е лихорадочно колотилось. Это фотоаппарат или кинокамера, сомнений нет. Какой-нибудь торговец? Но почему таится - запрещено открыто торговать фотоаппаратами, что ли? И откуда ему известно, что именно Савину нужно? Какой-то таинственный друг, неизвестно откуда знающий, чем может помочь? Слишком неправдоподобно. Или нет? Ну почему у его врагов-невидимок, уничтоживших аппаратуру, не может оказаться своих врагов, которые, согласно известной пословице, автоматически посчитали себя друзьями и союзниками Савина? Улица длиной метров в сорок, вернее, проход меж глухими каменными стенами - задними стенами каких-то строений. На каждой стене по десятку фонарей - голубых шаров. Когда Савин достиг примерно середины прохода, все и произошло. Справа застучали по крыше шаги, полетела вниз, разматываясь, толстая веревка с привязанной на конце за середину палкой, тот, что заманил сюда Савина, ухватился за нее обеими руками, сел на палку, и его мгновенно подняли на крышу. Из-за угла выехал всадник в широком черном плаще с капюшоном, чрезвычайно похожий на того, что встречал прошлой ночью на берегу корабль "честных контрабандистов", развернул коня вдоль прохода и остановился. Савин оглянулся - с другой стороны проход загораживали двое пеших в таких же плащах, и в руках у всех троих были короткие металлические предметы, холодно отсвечивающие тусклыми бликами... Оттуда, где стоял всадник, донеслось тихое стрекотанье, и несколько ламп по обе стороны прохода звонко лопнули, погасли. И с другой стороны, сзади, тихо застрекотало, лампы гасли одна за другой, но только те, что висели ближе к выходам, - те, что были в середине и освещали Савина, остались нетронутыми. Он понял их замысел, и некогда было раздумывать. Он отскочил, выстрелил по трем лампам, и они лопнули - висели невысоко, и попасть было нетрудно. Упал на спину, перекатился, выстрелил по трем оставшимся. Проход погрузился в темноту. У Савина остался один патрон в стволе и семь в запасной обойме - слабовато против трех автоматов-бесшумок... И еще кто-то на крыше, двое как минимум. Но что им мешало просто выстрелить в него с крыши? Хотят взять живым, узнать, что ему известно, что он успел рассказать и кому? Сомнительно, что после такой беседы его отпустят с миром, - чересчур уж удобный подворачивается случай покончить с ним, надо же было так глупо попасться, и никто ничего никогда не узнает, до чего обидно, господи... Он выстрелил во всадника, но промазал - было слишком темно. Всадник отъехал за угол, исчез из виду. Исчезли и пешие. Злость и опасность до предела обострили рассудок, и он догадался - сейчас в игру вступят те, что на крыше, сбросят что-нибудь сверху, оглушат... Савин вставил новую обойму, отполз к стене, прижался к ней спиной. Он не знал, с какой стороны ждать удара, он ничего не мог, не знал, что же делать, никогда еще он не оказывался в таком паскудном положении. В бога он, разумеется, не верил, но сейчас самое время помолиться - хотя бы шотландским духам... Стрекотнуло высоко над головой, сверху посыпалась каменная крошка. Значит, не стараются попасть, хотят брать живьем... - Брось оружие. Встать и руки за голову, - раздалось над самой головой. - Черта лысого! - рявкнул Савин. - Дурак, - расхохотались вверху. - Сейчас сбросим факелы, будешь как муравей на тарелке. А палить можешь сколько угодно - карнавал, никто ничего не заподозрит. Да и вряд ли ты сюда с мешком патронов плыл, их у тебя наверняка кот наплакал, а? Давай быстрее... Резкий свист оборвал ехидно-уверенные реплики, и над самой головой Савина загрохотали удаляющиеся шаги. Застучали копыта в той стороне, где скрывался за углом всадник. А через несколько секунд с другой стороны послышался иной конский топот - кто-то мчался сюда галопом. В проходе сверкнул яркий, пульсирующий свет факелов. Несколько всадников с гиканьем и азартными воплями промчались мимо, явно преследуя убежавших. Трое на всем скаку, царапая ножнами мечей стены, завернули в проход, увидели Савина, все еще лежащего, натянули, откидываясь назад, широкие поводья, и храпящие кони взвились на дыбы, разбрызгивая пену. Савин медленно поднялся, не пряча пистолета, настороженно всматриваясь в нежданных избавителей. Вряд ли нападавшие стали бы применять столь изощренную хитрость, подсылая к себе на смену сообщников, так что в том, что прискакали спасители, сомневаться не стоило. Как и в том, что это полиция или какой-то патруль, - блестящие кирасы, шлемы с невысокими султанами, поножи, налокотники, мечи. Двое остались в седлах, высоко подняв факелы, третий спешился и валкой походкой старого кавалериста подошел к Савину. Старший, очевидно, - какая-то эмблема на золотой цепи поверх кирасы, еще какие-то инкрустации золотом. Грузный пожилой мужчина с солидными висячими усами. Савин опустил пистолет, хотел сунуть его в карман, но старший протянул лапищу в кожаной перчатке, перехватил его руку