а этой должности человека, а не колесико! После этого эконом отослал Шаваша на кухню. Сам же эконом выскочил из главного дома и побежал по тропинке, похожей на ручеек из золотого песка, туда, где в глубине сада тек Оранжевый источник, каждый глоток воды из которого, согласно одной старинной книге о достопримечательностях столицы, снимал по греху. Дия так запыхался, что стал на колени и начал пить из источника. Посторонний наблюдатель сказал бы, заметив, как жадно пьет Дия, что у этого человека на душе множество грехов. Но Дия был человек образованный, то есть почитал предрассудком существования не только источника, который снимает грех, но и самого греха. Он пил из источника только потому, что у него пересохло во рту. Итак, Дия напился, а потом сел на скамейку у ручья, и стал глядеть на сад. Перед господином Дией на ветке сидела птичка, с рубиновыми глазами и шелковыми перышками. Дия снял птичку с ветки и стал рассеянно подкидывать ее в руке. Птичка не сопротивлялась, потому что была собрана из зубчатых колесиков и обрезков шелка, - это он, Дия, ее и собрал, как и часы в зале. Дия был страшно рассержен словами мальчишки и позавчерашним указом Нарая, перечислявшим три вида лентяев: торговцев, изобретателей машин, и ярмарочных кривляк. "Даже маленькие рабы понимают то, что не понимает господин Нарай, - думал Дия, - Великий Вей! Завтра же напишу письмо в Осую! Надобно выпороть этого мальчишку и любой ценой выбираться из этой страны." Домоправитель Андарза, Дия, был человек низенький и жирный, как сурок. У него были нежная, цвета вяленой дыни, кожа, грустные большие глаза, формой напоминающие рыбу тунца, и нос пуговкой. Домоправитель Дия все время задирал эти глаза к небу, молился и вздыхал. Как и у всех жадных до прибыли людей, молитвы его отличались большим святотатством. Десять лет тому назад господин Дия был чиновником строительного ведомства, подавал блестящие надежды, привлекал к себе благосклонные взоры. Государыня Касия, изумившись его таланту, поставила его во главе строительства подземных ходов в Небесном Дворце. Выше него были только Андарз и сама государыня. В это время его звали не Дия, а Амасса, и он пел перед рабочими и махал руками, и он никогда не бил людей, если они не были в чем-то виноваты, и ни один виноватый не умер под его плеткой. За неделю до окончания всех работ господин Андарз позвал к себе молодого чиновника и показал ему распоряжение государыни. Государыня Касия, для соблюдения безопасности и тайны, приказывала убить всех строителей, и господин Амасса был особо отмечен, за ненадежную веселость и за страсть к выдумке и машине. Молодой чиновник заплакал, закрываясь рукавом. - В этом деле не будет строгой отчетности, - промолвил господин Андарз. - Почему бы нам не представить какой-нибудь другой труп, вместо вашего. А вы бы пережили несколько лет у меня. Так Амасса стал не Амассой, а Дией. Дия, конечно, не мог быть чиновником. Поначалу он укрывался в одном из дальних поместий Андарза. Он плакал, как подбитый гусь, и дни проводил над чертежами, а ночами наблюдал звезды. Он ни разу не осмелился выйти из флигеля днем, и три года он ничего не видел, кроме звезд. Он плакал так часто, что ему все время приходилось перерисовывать чертежи. Зато ему не нужно было солить суп. Однажды ночью он наблюдал во флигеле звезды и по расположению их увидел, что государыня Касия умерла. "Какое несчастье! - подумал Дия, - государыня была великой императрицей! Птицы не смели нести яйца без ее указа, венчики цветов склонялись перед ее наставлениями! А сын ее, государь Варназд? Говорят, он ни разу не дочитал до конца указов, на которых стоит его подпись! Что будет с империей?" И Дия горько заплакал. После смерти государыни Касии Дия стал выходить из флигеля при дневном свете, и постепенно все дела, касающиеся вассальных фабрик и заводов, сосредоточились в его руках. Он распоряжался всеми купцами, прибегавшими к покровительству Андарза, управляющими инисских рудников, ткацких фабрик в Чахаре и баданских поместий, - а поместий у Андарза было много, одного только меду Андарз продавал в год на полтора миллиона. Пока Дия сидел во флигеле, душа его умерла, и он стал глядеть на мир глазами прибыли. Стоило ему посмотреть на пустой кусок земли, и он тотчас прикидывал, сколько на нем вырастает кунжута. Стоило ему посмотреть на покосившийся амбар, и от приходил в такое волнение, как будто этот амбар перекосился у него в сердце. Стоило ему посмотреть на водопад, и он думал, как бы приделать к водопаду столярный станок. Дай ему волю, он бы все в природе разодрал и сшил по-правильному, а может, и не сшил бы - не успел. Он всегда жалел, что, когда боги кроили мир, Дии не был у них в советчиках. Дия также убедил Андарза отдать ему кусок земли, пожалованный государем под сады и пастбища, и возвел там кирпичный сарай со станками, за которые посадил сначала