Визг был слышен за два квартала! Мэтр Семецкий скорчил удивленную физиономию и так густо покраснел, что дополнительные вопросы на эту тему стали лишними. -- Вы позволите мне воспользоваться вашим телефоном? -- За-ради бога, товарищч... x x x Наш общий друг (речь идет, естественно, о сэре Мэлори) выслушал меня, почти не перебивая. Я бегло обрисовал обстановку, успокоил насчет состояния здоровья хозяина лавки и что-то там наплел по поводу непозволительной роскоши траты стихозаклинаний по каждому мелкому поводу. Короче, доверчивый маг сразу всему поверил, продиктовал в трубку волшебные слова (по счастью, ни разу не "сботыгрямкнув"!), и я принял прежний человеческий об╜лик. Затем в комнате появились два банных халата, заказанных Наташей. Меня немного задело, что прибыли они с изрядным опозданием, но у знаменитого писателя прогрессирующий старческий склероз, так что могли бы и не прибыть вовсе. Мэтр Семецкий деликатно отвернулся. Подпоясав короткий махровый халатик, я пожелал визгливому библиофилу всего хорошего, пообещав впредь избавить его от разрушительных визитов нашей летающей сестренки. Книготорговец самолично проводил меня к выходу и уже на самом пороге с какой-то невразумительной обидой в голосе в пятый раз уточнил: -- Значит, ви таки не будете меня убивать? -- Не буду, -- подтвердил я. -- А кстати, почему вы все время об этом спрашиваете? Вас ведь убивали столько раз, что давно можно было бы и привыкнуть. -- Ой, не позорьте мою лысину, товарищч! Есть вещи, привыкнуть к которым невозможно. Во-первых, когда вас убивают, это все еще больно. Во-вторых, я трачу бешеные деньги на отстирывание собственных сорочек от моей же крови. И в-третьих, все это дико надоедает! Ну ладно бы раз, другой, третий... Это я еще могу понять, в конце концов, все мы люди... Так нет, местные умники объявили убийство бедного Семецкого национальной традицией! Они даже дают за это ежегодную премию! Ви себе представляете -- премия тому, кто лучше убьет Семецкого... И шо ви скажете?! -- Возмутительное хамство! -- искренне посочувствовал я, на моей памяти подобных прецедентов история не знала. -- Не сомневайтесь, пожалуйста, во мне не так развиты стадные чувства. Если вас убивают все, то -- не я! -- Ви поразили меня в самое сердце... -- Хозяин лавки захлопнул тяжелую дверь, оставив меня на улице в некотором недоумении. Вроде бы мои обещания его огорчили... Анцифера и Фармазона я увидел на лавочке, в двух шагах от волшебным образом восстановившейся витрины. И черт, и ангел в своих собственных, не маскарадных, одеждах сидели рядышком, хлюпая носами и вытирая мокрыми рукавами щедрые сентиментальные слезы. Я втиснулся посередине: близнецы так и оставались своего обычного роста, то есть с меня, и расталкивать их локтями в стороны было делом нелегким. -- Какой человек... какая душа... какие муки... Палачи! -- И не говори, Циля... Вот веришь -- нет, поубивал бы! -- Но он-то, он... Страстотерпец! -- А я о чем?! Да мы их всех на одной сковороде, без масла... -- Премию они дают... Понимают ли, над чем потешаются, сребролюбцы?! -- Циля, я ими займусь... Я на них Сергуньку спущу! Ты ж меня знаешь, вот гадом буду... - Погодите, у меня, кажется, действительно были какие-то подходящие строчки... -- постарался припомнить я. -- Насчет наказания лауреатов премии ничего обещать не могу, а вот самому Семецкому это, возможно, и поможет. Во всяком случае, не повредит... -- Заклинание? -- с надеждой улыбнулись парни. -- Стихотворение, -- наставительно поправил я. Когда-то давно, в период романтического увлечения морем, у меня сложился целый цикл стихов о капитанах. Не знаю, насколько уж они хороши, но, может быть, мэтру Семецкому и не помешает чуть-чуть повысить самооценку. Как знать, может, и он в детстве мечтал стать героем? Если же нет, так пусть хоть просто вспомнит молодость..... Надоело... Я устал притворяться. Коль поймете -- не осудите строго... Ну, какой я капитан, что вы братцы?! Отправляйтесь без меня, ради бога! Грани жанра не увяжешь с судьбою... Жизнь придумаешь себе поподробней... И ведь было это все не со мною, Но от первого лица петь удобней. Я особо и не врал, право слово, Мне и штилей и ветров -- даже слишком Что касается штормов, безусловно, Мне о них известно только по книжкам... Все моря мои на контурной карте, Разрисованы старательно, с толком. Я писал стихи в каком-то азарте И себя считал просоленным волком! Океан ко мне вливался сквозь стены, И я впитывал раскрывшейся кожей Крики чаек, клокотание пены, Раздававшиеся где-то в прихожей... Что поделаешь, вот так все и было. Век в матрасной суете, на кровати... Мое время от меня уходило На сверкающем, как солнце, фрегате Я умнее стал и многое знаю, И наивных планов больше не строю. Ну, какой я капитан? Понимаю, Самому смешно... Да что же такое?! А... послать всю эту жизнь, тоже