. -- Мол-чать!!! Смирнаа!!! Уроды! Враги! Пе-ре-стре-ля-ю-всех-на-мес-те!!! Словно решив Данилова передразнить, один из бомжей дернулся всем телом, карикатурно всплеснул руками и опрокинулся назад. Толпа его не пустила, он съехал на землю. На лбу у "шутника" расплывалось красное пятно. И тут же рядом вскинулся еще один, которому пуля угодила в глаз. И третий начал падать на колени через какую-то долю секунды. И четвертый... Ошарашенный Гусев напрягся и почувствовал -- в тройке кого-то не хватает. Пусто слева. Так, а теперь и справа тоже. За короткое мгновение, пока Гусев разворачивался и поднимал игольник, он уже понял, что сейчас УВИДИТ. И действительно -- чуть позади на возвышении стоял Костик, в классической стойке для стрельбы с двух рук. Похоже, выбраковщик был абсолютно счастлив. Улыбаясь до самых ушей, он всаживал пулю за пулей в толпу. Женька, рискуя схлопотать от друга выстрел в упор, уже лез по косогору вверх. Гусев подивился его глупости и нажал на спуск. Нужно было это сделать как можно быстрее, пока не подсуетился ктонибудь чужой. Потому что ведущий за своих людей отвечает до конца. Короткой очередью по ногам он сбил Костика наземь. И чуть не прослезился от нахлынувшего отчаяния. "Какой же ты законченный эгоист, Гусев! Потянуть время думал, подержать при себе парня. А вышло -- ты его убил. Пусть не сегодня. Пусть не своей рукой. Все равно убил. Прикончил. Угробил. Похоронил. Забраковал. Коз-з-з-зел!"." На свалке вдруг оказалось много тише, чем раньше, только дружный топот множества ног приближался со всех сторон. И Женька наверху что-то несуразное выкрикивал, хлопая Костика по щекам, будто не понимая, что случилось. Гусев вскарабкался наверх. Женька оставил бессмысленные попытки оживить парализованное тело и сейчас тянул из кармана аптечку. -- Нет! -- приказал Гусев. -- Не надо. -- Как?! -- глаза у Женьки были шальные. -- Очнись. Ты что, не понял, в чем дело? Костя под марафетом. Дурак я, нужно было вспомнить, как он рассказывал, что мечтает по бомжам пострелять. -- И ты... И ты с самого начала знал?! Со всех сторон их обступили насупившиеся выбраковщики из группы Данилова. Только их здесь не хватало. -- Не знал, -- коротко ответил Гусев. -- Подозревал. Но доказательной базы еще не было, понимаешь? Хватит, Женя. Потом обсудим. -- Потом?! -- взвился Женька. -- Какое теперь "потом"?! Все, привет, он забракован! -- Может, еще и нет, -- вступился кто-то. -- У нас вот тоже был случай... -- Да заткнись ты! -- смотрел Женька только на Гусева. -- Ну, знаешь, Пэ... Ну, ведущий... Не ждал я от тебя! Гусев провел ладонью по глазам -- никто, конечно, не выключал наплечных фонарей, и отовсюду бил яркий свет. Особенно зло слепил его Женька. Гусев почувствовал, что тоже потихоньку начинает терять над собой контроль. -- Заканчиваем дискуссию, -- приказал он. -- Берем его и несем в "труповозку". Ну?! Женька то ли фыркнул, то ли всхлипнул, но все-таки нагнулся и взял Костика за плечи. -- Извините, господа, -- бросил Гусев в пространство. -- Не хотели. Так получилось. -- Это ничего, Пэ... -- сказал позади Данилов. -- Бывает... Служебное расследование завершилось для Гусева плохо, ему вкатили сразу два внутренних предупреждения, за невнимательность к подчиненным вообще и недосмотр в ходе спецоперации -- отдельно. Еще одно -- и будь здоров, отправляйся на черновую работу в "группу поддержки". А там единственный прокол -- и окончательное падение, грузчиком на "труповозку". Конечно, Гусев мог в любой момент подать рапорт и уйти в отставку, но такой выход был для него смерти подобен. Он хотел оставаться в выбраковке до самого конца -- своего или Агентства. Что будет, если АСБ прикроют, Гусев старался не задумываться. "Ничего хорошего точно не будет". Пока что Агентство гарантировало ему безопасность, и это казалось самым важным на свете. Каждый божий день, каждый час, каждый миг статус выбраковщика защищал Гусева от себя самого. Работа держала его в узде, не позволяя спиться или потерять рассудок. И в первую очередь -- не оставляя сил задумываться о том, кто же он такой и зачем вообще живет. Да, иногда на работе бывало невыносимо тошно. Но внутренний мир Гусева казался ему во сто крат страшнее. Иногда он с легким ужасом вспоминал свою предыдущую жизнь, до "январского путча" и образования АСБ. И каждый раз удивлялся -- как не сошел с ума тот Гусев, прежний, молодой идиот, запивавший снотворное водкой, чтобы не видеть тревожных снов. Его отстранили всего лишь на неделю, но, когда они с Женькой вернулись на маршрут, ведущий понял -- тройки Гусева больше нет. Как физически, так и психологически. Женька нервничал, медлил и постоянно косился на Гусева неуверенным взглядом. Будто пытался чтото рассмотреть в своем ведущем, такое, чего раньше не замечал. Гусев несколько раз пробовал вызвать Женьку на откровенность, но тот