возглавлять мне. Наш торговый предста- витель на Фароо-Маро взял на себя хозяйственные заботы, связанные с размещением на берегу экспедиции. Мы будем в районе Биссы не позднее двадцатого марта. Считаю, что испытание должно быть проведено между пятым и десятым апреля, о чем и следует доложить правительству. - Это подходящий срок, - заметил Андрюхин, делая какие-то пометки в своем блокноте. Он встал и подошел к сидевшему в глубине комнаты Сергееву. Тот поднялся ему навстречу, смущенно и вопросительно улыбаясь. - Ваше последнее слово, мой друг. - Андрюхин крепко обнял его за плечи. - Я знаю, что вы скажете, но не торопитесь... Послать луч за десять тысяч двести восемьдесят километров... - Десять тысяч двести восемьдесят семь километров четыреста трид- цать метров шестьдесят три сантиметра, - негромко уточнил Ван Лан-ши. - Вот видите, еще дальше... это совсем не то, что послать луч за двадцать километров... - Андрюхин сгреб Юру за волосы, отодвинул его лицо и несколько секунд сердито и растерянно всматривался в его глаза. Юра спокойно выдержал взгляд ученого, и Андрюхин, оттолкнув его, забегал по комнате. - Этот опыт мы проводим перед лицом всего мира. За неделю до свершения опыта все страны мира будут о нем официально предупрежде- ны... Огромная ответственность! При этом необходимо постоянно учиты- вать те особые трудности, которые возникают при передаче клеток, опре- деляющих высшую нервную деятельность человека... Для удачи эксперимен- та совершенно необходимо, чтобы в установленном квадрате размером пятьдесят на пятьдесят километров не было ни одного судна и, самое главное, чтоб ни один самолет не смел даже приблизиться к границам квадрата... Иначе может произойти непоправимая катастрофа... Ты будешь в антигравитационном костюме и в момент восстановления из луча ока- жешься на высоте пятисот метров над океаном... - На высоте пятисот метров четырнадцати сантиметров двадцати трех миллиметров, - мягко уточнил Ван Лан-ши. - Иван Дмитриевич, ну чего вы волнуетесь? - для убедительности прижимая широкие руки к груди, спросил Юра. - Все будет в порядке. - Помолчи! - рявкнул Андрюхин, так сверкнув глазами, что Юра опустил растерянно руки. - Знаем, ты храбрый парень, готов рискнуть собой... Да кто из нас не сделал бы того же? Профессор Паверман стал мне врагом из-за того, что идешь ты, а не он!.. Дело не только в твоей жизни. Мы еще и еще раз должны себя проверить, потому что при удаче никто не посмеет и подумать о войне! Мир поймет, какая сила в наших руках, а мы никогда не употребим во зло эту силу... Но наша неудача подтолкнет головорезов... Неудача и гибель Сергеева будут означать не только гибель Сергеева... Ты готов? - оборвав, сердито спросил Андрю- хин Юру. - Давно готов, Иван Дмитриевич... - Юра спокойно облокотился на ручку кресла, но не спускал с Андрюхина напоминающих глаз. - Да, да, да, - так же сердито кивнул Андрюхин. - Об этом уже просил Крэгс, и я рад, что тебе это также будет приятно. Я передал твою просьбу профессору Паверману. Он ее уважит. Удивительное дело, какая популярная личность этот Бубырь! - И Нина Фетисова, и Пашка Алеев, - усмехнулся Юра. - Это меня Женя очень просила! Да я и сам буду рад, если на этих островах, в ка- ком-то королевстве, встречу своих ребятишек... - Это решено! - перебил Паверман. - Они едут со мной! Я сделаю из Бубыря ученого! У него талант наблюдателя... - А я сделаю ученым Пашку, - улыбнулся профессор Ван Лан-ши. - А я - Нинку-пружинку! - заявила басом Анна Михеевна, вставая. Так решена была судьба ребят, хотя об этом ничего пока не знали не только они, но даже их родители. Не знал об этом и Пашка, потому что наутро он исчез. Ребята были уверены, что он осуществил свою мечту и сбежал в Балтийский флот. Все гордились, что флот получил такое цен- ное пополнение. Первое известие о Пашке пришло только через неделю. Он написал матери и Юре Сергееву, что устроился в ремесленное училище, живет хо- рошо и просит о нем не беспокоиться. На открытках стоял штамп Вышнего Волочка. Ребята не поверили ни одному слову в этих открытках. - Вышний Волочок где? - шумела Нинка. - По дороге на Ленинград. Понятно? Там и надо искать Пашку! Но, пока искали Пашку, подходил срок отъезда экспедиции под руко- водством профессора Павермана. Наибольшее беспокойство это обстоятельство вызывало в семьях Бу- быриных и Фетисовых. У Бубыриных волновались папа и мама, а сам путешественник сохра- нял полное спокойствие. Его волновало только одно: Муха. Знаменитая черная такса академи- ка Андрюхина после тщательного изучения в различных лабораториях была подарена Лене. - Насовсем? - спросил он тихо, когда ему вручали Муху. - Насовсем, - тяжело вздохнул Андрюхин. Нечего было и думать отправляться в Южные моря без Мухи. Но вы- держит ли она тропический климат? Ведь она такая черная... - С ней может случиться солнечный удар, - бормотал Бубырь. К со- жалению, все попытки приучить Муху ходить в белом платочке кончались