тя ручку аппарата, Гофман ни за одним артистом никогда не следил с таким вниманием, как за Престо в его новом облике и новой роли. Первые впечатления Гофмана были неопределенны. Новое лицо проявлялось не сразу, словно на пленке с слабым проявителем. Облик Престо не имел характерных черт знакомой маски, по которой зритель сразу узнавал любимых комиков. Это был не человек-маска, а скорее - человек массы. Его лицо могло напомнить тысячи лиц, его ветхий костюм ничем не отличался от тысячи таких же ветхих костюмов безработных. Но началась игра, и новое лицо Престо стало постепенно проявляться. Тонио уже не был игрушечным уродцем, механизированным человеком, который пассивно принимает на себя удары судьбы, падает, поднимается и вновь падает, даже не возбуждая жалости, а только смех, как неодушевленный предмет. Новый Престо так же принимал удары, наносимые судьбой, он так же попадал в самые неприятные и нелепые положения. Но он не только неизменно поднимался, но и неизменно вновь бросался в бой со своими угнетателями, как бы они ни превосходили его в силе. Это и смешило и вызывало к нему человеческую симпатию. Игра нового Престо затрагивала более глубокие человеческие чувства. Несправедливость, удары, оскорбления, которые претерпевал Престо, за взрывом смеха тотчас будили чувства негодования, протеста, желания помочь. Чем дальше подвигалась съемка, тем больше удивлялся и поражался Гофман. Вместе с физической метаморфозой в существе Престо произошла и чудесная интеллектуальная метаморфоза. От старого Престо новый сумел получить в наследство всю силу юмора, несмотря на то, что новый его физический облик не имел никакого комического уродства. В новом Престо выявилось еще одно драгоценное качество, которым, быть может, и обладал старый Престо, но оно не доходило до зрителя, поглощаемое и заслоняемое его физическим уродством: глубокая человечность. Однажды, во время перерыва, Гофман подошел к Престо и, крепко пожав ему руку, сказал: - Вы превзошли все мои ожидания, Тонио. Я больше не сомневаюсь, что вы действительно обрели новое лицо. И с этим лицом нельзя не победить. Престо улыбнулся радостно, но ответил печально: - А между тем никогда я не был так далек от победы, как теперь. Зайдите ко мне сегодня вечером, Гофман. Мне нужно о многом с вами поговорить. ВЕРНЫЙ ДРУГ ДО ЧЕРНОГО ДНЯ В тот же вечер Гофман сидел в кабинете Престо. - Работа над фильмом приближается к концу, но еще быстрее подходят к концу мои сбережения. Я разорен, Гофман, и нам не удастся окончить картину, - мрачно сказал Престо. Гофман, нахмурясь, молчал. - Деньги плывут, как вода, - продолжал Престо. - Каждую неделю я подписываю чеки на несколько миллионов долларов. У меня осталось денег всего на неделю, но и для этого мне пришлось уже заложить мою виллу со всей обстановкой. Я уже не хозяин в доме... - Этого можно было ожидать, - сказал Гофман. - Да, я ошибся в расчетах, - склонив голову, ответил Престо. - В производственных расходах на постановку фильма я не ошибся. Постановка обходится даже дешевле, чем я предполагал. Мы экономим на ленте, на натурных съемках, почти совершенно обходимся без декораций, экономим на свете, на статистах, на костюмах, которые нам стоят гроши. Я не имею сценарного департамента с десятками писателей, сценаристов, литературных референтов. Вы знаете, я сам писал сценарий ночами, после бешеной работы днем. Я работал, как одержимый, без сна и отдыха, экономил, где только мог. И если бы дело шло только о расходах на постановку, денег хватило бы с избытком. Но, признаюсь, я недооценил силы сопротивления и, главное, коварства наших врагов. Вы знаете, к каким только подлостям и каверзам не прибегали они, чтобы уничтожить меня, - борьба происходила на ваших глазах. Всюду чувствовали мы всесильную руку мощных концернов и банков, субсидирующих и монополизировавших кинопромышленность. Нам отказывались продавать киноаппаратуру, даже пленку. Приходилось прибегать к подставным лицам, посредникам, комиссионерам и за все платить втридорога. Прокатные конторы и владельцы кинотеатров заранее объявили о том, что они не допустят на экраны мой фильм. Надо было строить собственные кинотеатры. Каждый из них стоил не меньше миллиона, кроме одного, возле Сан-Франциско, построенного по вашей идее. Гофман кивнул головой. В свое время он, действительно, подал Престо мысль - заарендовать возле Сан-Франциско участок старого военного аэродрома и построить кино, вернее только проекционную будку и гигантский экран для демонстрации картин не только вечером, но и при дневном свете. В этом своеобразном театре под открытым небом не было зрительного зала, не было кресел и стульев. Зрители могли въезжать в "зал" - на большую площадь аэродрома - прямо в автомобилях и смотреть картину, не выходя их них. - Эта новинка, - продолжал Престо, - должна