нии пришельцев в стране Моора и здесь. Он мог указать место, где стояла камера, и тогда (пришельцы не сомневались в этом) люди будут охранять их машину времени от стихийных сил. А чтобы он мог это сделать достаточно ясно и убедительно, он должен много знать. Рени считал, что, сказав: "Желаем тебе счастья", его друзья сказали последнее слово и не думают больше о нем и Ладе. Человеку трудно, даже невозможно, отчетливо представить себе чувства, мысли и переживания других людей, обладающих иной психикой, иными взглядами. Тем более таких людей, какими были пришельцы. Если между земными людьми, принадлежащими к разным народам, существует разница в восприятии мира, то насколько глубока она между разными человечествами! Пришельцы и Рени были несоизмеримы. Бережное отношение к людям, забота о них - естественное свойство человека высокоорганизованного общества. У пришельцев эти черты были развиты в очень большой степени, являлись их второй натурой. Вынужденные отказать Рени в его просьбе, они мучились сомнениями в правильности своего поступка. Рени был ближе им, пришельцы любили его больше, чем Ладу, которую почти не знали, но их беспокойство о ее судьбе было нисколько не меньше, чем о судьбе Рени. Стремление попасть в мир будущего из простого любопытства - было глубоко чуждо пришельцам. Они понимали, что ничего, кроме тяжелых моральных переживаний, такое проникновение не сулит. И сами они решились на этот шаг только в силу непреодолимых препятствий, неожиданно вставших на их пути, казалось бы обдуманном до мельчайших деталей. В ошибке, поставившей их в такое положение, они не винили никого, - то, что случилось, нельзя было предвидеть, но, покорившись своей участи, не хотели ставить других в подобное же положение. Рени присоединился к ним случайно. Так произошло, и ничего нельзя было изменить. Его судьба до некоторой степени была аналогична их собственной: как его, так и их на дорогу времени толкнули обстоятельства, от них не зависящие. С Ладой все обстояло совсем иначе. Уйти в будущее она могла только добровольно, побуждаемая любовью, но не сознающая последствий такого поступка для себя самой. Если у Рени возникал вопрос - что будет в том случае, если любовь угаснет, то для Лады потеря любви означала бы полное крушение жизни, так как найти место в будущем, в чуждой ей эпохе, она не сможет в силу природной ограниченности своего ума. Но даже и в том случае, если любовь сохранится до конца жизни, Лада, по понятиям пришельцев, будет глубоко несчастна. Они не могли себе представить жизни, единственным интересом которой служила бы любовь. И все же они мучились сомнениями. Настолько, что решились даже нарушить наложенный на себя запрет и, затеяв специально подготовленный разговор с Ладой, подслушали ее мысли, вызванные этим разговором. Сама того не зная, Лада решила свою судьбу, укрепив пришельцев в решении не брать ее с собой. - Мы не имеем права из любви к одному человеку делать несчастным другого, - сказали они друг другу. Вопрос был решен окончательно, и Рени был предоставлен его судьбе, которую он сам для себя выбрал. Он ни о чем не подозревал, - разговор с Ладой произошел без него, и пришельцы не считали нужным рассказывать о нем Рени. Но, несмотря на то, что отказ пришельцев казался ему поспешным, неоправданным и немного эгоистичным, Рени их не обвинял. Его уважение к уму и опыту его учителей было безгранично, и, не понимая до конца, он верил в правильность их поступков. Люди, в дружеских чувствах которых он не сомневался, отказались взять с собой Ладу. Значит, он сам должен остаться с ней! Это решение казалось Рени единственно возможным. И его жизнь, так недавно неразрывно связанная с жизнью пришельцев, отдалилась от них, пошла своим путем, как это было до первого появления пришельцев в стране Моора. Но жизнь совсем иная. И никто не подозревал, как близок час сурового испытания.  * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ *  ПОСОЛ ВЕЛИКОГО КАГАНА Солнце только что взошло, но за облачной дымкой, скопившейся на восточном горизонте, его еще не было видно. Свежий ветер колыхал волны тумана, медленно начинавшего рассеиваться. Место было сырое, - сказывалась близость большой реки. В курене все спали, кроме часовых, попарно стоявших вне круга телег и повозок, сплошным кольцом ограждавших курень. Только в одном месте это кольцо не было замкнуто, образуя вход, обращенный на восток, то есть в сторону, противоположную той, откуда мог появиться враг. В этом месте часовых было трое. Там же, за границей куреня, то в одном, то в другом месте маячила фигура одинокого всадника. Ноги лошади тонули в тумане, и казалось, что