неудачей. - Может, ей нужна шляпка? - удивлялся Бубырь. - Смотри, какая модница!.. Про себя он решил, что стащит у Нинки подходящий для Мухи голов- ной убор. Папа бегал по книжным магазинам и библиотекам, доставая всевоз- можную литературу о королевстве Бисса и других странах Южных морей. Это были книги о флоре и фауне, об истории и археологических находках, об экономике и обычаях, наконец, просто описания путешествий, но ни в одной из книг не говорилось, в чем должен быть одет мальчик двенадцати лет, отправляясь с берегов Волги на остров Фароо-Маро. - Трусы, - говорила похудевшая от хлопот мама, - это ясно. Тапоч- ки, две пары. Ботинки. Парадный костюм под галстук. - Быть может, ему придется представиться ко двору, - вставил па- па, делая очень серьезное лицо. Но мама не способна была даже слышать кого-нибудь, кроме себя, не то что понимать шутки. - Дюжина носовых платков. Если ты хоть раз вытрешь нос пятерней, я оборву тебе уши!.. Но что он наденет на голову? - Тюбетейку, - сказал папа, и впервые его совет был признан ра- зумным. - Но только ты отвечаешь за то, чтобы ребенок вернулся целым, - тут же вставила мама. И папа был уже не рад, что вспомнил о существовании тюбетейки. В квартире Фетисовых родители, наоборот, сохраняли полное спо- койствие, но зато Нинка шумела и волновалась за троих. - Что ты кладешь? - бросалась она к матери, делая огромные глаза и всплескивая руками. - Что ты кладешь в чемодан? При этом один глаз Нинки косил в зеркало: в новом платье, на фоне чемодана она выглядела настоящей путешественницей. - Сарафанчик, - неторопливо отвечала мама, сохраняя полное спо- койствие. - "Сарафанчик"! - У Нинки было такое лицо, точно с ней сейчас случится разрыв сердца. - Но кто в королевстве Бисса и тем более на Фароо-Маро носит твои сарафанчики? - Они свое носят, а ты свое, - улыбалась мама и, не слушая прихо- дившую в отчаяние дочку, советовалась с отцом, а не положить ли вале- ночки с калошами. Говорят, правда, что в тех краях жарко, но ведь надо еще доехать, да и то сегодня жарко, а там, гляди, мороз ударит. - Да не бывает там морозов! - вопила Нинка. - Там всегда лето! Это тропики! Там люди совсем голыми ходят! - А если дождь? - спросила мама и калоши все-таки положила. В эти же дни Женя, которая никак не могла решить, что ей делать, уже дважды складывала свой чемодан, собираясь ехать, и дважды его рас- паковывала, приходя к выводу, что лучше остаться. - Я хотел бы, чтоб ты была и здесь и там, - сказал Юра. Но как это сделать, оставалось неизвестным. Она и сама хотела этого! Разве можно было представить, чтобы пос- ледний взгляд Юры, перед тем как он исчезнет и с фотонной панели блес- нет ослепительный луч, не встретился с ее взглядом? Но точно так же дико и недопустимо не быть там, в океане, когда луч, мгновенно потем- нев и сжавшись, станет снова Юрой. Она хорошо помнила его лицо, когда он заснул после той репетиции полета на старый аэродром... А это было всего на двадцать километров! Теперь же предстоит преодолеть более де- сяти тысяч! Борис Миронович Паверман несколько раз объяснял ей, что это непосредственно для Юры не имеет значения и его ощущения после преодоления десяти тысяч километров должны быть примерно такими же, как были после двадцати километров... Должны быть! Это все теория, а в жизни еще никто не проделывал того, что предстоит совершить Юре... За два дня до выезда экспедиции из Майска в Ленинград Женю вызвал к себе академик Андрюхин. Он встретил ее так ласково, что Женя совер- шенно неожиданно разревелась, громко, басом, судорожно всхлипывая и не успевая вытирать глаза и безобразно распухший нос. - Ага! Вот и отлично! - неожиданно обрадовался академик. - Знае- те, иногда пореветь всласть - великолепная штука! Первоклассная раз- рядка организма! Вообще лучше всего, когда человек не подавляет свои эмоции и проявляет их немедленно и в полной мере... Кажется, он готов был долго распространяться на эту тему, но Же- ня, проклиная себя за малодушие, уже вытерла и глаза и нос и, сердито посапывая, ждала, зачем ее позвали. - Но и держать себя в руках тоже, знаете, неплохо! - совсем раз- веселился Андрюхин. - Так вот, причин для рыданий нет. Решаем так: ос- танетесь здесь, со мной. Вместе провожаем Юру в его нелегкий путь. И немедленно на "ТУ-150" вылетаем на Биосу. Через пять-шесть часов уви- дим вашего Юрку... Идет? И тут академик Андрюхин, немало повидавший на свете чудес, увидел еще одно чудо... Только что удивительно некрасивая, с заплывшими, бесцветными глазами, почерневшая от горя, с раздувшимся, бесформенным носом, неуклюжая Женя не то чтобы изменилась, нет, она стала совсем другой... Открылись огромные глаза, сверкнувшие черными алмазами, дрогнули в неуверенной улыбке яркие губы, темное лицо порозовело... И жестом, полным бесконечной благодарности, Женя обняла академика Андрю- хина и спрятала просиявшее лицо в зарослях его великолепной бороды... Майск торжественно провожал экспедицию профессора