е "недействие" просветленного. Наверное. Интересно, изыщется ли к этому состоянию что-то из По? Эй! Где вы, Улисс? Где вы, Максим Максимович? День постепенно уходил. Иссякало мое священное вино. Последняя капля покинула простую чашу вместе с хлопком входной двери. - Почему в темноте? - спросил Слава с порога. - За твое здоровье, - провозгласил я тост, вливая в себя последнюю символическую каплю. - Ты что-нибудь узнал? Слава не ответил. - Почему молчишь? - снова спросил я. - В городе очень неспокойно, Тим. Есть сведения, что все кончится большой кровью. Тебе необходимо уехать. - Я тебя, кажется, спрашиваю о другом. - Потом будет поздно. Введут строгий паспортный контроль. Ты не... - Ты узнал? - продолжал я настаивать. - Да, да, - раздраженно ответил Слава, бросая на стол салфетку с наброском дома, - это дача Этибара Джангирова. - "Э.Д." было вышито на платке - все верно. Где она находится? - Ты не понял, что я сказал? - воскликнул мой друг. - Для тупых повторяю: это дача Этибара Джангирова! Славик нервно зашагал по комнате. - Что ты орешь? Какая мне разница, чья это дача... Там Мила. - Пойми, - более спокойным тоном попытался объяснить Слава, положив руки на мои плечи, - словосочетание "враг Этибара " и слово "покойник" - тождественны. Я ничего не могу! - всплеснув руками, он снова забегал по комнате, - против Этибара не пойдет никто. Я не в состоянии помочь, я не могу быть посредником, я даже не могу обеспечить твою безопасность. Своей теперь не могу... - Что же ты можешь? Слава открыл бар и налил водки. - Будешь? - спросил он, поднимая рюмку. - Нет. Ты не ответил на вопрос. Слава с отвращением выпил, поморщившись, глухо сказал: - Я могу попытаться отправить тебя подальше... - Адрес? - жестко спросил я. - Это идиотизм. Тебя убьют, Тим. - Адрес? - вновь спросил я, чувствуя, как разгорается во мне ярость. Слабо засветились кончики пальцев. - Скажи, иначе я разворошу весь твой трусливый мозг. - Мардаканы, - выдавил он и бессильно опустился в кресло. - Так-то лучше, - пробормотал я, поднимаясь. - Подожди. Что ты собираешься делать? Какой у тебя план? - Чертовски прост. Никаких сомнений. Если нужно будет убивать - я убью. Одного, двоих, сто человек. Мне уже безразлично, какое количество теней явиться требовать отмщения. Я еду, мон шер ами. - На чем едешь? Сейчас в Мардаканы тебя согласится везти только такой же идиот, как и ты... - Ничего, дураков на свете много. Если не отыщу одного сам, то Бог отыщет для меня его обязательно? - Не знаю, кто из вас двоих посодействовал, но с дураками у тебя проблем не будет, - обречено произнес Слава, поднимая телефонную трубку. Он быстро набрал номер и сказал кому-то: "Все остается в силе..." Потом встал и подошел ко мне. - Моя кандидатура утверждена на роль идиота, - произнес он с грустной улыбкой. - Мне было необходимо убедиться в твердости твоего желания, то есть, я хотел сказать, неизлечимости твоего безумия... - Ты? И думать не смей. Мне терять нечего. А ты... Если, не дай боже, с тобой что-то, я на себя руки наложу. Выбрось из головы. Я замолчал. Года действительно изменили моего друга. Я не ощущал в нем колебания, той слабинки, которая давала мне в былые времена возможность настоять, изменить его решение, которое чем-то могло повредить ему. - Хорошо. Чем ты можешь помочь? - Быть может, я и слаб, - усмехнулся Слава, выдвигая ящик комода, но у меня имеется универсальный уравнитель господ Смита и Вессона. В его руке был револьвер. - И у старика, и у ребенка - шансы равны, - произнес он, с любовью взирая на оружие. - Да. И кроме всего прочего, мне неудобно перед Владом. - Это еще кто? - Наш водитель. Моя правая рука и вообще мастер на все руки. В десять он будет ждать нас в квартале от моего дома. - Прошу, позволь мне пойти одному. Насколько я понимаю - это мафия. Если тебя узнают... - Во-первых, не мафия, а крупный бизнес, а во-вторых, я делаю это не для тебя, а исключительно ради физической науки, - с улыбкой ответил он и, посерьезнев, добавил, - а главное - ради себя. Каждый обязан хоть раз в жизни сделать что-то невозможное, неразумное... Ты не представляешь насколько это безрассудно идти против Этибара . - Хорошо, ты - ладно... Но Влад. Его зачем же подставлять? - Знаешь что, моральные мучения по этому поводу предоставь мне. Еще не единожды за время нашего сотрудничества этот человек не подвел меня ни с одним делом: будь то решение компьютерной задачи или ручная погрузка автогрейдера. - Тебе не надо... - Мне лучше знать. Боюсь, с твоим отъездом все неразумное в моей жизни окончится. Так что carpe diem - лови мгновение. - Хорошо, - согласился я, - только ужинать не будем. - Почему же? - Полегче будет, когда брюхо словит пулю. - Обещаю пристрелить тебя в этом случае. - Гуманизм всегда был твоей отличительной чертой. Вечер незаметно