плывет неведомая лодка с лошадиной головой на носу. Было прохладно Джелаль поеживался, с трудом отгоняя сонную одурь. Спать хотелось неимоверно. Но начальнику караула нельзя даже дремать в седле. Ему доверена безопасность куреня и самого Субудая. Он должен за всем следить, все видеть. Нойон прикажет сломать спину задремавшему начальнику. Сон смерти подобен! Всю ночь Джелаль был бодр, только теперь, под утро, ломила усталость. Спешиться, походить по земле! Но и этого нельзя. Все время в седле, все время наготове, чтобы в любую минуту оказаться в любой точке огромного круга. Часовые в лучшем положении: им разрешается присесть на землю. Этим правом они не пользуются из-за тумана. Но дремать можно и стоя. Джелаль зорко следит, чтобы этого не случилось. Двоих он уже угостил ударом камчи. Недавний нукер Гемибека возвысился за это время. Теперь он военачальник, хотя еще и небольшой. Но все приходит в свое время. Начало военной карьеры положено, - это немало. Честолюбивые мечты сбываются. Все будет! Джелаль не князь, но принадлежит к княжескому роду. Это много значит. Путь к подножию трона великого кагана ему открыт. Всего можно достигнуть при уме и ловкости. Джелаль убежден, что он умен и ловок. Вот только бедность мешает. Но и это можно изменить. Судя по всему, готовится большой поход для покорения еще одной страны, а в походе всегда возможно разбогатеть, опять-таки при уме и ловкости. Все будет! Почет, слава и богатство! Недаром Джелаль с детства знает, что джинны являются избранным. Он видел джиннов, значит он избран для великой судьбы. Пока все так и происходит. Джинны принесли ему счастье. Гемибек позвал своего нукера предстать перед очи нойона. Субудай с интересом выслушал рассказ Джелаля. А затем... приказал дать ему три раза по пять плетей. Но плети - это пустяк. Важно, что взор нойона упал на Джелаля, выделил его из толпы. Субудай запомнил его имя. И вот Джелаль уже не нукер. За это стоило вытерпеть плети, хотя спина побаливает до сих пор. Тем более что его наказали тут же, в шатре Субудая, и никто этого не видел. Джелаль часто вспоминает лесную поляну. И каждый раз вздрагивает, каждый раз в сердце воскресает пережитый страх. Джинны! Он видел их так близко и остался жив! Они были совсем не похожи на тех джиннов, которых рисовало воображение. Совсем другие!.. Утреннюю тишину прорезал короткий возглас: - Ха! Лошадь едва не опрокинулась от крутого поворота, который заставил ее проделать всадник. Джелаль помчался на голос. Туман успел уже подняться и походил на низкое прозрачное облако. В белесом свете разгорающегося дня Джелаль увидел трех верховых, послушно остановившихся в тридцати шагах от часовых, прямо напротив входа в курень. Один был впереди, видимо главный. Часовых было трое, он, Джелаль, - четвертый. Сила на их стороне. Джелаль приказал неизвестным людям приблизиться. Передний всадник походил на дервиша, настолько запылена была его одежда. Но Джелаль легко узнал в нем улема, по форме чалмы и торчавшему за ухом камышовому каляму. Двое других, следовавших позади, видимо были нукерами. Улем был стар, с сухим и морщинистым лицом. Под густым слоем пыли угадывалась богатая одежда. Но на лице и руках никакой пыли не было. Не было ее и на лошади, которая выглядела недавно вычищенной. На обоих нукерах пыль, правда, была, но в значительно меньшем количестве, чем на их начальнике. Все это Джелаль заметил одним взглядом. И ему стало ясно, что перед ним посол большого начальника, а может быть даже и хана. Только в этом случае посланный счел бы себя обязанным предстать перед тем, к кому он был послан, покрытым пылью, чтобы показать, как торопился. Этого требовало уважение к пославшему. Улем вынул из складок своей одежды тускло блеснувшую золотом небольшую пластинку и показал ее Джелалю. Знак, вырезанный на ней, сказал все. Пайцза была от самого великого кагана! Джелаль мастерски покачнулся в седле. Остроконечный треух упал с его головы при низком поклоне. Он поспешно вынул из колчана стрелу и сломал ее в знак покорности. - Здесь ли благородный Субудай-нойон? - спросил улем. - Он здесь, о великий посол! - Хан ханов, повелитель мира, великий Чингис желает видеть слугу своего Субудая. Это означало, что нойона хочет видеть сам посол от имени повелителя. - Если ты будешь добр, - сказал Джелаль, - и последуешь за иной, я отведу тебя к нойону, о великий посол! С этими словами Джелаль спешился и передал повод одному из часовых. Нельзя провожать посла самого кагана верхом на лошади. Это непочтительно. Повинуясь знаку начальника караула, другой часовой со всех ног бросился к шатру Субудая. Улем притворился, что ничего не