дают ни малейшей надежды. Мы больше всего боимся, что после его кончины начнется, как уже не раз случалось, война кланов. Нет достаточно авторитетного и сильного претендента, сумевшего бы устроить всех. А вот вы нам представляетесь именно такой кандидатурой... Вы, наверное, сами не отдаете себе в том отчета, но вы известны на континенте больше, чем вам думается. После вашего похода в Три Королевства, после завоевания вами Хелльстада вы стали чересчур заметной фигурой... И уж во всяком случае тем, против кого остерегутся бунтовать иные наши мятежные вельможи. Мы хорошо и долго изучали настроения людей, собирали мнения, прислушивались к разговорам... да что там, откровенно признаюсь, разослали множество тайных агентов, и после их подробных донесений я могу говорить со всей уверенностью -- вы будете сидеть на троне крепко. Мы, со своей стороны, приложим все силы, чтобы стать вам надежной опорой. -- Простите, глэрд, а вы хорошо обдумали мою кандидатуру? -- спросил Сварог. -- Признаюсь сразу: характер у меня не из легких, я ни за что не соглашусь с ролью чисто декоративной фигуры. -- Глядя в глаза седоусому старику, он продолжал внятно и жестко: -- Может оказаться так, что я потребую беспрекословного повиновения и найду способы его добиться... -- Мы к этому готовы, государь. -- Ваше величество... -- заговорил вдруг монах, и судя по тому, как раскрывший было рот Даглас так и не произнес ни слова, Сварог понял, что человек в коричневой рясе здесь равный среди равных, если не более. -- Со своей стороны, могу вам гарантировать полную и безоговорочную поддержку Братства. Каковое, как многим прекрасно известно (казалось, он обращает эти слова не к Сварогу, а к семерке глэрдов), распространяет свою деятельность на весь континент, и по зову братьев из одной страны на помощь всегда готовы прийти остальные. Я не хвастаю, государь, я говорю о реальном положении дел -- Братство не знает границ... Вам доводилось уже встречаться с нашими братьями -- и они о вас очень высокого мнения. Не сочтите за дерзость, но мы, как могли и как умели, постарались вас изучить. Вы уже показали себя как борец с известным Злом. И я вас прошу вновь вступить в борьбу. На нас движется Горрот. Многое из того, что было против нас пущено в ход, относится к тому, кого вы ненавидите не менее нашего. При взятии горротцами крепости Корромир... -- Возможно, вас это удивит, но я знаком с этой историей, -- мягко прервал Сварог. -- Мне пришлось даже наблюдать... -- Тем лучше, ваше величество. В таком случае вы даже лучше представляете себе угрозу, чем мне казалось поначалу... У нас нет доказательств, позволивших бы апеллировать к императорскому трону. Однако от этого ситуация не стала менее грозной. Против нас выступила Тьма. И вы кажетесь нам единственным, кто способен ее остановить. Если вы готовы взвалить на себя эту ношу... -- Согласен, -- сказал Сварог. И услышал единодушный вздох облегчения. "Мало мне было своих забот? -- подумал он с усталой обреченностью. -- А впрочем, как знать, вдруг да выгода и окажется взаимной..." -- Мы немедленно свяжемся с Советом, -- сказал Даглас, изо всех сил стараясь не улыбаться во весь рот. -- Кстати... Известно ли вам, государь, что ваши далекие предки обитали в Глане еще до Шторма? Значительно ранее Шторма? -- Я слышал краем уха, -- кивнул Сварог. -- Сохранились даже остатки одного из ваших замков -- конечно, за семь тысяч лет от него осталось совсем немного... Ваши предки тогда звались не Гэйры, а Гайры. -- А что случилось с королем? -- спросил Сварог. -- Лошадь понесла и ударила его головой о сук. -- Печально, -- сказал Сварог из чистой вежливости, чтобы только не молчать. -- Это еще не самое печальное, государь, -- сказал монах. -- Печальнее всего то, что за полтора года с королевской фамилией произошла череда столь же трагических и на первый взгляд вызванных совершенно естественными причинами умертвий. Сначала вдовствующая королева-мать, женщина вполне крепкая, почувствовала головокружение на крутой лестнице, упала и сломала шею. Потом младший брат короля утонул всего в полулиге от берега -- лодка отчего-то перевернулась при ясной погоде и полном отсутствии волнения на море. Юноша был отличным пловцом, но тут отчего-то оплошал, и волны выбросили на берег труп без признаков насильственной смерти, а двух моряков так и не нашли. Через месяц смирные лошади, запряженные в карету дяди короля, отчего-то понесли, бросились с обрыва, прежде чем кто-нибудь успел выпрыгнуть, и все, кто сидел в карете, погибли. В деревянном летнем дворце, где остановилась супруга короля, внезапно полыхнул странный пожар, никто даже не успел выскочить, в том числе, понятно, и ее величество. (Сварог тут же навострил уши, но благоразумно промолчал.) Дочь короля, уже совершеннолетняя по нашим меркам девица, была зарублена средь бела дня в королевским замке внезапно спятившим