уходил от прямого разговора. Похоже, он перестал ведущему доверять. И очень выразительно дергался, когда игольник Гусева случайно поворачивался вправо, туда, где по-прежнему нес службу оставшийся ведомый. Так дергался, что Гусев весь холодел. Не от страха -- от стыда. Он уже подумывал о том, чтобы попросить Женьке замену, когда произошла очередная глупость. Рано утром они возвращались на машине с работы. Женька должен был, как обычно, выбросить Гусева на фрунзенской и ехать дальше к себе. Но буквально в сотне метров от гусевского дома пришлось остановиться -- впереди был затор. Только что прошел дождь, и на мокрой дороге случилась цепная авария, сразу четыре машины, что называется, "догнали" одна другую. И почти десяток разъяренных мужиков от души орудовали кулаками -- слава богу, забыв про монтировки и прочий инвентарь. Гусев слегка замешкался, отстегивая ремень безопасности, и теперь оказался чуть сзади, в роли прикрывающего. А Женька с криком "Всем стоять! АСБ!" уже прыгнул в центр драки. Но услышали его далеко не все. Поэтому какой-то умник, решив, наверное, что не хрен тут делать всяким пацифистам-разнимающим, замахнулся, опасно целясь выбраковщику в голову. Женька вроде бы отреагировал, но мимо уже просвистело несколько иголок, и драчун в момент скопытился. -- АСБ! -- проревел Гусев, выходя на свое законное место -- вперед. -- Всем стоять! -- Ты что же это, гад... -- прошипел ему в ухо с трудом узнаваемый голос. -- Ты же меня чуть не зацепил! Хотел и меня тоже?! Не попал, да? Гусев оторопело повернулся к ведомому. Тот стоял весь в поту и трясущейся рукой поднимал игольник. -- п...нулся? -- спросил Гусев ласково, внутренне обмирая. -- Я тебе больше не позволю... -- пробормотал Женька. -- Не будет у тебя второго раза... Хватит и Костика! -- Женя, опомнись! -- попросил Гусев, машинально отмечая, что обрадованные заминкой водители и пассажиры, стараясь не шуметь, прячутся по машинам в надежде по-тихому смыться. -- Женя, этот придурок хотел ударить тебя. Я его снял. У меня не было другого выхода, я выстрелил из-за твоей спины. Это нормально, мы же всегда так делали. Ты все эти годы стреляешь из-за меня -- и ничего. Успокойся, Женя, все в порядке... Он сделал шаг к ведомому, совершенно невольно, искренне желая объясниться, и как оказалось -- напрасно. Рука с игольником дернулась. Гусев упредил это движение -- они выстрелили почти одновременно. У Гусева две иголки застряли в обшивке комбидресса, а одна впилась в рукав, по случайности не оцарапав кожу. Женька получил столько же попаданий, но все -- в плечо, и рухнул на асфальт. И ушел из жизни Гусева навсегда. Позже ему объяснили, что это было закономерно. Его правый ведомый страдал теми же комплексами, что и сам Гусев, но в куда более острой форме, почти болезненной. Он чувствовал себя комфортно только в составе хорошо притертой тройки, причем именно на месте ведомого, прикрывающего. Нелепая, трагическая потеря одного из коллег больно ударила по мироощущению выбраковщика и заставила искать виноватого. И разумеется, виноватым в разрушении тройки оказался Гусев, который к тому же собственноручно подстрелил Костика. На этот раз наказывать Гусева не стали. Он просто угодил в резерв. С ощущением жуткой вины, дикой растерянности, полной беспомощности. И уверенности, что все в Центральном смотрят на него косо. Ни понять не могут случившегося, ни простить. Наверное, так оно и было на самом деле. Но теперь его вроде бы простили. Кажется, приняли обратно в семью. И уж с нынешнего своего ведомого он пылинки будет сдувать. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Страна ужаснулась, но популярность Влада, как это ни парадоксально, росла, уже приобретая характер массового психоза. Такое положение дел -- сочетание любви и страха -- как нельзя лучше соответствовало его планам. Трое молодых людей, пытавшихся удрать от Валюшка, молчали на предварительном допросе, как партизаны. С одной стороны, они этой нелепой попыткой бежать выдали себя с головой -- честный и психически нормальный человек на сотрудника АСБ не кидается. Агентство вообще крайне редко задерживало невиновных, а уж тем более -- задерживало надолго. Один укольчик -- и сразу ясно, есть у тебя скелет в шкафу или придется извиняться, да еще и приплачивать за беспокойство. Тем более что с тех пор, как страховые компании стали вносить в свои полисы графу "моральный ущерб от ошибочного задержания", трудовой народ Агентства перестал бояться напрочь -- лишь бы спать не мешало. Да и АСБ в свою очередь старалось быть как можно более незаметным. Период громогласной борьбы с теми, "кто мешает нам жить", давно миновал. Молодчикам вкололи какой-то адской смеси, быстро развязывающей языки. И вскоре эмиссары екатеринбургской братвы, заглянувшие в первопрестольную на разведку, уехали домой, на Урал, только уже не срубать