к далее. К чему сие, решительно непонятно. Вроде бы у Пашки были какие-то дела со родиной Гомера... Синяя коробочка с золотыми сережками - вряд ли это подарок для Кати, очень уж незамысловаты и дешевы, скорее уж сувенир для непритязательной Жанночки или ей подобной. Все. Где же может таиться чертова кассета? Не спрашивать же Фомича... Закурлыкал селектор. Петр уже научился худо-бедно с ним обращаться, на сей раз безошибочно угодил пальцем в нужную клавишу. - Павел Иванович, ваша супруга на линии... - прощебетала Жанна. - Соединяй. - Почему ты молчал, не рассказал, что случилось? - едва ли не кричала Катя. Ну вот, то ли доброжелатели с языками без костей, то ли прорвалось в прессу... - У меня? - этак недоуменно спросил он. - Ничего не случилось, с чего ты взяла? - У нас только об этом и говорят... Что в тебя вчера стреляли, что было покушение... И молчал! - Катенька, милая, - проговорил он насколько мог убедительнее. - Ты же у меня умница. Помнишь детскую игру в испорченный телефон? Ну вот... - Но ведь передавали, оказывается, по телевизору. В полдевятого утра, в "Горячих новостях"... "Убивал бы репортеришек", - подумал он. И продолжал столь же беззаботно: - Да ну? И что там такое говорили Невзоровы наши доморощенные? - Что в тебя стреляли на выходе из офиса. Что это покушение, заказное... - Катька, я тебя выдеру, - рассмеялся он. - Все-таки мы уже в том возрасте, когда не следует верить каждому слову. И уж тем более поднимать панику. - Что же, врут? - Ну, не совсем, - рассудительно сказал он. - Какой-то псих и в самом деле устроил пальбу из газовика, неподалеку от офиса, но не в меня, а в воздух. Кажется, наркоман обкурился... Или пугал с пьяных глаз жену, ревность взыграла. Его быстренько повязали... А дальнейшее - продукт идиотского усердия наших славных правоохренительных органов и страсть журналюг к высосанным из пальца сенсациям... Ты сама-то передачу смотрела? - Нет. Но у нас все говорят... - Ох, да верь ты больше вашим впечатлительным бабам... - засмеялся он с должной искренностью. - Там говорилось исключительно о выстрелах средь бела дня... Понимаешь? И не более того. А уж потом раздули до небес... - Правда? - спросила она, немного успокоившись. - Ну конечно. Меньше слушай сарафанное радио. Ваши кумушки тебе наговорят... - Паша. - сказала она, уже окончательно успокоившись, судя по ровному голосу. - Я так переволновалась... Подумала, что вчера вечером ты и в самом деле был какой-то не такой... Напряженный весь... - Вот что, - сказал он быстро. - Мне сейчас совершенно нечего делать, я в три минуты организую звоночек тебе на работу со срочным вызовом в мэрию - и двинем-ка мы с тобой куда-нибудь в зоопарк. Как простые обыватели. Погуляем, мороженого поедим, на теплоходе, который гостиница, в эту пору всегда половина номеров свободна... А? - Мне больше всего нравится последний пункт, - засмеялась она уже вполне спокойно. - Скитаться с собственным мужем по нумерам - в этом есть что-то возбуждающее. Делай звоночек, жду... "А ведь это она обо мне беспокоилась! - не без гордости подумал Петр, запирая сейф, не содержавший ровным счетом ничего интересного. - Обо мне!" Глава четвертая НАЛЕТАЙ, НЕ СКУПИСЬ, ПОКУПАЙ ЖИВОПИСЬ... В штаб-квартире концерна, носившего имечко исторического меча, уже стали привыкать к новым реалиям, то есть отключившемуся от дел текущих боссу. Никто не рвался на прием, никто не тряс требовавшими немедленного решения бумагами. Однако Петр все же добросовестно торчал в кабинете - ради Пашкиного же блага, чтобы подчиненные не разболтались. Старые армейские порядки, он давно успел убедиться, пригодны и во множестве случаев из цивильной жизни. А одно из древнейших установлении военного народа в том и состоит, что хороший командующий (пусть даже он дни напролет трескает в шатре винище и заваливает сговорчивых маркитанток) обязан обозначить свое присутствие в лагере или штабе. Появиться с чрезвычайно деловым видом, рыкнуть на оплошавшего капрала в неначищенных прохарях, распечь парочку генералов, озабоченно-деловито похлопать по крупу обозного коня, чиркнуть пальцем по дулу пушки в поисках пыли - и все, можно бездельничать. Главное, сверху донизу моментально пронесется по узун-кулаку сигнал тревоги: "Старый хрен появился!" Если есть толковые полковнички и поручики, дело пойдет по накатанной. Если господа штаб- и обер-офицеры нерадивы - все равно как-нибудь устроится... Каждый день он около часа просиживал в кабинете. листая свежие газеты и лениво ломая голову, куда подевался Пашка. Даже посвященный во все тайны Косарев его не беспокоил. И потому Петр не на шутку удивился, когда взмяукнул селектор и Жанна объявила: - Павел Иванович, к вам Марушкин. Это было произнесено таким тоном, словно Петр сам должен был отлично знать, что это за Марушкин такой. Но в том-то и соль, что он понятия не имел... Поколебавшись, небрежно-вялым тоном