привлечь публику и сделать рекламу. Но она не спасет положения. Притом такой театр доступен только владельцам автомобилей, а вы знаете, что я делаю ставку на малообеспеченный, трудовой люд. Пришлось строить обширные закрытые кинотеатры в главнейших городах Америки... Да, все это было известно Гофману, и Престо говорил ему о своих затруднениях только потому, что подводил итоги и еще раз проверял себя, где им была допущена ошибка. - И вот, баланс подведен. Сальдо-нуль, а работа не кончена, - меланхолически заключил он и вопросительно посмотрел на Гофмана, ожидая его ответа. - Я предчувствовал, - сказал Гофман. - Что же теперь делать? Банки нам не придут на помощь, об этом, конечно, нечего и думать. Не найдется и столь легкомысленного частного кредитора, который дал бы деньги, хотя бы и на ростовщических процентах, под разоряющееся и явно безнадежное, с его точки зрения, предприятие. Значит, если мы хотим продолжать борьбу, нам надо изыскивать какие-то внутренние ресурсы. У меня, конечно, есть личные сбережения, но они вряд ли спасут положение. - Ни одного цента я не взял бы из ваших сбережений, Гофман, если бы они и спасли положение, - возразил Престо. - Довольно того, что вы согласились работать в этаком одиозном предприятии. Гофман не мог скрыть радость и начал торопливо объяснять свою позицию: - Вы правы, дорогой друг, правы больше, чем думаете. Участием в вашем предприятии я действительно скомпрометировал себя... - И если оно лопнет, что весьма вероятно, вас могут не принять на другую работу, и тогда ваши сбережения понадобятся вам, как никогда, - помогал Престо своему другу, видя, как тот ерзает в кресле. - Да, да... - торопился Гофман окончить этот неприятный разговор. - И они мне могут понадобиться скорее, чем мне хотелось бы. - Вот как? Что вы хотите этим сказать? Гофман развел руками, вздохнул и ответил: - Дело в том, что мне уже намекали... даже ставили в некотором роде ультиматум... - Оставить меня? - догадался Престо. - Да, разойтись с вами. А если я не сделаю этого, то все предприниматели подвергнут меня бойкоту, и работа в кино для меня будет потеряна... - И вы решили?.. - Что вы на меня смотрите. Престо, как Цезарь на Брута? - смущенно спросил Гофман. - Жду последнего удара, мой Брут, - холодно ответил Престо. - Я еще ничего не решил, мой Цезарь, - так же холодно возразил Гофман. - Я считал нужным только предупредить... - Неловкость положения вдруг разозлила его, и он резко воскликнул: - Ну что я могу поделать? Один в поле не воин. - Я от вас ничего и не требую, Гофман, - печально сказал Престо. - И не волнуйтесь. Все это понятно, и все это в порядке вещей. Наступила тягостная пауза. - Проклятая жизнь! - проворчал Гофман. - Поверьте, если бы я был в силах помочь вам... - Вы бы и помогли, и нечего больше об этом говорить. Вы вольны поступать, как хотите, а я... может быть, вывернусь как-нибудь, - сказал Престо, поднялся и протянул руку. Гофман пожал ее и вышел тяжелой поступью. Престо долго стоял, опустив голову. Потом прошептал с горькой улыбкой: - Верный друг... до черного дня... Ну что ж? Теперь только добрый волшебник мог бы помочь мне спасти дело. Но, к сожалению, в жизни таких случаев не бывает... ФЛЕР Д'ОРАНЖ Престо проснулся в шестом часу утра в своей большой белой спальне, где окна были закрыты, а чистый, охлажденный воздух подавался кондиционной установкой. Окинув взглядом комнату, Престо подумал: "Скоро со всем этим придется расстаться", - вздохнул, посмотрел на часы. "Можно еще полежать минут пятнадцать", - и протянул руку к ночному столику, на котором лежала стопка вечерних газет. Вчера он так устал, что не успел их прочитать. Развернув первую газету, он начал быстро просматривать ее. Одна статья привлекла его внимание. Престо читал и хмурился все больше. Потом вдруг смял газету, бросил на пол и воскликнул с негодованием: - Какая гадость! - откинувшись на подушку, он словно замер. Лежал неподвижно, с окаменевшим лицом. Только сдвинутые брови и учащенное дыхание говорили о внутреннем волнении и напряженной работе мозга. Прошло уже двадцать минут, а он все еще лежал в той же позе. И вдруг, как человек, решивший трудную задачу, он ожил и резким движением протянул руку к кнопке электрического звонка. - Себастьян! Скорее горячей воды для бритья! Приготовьте костюм! - сказал он вошедшему старому слуге, а сам в ночной полосатой пижаме и туфлях на босу ногу устремился в ванную комнату, стены которой были облицованы розовым мрамором. - Не знаете, мисс Эллен встала? - спросил он через открытую дверь, когда Себастьян принес воду. - Мисс всегда с птицами встает, - отвечал старик. "Не изменила своим привычкам", - подумал Тонио, улыбаясь, и сказал: - Отлично! Приготовьте скорее кофе на веранде и скажите Джеффри, чтобы подал машину. Через несколько минут он взбежал