приближался к назначенному часу. Я неподвижно сидел в кресле. Славик, расположившись за столом, усердно полировал и без того сверкающую поверхность револьвера. - Знаешь, - наконец решился нарушить он молчание, - я был сегодня в библиотеке. - По твоему тону и выражению лица можно решить, что посещение библиотек жутко непристойное занятие. - Я уже не в том возрасте и статусе, чтобы просиживать штаны за деревянными столами, исписанными книжными фразами и неприличными выражениями. - Поросенок рос, рос и вырос в большую... - Не скоморошничай, - перебил меня Слава. - Я серьезно. Он положил револьвер и повернулся ко мне. - Ты же знаешь, я до вчерашнего дня относился к религии только в той мере, в какой она относилась к моим делам. Ты понимаешь, что я хочу сказать. Я кивнул. - Имиджу делового человека умеренная набожность никогда не помешает. Но ты... сегодняшняя ночь...- Слава замолчал на мгновение, изыскивая слова. - Я не спал остаток ночи. Думал о тебе, о Боге. Я ничего не понимаю, Тим. Ничего... - Что ты хочешь понять? - Почему эта религия? Как ее там... зороастризм? Не иудаизм, христианство, ислам... Почему почти забытая религия? Я искал ответ сегодня в книгах. Да, есть что-то любопытное. Но почему зороастризм? - Тебе не кажется, что мы слишком большое значение придаем всяким "измам"? В царстве небесном понаставили не меньше пограничных столбов, чем в земном. Дело не в религии. В вере. А зороастризм? Юмор у него такой. У Бога... - Юмор. Гм... Вера. Хорошо пусть вера. Вера во что? Иудеи, христиане, мусульмане - не все они такие прагматики, как я. Кто-то действительно верит фанатически. Но во что и зачем? К религии относятся также как к службе. Только в одном случае добиваются должностей и пенсий, а в другом милости божьей и загробного блаженства. Поэтому мой прагматизм был куда лучше набожности иных. Но ты смешал и теперь... - Возможно к Богу следует относиться как к отцу, то есть, как к кому-то, кто может оказать поддержку в трудную минуту, кому ты, маленький человек, не безразличен. - Мальчик, ты сделал хорошо - папочка даст тебе конфету, мальчик ты сделал плохо - снимай штаны... - Не утрируй. Я не о страхе говорю, а о стыде. Бог - нравственный идеал, всегда правый, всегда праведный... Разве тебе не было бы стыдно, если бы ты поступил подло и гадко, и твой отец об этом узнал бы? - Было бы, - согласился Слава, скривив рот. - Но наши отцы не безгрешны. Я чувствую, ты сам не веришь в свои слова. - Если не верить, то разумному человеку не стоит жить. Мы - дети идеального отца. И как дети, мы все в разном возрасте по отношению к нашему отцу-богу. Вон тому молящемуся три года, тому философствующему - пятнадцать, а тот ворующий - блудный сын, другой - бьющий поклоны - и вовсе дебил. - Положим так, но почему тогда "конфетка" чаще всего достается плохишу? - А с чего ты решил, что "конфетка" дар от Бога? - Хорошо, пусть Бог - некий нравственный идеал. Но посмотри на себя. Сколько ты всего натворил. Крови сколько... - Слава осекся и виновато добавил, - извини, я не хотел. - Нет-нет, ты прав, - согласился я, задумавшись. - Правда, я не хотел тебя задеть. Ты не виноват, ведь не по своей воле... Но Меч Митры... Митра - ангел справедливости, договора. Неужели божеская справедливость - убийство и кровь? - Я убил человека, еще не владея мечом. Да-да, Слава, не смотри на меня так. Ты был прав относительно Торквемады. Я зарезал профессора Джабейли. Так что справедливость у Бога одна, но трактуют ее даже ангелы по-разному, - я замолчал, по-покойницки сложил руки на груди, и продолжил, - я думаю, что дело в жизни. В отношении к ней как таковой. В своем существовании человек не имеет никаких доказательств о бытии Господа, кроме смутного ощущения чей-то руки - благоденствующей и карающей. Господь как бы существует вне нашей реальности, по отношению к ней он нереален. Поэтому, наверное, с точки зрения Господа, наши жизни, как нечто существующее вне его бытия, также нереальны. Ему тоже нужны усилия, чтобы поверить в нас. Только его мысль может пробиться сквозь границы миров. Она влияет на людей, в их многих неосознанных поступках - его желания и требования. Он дает жизнь, он убивает, если мы не оправдываем его надежд. - То есть, ты хочешь сказать, что, так как смерть есть только переход из одного бытийного пространства в другое, твои зверства - детские шалости любимчика главы семьи. Хорошо, положим так. Но зачем мы должны оправдывать чьи-то надежды. Зачем вообще ему требуется на нас что-то возлагать? Я развел руками и состроил глупую физиономию. - Я вычитал сегодня, что у твоих зороастрийцев существовала весьма интересная концепция, относительно роли человека во всей этой кутерьме, зовущейся миром. Они считали, что, выбирая между добром и злом, человек в конечном итоге решает исход борьбы