переспросил: - Кто-кто, лапа? - Марушкин, - настойчиво повторила Жанна. - Этот, который художник. Вы ж сами ему выдали "золотой" пропуск, вот и проскочил вахту, без записи и согласования... Принес аж три свертка. Какие будут распоряжения? Он лихорадочно прикидывал. "Золотой" пропуск, Петр уже знал, - здесь привилегия редкостная. Ежели Пашка его выдал, значит, человечек этот пришел не с пустяками. Облечен личным доверием и все такое прочее. Не пускать? А вдруг этим что-то в Пашкиных планах серьезно нарушишь? - Косарев где? - спросил он. - В "Шантарском кредите". Должен вернуться минут через сорок. Вы ж говорили, чтобы Марушкина - беспрепятственно... - А разве я сейчас что-то другое говорю? - хмыкнул Петр, уже решившись. - Ладно, запускай. - Охрану не вызывать, чтобы эти свертки проверили? Вы тогда особо подчеркивали, чтобы я не вздумала... Только вот как мне быть после вчерашнего... - Она тактично оборвала фразу на полуслове, явно не подыскав удобного эвфемизма для вчерашней заварушки. - Вообще-то, и так видно, что там картины, я потрогала... - Ну, тогда запускай, - повторил Петр. Через рамку-то как-то прошел этот неизвестный Марушкин? От металлоискателя и "золотой" пропуск не избавляет. Значит, металла при нем нет. А если - шизик с пластиковой взрывчаткой? Нет, но это же определенно Пашкин доверенный человек. Ладно, станем держать ушки на макушке, не пальцем деланы, в конце-то концов. По мордасам не разучились щелкать... Дверь бесшумно приоткрылась. В кабинет непринужденно ввалился тощий, как жердь, юнец с реденькой окладистой бородкой и жидким хвостиком на затылке, весь из себя джинсовый, вертлявый, на первый взгляд - совершенно несерьезный и уж никак не годившийся в деловые партеры матерому шантарскому негоцианту. Вьюнош волок три больших плоских пакета, довольно громоздких, два в правой руке, один в шуйце. Проводив дерзким взглядом Жанну, странный гость как ни в чем не бывало поинтересовался: - Пал Иваныч, вы мне эту фемину не одолжите в качестве натурщицы? Вечеров на пару. - Самим жрать нечего, - беззлобно хмыкнул Петр, с интересом разглядывая визитера. - Понятно, понятно, вопрос снимается... - Загадочный Марушкин плюхнулся в кресло, вытянул ноги, ловко вытряхнул из пачки сигарету прямо в рот. - Где-то у вас зажигалочка была? Ага, вот... Он разбросал руки на широких подлокотниках, задрал голову к потолку и принялся пыхать сигаретой, не обращая внимания на пачкавший колени пепел. Петр все еще гадал, какие слова пустить в ход, чтобы не выдать, что представления не имеет ни о личности гостя, ни о цели его визита. - Зря вы с Вовкой-халтурщиком связались, - Марушкин ткнул пальцем куда-то за плечо Петра. Ага, это он на семейный портрет показывает. - У него одно да потому - Валеджио-Архилеос, Архилеос-Валеджио. А Архилеос, между прочим, выдумкой не блещет. Читал я его интервью с подробными иллюстрациями творческой манеры. Он ведь, обормот, вырезает из журналов голых баб, а потом подрисовывает к ним все эти кольчуги... Сам подробно расписывал процесс. Ну, а Вовка под него молотит со страшной силой. Я бы вам изобразил в любом стиле, хошь Дали, хошь товарища Микель-Антона... Он держался, как человек совершенно свойский. Поразмыслив, Петр решил перехватить, наконец, инициативу. Он тоже закурил и спросил деловито: - Ангел мой, ты слышал, что я немного башкой приложился? - Весь город говорит. - Ну вот, - сказал Петр. - Умом я не подвинулся, вот только стала что-то злить пустая болтовня... Давай о деле. Про Вовку потом поговорим. - Опаньки! Елы-палы! - воскликнул Марушкин с видом уязвленного самолюбия. - А я что, потрепаться зашел от нечего делать? Вот они, все три, - он похлопал по одному из прямоугольных пакетов. - И если вам не понравится, Палваныч, то выписывайте вы себе из столиц Цинандали или Глазуньева. Только они ж мэтры, они не станут за пятерку душу бессмертную продавать, это я, сирый и убогий юный талант, на всякие авантюры соглашаюсь, утешая себя тем, что и великий Бенвенуто не чурался тогдашний уголовный кодекс то и дело нарушать. - Ты потише... Бенвенуто, - сказал Петр на всякий случай. Ему не понравилось упоминание об авантюре и явственные аллюзии насчет уголовного кодекса. - А вы что, кабинет не почистили? - Почистил, почистил. Все равно, соблюдай благопристойность. - Есть соблюдать, - шутовски отдал честь странный юнец. - Будете смотреть, Палваныч? - Валяй, - кивнул Петр, довольный собой, - пока что никаких недоразумений не возникло, все шло. как по писаному. Юнец вскочил, присел на корточки возле пакета, достал крохотный перочинный ножичек и принялся шустро резать шпагат, которым прямоугольный предмет был увязан крест-накрест. Петр осторожности ради подошел вплотную, готовый немедленно двинуть хилому ногой по зубам, если там и в самом деле что-нибудь вроде бомбы. Зря беспокоился. В пакете оказалась картина. И во втором. И в третьем. Прислонив