тяжко... Да, прощайте. Не увидимся вскоре. Привезите мне на память тельняшку Или раковину с запахом моря... -- Как полагаете, что-нибудь в таком роде подойдет? -- Не думаю... -- откровенно высказался Фар╜мазон. -- Стишок в целом ничего, но жизнеутверждающим его никак не назовешь. В принципе, конечно, можешь и прочитать, но, по-моему, от таких строф мужичонка окончательно впадет в слюнявую сентиментальность. -- Я тоже считаю его достаточно безобидным, -- согласно кивнул белый ангел. -- И, кстати, это очень хорошая идея -- читать стихотворение сначала нам, а уж потом использовать в практике. Мы бы избавились от риска катастрофических результатов, весомо снизив процент вероятности впадения в грех искушения всевластием. -- Хорошо, вы оба правы. Ну так что, вернемся в дом и проверим стихотворение непосредственно на объекте? Ангел пожал плечами, а черт, повернув голову, чуть сипло доложил: -- Конкретный шухер, кореша! Клешнями не махать, сидим без дерганья, как лапочки. Ибо вон Цилин процент сам сюда шкандыбает, и в таком виде -- мама, не горюй! Вывернув шеи вслед за Фармазоном, я и Андифер тоже замерли в немом восхищении. Понять наше душевное состояние было несложно: на пороге собственной книжной лавки, подбоченясь, стоял сам мэтр Семецкий. Свободный потрепанный китель, брюки клеш, забекрененная фуражка с "крабом", трубка в зубах и здоровенный гарпун в правой руке. Легкость, с которой он помахивал зазубренной железякой, казалась немыслимой... Неужели перед нами тот самый человек, что еще полчаса назад, едва ли не плача, умолял меня не убивать его?! Раскачиваясь, как старый баркас, ухмыляющийся библиофил подошел к нам и встал напротив меня, широко расставив ноги. Близнецы, не сговариваясь, рассосались по краям так, словно они меня вообще в первый раз видят... -- Здорово, поэт! -- Семецкий сплюнул и дружески протянул руку. -- Здравствуйте еще раз... -- Да, помню, помню, виделись. Однако, товарищч, сейчас перед тобой совершенно другой человек! Вот буквально только шо родившийся. Я ведь словно прозрел вдруг! Как ты ушел, глянул я в зеркало, и вот поверишь... едва не стошнило меня! Отражается в стекле слизняк какой-то, мразь сухопутная в позорной маечке... И тут как громом по голове -- вспомнил!!! Вспомнил, товарищч, кто я есть на самом деле... Каррамба! -- А... э... очень рад за вас, -- чуть натянуто улыбнулся я, ибо острый кончик гарпуна мелькал перед самым моим носом. Новоиспеченный капитан меж тем продолжал свою речь, яростно жестикулируя и не обращая внимания на мою явную нерасположенность к разговору. -- Ну, так я в шкаф, достаю старую дедушкину форму, снимаю в гостиной со стены коллекционный гарпун и говорю сам себе: "Это кто же там снова хочет слупить очередную премию за убийство бедного Семецкого?!" -- Не я! Я же обещал вас не убивать, помните? -- Да не о тебе речь, товарищч! Клянусь акульим плавником, у меня найдется не одна пачка неоплаченных счетов к другим умникам. А тебя попрошу об одном -- передай своей родственнице, шоб впредь в лавку ко мне ни ногой, а не то... -- Банни больше не будет! -- со всей искренностью поклялся я. Библиофил оценивающе оглядел мои плечи, хмыкнул что-то по поводу хлюпиков в бабских халатах и вдруг резко развернулся налево: -- Вот он, гад... Шоб я стал килькой в томате -- точно он! -- M-м... простите, кто?! Вдоль улицы, по направлению к книжной лавке, неторопливо шествовал толстый молодой мужчина с усиками, в модной одежке и с большим космическим бластером на пузе. -- Последний лауреат... -- мстительно прошипел мэтр Семецкий, до хруста в пальцах сжимая стальной гарпун. -- Он устроил взрыв и завалил меня книгами в моем же магазинчике. Смерть была долгой и мучительной... Так этот разжиревший моллюск прилюдно пообещал в следующий раз просто пристрелить меня из бластера. Вот с него-то я и начну... На фокареи мерзавца! В кандалы таки и в трюм! За борт под килем, морского ежа ему в глотку, кар-р-р-рамба!!! И робкий книготорговец (или отчаянный капитан?) с ревом бросился на недавнего обидчика. Как я понимаю, этот убийца был не единственным, но первый чек к оплате предъявили именно ему. Бездарно отстреливаясь от рычащего "морского волка", бедолага пытался удрать, а китобой Семецкий ловко бил его гарпуном по новым джинсам... Мы не вмешивались, и вскоре вопящая парочка исчезла за поворо╜том. -- Пошли домой, -- первым предложил я, -- мне надо переодеться. x x x Нам было не особенно далеко, пешочком, с расстановочкой дотопали за полчаса. Весь путь прошел в легкой, ничего не значащей болтовне. Погода в Городе всегда летняя, не жара, но можно разгуливать по улицам босиком и в халате. Мой костюм никого не смущал, косые взгляды, конечно, были, но именно косые, а не плотоядные. Я льстил себе робкой надеждой, что меня просто узнают в лицо как знаменитого мужа ведьмы и бесстрашного