Павермана. Гре- мели оркестры, что очень волновало Бориса Мироновича. Он то и дело наклонялся к кому-нибудь и тревожно спрашивал: - Слушайте, а зачем музыка? Ему казалось, что это накладывает на его экспедицию какие-то до- полнительные обязательства. Нинка Фетисова едва не отстала, подравшись около вокзальной па- рикмахерской с какой-то девчонкой, которая принялась передразнивать Нинку, когда та любовалась собой в огромном зеркале. Зато Бубырь, по- лучив на прощание пачку мороженого от мамы и пачку от папы, был вполне доволен судьбой и, откусывая то от одной, то от другой пачки, с легким сердцем отправлялся в Южные моря... Не было только Пашки, которого до сих пор не могли нигде отыскать... Поезд Майск - Ленинград приходил ночью, поэтому переезд через го- род и прибытие на атомоход "Ильич" ребята частью проспали, а частью не рассмотрели... Утром, открыв глаза, Бубырь увидел, как профессор Паверман, ра- достно ухая, приседает в одних трусах перед открытым иллюминатором. Обрадованный Бубырь толкнул Нинку, и они с наслаждением принялись рассматривать огненно-рыжего профессора, на носу которого прыгали оч- ки, когда он, разбрасывая руки, подставлял свою тощую грудь под легкий морской ветерок. Профессор страшно сконфузился, натянул штаны и майку и отправился умываться. Вскоре ребята узнали, что "Ильич" простоит в порту еще два дня, но на берег их уже не пустят. Умывшись и позавтракав, они пустились в разведку. Ни Бубырь, ни Нинка не предполагали, что можно долго бегать по различным закоулкам атомохода и по палубе и все-таки не видеть ни моря, ни города... Ато- моход был таким огромным, что они никак не могли выбраться даже к бор- ту судна. Путаясь в коридорах, гостиных, салонах и служебных помещениях судна и боясь думать о том, смогут ли они найти теперь дорогу в свою каюту, Бубырь и Нинка, пробегая каким-то полутемным коридорчиком, ус- лышали вдруг голос, до того знакомый, что ноги их сами приросли к по- лу, а в животе отчего-то похолодело. Они молча, глядя друг на друга, постояли так с минуту, затем ос- торожно сдавали еще шаг навстречу голосу. - Нет, Василий Митрофанович, - говорил голос. - Письмо я опущу, как в море выходить будем... А назад мне дороги нет! Старпом обещал после рейса в мореходное училище отдать... - Пашка! - взвизгнула Нинка, бросаясь к окошку, из-за которого шел голос. - Пашка! - диким басом взвыл и Бубырь. Через мгновение не замеченная ребятами дверь отодвинулась, и они увидели огромного, очень толстого, с очень красным, лоснящимся от пота лицом человека в белой куртке и белом колпаке. За ним, в такой же куртке и колпаке, держа в одной руке нож, а в другой картофелину, сто- ял Пашка. Толстый дядька сгреб в охапку Бубыря и Нинку. От него пахло чем-то очень знакомым, почти родным... "Борщом!" - догадался Бубырь. - Это чьи такие? - грозно рявкнул толстый дядька. - Мы свои, мы вот с ним, с Пашкой, - поспешно залопотала Нинка, - мы здешние... - С Пашкой?.. А мне больше на камбуз не требуется! - заявил дядь- ка, отодвигая их от себя. Аппетитный запах борща рассеялся. - Они с экспедицией, - хмуро догадался Пашка. - Паш, так ведь и ты с нами, - заторопилась Нинка. - Знаешь, как тебя все искали? Пойдем! Дяденька, вы его отпустите? - Нет, я тут, - сказал Пашка, начиная чистить картошку. - Паш, чего тебе тут делать, а? - Нинка не думала отставать. - Тогда лучше определим сюда Бубыря... Он согласен, - она больно дернула Бубыря за штаны, и тот поспешил выразить согласие. - Не хочешь?.. Ну, давай тогда по очереди. Дяденька согласится. Вы согласитесь, дядечка? - Нет, я один, - решительно сказал Пашка, бросая классически отс- кобленную картофелину в блестящий, нарядный бачок. И, сколько ни уговаривали Пашку, он не согласился. Даже когда в дело вмешался сам профессор Паверман и вдвоем с капитаном "Ильича" пробовали объяснить Пашке, что им хочет заняться профессор Ван Лан-ши, что Пашку ждет карьера ученого, сердце Пашки не дрогнуло. - Нет, я здесь, - сказал он, неловко, но решительно обводя рукой корабль. Капитан кашлянул и, не глядя на профессора Павермана, разрешил Пашке уйти. Неизвестно, как договорились профессор и капитан, но в те- чение всего рейса вопрос этот больше не поднимался. Нет нужды описывать весь путь "Ильича"... Последним крупным пор- том на пути к островам Крэгса был Сидней на юго-восточном берегу Авс- тралии. Отсюда "Ильич" взял курс прямо на королевство Бисса. Была темная, особенно влажная после дождя ночь, когда с атомохода увидели огни Фароо-Маро. На горизонте таяла бледно-зеленая полоска сумерек. Из-за сильного прибоя пришлось бросать якорь вдалеке. С берега плыли сладкие запахи, как будто там в огромном тазу варили варенье. Потом порыв ветра донес до борта дикий вопль, от которого у Бубы- ря словно холодная змея проползла по спине... - Сигналят в раковину, - сказал матрос. Бубырь ничего не понял, но серьезно кивнул головой. Далеко по берегу протянулась едва заметная цепочка огней, часть из них