десять, а потом сто рабов. Теперь Дия жил и ночевал в этом поместье, там же принимал вассальных купцов и заключал договоры. Каждый раз, когда Андарз узнавал, что Дия опять его обокрал, Дия подносил ему какую-нибудь игрушку, механическую птичку или часы, и поэтому дом Андарза был полон этих диковинок. Эконом был человек нервный и издерганный, со времени его трехлетнего дрожания во флигеле у него появилась странная привычка: он имел обыкновение собирать и выхаживать в своей комнате маленьких птичек, а выходив, напускал на них дневную сову. Эконом вошел с одним из вассальных купцов Андарза, - множество человек отдавали Андарзу свои земли в обмен на покровительство. Едва эконом ушел, Шаваш встряхнулся, повел носом, сунул подмышку хомячка Дуню, и вышел в коридор. Где-то за окнами звенели голоса слуг, и по ту сторону гостиной били молотки. Шаваш пошел на звук молотков и вскоре пришел к красивой комнате с разобранным полом: под полом начинался этакий кирпичный лабиринт, уходивший под соседние стены. Двое рабов в набрюшных юбочках, синей и желтой, ломали остатки пола. - Мир вам, - сказал, - спросил Шаваш. - Ай-ай-ай! - закричал раб в синей юбочке и уронил молоток себе на ногу. В этот миг часы в обеденном зале очнулись и стали бить час Росы. Раб в желтой юбочке оглядел Шаваша, пнул своего напарника в бок и сказал: - Ты что, сдурел? Разве привидения появляются в час Росы? Привидения ходят только в полночь и в полдень. Это какой-нибудь новый раб. Шаваш подтвердил, что он, точно, новый раб, и поинтересовался, что это за строение под полом: неужели господин Андарз разводит морских свинок? Желтая юбочка сказал, что это отопление. В холодные месяцы в доме топят печь и пускают в лабиринт теплый воздух. А в теплые месяцы слуги наловчились разводить в этих кирпичах морских свинок и торговать ими на базаре. Андарз дознался об этом и закапризничал, уверяя, что морские свинки шуршат и мешают ему сочинять стихи. Тогда эконом Дия предложил обогревать дом теплой водой в трубах, а отопление под полом засыпать щебнем и песком. - А я так скажу, - промолвил раб в синей юбке, - что ни черта этот щебень не поможет, потому что в этом доме под полом шуршат вовсе не морские свинки. - Это точно, - сказал желтый, - не думаю, что этот щебень будет сильно мешать тем, кто ночью тут шуршит под полом. И пощупал Шаваша, чтобы убедиться, что Шаваш все-таки не привидение. Дом господина Андарза был выстроен в два этажа, если не считать высокой башни в саду, соединенной с домом крытой дорогой. От трех главных ворот начиналась галерея, поддерживаемая тонкими столбами, покрытыми лаком, яшмой и черепаховыми щитками, за галереей шли приемные залы и жилые комнаты. В глубине резиденции располагались женские покои. В левом крыле, тянувшемся вдоль дворика, облицованного мрамором и агатом-моховиком, было солнечно и тихо: тут был кабинет господина Андарза и его доверенных лиц. Надо сказать, что дом господина Андарза был очень богатый дом, и в то время в богатых домах было не принято закрывать кабинеты секретарей и прочих "малых господ" на ключ. Вместо этого по ним прокатывали восковую печать. И вот, когда Шаваш заглянул в коридор, он увидел, как из дальнего кабинета, вышел, озираясь, изящный тридцатилетний человек, запечатал дверь кабинета печатью, похожей на огурец, и воровато утек во внутренний дворик. Заинтересованный Шаваш подошел к двери, изукрашенной золотой и серебряной канителью, и такой красивой, что если бы для небес понадобилась дверь, то, наверное, приспособили бы эту. "Наверное, кабинет Андарза" - подумал Шаваш: а господин Андарз был во дворце. Шаваш толкнул дверь: печать разорвалась, мальчик вошел внутрь. Внутри никого не было. Кабинет был весь затянут зеленым шелком с рисунками, изображавшими победы Андарза, и уставлен книжными шкафами. Толстые переплеты книг сверкали мертвыми зрачками драгоценных камней, и книги взбирались друг на дружку так высоко, что по ним можно было добраться до пухлого солнца, нарисованного на потолке кабинета. Посередине кабинета стоял стол с малахитовыми уголками, и вокруг него, - три или четыре шелковых стула. Чуть поодаль стола, на возвышении, стояло кресло. Шаваш понял свою ошибку. "Это кабинет не Андарза, а одного из секретарей, - подумал он. В кабинете Андарза кресло, предназначенное для господина, стояло бы за столом". Шаваш влез на стол и снял одну из книг с рубиновыми глазами. Это была "Книга тысячи превращений", трактат по черной магии. Шаваш сунул книгу на место, спрыгнул с кресла и подошел к ларю с тяжелой нефритовой крышкой. Миг - и Шаваш выудил из рукава инструмент, из числа тех, что не перечислены в государственном перечне для цехов. Шаваш вставил отмычку в дырочку на сундуке, пошевелил ей и с трудом поднял крышку. В сундуке лежала пачка отчетов на бумаге с красным ухом, брусок серебра и секира на длинной-длинной ручке. Под секирой