и забасил непонятное - указывая на пистолет, широким жестом обводил окрестности, негодующе качал головой и цокал языком, выражал крайнее неодобрение, как только мог. Смысл его тирады легко дошел до сознания Савина, которому во время скитаний по планете нередко приходилось объясняться жестами с теми, кто не владел известными ему языками. Патрульный горячо растолковывал, что здесь, во время карнавала, категорически запрещается устраивать безобразия, подобные только что прерванному на самом интересном месте. Савин закивал в знак понимания, виновато пожал плечами, но тут же спохватился - кто знает, какая у них система жестов, означает же у болгар кивок - отрицание... Но нет, патрульный его прекрасно понял и заговорил тоном ниже, укоряюще, но уже не особенно. Потом оборвал поучения, очевидно, сочтя их законченными, и коротко, по-деловому задал несколько вопросов. Видя, что Савин не понимает, выдернул из-за голенища сапога свиток, развернул и, не оборачиваясь, щелкнул пальцами. Один из всадников подъехал ближе, наклонил факел. Старший протянул свиток Савину. Там было изображено человек сорок, все в разных костюмах. Детали выписаны очень тщательно, и под каждым - короткая строчка непонятных знаков. Дело у них поставлено неплохо, видимо, это и имела в виду Диана, предупреждая, что заблудиться здесь невозможно... Савин всмотрелся и вскоре уверенно ткнул пальцем в человека, одетого, несомненно, по земной, хотя и немного устаревшей моде. Старший удовлетворенно крякнул и знаком велел одному из своих людей спешиться, кивнул на лошадь Савину - видимо, здесь автоматически подразумевалось, что каждый обязан уметь ездить верхом. Впрочем, он первое время ехал рядом, присматриваясь к посадке Савина, но вскоре, оценив его умение держаться в седле, гикнул и пустил коня размашистой рысью. Через несколько минут, огибая людные места, они достигли порта, проскакали мимо ряда иллюминированных кораблей и остановились у того, на котором Савин сюда прибыл. Его вежливо проводили на палубу, но вежливость любой полиции имеет свои пределы. Так и здесь - один из патрульных занял позицию неподалеку, явно намереваясь дежурить, пока не отчалит корабль с возмутителем спокойствия. Его коня увел в поводу напарник. Матросы временами появлялись на палубе, упорно не обращая внимания на Савина. Он примостился у борта и ни о чем особенном не думал - не хотелось, остывал после схватки. Часа через два стало утихать буйство фейерверка, людской поток хлынул на корабли, вскоре вернулась и Диана. Савин уверенно объяснил, что после того как их неожиданно разлучили, он бродил по городу и вот только что вернулся, ориентируясь на маяк. Диана ничуть этому не удивилась, так что особенно лицедействовать не пришлось. К тому же, она особенно и не расспрашивала, сидела грустная, и понятно было отчего - кончился карнавал, которого ждешь целый год, и еще год теперь предстоит ждать ясных огней до небес... Обратный путь, "переход", разговоры с Дианой о каких-то пустяках, короткое сдержанное прощание на берегу - все это проплывало мимо сознания, не оставляя следа. Ничего сейчас не имело значения - кроме миров, которые он не мог подарить Земле... ДЕНЬ ТРЕТИЙ Савин осторожно постучал в потемневшую от времени и здешней стойкой сырости дверь. Почти сразу же послышались тяжелые неторопливые шаги, дверь потянули на себя, открыв до половины. Перед Савиным стоял высокий крупный человек, растрепанной черной шевелюрой и бородой напоминающий то ли актера, утвержденного на роль Емельяна Пугачева, то ли цыгана. Он наверняка встал буквально за несколько минут по появления Савина - рубашка застегнута кое-как, через пуговицу, лицо мятое, сонное, глаза запухшие. Конечно же, он сразу узнал Савина, он явно намеревался буркнуть что-нибудь вроде: "Ну вот, опять вы...", лицо стало уже стягиваться в грустно-отрешенную улыбку. Но он только что проснулся, соображал хуже, чем обычно, и это позволило Савину опередить, заговорить первому: - Почему вы не сбрили бороду? И волосы не выкрасили, скажем, в рыжий? Гралев недоуменно моргнул: - Почему я... что? - Не сбрили бороду. И не изменили цвет волос. - Савин очень деликатно, но непреклонно придвинулся вплотную, и Гралев, так ничего и не поняв, отступил в прихожую. Савин закрыл за собой дверь. Полдела сделано - его впустили. - Это было бы логическим продолжением, Гралев, - сказал он. - Люди, вдруг решившие скрываться под вымышленной фамилией, обычно стремятся и внешность изменить. Что же вы не довели дело до конца? - Что за глупости? - спросил Гралев. - Зачем мне менять внешность? - А зачем вам понадобилось менять фамилию, мистер Гролл? На лице Т-физика изобразилось что-то похожее на смущение: - Сам не знаю... - Он подергал плечами, ища слова. - Вырвалось неожиданно для меня самого, здесь ведь не спрашивают документов. Видимо, в подсознании сидело, что Гралев - конченый человек, в сущности... - И