как будто перебралась в воду... Прошло не менее получаса, и, когда снова под самым бортом они ус- лышали тот же дикий, ни с чем не сравнимый вопль, Бубырь едва не сва- лился на палубу. - Эге-эй! - тотчас донесся до них знакомый голос Крэгса. - Ало-о-оха! Ало-о-оха! И через минуту над бортом показалась его голова, более чем ког- да-либо похожая на голову пирата... Глава восемнадцатая. Л. БУБЫРИН С ДРУЗЬЯМИ ПОСЕЩАЕТ КОРОЛЯ БИССЫ (продолжение) С Крэгсом не успели даже поздороваться. Едва он ступил на палубу, как над бортом показалась еще одна голова... В светло-желтый шар слож- нейшей прически был воткнут большой красный цветок, а на плече сидел ручной какаду. На руке незнакомца видны были обыкновенные часы на ме- таллическом ремешке, а глаза скрывались под темными очками. За ним на палубу прыгнули еще три таких же красавца, весь костюм которых состав- ляла ситцевая повязка на бедрах, но зато прически то в виде шара, то в виде треугольника, или веера, или перьев, выкрашенные в любые цвета, были верхом искусства. У одного на блестящей косичке была подвешена металлическая ручка от двери. Все трое что-то радостно горланили, с любопытством оглядываясь по сторонам. - Кино снимают! - восторженно пискнула Нинка и ринулась было к посторонившимся от нее незнакомцам. Но Пашка удержал ее за плечо. - Настоящие, - сказал он негромко. - Здешние жители. - А чего они кричат? - шепнул Бубырь - Рады нашему кораблю... Они ведь недавно колонизаторов сбросили. - Пашка с некоторым сомнением взглянул на Бубыря, потом на Нинку. - Вы тут правильную политику проводите... Это ничего, что у них в ушах и ноздрях понавешено, работают все равно они, угнетенные. Между тем один из островитян, тот, у которого на плече сидел ка- каду, поднялся на площадку для катера, привычным жестом пригладил свою прическу в виде желтого шара, поправил очки и неожиданно сказал по-русски: - Дорогие друзья! Меня звать Тобука. Мы очень рады. Сегодня боль- шой день. К нам приехали очень хорошие люди. Фароо-Маро и все острова кричат вам: "Алоха! Добро пожаловать!" Он говорил по-русски не очень хорошо, но понять можно было. У Бу- быря даже сердце заныло от радостного волнения: вот куда забрались, но и здесь знают язык Ленина!.. И Бубырь и Нинка с восторгом поглядывали на бело розового, как нежнейшая роза, какаду с огненным хохолком. То- бука заметил их взгляды и, сбросив с плеча сердито застрекотавшего по- пугая, протянул его ребятам. Нинка уже ухватила было птицу, но расчет- ливый Бубырь отвел ее руки и вежливо отказался. Ведь надо отдаривать - а вдруг Тобука захочет Муху?.. Муху Бубырь не согласился бы отдать и за сотню какаду. Тобука объяснил, что он будет сопровождать молодых друзей мистера Крэгса, большого ученого Тобука сообщил, что и он надеется стать боль- шим ученым. - И вы тоже будете учеными, правда?.. - Он весело посмотрел на Бубыря, Пашку и Нинку. Они потупили голову и только спустя целую минуту решились взгля- нуть друг на друга. - Ну что ж, - шепнул Бубырь Нинке, - придется, видно, быть уче- ным. А мне так хотелось стать вратарем! Утром началась выгрузка. Матрос с "Ильича" взял под мышки Нинку, спустился по лестнице вдоль наружного борта "Ильича" почти до самой воды и вдруг швырнул Нинку, как котенка. Она не успела даже вскрикнуть. Сильные, нежные руки мягко приняли ее внизу и посадили на скаме- ечку. Нинка открыла рот от изумления. Она сидела в ялике Крэгса, рядом с Тобукой, на плече которого нетерпеливо перебирал лапками хохлатый какаду. Бубырь, который наблюдал все это, прижимая к животу Муху, пробур- чал было: "Я сам", - но матрос уже бросил его в ялик... Белая пена на- бежавшей сине-зеленой волны обдала Бубыря, Нинку, матросов, но сильные черные руки заботливо подхватили Бубыря и усадили его ближе к Крэгсу. Муха то фыркала и чихала, то неуверенно лаяла на океан, словно понима- ла, что вряд ли он испугается. От страха слегка одичав, Бубырь и Нинка не увидели, когда ялик оторвался от высоченного, как небоскреб, борта "Ильича" и запрыгал по волнам к берегу. Жаркий, сладко пахнущий воздух крепко обнял их, словно хотел ус- покоить. Летающие рыбы, вспенивая воду, подскакивали с замершими, от- ливающими радугой плавниками, неистово били хвостами, словно желая до- лететь до красного флага "Ильича". Океан сверкал под тропическим солн- цем, переливаясь грудами изумрудов, но ребята пока ничего не видели... Впереди ревели буруны прибоя, и Бубырь, судорожно вцепившись по- белевшими толстыми пальцами в борт ялика, вспоминал все, что ему при- ходилось читать о кораблекрушениях. На всякий случай он проверил: пач- ка жестких, как фанера, сухарей была на месте, в кармане... С оглушаю- щим ревом прибой бросился на прыгавший ялик, Бубырь, прижимая Муху, в ужасе пригнул голову, и в тот же момент какая-то сила оторвала его от скамьи, бросила вверх, и он не успел даже вскрикнуть, как увидел, что сидит на широких черных плечах; его руки сами вцепились в роскошную прическу одного из