между Ахурой - добрым началом и Ахриманом - началом зла. И вот что еще интересно: они относились спокойно к бедам, полагая, что миру отведена некая мера зла. Если зло случилось, то, следовательно, его меньше осталось в той доле. - Полигон. Минные поля алчности, полосы препятствий праведности, блиндажи храмов, - задумчиво пробормотал я, - И горе, и благо... - Что "горе и благо"? - Горе, что мы не уверены в существовании Господа и в этом же благо. - Но тогда не совсем понятна целесообразность твоего явления в качестве карающего ангела. - В том и дело, - вздохнул я. - Слушай, а что, собственно говоря, изменилось с твоим появлением? Ты пророчествуешь? Благословляешь? Судишь? - Нет. Разрушаю. - Так, сейчас все этим занимаются. Как писал Гете: "Достойно гибели все то, что существует". - Но со мной божья сила, священный меч и его мудрость! - Для разрушенья. Правда, насчет мудрости сомневаюсь... Но почему Божья? Кому и как докажешь? Ты просто еще одно аномальное явление. Сладостный материал для парапсихолога. Так что ничего не изменилось, мой ангел. Одним ненормальным больше, одним меньше в безумном городе. Благодать пролита в песок и, быть может, сознательно. - Ну, что ж... Пусть ужаснется смерть. - Не возражаю, - согласился Слава, отправляя револьверный барабан в гнездо и поднимаясь. - Мы слишком заболтались, время пришло, а посему командуй, мой генерал, "подъем" и доведи до сведения вверенных тебе войск, что с ними Бог. - Ну, как же без него, - весело сказал я, одевая перевязь с мечом через плечо - так было много удобнее. - Кстати, имей в виду, - предупредил меня Слава, когда мы выходили, - все это время я нахожусь в обществе своей домработницы. - Железобетонное алиби, - восхитился я. Мы быстро спустились вниз, прошли через ворота и повернули за угол. Улица была непривычно пустынна. У тротуара стояла "Волга" с заляпанными грязью номерами. Слава открыл заднюю дверь. - Все в порядке, Влад, - сказал он водителю, пропуская меня вперед. - Отлично, - буркнул человек за рулем. Тело его было весьма обширным, но пропорционально сложенным. Глаза, искаженные толстыми линзами очков, казалось, с одного взгляда узнали обо мне все возможное и невозможное. Не знаю, действительно ли он мастер на все руки, но то, что он мастер заплечных дел, сомнений не возникало. Заурчал двигатель. Я сунул руку под плащ и крепко сжал рукоять меча. Мое второе "я" ответило теплом и покоем. "Все будет хорошо, хотя бы потому, что мы этого достойны", - тихо сказал Влад, и машина понеслась по улицам города. - Что слышно? - поинтересовался Слава. - Будет нелегко, - ответил Влад, - на дорогах заслоны, у города войска. - Ты думаешь... - Ночью. Ничего прорвемся. Я никогда не видел ночной город таким. Обычно жизнь в нем затихала постепенно, но абсолютной тишины практически так и не наступало. Теперь же, казалось, побежденная чума вырвалась из лабораторных оков. Кладбищенское безмолвие царило в одних кварталах, в других же толпились возбужденные люди, будто вот-вот должен был грянуть карнавал. Препятствий нам никто не чинил, и вскоре мне стало казаться, что наш экипаж минует безобразие смут. Напрасно. На Азизбековском кругу дорога оказалась перегорожена машинами, запружена людьми. Мы остановились. К автомобилю бросились люди, я схватился за меч. - Спокойно, - сквозь зубы сказал Слава. Влад вынул из бардачка какие-то бумаги и протянул их бородатому мужчине, настойчиво что-то допытывающемуся. Этим кажется, пикетчики удовлетворились. Во всяком случае, они закричали толпе: "Йол вер, йол вер". Люди расступились, позволяя нашей машине проехать, чем Влад немедленно и воспользовался. - Что это были за бумаги? - спросил я, когда машина уже неслась по Бейюкшорскому шоссе. - Индульгенция Народного Фронта и лицензия на отстрел врагов независимости, - невозмутимо ответил Слава и хитро улыбнулся. Я не стал ничего уточнять. Когда машина въезжала на Сабунчинский круг, что-то громыхнуло, затрещало. - Началось, - провозгласил Влад, как архангел Гавриил. - Теперь только держись. Вместо того чтобы ехать по шоссе на аэропорт, он свернул к железнодорожной станции. Пролетев по мосту, мы повернули налево, но железнодорожный переезд проезжать не стали, а поехали по ужасной, засыпанной щебнем дороге, шедшей параллельно рельсам. Даже за барабанным боем камешков о днище слышался шум боя, а может быть, бойни. Было похоже, что стреляют совсем близко. Мы ехали через Бюль-бюли в сторону Амираджан. Для такой отвратной и темной дороги скорость была умопомрачительна. Я вжался в сиденье и с ужасом следил за мельканием домов за окном. Наконец мы пересекли железнодорожное полотно и выехали на шоссе. "У, шайтан!" - расстроился Влад. Впереди стояло два танка и десяток людей в пятнистой форме. Очередь трассирующими пулями пропорхнула где-то над нами. Влад