огла побороть. И вот, сама не зная как, Вилена приехала к обсерватории. Приехала потому, что здесь работал Арсений и она могла посмотреть на стены, видевшие его. Приехала потому, что здесь был лес, в котором она поджидала Арсения после работы, и еще потому, что решетчатое зеркало радиотелескопа, видимое уже со станции, напоминало ей исполинскую глобальную антенну, с помощью которой в последний раз видела Арсения, говорила с ним... Вилена шла по тропинке между сугробами, стройная, подтянутая, словно знающая, куда и зачем она идет. Вдруг, вспомнив, что может встретить в обсерватории Шилова, она круто свернула к лесу. В лесу ей повстречался Ваня Болев. Ваня робко и радостно смотрел на Вилену. Из-за своих длинных локонов и девичьих ресниц он выглядел не лыжником, а лыжницей. Сняв лыжи, он молча пошел рядом с Виленой. Снег был еще неглубоким, можно было идти и без тропинки. - Зима, - наконец сказал он. - Смотрите, все заснуло. Хотите, прочту вам свои стихи про "Старую сказку"? - И, не ожидая согласия, стал читать: Окаменел огонь в камине. Застыл стеной хрустальной дождь. Застыла даль глазурью синен. Косых ресниц застыла дрожь... Вилена рассеянно слушала стихи про спящую красавицу и подумала о своих ресницах, которые могли бы вот так же застыть. А Ваня заканчивал чуть нараспев: На заколдованном распутье Падет поверженным любой. Там вечен Сон. Но Смерть отступит Пред тем, кого ведет любовь! - Вы простите, - оправдывался он, - у меня тут архаизм получился: "Пред тем, а не перед тем"... Но это можно исправить. - Это неважно, - сказала Вилена и повторила последние строчки: - "Смерть отступит пред тем, кого ведет любовь"? А Время? - и пристально посмотрела на Ваню. - И Время! - подхватил тот. - Пусть это сказка, - она у меня так и называется "Старая сказка", - но, когда царевна уснула, ее принц еще не родился, - и он смущенно засмеялся. - Что? Как вы сказали? - спросила Вилена и, о чем-то вдруг подумав, страшно заторопилась: - Пойдемте скорей к станции. - А может, покатаетесь? Я вам лыжи бы принес, - робко предложил Ваня. Но Вилену сейчас ничем нельзя было остановить, он еще плохо, совсем плохо разбирался в женщинах. Прощаясь, Вилена поблагодарила Ваню за стихи, и он расцвел. Она загадочно добавила: - Впадают же медведи в спячку зимой. - И уехала. Прямо с одной из городских станций монорельсовой дороги Вилена, одержимая новой мыслью, отправилась в Институт жизни и оказалась в кабинете знаменитого академика Руденко. Со стен на нее смотрели портреты великих ученых, а с полок - книги и пугающие черепа собранной здесь редчайшей коллекции. Владимир Лаврентьевич Руденко был могучий старик, с большой белой бородой и молодыми темными глазами. Он чуть сутулился, когда прохаживался по кабинету, заложив руки за спину. Ему ничего не надо было объяснять. Он обо всем догадался сам, даже о терзаниях Вилены, понявшей, что она, по существу, ради себя хочет лишить родных самого дорогого существа. - Знаю, зачем пришли. Предлагать себя в подопытные кролики, как говорили в прежние времена? Хотите проспать полвека, дождаться своего принца? - И он остановился, проницательно смотря на Вилену. Она и не думала отнекиваться, молча кивнула. Тогда он сделал жест рукой, чтобы Вилена шла следом. Среди книжных полок была дверь. Пройдя через нее, они оказались в комнате, стены которой были выкрашены в черный цвет. Вилене стало не по себе. Академик заметил это и улыбнулся. - Нигде не видна так пыль, как на черном, - с хитрецой сказал он, потом посмотрел на свои руки и со вздохом добавил: - Дрожать стали. Приходится уступать операционную ученикам. Закон природы! И он повел ее в следующую комнату, отделанную пластиком под слоновую кость. По матовым стенам тянулись серебристые змеевики. На никелированных подставках стояли сложные аппараты с прозрачными цилиндрами. Может быть, это были искусственные органы человека: сердце, легкие, почки, печень? Они походили на аппаратуру химических цехов с кубами, трубками и всевозможными циферблатами приборов. Вилене невольно припомнилась рубка звездолета на видеоэкране. - Я веду вас, голубушка, в святая святых, как говаривали в старину, - сказал академик. Они вошли через незаметную дверь и стали, как в башне замка, спускаться по винтовой лестнице. Поначалу Владимир Лаврентьевич показался Вилене бодрым. Но когда они спустились, внизу он сел, судорожно глотая воздух: - Почему, думаете, перестал заниматься альпинизмом? Трудно стало спускаться, - и академик попытался улыбнуться своей шутке. - Сдает мотор... Раньше утешали: "ничего не поделаешь..." А теперь обещают заменить... Якобы у человека долженствуют быть запасные части, как у машины... - В перерывах между фразами он тяжело дышал. - И будто в будущем останется