должна быть строго запланированной и управляемой. - Запланированной? Управляемой? - переспросил Карцев, думая, что он не понял. - Запланированной, потому что нам нужно провести поток арктического воздуха именно над пустынями. Управляемой, потому что мы не можем допустить, чтобы в жаркое летнее время раскаленный воздух пустынь пронесся с юга на север через наши плодородные равнины и иссушил бы поля. Карцев провел рукой по зачесанным назад волосам, лишь этим жестом выдав, что он поражен таким необычным заданием. - А потому "Кольцо ветров" должно действовать тогда, когда мы захотим, и проходить по тем местам, где мы пожелаем, - закончил Волков. Карцев с молчаливым вопросом смотрел на него. Николай Николаевич встал и подошел к стенной карте. Сергей Леонидович тоже поднялся. Он доставал Волкову чуть до плеча, но что-то в сдержанной неторопливости каждого из них, в глубоких складках у губ, в прямом, открытом и уверенном взгляде роднило их. В словах Волкова звучала непреклонная уверенность, в позе Карцева было напряженное внимание. - В наше время атомная энергия становится обыденностью. Для уравнивания климата- полушария мы и привлечем атомную энергию. Но не для того, чтобы, как думали некоторые горячие головы, подогревать атомной энергией холодные места Земли, - это было бы крайне неэкономично. Значительно целесообразнее "перемешивать" земную атмосферу, равномернее распределяя по Земле бесплатную энергию солнечных лучей. - Но вы говорите, что атомная энергия все же нужна... - Проблемой искусственных ветров занялись не вы первый, Сергей Леонидович. Есть предложения для той же самой цели создать на трассе ветров искусственные тепловые очаги. Такими очагами могут быть массы нагретой атомной энергией воды. Атомные установки можно построить с таким расчетом, чтобы подогретые ими воды вызвали устойчивые ветры. - Это правильная мысль, - согласился Сергей Леонидович, внимательно всматриваясь в карту, словно он видел уже на ней места расположения будущих, атомных установок. - Мы построим такие установки, скажем, вот тут, на реке, - показал Волков. - Пусть отепленная река поведет ветвь "Кольца ветров" на север, к Карскому морю, где начинается великая северная полынья. На востоке, - об этом еще предстоит подумать, - мы создадим установки с таким расчетом, чтобы повернуть ветры на юг, доводя их до той самой параллели, где начинаются пустыни, но так, чтобы ветры не погубили местных урожаев излишней влагой и прохладой. Волков походил на полководца, разъясняющего полученный свыше план боевой операции. - Стоит вам прекратить работу атомных установок в определенное время года, и созданное нами "Кольцо ветров" выключится. Спеющие сельскохозяйственные культуры могут не бояться наших "искусственных суховеев". - Выключать ветры? - деловито переспросил Карцев. - Именно выключать. Как электрические фонари. Впрочем, аналогия не вполне точная. "Выключать" в том смысле, что "Кольцо ветров" не пройдет в ненужном нам месте. О том, как оно пройдет, пока можно говорить лишь гипотетически. Это еще предстоит изучить. Вероятнее всего, что само по себе оно пройдет не так, как вы предполагали, а замкнется в верхних слоях атмосферы, - будет "стоять ребром". Когда же будет искусственно создана тепловая трасса, "Кольцо ветров" ляжет на землю именно так, как вы того желали. Таким путем мы сможем управлять погодой. Американцы тоже претендуют на управление ветрами. Но это им, по их же словам, пока не под силу. А вот нам с вами, Сергей Леонидович, нашему народу управлять земной атмосферой будет как раз по плечу. Улучшение климата Земли - одно из условий достижения всеобщего изобилия. Мы начали и с малого и с великого: с удобрения полей и грандиозного лесонасаждения, с осушения болот и освоения просторов целинных земель, наконец с похода на голодные степи и пустыни. И вполне естественно приняться сейчас за управление земной атмосферой, за отепление Арктики, за ликвидацию всех - и знойных и холодных - пустынь полушария. "Кольцо ветров" может стать символом дружбы и единения народов, строящих коммунизм, символом их силы, направленной на достижение счастья всего человечества, - и Волков крепко пожал жесткую, сильную руку инженера. Около ворот по площади медленно прогуливалась грузная седая женщина. Она, близоруко щуря глаза, пристально вглядывалась в каждого человека, выходившего из ворот. Глава четвертая НА СЕВЕР Эта ночь далась Маше тяжело. Еще на совещании у Волкова она с трудом овладела собой, узнав, что они с Овесяном должны вернуться в Проливы на летающей лодке Росова. "Росов!.." - и Маша не могла уснуть всю ночь. Как все нелепо, глупо, досадно!.. Зачем только она захотела еще раз увидеться с Росовым? Что это? Любопытство, женское тщеславие или еще что-нибудь? Зато