейчас здесь, в саду, при свете солнца, под взглядами Бхаравы, которые он чувствовал на себе. Ариэль подавлял, не допускал на поверхность сознания мысли, которые, словно ликующая песнь, звучали в его душе: "Свобода! Освобождение!" Он упивался лишь отзвуками этой песни. Только повернув за угол, он разрешил себе подумать осторожно, чтобы мысль не перешла в действие: "Если бы я только захотел, то сейчас же мог бы подняться и улететь из этой ненавистной школы, от этих ужасных людей" И он еще усерднее, еще тверже наступал на этот хрустящий песок. Ариэль никогда за все годы пребывания в школе не оставлял мысли выбраться на волю, узнать свое прошлое, разыскать родных. Несмотря на запреты и гипнотические внушения, он ночами, оставаясь один, старался вызвать в памяти воспоминания раннего детства, до поступления в Дандарат. Иногда картины этого прошлого - обрывки того, что сохранила память, - он видел и во сне, причем сны бывали даже ярче, чем сознательно вызываемые воспоминания. Он видел совсем другую страну, свинцовое небо, уличные фонари, тускло мерцающие сквозь густой серо-бурый туман, огромные, мокрые от сырости и дождя здания, людей, которые внезапно возникали и так же внезапно исчезали в сумеречных клубах тумана... Он сидит в автомобиле и смотрит на этот дымчатый, сырой, расплывчатый мир... И вдруг иная картина... Большая комната. Огромный камин, в котором пылают дрова. Ариэль сидит на ковре и строит из кубиков дом. Рядом на шелковой подушке сидит белокурая девочка и подает ему кубики. В мягком кресле, возле камина, с книгой в руках, строго поглядывая поверх очков, сидит старуха в черной кружевной наколке на седой голове. В комнату входит человек в черном костюме. У него злые, круглые, как у филина, глаза и отвратительная фальшивая улыбка. Ариэль так боится и ненавидит этого человека. Человек в черном костюме идет по ковру, улыбаясь все шире, в глазах его злоба. Он растаптывает домик из кубиков. Ариэль плачет и... просыпается. За окном вырисовываются листья пальмы, на глубоко-синем небе - крупные звезды... Мечутся летучие мыши... Душная ночь, Индия... Дандарат... Иногда Ариэль видел себя в маленькой душной качающейся комнате. За круглым окном - огромные страшные зеленые волны. А напротив Ариэля на диване еще более страшный, чем волны, черный человек, тот самый, который растоптал во сне или наяву игрушечный домик... Других воспоминаний раннего детства память не сохранила. Ужасы Дандарата, через которые Ариэль прошел, заслонили прошлое. Но оно живет в душе Ариэля, как несколько былинок в песчаной пустыне. Одиночество, безрадостное детство и юность. Ни родных, ни друзей... Вот только Шарад... Бедный Шарад! Он ступил лишь на первую ступень лестницы мучений. Если бы удалось его избавить от этого ада! "Я могу летать..." Но Ариэль усилием воли отгоняет эту мысль и твердо ступает по земле. - Ариэль, дала! - радостно шепчет Шарад, увидев входящего друга, но тотчас умолкает, взглянув на строгое выражение его лица. Сейчас не время для беседы. Прозвонил гонг, сзывающий на завтрак, и друзья отправились в столовую молчаливые, не глядя друг на друга. В этот день Шарад получил несколько замечаний от воспитателей за рассеянность. День тянулся медленно. Перед закатом солнца в комнату Ариэля зашел Бхарава и сказал Ариэлю, чтобы он не забыл взять у эконома новую одежду. - Завтра в пять часов утра я зайду за тобой. Будь готов. Вымойся, надень новую одежду. Ариэль покорно наклонил голову. - Как Шарад? - спросил, уходя, Бхарава. - Плохо овладевает сосредоточением, - ответил Ариэль. - Надо построже наказывать, - сказал Бхарава и, метнув на Шарада сердитый взгляд, вышел. Перед сном, как всегда, Ариэль заставил