пулеметчика, в одиночку прогнавшего всех демонесс сейлор-мунистой компашки. Хотя Фармазон хмуро отметил, что это лишь по причине общей сытости, время-то обеденное. Наташина квартира в Городе, если помните, расположена на третьем этаже бывшего купеческого особняка (по крайней мере, он так выглядит). При виде знакомого подъезда почему-то сразу вспомнился мой китайский друг -- усатый дракон Боцю. Любитель изящной словесности и белых стихов мог быть очень полезен в сражениях с летающими демонессами, но увы... Боцю слишком хорошо воспитан и не позволит себе причинить хоть какой-нибудь вред миловидным девочкам в мини-юбках. Если даже его удалось бы уговорить, то нет ни малейшей гарантии, что под перекрестный огонь драконьего гнева не попадет наша глупая Банни, а этого мне никто не простит. Поднявшись на третий этаж, я некоторое время провозился с дверью. В принципе она меня знала, но не открывалась, так как Наташа выдрессировала ее реагировать на при╜каз. Босой пяткой о бетонный пол особо эффектно не пристукнешь... Дверь распахнулась, лишь когда я просто наорал на нее и дважды саданул кулаком. Кулак ушиб, зато мы смогли попасть в квартиру. Но прежде, чем я переступил порог, сзади раздалось приглушенное всхрюкивание, и, обернувшись, мы втроем узрели нашу соседушку с нижнего этажа. Внешность у старушки -- только детей распугивать, да и не у каждого взрослого психика выдержит. Это она плескала в меня кислотой, когда я мирно болтался на бельевых веревках в чем мама родила. Но -- кто старое помянет... -- Добрый день. Славная погодка, не правда ли? -- Что, подлизываешься за свою подлость? Еще и халатик нацепил... Гад, маньяк, извращенец!!! Близнецы дружно втолкнули меня внутрь и защелкнули замок, даже не дав мне подыскать достойный ответ. За дверью раздались суетливые подпрыгивания и разочарованный старушечий визг: -- Спасите! Насилу-ю-ю-т! Спасать, разумеется, никто не вышел. Либо соседям это неинтересно, либо бабка и так всем осточертела до смерти. -- Смотри на вещи философски, -- утешающе посоветовал Фармазон. -- Какие еще у старой перечницы радости в жизни? Только оповестить всех окружающих, что она, мымра заплесневелая, хоть кого-то еще интересует как женщина... Плюнь на дуру старую, не бери в голову! Анцифер сострадательно кивнул, и, подумав, я с ними согласился. Тем более что на кухне ждал меня сюрприз, который сразу же заставил забыть все проблемы и разочарования: празднично накрытый стол, аппетитно дымящиеся кастрюли на плите и яркая открытка от Наташи на холодильнике. -- Гудим! Водки нет, но хорошо хоть пиво супружница Серегина не зажилила. Бочкарев -- "Белые ночи", по бутылке на брата. Еще немного, и я ее круто зауважаю -- конкретная женщина, помнит о корешах мужа! Анцифер шлепнул братца по руке, Фармазон вынужденно выпустил из рук тарелку с колбасой, надувшись, как сыч. Пока ангел раскладывал на троих горячее рагу, все мое внимание было поглощено открыткой. Нет, наверное, не все, потому что к восхитительному аромату корейских специй я с удовольствием принюхивался... "Милый, куда же ты пропал? Я по тебе ужасно соскучилась. Ты у меня самый умный, самый красивый, самый обаятельный! И еще, тебе безумно повезло с женой... Целую! К обеду не жди. Твоя, твоя и только твоя... P.S. Прости, что бросила одного, надеюсь, ты и сам расколдуешъся. Банни я не догнала". -- Очень трогательно и, главное, по существу, -- заглянув мне через плечо, отметил нечистый дух. -- Все письмецо уси-пуси, а действительно ценной информации -- пара слов в малосольном постскриптуме. Нет, я иногда просто теряюсь в догадках: каким же черным чувством юмора должен был обладать этот ваш Бог, чтобы подсуропить Адаму такую вот Еву?! Я хлопнул его открыткой по носу, и он от╜стал. К обсуждению дальнейших планов мы перешли уже после обеда. Собственно, обсуждался только один вопрос, ставший в последнее время уже традиционным, -- сидеть ли здесь, дожидаясь Наташу, или предпринимать самостоятельные шаги по поиску нашей пропавшей родственницы? Мнения разделились так же традиционно: Фармазон требовал немедленно отправляться в путь, Анцифер настаивал на выжидательной позиции. И тот и другой приводили массу вполне обоснованных доводов, которые, в свою очередь, неизменно сводились к одному. Если я остаюсь, то ангелу будет легче уберегать мою душу от всевозможных искушений, хотя это на время и затруднит розыск Банни. В противном случае я имею большие шансы поскорее вернуть беглянку домой, но однозначно становлюсь легкой добычей для происков верного черта. Как видите, выбирать особенно не из чего... По некотором размышлении я решил все-таки пойти. Что-то такое задели в моей душе недавние Наташины слова: "Милый, ты у меня кто угодно, но не герой..." А почему это, собственно?! Свою храбрость я уже доказал, причем неоднократно. Умение самому