у него живым только мозг... А остальные органы станут железными или еще какими... Как вставные зубы... И будет он жить "на протезах" тысячу лет. Не знаю, надо ли? Он повел гостью по сводчатому помещению. По обе стороны виднелись стеклянные витрины. В них Вилена увидела засохшие растения и невольно передернула плечами. Неужели и ей так засохнуть? Впрочем, мало ли примеров замирания жизни? Хотя бы тот же лес! Зимой все замирает, чтобы расцвести весной. Просто зимнюю спячку надо продлить на много лет, "дождаться своей Весны"! И, словно в подтверждение этих мыслей, она увидела за стеклом трех притулившихся друг к другу кроликов с обвисшими ушами. Рядом, в витрине, как перевернутый маленький дракон, оскалив зубы, лежал на спине безобразный варан. За окном с железными прутьями спал, как в берлоге, бурый медведь. - Ну вот. Теперь очередь за спящей красавицей, - улыбнулся Руденко Вилене и подвел ее к хрустальному, как ей почудилось, кубу. Это была прозрачная камера. Посередине на постаменте лежала собака с вытянутыми, застывшими лапами, с уткнувшейся в прибор длинной мордой. Белая шерсть с подпалинами казалась только что расчесанной. - Вот она! - с гордостью сказал академик. - А как она предана была нам с Марией Робертовной, пересказать невозможно. Семь лет, два месяца, девять дней... Хотелось подождать еще годика три, хотя Виев и торопит. - Виев? Почему Виев? - А как же? Не исключено, что при дальних звездных маршрутах к иным галактикам... космонавтов надобно будет погрузить в анабиоз... - Значит, позже здесь появится... человек? - указала Видена рукой на витрину. - Начать с вас, скажете? Может быть, и с вас... - Ученый тяжело вздохнул. - Вот ежели опыт завтра удастся, тогда и поговорим: занять ли вам место нашей Лады? Вилена пристально посмотрела на спящую собаку: - Я слышала об одной скандинавской женщине, которая в одном из прошлых столетий проспала в летаргии двадцать лет. - Проснулась и попросила поднести ей к груди ребенка? А ее двадцатилетняя дочь стояла рядом? - Говорят, мать так и не стала ее ровесницей. Через год увяла и умерла. - Анабиоз - не летаргия. Все процессы останавливаются полностью. Надобно научиться их возобновлять, ежели, разумеется, не произошло необратимых процессов. - Почему же вы остановились на собаке, а не на обезьяне? - спросила Вилена. - Думаете, голубушка, что обезьяна ближе к человеку, чем собака? - полушутливо спросил академик. - Я вот порой сомневаюсь. Не слишком ли надменен человек, провозгласив себя одного разумным на Земле и все проявления разума у животных высокомерно относя к инстинкту? Прежде чем усыпить Ладу, я ставил на ней много опытов. Трудно найти более разумное существо. Обезьяна подражает человеку. Собака же несет службу отнюдь не в подражание, а сознательно выполняя свои обязанности. А преданность? Любовь к хозяину? Самоотверженность? Пес легко приносит себя в жертву вопреки инстинкту самосохранения. А сколько случаев с собаками, горюющими на могилах своих хозяев? Известны даже собаки, тщетно ждавшие у пирса невернувшихся, погибших моряков... Ужель это условные рефлексы? Лада навела меня на многие мысли... - Расскажите мне о ней, - попросила Вилена. - Ведь я мечтаю занять ее место в камере. - Об этом мы еще подумаем. А о Ладе расскажу. Представьте себе... у меня был создан прибор, с помощью которого Лада говорила... Вилена изумленно посмотрела на ученого. - Удивляться или восхищаться? - спросила она. - Быть терпеливой. Я объясню вам, почему удовлетворение вашей просьбы я ставлю в зависимость от того, каким проснется это усыпленное семь лет назад существо. - Так она говорила? - Разумеется. Собаки ведь не говорят вовсе не потому, что у них не хватает на это ума. Попугаи же говорят. И не только бездумно повторяют. Известны опыты еще двадцатого века, когда пара обученных попугаев вела между собой оживленный диалог, насчитывающий пятьсот фраз. - А Лада? - Язык у Лады был неудачно устроен, не то что у попугаев. Мне всегда хотелось сделать некую операцию с собачьим языком! Да руки у меня дрожать стали. Вилена подалась вся вперед: - И она заговорила... без операции? Академик улыбнулся. Он подошел к стеклянному кубу и вынул из стоящего рядом шкафа небольшой шлем с пружинками проводов, тянущимися от него к ящику, похожему на допотопный радиоприемник. - Как известно, - начал академик, - животных уже давно пытались обучать "языку глухонемых", где понятия передаются не звуками, а жестами. Мне этого было мало. Я ждал от собаки большего, чем от мартышки. У человека речь возникает от сокращения голосовых связок и манипуляций языка. Им сопутствуют совершенно определенные биотоки мозга, как предшествуют они любому преднамеренному сокращению мышц тела. Еще в двадцатом веке этим