полотна в простых крашеных рамках к креслу, выстроив их в рядок. юнец отступил на шаг, сложил правую ладонь трубочкой, глянул, словно в подзорную трубу: - Работа на пятерочку, Палваныч, оцените... Петр присел на корточки, присмотрелся. Первая картина, как он после некоторых раздумий сообразил, изображала букет в вазе, вторая - одинокий цветок на трехцветном фоне, а у третьей не было ни сюжета, ни осмысленной композиции - попросту несколько ярких, геометрически правильных пятен на столь же ярком фоне в виде желтых и розовых треугольников. Нельзя сказать, что он был в живописи совершеннейшим профаном, но его стойкий плебейский вкус восхищали лишь совершенно осмысленные, четко выписанные образы: море и корабли Айвазовского, пейзажи Левитана, богатыри Васильева. И прочее в том же духе. Во всевозможных "измах" он был не силен, делая исключение лишь для Рене Магритта, - да и то потому, что у Магритта все опять-таки было четко прописано. Перед ним же был классический который-то "изм", оставлявший равнодушным. - Что это вы лицом нахмурились? - углядел его реакцию ушлый юноша. - По-моему, получилось отлично. Взгляните. Он достал из потрепанной пластиковой папочки яркий большой буклет, не глядя, раскрыл на нужной странице, подсунул Петру под нос. - Все наличествует. "Ваза", "Орхидея", "Размышление". Петр перелистал буклет. Так, Юрий Филиппович Панкратов, судя по датам, скончавшийся в прошлом году. Ну да, на всех трех полотнах значится "Панкр" с характерным росчерком вместо недостающих букв. Участник выставок в Париже, Нью-Йорке... Ишь ты, похоже, и в самом деле нешуточный мэтр, полмира объездил, автор текста употреблял исключительно превосходные степени... Вот она, "Ваза", вот и остальные две... - Внимание! - торжественно объявил Марушкин. - Демонстрирую изнанку. Он присел, одну за другой перевернул картины изнанкой. Вот-те нате... С оборотной стороны красовались изображенные в той же манере цветы, яркие круги, выгнутые, деформированные треугольники и прочая геометрия. - Пожалте-с! - ликующе возгласил Марушкин. - В точности, как требовал заказчик. Все замотивировано. Панкратов, когда был еще молод и нищ, частенько рисовал на холстах с двух сторон. Потому что денег не хватало, приходилось изворачиваться. Подчеркиваю особо: даты на полотнах полностью соответствуют прототипам, сиречь оригиналам. Все до единой. Ни с какой стороны не подкопаешься. Неделю в галерее торчал и с замшелыми панкратоведками точил лясы. "Ах, так это подделка?" - наконец осенило Петра. Все к тому... - Ну посмотрим, посмотрим... - ворчливо прокомментировал он, притворяясь, будто вдумчиво изучает полотна с обеих сторон. - Надо сказать, недурственно... - Ничего себе эпитет! - возмутился Марушкин. - Всего-то? Я, как конь. старался... Поняв, что его догадка подтвердилась полностью - но все еще гадая, что же дальше, - Петр придал себе небрежно-задумчивый вид, пожевал губами, почесал в затылке: - Ладно, ладно... На совесть потрудился. А... - Все в ажуре! - поднял ладонь Марушкин. Достал из той же папочки стопку бумаг, разбросал их на полированном столе. - Извольте-с, милостивец! Согласно списку необходимых документов для вывоза за пределы... Две фотографии тринадцать на восемнадцать на каждую живопись, негатив... Список работ в двух экземплярах, форма соответствующая... Письменное подтверждение на право собственности на каждый... То бишь справка. Документ на стоимость. Нету только ксерокопии первой странички паспорта вашего грека, но вы ж это на себя брали... - Естественно, сударь мой, - с умным видом кивнул Петр. - Ну вот. Все остальное налицо. Петр перечитал документы внимательно. Они гласили, что три означенных полотна Ю.Ф. Панкратова приобретены гражданином Греции Костасом Василидисом совершенно законным образом в картинной галерее "Хамар-Дабан", после чего территориальное управление Министерства культуры РФ по сохранению культурных ценностей в Шантарске опять-таки с соблюдением всех необходимых формальностей выдало разрешение на вывоз данных картин за пределы Российской Федерации. Таможенные документы прилагаются, все в полном порядке. Господин Василидис может хоть завтра упорхнуть за рубеж, в свою Грецию, где, согласно Чехову и Дымбе, есть все... кроме, надо полагать, полотен Панкратова. Вернее, не совсем Панкратова, а? - Комар носа не подточит, - заверил Марушкин. - В управлении и на таможне все прошло гладко, как вы и говорили. Стоило мне сунуться к этим, которых назвали, - они навытяжку встали. Непредвиденного превышения сметы не было, ровнехонько по таксе... - Благодарю за службу... - задумчиво сказал Петр, разглядывая изнанки. - Ну, так следовало бы и это... обещанные златые горы... Я понимаю, что нагрянул на недельку раньше срока, да работа шла очень уж гладко, справился раньше, вот и нетерпение взяло... Вы прямо тут закрома держите или нам куда-то идти? - Подожди, - сказал