выпутываться из любых, порой кошмарно опасных, ситуаций тоже доказал. Спасать невинных, защищать слабых, наказывать плохих -- да было все это, было! Тогда почему же я не герой? Пора ломать сложившиеся стереотипы! Главное оружие поэта -- это его рифмы, что не исключает и прямого использования ку╜лаков. Меня перемкнуло... Спишите все произошедшее на счет разлагающего влияния Фармазона -- допив пиво, я поднял обе руки за его план. -- Прими к сведенью, Циля, никто ни на кого не давил! Человек честно использовал дарованную ему конституцией свободу непредвзятого демократического выбора. И выбрал меня! -- Не фарисействуй, лукавый дух, -- строго поправил Анцифер. -- Сергей Александрович избрал не тебя, а с присущей ему христианской самоотверженностью принял тернистый путь спасения души одурманенной девушки. Что и возвращает его под сень моих крыльев. Так-то вот... -- Ну и кто из нас двоих фарисей? -- подмигнул мне нечистый. x x x Полчаса спустя в гардеробной творилось черт-те что! Одежда так и летала, самые разнообразные детали мужского туалета свистели в воздухе, а два моих духа спорили до хрипоты, размахивая руками и перекрикивая друг друга. Прошу прощения, я попытаюсь рассказать все по порядку. Ну, сначала мы перезвонили сэру Мэлори с целью уточнения ситуации. Он еще раз от души поблагодарил нас за безвозмездную помощь, оказанную его другу-библиофилу, который якобы уложил уже троих обид╜чиков. Одного вроде бы насмерть, а двоих доставили в госпиталь с увечьями разной степени тяжести, но это к слову... Главное, что мои предположения подтвердились -- старый рыцарь был твердо уверен, -- в данный момент Банни в городе нет! И, судя по тому, какую карту она пыталась востребовать у мэтра Семецкого, нашу деятельную сестричку стоит разыскивать в недрах Тартара... Конечно, и Анцифер, и Фармазон наверняка знали туда дорогу. Особого страха перед тем, что нам предстоит отправиться в Царство Мертвых, никто не испытывал. Да и благодаря "познавательным" сериалам о подвигах Геракла, Тартар лично мне представлялся местечком скорее развлекательного, чем опасного, плана. Осталось написать Наташе подробную записку, где мы и что, приодеться соответственно эпохе, а там уж... "В путь! Рога трубят!" С запиской проблем не было, а вот с одеждой... Не поймите меня превратно -- я не капризничал. Волшебный шкаф безропотно выдавал любой костюм, любой эпохи, любого сословия. Это мои парни никак не могли прийти к общему мнению по поводу того, кем же все-таки мне следует вырядиться. Купцом, воином, крестьянином, аристократом, певцом, погонщиком колесниц, многодетным горожанином, одиноким ремесленником и так далее и тому подобное, вдаль, вширь и вглубь в том же роде... А ведь все приходилось доставать и примерять! Под пристальным критическим взором самых пристрастных судей, каких только можно вообразить. То шлем на мне не так сидит, то гончарный фартук слишком заляпанный, то туника не с тем узором, то богатая хламида висит как на вешалке, то... В общем, не буду вас утомлять, в конце концов мы сошлись на неброском костюмчике поклонника Орфея -- белое одеяние, свободные складки, юбка выше колен, ременные сандалии и венок из лавровых листьев. Фармазон, рявкнув на ни в чем не повинный шкаф, выторговал еще и компактно-изящную лиру. Приятный инструмент, но опыт игры на оном у всех троих оказался нулевой. Больше всех отпирался Анцифер, якобы у них в Раю в основном арфы, но я сильно подозревал, что ангел скромничает. Арфа и лира достаточно близки, умея играть на одном, наверняка и с другим справишься, не балалайка все-таки... Мы заспорили. -- Глуши звук, хомячки! -- довольно бесцеремонно прикрикнул на нас черный братец. -- Нет, в самом деле, господа, прошу, как родных, заткнитесь, дорогие! Мне с начальством почирикать надо. Я ж под негласным присмотром, не забыли?.. Мы, конечно, извинились и кивнули. Фар╜мазон поудобнее развалился в Наташином кресле, задрав балахон и выудив откуда-то из-под мышки маленький сотовый телефончик: -- Алло, Люся?! Ага, это я... Да, народу кругом -- не протолкнись, потому и говорю так, ласково... Ну, ты ведь у меня женщина умная, все понимаешь. Ага, за что и люблю! Где я? Да вот, на рыбалку с друганами намылился. Младшенький наш ухи захотел, а ближайшая река -- Лета. Да, да, крошка моя, та самая... Ну? Ну а я что -- рыжий? Так что к обеду не жди. Ага... ага... не, я буду оттуда названивать, если связь позволит, а как же! Да знаю я, что сижу у тебя на крючке, знаю, синеглазенькая моя... Помню... помню... осознаю... Не скучай, киска, я тебе оттуда золотую рыбку привезу! И я тебя целую, туда же... Тьфу, зараза! -- Черт опустил руку с телефоном и смачно сплюнул на ковер, впрочем тут же вытерев собственным рукавом Наташин ко╜вер. -- Виноват, нервы... Совсем шеф звереет, отчеты ему через каждые четыре часа подавай. В трех