на второй этаж, быстро прошел длинный коридор и замедлил шаги, приближаясь к комнате Эллен. Постоял возле двери, из-за которой слышалось пение девушки, перевел дыхание, согнал последние следы озабоченности с своего лица и постучался. Эллен открыла дверь. Косые лучи утреннего солнца золотили ее волосы и белое платье. - Мистер Престо! - с удивлением, в котором не было ни тени неудовольствия, воскликнула она. - Что значит этот ранний визит? - Мисс Эллен! - весело ответил Престо. - Утро чудесное, и мне пришла в голову мысль, не совершить ли нам прогулку, прежде чем ехать в студию. У нас сегодня большая работа, самые трудные кадры, а ничего так не освежает, как утренний воздух. Беззаботное, веселое настроение Престо передалось и Эллен. Давно уже она не видела его таким жизнерадостным. - Отличная мысль! - ответила девушка, улыбаясь. - Тогда бежим, спешим! Кофе уже готов, а пока мы будем завтракать, шофер заправит и подаст машину. Обжигаясь кофе и перебрасываясь шутками, они вели себя как школьники, которые придумали веселую забаву и спешат выполнить ее. Со стороны подъезда послышался короткий низкий гудок, оповещавший, что машина прибыла. - Слышите? - сказал Престо. - Это судьба зовет нас. Поспешим же навстречу нашей судьбе! В это утро поведение и слова Престо были загадочными. Скоро последние строения Голливуда остались позади. Гладкая дорога уходила вдаль. На горизонте синели горы. По сторонам дороги потянулись плантации. В ветвях деревьев щебетали птицы. Чистое калифорнийское небо простиралось над плодородным краем. Утренний воздух был еще свеж и наполнен запахом горьких трав. Престо и Эллен дышали всей грудью. - Как хорошо! - восклицала Эллен и жмурилась в лучах еще низкого солнца. - Да, давно мы с вами не видали природы, - отозвался Престо. В его лице, в позе отражалось глубокое удовлетворение, как у человека, благополучно перенесшего тяжелую операцию. - Помните нашу хижину на берегу Изумрудного озера? - продолжал он мечтательно. И, весело смеясь и споря, они начали вспоминать разные случаи. - Ужасно строгой вы были хозяйкой, - шутил Престо. - Безжалостно изгоняли нас с Пипом, когда принимались за уборку комнаты. - С мужчинами иначе нельзя, - отвечала Эллен. - Они не понимают, что мешают. - С мужчинами! - рассмеялся Престо. - А кстати, какова судьба другого мужчины, подвергавшегося изгнанию? Эллен вопросительно посмотрела на Престо. - Да ведь вы меня вместе с Пипом изгоняли. Что с ним? - Он в хороших руках, - ответила Эллен и, вздохнув, добавила: - Я не знала, удобно ли мне переезжать в ваш дом с собакой. - Непременно выпишем его! - поспешно воскликнул Престо, подметив в тоне Эллен нотку грусти. По краям дороги замелькали низкие белые каменные заборы плантаций. Апельсиновые деревья были в цвету. Словно хлопья снега, белели среди густой зелени кисти цветов. Тонкий аромат наполнял воздух. - Смотрите, сколько флер д'оранжа заготовлено для невест! - воскликнул Престо. В одном месте ветки свесились через забор к самой дороге. - Стойте, Джеффри! - приказал Престо шоферу. Машина остановилась. Престо соскочил с автомобиля, сорвал несколько веток и вернулся. - Едем дальше. Машина двинулась. Престо подал флер д'оранж Эллен. - Приколите к груди. А эту кисть к прическе. Вот так. Одна невеста уже есть. Эллен покраснела, невольно вынула из сумочки зеркальце и взглянула в него. В белом платье, с белым флер д'оранжем она в самом деле теперь была похожа на невесту. - Не хватает только фаты! - заметил Престо, любуясь Эллен. - Какой сват нашелся! - сказала Эллен, нахмурившись. - За кого же вы меня сватаете? Престо посмотрел ей прямо в глаза, помолчал, наклонил голову и ответил тихо и серьезно: - За себя. Эллен побледнела, опустила глаза. - Ваши шутки заходят слишком далеко, мистер, - сурово возразила она. - Это не шутки, - продолжал Престо тихо и серьезно. - Мисс Эллен! Вы помните, что сказал я вам, когда вы согласились играть роль героини? "Ваша судьба теперь связана с моей судьбой". Почему же эту связь не сделать еще крепче? Лучшей жены мне, право, не найти. Это было так неожиданно, что Эллен, откинувшись на спинку, казалось, потеряла сознание. Глаза ее были закрыты, лицо еще больше побледнело. Потом губы ее задрожали, и она прошептала, не поднимая глаз: - Я не могу быть вашей женой, мистер Престо! - Почему? - Потому что... Потому что вы знаменитый артист, миллионер, а я простая и бедная девушка. У бедных девушек есть свое самолюбие, мистер. - Я знаменитый артист? Я миллионер? - воскликнул Престо и, вновь понизив голос, продолжал: - Да, я был знаменитым артистом в моем прежнем существовании. Но теперь я такой же начинающий, никому не известный артист, как и вы. Да, я был миллионером. Но в настоящее время я такой же бедняк, как и вы. Известно ли вам, что даже вилла, в которой мы живем, заложена