стражником. Малолетний сын короля умер в результате опять-таки несчастного случая -- в его комнате обвалились рыцарские доспехи аккурат в тот момент, когда мальчик стоял рядом и разглядывал их. Теперь несчастье с самим королем... За полтора года некая сила покончила со всеми законными претендентами на престол. Возможно, мы вам покажемся излишне подозрительными, но никто из нас не верит в роковую цепь случайностей... хотя прямых доказательств обратного у нас тоже нет. Мы просто знаем, кому выгодна эта череда смер-- Ну что же, -- сказал Сварог. -- Зачислите-ка и меня в ряды излишне подозрительных, право же, ничего не имею против... Быть может, настало время для вина, господа? -- Пожалуй, -- кивнул Даглас. Глава 8. ХОЛМЫ ПОД НЕБОМ Высокий каурый жеребец Мары поравнялся с ним, и боевая подруга шепотом поинтересовалась: -- Интересно, каково оно -- в юбке ходить? Не поворачивая головы, с истинно королевским величием Сварог ответствовал: -- Надо вам сказать, гланфортесса, что юбкой эту деталь одежды именуют люди несведущие. На деле же никакая это не юбка, а мужской тартан. -- Ну, а все-таки? -- В этом есть свои выгоды, -- сказал Сварог как ни в чем не бывало. -- Одеваться проще. Когда случается боевая тревога, в штаны порою и не запрыгнешь спросонья в три-то секунды... Очень, понимаешь ли, рационально. -- Ну да, я так и подумала, -- кивнула она с непроницаемым лицом, встряхнула рыжей гривой, перетянутой дворянской повязкой с золотыми цветами чертополоха, присвистнула, подняла коня в галоп и помчалась по луговине, описывая широкую дугу. Сварог же ехал чинно, как и полагалось королю, -- выпрямившись в седле, крепко держа широкие черные поводья, вышитые тем же чертополохом и золотыми медвежьими головами. За его правым плечом знаменосец торжественно вез старинный королевский штандарт -- окованный золотом огромный череп пещерного медведя на длинном шесте, позванивавший замысловатыми висюльками. Вокруг, охватив широким, надежным кольцом, скакали с каменными лицами молодые дворяне из Медвежьей Сотни -- королевской лейб-гвардии, народ отчаянный, сплошь безземельные и безденежные младшие сыновья. С кем-с-кем, а уж с ними Мара моментально нашла общий язык, поскольку в Глане с его бедноватой патриархальностью амазонки были отнюдь не редкостью, даже в Медвежьей Сотне их насчитывалось десятка полтора. Вот Элкону пришлось потруднее -- ездить верхом он почти не умел, как и владеть мечом, а тех, перед кем он мог бы похвастать виртуозностью в обращении с компьютером, в стране попросту не имелось (впрочем, как и в прочих державах континента). Отношение к книжникам в Глане было, конечно, уважительным, но и с долей легкого пренебрежения -- по старинке тут жили, по прадедовским традициям, согласно коим выживание зависело в первую очередь от оружия, а уж в последней степени -- от покрытых типографскими значками или чернильными строками листов бумаги. Признаться, в этом была своя сермяжная правда: маловато в этой бедной стране возможностей для серьезного книжника, не развернешься... Впрочем, судя по виду, парнишка не комплексовал. Сварог уже дознался тишком о причинах столь горделивого вида -- та самая беспутная горняшка, подученная Марой, сумела-таки быстренько внушить юному вундеркинду, что он и в других отношениях весьма неплох. Так что на лице Сварогова "министра науки" откровенно играла удовлетворенная мужская гордость. Ну и ладненько, Мара права, от сотрудничков с комплексами толку не добьешься... Сам Сварог втихомолку отдыхал душой. В отличие от Готара, где буквально все пришлось строить на голом месте, здесь от него и не требовали впрягаться в работу подобно могучему ломовому жеребцу ялмарской породы. За неделю, предшествовавшую сегодняшней коронации, так и не нашлось, собственно, серьезных дел, достойных приложения королевской десницы. Разумеется, он изучил и подмахнул множество бумаг, но это была рутина, связанная со сменой монарха, и не более того. Длилась она всего-то день-два, а потом наступило затишье. Страна жила и работала, как нехитрый, но надежный механизм. Как успел понять Сварог, авторитетный король здесь исполнял главным образом роль пожарной команды, в чьих услугах решительно не нуждаются, пока нигде не заполыхает и стоит тишь, гладь да божья благодать. И это его на данном этапе полностью устраивало -- он не ощущал в себе бесцельного реформаторского зуда, желания крушить и перестраивать ради самого процесса. Свою идею о переселении части гланцев в Три Королевства он, понятно, не оставил, но план этого нешуточного мероприятия взялся уже разрабатывать по его приказу глэрд Таварош, толковый, по отзывам, министр, при здешней управленческой незамысловатости свободно управлявшийся и с финансами, и с мореплаванием, и с земледелием, да много с чем еще. А самому Сварогу, судя по деликатным, но достаточно твердым намекам, предстояло вскоре сосредоточиться