бабки, а рубать породу. Валюшку за халатное отношение к службе, выразившееся в подвергании себя неоправданному риску, хотели было поставить на вид, но для первого раза простили. Шеф Центрального ходил мрачнее тучи. Во-первых, начинали оправдываться мрачные предположения о том, что в столицу потихоньку стягивается уцедевший криминал. Во-вторых, радужные мечты о скором приходе молодого пополнения развеяло категорическое заявление головного офиса о том, что еще пару-тройку стажеров Центральное получит, но не больше. Поскольку Гусев, не удержавшись, рассказал шефу, сколько народу обучалось на потоке Валюшка, начальник отделения вполне закономерно принялся размышлять, куда же предназначается этакая прорва выбраковщиков. И судя по всему, пришел к каким-то не особенно утешительным выводам. Отчего сделался злобен и неприветлив. Сам Гусев решил пока что не пороть горячку и подождать развития событий. Тем более что в воздухе отчетливо запахло осенью, и он, любивший это время года, так и рвался на маршрут. Украшенная холодным золотом листвы Москва была в эти дни особенно прекрасна, и большего удовольствия, чем ходить по ней пешком, трудно было себе и представить. Свежий воздух улиц, спокойные лица прохожих, раздающиеся повсюду детские голоса, по которым за лето Гусев тоже соскучился... И непередаваемое ощущение комфорта, душевного и физического, которое навевал один из самых безопасных и чистых городов планеты. Пожалуй, ради этого стоило работать в выбраковке. Следующая неделя выдалась на редкость спокойной, ничего похожего на события первого бурного рабочего дня уполномоченного Алексея Валюшка не происходило. Они с Гусевым шлялись по центру города, неприкаянные и даже поначалу счастливые тем, что вокруг тихо и мирно. Особенно радовался Гусев. Но вскоре Валюшок начал замечать в своем ведущем растущее внутреннее напряжение и вспомнил его фразу о том, что иногда выбраковщик от скуки начинает сам искать неприятностей. Гусеву пора было совершать очередной героический поступок. А пока что они всего-навсего отыскали заблудившегося в собственном дворе младенца, сняли с дерева застрявшего вниз головой кота и помогли симпатичной девушке завести машину. Гусев каждый раз говорил, что вот такие добрые небольшие дела и есть истинное призвание того, кто поклялся "защищать и служить", но глаза у него становились все более и более злые с каждым днем. Особенно он расстроился, когда оказалось, что буквально в двух шагах от его маршрута случился грандиозный пьяный мордобой, но драчунов растащили и оприходовали менты. -- Из-под носа добычу увели! -- плевался Гусев. -- Это же не наш профиль, -- утешал его Валюшок. -- Все равно в ту же самую ментовку их сдавать пришлось бы. -- А побезобразничать? А вопли устрашения, стрельба в воздух, перекошенные лица? Когда еще случай представится... В такие минуты Валюшок никак не мог понять, шутит Гусев или говорит серьезно. И поэтому он всерьез испугался, когда им прямо в руки попался молодой воришка. Этот тип, взмыленный и растрепанный, вылетел из-за угла наперерез выбраковщикам, лениво бредущим по арбатскому переулку. Валюшок и дернуться не успел, а Гусев уже полностью оценил ситуацию -- вплоть до того, что рядом очень удачно стоит урна. Он по-хоккейному парня бортанул, и тот кубарем полетел через голову. Урна, о которую парень споткнулся, обиженно зазвенела. Валюшок уже достаточно нагулялся с Гусевым по маршруту, чтобы не делать большие глаза и не спрашивать: "Пэ, что это было?" Он покорно вытащил Игольник и приготовился страховать ведущего. Парень с воем катался по асфальту, сжимая обеими руками лодыжку. Выражение лица у него было как у футболиста проигрывающей команды, сбитого в штрафной перед пустыми воротами на финале Кубка мира. На земле лежала дамская сумочка, выпавшая у него из-за пазухи. "Чутье, -- подумал Валюшок, уважительно оглядываясь на довольного Гусева. -- Вот это уже называется чутье. Я бы мальчишке вслед посмотрел и долго размышлял -- куда он так несется?" А Гусев улыбался. Он даже оружие не достал. Из-за того же угла выскочила женщина средних лет, тоже основательно запыхавшаяся. -- АСБ! -- бросил ей Гусев. -- Ваша сумка? Вижу, что ваша. Посмотрите, все ли на месте. Женщина, отдуваясь и бормоча слова благодарности, принялась копаться в сумочке. Поверженный воришка пытался было отползти подальше, но Валюшок его чувствительно пнул, и тот затих. -- Документы! -- Не-е-ту... -- Ах, нету... -- Валюшок отцепил от пояса сканер отпечатков и взял парня за руку. -- Ой, мальчики, -- бормотала женщина, -- ну какие же вы молодцы... С плеча у меня сорвал, подлец. И толкнул, вы представляете, так, что я чуть не упала... Ой, мальчики. -- Я старший уполномоченный Центрального отделения АСБ Павел Гусев. Это уполномоченный Валюшок. Вы готовы выдвинуть обвинение против человека, совершившего на вас