стояли две банки из стекла, и каждая банка была закрыта крышкой с дырочками. В углублении на донышке была вода. В одной банке были серые мыши, а в другой - белые. Корма в банках не было. Из белых мышей одна уже подохла: серые бегали довольно шустро. Шаваш осторожно просунул в ящик палец и провел им по синеватому краю секиры, похожему на полумесяц. Щеки у секиры были выложены серебром, и с другой стороны рукоятки имелся стальной зубец, формой напоминающий ласточкин клюв. В конце клюва застыла недавняя кровь, и к лезвию секиры прилип кусочек птичьего пера. Рукоять секиры была покрыта серебром и напоминала клубок сверкающих змей, свернувшихся вокруг пустого пространства для рук. Шаваш никогда раньше не видел такой вещи. Шаваш так засмотрелся на секиру, что едва не пропустил легкие шаги в конце коридора. Шаваш мигом захлопнул крышку ларя и выскользнул наружу. В тот самый миг, когда человек завернул за угол коридора и увидел мальчишку у закрытой двери кабинета, Шаваш сложил перед дверью молитвенно руки, - и распахнул ее. Человек ахнул, прыгнул и схватил негодника за шкирку. - Ты кто такой, - сказал он, - и что ты здесь делаешь? Шаваш пискнул, поджал ножки и стал болтаться в огромной руке, как червяк на удочке. Человек отпустил его. Шаваш встряхнулся, обиженно помотал головой и указал на свою корзинку. - Меня сегодня купили, - объяснил Шаваш. - И я пошел поблагодарить хозяина, потому что у нас в деревне всегда учили приносить благодарность. Но я вижу, что я глуп и сделал что-то не то. - Хозяина? - усмехнулся человек, - это мой кабинет. Я второй секретарь господина Андарза, Теннак. Огромный - что твоя телега - Теннак говорил медленно, чуть растягивая гласные, и лицо его было все время совершенно неподвижным. Эти два признака мгновенно дали понять Шавашу, что он имеет дело не с коренным вейцем, а с варваром, аломом или ласом. Чиновники ничего не имели против варваров, коль скоро те получали образование и должность, но вот в Нижнем Городе таких людей считали ниже себя, - потому что даже если ты из Нижнего Города, - надо же тебе кого-то считать ниже себя. "Ага" - вспомнил Шаваш секиру в ларе. А огромный варвар показал на печать на двери и сказал: - Ты зачем разорвал печать? Никто, кроме хозяина, не должен первым входить в кабинет, потому что тогда духи, живущие в документах и отчетах, набросятся на вошедшего и убьют. Шаваш перепугался и спросил: - Неужели в отчетах живут такие гадкие духи? - Гадкие духи, - пояснил Теннак, живут только в несправедливых отчетах. В справедливых отчетах живут хорошие духи. Шаваш подумал и сказал: - А зачем тогда вы пишете несправедливые отчеты? - А вот когда ты станешь чиновником, - сказал секретарь, - иди и попробуй писать справедливые отчеты. С этими словами варвар собрал Шаваша в ладонь и легонько пихнул его в сторону, так, что мальчишка, пискнув, пролетел по коридору, ударился о тростниковую стенку, обернулся, поклонился - и со всех ног бросился прочь. В час Овцы господин Андарз появился в зале. За стол село шесть человек. Господин Андарз, в длинном синем одеянии, перехваченном тисненым поясом с серебряной застежкой, сидел во главе стола. Господин Нан, вчерашний чиновник из десятой управы, сидел на резном сиденье для гостей по правую руку хозяина. По левую руку Андарза сидел его сын: высокий юноша лет шестнадцати, с тонкой шеей и длинными тяжелыми волосами. Лицом он совсем не походил на лицо Андарза, но в манере приподымать уголки бровей, и поглаживать во время разговора подбородок он удивительно напоминал отца. Трое главных слуг в доме господина Андарза были настолько разные, насколько это можно себе представить. Личный его секретарь Теннак, был, как Шаваш уже успел удостовериться, родом варвар. Это был человек огромный, как медведь. Пальцы левой его руки были сведены и покалечены, и оттого она особенно напоминала крабью клешню. Он был столь силен, что однажды, на спор, выдернул в саду из земли старое персиковое дерево. Как и множество очень сильных людей, он был человек добродушный. У господина эконома, Дии было маленькое усталое личико и необъятный живот. К еде он питал необъяснимую страсть: что ни попадется ему на глаза, то он и тащил в рот, спокойно мимо куска пройти не мог. Оттого, что он был так толст, он казался довольно старым: на самом деле ему было немногим более тридцати, - зато он бы и через двадцать лет выглядел точно также. Грустную историю его мы уже рассказали. Самим домом занимался личный секретарь господина Андарза, холеный, красивый чиновник лет тридцати пяти с маленьким и совершенно бесстрастным лицом. Как и все люди с маленькими лицами, он казался еще моложе. На нем был щегольской синий кафтан с изображениями фениксов, резвящихся в садах. Брови у него были тщательно выщипаны, и кончики пальцев выкрашены хной. Звали его господин Иммани, и Шаваш мигом узнал в нем того человека, который утром