воспользовались, чтобы сделать протез руки, управляемый биотоками мозга, отражающими команды, каковые мозг давал отсутствующим мышцам. Но эти мышцы заменили частями протеза. И "механическая рука", не отличаясь по размерам и форме от нормальной, могла проделывать все, что угодно: управляться с ножом, вилкой, отверткой, даже играть на рояле. Ну а уж ежели так, то отчего же не воспользоваться биотоками мозга, возникающими при желании передать какое-нибудь понятие? Отчего не заставить их управлять специальным аппаратом, имитирующим голос, произносящим звуки, которые складываются в слова? Здесь не было ничего особенного. Ведь если бы подсоединить к собаке протез человеческой руки, она легко научилась бы грамоте глухонемых, их жестам. Кибернетики по моей просьбе решили этот вопрос куда изящнее. - Удивительно! - только и могла выговорить Вилена. - Еще бы! - удовлетворенно отозвался академик. - Но я вам расскажу все до конца, вам надобно знать. Перед вами действительно Спящая Красавица из сказки. - Только наяву. - Именно наяву. Так вот, этот ящик разговаривал за мою Ладу ничем не хуже человека. Тембр голоса, по желанию моей Марии Робертовны (певицей она была когда-то), сделали под приятное контральто. Я и сам попробовал говорить с помощью ящика, не размыкая губ. Получилось! Аппарат подчинился моим биотокам - заговорил. Тогда я стал обучать собаку. Мне необходимо было сделать ее "прототипом разумного существа", а "речь" - немаловажная его особенность. Ладе достаточно было захотеть произнести слово или фразу - и ящик звучал. Долго я бился, чтобы стихийные звуки начали складываться в слова разумной речи. Когда это было достигнуто, вопрос был решен. Теперь собаке достаточно было попытаться что-нибудь сказать, а склонность у ней к этому и прежде была, и аппарат произносил за нее все то, что она сказала бы сама, обладай она нужными органами. Я учил ее говорить не как учат попугаев или щеглов, а как учат детей. И привязался к ней, как к ребенку. И страшно становилось подумать, ради чего я все это затеял. А вы вот являетесь ко мне - усыпите на полвека!.. - Я не могу иначе. Ладу же вы усыпили, хоть она и говорила... почти как я... - Ну, ну!.. Не спешите с аналогиями. Лада не говорила больше того, что умела передавать и просто взглядом. Не надо думать, что она была мыслителем. Но "говорить ящиком", если можно так выразиться, она научилась. Через него просила меня пойти погулять, дать ей есть, пить, найти Марию Робертовну. Говорила, что очень предана нам и любит нас. И она никогда не лгала. Не умела. - Должно быть, и любили же вы ее! - Еще бы! Мы с Марией Робертовной в ней души не чаяли. Мэри особенно любила с ней беседовать. Да и Лада тоже. Она сама подбегала к прибору, который стоял в моем кабинете, и лаем требовала, чтобы на нее надели шлем. Знала несколько сот слов... и даже по-английски. Это все Мария Робертовна!.. - Я уже полюбила ее, свою предшественницу, - сказала Вилена, разглядывая спящую собаку. - Ее предок был заслуженным воином. В то далекое для нас время Великой Отечественной войны он обнаружил и помог разминировать десять тысяч фашистских мин. А сколько его собратьев оказывали тогда помощь раненым, проносили сквозь шквальный огонь донесения, задерживали шпионов, преступников!.. И все эти услуги принимались человеком от собак без малейшего признания за ними примитивного мышления. Видно, предостаточно в нас высокомерия "богоподобного существа", каковым издревле в силу своего невежества вообразил себя человек. - Поговорить бы с ней, когда проснется, - мечтательно сказала Вилена. - Вот! - обрадовался академик. - В этом вся суть. Ежели удастся вам с ней поговорить по душам, ежели окажется она после анабиоза к этому полностью способной, тогда... - и он выразительно посмотрел на Вилену. - Я на все согласна, на все... - Приходите завтра. Попробуем при вас пробудить ее... А там видно будет. С родными поговорите... вот что... Глава пятая.. ХУЖЕ СМЕРТИ Вилена вернулась домой полная надежд и все без утайки поведала, но... одной только бабушке. Та очень рассердилась, стала упрекать ее в эгоизме и легкомыслии, но тоже никому об этом не сказала. На следующий день бабушка повела Вилену в Институт жизни за ручку, как когда-то в первый класс школы. В лабораторию академика Софья Николаевна не пошла. Осталась ждать результатов опыта на улице и все бормотала себе под нос, что вот-де, дожила, что вместо собаки внучку на опыт положат. А внучка ее, Вилена, вместе с академиком Руденко, добродушным толстым профессором Лебедевым из Института мозга и синеглазой лаборанткой Наташей стояла перед прозрачной камерой. За ночь куб подняли из подвала в лабораторию с пластиковыми стенами. Наташа испуганно косилась на Вилену. Режим подогрева был