на более приличествующем гланскому королю занятии: как следует намять холку горротцам, захватившим кроме крепости Корромир еще и все Заречье. К этой идее он отнесся с превеликой охотой и по вдумчивом размышлении собирался применить против Стахора Горротского его же оружие: средства войны, мягко скажем, нетривиальные, зато впрямую не нарушавшие правил. Коли уж Стахору было угодно развлекаться с живыми зажигательными бомбами в облике обычных дворняг, пусть не плачется, если сам столкнется с неприятными сюрпризами... Проще говоря, Сварог намеревался приволочь из Хелльстада парочку глорхов, исполинских змеюк с некоторыми зачатками интеллекта, и, не мудрствуя лукаво, запустить их в Заречье с приказом особо не церемониться с попавшимися на пути горротцами. Даже если Стахор после такой диверсии начнет жаловаться и забрасывать императрицу челобитными (хотя, по слухам, горротский король до таких пошлостей опускаться не любит), все обойдется. К нечистой силе глорхи не относятся, это не более чем исполинские змеюки, пусть и обладающие кое-какими странноватыми способностями. Элкон, по просьбе Сварога как следует покопавшийся в земных законах, вскоре прибежал с торжествующим видом и заявил: согласно таким-то и таким-то параграфам известных уложений, глорхов вполне можно провести по бумагам как "боевых животных, выдрессированных соответствующим образом и относящихся к исстари обитающим на Таларе либо Сильване видам". Свароговы змеюки этим требованиям отвечали как нельзя лучше: во-первых, несомненные животные, не люди и не демоны, а во-вторых, обитают уж настолько исстари... Так что Стахора ждали неприятные сюрпризы. Планами своими Сварог пока поделился лишь с привезенной им сюда троицей верных сподвижников, но гланцам эта затея, надо полагать, придется по вкусу... И поделом Стахору, сам виноват, нечего баловать с сомнительными изобретениями непонятного пока происхождения... Ехавший впереди глэрд Даглас свернул с тракта на узкую тропу. Кавалькада повернула следом, и они еще с полчаса ехали среди невысоких, поросших лесом холмов, пока не оказались перед продолговатым бугром, увенчивавшимся грудой обомшелых камней. Кое-где они были разворочены, очищены от мха, в двух местах выкопаны неглубокие ямы. Медвежья Сотня рассыпалась, надежно оцепив окрестности. Сам Сварог к неустанному его бережению, порой переходившему все границы бдительности, относился чуть насмешливо, но вот его сановники настаивали именно на таких неусыпных предосторожностях, открытым текстом напоминая о трагедии королевской фамилии, за полтора года странным образом пресекшейся начисто. Сварог подчинился -- и не стал им говорить, что сам он пока что не ощущал, как ни старался порой, присутствия какой бы то ни было черной магии в опасной близости. Он хорошо знал, что ему на это ответили бы Даглас, Таварош или ведавший здешними спецслужбами Баглю: что во всех прошлых невзгодах, постигших всю без исключения венценосную семью, знающие люди тоже не усмотрели ни малейших проявлений черной магии. Неплохо было бы вытащить сюда старуху Грельфи, но она сейчас разбирается со взятыми живьем шпионами "Черной благодати", и что-то там у нее затянулось... Даглас вытянул руку в черной замшевой перчатке: -- Извольте полюбопытствовать, мой король. Это и есть замок Гайров, стоявший здесь более семи тысяч лет назад. Вон там, у остатков главной башни, мои люди раскопали плиту с высеченным гербом... Бросив поводья подскочившему телохранителю, Сварог спрыгнул на землю, одернул черный в желто-красную клетку тартан и вразвалочку зашагал к груде камней. Оказалось, что под юбку здесь надевали добротные суконные портки длиною чуть ли не до колен, так что с верховой ездой никаких хлопот не возникало. А привыкнуть к тартану оказалось нетрудно: что поделать, король обязан чтить традиции... Он стоял, опираясь на древко Доран-ан-Тега, задумчиво глядя на бесформенную кучу почти сросшихся с землей камней и добросовестно пытался пробудить в душе хоть какие-то чувства. Ничего не получалось. На расчищенной щербатой плите и в самом деле легко узнавался герб Гэйров -- скачущий конь и меч, высеченные глубоко, неуклюже. Он понимал, что все так и есть, что здесь когда-то обитали его отдаленнейшие предки, -- не специально же для него соорудили древние развалины, здешние глэрды отнюдь не ангелы, но все же не стали бы опускаться до такого... И все равно ничто не ворохнулось в душе. Слишком много времени прошло. Семь тысяч лет -- срок, не вполне и вмещавшийся в сознание. Сохранись какие-нибудь портреты, изображения, документы, было бы проще проникнуться, а так... Продолговатая груда заросших черно-зеленым мхом камней, уже ничем почти и не напоминавших рыцарский замок, справа проглядывает нечто похожее на примитивную лестницу, в ямах виднеются бурые черепки, впору повторить вслед за святым Рохом, на склоне лет написавшим "Размышления