как была наказана!.. И Маша, кусая подушку, еще и еще раз во всех подробностях вспоминала. Она пошла на аэродром, когда узнала, что в Проливы пришел самолет Росова. Она нашла "воздушных мушкетеров" в буфете. Какое счастье, что хоть Росова с ними не оказалось! Летчики были навеселе и шумно встретили свою пассажирку. И хотя Маша сразу же почувствовала неловкость, она все же, набравшись смелости, попросила Костю передать Росову записку. Она помнит ее наизусть: "Мне бы хотелось послать эти строчки со стариком оленеводом, которого мы повстречали с вами. Но, кажется, мне не встретить его еще раз... Маша". Да, она подписала записку так, как он начал называть ее тогда. Самолет Росова улетел. Ответа не было. Он пришел по почте. "Уважаемая Мария Сергеевна! Вот как получилось. Не за ту вас принял. Думал, обычное приключеньице. Неожиданное предложение в таких случаях безотказно действует. Проверено! Потом, конечно, признаешься: женат, дескать, и все такое прочее... Брачное свидетельство покажешь, фотографию жены и детишек... Оно и к лучшему. Приключеньице не должно затягиваться. Можете считать меня кем угодно, будете правы. Но оцените хотя бы то, что не таюсь перед вами, а потому старика с хореем еще раз не ищу. С сожалением Д. Росов". Маша изорвала письмо в мелкие клочья и поклялась, что о Росове никогда больше не вспомнит и не встретится с ним никогда, никогда... И вот теперь это неизбежно. Елизавета Ивановна, всю ночь слышавшая, как Машенька ворочается в постели, на рассвете вышла провожать дочь на балкон. Строгая, с горько опущенными уголками рта, она ни о чем ее не спросила, почти уверенная, что виновника девичьих слез видит перед собой. "Женатый ведь..." - гневно подумала Елизавета Ивановна и даже не махнула рукой заехавшему за Машей Овесяну. Состояние Маши не ускользнуло и от академика. Когда он уезжал в Проливы, Маша смотрела на него слишком печальными глазами. Он улетел в некотором смятении и, несмотря на увлеченность работой, много думал о себе и Маше. И он решил покончить все разом, едва "это" проявится снова, но Маша, прилетев в Проливы, была по-старому приветливой и спокойной, правда чуть рассеянной. Амас Иосифович не нашел повода для объяснения. Но сейчас состояние девушки чем-то напоминало Амасу Иосифовичу их прощание год назад. - Вы словно поднимались на шестой этаж, а не спускались, - сказал академик. - Торопилась. - Не уверены в "подводном солнце"? Маша задумчиво покачала головой. - Так что же? - Лучше не спрашивайте, - Маша покраснела и, почувствовав это, отвернулась. "Может быть, сейчас и надо все выяснить?" - подумал академик. Он нахохлился и сразу же приобрел какое-то сходство с ястребом. - Сашоль видели? - спросил он, словно призывая сюда "на помощь" дочерей. - Вы не знаете, Амас Иосифович, как приходит... - Что? Любовь? - перебил академик. Маша испуганно посмотрела на академика. - Любовь ко мне пришла в блиндаже. Рвались снаряди, а связистка рядом кричала в трубку: "Волга, Волга, я - Кама!" Снаряд попал в накат. Нас завалило. Я выбрался первый, откапывал ее. Бледная была и чем-то родная, близкая. А когда вскоре она потеряла руку, я почувствовал, что стала мне еще дороже. Так приходит любовь. Маша не поняла, почему Амас рассказывает ей об этом. Случись это год назад, она, может быть, несдержала бы слез. А сейчас она думала, что у любви тысячи, миллионы путей!.. - Нет, я хотела спросить, как приходит летающая лодка к Кремлевской набережной? По воздуху или по воде? - А! - сказал Овесян и рассеянно замолчал, так и не ответив на Машин вопрос. По пустынной Кремлевской набережной, размахивая руками, мчался низенький летчик в одеянии, несколько неожиданном в таком месте: на нем был комбинезон, шлем и унты. У низко сидящей в воде, специально пригнанной сюда баржи-причала стояла летающая лодка с высоко приподнятыми, отнесенными к хвосту крыльями. Около парапета набережной летчик столкнулся с товарищем по экипажу: - Мухтар, слушай! Сейчас узнал. Она летит с нами. - Кто она? Балерина Фетисова, которая вчера танцевала в "Ромео и Джульетте"? - ехидно осведомился бортмеханик. Костя, - это был он, - махнул рукой: - Сама Джульетта! Учительница наша с дипломом доктора наук! Понял? Аубеков свистнул. Оба посмотрели на летающую лодку. В полуоткрытом стеклянном куполе виднелась плечистая фигура командира корабля. - Докладывай Ромео, - многозначительно кивнул в его сторону Мухтар. Костя сбежал по трапу на баржу. - Разрешите доложить? - вытянулся он перед удивленным Росовым. - Имею список пассажиров. - Волков? Знаю, - твердо сказал Росов. - Нет. Еще некоторые... Росов пожал плечами и взял протянутый Костей список. Прочел, нахмурился. Взглянул на Костю, но тот уже исчез... Около командира вырос штурман Шевченко: - Разреши, Дмитрий, гостей