Петр. - Иди-ка посиди в приемной, поболтай с девушкой, а я тут кое-что оформлю... - Мы ж договаривались, что... - Да помню, помню, - досадливо прервал Петр. - Иди, посиди с Жанной. Оставшись в одиночестве, он почесал в затылке, не отрывая взгляда от выстроившихся в рядок подделок. Куча мятой бумаги на пушистом ковре выглядела совершенно инородным телом. Черт, а это ведь - форменная уголовщина. Классическая. Бумаги, очень похоже, самые что ни на есть доподлинные. Если этот Василидис летит за переделы многострадальной России прямым рейсом, дело облегчается до предела. Если будет промежуточная посадка в столице - что ж, придется греку раскошелиться еще на пару сотен баксов, потому что тамошняя таможня тоже хочет кушать. С этой стороны - никаких неожиданностей. Но картины-то поддельные! Он присел на корточки, присмотрелся. Ногтем указательного пальца подцепил холст. Вспомнилось что-то очень знакомое - ну конечно, восемьдесят седьмой, дело Головина... Так-так... Ну, неужели? Замяукал селектор. - Да? - Павел Иванович, Косарев приехал. - Гони его сюда, - сказал Петр. Эх, не успел убедиться... Косарев вкатился торопливо, как тот колобок. При виде картин на лице у него на какой-то миг изобразилось нешуточное замешательство, однако он моментально справился с физиономией, расплылся в улыбке: - Надо же, наш юноша сущий стахановец... - Что это все значит? - не без суровости спросил Петр. - Как выражался классик - "с позволения сказать, негоция", - без запинки ответствовал заместитель. - Помните "Операцию Ы"? Налетай, не скупись, покупай живопись! Господин-товарищ греческоподданный пожелал обзавестись полотнами одного из заметнейших шантарских живописцев. Грех было бы ему в этом препятствовать, благо все бумаги, я вижу, в порядке и никаких препятствий к вывозу не имеется... - Послушайте, - сказал Петр чуть растерянно. - Из всего, что наболтал этот... Бенвенуто, у меня сложилось впечатление, что данные картины, как бы поделикатнее выразиться... - Не совсем панкратовские? - Вот именно, не совсем. - Милейший Павел Иванович... - вкрадчиво произнес Косарев, взяв Петра под локоток. - Можете быть уверены, я высоко ценю вашу щепетильность. Однакож вы меня удивляете... Ну неужели вы всерьез полагаете, что мы способны на столь примитивное мошенничество? Впарить простодушному греку подделку? Это "Дюрандаль"-то? Стыдно, батенька. - Но как это все понимать? - Знаете... - задушевно начал Косарев. - Какой-нибудь дурак на моем месте стал бы говорить, что есть вещи, которых вам согласно взятой на себя роли и знать-то не положено. Только к чему это меж своими? Вы ж в некотором роде человек свой... С вами нужно в открытую. - Вот и извольте. - Да ради бога! Пикантный нюанс в следующем... Наш греческий друг, господин Василидис, прекрасно знает, что данные шедевры живописи - никакие, откровенно говоря, не шедевры. Между нами говоря, он в живописи не разбирается совершенно, не говоря уж о том, чтобы ее коллекционировать, тащить с собой через полмира полотна... Да предложите ему хоть подлинник Леонардо, Василидис наш зевнет и признается, что предпочитает живых блондинок... Такой уж бизнес, Павел Иванович. Василидис, скажу вам по секрету, особого пиетета перед налоговыми органами никогда не испытывал. Это ведь не только в России уклонение от налогов - национальный вид спорта. Во всем мире так, не хотят людишки делиться с государством честно заработанными денежками, фантазию изощряют, как могут. Короче говоря, вы обратили внимание на цену? Не стоит того Панкратов при всем его таланте и известности. Но в том-то и соль, что у себя в Греции Василидис эти денежки спишет как не подлежащие налогообложению - есть у них хитрая статья в налоговом кодексе, касаемо предметов искусства, в дар музею преподнесенным... Смекаете? - Пожалуй... - Вот и молодец. Почему бы не порадеть хорошему человечку? Василидис с нами несколько лет ведет дела по металлам, по лесу, партнер обязательный, ни единого прокола или недоразумения. Вот и мы пошли навстречу старому другу и надежному партнеру, помогли на законном основании списать из налоговой декларации энную сумму. Согласен, это не есть вполне законное деяние, но какая нам, старым циникам, разница, если сам Василидис полностью в курсе? Ну подумайте, где тут криминал? - В самом деле... - пожал плечами Петр. - Пожалуй что... Ну. а с картинами как мне поступить? - А никак. Поставьте в комнату отдыха, потом Митя Елагин их заберет и отвезет греку. Я вам сейчас принесу расходный ордер, на законном основании выплатим господину Марушкину мелкую копеечку за изготовление рам к картинам... а остальное я ему, как предусматривалось, сам заплачу, вам совершенно не о чем беспокоиться... Снята проблема? Петр машинально кивнул. - Я могу идти? Петр снова кивнул. Шустрый зам проворно выкатился из кабинета, а Петр вернулся к картинам, забрав со стола забытый юным мастером крохотный