человечество, безусловно, выиграет оттого, что на его месте возникнет ничем не примечательный Гролл, - продолжил за него Савин, - который найдет себе в глуши место, скажем, учителя физики - на это у лауреата Нобелевской премии способностей хватит - и будет разыгрывать современного отшельника в хламиде из эластовитола. Даже учитывая состояние Гралева, следовало ожидать вспышки - Савин знал характер физика, похожий на камчатский гейзер, - но Гралев как-то очень тускло улыбнулся и спросил спокойно: - А что вы предложите? - О, я многое могу предложить... - сказал Савин. - Но пока предложу для начала сварить кофе нам обоим. - Я только что сварил. На вас хватит. - Вот и отлично. В таком случае будем считать, что увертюра прозвучала, и занавес поднят... Где ваша комната, сюда? Благодарю. - Как вы меня нашли? - без всякой радости, но и без особой враждебности (что придало Савину уверенности) спросил Гралев, расставляя чашки. - Представьте, я вас вовсе не искал. То есть искал, конечно, но сюда приехал по другим делам и никак не ожидал встретить вас в городке. А сюда меня привели другие обстоятельства... - Он поколебался и закончил твердо: - Правда, чрезвычайно похоже на то, что все обстоятельства стянулись в один тугой узел, с которым, кажется, следует поступить как с гордиевым... - Как это понимать? - Не могу объяснить пока, - сказал Савин. - Вернее, не могу пока сформулировать четко - запутанно, как черт-те что, до того туманно... Он замолчал, отхлебнул кофе и пристально, откровенно оглядел комнату - гралевских вещей здесь было не больше, чем обычно бывает у мужчины в гостиничном номере. Видимо, каковы бы ни были его дальнейшие намерения относительно своего будущего, прочно обосновываться в этом городе Гралев не собирался. И тут Савина осенило. - Почему вы оказались именно здесь, на берегах Ферт-оф-Лорна? Именно в этом графстве? Гралев молчал, буравя взглядом свои ботинки. - Почему именно здесь? - повторил Савин настойчиво. Он не хотел и не собирался быть деликатным - слишком серьезная шла игра, слишком велики были ставки. - Городок я выбрал случайно, - сказал Гралев, не поднимая глаз. - Захотелось почему-то к морю - серому, знаете ли, скучному. В тон настроению, что ли. - Понимаю, - сказал Савин. - Но из Глазго вы могли преспокойно отправиться в Эр или Андроссан. Это гораздо ближе, и там тоже сколько угодно серого скучного моря. Или, если уж вам хотелось забраться как можно дальше на север, можно было воспользоваться прямыми рейсами на Фрейзерборо или Дернесс. Улететь на острова, наконец. Но вы предпочли остановиться где-то посередине между Глазго и северной оконечностью страны. Машины у вас нет, значит, вы воспользовались монором или автобусом - при самом лучшем раскладе, как минимум, три пересадки по пути из Глазго, я хорошо изучил расписание, потому и взял машину. Вы целеустремленно добирались сюда... или в Монгеруэлл? - Ну, предположим, в Монгеруэлл. Не вижу причин это скрывать. - Так. Сюда вы приехали из Монгеруэлла, потому что здесь было скучное серое море. А кто вам нужен был в Монгеруэлле? - Послушайте, вам не кажется, что вы все больше начинаете походить на полицейского? - Вполне возможно, - сказал Савин. - Это оттого, что я надеюсь все же опередить Интерпол или Международную службу безопасности - это все же не их дело. - При чем здесь Интерпол? Он-то какое может иметь отношение к спорной научной гипотезе, которую так и не удалось подтвердить экспериментально? - И вы так именуете работу, за которую в тридцать один получили Нобелевскую? - как бы между прочим поинтересовался Савин. - Это было четыре года назад. Тогда мы были оптимистами. А теперь получается, что получил я ее незаслуженно. Словно бы за проект вечного двигателя, понимаете вы это? Его голос сорвался, он наконец поднял глаза - в них были боль и злое отчаяние от собственного бессилия. Нет, это не ты, подумал Савин. Не ты подкладывал бомбы. Ты не стал бы никогда собственными руками разрушать дело всей своей жизни. Есть кто-то другой... - Значит, вы признаете, что трудились над пустышкой? Что те, кто присуждал вам Нобелевскую, - бездари, не способные отличать эпохальную идею от проекта перпетуум мобиле? - Не хочу я этого признать! Не могу! - Гралев склонил голову и закончил тише: - Но факты, факты... - Что ж, поговорим о фактах. Но раньше скажите все же, кого вы искали в Монгеруэлле? Кетсби? - Да, - сказал Гралев. - К чему делать из этого секрет? - Ваш бессменный помощник, верный оруженосец... - сказал Савин. - Если быть точным, я не искал его, не гнался за ним. Он сам мне написал. Я поехал не сразу, мне... - Было неловко и стыдно, - закончил за него Савин. - Потому что вы, отец-основатель, бросаете дело, а скромный инженер остается на своем посту. Я правильно понял? И правильно его охарактеризовал? - В общем-то, да. Теоретиком он никогда не был. Но исполнитель он идеальный и экспериментатор