о движении и покое": "Все, чего ни коснись, хоть ненадолго, да пребывает в покое однажды, и только Время движется неустанно, увлекая за собой даже то, что считается олицетворением покоя..." Не было ни Времени, ни Вечности -- только груда замшелых камней, переживших и долгие тысячелетия покоя, и Шторм, их полную противоположность. Неизвестно отчего хмурясь, он вернулся к поджидавшим его в отдалении спутникам, взял поводья у телохранителя и рывком взмыл в седло. Медвежья Сотня торопливо сомкнула кольцо, а перед глазами у Сварога на миг вновь встала непонятная и тягостная картина, навещавшая и прежде: странный зал в черно-красных тонах, высокие окна и плоские золотые чаши на столе, и полное одиночество, и смертельная тоска... Отгоняя это неведомо почему привязавшееся видение, он тряхнул головой и подхлестнул горячего коня. Свита галопом понеслась вслед, гремя оружием и звеня трензелями. ...Еще часа через полтора они подъехали к гребню холма, перевалили через него и стали спускаться в долину, напоминавшую огромный амфитеатр, разве что без скамеек. Она была весьма обширной, не менее трех лиг в диаметре, почти посередине зеленели три округлых высоких холма. И повсюду по склонам, куда ни глянь, стояли люди, пешие и конные, в молчании и строгом порядке, в праздничных одеждах. Их было, пожалуй что, несколько тысяч. Со всей страны собрались -- главы кланов и простые дворяне, землепашцы, мастеровые и моряки, книжники и инженеры. Отдельной пестрой кучкой стояли иностранные послы -- Сварог их сразу высмотрел, во-первых, по церемониальным вымпелам соответствующих держав, во-вторых, по штанам. Прах побери эти вековые традиции... Но ничего не поделаешь. Коронация есть коронация. Подъехавший стремя в стремя Даглас сочувственно шепнул: -- Старинные обычаи, мой король, увы... И, спешившись, сам принял у него поводья. Обреченно вздохнув, Сварог положил топор на траву и, перехватив насмешливый взгляд Мары, преспокойно отвернулся. И направился в гордом одиночестве на вершину самого высокого холма -- по неширокой тропинке, окружавшей его спиралью. На вершине дул легонький ветерок, всадники и пешие казались крохотными, как шахматные фигурки. Навстречу Сварогу, оживившись, двинулись три древних старухи -- в простых черных платьях с вышитыми на груди медвежьими головами, седые космы перехвачены широкими повязками из серебряной нити. Морщинистые лица вроде бы светились искренним доброжелательством, но дряхлость их навевала неприкрытую тоску, напоминая о неумолимо текущем времени, не знающем остановок и покоя. Смертельно не хотелось когда-нибудь и самому стать таким же, подпираться корявой клюкой и шамкать беззубо. Как бы исхитриться и помереть в относительном расцвете лет, в каком-нибудь жарком бою, в бездумной сече? -- С прибытием, мой светлый король, -- проговорила передняя старуха и поклонилась ему не так уж низко. Должно быть, дело тут было не в отсутствии должной почтительности, а в чисто физических возможностях. Пожалуй что, поклонится земно -- так и не разогнется потом, церемонию испортит... -- Приветствую вас, хранительницы земли, -- гладко ответствовал Сварог, как учили. Поначалу, узнав о процедуре здешней коронации, он насторожился -- не влипнуть бы ненароком в какой-нибудь языческий ритуал, от которого потом не отмоешься, но мрачный брат Фергас его опасения развеял в два счета, пояснив, что речь идет всего-навсего о возникшем в полузабытые времена безобидном обычае, не имевшем ничего общего с поклонением поганым идолищам. Новоиспеченный король припадает к Матушке-Земле, всего-то и дел, ни кровавых жертв, ни молений черт знает каким силам... Старуха, казавшаяся высохшей и бесплотной, как большая бабочка из гербария, приступила к делу незамедлительно: -- Раздевайся, твое величество. Люди ждут. -- Совсем? -- поежился Сварог. -- А ты как думал? Ты не топчись, не топчись, нас ничем таким уже не удивишь ни в каких смыслах, повидали на своем веку и не такие диковины... Да какие это диковины, если прикинуть... Вздохнув, Сварог принялся снимать с шеи в первую очередь тяжелые орденские цепи. Среди высших регалий сопредельных держав уже не было гланского ордена Чертополоха, который пришлось снять сразу, едва он согласился занять здешний престол. Так уж было на Таларе заведено -- ни один земной король (да и императрица тоже) никогда не носит орденов собственного государства, поскольку он и так распоряжается всеми наградами, как полновластный хозяин, удостаивает и лишает. По размышлении Сварог признал в этом не только определенную логику, но и сермяжную правду... -- Ты одежонку-то на землю клади, клади, -- не отставала старуха. -- Вешалок тут нету. Трава чистая, не украдет никто, кому тут красть, сам подумай... Косясь на далеких зрителей, Сварог стягивал последнее. Ну, в конце концов, подзорных труб ни у кого из зрителей нет, тут вам не театр с балеринами, так