ождями. Юрий потянул слюну и окончательно решил: воздержусь. Несколько мотыльков подлетели к воде, закружились над зеркалом. Юрий поглядел на них, хотел подняться на ноги, как вдруг один из мотыльков - не рассчитал или неосторожно спустился - коснулся воды. Вода замутилась, и мотылек исчез. Не утонул, не поплыл к бережку - исчез, будто его и не было. Юрий это прекрасно видел: мотылек коснулся поверхности, замутилась вода. Словно бы закипела. Юрий опять тронул воду рукой - прохладная. Посмотрел на груду камней. Источник завален. Потоптавшись минуту - камни, кусты на молчаливое недоумение Юрия не отвечали, и орлы, парившие в небе, не отвечали, - Юрий пошел вниз по склону. Тропинка огибала холм наискось, и, спустившись, пройдя молодой березовый лес, Юрий вышел к реке. Здесь, на пойме, раскинулся огород - подсобное хозяйство, стоял шалаш из травы и веток, с не успевшими еще побуреть и выгореть листьями. Возле шалаша костер, над огнем, почти невидимым в солнце, висел закопченный чайник. Тут же и хозяин шалаша - бородатый дед. - Здравствуйте, - подошел к нему Юрий. - Здравствуй, коли не шутишь, - ответил дед. Из шалаша вышел пес, потянулся, зевнул, вытянув лопаточкой тонкий язык. Пес был ленивый и добродушный, подошел к Юрию, лизнул руку. - Своего чует, - заметил дед. - Подходи ближе. Юрий засмеялся и подошел к костру. - Полудновать будем, - сказал старик. - Я не против. - Юрий вынул из кармана завернутый в бумагу ломоть. Пес завилял хвостом. Юрий развернул хлеб, отщипнул корочку. - Сами еще не ели! - крикнул на пса старик. Пес - Волчок, назвал его позже дед - отошел в сторону, лег, зажал лапами корку и стал грызть. - Картошка. - Старик высыпал на дощатый круг сваренные картофелины. - Соль. - Вынул из котомки пачку соли, насыпал на тот же круг. - А меня зовут, - сказал,- дед Бубей. Юрий назвал себя. - Из буровиков? - догадался дед. - Брат мой на буровой, - ответил Юрий. Дед очистил картофелину, посыпал солью. Кивнул Юрию, приглашая: - Ешь. Юрий тоже очистил картофелину, посыпал солью. Спросил: - Огурцы караулите? - Огород был огуречный, кое где на плетях начиналась завязь. - Караулю, - ответил дед, неторопливо разжевывая картофель. Так они, не болтая лишнего, поели, принялись за чай, дед налил две жестяные кружки. Чай был зеленый, душистый, располагал к разговору. - Что это за источник там, на холме? - спросил Юрий. - Забитый камнями?.. - Дед испуганно вскинул брови. - Да, - ответил Юрий. - Зачем? - Опять потек? - спросил дед. - Ручеек, - ответил Юрий. - Струйка. - Язви его! - выругался дед, отставил кружку. Перемена в настроении старика поразила Юрия. Он хотел спросить, в чем дело, но Бубей спросил сам: - Ты не пил из него? - Нет. - Хорошо, что не пил. - Почему? - Источник Не-пей-вода. - Не-пей-вода?.. Юрий - литературовед, фольклорист по воронежским сказам. Название заинтересовало его. - Вредный источник, - продолжал дед. - Никто не пьет из него, разве что ведьмы. У Юрия вытянулось лицо. _ Ведьмы да оборотни, - подтвердил Бубей. Вот уж чего не ожидал Юрий в век электроники! _ До нас было, - говорил между тем Бубей. - Дед мой рассказывал, а деду моему его дед. Так что источнику уже на нашей памяти двести лет. Нечистое место. Гора нечистая и источник. _ Что ж там такое? - спросил Юрий. - Разное. Мужики с той воды волками воют. Бабы на стену лезут. Иные в птиц превращаются и в зверей. Было - и на метле летали. О том, что Урал славится сказами, Юрий знал. Помнил книги Бажова. Жалел, что поздновато родился, не встретится с автором "Хозяйки Медной горы". И вот перед ним живой сказочник. Юрий ловил каждое слово Бубея. - Что там, спроси у каждого, - продолжал дед. - В мою бытность Лелька Козоева попила той воды, так, знаешь, кукушкой представилась. Только и слышно: "Ку-ку!.." По лесинам лазила днем и ночью. Пока не упала и не убилась до смерти. Тогда и порешили деревней забить родник. Накидали камней - уняли. А вот видишь, опять пробился. Ты, парень, не пил?.. - Да нет же! - Упаси бог! Дед долго не мог успокоиться, расспрашивал, боль шой ли родник, что видел и что слышал у источника Юрий. - Ox-ox-ox!.. - вздыхал на слова студента. Когда Юрий рассказывал, как упал мотылек, вода замутилась и мотылек исчез, дед подтвердил: - Во-во! Всякая живность растворяется в нем, разваривается. - Но вода-то холодная. - Щупал? - Было, - подтвердил Юрий. - Смотри... - Бубей затряс головой. Провожая Юрия от шалаша, дед продолжал вздыхать, охать, и все это было, начиная с названия родника, так непонятно, таинственно, что Юрий дал себе обещание побывать на источнике еще раз, внимательно к нему приглядеться. От Артема пришла весточка, что на буровой авария, в Тархановку он приедет неизвестно когда и что ты, братка, там не скучай. Юрий скучать не думал. На следующее