встретить. Командир, дескать, занят. - Нет, - отрезал Росов. - Сам встречать буду. Скоро появились пассажиры. Почти одновременно подошли академик Омулев и профессор Сметанкин. Ученые очень вежливо раскланялись друг с другом, но, идя вместе по набережной, от самой Красной площади, не произнесли ни слова. Знакомясь с Росовым, которого он, вероятно, забыл, профессор Сметанкин сказал: - Не люблю летать. Тошнит всю дорогу. Я и море ненавижу. Так всю жизнь и поступаю себе наперекор: летаю и изучаю моря, чего вам не желаю, молодой человек. Росову этот неприятный с виду старик понравился своей прямотой и какой-то горькой насмешкой над самим собой. - Старье, - презрительно указал Сметанкин на летающую лодку. Только сейчас Росов узнал в старике незадачливого водителя старой машины, застрявшего с Машей Веселовой на шоссе. - На этой лодке - урановый реактор, - веско заметил Росов. - Разве это самолет, если ему для посадки непременно вода нужна? - продолжал Сметанкин. Росов чуть покраснел от злости. - Зимой, профессор я на самолете, а летом - на лодке, - отчетливо сказал он, - у нас летом в Арктике вода повсюду. На своей лодке я в тундре где хотите сяду и снова в воздух поднимусь. Мне аэродромов не надо. Показалась группа людей. Впереди шла статная женщина. Росов узнал в ней Машу и заставил себя остаться. Позади шли Волков, Александр Григорьевич Петров и академик Овесян. Александр Григорьевич говорил Волкову о Ходове: - Человек обречен. Врачи признались мне, что помочь нельзя. Раковая опухоль... - Очень жаль Василия Васильевича, - сказал Волков. - Замечательный строитель, настоящий коммунист. - Облучение искусственными изотопами пробовали? - вмешался Овесян. - Я знаю работы многих научных институтов. Атомная энергия может победить рак. - К сожалению, опухоль задела внутренние органы. Врачи говорили, что могли бы справиться, будь опухоль доступна. - Ах, ваши врачи! - махнул рукой Овесян. - Самое простое, если опухоль доступна и ее можно вырезать или облучить. Я понимаю, что нельзя для облучения вспарывать живот или вводить в клетчатку радиоактивное вещество, которое потом останется в теле, как неизвлеченная пуля. Впрочем, кажется, стоит вспомнить средневековую алхимию. - Алхимию? - поднял брови Волков. - Именно! - живо отозвался Овесян. - Срочно поручу своим лаборантам получить побольше золота. Я пошлю его в различные медицинские институты, чтобы они "озолотили" всех своих подопытных кроликов. Маша подошла к причальной барже. Росов все еще стоял там. - Воздушные мушкетеры! - приветливо сказала Маша, протягивая Росову руку. Глаза ее сияли. Они были именно такими, синими с радужными лучиками к зрачкам, какими помнил их Росов. Сметанкин стал целоваться с Машей. "Пренеприятнейшая личность", - вдруг подумал о нем Росов. - В путь! - скомандовал Волков. В отсек пилотов Росов прошел, нагнув голову, стараясь ни на кого не смотреть. С баржи отдали чалки. На "малом воздухе" заработал реактивный двигатель. Лодка медленно отделилась от мостков и поплыла, как глиссер, вверх по течению к Каменному мосту. Изящная, словно настороженно приподняв отогнутые назад крылья, она вышла на середину реки. Редкие в такой ранний час прохожие останавливались, - не так часто увидишь на Москве-реке летающую лодку! С приглушенным ревом лодка прошла под аркой моста. Два буруна высоко взлетали у ее носа, волны разбегались к гранитным набережным. Шпили высотных зданий поблескивали золотом в лучах еще не взошедшего солнца. Прохожие на Крымском мосту видели, как пронеслась лодка по глади мимо Парка культуры и отдыха, мимо многоэтажных, еще спящих громад домов, помчалась к ажурной дуге одним взмахом переброшенного через реку моста Окружной железной дороги. Было страшно, что лодка не успеет подняться, заденет за железную ферму. Но лодка прошла под мостом и взмыла вверх уже у Ленинских гор, там, где река делает излучину. Маша с волнением смотрела на здание родного университета, на целый город этажей дворца молодости и науки. Юноши и девушки, с самого раннего утра готовясь к приемным испытаниям в университет, отбросили книжки и, запрокинув голову, провожали глазами серебряную стрелу с легким оперением. Она делала вираж, ложась на северный свой курс. Глава пятая ОТ ПОЛЯРНЫХ ВОРОТ Командир летающей лодки Росов, доставив правительственную комиссию в Проливы, получил очень неприятный приказ. На время предстоящих испытаний атомной установки он "поступал в распоряжение доктора технических наук Веселовой". В тундре после таяния снегов появилось множество разноцветных озер: то голубых, то зеленоватых, то мутных. На одном из них, достаточно длинном для разбега, и стояла готовая к полету лодка. Росов хотел послать Костю, чтобы тот явился к Веселовой на пост управления, в