Шарада прочитать несколько отрывков из священных книг - Шастров. Он был спокоен, строг и требовал, чтобы Шарад читал громко, нараспев. От внимания Шарада, однако, не ускользнуло, что Ариэль несколько раз бросал взгляд на окно и в это время по лицу Ариэля проходила тень озабоченности. Деревья в парке шумели от порывов ветра, предвещавшего дождь. Раздавались отдаленные раскаты грома, но на небе еще ярко сверкали звезды. И только когда с правой стороны бледно-туманная полоса Млечного Пути начала темнеть от надвигавшейся тучи, Ариэль вздохнул с облегчением. Вскоре послышалось шуршанье первых крупных капель дождя. В темноте мелодично прозвучал гонг - настал час отхода ко сну. Шарад захлопнул толстую книгу, Ариэль задул светильник. Они сидели на циновке плечом к плечу в тишине и мраке. Шарад услышал, как Ариэль поднялся. Следом за ним встал и Шарад. Ариэль обнял его и приподнял. - Какой ты легонький! - шепнул Ариэль и чему-то тихо засмеялся. - Хочешь, Шарад, я подниму тебя еще выше? И мальчик почувствовал, как Ариэль поднял его почти до потолка, подержал на высоте и опустил. Неужели у Ариэля такие длинные руки? - Ложись, Шарад! - шепнул Ариэль. Они легли на циновку, и Ариэль зашептал в самое ухо мальчика: - Слушай, Шарад! Хайд сделал из меня летающего человека. Понимаешь, я теперь могу летать, как птица. - А где же твои крылья, дада? - спросил Шарад, ощупывая плечи Ариэля. - Я могу летать без крыльев. Так, как мы летаем во сне. Они, наверно, хотят показывать меня людям, как чудо. А я... я хочу улететь из Дандарата! - Что же со мной будет без тебя, дада? - заплакал Шарад. - Тише! Не плачь! Я хочу взять и тебя с собой. Ты легонький, и я думаю, что смогу улететь вместе с тобою. - Возьми! Возьми меня отсюда, дада! Здесь так плохо, так страшно. Я умру без тебя, - шептал мальчик. - Возьму... Слышишь, как шумит дождь? Это хорошо. В темноте нас никто не увидит... Окно открыто... Тсс!.. Чьи-то шаги... Молчи!.. Дверь скрипнула. - Ты спишь, Ариэль? - услышали они голос Бхаравы. - Ариэль! - Мм... - промычал Ариэль, потом, как бы вдруг проснувшись, воскликнул: - Ах, это вы, гуру Бхарава! - Почему ты не закрыл окно, Ариэль? Посмотри, сколько натекло воды на пол! - Бхарава закрыл окно, опустил шторы и ушел, ничего больше не сказав. Ариэль понял: Бхарава следит за ним, не доверяет. Окно можно открыть, но что, если за окном Бхарава поставил сторожей? Стоит поднять штору, и начнется тревога... Шарад, лежа на циновке, дрожал как в лихорадке. За окном уже шумел ливень. Удары грома раздавались все ближе, чаще, громче. Вспышки молний сквозь светлую штору освещали комнату голубым пламенем. Ариэль стоял у притолоки окна с нахмуренным лицом. Потом он снял с деревянного колышка на стене полотенце и шепнул Шараду: - Иди за мной. Они приоткрыли циновку-стену, проникли в соседнюю комнату, бесшумно вышли в коридор. Здесь было совершенно темно. Ариэль шел вперед, ведя Шарада, который держался за конец полотенца. Все спали. Кругом была тишина. Они спускались и поднимались по лестницам, неслышно проходили длинные коридоры, наконец начали подниматься по крутой деревянной лестнице. Ариэль отбросил люк, ведущий на крышу. Их сразу ослепила молния, оглушил гром, вымочил ливень. Они поднялись на плоскую крышу. - Садись мне на спину, Шарад! - шепнул Ариэль. Шарад забрался ему на спину, Ариэль привязал его полотенцем, выпрямился и посмотрел вокруг. При вспышке молнии он увидел широкий двор, залитый водой, и сверкавшие, как озеро, корпуса Дандарата, стены. Вдали виднелись огни Мадраса, за ним океан. Ариэль чувствовал, как Шарад дрожит у него на спине. - Скоро полетишь? - шепнул Шарад в самое ухо. Ариэля охватило волнение. Неужели