задан автоматам еще с вечера. - Пожалуй, наша спящая из стеклянной стала каменной, - сказал Лебедев и, заметив удивление Вилены, пояснил свою мысль: - Хрупкими, как стекло, мышцы становятся при глубоком замораживании. Сейчас они уже отошли. Лишь бы целы остались нейроны мозга. - Мы усыпляли до Лады предостаточно мелких животных, - заметил академик. - По прежним вашим опытам, Владимир Лаврентьевич, нельзя было судить о сохранении сознания у подопытных животных. - Вот теперь будем судить, - сказал академик и выразительно посмотрел на Вилену. - Атмосфера, давление внутри камеры нормальные, - доложила Наташа. - Ну что ж... приступим, - вздохнул Руденко. - Придется мне на старости лет быть бородатым принцем. Сейчас мы разбудим нашу красавицу электрическим поцелуем в сердце. Дадим ему импульс, дабы оно начало сжиматься. Руденко подошел к пульту. Вилене кольнуло сердце, словно электрод был введен в ее грудь, а не в грудь собаки еще до усыпления. Тело Лады дернулось, лапы вытянулись, глаза открылись. - Владимир Лаврентьевич, да она смотрит, как живая! - Она и должна жить, Наточка. - Взгляд мутный, - отметил Лебедев. - Пульс учащается, - доложила Наташа. - Дыхание двадцать. Грудь у лаборантки порывисто вздымалась, словно опыт происходил с нею. - Живет! Живет! - радостно воскликнула она. - Будто сама просыпаюсь, - как зачарованная произнесла и Вилена. - Покуда еще мы вас не усыпили, - проворчал академик. - Проснулась! Как я рада за вас, Владимир Лаврентьевич! И за вас, Вилена Юльевна! Только... - начала было Наташа и замолчала. - Надобно скорее ее освободить, - распорядился академик. - Эка опутана, бедняжка, ремнями и пошевелиться не может, - и он направился к двери камеры. - Признаться вам, боюсь я первого собачьего вопроса. - Он посмотрел на шлем, который держал в руках. - Непременно спросит о Мэри... Не всех пробудишь, как Ладу. Академик, вздохнув, вошел в прозрачную камеру. Спирали проводов от шлема тянулись за ним. Снаружи было видно, как он подошел к постаменту, как стал ослаблять ремни, отключать провода измерительных датчиков, готовясь надеть шлем на голову собаки. Профессор Лебедев запечатлевал происходящее портативной видеокамерой. Освобожденная от ремней собака поднялась, потянулась и сладко зевнула, потом оглянулась на академика и зарычала. Руденко хотел погладить ее, но она спрыгнула с постамента и отскочила в угол. - Лада, Ладушка! Да что ты? - ласково говорил ее хозяин. - Поди сюда, хорошая моя, поди. Сейчас поболтаем с тобой. Хочешь? Собака оскалилась. Академик потянулся к ней, а она цапнула его за руку. Он выронил шлем, держась за укушенную кисть. - Назад! - крикнул Лебедев, бросаясь в прозрачную дверь и размахивая видеокамерой. - Тубо! Фу! Владимир Лаврентьевич, дорогой, скорее выходите. Типичный случай потери памяти. Она вас не узнала. - Как так не узнала? Это же Лада! - бормотал академик. Собака рычала, бросаясь на Руденко. - У вас кровь, - сказал Лебедев, загораживая академика своим крупным телом и защищаясь от собаки видеокамерой. - Какой ужас! - воскликнула Наташа. - Нужна перевязка? Где тут у вас аптечка? - спросила Вилена. Наташа удивленно посмотрела на нее и выбежала из лаборатории. Тем временем Руденко выбрался из камеры, а за ним и Лебедев. Пиная невменяемую собаку и отбиваясь от нее, он еле протиснулся через дверь камеры наружу и захлопнул ее за собой. Наташа вернулась с аптечкой. Вилена уверенно достала бинт и раствор мумие, древнего сказочного заживляющего средства, изготовлявшегося теперь синтетически. - Уколов против бешенства можно не делать, - бодрился академик. - Анализ ее организма известен во всех подробностях. Вирусов бешенства, безусловно, нет. Она просто меня не узнала спросонья. Вот не думал, что забудет. - Не узнала? Забыла? Самого близкого, самого любимого человека? - причитала Наташа, вопросительно глядя на Вилену. - Увы... симптомы ясны. Необратимые процессы в мозгу. Ожило не то существо, что уснуло, - заключил профессор Лебедев. Вилена бинтовала руку. Вертикальная складка залегла у нее между бровями. - Ожить и не узнать, - сухим, чужим голосом произнесла она. - Это же хуже смерти. - Хуже смерти, - подтвердил академик. Собака опрокинулась на спину и стала корчиться в конвульсиях. - Наташенька, проследите, что с бедняжкой произойдет, - сказал академик. - Пойдемте в мой кабинет. Надобно поразмыслить... о будущем. - О будущем?! - протестующе воскликнула Наташа. - Разве не ясно? Вы же сами сказали: хуже смерти. Заснуть ради него, а проснувшись - не узнать! Как же можно? - Наточка, голубушка! Прения сторон еще не начаты. В кабинете Вилена села на стул, не касаясь его спинки. В висках у нее стучало, мысль лихорадочно работала. Она чувствовала себя так, будто на нее легла