неплохой. - Настолько, что вы все эти четыре года практически передоверяли ему всю основную работу по монтажу установок? - И не вижу причин об этом жалеть, - сказал Гралев. - Ну-ну... Итак, он просил вас приехать, и вы после некоторых колебаний приехали. Вы встречались с ним? - Разумеется. Два раза. - И что же? - Я его не узнал. Мне показалось, да и сейчас кажется, что он не вполне нормален психически. Бессвязный и бессодержательный получился разговор - и в первый, и во второй раз. Осталось такое впечатление, словно он все время порывался рассказать что-то важное, начинал сложными зигзагами подводить меня к чему-то, и вдруг - будто захлопывается какая-то дверь или, наоборот, впереди разверзается пустота. Издерган до крайности, стряхивает пепел на пол - это он-то, образец аккуратности! - озирается с таким видом, словно кто-то сейчас появится за его спиной прямо из стены. Кажется даже, что он вооружен... - У вас не создалось впечатления, что он чего-то или кого-то боится? - Если даже и так, то это чисто нервное, не имеющее отношения к реальности, - задумчиво сказал Гралев. - Скорее всего, у него тоже не выдержали нервы, но проявилось это еще болезненнее, нежели у меня. Ему давно пора лететь к Полачеку в Брно, а он почему-то торчит здесь и не хочет уезжать. - Подачек? - сказал Савин. - Насколько я помню из наших прошлых бесед, это тот, кто шел за вами, так сказать, по пятам? Ваш наследник престола? - Собственно говоря, да, - сказал Гралев. - После того как распалась моя группа, многие перешли к Полачеку, в том числе и Кетсби. Но он никак не хочет уезжать. Я хотел даже купить ему билет и посадить в самолет, но решил немного подождать. Не стоит его отправлять в таком состоянии, пусть немного придет в себя... - У него здесь родственники? Женщина, может быть? Друзья? - Никого. Я бы знал. - Гралев поставил на хлипкий столик пустую чашку, досадливо помотал головой. - Послушайте, Савин, хватит об этом, хорошо? Все-таки речь идет о человеке, который работал со мной четыре года... - Я думал, вы все же скажете "о моем хорошем друге", - сказал Савин. - Нет? Наступило неловкое, напряженное молчание. Савин отвернулся и равнодушно рассматривал выцветшие литографии на стене. - Нет, - сказал наконец Гралев. - Вы не подумайте, что я к нему плохо относился или недолюбливал... Он хороший парень, прирожденный инженер, с ним было легко работать и интересно общаться за стенами лаборатории, и все же... И тем не менее друзьями мы не были. Боюсь, что "хороших друзей", как вы выразились, у него вообще не было. У него были только хорошие знакомые. Вы понимаете разницу? - Понимаю, - сказал Савин. - Продолжайте, прошу вас. - Создавалось впечатление, что на нем надет панцирь, разместившийся где-то между кожей и скелетом, в Монгеруэлле, мне показалось, это проступило особенно явственно. А женщины всегда чувствовали особенно остро. - Ага! - Савин стукнул ладонью по колену. - Вы отгоняете мои последние сомнения, Гралев, последние уничтожаете, теперь я уверен, что не ошибся... - Он чувствовал, что впадает в пустословие, но не мог сразу остановиться, это было своеобразной разрядкой. - И если это окончательно подтвердится, если это подтвердится... - О чем вы? - Исключительно о вас и ваших делах, - Савин овладел собой. - Можно еще кофе? Благодарю... Понимаете, Гралев, я провел вчера два часа в вычислительном центре Монгеруэлла. Машинное время сейчас гораздо дешевле, чем в прошлом веке, и все равно мне пришлось-выложить трехмесячный оклад - у меня были сложные задачи, осложнявшиеся еще и тем, что не всегда я мог конкретно объяснить, что мне нужно... Начнем по порядку. Если бы месяц назад я спросил у вас, кто, по-вашему, является сегодня лучшим Т-физиком планеты, что бы вы мне ответили, избегая обеих крайностей - ложной скромности и излишнего самомнения? Гралев ответил не сразу: - Месяц назад я ткнул бы себя пальцем в грудь. - И абсолютно справедливо, - сказал Савин. - Так и поступайте впредь, вы слышите? Минуту! - он резко вскинул ладонь. - Без самобичующих реплик, Гралев, ясно? И не перебивайте, понятно? Слушайте и отвечайте на вопросы. Потом можете говорить все, что угодно. Итак, рассмотрим ситуацию. Родилась и уверенно набирает силы новая отрасль физики, занимающаяся проникновением в иномерные миры, параллельные пространства. Есть теория, математический аппарат, хорошие специалисты, оборудование и, что немаловажно, признание в научных кругах. - Не везде, - сказал Гралев. - Иные мэтры поверят в нашу правоту не раньше, чем сами побывают в одном из иномерных миров. И они отнюдь не бездари, просто существует такая вещь - определенные свойства человеческого мышления... Вы ведь знакомы со многими хрестоматийными примерами? Против существования метеоритов или возможности постройки летательных аппаратов тяжелее воздуха выступали отнюдь не одни бездари... - С хрестоматийными примерами я