небольшой домик на морском берегу, километрах в двух от озера, но члены экипажа убедили командира, что он должен пойти сам. Росов долго собирался, вздыхал, чертыхался. "Воздушные мушкетеры" молча переглядывались между собой. Они отлично понимали состояние своего друга и начальника. Наконец Росов крякнул, решительно перебрался на мостик, к которому была причалена лодка, и, шагая вразвалку, отправился в тундру. Росов знал, что атомная установка должна дать пар для оттаивания слоя вечной мерзлоты, но не представлял, зачем Веселовой понадобится самолет. Густой и сочный травянистый покров тундры пружинил под ногами, и Росову казалось, что его подбрасывает при каждом шаге. Поэтому, вероятно, он и идет слишком быстро. Невдалеке от поста управления он заметил на берегу членов комиссии, которых недавно доставил из Москвы. Росов был рад поводу задержаться и подошел к ним. Низенький профессор, увидев летчика, схватил его за рукав. - Видите? - злорадно сказал он. - Кто был прав? Ваш покорный слуга, профессор Сметанкин. Вы, осмелюсь вам напомнить полярный летчик! Вам ли не очевидно, что тепла Нордкапского течения заведомо не хватает, чтобы растопить льды? Вот оно, скованное льдом море, которому давно пора вскрыться. Поневоле приходится придумывать всякие фокусы, вроде того, чтобы "поменять местами ледяной покров моря и слой вечной мерзлоты". Росов не понял, о чем говорил сердитый старик, и ничего не ответил. Буйная зелень тундры доходила до самого берега. На крутом обрыве стояли Волков, Омулев и Овесян. Их темные силуэты отчетливо выделялись на белом фоне ледяной равнины, начинавшейся внизу от песчаного пляжа. Резкая граница между двумя соприкасающимися мирами - зеленой тундрой и замерзшим морем - бросилась сейчас в глаза Росову. Вдоль всего берега лежали огромные трубы, уходя вдаль, насколько хватает глаз. Росов знал, что они предназначались для перегретого пара, однако не мог представить, как же пар попадет в трубы. Не найдя больше предлога для задержки, он вздохнул и отправился на пост управления. К железобетонному домику с неимоверно толстыми стенами по неглубокой открытой канаве тянулись высоковольтные кабели. Из-за ближнего холма виднелась крыша большого, тоже прочного железобетонного здания. Там помещалась атомная электростанция. Она пока еще, как слышал Росов, работала на расщепляющемся уране, ядерная энергия которого поднимала пар высокого давления. Впоследствии, когда появится "подводное солнце", пар для этой станции будут брать, как говорили члены комиссии, с "поверхности моря". Маша Веселова стояла на крыльце пункта управления в одном платье, хотя на ветру было холодно. Она смотрела на летчика, и нельзя было понять, о чем она думает. Росов остановился в нескольких шагах от крыльца и отрапортовал по-военному: - Летающая лодка и ее экипаж находятся в вашем распоряжении. Докладывает командир лодки Росов. - Спасибо, Росов, - кивнула Маша. - Разрешите узнать, какая будет поставлена задача? - Обычная для вас ледовая разведка, - улыбнулась Маша. - Слушаю, - невозмутимо отозвался летчик. - Нужно будет изучить с воздуха, как повлияет "подводное солнце" на ледяной покров моря. - Разрешите идти? - Нет. Сейчас передан сигнал тревоги. Я ждала, пока вы подойдете. По второму сигналу я взорву атомную бомбу. - Атомную бомбу? - насторожился Росов, невольно оглядываясь на озеро, где осталась его лодка. - В море, под водой. И достаточно далеко отсюда, - успокоила его Маша. - "Подводное солнце", надо зажечь. "Спичка" должна дать температуру в десять миллионов градусов. - Жарковато, - усмехнулся Росов. - Будет эффектное зрелище. Вы увидите его из нашего укрытия. Расскажете своим... ребятишкам, - Маша и бровью не повела, сказав это. Росов не заметил подвоха: - Непременно расскажу, если разрешаете. Сестренка из школы самых отчаянных приведет. - Пойдемте в укрытие. Члены комиссии уже прячутся, - скрывая улыбку, сказала Маша. Росов оглянулся и увидел, что ученые, около которых он только что был, один за другим исчезают, очевидно куда-то спускаясь. Маша повела Росова в железобетонный домик. Оказывается, здесь тоже нужно было спускаться ни лестнице. Основная часть пульта управления помещалась под землей. В совершенно круглой комнате на стенах укреплены были незнакомые Росову приборы с циферблатами. Сам пульт управления был очень прост. Черная эбонитовая панель, расположенные в один ряд кнопки с надписями, в два ряда над ними - сигнальные лампочки. Через узкие бойницы как раз на уровне земли видно было покрытое льдами море. Маша заняла место за пультом рядом с оператором и скомандовала: - Всем надеть темные очки! Откуда то послышатся голос Овесяна: - Мария Сергеевна! Все ли у вас готово? - Все готово, Арамаз Иосифович, - ответила Маша, торжественно