он в самом деле сейчас поднимется на воздух? Летать в комнате было легко, но сейчас, в бурю, с Шарадом на спине... Что, если они упадут посредине двора? Вдруг послышались неурочные в это время частые сигналы гонга. Тревога! Ариэль представил себе злое лицо Бхаравы, вспомнил его угрозы и взлетел над крышей. Он почувствовал головокружение. Мысли мутились. Как самолет, делающий круг над аэродромом, прежде чем лечь на курс, Ариэль пролетел над крышей. На дворе уже кричали, прогремел выстрел, замелькали огни фонарей, в окнах вспыхнул свет ламп. Сквозь потоки дождя Ариэль устремился вперед, летя для облегчения по ветру, который дул с юго-запада. Внизу быстро промелькнул двор, плоские крыши, парк, стены... Ариэля относило ветром к океану. Слева при вспышках молнии виднелись цепи гор, впереди - огни Мадраса. В форте Сен-Джордж пылал огненный глаз маяка. Ариэль летел теперь над песчаной равниной так низко, что виднелись рисовые поля. И снова песок... Дождь хлестал по телу, свистел в ушах ветер, развевая волосы. Под ними, блестя огнями, прополз поезд. В океане виднелся пароход. Приближаясь к порту, он давал продолжительные гудки. Вот и Мадрас. Грязная речонка Кувам, вздувшаяся от ливня. Узкие кривые улицы "Черного города", низкие кирпичные дома вперемежку с бамбуковыми хижинами. Европейская часть города была хорошо освещена. Ариэль и Шарад слышали гудки автомобилей, звонки трамваев. Над крышами города поднимался купол обсерватории, дворец набоба. Они пролетели над ботаническим садом. При свете фонарей и вспышках молний можно было различить ореховые и финиковые пальмы, индийские смоковницы, пускающие корни из ветвей, бамбуковые рощи, кофейные деревья. С дорожки сада послышались крики удивления. Тут только Ариэль сообразил, какую неосторожность делает, пролетая над городом. Но он был сам так ошеломлен полетом, что мысли его путались. Временами ему казалось, что все это происходит во сне. Шарад что-то кричал, но Ариэль за шумом дождя и ветра не мог разобрать его слова. Наконец Шарад крикнул ему в ухо: - Нас видят люди, дада! Вместо ответа Ариэль круто повернул на запад, к горам. Он чувствовал, что слабеет. Все его тело было покрыто испариной, он тяжело дышал. Но надо улететь как можно дальше от Дандарата, Мадраса. Гроза проходила, дождь утихал, но ветер дул сильно. Их снова начало относить к океану. Там они могут погибнуть. И Ариэль напрягал последние силы. Шарад крепко держался за Ариэля, который чувствовал на своей спине теплоту тела маленького друга. Спасти его и себя во что бы то ни стало! Так летели они среди бури и мрака навстречу неведомой судьбе. Глава седьмая. Боден и Хезлон Контора адвокатов Боден и Хезлон - Лондон, Сити, Кинг-Вильям-стрит - помещалась возле самой церкви Марии Вулнот. Из окна конторы можно было видеть в нише статую мадонны, потемневшую от лондонских туманов и копоти, а звон церковных часов заглушал даже шипенье и кашель старинных конторских часов в черном, изъеденном жучком футляре таких огромных размеров, что в нем могли бы поместиться и Боден и Хезлон - сухонькие, бритые старички в старомодных сюртуках, похожие друг на друга, как братья-близнецы. Тридцать лет они сидели друг против друга за конторками музейного вида, отделенные от клерков стеклянной перегородкой. Через стекло они могли следить за служащими и в то же время говорить о секретных делах фирмы, не опасаясь ушей клерков. Впрочем, говорили они очень мало, понимая друг друга с полуслова. Прочитав письмо, Боден делал на его уголке таинственный значок и передавал Хезлону. Тот, в свою очередь, прочитывал бумагу, смотрел на иероглиф, кивал головой и писал резолюцию для клерков. Лишь в редких случаях их мнения