знаком, - сказал Савин. - Не будем отходить от главного. Итак, на протяжении последних примерно двух с половиной лет в лабораториях, идущих, казалось бы, по единственно верному пути, произошел ряд катастроф, которые можно расценить как признак провала, результат неверного пути. Признак того, что великолепная магистраль оказалась на деле примитивным тупиком, так что просто неизвестно теперь, где же она - укатанная дорога, ведущая к сияющим вершинам. Те, у кого мышление в полной мере обладает "определенными свойствами", возликовали и вновь развернули задохнувшееся было наступление. Те, кто относился к вам с доброжелательным пониманием, те, кто присуждал вам Нобелевки и помогал отвоевывать место под солнцем - даже они под давлением неопровержимых фактов... смутились и задумались, скажем так. И наконец, в ваших рядах возникло дезертирство, причем полководец, сиречь вы, покинул поле боя, даже не дождавшись окончательного развала армии. Я не говорю уж о том, что средства массовой информации перешли от неумеренных восторгов к выжидательному молчанию - в лучшем случае. Я исчерпывающе обрисовал ситуацию? - Да. Факты... - Подождите. Ответьте еще на несколько вопросов. Какие меры безопасности принимались в тех лабораториях, где вы работали? - Обычные меры согласно технике безопасности. - Я не о том, - сказал Савин. - Какие меры у вас принимали против возможной диверсии? - Против чего? - Против диверсии, - внятно повторил Савин. - Против бомбы, которую кто-то мог подложить, против того, что кто-то мог сознательно привести установку к взрыву? Это и есть неучтенный фактор, понятно вам? Никто не думал о бомбах, потому что никто ничего не знал о тех, кому выгодно подкладывать бомбы... - Вы с ума сошли? - спросил Гралев скорее деловито, чем удивленно. - Мы же не персонажи криминального романа. - Ну да, - сказал Савин. - А между тем кандидаты в гипотетические диверсанты преспокойно существуют, Гралев! Просто мы ничего о них не знали, и по вполне уважительной причине - наш противник значительно старше Т-физики и, пока ее не было в помине, оставался абсолютно неуязвимым. Угроза для него возникла буквально девять-десять лет назад, и он понимал, чем это для него грозит, но оставался для вас невидимым, вы о нем и понятия не имели, а он действовал... - Да о чем вы? - почти крикнул Гралев. - О вашем противнике, - сказал Савин. - Наверное, я первым на него вышел - даже не догадываясь об этом. Я не искал вас, Гралев. Вернее, искал после того, как вы улетели в Глазго, но сюда я попал из-за одного очень странного письма... Он говорил уверенно и четко, с профессиональной сноровкой отсекая, безусловно, интересные, но второстепенные, в сущности, детали, задерживаясь только на главном, на ключевых моментах. Говорил и вот теперь-то уж действительно сверлил лицо собеседника взглядом - жадным. Гралев слушал с любопытством, пока - только с любопытством... - Вот так, - сказал Савин. - Никаких доказательств у меня нет - все стащили. Диана, я уверен, будет молчать и дальше. Я понимаю, насколько трудно даже вам верить во все это, но верить необходимо. Ради вас самого, ради вашего дела. - В это трудно верить... - сказал Гралев. - Господи! - горько усмехнулся Савин. - Ну и тривиальщина - и это вы недавно жаловались на "определенную инерцию человеческого мышления"... - Вы не дали мне кончить. Я готов вам верить. Я только не могу понять, каким образом ваши корабли ухитряются попадать в тот мир и возвращаться назад - без установок, без расхода огромного количества энергии... Вот это гораздо труднее понять. В том-то и дело, подумал Савин. Ты большой ученый, лауреат и все такое прочее, но тебе еще предстоит понять, что твои коллеги лет через двести, отдавая должное твоим заслугам, будут все же смотреть на тебя так, как ты сам сегодня смотришь на Декарта, не умевшего, увы, пользоваться компьютером... Понять, что ты только начинаешь, что твой ручеек растечется в будущем сотней многоводных рек, что... Ладно, не будем сейчас об этом. - Ну, а при чем здесь мы? - спросил Гралев. - Господи, поневоле начинаешь по аналогии вспоминать профессоров из иных старинных романов - гениев, которые рассеянно ели суп вилкой... Вы на абсолютно правильном пути были, понятно вам? На единственно верном пути. И "те" это знали, потому-то и портили ваши установки! Не знаю, что они привозят с "того берега" и что дают взамен, не знаю, как им вообще удалось открыть путь к "тому берегу". В одном уверен - они хотят остаться монополистами, и ваши лаборатории для них - кость в горле. Знаете, чем я занимался в вычислительном? Изучал со всех сторон все ваши катастрофы - насколько это доступно дилетанту, искал закономерности, надоел программистам хуже горькой редьки... А догадка пришла после, когда я увидел на улице полисмена в мундире. Вдруг подумалось почему-то о криминальном характере дела - может, еще из-за пистолета, который я здесь