лазил в чужой кабинет. Иммани скользнул взглядом по Шавашу, как по новой детали обстановки, и что-то проговорил сыну Андарза. Юноша вспыхнул и стал перебирать пальцами по кафтану, словно хотел вытащить оттуда блоху, - но возразить побоялся. Андарз улыбнулся, завидев мальчишку. - А, - сказал он, - ты здесь, маленький лисенок? - и, обращаясь к Нану: - Представляете, хотел вчера украсть утку для своей сестры, забрался в сад, да так и заснул в гроте. Забавный, впрочем, мальчишка. Карие глаза молодого гостя задумчиво сощурились, и он внимательно оглядел Шаваша. - Ленивый мальчишка, сказал эконом, дерзок, и не знает приличий. Его поставили возглашать время, а он тут же полез трогать механизм. Если всякий болван будет трогать механизм, то фигурки вообще перестанут двигаться! - А, голубчик, - сказал Андарз, - куда же тебя за такую провинность деть? В ткачи отправить? Шаваш надулся. Он слыхал о мастерских в усадьбах, где рабы ткали и красили: ноги у них были кривые, глаза красные, и спали они, говорят, по три часа в день. - Конечно, - сказал эконом Дия, - у меня как раз нехватка в чесальщиках. Андарз задумчиво глядел на мальчишку. - Как нехватка, - сказал первый секретарь Иммани, - неделю назад было сорок человек. - А он их кормит одними оплеухами. Потом из косточек варит клей и продает его в Осуе, для большей прибыли, - сказал секретарь Теннак. - Глупый варвар, - возмутился эконом, - что ты понимаешь в хозяйстве и прибыли? - А то и понимаю, - ответил Теннак, что однажды твои рабочие защиплют тебя до смерти. Не в деньгах счастье, правда, господин Нан? - Правда, - сказал молодой чиновник, - деньги - это еще не все. Тот, у кого семь миллионов, вполне может быть несчастней того, у кого пять миллионов. Андарз засмеялся. За обедом господин Нан был душою общества, рассказал историю о чиновнике, который поймал беса, резвившегося среди отчетов, и о том, как духи-щекотунчики сняли под свадьбу дворцовый павильон Танцующих Лебедей, после чего в павильоне постоянно принимались неправильные решения: и так забавно изображал духа-щекотунчика, что даже застенчивый Астак раскраснелся от смеха. - Да, кстати, - спохватился Андарз, - я слыхал, - позавчера господин Нарай разбранил вас за какой-то проект? Чем ваш проект вы не понравился Нараю? - Не знаю, - сказал Нан, - имею, однако, при себе копии... И потянулся к папке. - Вы с ума сошли, - сказал Андарз, - что я вам, Нарай, чтобы читать проекты? Хватит того, что иногда их надо подписывать. Молодой сын Андарза, Астак перестал смеяться, и глаза его сделались, как у больной малиновки. Уже подали дыню и фрукты, когда речь зашла об убитом чиновнике. Господин Андарз всплеснул рукавами и приказал своему секретарю Иммани отправиться в заречье, на улицу Белой Сирени, где жила вдова убитого чиновника. - Возьми-как у нее все бумаги мужа, - сказал Андарз, - и скажи, что я оплачу все расходы на похороны. Из-за неожиданной смерти дом и имущество могут быть востребованы казной. Пусть она пока переселится в какую-нибудь из моих усадьб, а я похлопочу об имуществе. - "Ага! - подумал Шаваш, - а если она не отдаст бумаги, то останется без дома и без имущества". Изящный секретарь потер рукою рот и сказал: - Улица Белой Сирени, - где это? Все недоуменно переглянулись. - Я знаю, где эта улица, - вмешался Шаваш от своих часов. Андарз повернулся. - Знаешь? Так иди с Иммани. И пусть они пока идут на улицу Белой Сирени, а мы немного расскажем о господине Андарзе. Императорский наставник Андарз был человек тонкий и нервный, от беззаботности легко переходил к величайшей грусти. Бывало: заплачет ночью в кабинете, кричит секретарю седлать коней, ехать в монастырь, - вот кони уже готовы, Андарз, посыпав голову пеплом, летит по улице: а на улице трактир. Андарз соскочит с коня и бежит в трактир, глядь, - а он уже хохочет вместе со всеми. Человек он был учености необычайной, но несколько странной. То вдруг примется изъяснять самую хитрую математику, то вдруг окажется, что он не знает семи причин падения последней династии, каковые причины, к слову сказать, под его же именем и были опубликованы: какой-то бедный чиновник умолил его одолжить труду свое имя. Андарз слегка увлекался черной магией, был отличный полководец и тонкий поэт. Пять лет назад, подавляя восстание в Чахаре, утопил провинцию в крови. Возвращаясь в столицу по топким осенним дорогам, он написал цикл лучших своих лирических стихотворений о временах года. Господин Андарз был младшим сыном наместника Аракки. Юноша ни в чем не знал отказа, проводил дни на охоте и в отцовской библиотеке, был избалован и своенравен. Охотился он посереди развалин огромного города, в котором было легко подавлять бунты, так как жители разных кварталов жили слишком далеко друг на друга. Сплетничали, что он охотился не только на зверей, но и на людей и бесов. Однажды во время народного праздника монахи били