матросов Крэгса, который бегом прорывался сквозь линию прибоя... Рядом, на плечах Тобуки, тряслась Нинка с вытаращенны- ми от любопытства глазами... Третий матрос нес за шиворот Муху и, хо- хоча, заглядывал в ее тоскующие глаза. Они уже были на берегу, когда появился Крэгс, Он шел почти на четвереньках, лицо его стало ярко-розовым и пылало нездоровым жаром. - Будь она проклята, чертова лихорадка! - едва выговорил он, сту- ча зубами. Нестерпимая жара струилась кверху зыбкими потоками воздуха. Бу- бырь и Нинка невольно оглянулись, словно соображая, куда бы укрыться от этой жары, но уходить было некуда. На ослепительно белом, раскален- ном небе трепетали черно-зеленые лапы пальм... - Сейчас же спрячьте ваши головы в шляпы! - пробормотал трясущий- ся Крэгс. И Бубырь с Нинкой необыкновенно послушно тотчас натянули: Нинка - белоснежную панаму, а Бубырь - тяжелую, негнущуюся тюбетейку, красный цвет и яркие блестки которой привели в восторг матросов Крэгса. Бубырю очень захотелось подарить им тюбетейку, и, сорвав ее с головы, он су- нул эту драгоценность матросу, который перенес его через прибои. Мат- рос завопил от радости, нахлобучил тюбетейку на синий треугольник при- чески и, сунув руку в свой мешок, извлек оттуда огромную красную рако- вину. Улыбаясь и что-то бормоча, он преподнес раковину Бубырю. - Красный цвет - хороший цвет, - перевел Тобука. - Ты дал мне красную шляпу, я тебе - красную раковину. Нинка страшно жалела, что ее панамка не пользуется таким успехом. По берегу тянулись длинные склады, крытые волнистым железом; на вершине горы в жарком мареве словно дрожала антенна радиостанции, а по скатам виднелись сквозь густую зелень белые домики... Там же, на горе, стоял дом побольше, который теперь занимал его величество король Бис- сы. Города Фароо-Маро Бубырь и Нинка почти не увидели, потому что до- рога в резиденцию Крэгса шла стороной. Вдоль дороги рос кустарник, а над его плотной стеной тянулись в небо полчища кокосовых пальм. Машина Крэгса, темно-оливковая сигара с поднятым парусиновым верхом, сквозь который солнце проходило так же легко, как вода сквозь сито, бежала по ослепительно белому коралловому песку; на нем, извиваясь, плясали бе- лые тени качающихся пальм. Дышать было нечем; от зеленого тоннеля, по которому шла машина, тоже веяло зноем... Дом Крэгса был полон чудес! Из всех углов на Бубыря и Нинку угро- жающе скалились темные лица деревянных фигур, изображения, нарисован- ные на щитах и барабанах, огромные и страшные маски. Три большие ком- наты были наполнены туземным оружием, украшениями и предметами домаш- него обихода. Здесь были луки и стрелы, копья и наряды колдунов и мно- го таких предметов, поглядев на которые даже Крэгс пожимал плечами и недоумевающе почесывал свой лысый череп. Впрочем, Крэгс скоро занялся с профессором Паверманом и другими учеными неотложными делами по подготовке встречи Юры Сергеева, а ребя- та были поручены Тобуке, которому Крэгс особенно доверял. Мускулистый, темно-коричневый Тобука даже во сне улыбался; Бубырь и Нинка прониклись к нему полным доверием. У Тобуки был только один недостаток: он ежедневно красил волосы, так что они у него были то ог- ненно-красные, то синие, то зеленые, то желтые, и в первое время ребя- там было трудно его узнавать. Зато, привыкнув, они, укладываясь спать, гадали, какого цвета будут волосы у Тобуки на следующее утро. Заметив, что его волосы, его наряд, какаду вызывают постоянный интерес у ребят, Тобука, поправляя очки, объяснил: - Я знаю три языка: малаитский, русский и английский. Я жил в Джакарте и Сиднее, пас скот в Южной Австралии, учился в Мельбурнском университете, пока меня не выгнали... Но всегда я носил свой костюм, назывался своим именем и помнил о своем народе! Среди нас есть такие, которые торопятся назвать себя Гарри или Джеком, натянуть штаны белого человека и остричься, как джентльмен. Но я и мои друзья нарочно носим свою древнюю прическу, свою повязку на бедрах... Чем она хуже штанов? Даже удобнее... Бубырь и Нинка пришли в восторг от этой речи; Нинка расцеловала смущенного Тобуку, а Бубырь тут же ухватился за свои трусики и предло- жил Тобуке сменить их на повязку. Тобука обещал непременно поменяться, как только кожа Бубыря немного привыкнет к тропическому климату. По мнению Бубыря, меняться можно было немедленно. Все они - Пашка на "Ильиче", Бубырь и Нинка на суше - чувствовали себя отлично. Даже Муха довольно весело переносила жару; впрочем, язык у нее свешивался до земли и при каждом удобном случае она забиралась в холодок. На второй день после высадки Муха к вечеру исчезла. - Удивительная собака! - возмущался Бубырь. - Она вечно исчезает! Даже здесь, в тропиках, в гостях... Было ясно, что он считает это верхом неприличия. - Может, она пошла от жары купаться, а ее съела акула или кроко- дил? Нинка произнесла это свистящим шепотом, oт испуга выкатив глаза. Леня дрогнул было, но прибежал один из приятелей Тобуки и что-то ему