что придется перетерпеть, в конце концов, это не стриптиз, а ответственнейшая церемония, где никому не придет в голову скалить зубы, за исключением Мары, но ее отсюда и не рассмотреть вовсе... Оставшись голым, как Адам до грехопадения -- лишь с нательным крестиком на шее, единственным предметом, оставшимся от его прошлой жизни, Сварог зябко поежился. Ветерок был не столь уж и пронзительным, но голому человеку и под таким неуютно. -- А это у тебя что? -- узрела старуха, тыча сухим пальцем в крестик. -- А этого ты, бабушка, не трожь, -- сказал Сварог решительно. -- Не твоего ума дело. -- Ох уж, так и не моего... Один ты умный и хочешь правильно жить... Ладно, ложись уж, твое величество... -- проговорила старуха и подтолкнула его в спину легоньким кулачком. Его уже проинструктировали заранее, как именно следует ложиться, -- и Сварог опустился в траву лицом вниз, раскинув руки, приник лицом к земле. Мягкая трава щеки не щекотала, пахла дикой свежестью. Где-то рядом, чуть ли не над самым ухом, послышался отчаянный скрежет кремня по кресалу, потом потянуло дымком. Ну вот, теперь отлежаться, пока не догорит запаленная главной старухой лучина (в старину, когда часов еще не было, именно так время и отмеряли), и можно спускаться с холма, чтобы получить, наконец, корону и стать стопроцентным королем... В следующий миг с ним произошло что-то непонятное, неотвратимо могучее... Словно мощный порыв ветра пронизал насквозь ставшее бесплотным, как туман, тело, ворвался в мозг, промчался меж ребрами и вырвался из спины навстречу небу, но этот ураган был не холодным, а приятно теплым, всепроникающим, растворившим на миг в чем-то, чему названия не было изначально... Сварог то ли растворился в чем-то необозримом, то ли оказался переполнен целой Вселенной, стянувшейся в то место, что занимал в пространстве он сам. Перед глазами, в голове с нереальной быстротой мелькали картины и образы. Несмотря на молниеносность их мельтешения, несмотря на то, что они ни разу не повторились, он каким-то чудом ухитрялся их различать, видеть четко -- и поросший высокой травой берег тихой реки, и сухую, потрескавшуюся землю, забывшую о дожде, и скачущих по полю коней, и яростно рычавшего у скалы пещерного медведя... Мириады пейзажей щедрой и бесплодной земли, мириады животных и птиц проходили сквозь его сознание, он был везде и нигде, по всей планете сразу, летел под облаками и полз среди высоких кустов... А потом через сознание рванулись потоком вовсе уж непонятные образы: то клокочущий огонь, то тьма в прожилках непонятного свечения, над головой повисла невероятная тяжесть камня -- а в следующий миг он стал бездонной водой, видения и образы стали мешать друг другу, сливаясь в неостановимое падение неведомо куда, к необозримым, но отчего-то вовсе не пугавшим глубинам... Когда он пришел в себя и слабо заворочался, почувствовал все тот же дикий аромат мятой травы, льющуюся на лицо воду. Жалобно охнул, пытаясь понять, на каком он свете и есть ли он вообще. Руки-ноги шевелились по его хотению, всем телом ощущалась твердость земли, а уж когда над головой раздалась затейливая матерная тирада, абсолютно несовместимая с высокой торжественностью момента, он и вовсе почувствовал себя прежним, обитателем нашей грешной земли. Разлепив глаза и присмотревшись, он убедился, что ругается главная старуха, стоявшая над ним на коленях, -- вычурно, громко и самозабвенно, на зависть пьяным драгунам и пиратским боцманам. Вторая осторожненько лила ему на лицо холодную воду из выдолбленной сухой тыковки, а третья просто стояла, разинув рот так, что любой внимательный наблюдатель мог бы убедиться, что у нее осталось всего четыре зуба, да к тому же половина из них -- одно название. Лица у всех были настолько ошарашенными, что Сварог, несмотря на страшную слабость во всем теле и полную пустоту в голове, все же сообразил: что-то пошло наперекосяк, в совершенно неожиданном для них направлении... Выпустив последнюю матерную руладу, старуха чуть отодвинулась от него, глядя, пожалуй что, со страхом: -- Светлый король, простите дуру старую, что с вами говорила неподобающе, как с простым каким венценосцем... Вы что стоите, безмозглые? Одежду его величеству, живенько, что он, своими руками должен все с земли поднимать? Я кому!!! Две ее товарки со всей скоростью, на которую были способны, кинулись за одеждой. Сварог пошевелился, поняв, что чувствует себя вовсе не так скверно, как только что казалось, осторожно встал на колени, а там, приободрившись, и выпрямился во весь рост. Из долины доносился рев волынок -- здешняя церемониальная музыка особо торжественных случаев, для человека непривычного сравнимая с добрым ударом по морде. Главная старуха с небывалым проворством кувыркнулась ему в ноги. Сварог растерянно наклонился над ней: -- К чему такие церемонии? -- И не уговаривайте, светлый король, не встану... -- отозвалась