в колотушки перед городским богом, чтобы привлечь внимание бога к молитвам и еде. У Андарза болела голова, юноша послал сказать им, чтобы они замолчали. Монахи воспротивились, и тогда Андарз сжег городского бога и колотушки, и пригрозил сжечь монахов. Народ был возмущен. Юноша плакал во время грозы и очень любил павлинов и голубей. Он упросил отца ввести специальный налог для содержания павлинов. Эти птицы ходили по всему городу, и если на человека доносили, что он обидел павлина, ему приходилось тошно. Дело в том, что Андарз собрал компанию сверстников, и они ездили по городу, привязав к поясу плетку, а к хвосту лошади - дохлую кошку, входили к людям, провинившимся против павлинов, и плеткой заставляли их съесть дохлую кошку. Кроме этого, они делали все, что хотели. Когда Андарзу было семнадцать, в город приехал инспектор из столицы и нашел, к своему изумлению, что должность наместника в Аракке переходит от отца к сыну вот уже третье поколение. С инспектором было пять тысяч солдат, и его наблюдению было трудно воспротивится. Население города разгромило старинную библиотеку и съело проклятых павлинов. Отец Андарза был арестован и в клетке увезен в столицу. Припомнили ему все - и павлиний налог, и истребленного бога, и... черт знает что припомнили. Инспектор понаписал в обвинении, что наместник кормил павлинов человечьим мясом, хотел отделиться от империи и был привержен чернокнижию. Словом, не было такой глупости, которую народ не выдумал - а инспектор не написал. Шестнадцатилетний Андарз со своей раскрашенной шайкой бежал в горы, и там друзья его бросили. Тогда Андарз отправился вслед за арестованным отцом в столицу. В столице он увидел, что дело его отца пропало. Император Меенун был очень сердит на тех чиновников, которые присваивали свои должности и передавали их по наследству, и, когда мог добраться до одного из них без кровопролития, радовался. У Андарза не было денег, а если бы были, судьи побоялись бы их брать. Родственники его в столице сказали, что они из другой семьи. Тогда Андарз сел и написал стихи, в которых умолял императора о милосердии: "Я плачу не о судьбе отца, а о том, что он заслужил ее. Справедливость требует казни, будь же несправедлив!" Стихи понравились государю и народу, который стал распевать их на всех перекрестках: общественное мнение вдруг переменилось, все сострадали наместнику, попавшему из дворцовых палат в яму с водой. Император помиловал отца Андарза. Отец умер через три месяца от стыда и перенесенных в тюрьме пыток. Андарз стал любимцем императора, получил несколько должностей на прокорм. Продолжал, однако, выкидывать такие штуки, что даже щитки на колоннах краснели, когда об этих проделках шептались раздосадованные чиновники. Однажды император все-таки выслал его из столицы - но воротился с полдороги. Другой раз накричал при всех на аудиенции. Андарз - ему было уже двадцать два, - отвечал, что повзрослел. "Конечно, повзрослели, - воскликнул в раздражении император, - три года назад вы разрушали семьи, уводя мужей от жен, а теперь вы уводите жен от мужей". Молодой Андарз стал влиятельным человеком: в его садах гуляли важные павлины, торговцы искали его покровительства, чиновники - знакомства, и множество карьер было разбито вдребезги его стихами, которые обожала столичная чернь. Император умирал, и партия государыни Касии и партия наследника Харсомы обхаживали Андарза. Андарз был во всем согласен с партией Харсомы, пока Харсому не зарезали. После этого он написал государыне Касии поздравительную оду. Государыня хотела было арестовать его, но передумала и послала с войсками против одного из малых бунтовщиков, бывшего близким другом Андарза. Государыня надеялась, что Андарз либо перейдет на сторону друга и его по этому поводу можно будет казнить, либо по избалованности погубит армию, и его можно будет арестовать по обвинению в предательстве. Была уже зима: все дороги занесло снегом. Андарз вооружил солдат лопатами, и они в два дня после страшной метели разгребли путь до города, в котором из-за этой метели даже не выставили часовых. Чиновника, друга Андарза, привели к нему с веревкой на шее, и Андарз приказал зацепить эту веревку за самый высокий зубец городской стены. Вскоре провинцию Аракку захватили варвары. По этому случаю государыня Касия казнила того чиновника, который арестовал отца Андарза, и послала Андарза с войсками в Аракку. Но, опасаясь, что Андарз употребит это войско для войны с правительством, а не с варварами, она дала ему всего пять тысяч человек. В Аракке в это время княжили три брата. Прошло немного времени, - и средний брат узнал, что на землю его вторгся молодой чиновник, сластолюбец и развратник, и что он везет с собой триста пар шелковых штанов, без которых не может путешествовать, и вино из императорских кладовых. Варвар, не желая делиться такой добычей, побежал к Андарзу и