рассказал, то и дело гулко хлопая себя по бедрам твердыми ладонями. - Он говорит, - объяснил Тобука, - что ваш веселый пес гуляет по русской земле. Ребята ничего не поняли, но Тобука жестом пригласил их идти за собой. Через несколько минут Бубырь и Нинка остановились, переглядыва- ясь. Вместо кораллового песка под ногами мягко пружинила трава. Из нее выглядывали желто-синие иван-да-марья, колокольчики, ромашки. Рядом, между березами, желтела полоска овса. А по траве, мелькая черными ло- пухами ушей, носилась за воробьем одуревшая от восторга Муха. - Все это прислали сюда ваши ученые, - объяснил Тобука. - Как это они сделали? - спросил Бубырь, с удовольствием поглажи- вая колокольчик. Ни за что на свете он бы не сорвал цветок из этой ро- щи. - Не знаю, - засмеялся Тобука. - Очень хотел бы знать! Узнаю! Следующий день был воскресеньем, когда на Фароо-Маро, как и на всех островах, не принято работать. В этот день продолжали работать только ученые и советское торгпредство. Позавтракав, Бубырь и Нинка пошли бродить под присмотром Тобуки, волосы которого на этот раз пылали ярко-оранжевой краской. В тени рабочих бараков сидели, отдыхая, местные жители, как гово- рил Пашка, - те самые дикари, о которых в старых книжках рассказыва- лись всяческие ужасы. Нет, они не варили человечину, не играли черепа- ми, не мазали кончики стрел настоем таинственных ядов... Сидя прямо на земле, зажав между коленями плохонькие зеркальца, они мужественно бри- лись раковинами, огромными ножами-мачете, а самые изнеженные - старыми безопасными лезвиями, зажав их между большим и указательным пальца- ми... Другие при помощи трехзубого гребня, сделанного из бетелевого орешника, расчесывали свои волосы, готовясь соорудить из них еще более причудливую прическу. Наконец, третьи, уже побрившись и утвердив вели- колепные прически, заканчивали туалет, черня сапожной мазью порыжевшие на макушке волосы... При этом они непрерывно очень весело беседовали, дурачились, хохотали; особенно отличался один весельчак с серьгами из спичечных коробок, пропущенными в три дырки уже бесформенной мочки уха. Спичечные коробки привлекали восторженные взгляды его товарищей. Бубырь тоже позавидовал: таких картинок у него не было... Потом Бубырь и Нинка попали на плантацию кокосовых пальм, где громады холодно-серых стволов с полосами колец на месте опавшей листвы стремились вверх почти на двадцать метров... Гроздья коричневых оре- хов, каждый величиной с футбольный мяч, с ярко-рыжими хвостами древес- ного волокна, грозили свалиться вниз. Такой орех мог не только набить здоровую шишку, но, пожалуй, проломить голову. Впрочем, это опасение тотчас покинуло Бубыря, так как он вспомнил, что сок и мякоть кокосо- вых орехов необыкновенно вкусны, а легкий, на английский манер завтрак совершенно не удовлетворил нашего путешественника. Тобука очень старался хорошо говорить по-русски, но ребята не всегда его понимали. Еще хуже было то, что Тобука совсем не понимал их. Сколько бы ни говорили Бубырь и Нинка, как бы они ни коверкали слова, ни шептали и ни орали, Тобука только улыбался и, сверкая удиви- тельными зубами, повторял: - Иес, беби... Иес, бой... Это было ужасно! Но тут же выяснилось, что жесты и мимика могут заменить и русский, и английский, и малаитский языки... Через минуту Тобука добыл два великолепных ореха, прорубил в каждом небольшое от- верстие и протянул один орех Бубырю, а второй - Нинке. Бубырь с сожа- лением заметил, что Нинкин орех побольше, но из отверстия капал сок, и поскорее, чтоб ничего не потерялось, Бубырь потянул из дырочки это не- обыкновенное кокосовое молоко. Тут же они с Нинкой растерянно переглянулись. Им показалось, что они наглотались мыла, той самой мыльной пены, которая обязательно по- падает в глаза и в рот, когда моешь голову... Может, вкуснее сам орех? Но когда Тобука ножом-мачете ловко отсек толстые ломти ореховой скор- лупы и они попробовали белые куски ядра, то стало ясно, что они пыта- лись раскусить мягкое дерево... Зато веселый Тобука, хохоча, показал им, как играют орехами, бро- сая их под ноги друг другу. Чтоб орехи не отдавили ноги, надо было подпрыгивать как можно выше и что-то кричать... Этому Бубырь и Нинка обучились быстро и веселились вовсю, пока Нинка, спасаясь от ореха, не налетела на паутину, висевшую, как занавесь, меж листьев пальм. Паути- на была такой крепкой и липкой, что сначала Тобука целых полчаса выс- вобождал из нее Нинку своим страшным ножом, а потом, уже в доме Крэг- са, Нинку два часа оттирали скипидаром от липких и толстых, как верев- ки, прядей паутины. Ребята скоро узнали, что в океане купаться нельзя, что спать надо только под сеткой от москитов, что песчаная муха легко прокусывает лю- бую кожу, кроме кожи крокодила, и что именно крокодил жил в ручье, над которым стояла уборная. Все это, впрочем, их мало смущало. Но не успе- ли они познакомиться со всеми чудесами, как в один прекрасный день около веранды белоснежного дома