резко затормозил. Машину занесло, но, к счастью, не опрокинуло. Со всех сторон на нас глазели простые лица и дула автоматов. От нескромных взглядов последних мне сделалось нехорошо. - Давай из авто, педерасты, - добродушно скомандовал крепкий мужик с офицерской звездочкой на фуражке. - У нас разрешение, - попытался возразить Слава. - А ну, вылазь, - гаркнул солдат и ткнул Влада автоматом. Мы повиновались. - Вот приказ, - протянул грубияну листок Влад. - Обыскать, - приказал офицер, вглядываясь в бумагу. - Охо, - протянул белобрысый солдатик, вынимая пистолет из кармана Славы. Другой ничего не сказал, а просто бросил на землю обрез и гранату, обнаруженные у Влада. Обыскивающий меня никак не мог сообразить, что за длинная штука находится под моим плащом. Боюсь, что в его голове крутились самые непристойные предположения. - Какие люди пошли, - ехидно заметил офицер, - все да при оружии. Вон парнишку со взрывчаткой задержали, - ткнул он пальцем в сторону лежащего на земле человека со связанными руками. - Но штаб округа...- попытался возразить Славик. - Плевать, вашу мать, и... Но окончить сочную тираду ему не дал роющийся в машине солдатик. - Здесь бумаги с печатями, на которые нам сказали обратить особое внимание! - закричал он возбужденно, протягивая командиру верительные грамоты Народного Фронта. - Так, - угрожающе протянул офицер. Глаза его сузились и не предвещали особых удовольствий. Я мягко пнул коленкой в пах солдата, безуспешно пытавшегося отвязать меч. Мгновение - и его командир ощутил необыкновенную привлекательность холодного оружия. Солдаты заворожено уставились на мою сияющую фигуру. - Если не хочешь любоваться своими кишками, - предложил я миролюбиво, - прикажи сложить оружие. Офицер пробормотал что-то невнятное. - Как твоей душеньке угодно, - с сожалением сказал я, медленно распарывая его униформу. - Сдать оружие! - заорал офицер, - всем сложить оружие! Кому сказал! Через несколько минут десять безоружных людей обречено смотрели на мою искрометающую фигуру. "Боже мой, - думал я, - неужели наука ненависти тоже в твоих планах. Неужто эти дети в униформе питают чье-то жертвенное пламя? Если это испытание, то зачем калечить слабых? Лучше сохрани их, пока они слабы. Если это кара, то почему ничего, кроме развращения нет в ней? Если это жизнь, то почему она так бессмысленна. Если так все сделано, тогда существует только одна истина - Я, МОЯ СИЯЮЩАЯ ПЕРСОНА. В ТАКОМ СЛУЧАЕ ЖИЗНЬ ЭТО МЕРЗОСТЬ, ЭГОИСТИЧЕСКАЯ КЛОАКА" Смущенное покашливание Славы, вывело меня из состояния оцепенения. Уж очень мой друг любил театральность. - А из танков? - спросил я, решив обставить свои дальнейшие действия, в угоду ему, как можно эффектнее. - Всем покинуть технику, - крикнул мой заложник. Из танков нехотя вылезли водители. Влад поднял с земли автомат и, передернув затвор, направил дуло на солдат. - Меня, меня развяжите! - закричал связанный человек. Я оставил бесполезного теперь солдафона и элегантно перерезал ремень на руках пленника. - Спасибо, спасибо! - бросился ко мне, чуть не наткнувшись на меч, человек. - Я Алексей. Алексеем меня зовут. Вы что, фосфором намазались? Я кивнул. - Что я должен делать? - спросил он, удовлетворив любопытство. - Взгляни, остался ли кто-нибудь в машинах, - распорядился я. Нацепив очки, наш новый знакомый ринулся к танкам. Да, он был из тех, кто с легкостью и наивностью дарит смерть. Я же подошел к куче оружия и двумя ударами превратил ее в кучу металлолома, почувствовав себя на мгновение Сизифом, катящим камень в гору... - Поехали быстрей, - заторопил нас Слава. - Там никого нет, - доложил Алексей. - Чудненько, - улыбнулся я, нарезая колечком пушечный ствол первого танка. Со вторым продуктом человеколюбия я обошелся не менее справедливо. Слава был доволен. Думаю, что если бы не моя ангельская миссия, он очень скоро стал бы демонстрировать меня за деньги - у каждого свои недостатки. Я еще раз окинул взглядом "поле битвы", натолкнулся на опечаленного офицера, сиротливо стоящего в стороне от неунывающих солдат. - А тебя отдадут под трибунал, - успокоил я его, садясь в машину. - Меня не оставляйте, - завопил Алексей, волоча за собой рюкзак. - Что там у тебя? - поинтересовался у него Славик. - Взрывпакеты, - застенчиво признался он. - Мы не на салют едем, дорогой, - объяснил Влад, - там будут стрелять. - Садись, - разрешил я, подвинувшись. - Но...