разбойное нападение с целью грабежа? Женщина вдруг замялась и посмотрела на воришку с нескрываемым презрением во взгляде. -- Да он такой сопляк еще... -- пробормотала она. -- Вы же его... Валюшок закончил снятие отпечатков и, путаясь с непривычки в проводах, наладил систему -- подсоединил сканер к ноутбуку, тот, в свою очередь, к трансиверу, вышел на сервер Центрального и полез дальше по сети АСБ. "Сопляк", оправдывая характеристику, вовсю шмыгал носом. -- Сейчас узнаем, что с ним делать, -- сказал Гусев женщине. Валюшок сосредоточенно давил кнопки. -- Чист, -- доложил он наконец. -- Семнадцать лет придурку... Оформлять? -- Погоди. -- Гусев обернулся к женщине: -- Так все у вас в сумке на месте? -- По-моему, все. Ой, мальчики, пожалейте его, а?.. -- Вы отказываетесь предъявлять обвинение? -- Да ну его... -- Как хотите. Между прочим, кошелек проверьте. -- Гусев произносил слова очень мягко, ласково, даже чересчур, и интонации его показались Валюшку немного фальшивыми. -- Точно, все на месте. Ой, спасибо вам... Гусев заглянул в кошелек. -- Я вижу, тут куча мелочи, -- проворковал он. -- Вы не одолжите мне немного? Женщина подняла на него удивленные глаза. Молчание длилось буквально секунду, потом изумление сменил интерес. Как любой потерпевший, которого брало под защиту АСБ, эта женщина сейчас чувствовала себя в полной безопасности. И даже более того. На короткое время она стала частью большой и непреодолимой силы. Одно ее слово -- каюк мальчишке. -- Да хоть все берите! -- заявила она твердо. -- Мне чуть-чуть. -- Гусев запустил руку в кошелек. Задержанный издал то ли стон, то ли всхлип. -- А теперь до свидания, -- сказал Гусев женщине. -- Спасибо. Большое вам спасибо! Вы только не очень его, ладно? Ну, поучите, чтобы запомнил, но не до смерти. -- До свидания, -- повторил Гусев. Задержанный в тихом ужасе лежал на спине и затравленно смотрел на Гусева, который неспешно к нему приблизился. -- Вставай, сынок, -- сказал Гусев, глядя на дисплей ноутбука, где отразилась вся короткая биография вора. -- Н-да, негусто. И сделать в жизни ничего толком не успел, а вот угробить ее -- всегда готов. Ты же одет вроде бы прилично. Зачем тебе воровать? Парень, спотыкаясь, встал на ноги и опять тихо всхлипнул. -- Я в армию... -- пробормотал он. -- Призыва жду... -- И тебе в военкомате сказали -- грабь, воруй, насилуй, армия все спишет? А?! -- Не-е-ет... -- Знаешь, что сейчас будет? -- спросил его Гусев. -- По идее мы и без заявления потерпевшей можем тебя оформить. Хватит того, что сами видели. И ты исчезнешь навсегда. Ты ведь серьезное преступление совершил, мальчик. -- Я... Я... Не хотел... -- Чего ты не хотел? Напасть на человека и отнять принадлежащую ему вещь? Интересное кино. А ты знаешь, мальчик, почему за такое положена выбраковка? Потому что ты сознательно вывел себя за грань закона. Обозначил себя как нечеловека. Люди не нападают на людей и не отнимают их собственность. Получается, ты у нас нелюдь. Враг рода человеческого. Враг народа. Разве не так? Я что, не прав? Воришка заплакал. А сам все косился по сторонам, прикидывая, как бы ловчее смыться. В переулке было пустынно, спрятаться не за кого. А игольник -- это знают все -- отлично бьет на полсотни метров. Да и на ста метрах он тебя уложит, если игла попадет в незащищенное место -- в затылок, например. -- Ты украл, ты хотел денег, -- продолжал Гусев. -- Отлично. Вот они, деньги. Посмотри... -- Он протянул раскрытую ладонь, в которой поблескивала россыпь монет. -- Видишь? Я спрашиваю -- видишь?! -- Угу-у... -- Я даю тебе шанс, мальчик. Я даю тебе возможность узнать, каковы они, эти деньги, которых ты так хотел. Ты ведь любишь деньги? Ты не можешь без них? Ты готов ради них даже на преступление? Точно? Я угадал? Отвечай! -- Угу-у... -- Тогда попробуй, какие они, -- мягко предложил Гусев. И Валюшок, и задержанный непонимающе уставились на Гусева. А тот шагнул к парню вплотную и крепко взял его за глотку. И руку с серебром сунул ему под нос. -- Ешь, -- все так же мягко приказал он. -- Попробуй их на вкус. "Ты с ума сошел, Пэ!" -- хотел было крикнуть Валюшок, но осекся. Сейчас они двое, ведущий и его ведомый, находились в совершенно особых взаимоотношениях, когда поведение старшего не обсуждалось. Наоборот, этого старшего нужно было всячески страховать, что бы он ни вытворял. Но страшно Валюшку стало. Даже не страшно, а как-то так... Нехорошо. Это было как в фильме Гринуэя -- нереально и будто в другом измерении. Вор даже не попытался что-то сделать, он только давился и хрипел. А Гусев с руки кормил его деньгами. -- А теперь гуляй, -- сказал он по-прежнему безмятежным тоном, поворачиваясь к вору спиной и доставая сигареты. -- Спасибо, Леха, прячь ствол. Пойдем-ка мы с тобой, дружище, врежем пивка. Валюшок смотрел через плечо Гусева, прямо в широко раскрытые глаза воришки. Тот