утро он был у источника. Рассказы деда Бубея оставили неприятный осадок в душе, и Юрий оглядывался вокруг настороженно. Место в самом деле было не из приятных. Присколок выпирал из горы, словно вытолкнутый недоброй силой. Темно-пористая поверхность, свисающий клочьями мох создавали впечатление неприютности, запущенности места; груда камней, накиданных кое-как, тоже походила на неопрятную кучу, казалось, что птичьих голосов здесь меньше. Воздух застоялый какой-то мрачностью веяло от источника. Однако Юрий противился впечатлению. Ничего тут особенного, успокаивал он себя, обыкновенный родник. Таких родников Юрий повидал немало в этом богатом водой краю. Были теснины, ущелья мрачнее этого, и настороженность Юрия понемногу исчезла. Россказни, думал он о вчерашних предупреждениях деда. День солнечный, светлый - что может случиться в такой день?.. О том, что может что-то случиться, мысль у Юрия была. Где-то в самых тайниках мозга. Случилось же что-то с Лелей Козоевой - Бубей уверял, что этот случай подлинный. Юрий посидел на камне метрах в четырех от источника. Потом подошел ближе, присел на корточки. Л.ег на живот, вгляделся. Вода кипела - так ему показалось на первый взгляд. Приглядевшись, однако, Юрий переменил мнение: родник бил из земли, поднимал со дна песчинки, они мутили воду. Юрий потянул носом ничего, кроме сырости. Коснулся воды ладонью -- прохлада. Оставалось одно - напиться. С минуту Юрий раздумывал. "Не пей", - предупреждал дед. "Напьюсь", - начал спорить с ним Юрий. "Не пей..." "Напьюсь!" Юрий наклонил лицо к воде, и перед тем как глотнуть, когда уже ничего не оставалось, губы коснулись воды, с камня или с былинки, наклонившейся над водой, упал рыжий лесной муравей. Мгновение он еще держался на поверхности, шевеля лапками, но тут же растворился в воде, исчез. Юрий глотнул. Все вокруг изменилось. И Юрий изменился - он уже не был Юрием. Он стал воплощением страха. Понимал, что это за страх и откуда - от одиночества. Юрий или то, что теперь было Юрием, метался в огромном лесу. Причудливые стволы вырывались из земли, колоннами стремительно уходили в небо. Небо было фиолетовым, и в нем качались бледные, размытые, величиной с блюдце звезды. Все вокруг было фиолетовым - тени, воздух. А Юрий метался, метался - искал след. Не тропку, не дорогу - именно след. Странно, что он потерял его, был один. Бросался между деревьями вправо, влево, а звезды качались над ним, были как надувные шары - то сжимались в объеме, то увеличивались. Куда поворачивал Юрий, не было следа. В этой стороне не было. Ужасный фиолетовый лес!.. Вернуться? Куда?.. Опять влево, влево... Наконец след найден - душистый, пахучий след! Юрий побежал между стволами, и след становился все душистей, душистей. Превратился в стежку, справа, слева к стежке присоединялись другие ниточки, и Юрий полнился уверенностью, что все хорошо. А небо, земля фиолетовые, иногда в синеватой дымке. Дымка повисала среди ство лов, заполняла ложбинки, но это Юрия не тревожило. Его вел сладостный запах. Послышался цокот - словно копытами по булыжнику. Цокот не испугал Юрия, напротив, обрадовал Юрий был не один. Из-за поворота выскочил муравей, понесся навстречу. Это из-под его лапок слышался цокот, и Юрий с удивлением заметил, что у него такие же муравьиные лапки и тоже издают цокот. Юрий быстрее помчался навстречу собрату. Они едва не столкнулись. Встречный обшарил Юрия усиками, и это звучало как "Ничего нет?". Юрий так же усиками ответил: "Нет" - и они разминулись. Но вот Юрий зачуял добычу. Свернул со следа, родной запах заполнял теперь лес, можно было не бояться, что потеряешь его, останешься одиноким. Добыча была близко - Юрий чувствовал ее теплоту и ее запах, отличный от родного Юрию запаха. Обегая стволы, Юрий искал - тут где-то, тут! - и наконец наткнулся на гусеницу, неуклюже ползущую по земле. Юрий мгновенно впился в нее челюстями. Гусеница задергалась, приподняла его от земли, но Юрий намертво сжимал челюсти. Гусеница трясла его, волочила по земле, Юрий не отставал. "Ко мне! Ко мне!" - сигналил он усиками. Помощь пришла: двое муравьев вынырнули откуда-то, вцепились в гусеницу рядом с Юрием, брызнули кислотой. Серое чудище дернулось, изогнулось, подняло всех троих в воздух, швырнуло на землю, но челюсти ни у кого не разжались. Юрий прыскал кислотой, то же делали оба его помощника, острый запах заполнил лес. Гусеница извивалась, валилась на бок, на другой, но подбегали новые муравьи, впивались в добычу. Вся гусеница была облеплена врагами, уже не извивалась, дергалась. Добытчики поволокли ее между стволов, вытащили на тропу и, мешая друг другу, наступая на лапы, поволокли дальше. Встречные муравьи вцеплялись в серую тушу и так - кучей - дотащили до муравейника. Тут Юрия все стали