экземплярах, в письменном виде, с комплектом цветных фотографий и записями на диктофоне! Слов нет... один мат на языке! Я хоть спать когда-нибудь должен?! -- Здесь мы можем вам только посочувствовать... Так что сказал ваш босс? -- Можем отправляться, Серега... Дай только отдышусь, и пойдем. Циля, у тебя, случаем, валокордина нет? Чей-то у меня мотор не вовремя защемило... -- Помощь ближнему -- мой долг! -- охотно откликнулся белый ангел. -- Ибо сказано в Писании... -- А без нотаций? Без нотаций Анцифер не мог, но пузырек с каплями, разумеется, дал. Я неоднократно замечал, что при всех внешних противоречиях, драках, скандалах и обидах мои духи никогда всерьез не пытались уничтожить друг друга. Видимо, понимали, что с одной половиной души мне в этом мире не выжить... Убедившись в почти полном выздоровлении нашего "сердечника", я похлопал его по плечу, вежливо сообщив: -- Вообще-то мне пора. Думаю, вам лучше присоединиться к нам позднее. Если не догоните, не огорчайтесь, мы с Анцифером вполне справимся сами. А вам после валокордина лучше полежать. -- Фигушки! -- мгновенно встрепенулся черт, бодренько вскакивая с кресла. -- Болезнь отступила, Циля с размаху надавал ей каплями по голове! И ваш любимый Фармазон игрив и здоров, как двадцать быков и двенадцать коров! Не помню, у кого я это свистнул, зато в рифму... -- Кто показывает дорогу? -- Он, естественно, -- ответил светлый дух. -- Однако и мне бы не грех сообщить вышестоящим организациям, куда мы, собственно, направляемся. Это все-таки Древняя Греция! Фавны и козлоногие сатиры там встречаются, так что Фармазон без родственников не останется... -- А за козла ответишь! -- надулся покрасневший черт, показывая кулак, но Анцифер продолжал, игнорируя выпады братца: -- Вы, Сереженька, тоже вполне сойдете за странствующего певца. Вот только ангелы в эллинских мифах встречаются чрезвычайно редко. По-моему, так их там вообще нет... Не волнуйтесь, я не задержу вас надолго. Он извлек из-за пазухи белого голубя, что-то пошептал ему, прикрываясь ладонью, распахнул окно и выпустил благородную птицу в синее небо. Мы втроем проследили за ее полетом, нечистый даже посвистел, как мальчишка, сунув пальцы в рот. Потом неожиданно резко подхватил нас обоих сзади и... толкнул прямо в распахнутое окно! Испугаться я не успел. Падение было слишком коротким, а приземление мягким. Зеленая трава, далекий запах полыни, ультрамариновый свод, опрокинутый над головами, и загадочно мурлыкающий шум моря... -- Коктебель! -- торжественно возвестил Фармазон. -- Многие ученые склоняются к мнению, что именно в горах Карадага суеверные греки размещали вход в царство Аида. Айда, проверим! x x x Нет, сразу мы, естественно, никуда не пошли. Я впервые за долгое время позволил себе послать к чертовой бабушке все дела и проблемы только для того, чтобы насладиться дикой, первозданной тишиной. Не абсолютной, обеззвученной глушью, а тишиной живой, наполненной стрекотанием насекомых, шумом далеких волн, разбивающихся о скалы, шелестом трав, свистом ветра и криками чаек. Именно здесь и сейчас я особенно остро понял, насколько раздражают психику рев моторов, визгливые вопли сигнализаций, дикий вой магнитофонов и монотонный, отупляющий шум, производимый сотнями тысяч горожан. Прикрыв глаза и раскинув в стороны руки, я позволил душе всласть надышаться неизъяснимо сладким воздухом истинной свободы! Даже Анцифер и Фармазон, присев на большой, прогретый солнцем валун, томно расправили крылышки, наслаждаясь редкими минутами покоя. Краем уха я улавливал их ленивый спор, но вмешиваться не хотелось абсолютно... -- Лошадь. -- Человек. -- А я говорю, лошадь. Ты что, не слышишь, как копыта по камням постукивают? Точно, лошадь, да еще наверняка дикая, звона подков нет. -- Я-то слышу! И, слава богу, слышу кроме перестука копыт еще и бормотание всадника. Он напевает что-то неразборчивое... -- Почему же всадника? Может, это ее пастух за веревочку ведет... -- Ага, теперь и ты услыхал! Почему всадника, говоришь? Да потому, милый мой, что человеческих шагов мы с тобой не улавливаем. Голос, явно мужской, есть, стук копыт тоже, так, значит, кто там? Я не выдержал и обернулся. Из-за соседней скалы неторопливо вышел... кентавр! Великолепная конская стать, лоснящаяся шкура, рыжая с подпалинами, на точеных ногах белые "чулочки", нечесаный черный хвост, а вместо крутой шеи -- атлетический мужской торс. На кудрявой голове человека-лошади блестел золотой венец, крашенная хной бородка эстетично завита кольцами, а глаза казались ярко-синими, как небо над морем. Красавец мужчина! И конь, естественно, выше всяких похвал! Так что в причудливом мифическом соединении они действительно представляли прекрасное творение экологической фантазии (я имею в виду идею единых корней человека и животного)... Кентавр же при виде меня совершенно