Крэгса остановилась старенькая "Чай- ка". Оттуда вышел молодой, но уже толстый человек, чем-то неуловимо схожий с Бубырем, и, растянув улыбкой свое пестрое от веснушек лицо, гаркнул: - Здорово, ребята! Это был бухгалтер торгпредства на Фароо-Маро Василий Иванович. Он приехал, чтобы свезти ребят в дом директора. Но прежде он не отказал себе в удовольствии походить за Крэгсом, выясняя, что ныне мистер Крэгс считает бесполезным и как теперь решается вопрос о гибели чело- вечества и всеобщей бессмыслице... Белозубая мисс Нугу и жена торгпреда так восторженно встретили приехавших ребят, что сердце Бубыря болезненно екнуло: он сразу вспом- нил всех маминых знакомых, которые любили почему-то хватать его за ще- ки, за подбородок, даже за уши, тискать и мять так, что он после никак не мог отдышаться. Все его опасения полностью подтвердились. Мисс Нугу подбрасывала вверх Нинку, страшно озабоченную тем, чтобы не уронить подаренную мистером Крэгсом сумочку, а жена торгпреда, как изголодав- шаяся тигрица, набросилась на Бубыря. Пока она его тискала, мяла исце- ловала, он с ужасом думал, долго ли придется прожить в этом доме, и вспоминал Тобуку, с которым было так хорошо! Даже Муха, как она ни вертелась, как ни лаяла, не могла спасти Бубыря. Его выручил Василий Иванович. Пока женщины возились с радостно визжащей Нинкой, наряжая ее во всевозможные туземные одежды, Леня дол- жен был дать Василию Ивановичу по возможности полный отчет о необыкно- венных подвигах команды "Химик" и обо всех выдающихся играх хоккейного чемпионата. Мисс Нугу, которая иногда присутствовала при этих поучи- тельных беседах, до сих пор не разобралась в том, что такое снег, коньки, клюшка, шайба, и ее замечания вносили разнообразие в академи- ческие разговоры о хоккее. Не успели ребята прожить в доме консула и двух дней, как появился мистер Хеджес. Он изнывал от безделья и просто взмолился, чтобы с ним отпустили ребят посмотреть знаменитых черепах Крэгса. - Я их терпеть не могу, - тут же заявил он. - По-моему, нет ниче- го более гнусного! Но ведь нельзя побывать в королевстве Бисса и не посмотреть эту гадость. Тем более, - сказал он, когда они уже садились в оливковую сигару Крэгса, - что вас будет сопровождать сам премь- ер-министр Биссы... Ведя машину вверх, к радиостанции, он принялся жаловаться, что его не принимают ни в какую игру. - Крэгс с утра до ночи занят с Паверманом и другими вашими учены- ми, и они гонят меня, как собаку. Что ж, это справедливо: за всю жизнь я научился только делать деньги, а это, кажется, никому не нужно... торгпред не разрешает мне помочь ему в закупках снаряжения и продо- вольствия. Меня отстранили даже от строительства аэродрома для самоле- тов, которые ожидаются со всех концов мира... - А зачем они прилетят? - поинтересовался Бубырь. - Парень! - удивился Хеджес. - Ты ничего не понимаешь в бизнесе! Было совершенно очевидно, что тайны бизнеса незнакомы ни Бубырю, ни Нинке. Тогда Хеджес снизошел до объяснений: - Ко дню, на который будет назначен Великий опыт, - кстати, вы не слышали, кажется, на второе апреля? Ребята не слыхали. Хеджес недовольно хмыкнул, но продолжал: - Так вот, к этому дню в королевство Бисса, где сейчас проживает около двухсот белых, ожидается приезд гостей со всех пяти континентов, не менее шестидесяти тысяч человек! Вы представляете себе этот размах? Сейчас в различных районах Фароо-Маро, а также на трех других островах сооружаются аэродромы, легкие сборные отели, отдельные домики, ресто- раны... Подсчитано, что одной жевательной резинки здесь сжуют почти на десять тысяч долларов! На этом можно потрясающе заработать, но мне не дают развернуться! Только виски потребуется больше двадцати тысяч ящи- ков! Скажу вам по секрету, что я зафрахтовал два парохода, и, если они не опоздают, Хеджес тоже прославится! На темном фоне джунглей ребята увидели низкие строения, над кото- рыми безвольно повисла мягкая бахрома пальмовых крыш. Казалось, здесь не было ни одного живого существа. Но, когда ма- шина остановилась у дома, к которому строения сходились, как лучи звезды, на веранду пулей вылетел туземец с розовой раковиной в руках. Он повернулся на восток и, напрягая жилы на висках и шее, протрубил сигнал. Оглушительный звук был похож на долгий, протяжный зов охот- ничьего рога. Где-то внизу, под перистыми лапами верхушек пальм, ему ответил рокот барабана... - Теперь смотрите, - шепнул Хеджес, выключая мотор. Лицо его исказилось в брезгливой гримасе, он не вылезал из маши- ны. Глядя на него, Бубырь и Нинка подобрали под себя ноги и с очень тревожными лицами оглядывались по сторонам. Муха, ворча, жалась к Бу- бырю. Сначала ничего не было видно... Потом Бубырю показалось, что сами по себе задвигались кокосовые орехи, валявшиеся в зарослях травы. В следующее мгновение и он и Нинка с ужасом увидели, что на них надвига- ются сплошные ряды черепах. Их было не сто, не тысяча, не десять ты- сяч... Казалось, что сама земля, морщась, ползет