стоял ни жив ни мертв. А Гусев смотрел на Валюшка и улыбался. -- Пойдем, Леха, -- повторил он мягко. -- Шоу окончено. Валюшок медленно убрал оружие и бросил взгляд на сканер. -- Это стереть, запрос аннулировать, -- махнул рукой Гусев. -- Ложная тревога. Просто ложная тревога. Он крепко обнял Валюшка за плечи, развернул и повел в сторону Арбата. Позади раздался крик. Валюшок рывком освободился от гусевских объятий. Вор лежал на асфальте, конвульсивно содрогался все телом и подвывал. -- Успокойся, Леша. Он немного съел, двух рублей не наберется. Пока что ничего страшного не происходит. Это просто истерическая реакция. -- А что будет потом? -- в ужасе спросил Валюшок. -- Откуда же мне знать, милый, -- проворковал Гусев. -- Кстати, интересно. Вернемся на базу, обязательно спрошу у доктора. Обязательно. Пойдем, выпьем по кружечке. В такую погоду отлично пойдет "Очаковское специальное". Просто замечательно пойдет. Вор колотился головой об асфальт. Из окон показались встревоженные лица, кто-то выбежал из арки двора и склонился над бьющимся в судороге телом. -- Видишь, уже все в порядке, -- заметил Гусев, увлекая ведомого за собой. Сам он в это время нажимал кнопки на сканере, отменяя запрос. Действительно, к чему запрос -- ведь обвинения вору никто не предъявлял... ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Трагическая и страшная личность реального Дракулы, князя Влада III, не должна исчезнуть из людской памяти Ведь его история -- один из ярких примеров того, к каким преступлениям против человечности приводит соблюдение дожившего до наших дней принципа "цель оправдывает средства" Некто по кличке Писец объявился в Москве внезапно, будто из-под земли. Еще задолго до появления выбраковки' его неоднократно задерживали менты и каждый раз со скрежетом зубовным отпускали При том, что на вопрос: "Чем занимаетесь?" -- Писец всегда честно отвечал: "Работаю вором в законе" Когда пришла новая эпоха и появилась реальная возможность за такие заявочки схлопотать пулю в голову не отходя от кассы, Писец растворился в воздухе. Его искали долго и безуспешно, а потом махнули рукой. Справедливо предположив, что негодяй покинул страну в поисках более демократичных государств, где с такими, как он, вовсю церемонятся и в случае поимки на раздавленную фашистской диктатурой родину не отправляют. И вдруг до скучающего от безделья опера дошли слухи, что Писец со дня на день посетит столицу. Капитан мгновенно встал на дыбы и принялся рыть землю копытом. В итоге милицейский информатор сообщил конкретное место и точное время, когда Писца можно будет забраковать. Опер пожаловал в АСБ лично, и Гусев отметил, что давно уже не видел настолько счастливого и гордого собой человека. Грех было такого не обломать. -- У тебя двойка, тебе и идти, -- сказал Гусеву шеф. -- Чтобы не отсвечивать. А с улицы вас подстрахуют. -- Заодно и пообедаем, -- хмыкнул Гусев недовольно -- брать Писца нужно было в ресторане, где тот назначил деловую встречу. -- Что за кликуха такая -- Писец... Песец? П...дец? -- Фамилия у него -- Пипия, -- сказал капитан, неприязненно разглядывая Гусева. Оперу Гусев сразу не понравился -- уж слишком мало проявил энтузиазма, узнав, какая ему предоставлена честь. Гусев повертел в руках фотографию Писца, на вид совершенно русского человека, и бросил ее на стол. Толку от фотографии было чуть, скорее всего Писец кардинально изменил внешность. -- Готов поспорить, что пока этот урод не купил себе звание вора, то ходил всего-навсего в Пиписках, -- сообщил он. -- Откуда подробности? -- насторожился капитан. -- Считай, интуиция. Насмотрелся на таких шакалов. Я этих деятелей столько в расход отправил -- тебе и не снилось. -- Ладно, Пэ, не заливай, -- попросил шеф. -- Никого ты в расход не отправлял. Что о нас люди подумают... -- Ну да?! -- возмутился Гусев. -- Это формула речи такая, -- заверил шеф капитана. -- Вы это... -- Опер погрозил Гусеву пальцем. -- Вы, товарищ старший уполномоченный, не вздумайте только в людном месте расправу учинить. -- Как же, как же, превыше всего общественный порядок, -- кивнул Гусев. -- Не извольте беспокоиться, коллега. Голову сложу, но шума и кровищи -- ни-ни. -- Хотелось бы, -- сказал капитан с угрозой в голосе. -- Да и откуда шуму взяться? -- невинным тоном осведомился Гусев. -- Ситуация очень даже тихая и мирная. Сами представьте, заходят в кабак два идиота. Суются к этому Писцу, у которого всего-то навсего пара телохранителей. И разумеется, больше никаких друзей за столиками вокруг. Никакого контрнаблюдения из разных концов зала, как это обычно делается, чтобы иметь хороший обзор и успеть продырявить идиотам задницы. На фиг такие премудрости господину Писцу? Кого ему бояться? Выбраковки, что ли? Так вот, наши идиоты подходят, достают игольники... Писец радостно улыбается и по собственной инициативе