не испугался, а, быстренько пригладив смоляные кудри, пританцовывающим шагом двинулся навстречу. Надо ли говорить, что Анцифер и Фармазон исчезли прежде, чем я успел это заметить... -- Добрый день! -- Отсутствие проблем с языком -- серьезный плюс в перемещениях между мирами. -- А я вот гуляю себе и гадаю, кто бы подсказал приезжему туристу дорогу к главной местной достопримечательности -- входу в Тартар? На меня дружелюбно покосились синим глазом, и густым, хорошо поставленным голосом ответили: Благословенным будь день твой, благородный муж с кифарой, Чьи меднозвучные струны вольготно смеются и плачут, Только коснутся едва их вдохновенные пальцы. Даже Зевес Громовержец И то любит послушать певцов светлокудрых рассказы, Если, конечно, они не творят укоризны или надменных смешочков Те, что над властью бессмертных, под коею все мы... -- А... прошу прощенья! -- не выдержав, перебил я. -- Благодарю, большое спасибо, я в курсе и помню общую схему божественной иерархии и общественных взаимоотношений. Так что вы хотели сказать насчет Тартара? Кентавр с удвоенным интересом упер руки в бока и неторопливо обошел меня кругом. Запах конского и человеческого пота создавал довольно причудливую комбинацию, и я старался не слишком откровенно морщиться, когда он заходил с наветренной стороны. Если спросить позволительно, тайн не нарушив, имя твое И откуда ты родом, странный певец, отвечающий низменной прозой, Слыша из уст собеседника славный размер, богоравный Слог, именуемый для посвященных словом... -- Гекзаметр! Нет, если очень надо, можем, конечно, поговорить и на нем -- какие проблемы?! Но, ей-богу, я здесь ненадолго, приехал издалека и очень стремлюсь попасть к Аиду, пока у них там не начались серьезные потрясения! -- Эти слова неразумные ярость рождают в бесхитростном сердце! с некоторой обидой поджал губки кентавр и даже пристукнул копытцем. Кто ты такой, что Богам угрожаешь открыто-надменно? Ибо кому, как не им, ведомо все наперед о бесчисленных бедах, Волею парк стерегущих самих олимпийцев! Ты же ответь мне, как должно. Так, как Орфей златоустый верных певцов обучил многократно! Хм... похоже, все-таки придется всерьез примерить на себя шкуру древнего грека. Меня слегка затрясло... Никаких сложностей с гекзаметром в принципе не было, но ужасно раздражала сама необходимость что-то из себя изображать. В самом деле, почему в России ты не должен на каждом углу доказывать, что ты поэт, а в любом из Темных миров тебя без демонстрации с пристрастием просто на порог не пустят! Господи боже! С какого рожна, объясни мне, такие придирки?! Я на экзаменах в Литинституте? Или в кругу профсоюзных маэстро? Скромно стою, наслаждаюсь пейзажем и -- здрасте вам по лбу Первый же встречный навязчиво требует слога! Стиля, размера, Размаха, цветистых сравнений... Что, я кому-то обязан стихами Так и чесать, невзирая на всплеск вдохновенья?! Ждите! А как же! Уж лучше к Афине, в солдаты... Где-то на этом месте я выдохся: длинная строка гекзаметра требовала хороших легких и правильно заданного ритма, как у бегуна на марафонские дистанции. Однако краснобородый кентавр, переступив передними копытами, воззрился на меня уже с удовлетворенной миной: Ныне готов я поверить и велеречивому слогу, и пылу отважному, Что здесь был явлен душою бесстрашною. Вижу, знакомиться время Нам уж пристало. Невежливо будет и дале нашу беседу вести, Не имея предлога друга земель чужедальних по имени звать Благозвучно... Первым скажу, что достойно рекусь Кентаврасом! Имя свое мне неспешно поведай, с улыбкой... -- Гнедин Сергей Александрович, -- покорно поклонился я, делая отмашку правой рукой в чисто русской манере. -- Образ жизни? Опальный поэт, член Союза писателей, проездом из Петербурга. Если можно, давайте просто поговорим, без поэтических наворотов. -- Жа-а-ль... -- сочувственно покачивая головой, возвестил мой новый знакомец. Жаль бесконечно, что Муза, дочь Зевса, не часто Тебя осеняет крылом белоперым. А я вот иначе Даже двух слов увязать не сумею, словно быков Непослушных, что упряжь лишь в стороны тянут... Ты же совету внемли -- Аполлону поспешно Жертву успеть принести из овец тонкорунных, Трех голубей, да козла, да вина не забудь золотого... Большего болтуна мне не приходилось встречать ни в одном измерении! Если все здешние жители окажутся хоть вполовину такими словоохотливыми -- я застрелюсь! Смех смехом, но это вполне может стать реальностью: судя по произведениям незабвенного Гомера, в Древней Греции все, от последнего пастуха до верховного бога, говорили исключительно гекзаметром! Я присел на камушек и обхватил голову руками... Один поэт, два поэта, даже три или пять -- это тяжко, но хоть как-то переносимо. А вот целая страна поэтов, рьяно пытающихся перещеголять друг друга... увольте! -- Анцифе-е-р! Фар-ма-зо-о-н! -- Ни ответа ни