вынужден таскать... Итак, вы и Кетсби. Вы с ним работали в пяти лабораториях - одна за другой они взлетали на воздух. Без жертв. Я уверен, так и было запланировано - непременно без жертв, вы должны были остаться в живых и убедиться, наконец, что изобретаете вечный двигатель. Убийство Галилея из-за угла произвело бы несравнимо меньший эффект, нежели его принародное отречение... А вы, к тому же, отреклись добровольно, без крылатой галилеевской фразы. Я вас ни в чем не виню, вы и понятия не имели, что существует противник из плоти и крови. И подозревать _вас_ считаю непроходимым идиотизмом - вы не стали бы своими руками разрушать дело всей своей жизни. Подозреваемый у нас один. Назвать вам его имя? Судя по лицу Гралева, в этом не было нужды. - Но как он мог... - сказал Гралев беспомощно. - Бомбы, диверсии... Дурной сон. - Мы почему-то подсознательно убеждены, что с разоружением и национализацией концернов и крупных фирм волшебным образом сгинуло все подлое и злое, накопленное человечеством за тысячи лет, - сказал Савин. - Нет, выкорчевывать еще многое предстоит... Это Кетсби, я уверен, и уверен, что его сейчас пытаются заслать к вашему "наследнику" Полачеку. Не знаю, что за ключик к нему подобрали, но не сомневаюсь, что это он. Что у него в конце концов не выдержали нервы. Может быть, и мучит совесть за то, что проделал с вами. А тут предстоят новые диверсии. Сюда он приехал, скорее всего, за инструкциями... или умолять своих хозяев оставить его в покое. Отсюда все метания, отсюда попытки замолить грехи, обратившись к богу. - И все же я не могу поверить... - У вас есть его адрес? Отлично, едемте. - Савин встал. - В полицию или МСБ нам просто не с чем пока обращаться, так что нам нужен живой свидетель. - Но даже, если все правда, вы рассчитываете, что он сразу же признается? - Вы же сами рассказали, в каком он состоянии. Если ему осточертело подкладывать бомбы, у нас есть шанс... К тому же, я некоторым образом имею отношение к местной полиции, я - официальное лицо. Не знаю, имею ли я право, с точки зрения закона, допрашивать его, но взятки с меня гладки, в случае чего меня всего лишь выгонят, в шею за превышение полномочий... Едемте. Только бы на его хозяев нам не напороться... Савин достал кольт из кармана брюк, загнал патрон в ствол, поставил пистолет на предохранитель и сунул его во внутренний карман куртки. - Ого! - произнес Гралев то ли с уважением, то ли с долей насмешки. - Как в стерео... - Какое там стерео... - сказал Савин. - После сегодняшней ночной пальбы на карнавале я отношусь к нашему противнику довольно серьезно... Наш противник хорошо вооружен и вряд ли до сих пор никого из нас не прикончил исключительно из гуманизма. Пойдемте... "Гарольд" мчался по расцвеченной яркими полосами дороге, слева было море и сизый туман, справа - холмы и долины. А сзади - неброский серый "белчер"... - Вообще-то в этом нет ничего странного, - говорил Гралев. - В том, что ваши таинственные корабли, как нож сквозь масло, проходят в иные миры. Едва ли не все, что изобрели мы, природа выдумала до нас - посылала радиоволны за миллионы лет до Попова, наделила дельфинов и летучих мышей локаторами, но комплекса неполноценности из-за этого испытывать, я думаю, не стоит. То, что придумали мы, - это наше, мы сами до него докопались. Так и с темпоральной физикой... Что ж, пусть возвращается к нормальной жизни, думал Савин, пусть размышляет, вновь обретая себя... - Вы не слушаете? - Нет, что вы, - сказал Савин. - Внимательно слушаю, с интересом... - Вам не кажется, что вон та серая машина давно бы уже должна нас обогнать? А она упорно держится в хвосте. - Такая уж у нее привычка, - сказал Савин. - Они водят меня до Монгеруэлла и обратно. Теперь убедились, что противник осязаем? - А что, если остановиться? - неожиданно азартно спросил Гралев. - Зачем? Хотя... Савин плавно затормозил. "Белчер" остановился позади - как раз на таком расстоянии, чтобы нельзя было рассмотреть лиц сидящих в машине. Савин, чувствуя прилив злого азарта, вылез и целеустремленно направился к преследователям. Страха не было - вряд ли они решатся на крайние меры здесь: убийство, равно как и таинственное исчезновение известного журналиста и известного ученого, неминуемо привлечет внимание... Он успел пройти метров десять - "белчер" рыкнул мотором (судя по звуку, нестандартно мощным для серийной малолитражки) и стал пятиться со скоростью пешехода. Савин плюнул и вернулся к "гарольду". - А если это полиция? - А на кой черт мы полиции? - спросил Савин. - Зачем ей следить за собственным "специальным констеблем"... Выполняйте завет Оккама - не умножайте сущностей сверх необходимого... Они въехали в Монгеруэлл, и "белчер" исчез. - Странно, - сказал Савин. - Какая-то догадка крутится в мозгу и никак не может перелиться в слова... Ну что ж, показывайте, где обитает ваш бессменный оруженосец... Они вошли в холл