расходились, но и тогда требовалось всего несколько коротких слов или отрывочных фраз, - чтобы прийти к соглашению. Это была старая известная фирма, специализировавшаяся на делах о наследствах, завещаниях и опеке и принимавшая только богатых клиентов. Немудрено, что Боден и Хезлон составили себе крупное состояние, размеры которого значительно превышали законные нормы гонорара. Но эта сторона дела оставалась тайной фирмы, сохраняемой в гроссбухах за толстыми стенами несгораемых шкафов. В это редкое для Лондона солнечное утро мистер Боден, как всегда, первый разбирал корреспонденцию и перебрасывал прочитанные бумаги на конторку своего компаньона. В уголке плотного голубоватого конверта стоял почтовый штемпель Мадраса. Боден быстро разорвал конверт и углубился в чтение письма, все больше поджимая свои тонкие сухие губы. Кончив письмо, он включил радио. Голос диктора сообщал биржевые курсы, но Боден не слушал его. Радио было включено только для того, чтобы клерки через стеклянную перегородку не могли услышать ни одного слова из того, что будут говорить Боден и Хезлон. Очевидно, предстояло очень важное совещание, и Хезлон уставился на Бодена своими круглыми, как у филина, выцветшими глазами. Но диктор напрасно старался: Боден еще ничего не говорил. Он молча перебросил письмо Хезлону, который с большим вниманием прочитал его и устремил свои белесые глаза в глаза компаньона. Так они просидели некоторое время, словно ведя молчаливый разговор. И в самом деле, за эти минуты ими было много сказано друг другу, вернее - каждый из них думал об одном и том же, освежая в памяти все обстоятельства одного из самых выгодных, но и самых сложных своих дел - дела Гальтона. Несколько лет назад умер старый клиент Бодена и Хезлона - богатый землевладелец и фабрикант баронет сэр Томас Гальтон. После него остались малолетние дети - Аврелий и его сестра Джейн. По завещанию все огромное недвижимое имущество Томаса Гальтона и львиная доля движимого переходила к его сыну Аврелию; опекунами до совершеннолетия наследников назначались Боден и Хезлон. Для них эта опека была настоящим золотым дном. Они так ловко распоряжались имуществом вместе с членами опекунского совета, что из года в год приумножали свое собственное состояние. Но их мысль не могла примириться с тем, что при наступлении совершеннолетия наследников этот источник дохода должен иссякнуть и к Аврелию перейдет хотя и сильно уменьшившееся, но все же еще значительное состояние. В случае смерти Аврелия до достижения им совершеннолетия имущество перешло бы по наследству к его сестре Джейн, а она была старше своего брата, и конец опеки наступил бы еще раньше - по достижении ею совершеннолетия. Поэтому для ловких опекунов самым выгодным выходом было положение, при котором Аврелий продолжал бы жить, но оказался недееспособным и по достижении совершеннолетия. Юридически это было бы возможно в том случае, если бы Аврелий оказался душевнобольным и был признан таковым установленным порядком. К этому и были направлены усилия Бодена и Хезлона. Они уже не раз помещали своих подопечных в дома для умалишенных, где подкупленные ими врачи умело делали из нормальных детей душевнобольных людей. Однако это обходилось недешево. В мадрасской школе Дандарат оказались более покладистые люди, результат же, как было известно Бодену и Хезлону, получался тот же. Мадрасская школа представляла и ту выгоду, что Индия была далеко и потому опекунские власти, с которыми, впрочем, Боден и Хезлон жили в ладу, и, главное, подрастающая Джейн не могли бы следить за судьбой Аврелия. И он в раннем детстве был отвезен самим Боденом в Дандарат. Но так как эта школа официально не существовала, то в опекун