врезает дуба. Охрана покойника рукоплещет. Деловой партнер умершего достает мобильный и звонит в государственное унитарное предприятие "Конец настал" заказать венки. Все очень просто, коллега. Так оно всегда и бывает. -- Не понял юмора, -- прорычал опер. -- В конце концов, это ваша работа. -- Ага. Вдвоем против минимум четверых. С игольничком на пистолеты. Я это каждый божий день проделываю. Спасибо хоть похолодало... Опер внезапно успокоился. -- Перестаньте нести ахинею, коллега, -- попросил он. -- Во-первых, их будет трое. Четвертый вам не помеха, это наш человек. Внештатный сотрудник, так сказать. Во-вторых, уголовные авторитеты по определению клиентура АСБ. Наше ведомство дает наколку, ваше разбирается. Мы заманили Писца в конкретное место, рискуя при этом жизнью информатора. Более того, посадили информатора с Писцом за один стол. Он не сможет долго поддерживать беседу. Вы должны максимум через пять минут войти и нейтрализовать клиента, пока он не понял, что это западня. -- То есть брать его на входе в ресторан -- не успеем, а на выходе -- опоздаем, -- заключил шеф. -- Понял? -- И вообще, "Указ сто два" не я придумал, -- ввернул опер. Ему, похоже, стало немного стыдно, что брать опасного вора идут какие-то чайники, да к тому же связанные обязательством не пугать честных граждан. Вот он и оправдывался теперь. -- Зачем у нас снайперов разогнали? -- вздохнул Гусев. -- Влепили бы гаду иголку в ухо с ближайшей крыши... -- Пэ, ну какие теперь снайперы? К чему дармоедов содержать? -- Разумеется, когда есть Гусев, на все готовый... Ладно хоть с погодой удачно получилось. Шеф, распорядитесь, чтобы бухгалтерия денег подбросила. Нужно будет два костюма поприличнее, галстучки там, ботинки... И два стильных дорогих плаща. Что уцелеет -- сдадим в каптерку. Ага? Шеф едва Гусеву не ответил, и по выражению лица можно было понять, как именно он сейчас выразится. Но Гусев его очень ловко перебил, обернувшись к тихо млеющему оперу. -- А насчет общественного порядка, -- сказал он, -- это по обстановке. Извините, но гарантий никаких. Мы постараемся успеть первыми, честно, постараемся. Но вы же сами понимаете, какой нюх на опасность у бандита, который столько лет в бегах. Мы даже "труповозку" возле кабака поставить не сможем. И нам самим ждать нужно будет не рядышком в машине, а на другой стороне улицы в подъезде. Что тоже не лучшая позиция. Хорошо, если учреждение какое-нибудь найдем, а вдруг только жилые дома? Бабушки-пенсионерки очень бдительные, вызовут потихоньку милицию, та приедет нас брать, тут Писец идет, старательно оглядываясь... -- Ничего лучше предложить не можем. Он появился буквально из ниоткуда. Вызвонил нашего человека, захотел встретиться, о цели встречи даже не намекнул. -- Может, он кончать его приехал, вашего стукача, -- заметил Гусев. -- Ну ведь не в ресторане же... -- Яду сыпанет, и все дела. -- Не драматизируйте. И вообще, что еще делать? Нужно брать его, раз шанс предоставился. Брать положено не нам, а вам. Ну и берите. Честное слово, я не понимаю. -- Опер посмотрел на шефа, который с глубокомысленным видом уставился в потолок. -- Я свои функции выполнил. АСБ собирается в принципе выполнять свои? У вас что, других оперативников нет? Менее э-э... -- Благоразумных, -- подсказал Гусев. -- По-вашему, у нас одни психопаты работают? Которых хлебом не корми, дай под смертью погулять? -- Закройся, Пэ, -- приказал шеф, возвращаясь из своего далека. -- А вы не беспокойтесь, капитан. Мы у вас клиента приняли. Клиент будет подвергнут соответствующей мере социальной защиты. Бумаги я все подписал. Гусев, у тебя еще вопросы есть к капитану?. Только не риторические. -- Да все ясно, -- заверил Гусев. -- Завтра сходим на место, присмотримся. Нажремся там как следует, чтобы хорошее впечатление произвести на обслугу. А послезавтра... -- До свидания, капитан, -- вздохнул шеф. -- Видите, у него вопросов больше нет. Капитан холодно распрощался, забрал документы и вышел. -- Что же ты вытворяешь, Пэ! -- накинулся на Гусева шеф. -- Ну за каким чертом спектакль?! -- А пусть думают, что у нас бардак, -- твердо ответил Гусев. -- Так это и есть форменный бардак!!! -- заорал шеф. -- Вот пусть они так и думают. А мы последим за дальнейшей реакцией. -- Исчезни! -- рявкнул шеф. -- С глаз долой! Акте-ришка! Плащ ему подороже, видите ли! А четыре доски не хочешь? -- Ну, этот-то прикид от меня никуда не денется. Кстати, я надену именно плащ. Человек, который ходит по дорогим ресторанам в кожанке, сразу вызывает подозрение -- вдруг оружие за пазухой? -- Тебе виднее, -- отмахнулся шеф. -- Но соваться на место раньше времени не смей. Я уже вызвал ребят из Южного, их тут в лицо не знают, они проведут разведку по всем правилам. -- Сто лет не был в ресторане, -- пожаловался Гусев. -- А нельзя будет уже после выбраковки там немножко посидеть?.. В