произнеся полное имя академика. - Даю предупреждение на электростанцию, на летающую лодку, в поселок строителей... по тундре... Внимание! - Внимание! - раздалось теперь снаружи, очевидно из репродукторов, установленных в тундре. - Внимание! Через несколько минут в море будет произведен атомный взрыв. Рекомендуется пройти в укрытия и не смотреть в сторону моря без темных очков. Внимание! Голос смолк. На руке у Росова тикали часы. В такт им напряженно билась жилка на виске. В ушах звенело, как бывает при подъеме на большую высоту или в полной тишине. Через бойницу была видна пригнувшаяся к земле трава. Она шуршала на ветру. Росов оглянулся на Машу. Темные очки скрывали ее глаза. Наверное, он сейчас не существовал для нее. Он переступил на другую ногу и невольно затаил дыхание. Раздались один за другим короткие сигналы, какие дают по радио при проверке времени. Один, другой, третий, четвертый, пятый... Оттого, что Росов не знал, сколько их будет, он непроизвольно напряг мускулы, сжал челюсти, сощурил глаза. - Шесть, семь, восемь девять... Последний сигнал был длиннее. За спиной Росова что-то щелкнуло, но он не обернулся. В первый момент ему показалось, что в море ничего не изменилось, - та же спокойная, белая равнина. Но в следующее мгновение почти у самого горизонта над поверхностью льда словно вырос или появился прежде невидимый яркий и толстый столб. Вверху он стал расплываться, клубиться, и скоро на гиганском стволе толщиною в полкилометра будто выросли покрытые облачной листвой ветви. Надо льдом теперь на высоту не менее полутора километров, - летчик определил это безошибочно, - поднимался развесистый дуб-колосс, раскинув над морем свою клубящуюся, живую крону. У воображаемых корней море как бы приподнялось, образовав не то белый холм, не то постамент. Вскоре сходство с исполинским деревом исчезло. Крона его расплылась, превратилась в грибовидное облако. Точно судить о его цвете Росов не мог, поскольку был в темных очках. И только теперь докатился звук. Голову словно сжало с двух сторон, тряхнуло, в глазах потемнело. Гул продолжался, и Росов не мог понять, гудит у него в голове или гремят раскаты. Он снял очки и оглянулся. Маша, положив перед собой очки, смотрела мимо него. Лицо ее было взволнованно, глаза расширены. Она стояла в напряженной позе, закусив губы и всматриваясь в даль, как будто стараясь увидеть такое, чего никто, кроме нее, не увидит. Руки ее лежали на панели. Пальцы нажали одну за другой три кнопки. Чудовищный гриб висел над горизонтом. Основание его стержня стало ослепительно белым. - Это пар... наш пар, - радостно сказала Маша. - "Подводное солнце" зажглось. Ледяное поле под расползающимся грибовидным облаком стало темным. - Теперь можно выйти на берег. На таком расстоянии радиоактивность не опасна, - сказала Маша, вставая. Росов поднялся и вышел следом за нею. В тундре ничего особенного не произошло, только над морем нависла темная штормовая туча. - Чистая вода... полынья, - указала Маша на горизонт. - Вы не представляете, сколько там выделяется сейчас тепла. Скоро теплая волна дойдет до берега. Росов шел за Машей к укрытию, где находились члены комиссии. Ледяная равнина менялась. Ее пересекли трещины, она не была теперь такой мертвенно безмятежной, как несколько минут назад. Росову даже показалось, что кое-где из трещин поднимается пар. Члены комиссии тоже вышли из укрытия. Они стояли на берегу, наблюдая за поведением льдов. Прибрежное ледяное поле оживало на глазах, вспучивалось, трескалось. Над ним клубился пар. Росов переводил восхищенный взгляд с моря на Машу. Маша не замечала Росова, может быть забыла о нем. Со стороны моря несся гул, какой бывает при сдвижке льдов. Льды действительно двигались, расходились, образуя разводья. Между льдинами вода клокотала. Обломки льдин плясали в кипящей воде. Над морем стелился туман, горизонта уже не было видно. Скоро пляску льдин можно было видеть лишь у песчаного пляжа. Росов вспомнил, как забавлял он ребят, учеников сестры. В кипяток опускались кусочки сухого льда, твердой углекислоты, добытой у продавщицы мороженого. Эти кусочки носились по тарелке с горячей водой, выпуская клубы пара. Нечто подобное происходило и в море. Лед клубился, вода клокотала, туман надвигался на берег. Люди с трудом различали друг друга. Росов только знал, что Маша стоит неподалеку, угадывая ее фигуру. Чтобы услышать ее голос, он сказал: - Неужели все льды растопило, до самого берега? - Скоро растопит, - заверила Маша. - Это что же?.. Сколько энергии понадобится? - Вода подогревается своей собственной энергией. - Черт возьми! - восхитился Росов. - Впору хоть все арктические льды растопить, Арктику ликвидировать. Маша рассмеялась: - Такие предложения уже делались. Это невыполнимо. Но