напал на него у самой границы. Полководец и его солдаты разлетелись, как вспугнутые грачи, а невиданная добыча и вино досталась ласам. Варвары вошли в лагерь и стали делить шелка и вино, в которое был подмешан сонный порошок, и в один день упились страшно. Ночью Андарз вернулся и перебил всех варваров. Король ласов как раз справлял десятидневный праздник, когда узнал о поражении брата. Праздник бросили, а воинов, сошедшихся со всех сторон, король повел на Андарза. Андарз отступил за реку Даини и предусмотрительно оставил варварам мост: те устремились через реку по тесному мосту, и Андарз напал на них раньше, чем они смогли построиться в боевые порядки, разбил половину и утопил в реке остальных. Незадолго перед этим, когда между варварами и Андарзом была еще река, приключилась такая история: Андарз выпивал в палатке вместе с союзным варваром Хиллой, и военачальники расхвастались друг перед другом свой храбростью. Слово за слово - дошло до дела, и оба они выбрались из лагеря, переплыли реку и взобрались на горку, где в старом складе ночевал отряд ласов. Вот они вдвоем перерезали спящих, - а некоторые бежали и подняли в лагере суматоху. Ласы окружили горку и пошли на приступ, и Андарз с братом спаслись только тем, что склад был набит бочками с вином и маслом, - эти-то бочки оба храбреца покатили с горки на варваров, и спаслись среди переполоха. После этого младший брат короля ласов, который как раз собрал армию, чтобы напасть на старшего брата, оборотился и повел ее против Андарза: но так получилось, что Андарз не стал дожидаться варваров по ту сторону реки, а перешел старую границу провинции, укрыл свое войско на горе и напал на них, когда они проходили под горой в полной уверенности, что до Андарза - еще пять дневных переходов. В честь этого события государыня Касия выбила серебряную монету, изображавшую Андарза, попирающего ногой шею короля ласов, так как именно это случилось с королем, пойманным в кустах после битвы. Вскорости Андарз осадил приморский город Ханну: он хотел сделать его своей столицей, а осуйские купцы просили помочь им справиться с конкурентами. Жители, будучи мирными людьми, наняли для защиты города варваров. Варвары же, увидев, что припасов в городе мало, и не желая сдавать город, собрали нанявших их граждан и выставили их за ворота. Андарз тоже не пустил горожан через свои ряды, и велел идти обратно. Варвары тоже не пустили их внутрь, и так они жили между стенами и лагерем два месяца, пока не сдохли. Только в государев день Андарз приказал выдать каждому по сушеной рыбке. Андарз ничего не мог поделать для этих людей, так как ему нужно было сделать из Ханны пример для других городов. Но это еще что, подумаешь, уморить негодяев голодом, это и любой другой военачальник может сделать, если у него много войска и много времени. А чума, поразившее варварское войско? А поединок с покойником-королем ласов, поединок, когда призрачный король покойника уронил подкову, с помощью которой Андарз потом вызывал духов? А когда от Андарза сбежал мятежный командир, и Андарз, не имея возможности добраться до его шеи, сжег на площади в присутствии всего войска чучело командира, и тот на следующий день заболел и умер? В этой войне Андарз познакомился с банкирами Осуи: осуйские купцы скупали у него пленников и добычу и ссужали его деньгами, требовавшимися для платы наемникам, потому что государство Андарзу не платило. Андарз выписал из столицы своих двух младших братьев, Савара и Хамавна, и поручил им замирение края. После этого Андарз, влекомый любопытством, а может быть, желанием основать царство, перешел границу и через шесть месяцев дошел до Желтого Моря: в его триумфальном шествии в столице участвовали народы, которые раньше были неизвестны в империи даже по имени. Государыня, однако, рассердилась: "Кто-де защищает империю у Желтого Моря?" - и отозвала Андарза в столицу. Из этого похода Андарз привез так много золота, что оно подешевело на четверть по сравнению с бумажными деньгами. В этот год он заплатил все налоги столичных цехов, устроил на свои средства три больницы, и он объявил, что, если крестьянин из его имения придет жаловаться на управляющего, он получит хлеб и деньги на все время его пребывания в городе, но будет бит соленым кнутом, если жалоба не подтвердится. В это время государю Инану исполнилось восемнадцать лет, и мы уже рассказывали, какая неприятная история случилась с ним после того, как его превратили в барсука. Первый министр Руш хотел, чтобы новым государем стал его трехлетний сын от государыни Касии, но государыня изволила ударить его по щечке и велела читать обвинительно заключение своему младшему сыну, десятилетнему Варназду. В обвинительном заключении про барсука не было сказано ни слова, и многие злонамеренные люди говорили, что государыня казнила вовсе не барсука, а... А, чего зря болтать языком! Народ любил