ответ шеф замахнулся на него пепельницей. Напротив ресторана очень удачно разместилось отделение налоговой инспекции. Там хватило места засесть с полным комфортом не только двойке Гусева, но и доброй половине "группы поддержки". Нижние чины вели наблюдение, а Гусев, старший группы и примкнувший к ним Валюшок принялись всячески отравлять жизнь налоговикам. Они расхаживали по офису, открывая двери ногами, приставали к местным девицам и задавали начальникам дурацкие вопросы типа: "А если я в нерабочее время кого-нибудь убью, мне это нужно вносить в декларацию или нет?" Инспектора зверели, но не подавали виду. Многие из них хорошо помнили те времена, когда для визитов к злостным неплательщикам приходилось заказывать в сопровождающие парочку выбраковщиков. Это называлось "на усиление". Так что они знали, какова выбраковка в деле, и предпочитали не нарываться. Хотят ребята нас поддеть -- а мы плевали на их подначки. К тому, что их никто не любит, кроме близких родственников, налоговики уже давно привыкли. За полчаса до назначенного Писцом времени Гусев утихомирился, взял бинокль и прилип к оконным жалюзи. И почти сразу подскочил на месте. -- Мать твою! -- воскликнул он. -- Да это же... Ух ты! -- Приятеля увидел? -- спросил лениво старший группы. Гусев обернулся к нему и сверкнул глазами: -- Еще какого! Ты про Шацкого слышал? -- М-м... -- -- Ну, этот... Деятель шоу-бизнеса. Продюсер. Который всю их поганую эстрадную тусовку на иглу пересажал. А три года назад сам переборщил с наркотой и столовым ножом жену выпотрошил. -- А, тот волосатый? Помню. Редкостный урод. Так его же... Погоди, разве он сам?! -- Вот именно. Собственноручно. Тупым столовым ножом. Беременную. -- Ни фига себе! -- Вот именно. Эх... Взять-то я Шацкого взял. Жалко, что не убил на месте. Потому что его менты себе забрали. И выпустили. Сказали -- может быть нежелательный резонанс. Мол, артистам Союза положено нюхать исключительно цветочки и ширяться только витаминами. -- Соболезную, -- вздохнул старший. -- Три года назад? Слушай, а я ведь помню. Нас тогда гоняли в "Олимпийский" какие-то офисы шмонать. Мы человек двадцать всякой мелкой сошки там переловили. Выходит, это Шацкий их сдал? -- Безусловно. -- Думаешь, к нему Писец идет? -- А к кому еще? Я в такие совпадения не верю, -- твердо сказал Гусев. -- За Писцом что у нас числится, помимо рэкета и прочей гадости? Оптовый драгдилинг. А что такое Москва? Рынок сбыта, который замер в ожидании. Кто был господин Шацкий? Покупатель с большими деньгами. К тому же неплохо знающий конъюнктуру! Старший откинулся на спинку кресла и уютно сложил руки за головой. -- Логично, -- признал он. -- Но будь я на месте Писца, я бы с Шацким не связывался. Допустим, Писец не в курсе, что Шацкого спалили. Ментовка умеет такие дела проворачивать по-тихому. Но он ведь сам наркоман! Опасно. -- После трагической гибели жены Шацкий завязал, -- сказал Гусев, снова берясь за бинокль. -- Убитый горем муж, любимая супруга которого была зарезана пьяным хулиганом в подъезде... Нашему отделу внешних связей памятник надо ставить. Опять-таки -- менты постарались. Знаешь, я ведь был на месте происшествия. -- Представляю себе. Мерзость какая... -- Он ее на самом деле выпотрошил. Это я не для красного словца, -- сказал Гусев деревянным голосом. -- Ты не подумай, что у меня к Шацкому какой-то личный счет. Просто такое прощать нельзя. Я уж молчу, сколько талантливых ребят из-за его поганой наркоты коньки отбросили или сыграли в лагерь. Понятное дело, если человеку позарез нужен героин, он его везде найдет. Но ведь хороший продюсер музыкантам вроде отца... А Шацкий как раз хороший продюсер. Старший тяжело вздохнул и сел прямо. -- Что ты предлагаешь? -- спросил он. -- Есть у меня подозрение, что Писец Шацкого убьет. Некоторое время старший молчал. Члены его группы притихли настолько, что не было слышно дыхания. Валюшок, присевший в углу в ожидании приказаний, тоже непроизвольно замер. -- Как именно убьет? -- поинтересовался старший деловито и сухо. -- Вижу три варианта. Либо мы опоздаем, либо обнаружим себя на подходе. Или устроим какую-нибудь импровизацию, не знаю пока какую. Валюшок судорожно глотнул. В него еще ни разу не попадали настоящей пулей, и он как-то не был особенно уверен в надежности своего комбидресса. Хотя Гусев уверял, что девятимиллиметровую пулю броня выбраковщика держит неплохо -- только очень больно и остается жуткий синяк. Буквально за пару секунд весь многомудрый психологический тренаж, которым Валюшка задолбали на подготовительных курсах, полетел к чертовой матери. -- Тебе идти, тебе и решать, -- заметил старший. -- Только есть ли у Писца оружие? -- Писец вне закона. Для него любой контакт с ментами или АСБ -- верная смерть. Он просто обязан иметь оружие. Это его единственный шанс отбиться и уйти. -- А ведь ты маньяк, Гусев, -- заметил старший ласково. -- Почему тебя это удивляет? -- спросил Гусев, по-прежнему глядя в окно. -- Х-мм... Твое дело. Меня другое удивляет. Ты не учитываешь, что в ресторане может оказаться наблюдатель от ментов -- раз. И что там минимум треть столиков уже занята -- два. -- Ну, тебя-то менты волновать не должны... -- Меня -- нет. Мое дело -- прикрытие. -- ...