не по вине физиков. Знаете, что произойдет, если растопить все льды Арктики? - Тепло будет? - предположил Росов. - Не только тепло. Поднимется вода в морях. Затопит порты и города... Кажется, в Европе из всех столиц на суше останется только Москва. - Да, почтенный мой коллега, - говорил Петрову профессор Сметанкин. - Наши физики действительно могутнее ваших строителей. Конечно, нельзя растопить все арктические льды, но очистить от них побережье с помощью атомной энергии, очевидно, вполне возможно. Вот тогда и будем плавать здесь зимой. А ледяной мол ваш, батенька, вы уж не сердитесь, не нужен. Всегда утверждал, что он не нужен, и, как видите, прав. - Ошибаетесь, Дмитрий Пафнутьевич, - заметил Петров. - Забываете, что льды дрейфуют. Зимой ветры с севера двинут льды в отогретую полынью, и снова не будет кораблям пути. Одни физики такую проблему не решат. - Новое в науке и технике рождается на стыке различных областей знания, - вмешался Волков, слышавший разговор океанологов. - Мы именно это имели в виду, когда решали вопрос о стройке опытного мола в Карском море, когда решали вопрос об экспериментальной установке "подводного солнца" в том же районе. Ледяной мол надежно защитит прибрежную морскую полосу от дрейфующих с севера льдов. "Подводное солнце", давая пар для оттаивания слоя вечной мерзлоты, подогреет течение и не даст полынье замерзнуть. Вопрос преобразования Арктики решать можно только комплексно. - Именно комплексно! - рассмеялся академик Овесян. - Какая уха получилась, и в меру соленая. Море вареной рыбы! Великолепный комплекс! Кстати, не пугайтесь за всю рыбу. Во всей полынье температура будет умеренно теплой. - Пожалуй, можно будет радировать нашим строителям. Измучились они на ледоколе. Опыт, несомненно, удался, - заметил Петров. - Конечно, - подтвердил Волков. - Теперь надо проследить за движением теплой волны в полынье. Кажется, наш летчик здесь? Волков всматривался в плотный туман, но разглядеть Росова и Машу не смог. Росов в это время тихо говорил: - Посмотришь на такое чудо, и стыдно становится... - Это хорошо, что стыдно, - отозвалась из тумана Маша. - Вы о письме моем? - спросил Росов. - Я ведь знаю, что там все неправда. Глава шестая ВЗБУНТУЮТСЯ ЛЬДЫ Все изменилось на гидромониторе. Вернулся Александр Григорьевич Петров. Ходов, узнав о начале работы термоядерной установки в Проливах, встал, прошелся по салону, согнув свою узкую спину и положив на поясницу левую руку, сказал: - Так и должно было быть. Правительство сразу поступило дальновидно и мудро. Опытное строительство мола было начато в Карском море, на его же побережье перенесены опыты оттаивания вечной мерзлоты. В резерве было предусмотрено термоядерное тепло. - Почему же нам не сказали об этом? Почему? - горячился Алексей. Федор Терехов выколотил трубку и заметил: - В таких делах у нас принято сообщать результаты. - Правильно принято, - остановился посредине салона Ходов, выпрямляясь. Он с удивлением потер поясницу. Видимо, привычная боль прошла. Он покачал головой. - Не беда, если и поволновались. На себя должны были рассчитывать. - Полынья вскрывается! - пронеслось по всему ледовому строительству. Галя ждала Алешу в каюте. Она схватила его руки и заплакала счастливыми слезами - Разве могло... разве могло такое грандиозное дело в нашей стране окончиться неудачей! - сказала она. - Да, Галя, - задумчиво сказал Алеша. - Вот оно, сложение всех усилий, направленных твердой рукой. Мне уже казалось, что я постиг коллективность творчества. А когда стало трудно, едва не усомнился. И, оказывается, ошибся снова. - Теперь все хорошо, Алеша? - Теперь хорошо. Но теперь начинается испытание. - Какое испытание? - Нас... и мола на прочность. С этого дня радио по нескольку раз в сутки приносило известия о распространении полыньи. Стали наблюдаться подвижки льдов. Береговой ветер отрывал от берегов припай, гнал льды на мол. За последние дни вокруг ледокола началось сжатие льдов. Беспокоясь за судьбу ледокола, Федор не ложился спать. Внушали ему тревогу и остальные корабли флотилии. Полынья пока не дошла до гидромонитора, но мертвая ледяная равнина преобразилась. В солнечных лучах то здесь, то там слепящими звездами вспыхивали зеркальные грани вздыбленных, нагроможденных в торосы льдин. Слышались раскаты грома, ухали пушечные выстрелы, сливаясь в гул канонады. Казалось, где-то близко идет бой. Войной друг на друга шли ледяные поля. Ветер с посвистом гнал их, чтобы столкнуть. Льды упирались кромками, со скрежетом напрягались, давя, поднимая друг друга. Трещины разверзались по километру длиной. Ровная поверхность ледяных полей от перенапряжения вспучивалась складками, как земля во время землетрясения. Поднимались зубчатые хребты и, словно ожив, начинали