отеля "Роберт Брюс", небольшой и не блещущий роскошью, как и само скромное трехэтажное здание. Портье со скучным лицом поднял на них взгляд от растрепанного детектива, Савин кивнул Гралеву, и тот, как и было условлено, сказал спокойно, даже чуточку вяло: - Мы хотим видеть мистера Кетсби. Тридцать второй. С лица портье словно смахнули сонную одурь, он подобрался и сказал сухо: - Простите, кем вы приходитесь мистеру Кетсби? - Я же был у него два раза... - начал было Гралев, но Савин, ничего еще не сообразив, однако ощутив нехорошее напряжение происходящего, отодвинул Гралева, рывком выдернул из кармана удостоверение "специального констебля" и взмахнул бланком, разворачивая: - Полиция! Нам необходимо... - Если не возражаете, я хотел бы взглянуть, - прервал его уверенный голос. Савин оглянулся. Его с интересом рассматривал невысокий человек средних лет, скромно, но элегантно одетый. Второй стоял поодаль, между гостями и входной дверью. - Простите. - Незнакомец ловко выдернул из пальцев Савина бланк, бегло просмотрел. - Кто вам выдал удостоверение? Еще какие-нибудь документы у вас есть? А у вас? - Пожалуйста. - Савин достал удостоверение Глобовидения. - А с кем имею честь? Незнакомец раскрыл бордовую книжечку. - Ричард Стайн, старший инспектор уголовной полиции Монгеруэлла, - прочитал Савин вслух для сведения Гралева. Что-то случилось, что-то плохое. Только бы они не вздумали допрашивать нас порознь, ничего хорошего из этого не получится... - Итак, кто вам выдал удостоверение? - невозмутимо повторил Стайн. Выслушав Савина, кивнул своему спутнику и жестом пригласил Савина: - Прошу в тридцать второй. И вы, разумеется, тоже, мистер Гралев. - Не говорите ничего лишнего, - сказал Савин Гралеву по-русски. - Ни слова о здешних чудесах. Я искал его, потому что работал над фильмом о вас, а вы... - ну, расскажите все, как было. Инспектор Стайн шел впереди. Не оборачиваясь, он сказал по-русски почти без акцента: - Пожалуй, вы правы, Савин, - чудеса интересуют скорее церковь, чем полицию, к чему о них упоминать... Савин споткнулся от растерянности. Инспектор обернулся и, даже не скрывая иронии, добавил опять-таки по-русски: - А еще лучше было бы немедленно потребовать адвоката и отказаться давать любые показания. Ваше право - вас ровным счетом ни в чем не подозревают, вы не задержаны. - В чем, собственно, дело? - спросил Гралев. - В трупе. - Инспектор открыл дверь. - Прошу. Они вошли в небольшой номер, и с порога бросился в глаза меловой контур на полу - очертания распростертого человека, старинный способ фиксации позы трупа, до сих пор применяющийся наряду с голограммой в таких вот захолустных городках. И бурые пятна на полу. Следом за ними вошел молодой блондин - "моряк торгового флота в отпуске", тот, что сидел тогда в "Лепреконе", а на другой день увивался вокруг очаровательной почтмейстерши. Сейчас он, правда, был в штатском. - Инспектор Пент, - сказал блондин. - Все в порядке, Дик. Самодеятельность Лесли. Итак, специальный констебль Савин, что вас интересует? А вас, мистер Гралев-Гролл? Савин молчал. Ничего удивительного не было в том, что шотландский инспектор полиции знал русский, что он знал в лицо Гралева, и все же... Создавалось впечатление, что за душой у этих двоих нечто большее, нежели удостоверение уголовной полиции. Или он ошибался? - Что с ним случилось? - спросил Гралев. - Застрелился в четыре часа утра, - сказал Пент. - Такие вот дела... Я с удовольствием выслушаю рассказ мистера Гралева о его встречах и разговорах с покойным в Монгеруэлле, но это подождет. Сначала я хотел бы задать вам, Савин, несколько вопросов. Что побудило вас, всемирно известного репортера Глобовидения, стать, пусть на короткое время, специальным констеблем? Уж наверняка не мальчишеское желание поиграть в сыщика... Зачем вам оружие? У вас пистолет во внутреннем кармане. Можете вы объяснить, что происходит в городке, где вы поселились? Чем вызвано и чем обосновано стремление сержанта Лесли привлечь вас к сотрудничеству? - Это допрос? - спросил Савин. - Ну что вы... - Следовательно, я могу не отвечать? - Ваше право. Но в таком случае немедленно возникает очередной вопрос: почему добропорядочный человек, уважающий закон, отказывается помочь полиции? Это, по меньшей мере, странно, не так ли? - Как знать... - сказал Савин. - Скажите, как ваша контора относится к очень странным - скажем так - заявлениям, не подтвержденным никакими доказательствами? - С недоверием, - ответил Стайн без особых раздумий. - Вот видите. Если бы у меня были доказательства, я с радостным воплем бросился бы вам на шею... - Вот как? Вы намекните, мы постараемся понять. - Ну что ж, - сказал Савин. - Как вы отнесетесь к тому, что неподалеку от вас открылся - или существовал с незапамятных времен - проход в иномерное пространство, которым пользуются контрабандисты? Савин смотрел в глаза Стайну и увидел в них именно