а честных граждан не заденет, я гарантирую. -- Телом будешь закрывать? -- предположил старший донельзя язвительно. -- Конечно, -- согласился Гусев на полном серьезе, отчего у Валюшка нехорошо защемило под ложечкой. -- Как знаешь, Пэ. -- Старший поднял руки, давая понять, что сдался. -- Одно могу обещать: я -- могила. Парни -- тоже. Верно, парни? "Парни" хором промычали что-то утвердительное. -- Дело святое, -- высказался сурового вида уполпомеченный, матерый дядька лет пятидесяти. -- Мочить надо гадов. Давно пора. Ведь лезут же, снова лезут изо всех дыр, как тараканы! Сколько мы их в расход пустили, а они снова лезут... -- Слабину нашу почуяли, -- бросил старший, и Валюшку показалось, что он эти слова уже не раз слышал. Конечно, слышал. В Центральном. -- Есть! -- выдохнул один из наблюдателей. -- Вижу! Скорее всего -- он! По комнате прошла волна общего движения. Старший бормотал в микрофон, отдавая распоряжения второй половине группы, которая блокировала тылы ресторана. Несколько выбраковщиков быстро выскочили за дверь. Валюшок в который раз проверил свой игольник. Еще никогда в жизни ему не было так страшно. Клиент подъехал к ресторану на потрепанной "десятке". Его сопровождала пара быкообразных типов, от вида которых Гусеву сразу полегчало. Больше всего он боялся увидеть в свите Писца телохранителей новой формации -- симпатичных людей с дорогими прическами и без лишней мускулатуры, подмечающих любой намек на опасность, а в бою -- резких и стремительных. Эта же парочка двигалась как коровы на льду и не сумела даже толком осмотреться. Впрочем, сам Писец тоже оказался тот еще увалень. Он словно на машине времени прибыл из страшных девяностых, когда Москву заполонили бритоголовые ублюдки. Рядом с ним современная охрана не выполняла бы очень важной своей функции -- внешне походить на охраняемого. И против ожидания, пластической операции Писец так и не сделал. Только отрастил бороду, выкрасил ее заодно с волосами в светлорусый цвет да еще очки нацепил. Это точно был он, никаких сомнений. Троица вошла в ресторан. Гусев вопросительно оглянулся на старшего. -- Все чисто, -- сказал тот. -- Контрнаблюдения не отмечено. Мои бойцы встанут на места, как только ты начнешь. Один нюанс. Клиента все-таки пасут менты. На солидном удалении. В ресторан не полезут. -- А ведь уверяли, что понятия не имеют, откуда он едет... -- протянул Гусев. -- А если не менты? Проверь. -- На их машине номера ментовские. -- Тогда плевать. Леха, готов? -- Угу, -- выдавил из себя Валюшок, чем заслужил оценивающий взгляд старшего. -- За мной! -- скомандовал Гусев. -- Живите, мужики... -- напутствовал их старший. Все свои действия Гусев и Валюшок расписали заранее. Более того -- отрепетировали их "на натуре" в тактическом классе, где раз двадцать совершали разнообразные эволюции вокруг парты, имитирующей ресторанный стол. Но теперь Валюшок понятия не имел, чего захочет Гусев. И поэтому решил не дергаться попусту, а ждать. Как ни странно, животный ужас немного ослаб. В прихожей Гусев остановил ведомого и привычно его оглядел. -- Хорош, -- заключил он. -- И красиво, и оборудование не торчит. А как тебе галстук идет! Не то что мне. Леха, почему ты не ходишь на работу в галстуке? -- Да ну его... -- вяло запротестовал Валюшок. Сейчас на нем был красивый длинный плащ, костюм, белоснежная сорочка и галстук, который долго выбирала невеста, уверенная, что ее Лешка идет с Гусевым валять дурака на какую-то официальную церемонию. Сам Гусев драпировался в элегантное черное полупальто, делающее его похожим на убийцу из Чикаго тридцатых годов -- только шляпы не хватало. Если судить по седине в волосах, Гусев давно и успешно работал на одну из тамошних "семей". -- Хорошо. Действуем четко по схеме. Выносим этих двух быков. Только вот что. Фокус с разговором между нами -- отставить. Я все беру на себя. Стреляй по слову "извините". Ясно? Потом ты держишь Шацкого, а я поговорю с Писцом. Все. -- Он натянул тонкие лайковые перчатки. -- Есть, -- поняв, что его функции особенно не меняются, Валюшок несколько воспрял духом. -- И не спрашивай меня, на фига это нужно, -- строго приказал Гусев. -- Нужно, и все. -- Понял. Послышался вызов, Гусев достал мобильный телефон. Штатный трансивер он сегодня бросил в отделении. -- Да? Понял. Отлично. Спасибо. Как только зайдем внутрь, сделай одолжение, позвони мне еще раз. Просто так. Все, мы стартуем. Гусев сделал знак рукой, Валюшок открыл дверь и шагнул на улицу.