двигаться ледяными валами, готовыми все смести на пути. Стоя на мостике, Алексей наблюдал за ближним ледяным валом, внушавшим Федору особенные опасения. Вал этот двигался прямо на корабль. Ему осталось пройти метров пятьдесят. Стихийная, толкающая ледяной хребет сила способна была сжать корабль, раздавить, как яичную скорлупу. С утра вал приблизился еще на несколько метров. Льдины у его подножья трескались, потом начинали подниматься, словно какое-то чудовище выпирало их снизу спиной. При этом льдины на гребне вала шатались и сползали вниз, на их место поднимались новые, поблескивая гранями изломов. Вал походил на гигантскую морскую волну, подчиняясь всем законам ее движения, но лишь в другой мере времени, в чрезвычайно замедленном темпе. Он повторял движение волны, как повторяет бег секундной стрелки стрелка часовая, незаметно переползая от цифры к цифре. Федор вышел на мостик. - Темное небо, - он указал Алексею на затянутый облаками горизонт. - Темные облака? - Чистая вода за горизонтом. Отражается на облаках. Алексей схватил Федора за руку: - Федор! Это первая вода, очищенная ото льдов. Атомная энергия, сложенная с теплом Гольфстрима! Первая чистая вода в части Карского моря, отгороженной нашим молом! Ты только посмотри на нашего красавца! Взгляни на ледяные поля за ним! По сверкающему снежному насту тянулись две линии радиаторов, вдали превращаясь в параллельные исчезающие нити. Они напоминали гигантский рельсовый путь, пересекающий ледяною равнину от Новой до Северной Земли. Вдоль этого "рельсового пути", стоя как бы на невидимых его шпалах, высились ажурные мачты с крутящимися лопастями ветряков. Потеплевший весенний ветер уже не мог охлаждать радиаторы, но через ветряки он отдавал теперь свою силу холодильным машинам, способным охладить раствор и предохранить сооружение от таяния под влиянием теплых вод полыньи. За линией ветряков до самого горизонта тянулась нетронутая снежная гладь. - Разве не радостно, Федя, думать, что эта граница, - указал Алексей на мол, - проведена нашими руками? Вот она, переделанная нами природа! - и он сделал широкий жест рукой. Федор вынул из кармана трубку и, не раскуривая, взял ее в зубы. - Беспокоит красавец, - процедил он, смотря на линию ледяного мола. - Все тревожишься, полярный капитан? - сказал Алексей, кладя руку на плечо Федора. - В моем представлении ты - воплощенная забота. И я знаю, о чем ты сейчас больше всего тревожишься. Это, вероятно, единственный случай в твоей жизни моряка, когда ты беспокоишься не только о корабле. - Угадал. Пока льды с обеих сторон мола стояли, спокойнее было. - Ничего! - сказал Алексей, с вызовом смотря на север, где необозримой равниной раскинулись кажущиеся такими мирными спящие еще льды. - Выдержим! Пусть движется на нас вся эта громада! - Ты уверен? - спросил Федор, наклоняясь, чтобы защитить от ветра трубку, которую он раскуривал. - Уверен? - переспросил Алексей и стал сразу серьезным. - Расчет, Федор. - Точный? - За это пока поручиться нельзя. Никто из нас, инженеров-проектантов, никто из консультантов-ученых не мог точно назвать ту чудовищную силу, с какой северные льды нажмут на сооружение. Если бы ты знал, Федя, каких трудов, сомнений и споров стоил нам выбор ширины мола! - Сто метров! - с заботой сказал Федор и еще раз посмотрел на две сходящиеся вдали линии радиаторов. Они были на расстоянии ста метров одна от другой, но по сравнению с белым простором льдов полоска, ограниченная ими, казалась узенькой и хрупкой. - Поля, - Федор указал на север, - вроде паруса размером во все Карское море. Штормовой ветер потащит на мол весь ледяной покров моря. Раньше мол с юга полями был укреплен. Теперь на них не надейся. Термоядерная энергия растопила "подпорку", - Федор кивнул в сторону взломанных льдов и темного неба, отражающего чистую воду. - Как бы мол не сдвинуло. Всплывет он, как обыкновенная разбитая льдина. Алексей долго молчал, смотря на север, на грозную ледяную равнину, которая еще ничем не проявляла своей силы, словно накапливая ее. - И мы этого боимся, Федя, - сказал Алексей. - А больше всех боится Василий Васильевич. - Он помолчал. - Правительство понимало эту опасность, и поэтому нам разрешили соорудить в Карском море лишь опытный мол, чтобы проверить на нем все условия работ и уточнить его размеры. Но не думай, что мы слепо подходили к этому вопросу. Сила сжатия льдов не может превышать каких-то определенных усилий. - Каких? - Хотя бы прочности льда, через который передается это усилие. Определить силу, которая поднимает вот эти ледяные хребты, мы, инженеры, можем. Мы рассчитываем, исходя из этого, и прочность твоего корабля, о котором ты всегда так тревожишься. Федор вынул изо рта трубку и, глядя на близкий ледяной вал, сказал: - Льды