привета. Все ясно, придется выпутываться самому. x x x Я просидел в немой отупелости около получаса. Осчастливленный моим коровьим молчанием, кентавр счел, что наконец-то нашел самого безотказного слушателя, и не замолкал ни на минуту. По счастью, его болтовня мошкарой пролетала мимо, не задевая и крохи моего внимания. Если вы спросите, о чем он так увлеченно рассказывал, я не смогу вспомнить ни слова... Спасала выработанная годами учебы в институте привычка пропускать все лишнее, уходя в себя. Иначе нельзя, у нас на кафедре были профессора, которые "грузили" студентов похлеще этого непарнокопытного индивидуума. Время шло... Потом вдруг я неожиданно поймал себя на том, что краем глаза слежу за пробегающими по земле тенями. Ничего особенно интересного в их движении не было, они то появлялись, то исчезали, имели разную форму и скорость, но... Какая-то неуловимо объединяющая их нить все же присутствовала и притягивала мое подсознание. Я попытался сконцентрироваться... Кругом скалы, внизу море, на небе ни облачка, рядышком ни деревца. Первая осознанная мысль была абсолютно логичной -- откуда же здесь тени?! Приглядевшись повнимательнее, я отметил, что все они, несмотря на разную ширину, были вытянуты по вертикали и более всего напоминали -- человеческие! Я даже слегка подскочил... Вне всякого сомнения, бесшумно скользящие по каменистой земле тени принадлежали мужчинам и женщинам, старикам и старухам, воинам, детям, царям и всем прочим. Дальнейшее было уже элементарным... Я внимательно проследил взглядом их путь. Бесконечная вереница двигалась медленно, но целенаправленно, исчезая за поворотом красноватой скалы, чья форма напоминала двузубую корону или рогатый шлем викинга. Ну что же, теперь мне не надо ни у кого спрашивать, где находится вход в царство Аида. Я попытался встать и... не су╜мел. На мое плечо тяжело легла мускулистая рука... Вот пред тобою стою весь напряженный и трепетно жду приговора! Солнце в зените давно, Гелиос гонит коней златогривых к обеду. Мне же ответ твой единственной будет усладой... Тьфу, пропасть! Я совсем забыл о словоохотливом друге-кентавре... Он же все время что-то там говорил, чего-то добивался, может, я и упустил нечто важное, но у меня на сегодня другие заботы. Банни, Банни и еще раз Банни! -- Э... Кентаврас, да? Прошу еще раз извинить меня за некоторую рассеянность, присущую, впрочем, всем поэтам. Я был искренне рад с вами познакомиться! Будь у нас побольше свободного времени, мы бы славно пообсуждали не одну тысячу разных тем. Увы! Совершенно неотложные дела заставляют меня проститься с вами раньше срока. Гелиос в зените, кони бегут, как вы справедливо изволили заметить... Мне пора. До свидания. Что я услышал, рази меня в хвост пышнобедрая дева Диана? Кентавр вытаращился на меня так, что синие глаза сменили цвет на мутно-бирюзовый с прожилками. Я раскрываю здесь душу и сердце и жажду участия, он же Ныне спешит, Лаэртит Хитромудрый! Ужели речи мои Так и канули в Лету?! Ты же -- внимал! Ты молчал в упоенье И слушал! Даже кивал пару раз, я могу ошибиться лишь в цифрах... -- M-м... спокойствие! Кажется, я действительно что-то упустил. Я могу попросить пару минут на освежение памяти? Тяжелый день, знаете ли... -- По раздутым ноздрям человека-лошади и нервным судорогам, пробегающим под шелковистой кожей, становилось ясно: я прослушал что-то невероятно важное! Этот ходячий миф в большом гневе, и если его эмоции возьмут верх... он из меня антрекот сделает. Даже убежать не удастся -- догонит! Я на своих двоих, он на четырех свободно догонит уже на второй минуте... А что делать, что делать? И где только нелегкая носит моих верных соучастников! Фармазон, как всегда, появился первым. Уменьшившись до размеров Дюймовочки, нечистый дух рухнул на колени и, почти дословно цитируя гоголевского кузнеца Вакулу, жалобно запищал: -- Не гневись, батько, не гневись! Вот тебе нагайка, бей, сколько душа пожелает, а только не гневись! -- Фармазон, выручайте! Что он мне там наговорил? -- едва сдерживая смех, просемафорил я. Мой потешный черт разом вытянулся во фрунт, молодцевато щелкнул каблуками и чисто вахмистровским басом проорал: -- Осмелюсь доложить, вашевысокобродь, что они, извиняюсь, любви хочут! Их превосходительство дюже истосковались, в одиночестве по пастбищам травку чавкая. Зараз им все едино, что кобылка чалая, что человек крещеный! Прости господи... -- А?.. -- Оглянувшись, я отметил оч-чень высокую степень "вдохновения" поэтичного кентавра. -- Я... я на...