перочинный ножичек. Выбрав подходящее место, подцепил узким лезвием холст, отделил пару прядей. Воровато оглянувшись, оторвал кусок оберточной бумаги, завернул в него добычу и поглубже спрятал в карман. Так же поступил и с двумя другими картинами. Трудно было сформулировать четко, что именно его гложет, какие подозрения возникают в глубине души. Просто-напросто с некоторых пор решил смотреть в оба, держать ушки на макушке и спрятать подальше излишнюю доверчивость. Прежние инстинкты неожиданно ожили от вечного, казалось бы, сна, наступившего после ухода в отставку... - Жанна, - сказал он, щелкнув клавишей. - Когда Марушкин закончит с Косаревым, пусть зайдет ко мне. он тут забыл кое-что... Только обязательно. - Будет сделано, Павел Иванович... Минут через пять художник вновь возник на пороге, положил перед Петром небольшой бланк: - Вот тут ваш автограф необходим... Петр подмахнул расходный ордер, согласно которому г-ну Марушкину причиталась за изготовление рам какая-то мелочь. И небрежно поинтересовался: - До копеечки рассчитался мой зам? - А то! - воскликнул сияющий Марушкин. Извлек из нагрудного кармана потертой джинсовой куртки пачку зеленых бумажек, сложенную вдвое и перехваченную желтой резинкой. - Пять штук, копеечка в копеечку. Премного благодарны, Паливапыч, и всегда к вашим услугам. Разрешите улетучиться? - Тратить спешишь? - Ну, около того... - признался Марушкин. - Так, расслабиться немного после трудов праведных с помощью алкоголя и доступного женского поголовья. Так это ж ненадолго, мне мастерскую пора покупать, кровь из носу. Если еще понадоблюсь... - Ты только смотри... - поднял палец Петр. - Павел Иванович! - проникновенно возопил Марушкин, прижимая ладони к хилой груди. - Вы не думайте, что если я малость самую эксцентричный, то автоматически лишен житейского практицизма... Присутствует таковой, как же. Будьте благонамеренны, я что трезвый, что пьяный - язык за зубами держать умею, не первый год замужем... Нешто мы сиволапые? Все понимаем... - Ладно, верю, - сказал Петр. - Ножичек возьми, забыл. Если опять понадобишься, где искать? Засунул я куда-то твои координаты, уж извини... - Да бывает, - Марушкин быстро набросал на листке адрес и телефон. - Ждать буду с нетерпением, Паливаныч, всего вам наилучшего! Когда за ним закрылась дверь, Петр вернулся к картинам и еще пару минут разглядывал холсты, осторожненько царапая ногтем в подходящих местах, так, чтобы, боже упаси, не оставить следов. Подозрения крепли, не на шутку... - Можно, я уберу, Павел Иванович? От неожиданности он вскинулся, как ошпаренный, выпрямляясь, зацепил ногой картину, и она с грохотом обрушилась плашмя на ковер. Смущенно улыбнулся: - Пугаешь ты меня, тезка Орлеанской девственницы... - Опять насмехаетесь? - грустно сказала Жанна. - Девственницу какую-то придумали... - Не какую-то, а Орлеанскую. - А это кто? Павел мысленно воздел очи горе, вздохнул. Впрочем, к чему ей с такой фигуркой и мордашкой углубленное знание истории? Смешно даже... - Убрать? - Убери,конечно. Покосившись на него через плечо, Жанна нагнулась за смятой бумагой - не присела на корточки, как это в обычае у женщин, особенно щеголяющих на глазах у мужика в мини-юбках, а именно нагнулась, держа ноги прямо, так что взору Петра предстали кое-какие пикантные тайны. Без сомнения, проделано это было умышленно. Невольно отведя глаза, он проворчал: - Слушай, тезка Орлеанской девы, на работу, вообще-то, следует и плавки надевать... Жанна выпрямилась, обожгла его томным взглядом и сообщила: - Я сегодня такая рассеянная, Павел Иванович, ничегошеньки у меня под этим нет... - и медленно провела ладонями по юбке и блузке. - Ранний склероз начинается, право слово... - Опять за свое? Старательно запихав скомканную бумагу в урну, Жанна подошла вплотную: - Павел Иванович, вы меня что, бросили? И я теперь - соблазненная и покинутая? - Да ладно тебе. - Ну, а все-таки? За десять-то дней любые царапины затянутся. А вы девушкой откровенно пренебрегаете. А девушка, между прочим, истомилась вся, сберегаючи себя для единственного... Па-авел Иваныч! Садист вы, честное слово... Если откровенно, у него приятно взыграло мужское самолюбие - не столь уж часто его откровенно домогались юные красоточки. Пусть даже, строго говоря, не его, пусть тут и просматривалась финансовая подоплека... Если подумать трезво, Пашку многое оправдывает. Все, с кем он забавлялся, в том числе и на грани, имели полное право отказаться, заехать по физиономии, гордо хлопнуть дверью... Однако ни одна этого не сделала. - Жанна, - сказал он, глядя в глуповатые красивые глазенки. - Тебе, часом, фотографии не вернуть? - Которые? - подняла идеально вычерченные бровки Жанна. - А-а... Нет, зачем? Вот кстати, у меня подружка работает в театре, в костюмерной. Помните, я говорила? Можно взять на пару дней ихний гусарский мундирчик... Павел Иваныч? Я же не дура, у