и нас могут выселить на улицу, если я в срок не уплачу долга? Как видите, мы теперь стоим одинаково. Вы стоите даже больше меня. Потому что такая девушка, как вы, может рассчитывать на лучшую партию. - Я никогда не смотрела на брак как на выгодную сделку, - горячо возразила она. - Я не боюсь нужды и заботы. - Тогда в чем же дело? Я не нравлюсь вам? Вы меня не любите? - Вы любите другую, - уклонилась Эллен от прямого ответа. - Вы намекаете на мисс Люкс? - спросил Престо. - Правда, я увлекался ее красотой. Но когда узнал поближе, как человека, то убедился, что мы с нею совершенно разные люди... В мое последнее деловое свидание с нею я сам, был поражен тем, что ее обаяние исчезло для меня. И тогда же я понял причину этого: вы вошли в мою жизнь. На щеки Эллен возвращался румянец. - Почему именно сейчас вы делаете мне предложение? Это так внезапно и, как будто, несвоевременно, если принять во внимание... - Да, момент может показаться неподходящим. Но именно такой момент-лучшее испытание искренности и силы чувства... Вы знаете трагедию знаменитых и богатых людей. Эта трагедия заключается в том, что они никогда не уверены, отдают ли им руку и сердце по любви или же из-за их славы и денег. Истинно любит только тот, кто не откажется от любимого и в тяжелое время, перед лицом нужды и жестокой борьбы за жизнь, как это и показано в моем фильме. Будьте же такой героиней не только на экране, но и в жизни! Это даст мне новые силы для борьбы, - заключил он с искренним чувством и осторожно положил свою руку на руку Эллен, с волнением ожидая ее ответа. Она глубоко вздохнула, помолчала и, наконец, ответила: - Ни в счастье, ни в несчастье я не оставлю вас, Престо... Если вы только любите меня. - А вы? Вы любите меня? - Я полюбила вас еще там, на берегу Изумрудного озера. Полюбила прежде, чем узнала, что вы - Антонио Престо. Престо поцеловал ее руку и крикнул: - Джеффри! В киностудию! На полную скорость! Мы и так, кажется, опоздали. СТАТИСТЫ НА АВАНСЦЕНЕ - Заедем сначала в контору к вашему дядюшке, - сказал Престо. Барри был очень удивлен, когда увидал входящими в его кабинет Престо и Эллен, украшенную флер д'оранжем. - Мистер Барри! - воскликнул Тонио, здороваясь со стариком. - Я пришел вам сообщить о нашей помолвке. Надеюсь, вы, как опекун мисс Эллен и ее ближайший родственник, ничего не имеете против нашего брака? Барри хотел что-то ответить, но поперхнулся от волнения. Откашлявшись, он сказал: - Поздравляю. Я очень рад. Но как это все неожиданно! - Для родителей и опекунов это часто бывает неожиданно, - смеясь, ответил Престо и крепко пожал руку старого педагога. - А теперь, - продолжал он, - я вас попрошу вот о чем. Сейчас же, немедленно пошлите объявление во все газеты о предстоящем бракосочетании. - Для чего это? - удивилась Эллен. - Так делается всегда, - ответил Престо. - Теперь, мисс Эллен, идем в киностудию. Войдя в большой павильон. Престо сразу заметил, что здесь творится что-то необычайное. Все помещение было полно: весь состав рабочих, декораторов, артистов был налицо. Пришли даже те, которые не участвовали в съемке эпизода. Декорации отодвинуты. Возвышался только пульт управления, с которого режиссер отдает свои приказания. Настроение у всех было приподнятое. Лица оживлены и взволнованы. Все как будто чего-то ожидали. От толпы отделился один из статистов и громким голосом сказал: - Всему коллективу известны затруднения, которые переживает наше кинопредприятие. Рабочие, служащие, киноартисты обеспокоены этим. К сожалению, мистер Престо не обсудил совместно с нами создавшегося положения вещей. Мы бы хотели его послушать сегодня. Тонио Престо не мог не признать этот упрек основательным. Привыкнув работать самостоятельно, он вел себя не как глава кооперативного предприятия, а как директор фирмы. Ему казалось, что если сотрудники участвуют в дивидендах, то больше ничего и не нужно. Престо открыто признал свою ошибку, объяснив ее своею неопытностью в общественных делах. Затем статист-делегат сказал, что на митинге всех работников предприятия была принята такая резолюция: до окончания постановки картины все без исключения будут получать заработную плату в половинном размере, а если понадобится, то и меньше. Это для Престо было большим облегчением, и он начал благодарить, но из рядов собравшихся послышались крики: "Не за что... Общее дело!.. Общие интересы. Лучше половина заработной платы, чем безработица!" "Опять невпопад!" - с досадой на себя подумал Престо. Вслед за этим был организован короткий митинг, на котором избрали комитет для руководства предприятием. А члены комитета избрали председателем Престо. Кинопредприятие Престо ставилось на новые рельсы, изменяло свой характер. Гофман хмурился и держался в стороне. Ему предлагали войти в ревизионную комиссию, но он отказался. Когда со всем