старуха в почтительном испуге. Первая заповедь истинного короля -- ничему не удивляться и всегда настоять на своем... Сварог, подпустив металла в голос, отчеканил: -- Приказываю встать! Что за глупости... Старуха поднялась, помогая себе корявой палкой. Две других уже стояли рядышком, держа на вытянутых руках одежду и регалии. Руки у них явственно тряслись. -- В чем дело? -- спросил Сварог. -- Вроде шло, как обычно... -- Вот то-то, светлый король, что совсем даже необычно... -- промолвила старуха, все еще испуганно моргая. -- Тут на моей памяти побывало восемь королей, но не припомню я ничего похожего, да и прошлые хранительницы никогда ни о чем подобном не заикались. С тех самых пор, как стоит королевство, случая не было, чтобы король с Матушкой-Землею обнялся по-настоящему... Обычай и обычай... Полежал себе, пока лучина горит, и пошел корону на башку напяливать... А с вами вон как обернулось... По-настоящему. Мать-Земля к вам так приникла, что даже я почуяла, мышь ничтожная, пыль под ветром... Такое, болтают, случалось только в старые времена, до Шторма, когда и люди были другими, и не отвернулась от них Мать-Земля... Ох, и непростой вы человек, ваше светлое величество... Она вновь попыталась бухнуться на колени, Сварог едва ее удержал, -- и принялся торопливо одеваться, чувствуя себя почему-то неловко, словно тем, что оказался не таким, испортил привычную церемонию. Пожал плечами: -- И что теперь? Что все это должно означать? -- Не знаю, светлый король, -- покаянно откликнулась старуха. -- Уж простите дуру темную, но не знаю я, да и никто, наверное, не знает, забыли начисто... Кто ж знал, что однажды все выйдет по-настоящему, что Мать-Земля всерьез отзовется... Ох, большие дела вам на роду написаны, коли Матушка изволила отличить от прочих и выказать благоволение... Извольте с холма спуститься, корону принять... Поправив тяжелые золотые цепи, Сварог стал спускаться прежней дорогой, опять-таки не чувствуя ничего, кроме смущения, неловкости и даже, пожалуй, откровенной тоски, -- вновь столкнулся с чем-то непонятным, однако имевшим к нему самое прямое отношение. Мало было сложностей, тайн и сюрпризов... Поджидавший его Даглас, стоявший впереди шеренги молчаливых глэрдов, шагнул навстречу, обеими руками протягивая корону с зубцами в виде цветков чертополоха и трилистников клевера. Подхватив ее, Сварог возложил золотой обруч себе на голову так, чтобы огромный желтый алмаз Индари, как и положено, оказался над переносицей (это было не труднее, чем надевать фуражку, помогли армейские рефлексы). Старуха тем временем самозабвенно шептала что-то Дагласу на ухо. И седоусый глэрд вдруг осунулся лицом, отступил на шаг, растерянно пробормотав: -- Мой король... Да что же это... Всерьез? На его лице читался благоговейный страх и нешуточное почтение. И Сварог, вновь мысливший насквозь циничными категориями уже приобретшего кое-какой опыт государственного мужа, подумал: а ведь управляться с ними теперь будет гораздо легче, вон как подобрались, чуть ли не по стойке "смирно". Что бы это ни было там, наверху, но авторитета ему оно прибавило вмиг и несказанно... Приветственные крики из тысяч глоток раздались со всех сторон, так что Сварогу захотелось зажать уши. Однако он все же расслышал, как Даглас негромко распорядился, поманив юного телохранителя: -- Так и объявите народу: что это случилось всерьез... Оказавшаяся рядом Мара вопросила со всей юной непосредственностью: -- Что там такое стряслось, что они все забегали? Сварог тихонько ответил: -- Сам не пойму, но подозреваю, что-то эпохальное. -- Вечно ты во что-нибудь да ввяжешься, -- хмыкнула боевая подруга. -- Стыдно с тобой на люди выйти... Сварог с несказанным удовольствием отвесил ей легонький подзатыльник и, не поворачивая головы, спросил: -- Ты-то что-нибудь понял? -- Подумать надо, -- отозвался сидевший на старом месте, в капюшоне плаща, Карах. -- Тут сразу и не разберешься... Глава 9. КОРОЛЬ, ЦЕНИТЕЛЬ ИСКУССТВ -- С незапамятных времен считается, что планета живая, -- говорил Карах, удобно устроившись на столе напротив Сварога. -- Только не так, как люди, мы и животные, иначе как-то. Говорят еще, что она умеет думать и рассуждать, -- опять-таки не так, как те, кто на ней живет. А некоторые набирались смелости утверждать, что остальные планеты тоже живые. -- Ну, я тоже что-то такое слышал мельком, -- сказал Сварог. -- И что отсюда следует? -- Откуда я знаю? -- сказал Карах. -- Давным-давно, ходят такие слухи, с планетой умели разговаривать -- и такие, как вы, и такие, как я. Только это было так давно, что никто и не помнит, как все было и что для этого нужно. Может, она от тебя хотела что-то? Вроде бы картины вроде тех, что ты описываешь, должны какое-то чувство выражать -- смотря о чем идет речь, радость там или печаль... -- Нет, -- сказал Сварог. -- Добросовестно пытался все припомнить, но