вся тяжесть опыта. Крепко сжатые губы, напряженный взгляд говорили об ожесточенном упорстве. Академик сидел за громоздким письменным столом. А профессор Лебедев грузно шагал по кабинету, разглядывая коллекцию черепов между книжными полками. Дверь из кабинета вела на веранду, а оттуда в парк. - Вы же сами все видели. Я готов был помочь вам. - Бедная Лада, - сказала Вилена и еще плотнее сжала губы. - Признаться, надеялся я пожить с ней, поговорить у камелька. - Такая неудача! Такая неудача! - горевал Лебедев. - Не скажите. Как бы ни было жаль Лады, но отрицательный результат опыта - это тоже результат. И весьма важный, весьма важный. Вот Вилена Юльевна поймет это. - Прекрасно понимаю, - согласилась Вилена и, пристально глядя на Руденко, спросила: - Но ведь вы не отступите? Будете продолжать опыты? - Непременно будем. Вошла печальная Наташа: - Подопытная собака погибла. Руденко развел руками, повернулся к Вилене. - Вы сказали, что продолжите опыты. Я готова. Академик нахмурился: - Еще себя я бы мог усыпить после неудачи с Ладой, но вас... Простите, я все-таки врач по специальности, - и отвел глаза. Вилена не успела ответить. Вошел с веранды Виев: - Прошу простить. Я хоть и не обещал приехать, но, узнав о вашем решении, не удержался. - Занавес уже опущен, - горестно усмехнулся Руденко. - Догадываюсь. Рад видеть у вас Вилену. - А это профессор Лебедев из Института мозга. Знакомьтесь. - Очень рад. - Поздоровавшись, Виев тотчас обратился к академику деловым тоном: - Не знаю, как вас, Владимир Лаврентьевич, но меня всегда интересует не то, что уже сделано, а то, что надо сделать. Вот об этом мне и хотелось бы побеседовать с вами в любое время, которое назначите. - Вы человек занятой. Раз приехали, не будем откладывать. Здесь все заинтересованные лица: и профессор Лебедев, и Вилена Юльевна... - Вот как? - отозвался невозмутимый Виев, совсем не удивившись. - Я, как вы знаете, ставлю вопрос о пополнении вашего спящего царства. Есть добровольцы. - Да, добровольцы есть, - и академик кивнул на Вилену. Виев повернулся к ней. Вилена прямо встретила его испытующий взгляд. - Отрицательный результат - тоже результат, - повторила она слова академика. - Новый опыт необходим, и я готова помочь его провести. Вы знаете, почему мне это очень нужно. - Это мы знаем, - прервал Руденко. - Но знаем также, что о том, чтобы заглянуть в будущее и остаться в нем, можно пока мечтать. Я тоже не прочь бы. На правах медведя в берлоге. - Но ведь может оказаться хуже смерти! - напомнила Наташа. Виев обернулся к ней, все такой же невозмутимый, и, по-видимому, все понял, хотя никто ничего ему не объяснял. Вилена тоже все поняла. Она не может рассчитывать на этот путь в будущее, к ее Арсению. Тогда... И словно в озарении она вдруг поняла, как могла бы поступить: "Если в принципе скачок во времени возможен, если его совершают люди на звездолете, а в биованнах совершать пока не берутся, значит..." И она сказала: - Парадокс времени можно победить парадоксом времени! - И обратилась к Виеву, который смотрел на нее: - Иван Семенович, если не секрет, скажите: возможен ли второй звездный рейс в ближайшее время? Ведь у вас, я знаю, готовился и второй звездолет? Виев был невозмутим: - Второй звездный рейс планируется. - И когда? - В ближайшие дни будет опубликован план рейса на Этану. - Этана? Костя говорил, что это в созвездии Гончих Псов. Рела, к которой улетели наши, - в созвездии Скорпиона. Когда оба экипажа вернутся на Землю, они будут сверстниками? Я так понимаю теорию относительности? - Вы делаете успехи, - пошутил Виев и добавил: - Вернувшиеся, будут друг другу современниками, пробыв в разлуке шесть с половиной лет, поскольку до Этаны двадцать два световых года и срок рейса тоже около пяти лет. - Шесть с половиной лет? - задумчиво повторила Вилена. - Жены моряков прежде ждали мужей из кругосветного плавания семь лет! И пусть мне будет больше тридцати... - Больше. И намного, - улыбнулся Виев. - Если бы я ждала на Земле. А если бы я летела? - Вы? Летели бы? - покосился на Вилену Виев. И опять не удивился. А вот Руденко, Лебедев и Наташа - те удивились. Впоследствии Вилена много думала о своем быстром и решительном ответе. Очевидно, сказался и ее характер, и то, что, по существу, у нее оставался последний и единственный путь. - Поскольку Владимир Лаврентьевич не берется меня заморозить, мне остается лететь, - с наружным спокойствием сказала Вилена. Виев откровенно любовался ею: - Знаете ли вы, что значит лишний пассажир на звездолете? - Конечно. Тысячи тонн горючего и конструкции. - Да. По этой причине в звездные рейсы пассажиров пока не берут. Пассажиром, увы, вам не стать. - А если не пассажиром? - с задором, но без вызова спросила Вилена. - Я