надеюсь, ничего такого ему не пообещал?! Я ведь не... -- Про это лучше у Цили спросить, у него больше опыта, -- подмигнув, вставил темный дух, но из ниоткуда появилась сияющая рука, и Фармазон огреб звонкий подзатыльник. В то же мгновение Анцифер материализовался полностью, как ни в чем не бывало обратившись ко мне: -- Не волнуйтесь, Сереженька, этот рогатый врун вас просто запугивает! Не поддавайтесь на дешевую провокацию, я все улажу... -- Но... он же... сами посмотрите, -- неуверенно предложил я. Кентаврас по-прежнему стоял в самой выжидательной позе, не сводя с меня вожделенного взгляда. -- Бытовые мелочи! -- хладнокровно отмахнулся белый ангел. -- Слушайтесь меня, нам в свое время неплохо читали психологию. Этот индивидуум сейчас больше животное, чем че╜ловек. Им управляют неконтролируемые физические импульсы и бушующие гормоны, но если вы сумеете пробудить в нем любопытство... О, это слишком человеческое качество! Поверьте, он пойдет за вами, как на веревочке... -- Нужен он мне... на веревочке! А сейчас-то что мне для него сделать? Фармазон открыл было рот, но тут же получил еще один подзатыльник и сумрачно заткнулся. -- Ничего особенного делать не надо. Просто встаньте и идите себе по своим делам. Не отвечайте на его вопросы, вообще не обращайте внимания. Уверяю вас, этот мужлан сдастся первым... В сущности, почему бы и нет? Терять-то особо нечего, а в некоторых вопросах у Анцифера действительно больше опыта, тут Фармазон прав. Что ж, будь по-вашему... Я сощурился и послал кентавру самый кокетливый взгляд, на который только был способен. У бедолаги подкосились колени... Потом я просто отвернулся, сделал ручкой и направился в сторону Тартара вихляющейся походкой. Близнецы сначала семенили на шаг впереди, но, опасаясь моих сандалий, быстро перекочевали мне на плечи. Анцифер -- на правое, Фармазон -- на левое. Дробь копыт за спиной я услыхал не скоро, -- видимо, мое многозначительно-специфическое поведение произвело на кентавра аховое впечатление. Хотя я, между прочим, шел не торопясь и специально прислушиваться к чему-либо абсолютно не собирался. Даже когда разгоряченное дыхание подскакавшего "мифа" обожгло мне затылок, я удержал себя в руках, сумев не обернуться. Недоумевающий человек-конь трусил за мной след в след минут пять, потом не выдержал и начал бегать вокруг разными аллюрами, явно стараясь "привлечь внимание". Действительно, крайне импульсивная натура! Анцифер прав, управлять такими типами вполне возможно, главное -- правильно вести свою линию и не переиграть... -- Эге-ге-гей! Ахойе! Муж благородный, спешащий вперед С тайно намеченной целью, шагающий бодро и страстно... Остановись! Посейдоном -- земли колебателем ныне тебя заклинаю! -- Заколебал... Не останавливайся, Серега, пусть Савраска еще побегает. -- Как ты его назвал? -- тут же заинтересовался ангел с правого плеча. -- Кентаврас -- слишком длинно, -- небрежно отмахнувшись пояснил черт. -- В сокращении получится либо Кент, либо Савраска. Я лично предпочитаю Савраску! Уж очень трогательно этот пони вокруг хозяина вальсирует, прям как балерина на манеже... Я улыбнулся и прибавил шаг. Путь до Царства Мертвых оказался неблизким; хотя сандалии были вполне удобоносимы, ноги все равно начали уставать. Что же скажу я тебе, быстробегущему страннику с лирой, Под мышкой беззвучно молчащей? Прежде гораздо приличнее Вел ты себя, несомненно... Сердце мое поражая рассудком и ликом, Так же ученостью внешней, а ныне увы мне! -- Нет, Савраска -- это как-то уничижительно! Сереженька, я настоятельно рекомендую называть его Кентом. Тоже, конечно, имечко, несколько напоминающее рекламу табачных изделий, но выбирая из двух зол... А Кентаврас действительно слишком длинно. -- Да-а, сокращения, между прочим, великая вещь! Коммунисты это понимали и недаром сокращали все подряд. Вот Сергунька, например, был бы -- САГ! Мощно, звучно, сурово! Я -- ФАРМ! Тоже звучит... Наш нимбоватый умник -- АНЦ! Хотя нет... какое-то муравьиное прозвище... Пусть себе останется прежним Цилей. Тихо, уютно, по-домашнему, без церемоний... Следуя за вереницей теней, мы постепенно начали спускаться в неглубокую лощину. Там красная скала открывала в своем основании ряд черных пещер. Наверняка вход находился в одной из них... Кентавр продолжал напряженно суетиться рядом, из последних сил взывая к моему состраданию: Остановись! Умоляю, колени склонив раболепственно, ибо Жить не смогу, твоего не услышав ответа. Раз уж и боги тебя Не пугают, певец с мужеством львиным, а также упрямством, Коему только с ослиным сравненье найдется... Именем громким Твоим заклинаю: остановись, Сергиус Гнидас! Смиренно Алкаю ответа в пустыне... Я чуть не споткнулся! Как он меня назвал? -- Как он тебя назвал?! -- Два маленьких грозных истребителя вертикального взлета, белый и черный, взмыли с моих плеч в возмущенном единодушии. Та-а-к... кому-то сей╜час крупно не поздоровится... x x x Анцифер и Фармазон -- мои личные духи и для окружающих, как правило, невидимы. Зато вполне... ощутимы! Классическая голова Кентавраса недоуменно дернулась из стороны в сторону, от пощечины справа и от оплеухи слева. В глубоко-синих глазах оби