- попытался возразить Слава. - Не "но", а божья воля, сын мой, - перебил я его. - Спасибо, - поблагодарил Алексей, усаживаясь рядом со мной. - Я буду звать тебя "пиротехник", - сказал я ему. Пиротехник не возражал. Почему я взял его с собой? Сложно сказать. Если в человеке есть потребность разрушать, пусть лучше он реализует ее во благо неизменной справедливости. Да-да, справедливость способна менять цвета. Особенно свойственно это качество политической справедливости. Сегодняшних героев она превращает в завтрашних предателей. Тебе повезло, Пиротехник. Ты попал в руки Ангела. И почему тебя так любит Бог? Машина быстро набрала скорость. Дорога больше не предвещала неожиданностей. На душе было радостно. Я ощущал себя сильным человеком и за своими плечами чувствовал сильных людей. Надо мной был бог, подо мной земля - я был благословлен первым и твердо стоял на втором. За окном давно уже перестали мелькать городские дома. Мы подъезжали к Мардаканам. - Останови, - тронул водителя за плечо Слава, - мы должны все обсудить. Влад сбросил скорость и, свернув на обочину, выключил двигатель. - Значит так, - деловито сказал Слава, разворачивая кальку, - это план усадьбы Этибара . - Звучит-то как, - пробормотал я. - Если ты думаешь, что эта бумажка стоила дешево, ты очень ошибаешься. - Я шучу... - Может это и так, но Этибар никак не похож на офицера-резервиста доблестной Советской Армии, так что мне совершенно не ясна твоя эйфория. - Все, все... Я весь во внимании. - Так вот, - продолжал Слава, - дом занимает приличную территорию в шесть гектаров и охраняется, как резиденция главы колумбийского картеля. Его окружает каменный забор высотой 3 метра, отштукатуренный цементом, перемешанным с битым стеклом, так что к нему лучше даже не прислоняться. Поверх забора идет колючая антипехотная проволока, на которую на ночь подается высокое напряжение. - А если обесточить? - предложил Влад. - На этот случай у них есть движок. - Но какое-то время у нас будет, - возразил я. - Верно, - согласился Слава, - но кроме проволоки под напряжением у ограды установлена инфракрасная сигнализация, а она в случае обесточивания центральной сети, автоматически переключается на аварийное питание. - Грустно, - огорчился Влад. - Постойте! - вступил в разговор Пиротехник, - Вы что, ребята, хотите дом грабануть? Вы меня извините, но я опаздываю на свидание. - Я предупреждал, - тихо сказал Слава, и рука Влада скользнула под пальто. - Не дрейфь, Пиротехник, - ободряюще улыбнулся я юноше. - Сам Господь желает, чтобы ты был со мной. - Я атеист. - Тем не менее. Как ты относишься к мафии? - Стрелять их, сук... - Такая возможность тебе представится. Только прошу, не пристрели моего друга, Славика. Мафия, она тоже разная бывает... - Не мафия, а крупный бизнес, - уточнил Слава. - Это не меняет дело, - возразил Пиротехник, - я в преступных акциях не участвую. - Речь идет о человеческой жизни, - серьезно сказал я, - похитили близкого мне человека. Цена выкупа - невозможна. Это - не преступная акция. Вот ты тащил куда-то взрывпакеты. Я сомневаюсь, что в твоих намерениях было помочь правительственным войскам. - Я нес их на баррикады, - коротко сказал Пиротехник. - Что ты его уговариваешь, Тим! - раздраженно воскликнул Слава. - Нет, он нам нужен. Я знаю, - твердо сказал я. - Хорошо, - вдруг согласился Пиротехник, - остаюсь, но если вы меня обманули... - Это правда, - заверил я его. - Не буду с тобой спорить, но предупреждаю, что ты, возможно, этим шагом создал нам дополнительные проблемы, - заметил Слава, недовольно поморщившись, - Но мы отвлеклись. Продолжим. Так вот, кроме уже упомянутых мною средств защиты... - Прошу, только не надо о контрацептивах, - остановил я его. - Перестань идиотничать, - не на шутку рассвирепел Слава. - Ты не понимаешь. У него десять человек охраны! Влад, ну ты его хотя бы образумь! - Я, в общем-то, согласен с предыдущим товарищем, - задумчиво, с расстановкой сказал наш водитель. - Мать...- выдохнул Слава, - Хоть бы здесь по-другому. Водитель промолчал и только загадочно улыбнулся в свои густые усы. - Видишь, Слава. Я прекрасно все понимаю. Это ты не совсем понимаешь. Сделаем так. Ты, Влад, остановишь метров за двести от дома. Я пойду один. - Я действительно тебя не понимаю. - возмутился Славик, - Ты нас взял в качестве наблюдателей? - Почему же? Вот было бы неплохо ограду рвануть. - Будет сделано, - буркнул Влад. - Твоей лимонкой? - улыбнулся я. - У меня РПГ в багажнике, - обиделся наш водитель. - Интересно? - удивился Слава. - На черный денек берег, - виновато объяснил Влад. - Прекрасно, - удовлетворенно сказал я. - Как только начнется пальба, ты садани вот сюда... - Я ткнул пальцем в ограду позади дома, - а пиротехник пусть несколько взрывпакетов швырнет со стороны фасада. Ты же, Славик, осуществляешь общее руководство и прикрытие. В дом не входить. Ждать у пролома. Договорились? Славик зажмурил глаза и засмеялся. - Ох, милый мой... - только сказал он. - Не нравится мне все это, - проворчал Пиротехник. - Трогай, - кивнул я Владу, сворачивая кальку. Минут через десять мы въехали в Мардаканы. После недолгого петляния по улицам машина остановилась. - Приехали, - глухо сказал Влад. Я открыл дверь и вылез из