оглаживать усиками: "Нашел! Нашел!", отделили от кучи собратьев, все еще занятых гусеницей, втолкнули в главный вход муравейника. Звезды над головой исчезли, но и здесь, в проходах, стелился фиолетовый сумрак, повороты светились синим. "Нашел!" - обшаривали встречные Юрия, а он по ходам мчался в глубь муравейника. Его обволакивал родной чарующий запах, обнимало тепло, и, кажется, лучшего уже ничего не могло быть. Но Юрий мчался вперед. "Нашел!" - сопровождало его. И сам он был горд и великолепен: "Нашел!" Его увлекало в глубину, _ дальше, где матка, хозяйка гнезда, откладывает яйца. Он доложит ей, крикнет: "Нашел!" Вот уже слышно: "Оу! Оу!" - хозяйка гнезда кладет яйца. "Оу!" - фиолетовый сумрак ярче. Сейчас Юрий увидит хозяйку - он добытчик, герой. "Оу!" Ему радостно и боязно в то же время, он полон силы, заряжен энергией - так на него действует родное гнездо, он готов отдать все, себя самого для всех, для хозяйки. "Оу!" Сейчас он увидит ее. Сейчас!.. Юрий открыл глаза. Все слетело с него мгновенно, От солнца он сомкнул веки, увидел убегающий фиоле товый сумрак, в сознании все еще звучало, отдаляясь, стихая: "Оу!.." Что это было? Юрий заметил, что лежит на земле, вскочил на ноги. Что это? Сон, явь?.. Сердце колотилось в груди, как от бега, во рту стоял привкус кислоты, запах муравейника. Было? С ним? Юрий растерянно оглянулся. Светило солнце. Мутно блестел источник. Ветра не было, теплая сырость охватывала Юрия. "Было?" спросил он еще раз. Ответил: "Было!.." Что же это такое? Юрий опять склоняется к воде. Ему жутко и любопытно. Странный фиолетовый мир еще не ушел из его сознания. Сколько же миров - и каких? - в этой воде? Напиться еще? Странно и любопытно. Юрий опять ложится на землю. Он знает - напьется. Что бы ни случилось, напьется. Узнает тайну источника. В конце концов ничего с ним не случилось. Может, приснился сон, но ничего плохого не случилось. Еще глоток. Маленький глоток, как в первый раз. Может, он опять станет муравьем? Увидит царицу муравейника? "Оу!" - звучит у него в мозгу. Ничего плохого не будет, уверяет он себя. Не будет! Он уже ощущает влагу. Приблизил губы к воде. Овод садится ему на ухо. Юрий вскидывает руку, сбивает его. Овод падает в воду. Всплеск. Замутнение. Овод исчез. Глоток воды клубком проходит по горлу. О жаркий, пьянящий, сладостный, вожделенный вкус крови! И вместе грызущее непереносимое чувство голода! О солнце, зной, трепет крыльев, жало, готовое впиться в живую плоть! И голод, голод! Голод и здесь еда! Рядом еда. Много еды! И злость! И желание пить горячую кровь! Сейчас примериться. Сейчас впиться! З-з-з... Десятки таких же жаждущих вьются рядом. Кто первый? Кто смелый? З-з-з... Ах-х!.. - свист тугого жесткого волоса - свист смерти. Увернуться, уйти! А еда живая гора - вот она! З-з-з... Сесть - значит рисковать. Сесть - значит быть сытым. Смелей!.. Ах-х!.. опять свист. Жгут волос хлестнул рядом. Кого-то зацепил, да? Корчится на земле? Не я! Не я! Ну сесть... Рывок - и горячая пахучая вожделенная плоть, вот она! Вцепиться лапами в волос. Противный жесткий волос, но за него можно держаться. Под ним тысячи пор-лунок. Нужна только одна лунка. Нужна только одна капля крови! Жало нащупало лунку. Вонзить глубже, глубже! О-о! Теплое солоноватое влилось в хобот. Теперь тянуть, глотать! О-о! Красные огненные клубки - кровь состоит из них, как из вишен. Глотай, глотай! Красные клубки, как вишни, проходят по пищеводу! О наслаждение! Жизнь!.. Шерсть, кожа дергаются, им больно. Глотай, глотай! Свист. Удар. Смяло крылья. Закружило, швырнуло. О-о-о!.. Юрий с трудом открывает глаза. Он корчится на земле. Каждый нерв как струна, в голове звон. Пальцы скрючились, впились в землю. Со стоном Юрий поднимается на колени, на ноги. Все перед ним плывет, солнце в небе раскачивается, пляшет. Неверными шагами на дрожащих ногах Юрий идет прочь от источника. "Не так просто... Не так безобидно... - путаются в голове обрывки мыслей. - Не так все просто!.." Юрий еле добирается до шалаша. Пес Волчок бросается на него с яростью. - Волчок! - зовет дед. Добродушный, ленивый пес неузнаваем. Шерсть ощетинилась на загривке. Заест! - Волчок!.. Может, от Юрия тянет муравьиным мускусом? Трупным запахом овода? Дед Бубей отгоняет пса палкой. Тот ложится поодаль, рычит. Дед спрашивает Юрия: -Оттуда?.. - Оттуда. Юрий ничего не рассказывает Бубею. Жадно глотает чай, чтобы заглушить во рту солоноватый вкус. - Парень?.. - спрашивает дед. Юрий поднимается: - До свиданья. Два дня он никуда не выходит. Сказался больным, лежит на кровати. "Что это было? - думает он. - От чего? От воды?" Перебирает в уме все, что слышал, читал о воде. О водах. Есть легкая вода. Есть тяжелая вода. Есть живая вода и есть мертвая. Есть целебная. Есть, наверно, необыкновенные