ждал этого вопроса. Требуются два условия. Вам пришлось бы стать иной, Вилена. Первое - это идти не на подвиг ради своей любви, а на беспримерный риск во имя цивилизации. - И смолк. - А что второе? - уже взволнованно спросила Вилена. - Второе - нужно быть столь же необходимой экипажу звездолета, как необходим был ему ваш Арсений. Он и космонавт, и звездный штурман, не говоря уже о его заслугах как ученого. - Значит, лететь могут только люди, незаменимые в полете, - с обретенным вдруг спокойствием произнесла Вилена. - Незаменимые, - подтвердил Виев. - Вот если бы вы были математиком, как ваш отец, нейтринным инженером, как француз Лейе, или астронавигатором, как Арсении Ратов, то... - Сколько времени осталось? - поинтересовался академик Руденко. - Полтора года. - Разве этого мало? - Чтобы стать полезной для рейса? - спросил Виев, рассматривая выразительное лицо Вилены, которое отражало, как спокойствие борется в ней с волнением. - Необходимой, - по-ратовски кратко сказала Вилена и крепко сжала губы. - Пожалуй, легче горы сдвинуть, - заметил молчавший до сих пор профессор Лебедев. - Значит, надо сдвинуть, - убежденно, как умел говорить Арсений, сказала Вилена. - Клин клином вышибают. Старый академик, откинувшись на спинку кресла, слушал, потом, не выдержав, сказал: - Ах, доктор, доктор Фауст! Что твой жалкий черт, возвращающий юность, по сравнению... - С женщиной, - тихо подсказала Наташа. В этот час родилась новая Вилена.  * Часть третья.. ПАМЯТЬ ПРЕДКОВ *  Ила ве ту ла ерасе, Астранес зила как селе Итала. Сияющему свету ласковому этрусков, Астарте могущественной, Всюду сущей в Италии. Из письма любителя-этрусковеда П. Н. Аркатова автору о "Русинском прочтении золотых пластинок на жертвеннике в Пирге близ Рима" (по материалам профессора М. Паллотино, Италия). Глава первая.. ПРОТЕЗ Вилена понимала, какой тяжкий труд - в баснословно короткий срок усвоить программу, которую звездолетчики проходили за много лет. Еще в пору занятий музыкой Вилена проявляла завидное упорство в труде. Но то, что она взялась сделать, по общему мнению, превосходило все возможное. Но она твердо стояла на своем. Домашние были в отчаянии от ее исступленных занятий. Мать даже слегла. Вилена дежурила у ее постели с книгой по астрономии или по физике в руках. По выражению ее лица Анна Андреевна поняла, что науки даются ей не легко. И это оказалось для матери лучшим лекарством. Поверив, что дочь не улетит, она поднялась на ноги. Мудрая бабушка советовала не вмешиваться. Все устроится само собой. Вилене мало было дня. Она вспомнила о гипнопедии (запоминании во сне) и как-то вечером принесла записанный на ленту курс лекций по физике, чтобы за ночь усвоить несколько глав. Не желая мешать Авеноль, с которой жила в одной комнате, она ушла ночевать в кабинет отца. Бабушка вызвалась посидеть с ней. И обе уснули. Анна Андреевна слышала из-за двери, как бубнил аппарат: - Термоядерные реакции в звездолете могут быть основаны на превращении четырех атомов водорода в один атом гелия. При слиянии ядер водорода будет наблюдаться дефект массы, соответствующий выделению энергии по формуле Эйнштейна: Е равно М, помноженному на С в квадрате, где Е - энергия, М - дефект массы, а С - скорость. - Пусть хоть выспится! - вздохнула Анна Андреевна. Утром Авеноль в тренировочном костюмчике распахнула дверь в отцовский кабинет. - На зарядку! Ста-но-вись! - И, вбежав в комнату, включила видеофон. На экране появилась дикторша, любимица семьи: - С добрым утром! Авеноль нажала кнопку, и шторы раздвинулись. Солнце ударило Вилене в глаза, она стала протирать их: - Что такое? Почему я на папином диване? И ты, бабушка, здесь? Тебе неудобно было сидя спать? Софья Николаевна потянулась в кресле: - Как? И я уснула? Вот не гадала! На экране появилась стройная гимнастка - казалось, будто она рядом с сестрами. Вилена уже выпрямилась, привычно развела плечи. - Ай да бабушка! - воскликнула Авеноль, заметив, что Софья Николаевна принялась, как и внучки, повторять под музыку движения гимнастки. - Девочки! Завтракать! - послышался мягкий голос матери. Уже за столом, когда Анна Андреевна разливала кофе, Юлий Сергеевич спросил: - Так что же ты помнишь из ночного урока? - Выдохлась. Не занималась ночью, - призналась Вилена, совершенно забыв о попытке учиться во сне. - Может быть, и к лучшему, - облегченно вздохнул отец. - Во всяком случае, все же проверим. Ты ничего не знаешь о дефекте массы? - Он соответствует освобождающейся энергии при термоядерной реакции, - вдруг ответила старая актриса. - Бабушка! Ты выучила! - всплеснула руками Авеноль. - Ничего я не выучила, - заворчала бабушка. - Тьфу ты пропасть!.. Сама не знаю, откуда знаю. Правда, роли когда-то на лету