государыню и кукольники всегда рассказывали эту историю как "дело про подмененного барсука", а как кукольники рассказывают, так оно и есть. Вот государыня заметила, что когда младший ее сын читал приговор, он запинался и читал по складам, а потом с ним и вовсе от волнения случился припадок астмы. Государыня всплеснула руками: - Воспитанием ребенка преступно пренебрегли! Господин Андарз! В ойкумене нет человека, более сведущего в науках! Прошу вас стать наставником моему глупенькому сыну. В это время кусочки господина Даттама, наставника старшего сына государыни, еще висели на Стене Предателей, и высокая эта должность была не так уж аппетитна. Прямо скажем, аппетитности у нее было меньше, чем у сыра в мышеловке. Андарз хотел было отказаться, ссылаясь на неразумие: но увидел слезы в больших серых глазах Варназда, и согласился. Несмотря на то, что маленький Варназд был теперь государем, он по-прежнему жил в Седьмом Павильоне. Во дворце были три волшебных предмета, принадлежавших государю Иршахчану: золотое блюдо, само передвигавшееся по воздуху, с которого государи ели на пирах, серебряная печать, которой повиновались птицы, звери, и боги, и бронзовое зеркало, в котором было видно все, что происходит в государстве. Все эти три предмета государыня забрала себе. При дворе поговаривали, что государыня, выбрав в наставники сыну человека легкомысленного и безусловно развратного, надеялась, что мальчик унаследует все пороки Андарза без его талантов, но Андарз стал опекать мальчика, как утка - утенка. Он таскал ему сласти, а потом и еду: слуги, приставленные к Варназду, были так вороваты, что мальчик часто ложился спать голодным. Он проводил дни и ночи у постели государя: ребенок много хворал, а со страшного дня суда над братом страдал приступами астмы. Как-то ночью мальчик стал рассказывать Андарзу, что он хочет сделать с первым министром Рушем, и Андарз в ужасе зажал ему рот рукой. Однажды, не зная, как выразить признательность, десятилетний государь переписал золотыми буквами стихи Андарза в книжечку и подарил ее наставнику. Государыня, услышав, залилась смехом, потому что не все стихи были пристойны. Так прошло пять лет. Государь плакал. У него появилась привычка бродить во сне, и однажды он во сне зашел к ловчим и задушил своего любимого сокола, видимо, подозревая в нем шпиона государыни Касии. Другой раз, желая доказать независимость, он стал есть во время аудиенции в зале Ста Полей персик, и косточку бросил прямо в лицо наместника Чахара. Чувствуя пренебрежение придворных, швырялся мисками в слуг; а когда государыня отослала Андарза послом в Осую, припас ночной горшок и вылил его на голову свечного чиновника. В семнадцать лет государь затеял писать книгу об управлении страной, обложился необходимыми материалами. Государыня, услышав об этом, сказала: "Вот и прекрасно. Пусть он пишет себе книгу, а править буду я". Однако государь книгу забросил. Государыня решила его женить. Желая, однако, показать свою власть над молодым государем и испытывая ревность, она вскоре после полуночи пришла в спальню молодоженов и раскудахталась на государя, что он еще не спит. Государь настолько перепугался, что после этого по дворцу пошли разговоры, что он ничего не может поделать в женщине. Через два года, однако, у одной из наложниц родилась девочка. Государыня Касия опять косилась на сына. На рынке видели девятихвостого барсука. В городе расплодились маленькие красные зверюшки, - эти зверюшки рождаются от притеснений, чинимых простому народу, в последний раз их видели перед концом прошлой династии. Господин Руш размышлял о том, что, если молодой Варназд умрет, государыня признает своим наследником маленького Минну, которого она родила от Руша, и, пожалуй, возьмет Руша замуж. Эти мысли неотступно терзали скверную душу первого министра. Ослепленный любовью к власти, он даже не видел, что женщина, которая не хочет делиться властью с сыном, наверняка не захочет делиться ею с любовником. Однажды государыня собрала гостей в Синем Павильоне. Варназд, по обыкновению, сказался больным и вскоре ушел. И надо же было такому случиться, что в ту ночь в зале обвалился потолок! Задавило нескольких гостей, ранило государыню Касию, а Руш, налитой по ушки вином, испуганный, закричал "Заговор", и побежал в покои государя. Андарз в это время сидел с государем. Выйдя посмотреть, что случилось, он увидел за бронзовыми решетками дверей пьяного Руша с десятком стражников. Андарз спросил, в чем дело, и Руш принялся на него вопить. "Уж не хотите ли вы арестовать государя по обвинению в заговоре, или вы намерены убить его в постели?" - справился Андарз. Руш закричал ему, чтобы убирался прочь, если не хочет быть завтра повешенным. Тогда Андарз выдрал из двери бронзовый прут и заметил, что всю компанию, верно, поили хорошим вином, а вот не хотят ли они отведать на закуску бронзового прута, и охотников до такой закуски почему-то не нашлось. Когда Андарз вернулся в государеву спальню, Варназд полюбопытствовал, что там за шум. Андарз сказал, что это сбежала обезьянка старшего садовника. На следующее утро государыня выбранила Руша за самоуправство, а Андарза посадила под домашний арест за порчу бронзового прута. А два года назад государыня простудилась на паломничестве к Голубым Горам и умерла. Словом, Андарз имел все основания рассчитывать на любовь молодого государя Варназда - если бы молодой государь когда-нибудь кого-нибудь любил. 