воды. В источнике - необыкновенная. Свойства ее, формула неизвестны Юрию, он не геолог, не химик. Известен результат - невероятный, ошеломляющий. Вода растворяет в себе организм, будь то мотылек, муравей, овод. Что еще?.. Выпив такой воды, человек превращается в другое существо. Нет, возражает себе Юрий, человек остается человеком. Но ощущение, сознание приобретает другое. Как это происходит? И тут Юрий ничего не может объяснить, он не биолог. Но то, что было с ним, потрясающе. Он обретал новый мир. Сколько чудес на земле, думает Юрии, неведомых, неоткрытых. Психика насекомых, зверей и птиц, например. Зоопсихика. Никем еще не начатая наука. Что она может дать человеку?.. Но мысли Юрия опять возвращаются к источнику. Не-пей-вода! Предупреждение в названии, отрицание, даже страх. Перед чем страх? Перед неведомым. Люди знают об этом. Но неправильно понимают само явление. Оборотни, ведьмы - все это вздор. Есть проблема, загадка. Каким образом сознание одного существа передается другому? Артем не приезжал. На буровой устраняли аварию. На третий день после происшествий у родника - на десятый пребывания в Тархановке - Юрий вышел из дому во второй половине дня. Погода стояла та же, ясная; неомраченное небо светилось шелковой синевой. В зените кружились беркуты. Юрий пошел не через лес, а тропинкой на огороды. - Пошто долго не был? - спросил Бубей. - Приболел, - сказал Юрий. - Посиди, - сказал дед. Пошел по заметной только ему стежке в глубь огорода. Юрий остался у шалаша. Волчок лежал поодаль. - Волчок! - позвал Юрий. Пес не шелохнулся, не подошел. - За что ты на меня так? - спросил Юрий и засмеялся: что это он - собаку вызывает на разговор. Вернулся Бубей. Выложил из кармана десяток огурцов: - Первые. Ел и разговаривал Юрий мало. Видно было, что его занимала какая-то мысль. - О чем ты, парень? - спросил Бубей. - Дай мне, дед, ружье. До вечера, - попросил Юрий. - Зачем? - В лес схожу. - Сезон не охотничий, - сказал дед. - Да я так... - неопределенно сказал Юрий. - Для вида. - Коли так, возьми. Ни лисиц, ни зайцев не стреляй, оштрафуют. - Ладно, - пообещал Юрий и взял ружье. Миновал огороды, свернул на гору, к источнику. - -Куда? - крикнул дед от шалаша. Юрий махнул рукой. Какое-то время он бродил вокруг источника без особых намерений. Ружье висело на плече, он забыл о нем. Но это казалось, что он забыл. Мысль работала в голове и окончательно сказала "да", когда Юрий увидел на вершине сосны беркута. Птица отдыхала, изредка охорашивалась, приглаживая клювом перья. Юрий подстрелил беркута - перебил крыло. Долго лазил по кустам, пока не нашел птицу, а когда нашел, накинул на орла пиджак, выбрался из гущины на поляну. Это была знакомая поляна с источником Не-пей-вода. Юрий с подбитой птицей в руках присел на камень. Задумался. После захода солнца он не вернулся к костру. К ночи не вернулся домой. Не вернулся утром и к обеду следующего дня. Вечером объявили поиск пропавшего студента. Дошла тревога и до Бубея. Тот взял Волчка, пошел к источнику. Здесь, у воды, он увидел ружье и одежду Юрия. Пиджак лежал в стороне нетронутый. Брюки, сорочка студента были превращены в груду тряпья, словно кто-то нарочно раздирал ткань на ленты, полосы.Тут же валялось два-три пера беркута. Ружье и одежду Бубей принес в сельсовет. Юрия нашли на исходе третьего дня. Нашел Волчок под скалой, в непроходимой чаще, привел людей. Кусты были исковерканы, смяты, будто Юрии валялся на них или упал с высоты. Руки, ноги студента поломаны, сам он был без сознания. По дороге в больницу он бредил: _ Какое солнце... Простор! И небо глубокое, синее... Когда его клали на операционный стол, у него неловко подвернулась рука. Юрий произнес еще одно слово: - Крыло-о!.. НЕОБЫКНОВЕННЫЙ ДАР На контрольно-пропускном пункте в комнате с задымленной печью, столом и кроватью для сторожа Деревянко семь человек: шесть нормальных и седьмой ненормальный. К нормальным относятся Деревянко, местный врач йрокопий Кузьмич и четверо игроков в домино, разместившихся за столом. Ненормальный - Володя Векшин, молодой лесничий, проработавший здесь, на Лабе, два года и теперь под надзором Прокопия Кузьмича едущий в районную поликлинику к психиатру. Сторож при должности: пропускает машины, везущие лес с верховьев реки, отбирает пропуска и заносит в реестр кубики вывозимой шоферами древесины. Игроки в домино ждут попутную машину в верховья. Прокопий Кузьмич с Володей, в противоположность игрокам, ожидают машину вниз. Вернее, доехали до контрольного пункта, машина свернула в сторону - шофер поехал проведать родню и должен с минуты на минуту вернуться. Деревянко и Прокопий Кузьмич ведут разговор о необычайном событии, свидетелем и косвенным участником которого является врач. Володя только что