этим было покончено, рабочие взялись за работу с такой горячностью, словно шли на штурм. Пока они наводили в павильоне порядок, нарушенный митингом, Гофман отвел Престо в сторону и сказал с озабоченным лицом: - Я хотел вас предупредить о новой серьезной неприятности, касающейся лично вас и... - Вы говорите о новой кампании, поднятой вечерними газетами? - Я имею в виду и сегодняшние утренние статьи. Они дошли до еще большего бесстыдства... - Да, а я ведь забыл сообщить моим товарищам по работе одну новость! - воскликнул Престо, как будто забыв о газетах, и направился к Эллен. Гофман недоумевал. Ему казалось странным, что Престо придал так мало значения новой газетной кампании и, вместо того чтобы обсудить этот вопрос с ним, бежит сообщать какую-то новость. А Престо, подойдя к Эллен и взяв ее за руку, громко сказал: - Алло! Прекратите на минуту работу! Наступила выжидательная тишина. - Я забыл, дорогие товарищи, поделиться с вами моею радостью. Мисс Эллен Кей оказала мне честь, согласившись стать моей женой. Эллен смутилась и подумала: "Ну зачем он придает нашей помолвке такую широкую огласку? Будто торопится весь мир оповестить об этом". Послышались приветственные крики и дружные аплодисменты. Все бросились поздравлять Престо и Эллен. У Престо, как у президента на традиционном приеме в Белом доме, от рукопожатий заболела даже рука. Артистки, которых уже давно привлекал флер д'оранж Эллен, окружили ее плотным кольцом. Наблюдательная Эллен обратила внимание на то, что некоторые артистки смотрели на нее как будто с сожалением, в иных глазах сквозила скрытая усмешка, а в улыбках оскорбляющая двусмысленность. "Почему они на меня так смотрят? - думала она, испытывая смущение и тревогу. - Быть может, в них говорит скрытая зависть", - успокоила себя Эллен. Декорации были поставлены на место, съемка началась. Никогда еще артисты не играли с таким подъемом. Сам Престо и Эллен превзошли себя. Гофман вертел ручкой, испытывая необычайное волнение. Если фильм пойдет до конца на такой художественной высоте, то это будет мировой шедевр, и Гофман получит свою долю славы. Победителей не судят. - Баста! - крикнул Престо, когда треск аппарата прекратился. - Мы сегодня, кажется, хорошо поработали. Ни одного кадра не пришлось переснимать. НЕОЖИДАННЫЙ УДАР Вернувшись из киностудии, Эллен прошла в свою комнату. Она устала от работы и переживаний сегодняшнего дня. Ей хотелось разобраться во всем, что произошло. Эллен бережно поставила ветки флер д'оранжа в вазочку, прикоснулась губами к белым ароматным цветам и опустилась в глубокое кресло. Не удивительна ли жизнь? Словно затейливый кинофильм "с неожиданными сюжетными поворотами", как говорит Престо. Спокойные видовые кадры Изумрудного озера. Тишина, нарушаемая только отдаленным шумом гейзеров, их вечно повторяющийся, однообразный ритм отмечает течение дней, недель, месяцев, похожих друг на друга... И вдруг будто обезумевший киномеханик бешено завертел ручку проекционного киноаппарата... Путешествие, мелькание станций, городов, новые впечатления, новые люди... Вилла Престо... И вот она - простушка Эллен Кей - киноартистка, а Тонио Престо - ее жених. Ей радостно и немного жутко... Как странно смотрели на нее в студии киноартистки. Неужели они все такие завистливые? И пусть завидуют! Эллен наполняет чувство гордости. Она победила этих разряженных кукол!.. Жаль только, что у Тонио столько неприятностей и огорчений. Почему люди так злы? Что им сделал Тонио? Но это пройдет. Все устроится. И она будет счастлива с Тонио. У них будут дети. Без детей не полна жизнь. Если родится мальчик, она назовет его Тонио. Если девочка... Эллен поворачивает голову, как бы ища ответа, видит возле кресла столик и на нем несколько писем. Это удивило ее. До сих пор она ни от кого не получала писем, а тут сразу несколько. Поздравительные? Но не могло же это быть так скоро... Эллен разорвала первый конверт. Там лежала сложенная в несколько раз газетная вырезка. Эллен начала читать и вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха. Статья была о Престо и о ней. "Некогда всемирно известный киноартист, - говорилось в статье, - составивший карьеру не столько сомнительным талантом, сколько своим исключительным уродством, никогда не отличался нравственностью. Газета имеет самые достоверные сведения о грязных оргиях, которые устраивал этот отвратительный урод в своей вилле. Его моральное уродство уже тогда превосходило безмерное физическое уродство..." Далее вспоминалась темная история с мисс Люкс, к миллионам которой подбирался ловкий проходимец, не знающий чести и совести. "Только беспримерная доброта мисс Люкс избавила его от пожизненного тюремного заключения, - говорилось в статье, - а может быть, и электрического стула, давно вполне заслуженного этой аморальной личностью, этим