точно тебе говорю: не было там никаких эмоций вроде радости или печали. Я просто видел и ощущал кучу странных вещей. И все... Старухи сами в растерянности, они ничем не могут помочь -- всего-навсего обслуживали некий обычай, состояли при нем, как привратники при доме. Где бы нам найти понимающего человека? Это с таким размахом прошло, так меня затянуло, что, режьте мне голову, мелочью оказаться никак не может. Вас бы туда, чтобы прочувствовали... -- Пусть Элкон пошарит по базам, -- предложила Мара. -- Для чего мы его на службе держим? Вихрастый раскланялся с ней самым вежливым образом: -- Госпожа гланфортесса, при всем вашем уме и очаровании вы, простите на худом слове, малосведущи в компьютерах и информатике. Мало уметь ими пользоваться, надо знать еще некоторые тонкости. Искать можно все, что угодно... но объясните вы мне, что именно искать? Я просто-напросто не знаю, какую формулировку применить. "Земля -- как живое существо", казалось бы... Я попробовал. И ничего не нашел. Под этим определением в глобальной сети ничего нет. Я допускаю, что грандиозный массив информации может упасть нам в руки после первого же нажатия клавиши... но не раньше, чем мы отыщем его точное определение. Понимаете? -- А ведь урезал он тебя, -- сказал Сварог удовлетворенно. -- Не правда ли, госпожа графиня, любительница скоропалительных решений? Крыть ей было нечем, но Мара по своей всегдашней привычке не собиралась сдаваться просто так. Пробормотала: -- Вот что делают с юными книжными червями объятия смазливых служанок... А ведь неделю назад на коленки на мои боялся посмотреть... Сделала я тебя взрослым на свою голову... -- Привыкайте, Элкон, -- сказал Сварог, заметив, что парень все же чуточку запунцовел по старой памяти. -- Привыкайте к этой непринужденной, творческой и веселой атмосфере, что царит на наших дружеских посиделках... Таков уж стиль нашей команды, -- Я понимаю, -- ответил Элкон, судя по тону, приготовивший хорошую острую шпильку. -- Некоторая агрессивность госпожи гланфортессы вызвана, мне думается, тем, что здесь она оказалась, откровенно говоря, не у дел. Подходящего занятия для нее что-то не находится, разве что на коне живописно скакать, красуясь перед градскими обывателями... -- А на мечах со мной не хочешь попробовать? -- поинтересовалась Мара. -- На деревянных, не бойся... Три схватки по семь минут, а? Синяков наставлю... А то возьмусь тебя очаровывать, чтобы терзался потом бесплодными мечтаниями... Думаешь, не умею? Я хотя и верная любовница, но, как любая женщина, чаровать посторонних мужиков умею... -- Люблю я вас, -- сказал Сварог растроганно. -- Какой вы у меня дружный, спаянный, спевшийся отряд... Как вы все обожаете друг перед другом выпендриваться... С вами и жить веселее, право слово. Только что же вы, такие остроумные и язвительные, не можете помочь своему командиру и королю, когда у него возникла настоятельная надобность разобраться с очередной тайной? Что приуныли? Чует мое сердце, придется мне в очередной раз самому справляться. А у меня вон прошения нерассмотренными лежат, целых три штуки... Он придвинул к себе три свитка -- два из них перевязаны простыми веревочками, завязанными узлом, третий обернут трехцветной тесьмой цветов какого-то клана, скрепленной сургучной печатью. Ну вот, на двенадцатый день его пребывания здесь наконец-то заработало устройство прямой связи с народом -- в стену королевского замка была вделана бронзовая медвежья башка с разинутой пастью, куда невозбранно дозволялось опускать челобитные, жалобы и прошения. Башка была соединена наклонной трубой с ящиком, ключ от которого имелся только у его величества, -- приспособление простейшее, но дававшее определенный шанс, что народные чаяния и просьбы минуют канцелярские лабиринты... -- Итак... -- сказал Сварог, распарывая кинжалом веревочки и шелковую тесьму. -- Что же нам пишут... Некий глэв по имени Анегас вот уже одиннадцать лет обивает пороги Военной канцелярии с чертежами изобретенного им "секретного пороха", который срабатывает только в гланских мушкетах, а ежели попадет в руки к врагу, то ни за что не вспыхнет... Ох, чует мое сердце, что если за одиннадцать лет изобретением благородного глэва так и не заинтересовались военные, то не стоит оно выеденного яйца. Вообще, "чертежи пороха" -- это звучит, наталкивает на мысль, что к изобретателю лекарей надо отправить... А вообще, нужно посмотреть. Для очистки совести. Так... Купец Дандоро нашел серебряную руду в Амелоенском урочище, о чем спешит сообщить... Понятия не имею, где у нас такое урочище, но это вам не "чертежи пороха" -- дело полезное... И, наконец, прошение от некоего юного художника, который... ах, еще и оскорбление действием... У входа мелодично прозвенел гонг -- кто-то с той стороны двери, хоть и обладал правом свободного доступа, все же не вломился, как деревенщина, а деликатно давал