порой раздавливают корабли. Полярный корабль проектируется так, чтобы его выпирало изо льда при сжатии. - Это все верно, Федя. Я не хочу тебя заверить, что все уж очень благополучно. Враг, осаждавший нас с юга, побежден. Враг, грозящий нам с севера, силен. Но и наша преграда достаточно крепка. - Покрепче бы надо. - Нельзя, Федя. Увеличение ширины - это затруднение замораживания, удорожание строительства и удлинение его срока. Федор выпустил клуб дыма. - Инженеры-экономщики. - А что, Федя! Подумай, сколько металла, сколько труб сэкономили наши ребята! Водопровод на Луну, в самом деле, десять раз хватило бы построить, - и Алексей рассмеялся. По трапу на капитанский мостик тяжело поднимался Ходов. На последней ступеньке он сухо закашлялся, вынул платок, вытер губы и, чуть горбясь, подошел к Алексею и Федору. - Прошу прощения, если отрываю от беседы. Есть новости. - Новости? - насторожился Алексей. - Худые? - деловито осведомился Федор. - Прогноз погоды очень плохой, - Ходов протянул капитану радиограмму и, обернувшись к Алексею, сказал: - Ожидается северный ветер... - многозначительно помолчав, добавил: - предельной силы. - Я пойду распоряжусь, - сказал Федор, пряча трубку в карман. - Нужно подготовиться на кораблях. - Не только на кораблях, не только... - проскрипел Ходов. - Подождите уходить, капитан. Алексей стоял, вцепившись в поручни и повернув лицо на север. Ветер уже стал ощутимым, он с силой хлестал в лицо, но Алексей не хотел отворачиваться. - Я получил радиописьмо от товарища Волкова. Вам, Алексей Сергеевич, есть весточка от отца. Думаю, что это по одному и тому же вопросу. - Что может быть общего в письмах Волкова и отца? - удивился Алексей. - Дело в том, что наше сооружение приобретает еще одно совершенно новое значение. Незамерзающая полынья вдоль берегов Сибири может быть использована для создания воздушных течений, которые уравняют климат полушария, отеплят Арктику, ликвидируют все пустыни. Алексей сразу понял все. Он почувствовал, что у него перехватило дыхание. Федор почему-то посмотрел на небо. Ходов все тем же деревянным голосом продолжал: - Я поставлен в известность Волковым о решении правительства создать "Кольцо ветров" и должен ознакомить с этим решением коллектив строителей. Я уже рассказал обо всем Александру Григорьевичу. Он сейчас готовит экстренный выпуск газеты. Ответственность наша, товарищи, неизмеримо возрастает. Весна пришла, полынья только впервые начинает образовываться, а ледяной мол уже должен выдержать... - Двенадцатибалльный шторм, - вставил Федор. - Сильнейший нажим льдов, - закончил Ходов. Алексей разорвал конверт и торопливо пробежал письмо отца. Он поднял глаза на Федора, посмотрел на Ходова. - Что же это? - сказал он, вытирая лоб рукой. Глаза его заблестели. - Мы хотели создать только водяную дорожку, а теперь получается, что мы, строя ледяную стенку, перевернем весь мир! - Вы сказали слишком увлеченно, - расхолодил Алексея Ходов. - Во-первых, мир не перевернется... - Но перевернется климат! На целом полушарии! - перебил Алексей. - Во-вторых, - невозмутимо продолжал Ходов, - сделаем это далеко не мы одни. - Но "Кольцо ветров" будет начинаться здесь, над теплой полыньей Карского моря, отгороженной ледяным молом! - Который надо еще отстоять, - добавил Федор. - Подумай, Федя, - обернулся к нему Алексей. - Как все чудесно в нашей стране! Ты начинаешь, пусть даже маленькое, дело... К нему прикасается рука народа, и оно вырастает, становится таким же огромным, как сам народ. Вот сейчас я чувствую, что иду в сомкнутом ряду и ощущаю локтем не только твой локоть или локоть Василия Васильевича, но и всех идущих по Большой земле людей! И мне не страшно смотреть на эти северные льды, которые погонит на нас двенадцатибалльный шторм. - Чувство локтя, - повторил Федор. - Думаю, надо опять просить помощи, - Федор показал на грозную снежную равнину, над которой теперь крутились облака поднятого снега. - Нет, - решительно возразил Ходов. - Мы не будем еще раз просить помощи, не будем надеяться на термоядерные или другие средства. И не потому, что научные институты не помогли бы нам уничтожить угрожающие поля, а потому, что ледяной мол предназначен для длительной эксплуатации. Как бы могла работать железная дорога, если бы по всякому поводу для ее защиты пришлось вызывать, скажем, самолеты? Мы строили опытный ледяной мол, чтобы убедиться, что он может сдержать льды, образовать полынью, которая, как это теперь выясняется, будет иметь гораздо большее значение, чем мы это первоначально предполагали. - А если мол не устоит? - спросил Федор - Значит, мы не справились с задачей, неправильно его запроектировали. Значит, проиграем сражение, начнем его с этой же навигацией снова. - Дать льдам снести мол