запоминала. - Постойте, постойте! - изумилась Вилена. - А почему я знаю? Я думала, что физику давно забыла. Формула Эйнштейна: Е равно М, помноженному на С в квадрате. - А кофе ты будешь пить "Це в квадрате"? - хмурясь, спросила Анна Андреевна. - Где Эм - дефект массы, - продолжала Вилена, - а Эс... - Скорость света, - подсказала бабушка. - Поздравляю! - поднял чашку, как бокал, Ланской. - У Вилены новый конкурент. В звездный рейс полетит Софья Николаевна!.. - Ой как здорово, - хохоча, воскликнула Авеноль. - Почему у нас в школе так старомодно? Даже не позволяют спать на уроках! - Все это значительно серьезнее, - сказал Юлий Сергеевич. - Во всяком случае, Вилена, после завтрака я с тобой займусь. И Юлий Сергеевич проверил свою дочь. Ему стоило большого труда сдержать себя и говорить мягко: - Видишь ли, Вилена. Гипнопедия - метод, конечно, известный еще с двадцатого века. В сочетании с дневными занятиями он помогает изучению иностранных языков, способствуя запоминанию многих новых слов. Но твоя задача значительно сложнее. Мало запомнить, как невольно получилось с бабушкой, надо понять, скажем вот, теорию относительности Эйнштейна. - Я старалась еще в школе. Но такая теория противоречит здравому рассудку. Почему скорости, складываясь, все же не могут быть выше предела? Я еще девчонкой бунтовала. Может быть, я просто неспособная? - Дело не в способностях, а в сроке. Но Вилена и слышать не хотела, что срок мал. Отец скрепя сердце стал руководить ее занятиями, утешая жену, что выполнить замысел Вилене все равно не удастся и никуда она не улетит. Для Вилены не существовало ничего на свете, кроме ее книг. Напрасно Авеноль уговаривала ее зимой пройтись на лыжах, тщетно заманивала ее уже летом поплавать с аквалангом. Время шло. Надежд у Вилены оставалось все меньше, спокойнее становились ее родные. Каждое утро контейнер электромагнитной почты доставлял Вилене букет красных гвоздик. Несколько раз с помощью видео появлялся Шилов. Но Авеноль сумела разузнать, что цветы не от него. Он не любит красный цвет, он его раздражает. Вилена отказывалась от любых развлечений, которые предлагал ей Шилов. Анна Андреевна хваталась за голову. Авеноль была довольна. Она объявила сестре: - Ты хочешь улететь к звездам? А я стану русалкой. Пожалуйста, не улыбайся. Я нашла себя. И поняла, в чем будущее человечества. На Земле рождается столько детей! А семьдесят процентов земной поверхности заняты океанами. Надо сделать водную среду обитаемой для человека. Буду сидеть под водой и месяц, и два, и делать все самое невозможное, пока не докажу вместе с друзьями, что можно целым народам жить в океане! Но Вилена могла думать только о подготовке к звездному рейсу. Она уже давно не относилась к нему как к средству догнать Арсения во времени. Чтобы стать достойной звездного подвига, оказывается требовалось совершить подвиг земной. И не для себя, а для всего человечества. В осенний хмурый день к Вилене пришел посетитель. Бабушка осторожно вошла в ее комнату и многозначительно сказала: - К тебе, Вилена. Один молодой человек. Волосы до плеч, как у принца. И давно ждет. Просил не беспокоить тебя, если ты занимаешься. Только я сказала, что ты всегда занимаешься. Ты уж обойдись с ним... по-хорошему. Вилена вышла из своей комнаты. Несмотря на усердные занятия, она выглядела такой же подтянутой, строгой. Ваня Болев смущенно вскочил под ее пристальным взглядом. В руке у него был небольшой чемоданчик. - Здравствуйте, Ваня! - Простите меня... я помешал занятиям. - Разве можно помешать? Мне мешает собственная голова, - усмехнулась Вилена. - Собственная голова? - почему-то обрадовался Болев. Вилена удивленно посмотрела на него. - Простите, - сухо сказала она. - Надо сегодня еще так много сделать. Готовлюсь к экзаменам, - и Вилена опять усмехнулась. - Так я потому и пришел! - оживился Ваня. - По поводу моих занятий? - удивилась Вилена. - Что тут можно придумать! Мало запоминать, - надо понимать. Не годится голова. - Вот, вот! - снова обрадовался Болев. - Потому я и пришел. Они сели. - Я все время узнавал, как у вас идут дела. - Вы узнавали? У кого? - Я и Костя. Помните его? Мы поочередно звонили вашему папе. - Он ничего мне не говорил. - Мы просили его об этом. Мы следили за вашими успехами. И пришли к выводу. Запомнить в такой срок все, что требуется, вам невозможно. Я просчитал это на электронной машине. Астрономические цифры. Превосходит человеческие возможности. - Ну вот! Благодарю вас за помощь и ободрение, - с горькой иронией сказала Вилена. - Зачем эти слова, пустые и лживые? - Поверьте, сейчас меня никакие слова не интересуют... - Нет, это вас заинтересует, если... Вилена устало повернулась к Болеву: - Что если? - Если вы на все готовы. - Разве меня надо еще спрашивать? - Я