меня тоже бывают идеи... "Ну, эта в помощи доброго самаритянина не нуждается, - про себя констатировал он. - Наоборот". - Па-авел Иваныч... - тоном обиженного ребенка протянула Жанна. - Лето же, смена гардероба. А я на Лохвицкого в "Чаровнице" такой костюмчик видела... Светленький, без подкладки, конкретная Италия, не бодяжная... И ухватилась тонкими пальчиками за узел его галстука. Петр, мысленно плюнув, уступил - ежели совсем честно наедине с собой, то не очень-то и тянуло разыгрывать монаха. Расстегивая на ней блузочку, он поймал себя на том, что делает это привычно, со сноровкой окруженного девичьим сговорчивым цветником барина времен Очаковских и покоренья Крыма. Опять-таки привычно - была практика во время визита телезвездочки - пристраивая девушку на обширном мягком кресле, он успел подумать, что рискует не то чтобы переродиться характером, но изрядно врасти в Пашкин образ. Если это продлится еще с месяц, трудновато будет потом отвыкать - от сговорчивых телочек, от роскошной машины, от услужливой горничной, бдительной охраны и всего прочего. Марк Твен, пожалуй, чуточку перемудрил, заставив своего нищего тяготиться королевской роскошью, - роскошь, знаете ли, обладает пакостным свойством засасывать, особенно тех, кто вырос пусть и не в канаве, но и не в холе... Жанна застонала, притягивая его голову, и он перестал о чем-либо думать, потому что мужик есть мужик и пишется "мужик", аминь, прости ты меня. господи... ...Потом она беззаботно пускала дым, уютно устроившись обнаженной в черном кресле так, как на одной из фотографий в отведенном ей конверте. Петр, приведя себя в порядок, присел на подлокотник и рассеянно погладил ее волосы - чтобы не выглядеть разочарованным в подруге любовником. Вернется Пашка, все пойдет по новой, поэтому не стоит разочаровывать девочку холодным обращением, она-то в чем виновата? - Павел Иваныч, - сказала она с непонятной интонацией. - А почему вы Митьку Елагина не вышвырнете? - По поводу? - Девчонки говорили, он вашу супругу совсем задолбал, Ромео фиговый, так и пялится, так и норовит этак невзначай ручонками обнаглеть. Неприлично же. - Что бы я без тебя делал, - сказал он, внутренне напрягшись. - Одна ты озабочена моим имиджем... - Нет, серьезно. - сказала Жанна с видом умудренной жизнью солидной женщины. - Ваше дело, как у вас там с ней, но нельзя же позволять все это на публике. Шепотки ползут. Жена Савельева - и какой-то шоферюга... Ущерб для репутации. Я сама сегодня видела... - Сегодня? - Ага. Открывал ей дверцу - и так, знаете, будто бы невзначай пальцами провел, прямо по шее, до самого выреза... Ее аж передернуло... "Ну, ты у меня нарвешься, красавчик, - зло подумал Петр. - Говорили же тебе, предупреждали. По-мужски ты обещал завязать со всем этим..." Он резко выпрямился, прошел к столу и нажал клавишу с надписью "Гараж": - Савельев. Елагин где? - Павел Иваныч, вы ж сами его в Аннинск отправили, на три дня, - чуточку недоуменно отозвался дежурный. - Косарев при мне передавал ваше распоряжение... - Ладно, отбой, - растерянно сказал Петр, нажав клавишу отбоя. "Ну, Гульфик Лундгрен, ты у меня нарвался". Его мобильник - чей номер, как растолковал Пашка, знали не более полудюжины человек во всем Шантарске - вдруг разразился пронзительной трелью, замигало зеленым прямоугольное окошечко. Глава пятая КАК ПРОВОЖАЮТ ПАРОХОДЫ... - Я слушаю, - произнес Петр насколько мог уверенно, поглядывая искоса на непринужденно развалившуюся в кресле тезку Орлеанской девы. - Как у тебя дела, Савельев? - послышался абсолютно незнакомый женский голос, усталый, тускловатый. - Нормально, - ответил Петр, напрягшись. Жанна, сообразив что-то, привстала и проделала нехитрую пантомиму, спросив языком жестов, не следует ли ей выметаться. Вообще-то, молодец девочка, умеет разграничивать служебное и личное... Петр проворно пошевелил кистью свободной руки, и Жанна, сделав понимающую гримаску, в три секунды натянула нехитрую одежонку, простучала каблучками к двери. - Нормально вроде бы, - сказал Петр, оставшись в одиночестве. - А то газеты писали всякие ужасы... - Ну, это смотря какие газеты... Верь больше. Судя по всему, незнакомка не распознала подмены - что ж, следовало ожидать, масса близких Пашке людей, каждодневно с ним общавшихся, до сих пор в неведении... - Приятно слышать, - сказала женщина, но никакой особой радости в ее голосе не ощущалось. - Ты очень занят? - Ну, не то чтобы... Можно сказать, вообще не занят. - Совсем хорошо. Паша, нам нужно поговорить. Желательно не откладывая. "Легко тебе говорить, милая, - подумал он. - А мне-то как быть, если я в толк не возьму, кто ты вообще такая?" - Когда? - Хорошо бы прямо сейчас, - сказала незнакомка решительно. "Так. сейчас начнутся подводные камни... Нужно взвешивать каждое слово, ляпнешь ей, чтобы приезжала, а окажется, что Пашке такое идиотство сроду в голову не могло прийти, поскольку