то, чего боялся: отстраненность, недоверие, вежливую скуку. - Определенные свойства человеческого мышления... - сказал Савин. - Что ж, мне нечего больше сказать. Он прошел к распахнутому настежь окну, выглянул наружу. Окно выходило на балкон. С него можно было без труда перелезть по фигурной литой решетке на балкон второго этажа, оттуда спрыгнуть на землю с высоты не более двух метров, преспокойно уйти лабиринтом проходных дворов. Савин обернулся и встретил взгляды обоих инспекторов - профессионально ухватистые, настороженные. Нет, что-то неладное было с этим самоубийством... - Он всегда держал окно открытым? - спросил Стайн Гралева, на секунду опередив Савина. - Да, - сказал Гралев. - Старая привычка. - Это запутывает дело... - невольно подумал Савин вслух, и снова на нем скрестились взгляды инспекторов. И ему показалось, что в глазах Пента мелькнуло что-то похожее на понимание. Он же сам живет в городке, подумал Савин, не мог совсем ни о чем не слышать... - Предположим, что запутывает, - сказал Стайн. - Если дело можно запутать еще больше... Очень уж много загадок за последнее время свалилось на тихий захолустный уголок. Гибнут при загадочных обстоятельствах полисмены, стреляются физики, мэтры Глобовидения играют в частных детективов, священники выступают с направленными против нечистой силы темпераментными проповедями. Он не англичанин, подумал Савин, он превосходно владеет английским, но все же проскальзывает акцент, и отнюдь не шотландский и не валлийский. Если они представляют ту контору, о которой я сейчас подумал, дело несколько облегчается, но - самую чуточку... Инспекторы занялись Гралевым, расспрашивали его о том же, что и Савин сегодня утром - сколько раз и когда тот встречался с Кетсби, их взаимоотношения, душевное состояние покойного в последние дни. О Савине словно бы забыли, но он чувствовал, что это не так. - Ну что ж... - сказал Стайн. - У меня больше нет к вам вопросов. Простите за беспокойство, не смею задерживать далее. Думаю, что нет необходимости напоминать - узнавать в городке инспектора Пента не следует. Они шли к двери, и Савин ощущал устремленные в спину хмурые взгляды. Ему было немного стыдно, но особой вины он не чувствовал - они все равно не поверили бы... - Почему вы ничего им не сказали? - спросил Гралев в машине. - Потому что они не поверили бы ни единому моему слову. - Савин не включал мотор. - Вот что, Гралев. Вам необходимо срочно исчезнуть. Я вас отвезу в соседний город, откуда ходит прямой монор на Глазго. - Шутите? - Какие там, к черту, шутки? Денег вы с собой не взяли? Вот, возьмите на дорогу. Вещи бросьте к чертовой матери, вряд ли там у вас есть что-то особо ценное. Я сейчас черкну записку ребятам в Глазго, чтобы устроили вас понадежнее и не выпускали на улицу два-три дня. - Но... - Молчите! - Савин с треском выдрал листок из блокнота. - Я не верю, что это самоубийство. И полиция, судя по всему, тоже, что-то у них есть - иначе не держали бы они отель под наблюдением, к тому же, у меня сильные подозрения, что это не полиция, а более серьезная контора... А что касается вас - вы наверняка станете следующей мишенью, как только "те" сообразят, что вы начали кое-что понимать. Если вы вслед за Кетсби "покончите самоубийством", этому особенно и не удивятся, учитывая ваше состояние и это бегство к серому скучному морю... И ничего нельзя будет доказать. Поэтому не вступайте в дискуссии, а отправляйтесь немедленно в Глазго. - А вам не кажется, что это - бегство? - Глупости, - сказал Савин. - Чем вы поможете мне, оставшись здесь? То-то... У вас другие задачи и другой окоп. Вы уже убедились, что находитесь на верном пути, и ваша сверхзадача - беречь вашу голову. - А вы? - Обо мне не беспокойтесь, - сказал Савин. - Я - человек приметный, знаете ли. В то, что я покончил самоубийством, не поверит ни один из тех, кто меня знает, а устраивать мне "несчастный случай" - тоже в итоге чревато. Я все обдумал и просчитал. Ну, Гралев? Я не смогу работать, если не будет уверенности, что вы в безопасности. Могу я на вас полагаться? - Можете, - сказал Гралев. - Вот и отлично, - сказал Савин. - Я верю, что очень многое - впереди... А вот позади, к сожалению, пристроилась явная сволочь. Только не оглядывайтесь, Гралев. Это что-то новенькое, они еще не эскортировали меня по улицам... Он тронул машину, искоса поглядывая в зеркальце на серый "белчер". - Они, - сказал Гралев. - Вот то-то и оно. - Обратитесь к первому полицейскому, - сказал Гралев. - Или задержите их сами. - А за что? - спросил Савин. - За то, что они меня преследуют? Это еще нужно доказать... Ладно, поскольку я уверен, что это не полиция, можно пойти на небольшую грубость, отвечу-ка я им за ту пальбу в тихом переулочке любезностью того же толка... Он увеличил скорость - не превышая предписываемой правилами, но создавая впечатление, что пытается оторваться от преследователя.