автомобиля. Ночь была холодная и сырая. Южный ветер гнал по небу облака. Изредка сквозь их мрачные телеса проскальзывала полная Луна, но эти мгновения были так кратки, что зловещие тени не успевали расправить своих крыл. - Ну, я пошел. С Богом, - сказал я, подавляя в себе тревогу. Славик опустил голову и, положив мне руку на плечо, сказал: - Будь осторожней. Все-таки ты напрасно так... Один... - Не один. С Богом, - возразил я ему и, крепко сжав его ледяную кисть, двинулся вдоль улицы, вслушиваясь в грозное ворчание близкого моря. Я никак не мог избавиться от ощущения, что за мной кто-то идет, крадется, ступая след в след. Несколько раз я останавливался, оглядывался, но никого не замечал. Лишь один раз мне показалось, что в тени уродливого кипариса скрыт человек - такой же черный, как путь моего меча. Я смотрел некоторое время в зыбкие очертания фигуры, потом повернулся и пошел легко, не останавливаясь, к своей цели. Моя ставка была велика, но что поделаешь - этого желал Господь. Я, кажется, все лучше и лучше понимал своего господина. Он, верно, любит азартные игры. Что ж... рулетка раскручена - шарик брошен рукой опытного крупье. Уткнувшись в высокий каменный забор, таинственно мерцающий в переменчивом лунном свете, я сориентировался и пошел вдоль него в восточном направлении, пока не оказался у громадных металлических ворот. Остановившись, я прислушался. Шум прибоя скрадывал все звуки. Неожиданно я почувствовал, нет, увидел человека. Он стоял за толстым листом металла. Ему хотелось спать. Он замерз и был зол. Нет, он не уйдет с этого места. Здесь удобно, не дует и виден весь двор. Я не хотел этого делать. Не хотел... Против моей воли был обнажен меч, против моей воли в темноте засветились синим огнем глаза Ангела. Клинок беззвучно вошел в металл. Сердце человека хрупко и если оно, действительно, вместилище его души, то душа этого человека теперь была свободна. С трудом взяв себя в руки, я проделал в воротах отверстие, достаточное для того, чтобы пролезть. Итак, шарик запрыгал в безумном круговороте. Ставки более не принимаются. Вложив меч в ножны, я протиснулся в щель. Метрах в пятидесяти возвышался особняк. Асфальтированный дворик перед ним был пуст, но этот факт не убавил моей тревоги. Опасность где-то рядом свила себе гнездо. Я ощущал ее таящуюся силу. Похоже, мне предоставили право первого хода. Я сделал несколько шагов вперед, свернул направо и вдоль кустов направился к дому. СТРАХ... слева от меня был источник страха. Нет ничего опасней испуганного человека. У меня оставался единственный выход. Я метнулся в сторону, намериваясь пересечь двор, но в тот же миг яркий свет ударил в глаза. Щелчки спускаемых предохранителей и характерные звуки передергиваемых затворов пробились сквозь шум прибоя. Я стоял посреди двора. Лучи прожекторов пересекались на мне, но не слепили, ведь свет не вредит свету. Оружие шести человек нетерпеливо ждало. - Вы считаете, я похож на кинозвезду? - крикнул я, крепче сжимая рукоять меча. - Бросай его, - проскрипел знакомый мне голос. Что с мечом, что без него - все в результате мой красивый молодой труп. Мало кто умеет проигрывать достойно и не всякому предоставляется возможность умереть красиво... Спасибо, Господи! Я выхватил меч из ножен. Еще никогда так не сверкал его волшебный булат. Содрогнулись враги, но их испуганные крики скрылись за стыдливым тявканьем автоматов. И тогда не стало Арского. Был кто-то, смотрящий на раскаленные свинцовые комочки, несущиеся к человеческому телу, но оно не осталось недвижимым. Плоть дрогнула, рассыпалась, расползлась язычками пламени. Пули злобно зачиркали об асфальт. Испуганные, ослепленные люди не могли понять, куда делся этот странный человек, а он стоял позади и меч его уже определил их судьбы. Не я, божья рука карала смертных. В тот миг, когда клинок коснулся первого, дрогнула земля - Влад не подвел меня. Потом Ад явился на Землю или Земля провалилась в Ад. Один за другим вырастали на асфальте огненные грибы. Я не сразу понял, что это всего лишь "хлопушки" Пиротехника, а несчастные смертные не узнали этого вообще. Обезумевшие, они палили вокруг себя и в себя... Если бы я не был Ангелом Света, то посчитал бы себя Ангелом Смерти. Как призрак, носился Арский среди людского умопомрачения и завершал чьи-то жизни. Вдруг все смолкло. Даже шум прибоя был теперь тишиной. Я бросился к дому, мертвые не возражали. Порушена дверь. У лестницы стоит человек. Он молод. В его руке меч. Но что металл против божьей длани?! Удар. Звон. Что это, Боже? Меч от меча?! Человек довольно засмеялся, но мое смущение было недолгим. Как ураган обрушился я на него. Противник ловко уклонялся, но что может противостоять колеснице Митры?! Он дрогнул и стал отступать, поднимаясь вверх по лестнице. Мы оказались на втором этаже. Мой