выглядит из ряда вон выходящим шокингом". - Ну, вообще-то... - осторожно начал он. - У тебя там кто-нибудь есть? Ты вообще где? - На фирме, - сказал он осторожно. - Никого у меня, одинешенек в кабинете... - Можешь приехать? - Попытаюсь... А куда? - Ко мне на работу. - Вот как? - спросил он, отчаянно пытаясь что-нибудь придумать. - Я понимаю, это вопреки правилам, - с явственно чуявшейся иронией сказала незнакомка. - Но лучше нам поговорить сегодня, Паша, не откладывая. Можешь приехать прямо сейчас? Поговорим на седьмом этаже, там никого обычно не бывает... Петр трезво прикинул: долго играть в эти кошки-мышки невозможно. Нужно либо категорически отказаться и отключить телефон, либо... - Ты знаешь, кое-какая правдочка во всех этих слухах есть, - решился он. - Понимаешь, у меня с памятью происходят досадные пертурбации... - Но меня-то ты узнал? - на сей раз ирония проступила еще явственнее. - Конечно, узнал. - Приятно слышать, - повторила она, снова без всякой радости в голосе. - Ну, а что же ты, в таком случае, забыл? - Где ты работаешь. - Паша, ты серьезно? - Серьезно, - сказал он, стараясь, чтобы слова звучали сухо, отрывисто. - Провалы в памяти, знаешь ли. Абсолютно серьезно. Ее голос дрогнул, в нем, наконец-то, появилось нечто похожее на дружелюбие: - Паша, у тебя все... - У меня все в порядке, - столь же сухо перебил он, маскируя холодностью полнейшее неведение касаемо звонящей. - Просто-напросто кое-что выпало из памяти. Как из магнитофонной ленты вырезали несколько кусочков. Примерно так обстоит в популярном изложении. Так что ты, пожалуйста, поумерь иронию. - Хорошо, - сказала женщина серьезно. - Ну, меня-то ты, по крайней мере, я понимаю, узнал... - Узнал. Но совершенно не помню, где ты работаешь. Ты уж, пожалуйста, отнесись ко всему этому серьезно, это не хохмочки, а суровая реальность... - Ну, а о нас-то ты помнишь все? - Пожалуй что, - сказал он, оставляя себе лазейку на будущее. - Так... Приезжай в речное пароходство. Тебе напомнить, где это? - Ну, настолько-то мне мозги не перевернуло... - хмыкнул он. (Представления не имел, где это самое пароходство, но узнать будет не так уж трудно.) - Прекрасно помню. Значит, на седьмом этаже? - Ага, в тупичке. Даже если забыл, легко найдешь. Можешь взять охрану... я о вчерашнем. Это, знаешь ли, Паша, была не я. Я ведь стрелять вообще не умею... - Ладно тебе, - перебил он сварливо. - Еще тебя не хватало подозревать... - Ну, я рада. Приедешь? - Через полчасика, - сказал он уверенно. Прикинул, что этого времени вполне хватит и разузнать, и добраться. - В общем, через полчаса на седьмом этаже. И последовал сигнал отбоя. "Веселенькая ситуация, - меланхолично заключил Петр. - Прямо-таки классический водевиль - близнецы меняются местами, отсюда, ясно, проистекает череда забавных недоразумений... Вот только что-то давненько уж не слышно о забавах, наоборот, веселье тает, как льдинка под весенним солнцем". Щелкнул клавишей: - Андропыч, зайди. Земцов появился буквально через сорок секунд - Петр зачем-то отследил по часам. Вопросительно взглянул, прикидывая, стоит ли садиться или дело недолгое. Петр нейтральным тоном сказал: - Андропыч, проконсультируй с точки зрения безопасности. Мне срочно нужно смотаться в речное пароходство... - Полина? - сразу же спросил Земцов. Петр с многозначительным видом пожал плечами. Хотел кивнуть, но в последний момент спохватился: кто ее знает, вдруг звонившая ему незнакомка и не Полина вовсе... - Это обязательно? - сухо продолжал Земцов. - Пожалуй. - кивнул Петр. - Андропыч, я не на свиданку собираюсь в разгар рабочих будней. Просто... Когда женщина звонит и заявляет, что у нее к тебе есть срочное и важное дело, - нужно, я так прикидываю, ехать незамедлительно... - Вот это-то меня и беспокоит, - не без задумчивости сказал Земцов, что-то прикидывая про себя. - А конкретно? - Конкретно... - шеф безопасности не поднимал глаз. - Павел Иванович, я не хочу ни пугать вас, ни лишний раз трепать нервы, однако ситуация требует полной откровенности... - Нет, конкретно? Земцов вздохнул и поднял глаза: - Я старательно просмотрел все кассеты с наружных телекамер. Знаете, в чем загвоздочка, Павел Иванович? Машина, из которой в вас стреляли, появилась на стоянке для посетителей буквально за минуту до того. как вы вышли. Можно, конечно, считать сие диким совпадением, самые невероятные совпадения случаются, но меня всю жизнь учили совпадениям не верить. - Та-ак, - сказал Петр. - Хочешь сказать, что ему стукнул кто-то из здания? - Именно, - с видимым облегчением от того, что ему не пришлось говорить это самому, кивнул Земцов. - Самое вероятное объяснение. Информация о ваших перемещениях, точнее говоря, известие о том, что вы собираетесь покинуть здание, проходит по цепочке - не столь уж длинной, но, безусловно, затрудняющей выявление "крота". У кого-то были все возможности для того, скажем, чтобы