куда-то... Рокот ба- рабана приближался, и черепахи ползли быстрей. Сухой шелест, произво- димый ими, иногда заглушал удары барабана... Они были всего в пятиде- сяти метрах, когда барабан внезапно стих. Ряды черепах тотчас замерли. Бубырь и Нинка испуганно уставились на Хеджеса. Тот поднял палец, призывая к молчанию. Спустя мгновение сухой рокот барабана возобновил- ся, удары звучали с лихорадочной быстротой. В бескрайних рядах черепах началось движение. Сначала было непонятно, что происходит. Но спустя минуту черепахи разбились на пять колонн. Каждая из колонн, подчиняясь музыкальному рокоту барабана, двигалась к одному из пяти строений. Ши- рокие двери распахнулись сами, словно тоже повинуясь ритму барабана, и ряды черепах стали втягиваться в зеленоватый сумрак, скрываясь в стро- ениях... - Они строят аэродромы, собирают дома, - негромко, словно боясь, что черепахи услышат, объяснял Хеджес. - Вернувшись от вас, Крэгс пе- рестал начинять их знаниями. Но все равно каждая из них знает страшно много, больше, чем любой человек... В ближайшее к ним строение втягивались с такой же быстротой, с какой беззвучно несется поток воды, последние ряды черепах. Шествие замыкала черепаха огромного роста, с подвижной маленькой головой на шее змеи... - Скотина Крэгс, - не удержался Хеджес, - назвал эту черепаху мо- им именем... Она откликается, когда ее зовут Хеджес. Услышав это имя, черепаха проделала нечто удивительное, совершен- но несвойственное настоящим черепахам. Она поднялась на задние лапы, так что сквозь плотную пластмассу сверкнули детали ее сложного меха- низма, приложила лапу к брюшному панцирю и церемонно раскланялась. - А она может решать задачи? - умирая от любопытства, спросила Нинка. - Она? - Хеджес презрительно усмехнулся. - Она величайший матема- тик! Рядом с ней сам Крэгс просто баран! - А можно я ее спрошу? Хеджес нехотя открыл дверцу. - Ничего не поделаешь, - проскрипел он морщась, - придется проде- лывать всю эту чепуху, иначе она не послушается. Ребята выпрыгнули следом за ним. - Лучше я спрошу! - жарким шепотом уверял Бубырь. - Ты только на- путаешь! - Все равно она не понимает по-нашему! - сокрушалась Нинка. - Ни- чего не будет... - Мистер Хеджес, - громко сказал Хеджес по-английски и сплюнул с негодованием, - прошу вас сюда. Черепаха, поводя головой на змеиной шее, с достоинством приблизи- лась. - Неплохо держится, черт возьми! - осклабился Хеджес. - Я думаю, там, среди своих, она тоже премьер-министр. Ну, так что вы хотели спросить? Нинка замялась, и, пользуясь этим, Бубырь торопливо заговорил: - В саду пятьсот восемьдесят шесть яблонь. Это на сто тридцать восемь больше, чем груш, и на девяносто пять деревьев меньше, чем ви- шен. Сколько всего деревьев в саду?.. Вот, пусть решит, - добавил он, с нескрываемым недоверием поглядывая на черепаху. - Только-то? - Хеджес присвистнул. - Я не успею перевести, как она даст ответ. - А как это будет? - спросила Нинка. - У нее там, внутри, - барабан с бумагой... Лента с ответом вый- дет изо рта... Внимание! - торжественно провозгласил Хеджес. - Я начи- наю! И он, иногда запинаясь, но все же довольно быстро справился с пе- реводом. Черепаха продолжала пристально, без единого движения смотреть на них блестящими глазами, но никакой ленты не появлялось ниоткуда... - Может, она не поняла? - спросил Бубырь. - Мне так всегда надо прочесть несколько раз... - "Не поняла"! - фыркнул Хеджес. - Это исключено... Он быстро, брезгливо морщась, пробежался пальцами по черепахе от головы до панциря, но, видно, действуя наобум. Ничего не произошло. Тогда Хеджес, пожимая плечами, все же повторил условие задачи. Черепа- ха безмолвствовала, не сводя с них глаз. - Я говорил - трудная задача, - сочувственно вздохнул Бубырь. - Вот несчастный Бубырь! Все у него не по-человечески! - возмути- лась Нинка и присела перед черепахой, почувствовав прилив нежности. - Ах, какая цыпа - черепашка! Но Хеджес не мог смириться с таким ударом. Он влетел в дом, и че- рез секунду все услышали, как он кричит в трубку телефона, вызывая Крэгса. Пользуясь его отсутствием, Нинка попробовала было обнять черепаху за длинную, мягкую шею, но Бубырь отвел ее руки. - Ты что? - испугался он. - Черепаха вся электрическая! Нинка не поверила, передернула плечами, но руки на всякий случай убрала, тем более что уже показался сияющий мистер Хеджес. - Черепаха не занимается арифметикой! - гордо провозгласил он. - Высшая математика - вот ее пища! А на арифметику она и смотреть не хо- чет! Бубырь и Нинка в гостях всегда помнили о вежливости и не стали спорить. К их приезду было приготовлено угощение. Мистер Хеджес сам любил покушать, и поэтому обед собрали на славу. Правда, сначала лица у Бу- быря и Нинки вытянулись: они узнали, что основной едой будут уже зна- комые им кокосовые орехи и бананы. Но, когда перед ними поставили по цыпленку, фаршированному тертыми кокосовыми орехами и запеченному в кокосовом тесте, когда в центре