потому и пришел к вам, - быстро заговорил Болев. - Вы можете меня выгнать. Можете объявить маньяком, но я вижу для вас один только выход. - Все-таки выход? - Да, вы сможете сдать экзамен на нейтринного физика, если... - Я и так перегрузила свой мозг... до отказа. - Я кое-что придумал и снова покушаюсь на ваш мозг. - Хорошо, что на мозг, - усмехнулась Вилена. Ваня Болев смутился, потупил глаза: - Я уже давно... понял. - Так что же мой мозг? Не выдержит, взорвется? - Только магнитная память электронной машины способна вместить все необходимые знания. - И что же? Мне теперь стать электронной машиной? - Я это и предлагаю, - обрадовался Ваня. Вилена встала прямая, упругая. Пронизывающе посмотрела на него. Ваня тоже вскочил: - Я работаю над проблемой машинной памяти. Можно использовать портативную кибернетическую машину, которая запомнит уйму необходимых знаний. - Машина, но не я!.. - Машину сделать частью вашего мозга. - Заменить мой мозг электроникой? - гневно спросила Вилена и опять пристально посмотрела на Болева. - Нет. Что вы!.. Только ввести в ваш мозг электроды, платино-иридиевые электроды... какую-нибудь сотню... Животным ведь вводят. - Животным? Ваня торопливо объяснял: - Портативная машина памяти всегда будет с вами. Ею станут управлять биотоки вашего мозга. Заключенные в ней знания непосредственно передаются ему... - Болев! - властно перебила Вилена.. - Я воспользовался готовым комплексом памяти и только насытил его. Вот в этом чемоданчике или сумочке, называйте как хотите, заключены все нужные вам для экзамена познания. Считайте это электронной шпаргалкой или справочником... Только пользуйтесь! - и Ваня протянул Вилене небольшую кожаную сумку, которую она приняла за чемоданчик. Вилена взяла ее и приложила к уху: - Как же мне узнать, что здесь таится? - Согласиться. Я не знаю, как это делается. Вероятно, придется остричь волосы. Ну, и побрить голову... Я не нейрохирург. - Вы с ума сошли! - Вот этого я больше всего и боялся, - упавшим голосом сказал Болев. - Я, признаться, попробовал написать стихи про древнего царя Птолемея. Он, уходя на воину, оставил безутешную жену Веронику. Нет, не бойтесь, я не стану вам читать свои вирши, просто расскажу. Она поклялась богам принести им в жертву свою красоту, свои волосы, если муж вернется... - Милый, милый Ваня! В своих стихах вы уже предлагали мне стать Спящей Красавицей, дождаться принца в ледяном гробу. Теперь вы хотите... - Когда вернувшегося царя встретила жена... он был безутешен! Но звездочет Канон показал ему в небе пряди рассыпанных звездочек. Они походили на Волосы Вероники. - Вы, должно быть, все-таки станете поэтом. Не думайте, милый Ваня, что я испугалась. Рискуя жизнью, о волосах не плачут. Нет, я отказываюсь от вашей чудесной электронной шпаргалки совсем не поэтому. - Отказываетесь? - не веря ушам спросил Болев. - Подумайте, что вы мне предлагаете? Протез мозга? Разве я захотела бы заменить свои ноги самыми красивыми колесами? Ваня смущенно посмотрел вниз и покачал головой. - Почему же я должна перестать быть человеком в самом главном? Почему должна пойти на симбиоз женщины с машиной, дополнить свою голову протезом? Нет, Ваня, я хочу выиграть сражение, оставшись человеком, показать, на что способна, если иду на все... - Как жаль... Я думал... войдя в звездолет и вспомнив о Волосах Вероники, вы этим включили бы одну электронную ячейку... - Милый Ваня. Я и так обязательно, когда войду в звездолет, вспомню Волосы Вероники, а главное, вас. Я ведь давно все поняла... без всякой электроники, и я не знаю, как благодарить вас за подарок, который не смогу принять. - Простите меня... Я не знал, что вы такая. Я - глупец. Я... я искал... Я искал до скончания дней В запыленных, зачитанных книгах Сокровенную сказку о ней... - Я тоже искала сказку, - сказала Вилена и чуть виновато, но твердо посмотрела на него своими зеленоватыми глазами. - Но видите, нашла совсем не сказку. - И она отдала ему чемоданчик. Глава вторая.. ПАМЯТЬ ПРЕДКОВ - У нас в Нидерландах в старые времена говорили: "Бог создал мир, а Голландию - голландцы". Вилена пристально посмотрела на своего спутника, потом вокруг. Великолепное шоссе напоминало родную страну. Но здесь оно тянулось вдоль прямолинейного канала, рядом мелькали мачты монорельсовой дороги. Шоссе проходило ниже уровня воды в канале. Поэтому суда на подводных крыльях, казалось, мчались навстречу и готовы были перелететь через шоссе с цветником, отделявшим воду от дороги. У инженера тен-Кате, встретившего Вилену на аэродроме, машина была на воздушной подушке. В облике инженера было какое-то несоответствие, в котором Вилене хотелось разобраться. Был он еще молод, хотя и лысел, ростом невысок, рано пополневший, сидел сут