знать о себе. Не глядя, Сварог на ощупь отыскал под столешницей бронзовую завитушку и нажал, отчего за дверью звякнул колокольчик, давая позволение. Вошел глэрд Таварош, седой и подвижный, с неизменным кожаным мешком для бумаг под мышкой. Лицо у него было какое-то странное -- выражение его точному определению не поддавалось. -- Плохие новости? -- спросил Сварог, на всякий случай сначала предположив худшее по свойственному ему оптимизму. -- Как сказать, мой король... -- Таварош пребывал в некоторой растерянности. -- Только что пришли донесения с границы... Горротцы уходят из Корромира. -- Что? -- поразился Сварог. -- Сами? -- Да, мой король. Мало того, они очищают Заречье. Разведчики клянутся, что видели своими глазами, как они сворачивают лагеря, уходят колоннами, увозят пушки и обозы... В Корромире их, собственно, уже нет, горротский флаг спущен, крепость выглядит совершенно пустой, они даже не стали ничего разрушать напоследок или жечь... Глэрд Даглас приказал нашей коннице переправляться в Заречье и двигаться следом до границы, не ввязываясь в стычки... -- И правильно, -- сказал Сварог. -- Ничего не пойму. Ну да, я написал Стахору письмо. Мягко укорял его за вторжение в мое королевство, вроде бы ничем не спровоцированное. И в достаточно дипломатических выражениях намекал, что могу принять ответные меры, которые его неприятно удивят... Не мог же он испугаться парочки туманных намеков? Не тот человек... -- Да уж, с вашего позволения... -- кивнул Таварош. -- Стахору всегда была свойственна чрезмерная уверенность в себе... -- Не поверю, что он испугался, -- покачал головой Сварог. -- Лоранцы в схожей ситуации нагло высаживали десанты на мои земли... где и до сих пор пребывают. У меня попросту не было сил, чтобы дать им сдачи надлежащим образом. И Стахор не мог не знать о том, что творится на побережье Трех Королевств... Почему же он сейчас покорно отступил после одного-единственного, обычного письма? Задумал что-то, а? -- Наверняка. Но что именно, я не могу догадаться... -- Вы не одиноки, глэрд, -- сердито сказал Сварог. -- Что ж, остается ждать дальнейшего развития событий, потому что мы все равно не додумаемся, в чем тут фокус... -- Он задумчиво посмотрел на тартан Тавароша, синий в белую и черную клетку, и тут его осенило. Цвета те же самые, что на стягивавшей прошение тесьме. -- Послушайте, глэрд... Не знаком ли вам некий молодой художник по имени Аркас, и не из вашего ли он клана? У меня тут лежит его прошение, в котором он жалуется на косность королевских сановников и их невежественное равнодушие... -- Медведь-прародитель! -- воскликнул Таварош и всплеснул руками, едва не выронив мешок. -- Он и до вас добрался... Ну конечно, как я не подумал сначала... А впрочем, что можно поделать с "медвежьей пастью"... -- В чем там дело? -- спросил Сварог. -- Очень эмоциональное письмо, знаете ли. Молодой человек жалуется, что нигде не может найти поддержки и управы на злобных критиканов... -- Государь мой! -- твердо сказал Таварош, справившись с минутным смятением. -- Этот тип и в самом деле принадлежит к моему клану, о чем я горько сожалею... Смею вас заверить, я -- человек достаточно широких взглядов и прекрасно понимаю, что искусство имеет право на существование, а то и на субсидии государства... Однако денег из казны я ему не дам! Казните меня, не дам! -- Ну что вы, успокойтесь, -- сказал Сварог. -- Может, ему не так уж много и нужно? Как-никак собирается основать Академию высокого художества, как он пишет. Насколько я знаю, никакой Академии художества в Глане нет, быть может, стоит... -- Государь! -- отчеканил Таварош. -- Если вы прикажете, я выдам из казны любые деньги на любые проекты... Только не посмотреть ли сначала вам самому на эти его художества? С тех пор, как он вернулся из Равены, я об этой Академии слышу по пять раз на дню -- он племянник моей супруги, двери дома так просто не закроешь... Может быть, я слишком старомоден, но от этих художеств у меня порою ум за разум заходит! -- Почему? -- Потому что я этих художеств не понимаю, -- признался Таварош. -- Если в мире действительно чтото перевернулось и то, что он малюет, и в самом деле признается художеством, то нам, старикам, пора в гроб... Я вовсе не противник живописи, государь, у меня дома висят и семейные портреты, и пейзаж с ивами, и пейзаж с кораблем, и батальные полотна... Но Аркаса я бы за его мазню в каменоломни отправил! Дороги мостить! Чтобы не позорил уважаемое семейство! Я вполне серьезно, мой король! -- Ну что же, -- сказал Сварог. -- Вообще-то, королям согласно правилам хорошего тона положено быть ценителями и покровителями искусств... Распорядитесь-ка доставить во дворец и вашего родственника, и картины. У меня все равно нет никаких серьезных дел, давайте-ка ненадолго посвятим себя искусству... ...Он вошел в высокий сводчатый зал в сопровождении Тавароша, Мары и