чудовищем разврата... "Его преступления уже не вмещались в карликовом уродливом теле. Подозрительные "ученые", применяющие неразрешенные законом методы лечения, превратили маленького урода в большого негодяя. Пропорционально возросли и его преступные "художества". "Новый Престо" уже не удовлетворяется тайными преступлениями. Развращенный до мозга костей, он бросает открытый вызов морали, общественному мнению, издеваясь над нашими добрыми американскими нравами. Он топчет их ногами, оскорбляет самые святые чувства, позорит нашу страну. "Он разыскал где-то девушку, - да будет ее имя известно всем: некую Эллен Кей, - очевидно, столь же безнравственную, как он сам, или же дурочку, не умеющую в области морали отличить правую руку от левой. Незаконная дочь сторожа Йолстоунского парка, очевидно, польстилась на мифические миллионы Антонио Престо. Напечатанные фотографии - Эллен Кей у открытого окна, со шваброй в руке, и Престо возле того же дома - не оставляют сомнения в правдоподобии всей этой истории. И вот Престо открыто поселяет ее в своем доме. Он..." Но дальше Эллен не могла читать. Ее реакция была более бурная и острая, чем у Тонио. Эллен сорвалась с кресла и, словно перенесенная вихрем, уже стояла перед Престо, влетев в его кабинет без предупреждения. СУДЬБА ФИЛЬМА РЕШАЕТСЯ Взглянув на Эллен, Престо понял, что она знает все. Этого надо было ожидать. Рано или поздно она узнала бы... - Нашей свадьбе не бывать, и я сейчас же уезжаю из вашего дома! - воскликнула она, почти с гневом глядя на него. Престо поднялся и стоял молча. Он понимал, что надо дать вылиться этой вспышке негодования. - Вы обманули меня! Не любовь заставила вас сделать мне предложение. Вами руководили самые благородные, самые рыцарские чувства. Я понимаю это и благодарю. Но не могу принять этой жертвы. Вы только пожалели меня, а я... я поверила в вашу любовь... Голос девушки прерывался, ноги не держали ее. В отчаянии она почти упала в кресло и, закрыв лицо руками, зарыдала, как рыдают глубоко и незаслуженно обиженные дети. Престо смотрел на нее с глубокой печалью, но все еще молчал. Пусть облегчит себя слезами. И только когда рыдания ее стали утихать, он подал ей стакан воды. - Выпейте и успокойтесь, - сказал он нежно, но в то же время строго, как ребенку, которым она по своей натуре и была. Зубы стучали о стекло стакана, вода проливалась на ковер, но она отпила несколько глотков и успокоилась. Тогда Престо сказал: - Вы глубоко оскорбили меня, мисс Эллен! Тонио достиг цели: она ждала с его стороны оправданий, защиты, а он сам перешел в наступление, обвинял ее. Эта неожиданность заставила ее сосредоточиться. Теперь она была способна слушать и понимать, что ей говорят. - Я? Вас? - спросила, недоумевая, девушка и перестала даже плакать. Она продолжала только всхлипывать. - Да, вы меня глубоко оскорбили, - повторил Престо. Он вынул из верхнего бокового кармана шелковый синий платок с белыми горошинками и вытер ей глаза. Эта вольность тоже поразила ее, и она не знала, как на нее ответить. А Престо продолжал: - Не будем больше плакать. Слезами не помочь. Поговорим серьезно. Вы оскорбили меня тем, что усомнились в моей любви к вам. Я не чудовищный преступник, каким изображают меня газеты, но уж и не такой рыцарь, как вы себе представляете. Я горячо воспринимаю всякую несправедливость, но, поверьте мне, не поспешил бы делать предложение первой обиженной, если бы в этой обиде был даже сам косвенно виноват. Признаюсь, не будь этих омерзительных газетных статей, я сделал бы вам предложение не сегодня, а завтра, быть может, послезавтра. Но я сделал бы его. Газеты только дали толчок, заставили меня самого понять острее и глубже, как я люблю вас, как дороги мне ваши интересы и ваша честь. Ведь поймите, если бы даже вы сейчас ушли из моего дома, это ничего уже не изменило бы. Ваша репутация все равно осталась бы запятнанной. Могу ли я допустить это, любя вас? Ваш уход только подлил бы масла в огонь, дал новую пищу для грязной клеветы и очень сильное доказательство правоты врагов, а моей виновности. Нет, на удар этих бесчестных и бессовестных людей, которые не пощадили даже вас, не остановились перед вторжением в частную жизнь, оскорбили честь девушки, можно было ответить только таким ударом, каким отвечаем мы. Наш брак сразу выбьет оружие из их рук, заткнет им рот, и кампания клеветы прекратится. Вот почему я и спешил не только с предложением, но и с широкой оглаской, которая так удивила вас. Вам все станет ясным, - продолжал он, передохнув, - если вы подумаете о причинах, которые создали всю эту гнусную газетную кампанию. Ведь это только одно звено цепи их борьбы со мною. Им надо во что бы то ни стало погубить мое дело. Они боятся не только конкуренции. Их пугает то, что это первый шаг к объединению киноработников в их борьбе с