4 Изящный секретарь Иммани был очень недоволен, что Андарз послал его в Нижний Город, и так как Андарза побить было нельзя, а Шаваша можно, он по дороге дал Шавашу две затрещины. Никакого другого желания к общению с маленьким рабом он не проявил. Вообще Иммани имел обыкновение оскорбляться, когда ему давала в товарищи всякую дрянь, а так как, по мнению Иммани, это происходило каждый день, то он и ходил постоянно обиженным. Через час Иммани и Шаваш остановились перед длинной стеной из сырцового кирпича. Под стеной, в вонючей канавке, бежала вода. Прямо из склона канавки росла чахлая вишня, и несколько тыквенных плетей облепили ржавую калитку. Вокруг царил обычный гомон: занавеси на лавках были распахнуты, - лепешечник оттискивал на сырых лепешках печать, в знак того, что имеет лицензию на ремесло, - за ним дышали жаром горлышки печей, чуть подальше, в лавке мясника, резали свинью, и женщины уже собрались вокруг, споря о лучшем куске. Перед калиткой стоял зеленый столб со славословиями государю. В такое - осеннее - время года, давно уже было пора перекрасить столб из зеленого летнего в красный зимний цвет. За воротами виднелись изогнутая, как лист антурии, крыша домика. Чиновник и Шаваш вошли внутрь. - Может, сначала поговорить с соседкой, - сказал Шаваш. Иммани дал Шавашу третью затрещину и постучал в дверь. Вдова, услышав о смерти кормильца, опрокинула таз с бельем и заголосила. Иммани принялся ее утешать. Шаваш тихо выскользнул на улицу, прошел два дома и поднялся на веранду для еды: двое красильщиков с ногтями цвета индиго сидели на циновке вокруг бревна, и толстая хозяйка жарила на прутиках карасей. - Эй, - сказал Шаваш хозяйке, - госпожа Ния просит вас помочь уложить ей вещи. Женщина всплеснула руками. - Ишь, - сказал она. - Добилась своего. Я ей всегда говорила: "Убеги! А то ведь убьет его Дануш, и пропадете оба!" А та: "Никуда я не убегу, получу развод и приданое!" Стало быть, добилась своего: а уж как она его ненавидела! - Да, - сказал один сапожник, - скверное это дело. Три жены - это на три больше, чем нужно. - А я думаю так, - сказала хозяйка. - Хочешь одну жену - бери. Хочешь вторую - бери. А приказчиков из жен делать нечего, потому что богатство, собираемое ради богатства, а не добрых дел, непременно приносит несчастье. - А что, - сказал Шаваш, - госпожа разве не единственная жена? - Нет, - буркнула трактирщица. - У него три лавки: одна в столице, другая в Осуе, третья в Аракке. Он то тут, то там. А кому смотреть за лавкой в его отсутствие? Он пожадничал завести себе приказчика, купил трех жен, - в столице, в Осуе и в Аракке. В этот миг в харчевню взбежал человек лет сорока, косматый как баран и смуглолицый, в синей куртке с красным кожаным воротам, какую положено носить красильщикам. Волосы его были скручены в пучок, и в пучке красовалась заколка в виде медной рыбы. - Эй, Дануш! С тебя, - сказал один из сапожников, - угощение! А хозяйка добавила: - И чем это ты уговорил Ахсая? Кулаками? - Чего это? - удивился косматый. - Я его не видел. Все стали смотреть на Шаваша. - Сударыня, - смущенно пролепетал Шаваш, - вы не так поняли. Господина Ахсая позавчера ночью зарезали у Синего Моста. Мой хозяин, государев наставник Андарз, сочувствуя горю вдовы, покупает для нее новый домик, а для совершения погребальных церемоний предлагает ей приютиться в его ничтожном жилище. Все стали глядеть на косматого. - Чо-чо, - сказал косматый, - не видел я Ахсая, слышали? Когда Шаваш вернулся в казенный домик, вдова все еще безутешно плакала. Секретарь Иммани поклонился и сказал: - Ваше горе, вижу я, слишком велико, чтобы покинуть этот домик немедленно. Вот вам деньги на переезд и на сборы. Сумеете-ли вы сами нанять носильщиков? Вдова, всхлипывая, согласилась, и Иммани, морщась, вышел на улицу. - Господин, вот сюда, - кланяясь, запищал Шаваш. Иммани дал мальчишке затрещину и сказал: - Я и сам знаю дорогу обратно. Образцовый чиновник никогда не забудет того, что было показано ему один раз. И зашагал, в сумерках, впереди. Шаваш незаметно отстал от него за углом, и, как белка, сиганул через беленую стену сада. Прошло меньше времени, чем надобно, чтобы сварить горшок каши, - Шаваш подобрался к окну, раздвинул нити в навощенной ткани, и стал смотреть. Вдова, плача, собирала вещи. Потом в глубине дома хл