противник продолжал пятиться. - Остановитесь! - раздался властный голос. Мой враг отскочил и замер. Я быстро огляделся. Мы находились в небольшой комнате, заполненной всякими премиленькими безделушками. У камина за шахматным столиком сидел человек. Я сразу узнал его. Странный разрез глаз, смоляная завитая борода. - Я знал, Тим, тебя ничто не остановит, - спокойно сказал он, - Я Этибар. Только не делай резких движений. Не так все просто. Я тот, кого... - Где Мила? - перебил я его. - Мила? - удивленно переспросил Этибар, но, не дождавшись моего подтверждения, ответил, - здесь. Она здесь. - Пусть ее приведут. - Прежде мы решим наши общие проблемы? Ты знаешь, кто я? - Мой хозяин желает твоей смерти. - А мой твоей, - неожиданно признался Этибар , - но слуги умнее хозяев, не правда ли? У нас с тобой нет причин ссориться. Бери свою девушку и уезжай. Я обещаю тебе блестящее существование. Мы с тобой никогда больше не встретимся. - Нет. Во зле всегда есть трусость. Тебе будет постоянно казаться, что я подстерегаю твою жалкую жизнь. Только с моей смертью ты обретешь покой. Я должен тебя убить. - Я не хочу чьей-либо гибели. Почему ты считаешь, что только она решит наше противостояние? - Между нами кровь. Кровь моего друга. - Никто не хотел его убивать, но если так получилось и ты, действительно, веруешь в Бога, почему ты не хочешь принять эту смерть как судьбу, как Божий суд. И потом, мой дорогой Тим... - Смотря какого Бога. Твоего или моего? Мы не принадлежим себе как люди. Мы во власти добра и зла. Мы по разные стороны... - Какие патетические слова. Сколько дешевого мелодраматизма! - воскликнул Этибар , - каков сценарий! Пылкий влюбленный, рыцарь без слова и упрека, слуга Господа и злодей, похитивший его возлюбленную... - Ты - слуга зла. - Быть может, в твоих словах есть правда, но почему, мой любезный Тим, ты считаешь, что мы слуги разных господ? - Странный вопрос. - Странный? Отчего же, не настолько он безумен. Этибар наклонился к камину, в котором пылали сосновые поленья. - Мы с тобой оказались во власти древних богов. А что они есть? Вот огонь. Он священен для тебя, для тех людей, которые тысячи лет назад воспевали хвалу твоему богу. Но он греет меня... Твой огонь и твой бог. Твой меч, чудесный дар святости и чистоты... Что воспрепятствовало его сокрушающей силе, его магическим чарам? Золото. Обычное мягкое золото. Из него вылит меч, ответивший ударом на удар. Золото, символ Солнца, цвет твоего Бога, зовущегося Ахурой, и презренный металл. За него все покупается и продается. Ради него вершатся ужасные дела, умирают младенцы и старцы. - Оружие в руках разбойника и воина имеет разный вес... - Но равную силу. - Я не знаю, что ты хочешь внушить мне. Между нами кровь и искупится она только кровью. - Твой меч поставил последнюю точку в жизни десяти человек. Это были люди. Ты думаешь, я их не любил? Или ты считаешь, что только сам способен любить? Я не знал, как ответить ему. Я вдруг почувствовал слабость - то была духовная трещина, не замеченная или не замазанная моим верховным повелителем. Сейчас я желал, чтобы мной овладело то безумие, та божья экспансия, что легко, как солдат плененной девкой, овладевала моим мозгом и вершила свой суд моей рукой. - Не жди этого, - сказал Этибар , проникнув в мои мысли, - это не придет здесь, в этом доме. Мы равны с тобой. Поединок - это не только кровь и звон мечей. Ты очень молод, но знать должен, что слово - самое страшное оружие. - У меня есть меч... - Таков твой последний аргумент? Подумай, я давно мог убить тебя, но почему-то не сделал этого. Ты тогда еще не владел мечом, не обладал сверхъестественной силой. Я оставил тебе жизнь. Почему? - Теперь у меня это есть... - Ты не имеешь сверхъестественной мудрости, а что без нее сила, как не элемент простого разрушения? И кто же из нас зло? - Но добру ты не принадлежишь... Каковы были твои дела до сегодняшнего дня? Зло, разврат, растление, насилие... Это все ты. - Человечество желает, чтобы его растлевали, насиловали его ум и его тело. Когда нет зла, оно отыскивается в добре. Людям нужно зло. Им нужен я, и ты тоже необходим им. В бушующем океане насилия рождаются единицы, что потом Господь наш испивает, как самое драгоценное вино. Люди, что истинные ценности истинного мира, впитываются, как эссенция бытия. - Наш Господь! Наш! - вдруг закричал я в ярости, родившейся из внутренней пустоты. - Заткнись! Я не хочу слышать тебя. - Да, наш Господь. Ты человек, веришь в то, что миллиарды людей на планете, принадлежат разным богам и разным верам? Бог-то один... Нет ни Ахуры, ни Ахримана. Древние, что понимали они? Они чувствовали, и простые ощущения облекли в высшие формы, что мы сейчас собираем по крупицам и в которых ищем высший мистический смысл. Зло и добро - то из чего соткан человек... Откуда ему, человеку, знать смысл происходящего зла? Может быть, оно останавливает бедствие, которое стерло бы его хрупкое тело. Зло...