поднялся, вышел. Прокопий Кузьмич косит взглядом на него через окно. Деревянко тоже смотрит на Володю через окно, удивляется: - Не может быть!.. - А вот и может! - возражает Прокопий Кузьмин. - Читать мысли - это же ни в какие ворота!.. Деревянко трясет головой с видом полного недоверия к словам Прокопия Кузьмича. - А вот и читает! Деревянко секунду смотрит на Прокопия Кузьмича сказанное врачом не укладывается в его голове. Прокопий Кузьмич говорит: - Способность открылась такая. Необыкновенный дар. - Значит, - неторопливо начинает расспрашивать Деревянко, - он может узнать, сколько, к примеру, у меня в кармане денег? - Может. - И откуда у меня эти деньги? - Может, - уверяет Прокопий Кузьмич. Деревянко незаметно поглядывает на ящик стола. Сторож не без греха: в ящике трешница - сунул шофер за провоз лишних досок. - Да...- крякает он. Прокопий Кузьмич невозмутимо говорит сторожу: - Все может. Но тут размышления сторожа принимают другое, противоположное направление: - Ну а если, к примеру, у меня пропал подсвинок. Может он узнать, кто украл? - И это может, - отвечает Прокопий Кузьмич. - Подумать только!.. - удивляется Деревянко. - А может, его пригласить к себе на чай? - Некогда, - говорит Прокопий Кузьмич. - Ему что, подсвинком заниматься?.. Прокопий Кузьмич гордится своим пациентом. Необыкновенный дар Володи он, может, единственный понимает во всем районе. - Ас чего началось? - Деревянко придвигает табурет ближе к врачу. - С чего?.. - переспрашивает Прокопий Кузьмин. Подходит к окну, смотрит сквозь запыленные стекла. Володя сидит на бревнах на берегу реки. Прокопий Кузьмич возвращается на свой табурет и, видя, что Деревянко ждет ответа на вопрос, говорит: - Это, брат, непросто, с чего... Володя сидел метрах в двадцати от комнаты, в которой играли в домино и старики разговаривали о нем, размышлял о своем положении. Перед ним была река, запруженная бревнами, - запань. Могучие тросы перехватывали реку, сдерживали тысячи кубометров сплавленного по воде леса. За рекой вставала гора, покрытая пихтовым молодняком и жидким бледно-зеленым осинником. Было позднее утро, солнце, поднявшееся за спиной у Володи, пригревало. Но от реки тянуло прохладой, и прикосновение солнечных лучей было приятно, располагало к раздумью. Думать, однако, мешал шум, доносившийся из комнаты контрольного пункта. Шум был двояким: голоса людей и их мысли. Игроков четверо, и, хотя Володя ни с кем из них не знаком, он уже знает их имена, даже клички: Федюк, Артем Василич, Мишка Волк и Лапоть. Федюк - от фамилии Федюков, Лапоть - Семка Гуляев, кличка ему дана за нерасторопность в работе. Мишка Волк... Волк, наверно, тоже фамилия. Играют в домино они рьяно: бьют с размаха костями о стол, спорят друг с другом и пререкаются. - Что ты ставишь? Что ты ставишь? - кричит на Лаптя Федюк. Про себя добавляет: "Черт лохматый!" Вслух: - Не видишь, что выставляю вторую двойку?.. - Без подсказ! Без подсказ!-говорит ему Артем Василич. Мишка со стуком забивает федюковскую двойку костяшкой два-три. - Пое-ехали! - смеется над Федюком, у которого нечего ставить, на обоих концах линии тройки. - Черт! - ругается Федюков и прибавляет в уме непечатное выражение. Лапоть невозмутим. У него все утро вертится в голове песня: Гармонь певучая. Меня замучила... Он пересчитывает костяшки в руках и после Артема Василича ставит на конец линии три-четыре. А сердце девичье Чего-то ждет... Мишка долго разглядывает, чем забить четверку, выставленную Лаптем: костяшкой четыре-пять или четыре-шесть. Пожалуй, лучше четыре-пять. Он так и делает: выставляет на конец пятерку. Федюк молча отходит дублем пять-пять, думая при этом: "А то засушат!.." Лапоть поет; В заволжской стороне Покоя нету мне... Ставит костяшку пять-шесть. "Ну чурбан! - дергается Федюк. - Сейчас они вы пустят "Марата", а ведь можно было его забить!" Мишка, точно, выпускает "Марата" - дубль шестьшесть, самую мощную кость, которую называют "Маратом" в честь многопушечного линкора. Лапоть поет: Когда же милый мой Ко мне придет?.. Федюк мысленно стонет, что не удалось "засушить" "Марата", зато ставит костяшку шесть-два. - Вот вам! - говорит он вслух и про себя добавляет: "Попляшете!.." Артем Василии сожалеет, что приходится забивать тройку на другом конце линии, ставит три с единицей. Лапоть - один-четыре и начинает песню сначала: Гармонь певучая Меня замучила... Все это слышно Володе отлично, хотя окно закрыто и никого из игроков он не видит. Уходить от солнышка не хочется, пригревшись, Володя вспоминает, что с ним произошло. Воспоминания не очень веселые. Работа у него несложная - отпускать лесосеки заказчикам. В этот день надо было застолбить делянку колхозу "Путь Ленина". Накануне старший лесничий сказал Володе: - Отведи им в Горелой пади четыре