предпринимателями. Их пугает и то новое лицо в моем творчестве, которое им уже известно, - вскрывать социальные язвы нашего строя. Вот почему они так яростно ополчились на меня. Сначала они хотели уничтожить меня, доведя до разорения прежде, чем первая картина увидит свет. Это почти удалось им, но я нашел поддержку в моих товарищах по работе. Попутно враги все время клеветали на меня. И вот теперь решили нанести новый коварный удар: последней клеветой поссорить, разлучить нас с вами, раздавить морально, причинить психическую травму и тем самым вывести из строя двух главных действующих лиц фильма - вас и меня. И фильм, рассчитывали они, не будет окончен, если бы даже у меня хватило денег. И чем острее вы будете воспринимать удар, тем скорее они достигнут цели, тем больше будут торжествовать. Неужели мы сделаем им такое удовольствие? Пережить это, конечно, нелегко. Мне самому кажется, что за несколько часов я постарел на двадцать лет. Но я креплюсь, и сегодня как будто играл даже лучше обычного, хотя уже знал о газетных статьях еще вчера и носил эту тяжесть в груди. И еще одно. От окончания фильма зависит судьба не только нас с вами, но и товарищей по работе, готовых отказаться даже от заработка, только бы спасти дело. Общественные организации приходят нам на помощь. Неужели же у нас не хватит сил, и мы уступим? Неужели именно теперь вы покинете меня и возьмете обратно свое слово?.. Судьба фильма, судьба всего предприятия в ваших руках. Эллен уже не плакала. Но лицо ее выражало страдание. Она колебалась. Престо с волнением наблюдал за нею, ожидая ответа. Наконец она сказала: - Мне очень трудно, но я постараюсь закончить картину. - И стать моей женой? - быстро спросил Престо. - На этот вопрос сейчас ответить еще труднее... Не торопите меня. Престо. Дайте мне подумать. - Хорошо. Я подожду. Работа над фильмом успокоит вас, и тогда мы займемся нашими личными делами Не так ли? И, успокоенный, уверенный, что все кончится благополучно, он поцеловал ее руку. ТРИУМФ Объявления о предстоящем браке мисс Эллен Кей с мистером Антонио Престо сделали свое дело. Газетная кампания клеветы и инсинуаций затихла. Но следы ее остались. Престо видел, как глубоко страдает Эллен. Играя роль героини, она собирала все свои силы, чтобы сосредоточиться, но ее внимание, видимо, раздваивалось. Чего не бывало с самого начала постановки фильма, - некоторые кадры приходилось переснимать. К счастью, конец сценария был полон трагических переживаний героя и героини. Престо и Эллен могли вкладывать в исполнение личные глубокие переживания. И некоторые сцены проходили с потрясающей силой жизненной правды. Даже Гофман, привыкший ко всему, чувствовал необычное волнение и нервную дрожь в руке, вертевшей ручку киноаппарата. Игра Эллен временами поднималась до вспышек подлинной гениальности. После окончания съемки таких сцен в ателье наступала необычайная тишина. Все были потрясены, подавлены исполнением. На глазах женщин и даже мужчин блестели слезы. Однажды рыжий, дюжий шотландец-плотник, сам немало переживший в жизни, неожиданно шумно захлипал носом, и по его белому с веснушками лицу покатились крупные слезы. Он сам был удивлен этим и смущен. Никогда в жизни он не плакал над собственными несчастьями, а тут не выдержал. Но разве миллионы таких же простых людей не переживали подобного? Гофман больше не сомневался в том, что это будет один из тех мировых фильмов, которые везде и всюду потрясают сердца и исторгают слезы. "Быть может. Престо и прав, избрав этот новый путь", - думал Гофман. А Престо, окончив съемку, с головой уходил в хозяйственные дела. Теперь ему помогали комитет и правление официально открытого кооперативного товарищества. Начатое им дело было подхвачено другими. Это вначале несколько смущало его, подчас вызывало и неудовольствие - он уже больше не являлся единоличным вершителем судеб предприятия. Для него нелегко было освоиться с новым положением вещей, но отступать было поздно - другого выхода не было. Скоро выяснилось, что отказ коллектива от части заработной платы еще не спасает положения. Денег по-прежнему не хватало. Комитет и правление обратились к профессиональным организациям и организациям народного фронта. Предприятие приобретало, к неудовольствию Гофмана, все более широкий общественный характер, становилось все более "левым", все более "красным". И борьба обострялась. Газеты писали о финансовом крахе престовского предприятия, потом о том, что оно захвачено "жидомасонами", либералами, коммунистами, что Престо "продался красным" и стал игрушкой в их руках. О фильме писались самые невероятные выдумки. Уверяли, что он потрясает все основы политики и морали, цивилизации и религии и чуть ли не угрожает самому существованию Штатов. Собирались голоса, требовавшие запрещения фильма. В довершение неприятностей