Зло... Да, я нес всю жизнь зло, но направлял меня Господь и он один... Быть может имя его Зурван, быть может Адонай или Кришна... Что ты знаешь? Зло... Зло есть всего лишь неродившееся добро. Непознанное... Нераспознанное. - Я убью тебя... Убью, потому что я человек, не понимающий зло. - Да, нет же... Ты простоты желаешь. Простых ответов. Хочешь быть животным, когда сам Бог дал тебе право быть равным ему. - У меня нет такого права. - Есть. Ты создан по образу и подобию его. И если чем-то не равен каждый из нашей породы, так только тем, что добро наше бессознательно, а зло неразумно... За всю свою жизнь мы так и не пробуждаемся. Как жаль... - Я не нахожу этого. - Жаль. Жаль, ибо я - "Зло" и ты - "Добро" нужны друг другу и вместе мы сможем править миром, ибо вместе мы - Бог! - Нет, мы слишком абсолютны... - Ложь. Сколько зла во имя добра ты совершил за свое короткое существование в качестве Ангела? - Все верно. Во мне есть зло. Но то зло духовное, не персонифицированное. И моя задача - побороть его. - Привести к разумной границе. - Быть может... Но я не могу бороться с тобой, когда рядом со мной существо обратное. Я должен убить тебя. - Хорошо, - понизив голос, сказал Этибар, - тогда я скажу тебе еще кое-что. В тех табличках, что достались Рзе Джабейли, есть сказание, что Ангелы Зла и Добра сойдутся и будут они как одно. - Ложь. Это твой последний фальшивый козырь. Вы не убили бы Рзу Джабейли, если бы это была истина. - Дурачок. Поэтому мы его и убили. Я не хотел, чтобы человек, который должен был бы стать Ангелом Света, прознал об этом раньше положенного срока, поэтому в свое время настоял на том, чтобы вся работа Джабейли над табличками была приостановлена, а сами они - уничтожены. Конечно, я не сомневался, что Джабейли как-то попытается провести нас. Когда впредь нашим желаниям, появился ты, и Джабейли оповестил тебя о твоей миссии, я утвердился в своих предположениях. - От кого вы узнали о моем разговоре с профессором? - От кого? - переспросил Этибар, недобро прищурив глаза. - Быть может, ты откажешься от своего вопроса? Он вдруг засмеялся. То был смех хорошего, милого человека. - Нет. Я хочу знать, - настоял я. - Хорошо. Эльдар. Эльдар Джабейли. - Ты подонок, - прошипел я. - На, читай, - сморщившись Этибар швырнул мне лист. - Читай и знай, твой милый друг десять лет был одним из лучших осведомителей. - Ложь. Подлая ложь, - простонал я, но почерк действительно был Эльдара. - Правда, мой бедный Тим, правда. Ты же знаешь. Эльдар одно время работал в госбезопасности. Туда так просто не попадают, впрочем, оттуда так просто не уходят тоже. Он платил за одну свою маленькую провинность... - Будь ты проклят! - Как вульгарно. Простая история добра и зла, любви и ненависти. Простая в простоте. Ты все еще ищешь точки, через которые можно было бы провести разграничительную линию? Так слушай дальше, мой наивный Тим. Профессор Джабейли тоже не был святым. Именно он засадил своего "любимого" учителя, чтобы завладеть его научной работой. И мы не тронули бы его, выполни он наше требование. Отказался, бедняга. И знаешь, почему? Он был просто одержим, особенно в последнее время, мыслью, что кто-то желает завладеть его трудами, присвоить их. Согласись, очень глупо, после стольких жертв и предательств, ради столь незначительной опасности, рисковать жизнью. Да, это еще не вся правда о твоих близких... - Замолчи! Замолчи... - Действительно, блажен, кто верует. - Один обман, только обман в твоих словах. Ни грамма, ни молекулы правды. Если Господь желает, чтобы я убил тебя, я сделаю это. - Желает? Ты похож на маленького ребенка, вдруг оказавшегося без опеки доброй матушки. Наш повелитель дал тебе право сделать выбор. Только ты, человек и ангел, Тим Арский, можешь принять решение. Решай, милый... Решай. - Я решил, - твердо сказал я. - Прелестно, только имей в виду еще одно, - лицо Этибара вдруг сделалось жестоким и безобразным, - Мила... - Что Мила? Ты хочешь сказать, что ее убьют? Этибар ничего не ответил, а только улыбнулся, и было в этой улыбке что-то такое, что заставило чаще забиться мое сердце. - Пусть, - сказал я, - ведь покончив с тобой, я тоже уйду в небытие. Мы с ней будем там, где свет и радость, а ты, исчадие ада, будешь гнить в зловонной луже, что породила тебя. В Аду. - Нет. Ада нет, мой милый... Мы уже в Аду. - Все, - оборвал я его, решительно сделав шаг вперед. - Подожди... Есть еще договор... - Плевать... - Наш мир поделен до конца... конца времен. Меняются хозяева... Мы - предметы игры... Зачем нам умирать... Подожди, я скажу тебе всю правду... - Нет... Я хочу смерти не Ангела Тьмы... Мне нужна смерть Этибара Джангирова. Последние слова я выкрикнул, за