гектара. Когда Володя пришел в контору, заказчики - трое немолодых мужчин - ожидали его. - Пошли, - сказал им Володя. Говорили о том, о сем - о зиме, например: сугробища вон какие. На деревьях снега не то что шапками шубами. Свернули с лесовозной дороги - сразу по пояс. Непривычные к лесным сугробам клиенты запыхтели, стали хвататься за сердце. - Стойте здесь, - сказал им Володя. - Я пройду, зарубки сделаю - вот и весь ваш участок. Клиенты остались курить, Володя полез по снегу дальше, делая через каждые метр-полтора затесы на крутобоких пихтах и соснах... На секунду Володя отвлекается от воспоминаний: солнце пробралось под гимнастерку и припекало. Из сторожки доносилось: - Так его! Хохотал Мишка Волк: ему удалось прокатить Федюкова. "Ладно, ладно..." - мысленно злился Федюк, Лапоть пел: Гармонь певучая Меня замучила... Старики Деревянно и Прокопий Кузьмич молчали, о чем-то думали. Мысли их мешались в комок, и до Володи доносилось невнятное: "Бу-бу-бу..." "Пусть себе..." - подумал Володя и опять вернулся к воспоминаниям. Прошел половину пути, обстругивая топором серую и желтую кору, как вдруг позади него раздался треск. Володя оглянулся, но снег, сыпавшийся с ветвей, запорошил глаза. Не видя, но чувствуя, как на него надвигается что-то слепое, огромное, Володя присел от страха, и тут стонущая громада накрыла его. Володя потерял сознание... А сердце девичье Чего-то ждет... - Рыба! - крикнул сумасшедшим голосом Мишка. - Считай очки!.. Володю вытащили из-под дерева, и первое, что он услышал, был разноголосый шум встревоженных голосов: - Убит? - Задавило?.. - Ах, боже мой, боже мой!.. - Да нет, он смотрит!.. - Берись, хлопцы, понесем на дорогу. - Ах, боже мой!.. - Говорю, смотрит! - Очухался! Володя действительно открыл глаза. Он колыхался над снегом - его несли на руках. А шум в ушах продолжался: - Ну угораздило!.. - Хорошо, хоть живой! - Как себя чувствуешь? - Ну пронесло! А то отвечай!.. - Как себя чувствуешь? - Ничего, - ответил Володя. - Ну пронесло... Вынесли его на дорогу, поставили на ноги. Поправили на голове шапку. - Болит что-нибудь? Володя пощупал затылок. От макушки и ниже, от уха до уха, расплылась шишка. Взбухала под пальцами, поднялась, шевелила волосы. - Как?.. - спрашивали у него. -- Ничего, - ответил Володя. - Ну пронесло, а то отвечай... - Курить будешь? Володя взял папиросу. Ему чиркнули спичкой. - Ну пронесло... - И случись же!.. -- Могло убить! У Володи трещала голова, перед глазами плыло. А они все продолжали: - Могло убить! - Есть ли у него дети?.. Володя затянулся дымом, сказал: - Замолчите вы! И тут заметил, что все курят молча. Однако голоса не прекращались: - Молодой, пожалуй, еще нет детей. - Глупый баран - прет, не видит, что дерево наклонилось... - Ну пронесло... Володя встряхнул головой - стало еще больнее. - Ишь ты, бедняга. - Муторно небойсь... Володя обвел глазами мужчин, все трое смотрели на него, молчали. А ему слышалось: - Так бы и не вернулся... - Вот тебе жизнь человеческая: чик - и нету. - Ну пронесло... "С ума можно сойти, - подумал Володя, - откуда такие болтуны?" Голоса ясно слышались в голове: - Возвращаться?.. - Вот неудача! - Завтра опять переть в гору!.. - Ну что ж, - сказал один, - давайте, ребята! Володю взяли под руки, повели. В заволжской стороне Покоя нету мне... Лесовозной машиной Володю привезли в поселок. В медпункт он не хотел: - Отлежусь... Володю ссадили у порога квартиры... Из сторожки доносилось все то же: Когда же милый мой Ко мне придет?.. Володя поглядел на реку, на бревна. Песня ему осточертела. Гармонь певучая Меня замучила... Неужели у парня в голове, кроме гармони, ничего нет?.. Володя сделал усилие над собой, возвратился к воспоминаниям. В этот день Тамара была в отъезде. Домик, в котором они живут, на две квартиры. Рядом, через стенку, бригадир лесорубов Лапин с женой Ларисой и дочкой Надей. В кухне у Володи старенькая софа. Сбросив полушубок, шапку и валенки, Володя лег на софу. Шишка на затылке опала, но в голове шипело и булькало, как в котле. Хоть бы не сотрясение мозга, подумал Володя и закрыл глаза. Было тихо, только откуда-то доносилось: - Дважды один - два, дважды два - четыре, дважды три - шесть... Володя перевернулся на бок, приник ухом к подушке. - Дважды четыре - восемь, дважды пять - десять... Соседская Надька учит уроки, догадался Володя. - Дважды шесть - двенадцать... Володя приподнял голову, голос бубнил: - Дважды семь - четырнадцать... Стукнула дверь, пришла Лариса, Надина мать, видимо, из магазина. - Учишь таблицу? - спросила у дочки. - Учу. - Учи вслух! Как будто она не вслух, подумал Володя. Из-за стену доносилось: - Трижды один - три, трижда два - шесть... К этому прибавился голос Ларисы: - Пачка кофе - сорок девять копеек. Килограмм сахару - семьдесят восемь. Килограмм масла - три восемьдесят. Всего пять рублей семь копеек. Брала с собой шесть рублей. Сдача - восемьдесят три копейки. Где десять копеек? Одновременно с этим подсчетом Володя слышал: - Трижды семь - двадцать один, трижды восемь двадцать четыре... - Где десять копеек? Чего они так орут? Володя хотел постучать в стену. Неудобно, однако. - Четырежды один - четыре, четырежды два - восемь... Под таблицу умножения Володя заснул. Гармонь певучая Меня замучила... - Тьфу!.. - Володя встал с бревен, прошел по берегу, сел на камень. Но и тут слышалось: В заволжской стороне Покоя нету мне... Узнал о своем несчастье, а может быть счастье, Володя, когда приехала Тамара. Проспал он глубоким, но болезненным сном, наверное, часов пять. Проснулся от стука в сенцах. - Дома... - послышался голос Тамары. Она шумела веником, стряхивала с валенок снег. - Ружье-то... - сказала она. - Так и стоит в углу, как метла. Поставил и бросил. Охотник... Вошла в комнату, зажгла свет. - Дрыхнет... - увидела мужа на софе в кухне. - Шапка на полу, полушубок тоже... Никак не приучишь... Выпил? - подошла к Володе. - А может, умаялся. Ладно, пусть спит... Володя чуть приоткрыл глаза, стал следить за женой. Голова болела, но не сильно. Тамара налила супу, нарезала хлеба, села к столу. Стала есть. В то же время она разговаривала сама с собой: - Эти поездки - провались они пропадом. На попутных машинах истреплешь одежду, измажешь всю... А что толку, что съездила? Даже магазин оказался закрытым - переучет. При этом Тамара жевала, прихлебывала. Ела с аппетитом, что называется, в полный рот. - В ателье индпошива ничего. Ничегошеньки. Серость... Володя открыл глаза пошире: как она может есть и разговаривать? Да еще так громко. В конце концов ведь он спит. Могла бы потише... Тамара ела: откусывала хлеб, работала ложкой. - Ларисе везет, - говорила она при этом. - У Ларисы что ни платье - картина. Губы у Тамары не шевелились. И все же с набитым ртом она разговаривала: - Блат имеет бригадир - вот у нее и все есть. А у моего Вовки никакого блата... - Тамара? - сказал Володя, приподнялся на локте. - Проснулся, - сказала Тамара с набитым ртом. - Доброе утро? - Томка!.. - Ты чего? - спросила Тамара и перестала есть. - Вроде не пьяный... - тут же сказала она, но губы у нее не шевельнулись. - Тамара... - уже со страхом сказал Володя. Тамара бросила ложку. - На тебе лица нет! - сказала обыкновенным голосом. И с закрытым ртом: - Что с Володькой?.. - Выйди из кухни, - сказал Володя. - Зачем? - Выйди из кухни! Тамара поднялась, вышла. - Если не пьяный, то сумасшедший, - послышалось Володе из другой комнаты. - Что ты сказала? - спросил Володя. - Ничего. - Ты сказала, что я сумасшедший. - Ничего я не сказала! - Тамара с любопытством взглянула на мужа, показав лицо из-за двери. - Вот и сейчас говоришь - сумасшедший, - попробовал Володя уличить супругу. - Не говорю, но думаю, - сказала Тамара. - Думаешь?.. - И еще думаю, что, пока я в поездке, ты тут устраиваешь беспорядок. - Она подняла полушубок, положила на табуретку. Володя не видел, как она подняла полушубок, но спросил: - О полушубке думаешь? - О полушубке. - А сейчас о валенках, что бросил возле порога?.. - О валенках, - призналась Тамара. - А давеча думала, что универмаг на учете, а в индпошиве ничего нет? - Вовка!.. - Тамара появилась в двери. - А еще думала, что на Ларисе платья - картины. И что бригадир блат имеет?.. - Вовка! - У Тамары округлились глаза. - Молчи! А твой Вовка никакого блата не имеет?.. - Откуда ты все это знаешь? - Знаю. - Прочитал мои мысли?.. - А еще сказала, что в сенцах ружье стоит, как метла. - Во-овка... После этого они весь вечер обсуждали открывшуюся у Вовки удивительную способность, и Вовка рассказывал жене, о чем разговаривают и думают Лапины, пока Тамара не прикрикнула на супруга: - Молчи, бесстыжий!.. Потом легли спать в спальне, и Володя не мог уснуть: Тамара тарахтела у него под ухом то о неудачной поездке, то о письме, которое получила на днях от матери. Володя несколько раз притрагивался щекой к ее губам. Но Тамара и с закрытым ртом продолжала тараторить без умолку: - Мама пишет, что куры у нее пропали - всеобщий мор. Дядя Степан говорит: "Это от химии - кормила протравленным зерном". А мама ему: "В прошлом году кормила таким же..." - Ты мне мешаешь, - сказал Володя и ушел от Тамары на софу в кухню. В заволжской стороне Покоя нету мне... В сторожке Лапоть никак не мог избавиться от песни.. Когда же милый мой Ко мне придет?.. Сначала было забавно слушать, кто о чем думает, рассуждает в конторе или сидя с соседями. Приятно ошарашить неожиданным ответом раньше, чем был поставлен вопрос. - Как ты узнал? - спрашивали у Володи. Как - Володя не открывал, все переводил в