Эллен явно избегала Престо. Они виделись только в студии Под разными предлогами Эллен отказывалась возвращаться домой с Престо в одном автомобиле, дома тотчас запиралась в своей комнате. В таких условиях приходилось работать и заканчивать фильм. И все же он был закончен. Начались демонстрации фильма на экранах престовских кинотеатров. Успех превзошел все ожидания. Публика валила валом. Игра нового Престо возбуждала такой смех, которому мог бы позавидовать и уродец Престо. Но в этом смехе было что-то новое. Это уже не был животный, физиологический смех. Скорее его можно было назвать смехом сквозь слезы. Особенное впечатление на зрителей произвели сцены, в которых участвовала никому не известная артистка Эллен Кей. Зрители, наполнявшие зал, почувствовали необычайную простоту и искренность игры Эллен. И поэтому восторгам публики не было конца. Какая-то пожилая женщина с большими красными руками, глядя, как управляется Эллен с бельем, громко воскликнула: - Сразу видно, что эта артистка умеет стирать! И откуда они такую выкопали? Ишь, как орудует! В ее устах это была высшая похвала. Подлинное искусство понятно всем. Мнение старой работницы совпадало с мнением нескольких виднейших критиков, которые явились посмотреть новый фильм. - Поразительно! - сказал один из них своему собрату по перу. - Откуда Престо взял такую артистку? Поверьте мне, она затмит собою самые яркие звезды кинематографии. Престо, Эллен и Гофман сидели в отдельной ложе, внимательно наблюдая, какое впечатление производит картина на зрителей. В тех местах, когда зал дрожал от смеха или слышались всхлипывания женщин, расчувствованных игрою Эллен, они невольно сами поглядывали на экран. - Вот видите, - говорил Престо, обращаясь к Эллен. - А вы еще боялись, что испортите картину. Гофман курил сигару за сигарой, одобрительно покряхтывая. Необычайный успех сделал свое дело. Барыш есть барыш, а "деньги не пахнут", каково бы ни было их происхождение, - так смотрели на вещи еще коммерсанты Древнего Рима, которые пустили в оборот эту пословицу. Многие предприниматели не устояли перед барышами, которые давал новый фильм, и начали брать его в прокат. Фронт был прорван. За отдельными предпринимателями потянулись компании, а следом за ними и крупные концерны. Фильм начал свое победоносное шествие по Америке и Европе. Даже газеты враждебного лагеря не могли не признать высоких достоинств сценария, музыки, кстати сказать, написанной самим Престо, и мастерства исполнения. Новый Престо и Эллен сразу взошли на небосклон мировой кинематографии как звезды первой величины. Но и остальные участники, почти все молодежь, изумили своей игрой, что составляло бесспорную заслугу режиссерского дарования Престо. Питч рвал и метал в бессильной злобе. "Надо было озолотить этого ловкача Престо, но не выпускать его из рук. Кто знал?.." Люкс меланхолически думала: "Я, кажется, сделала большую глупость, оттолкнув Престо. Но кто же мог подумать?.." ЭТО ТА... Однажды Эллен в обществе Престо, Гофмана и двух киноартисток подъехала к фешенебельному кинотеатру. Исполнителей престовского кинофильма интересовало, как на него реагирует аристократическая публика. Престо с большим трудом удалось уговорить Эллен поехать с ним. В автомобиле Тонио, пользуясь тем, что киноартистки были заняты оживленным разговором с Гофманом, тихо спросил Эллен: - Когда же вы дадите мне ответ, Эллен? Она догадалась, о чем ее спрашивает Престо, но ничего не ответила, только губы ее дрогнули. Сходя с автомобиля, Эллен увидела двух дам в дорогих манто. Они с острым любопытством смотрели на нее. - Смотрите! Это та, о которой писали газеты! Новоявленная звезда экрана и amante (любовница) Престо, - довольно громко сказала остроносая дама. - Да, это она! - подтвердила полная. И они бесцеремонно проводили Эллен взглядами. Эллен смертельно побледнела, словно ей публично нанесли пощечину. Весь киносеанс она просидела неподвижно в глубине ложи, даже не взглянув на экран. Напрасно Престо пытался вывести ее из задумчивости. Поведение Эллен уже начинало беспокоить его. Зрительный зал бурно аплодировал, словно на экране были живые артисты. "Неужели даже этот ошеломляющий успех не трогает ее?" - с тревогой думал Престо. Не проронив ни слова, Эллен вернулась домой и тотчас заперлась в своей комнате. Больше она не могла сдерживаться и дала волю слезам. В дверь постучались. "Престо, - подумала Эллен. - Как не вовремя. Бедный! Он ждет ответа. Но что я могу ему сказать?.." Она вытерла слезы платком и открыла дверь. Перед нею стояла компаньонка, миссис Ирвин. - Простите, мисс, но я не задержу вас, - сказала она, глядя в покрасневшие от слез глаза Эллен. Не ожидая приглашения, она уселась в кресло и сказала: - Вы плакали, мисс. Я это вижу по вашим глазам. - Я и не скрываю, - ответила Эллен. - Да, вам есть о