набрать номер на мобильнике и сказать пару слов, безобидную условленную фразу. Заранее оговоренный словесный код сплошь и рядом не вызывает у окружающих подозрений... - Давай без профессиональных тонкостей, - перебил Петр. - Если "крот" есть, как ты его собираешься выявлять? Почему вообще он, паскуда, столь свободно действует? - Потому что прецедентов ранее не имелось, - мгновенно ответил Земцов. - Потому что раньше он себя никак не проявлял. Конечно, я предприму все необходимые меры... - Значит, не веришь в маньяка-одиночку? - А вы? - столь же молниеносно отпарировал Земцов. "Эх, милый, - тоскливо подумал Петр. - У меня просто-напросто нет нужной информации к размышлению, потому что я - вовсе и не я. Но тебе же в том не признаешься..." Он вздохнул, не представляя толком, что ответить. - Плохо мне верится в маньяка, - сказал Земцов негромко. - Во-первых, как я ни копался в прошлом, нигде не нашел кандидатуры в маньяки. Во-вторых, эта минута, прошедшая от появления машины до выстрелов. У маньяков, как правило, сообщников не бывает. Павел Иванович... у вас-то есть свои соображения? - Никаких, - решительно сказал Петр. - Мне бы эффективнее работалось, знай я... - Андропыч, помилосердствуй, - сказал Петр елико мог искренне. - Ну нет у меня соображений, честно тебе говорю! Ты уж копни как следует... Слушай, а можем мы сейчас покинуть здание без этой чертовой цепочки? - Конечно. Варианты давно отработаны. - Вот и поехали, - встал из-за стола Петр. ...К высоченному зданию управления речного пароходства, стоявшему в трех шагах от набережной Шантары, они прибыли минут на пять раньше условленного времени. В неотступном сопровождении трех телохранителей Петр вошел в просторный вестибюль. В дальнем его углу сидел за короткой конторкой старичок в цивильном. У тех, кто шел неуверенно, он строго требовал пропуска, а тех, кто целеустремленно двигался к лестнице, пропускал безо всяких цепляний. Еще с улицы Петр рассмотрел, где расположена лестничная клетка и лифты, а потому избег старикашкиных расспросов, сквозанул мимо него деловой походкой. Оказалось, лифт на седьмом не останавливается - только на четных. Телохранителям это определенно облегчало задачу. Петр хотел первым выйти из лифта, но не успел, охранник опередил, осмотрелся, по-волчьи поводя головой, только после этого кивнул. Где же тут тупичок? Ага, вот... Петр сел в жесткое, расхлябанное кресло под унылой, почти засохшей в кадке пальмой, огляделся. Курилка, сразу ясно. Дверей поблизости нет, кабинеты (судя по табличкам, имеющие прямое отношение к пароходству) сгруппированы чуть правее, а в пределах прямой видимости - глухая стена. Место для покушения самое что ни на есть малопригодное, неоткуда прокрасться незамеченным, а путь отхода один-единственный... Он вышел из тупичка-ниши - и тут же увидел, как с лестничной площадки вышла женщина с большим "дипломатом" в руке. Мгновенно ее опознал - никаких сомнений, та самая брюнетка лет тридцати, занимавшая достойное место в Пашкиной коллекции. Волосы падают на плечи, одета в деловом стиле, но со вкусом, золотые серьги и перстень небольшие, изящные. Один из охранников непреклонно заступил дорогу, взял у нее "дипломат", встряхнул. Двое других встали с боков, готовые к действию. - А он заперт, - спокойно сказала черноволосая. - Это его "дипломат", - она изящным движением руки указала в сторону Петра. - Что там, я решительно не представляю. Охранник вопросительно обернулся. Ситуация была рисковая, но Петр решился кивнуть, подтверждая ее слова, хотя слыхом не слыхивал ни о каком "дипломате". Он просто чувствовал, что это не покушение. Решительно не похоже... - Здравствуй, - сказала она ровно, подойдя к Петру. - Они так и будут тут торчать? - Ребята... - Петр недвусмысленно, властно повел рукой. Охранники после короткого колебания подчинились, отошли в самый конец коридора, к огромному, во всю стену, окну, за которым величаво текла сероватая, широченная Шантара. - Бережешься? - спросила она с легкой иронией. - Приходится, - серьезно сказал Петр. - Стреляют-то всерьез. - Да, я телевизор смотрела... - Она присела в соседнее кресло, потянулась к его сигаретной пачке. Торопливо поднеся ей огоньку, Петр спросил: - Случилось что-нибудь? Он уже примерно представлял, кто перед ним - никаких особых ребусов, очередная Пашкина любовница, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться... - Смотря с какой стороны смотреть... - сказала женщина с той же, что и во время телефонного разговора, тоскливой усталостью. - Может, ничего и не случилось, а может, все... Как бы там ни было, ни малейших истерических ноток в ее голосе не чувствовалось, а это уже кое-что... - Полина... - произнес он в пространство, так, словно и не к ней обращался. Следовало удостовериться - вдруг она все-таки никакая не Полина? - Что? - тут же отреагировала она. - Объясни, наконец, что стряслось, -