шутку. Однако, коснувшись раз-другой чужих секретов, интимных дел, Володя стал чувствовать на себе косые взгляды, выслушивать не совсем приятные мысли. Его - втуне, конечно, - называли пронырой, подозревали, что он шпионит под окнами, не раз хотели, конечно, мысленно, дать ему в зубы. Володя решил попридержать язык. Потом стало надоедать: обычно мысли дублировали фразы. Сначала мысли, потом фразы. Слушать от собеседника дважды одно и то же становилось скучно толкут воду в ступе. Все опротивело. Вот как сейчас: Гармонь певучая... В конце концов Володя пошел к Прокопию Кузьмичу и рассказал ему все. Старый врач удивился: - Ничего подобного не встречал! Володя пожал плечами. - Давай проверим, - предложил Прокопий Кузьмич. - Что у меня сейчас в голове? - Окорок, - сказал Володя. - М-да-а... - протянул Прокопий Кузьмич. Он думал об окороке, который коптился у него за сараем. - А сейчас? - Крокодил... - Сильно! - сказал Прокопий Кузьмич. К дню рождения внучки он приготовил резинового крокодила. Хранил тут же, в медпункте. - Что мне делать? - спросил Володя. - Как это у тебя открылось? Володя рассказал историю с падением дерева. Прокопий Кузьмин согласился, что подобное может быть: у людей отшибало память от страха, отнимало речь. Но чтобы прибавляло что-нибудь, об этом Прокопий Кузьмич не слышал. Володя опять спросил: - Что мне делать? - Я, брат, тебе не скажу, что делать, - откровенно признался Прокопий Кузьмич. - По таким делам я не специалист. К профессору тебе надо. - К какому? - По высшей нервной деятельности. - Где я его найду? Прокопий Кузьмич подумал. - Единственное, что предложу, - сказал он, съездим в район к психиатру. Володя вскинул на Прокопия Кузьмича глаза. - Нет, нет, ты не бойся! - сказал врач. - Ничего плохого у тебя нет, в сумасшедший дом тебя не посадят. А совет, к какому профессору обратиться, дадут. Поедем. И вот они едут. Гармонь певучая Меня замучила... Володя встал с камня - пересесть дальше: гармонь и его замучила. В это время из-за поворота показывается машина - та самая, которая довезла Володю и Прокопия Кузьмича до сторожки. По ступенькам крыльца сходят Деревянко и Прокопий Кузьмич. Сторож открывает шлагбаум, пропускает машину. Прокопий Кузьмич лезет в кузов, Володя лезет за ним. Здесь, на Лабе, автобусы не ходят с сотворения мира: дорога горная, битая - кочка на кочке. Врач и Володя усаживаются в кузове на соломе, машина трогается. Гармонь певучая... Володя думает о том, что скажут ему в районной поликлинике. Ничего особенного врач-психиатр не сказала. Посмотрела в зрачки, спросила, как зовут, сколько лет. Может, была неразговорчивой, а может, говорить было некогда - разговаривал Прокопий Кузьмич, старался подать пациента в наилучшем виде: - Через стенку, через улицу, даже через два дома слышит! Удивляюсь, Серафима Гавриловна, откуда у него такое? Феномен! Мессинг! Что Мессинг? Мессинг против него мальчишка! Кристалл-самородок. Посмотрите на него, Серафима Гавриловна! Серафима Гавриловна заполнила бланк с печатью и долго растолковывала Володе, как найти в Краснодаре мединститут и в мединституте профессора Ринкина. - Прямо к нему! - сказала она. - Он специалист по аномальному мышлению. Володю царапнуло слово "аномальному", но бумажку он взял, положил в карман. - Вот и хорошо! - приговаривал при этом Прокопий Кузьмич. - Дар у него изумительный, Серафима Гавриловна! Проводил Володю до автостанции и, прощаясь у автобуса, похлопывал Володю по плечу: - Найдут применение твоим способностям, подходящую работу! Следователем, например. Берегись, ворье! - Прокопий Кузьмич засмеялся. - А то завмагом в большом магазине, чтобы продавцы не того... Прокопий Кузьмич пошевелил пальцами в воздухе и опять засмеялся. Володя вздохнул: что его ждет? В город он приехал вечером. Устроился в гостинице. Не выходил из номера, думал: какой будет встреча с профессором? Жизнь его менялась коренным образом. Пока он был в поселке, с Тамарой, "необыкновенный дар", как говорит Прокопий Кузьмич, был для Володи наподобие флюса: раздуло щеку, чувствуешь припухлость при каждом шаге. Можно привыкнуть на какое-то время: с тобой случилось - сам переживаешь. А теперь "флюс" начнут осматривать, ощупывать, могут сделать больно. Да и что получится из всего этого? Володя ворочался в кровати, забылся далеко за полночь. Проснулся в дурном настроении. Пошел отыскивать институт. Нашел. Походил по этажам, отыскивая профессора Ринкина Эдуарда Павловича - так было написано на конверте. Нашел на втором этаже, постучал в дверь. - Войдите! - ответили из-за двери. Вошел: - Вы Эдуард Павлович? - Чем могу?.. - Человек за столом откинулся в кресле. Володя подал ему конверт. Сел на стул. Эдуард Павлович кивнул ему: присаживайтесь. Эдуард Павлович оказался человеком высоким, пол