заметил. По обычаю, он сам явился чуть свет, - посол великого не спит, выполняя поручение. Но и Субудай никак не должен спать, когда в его шатер войдет посол. Оттягивая время, улем задал несколько ничего не значащих вопросов. Джелаль отвечал пространно, как и полагалось. Дважды он ловко вставил в ответы свое имя. Может быть, улем запомнит. А это всегда полезно. Посол великого кагана несомненно принадлежит к его приближенным. - Веди меня к Субудаю, - сказал наконец улем. Джелаль не поднял с земли свой треух. Пусть посол видит, как поражен и взволнован выпавшей ему честью молодой воин. Опытный улем рассчитал время точно. В шатре Субудая он застал не только самого нойона, сидевшего, полностью одетым, на шелковых подушках, но и всех старших военачальников отряда. Это выглядело так, словно в столь раннее утро происходит военный совет. Субудай был умудрен длительным пребыванием при дворе хана ханов и знал, что повелитель обязательно поинтересуется, где и за каким делом застал нойона его посол. Чингис не терпел бездеятельности. - Кто хочет видеть меня? - недовольным тоном спросил нойон. Вопрос был задан достаточно громко, чтобы посол, находившийся еще за пологом шатра, мог услышать эти слова и убедиться, что начальник отряда не спит вовсе не потому, что прибыл этот посол. - Тебя хочет видеть благородный улем, у которого есть пайцза, данная ему ханом ханов, повелителем мира, - ответил Джелаль. Субудай ударил кулаком по своему мечу, чтобы звук был громче. - Как посмел ты, собака, оставить за пологом моего шатра посла великого повелителя мира! - закричал он. - Введи его! - прибавил он тихо и совсем спокойно. Джелаль откинул полог и низко склонился перед вошедшим улемом. Притворный гнев Субудая нисколько не испугал Джелаля. Он хорошо знал, что это только вежливость по отношению к послу. Нойон доволен его расторопностью, - начальник караула предупредил вовремя, не дал послу застать Субудая врасплох. Но остаться в шатре Джелаль все-таки не осмелился. Субудай встал и поклонился. Потом он снова сел и хлопнул в ладоши. Двое слуг внесли блюдо с кебабом, серебряный кувшин и отделанные бирюзой тухтаки. Хозяин показывал гостю свое богатство, но трапеза была скудной, как и подобало в походе. Полководец проводит время в ратных трудах, ему некогда думать о пище. Он мало спит и ест что придется. Хитрый нойон был уверен, что повелитель заинтересуется и этой подробностью. Характер хана ханов был известен Субудаю до тонкостей. Они знали друг друга давно и когда-то были даже друзьями. Много воды утекло с тех пор в реках, много друзей ушло в могилу. В сущности, один только Субудай и остался у повелителя из тех, кто верно и преданно служил ему в тяжелые годы. В этом была его сила. Тот, кого звали Темучином, нуждался тогда в преданности, и никто не был преданнее Субудай-нойона. Вместе боролись они с князьями, всеми силами противившимися объединению монгольских племен. А когда пришла победа, когда восторжествовали ум, воля и упорство, и на курултае представителей родоплеменной знати Темучия был провозглашен Чингисханом - повелителем всей Монголии, Субудай-нойон не был забыт и занял подобающее ему место при дворе хана ханов. Много воды утекло с тех пор, но ни разу не постигла Субудая немилость повелителя. Темучин, а ныне Чингисхан, был крут и беспощаден, сложили свои головы многие из бывших друзей, но Субудай неизменно оставался любимцем великого кагана. В войне с уйгурами упрочилась его слава искусного полководца и усилилось влияние при дворе. А потом была война с Китаем, в Средней Азии, Иране и Афганистане. В Хорезме Субудай-нойон был уже самым большим военачальником. Нынешнее его положение - начальника сравнительно небольшого разведывательного отряда - кое-кому могло показаться немилостью, но те, кто посвящен был в замыслы повелителя, знали, что это назначение почетно. Воинственный Чингис стремился к завоеваниям, Русь давно привлекала его внимание. И опытный полководец придавал большое значение разведке. Задуманный поход надо было хорошо подготовить. Стар стал Субудай-нойон, давно растерял энергию и пыл воина. Больше всего интересовали его теперь личный покой и удобства. Надо было ему отказаться от назначения, но попробуй откажись! Состарившийся Чингис стал еще круче характером, чем прежде. Ничего хорошего не подучилось бы от такого отказа. Не знал Субудай-нойон, что его повелителю вообще не суждено совершить поход на Русь, что эту задачу возьмет на себя и выполнит внук повелителя - Бату, которого ребенком видел Субудай неоднократно, не подозревая, что перед ним будущий полководец, чья слава затмит впоследствии славу его деда. Знай об этом Субудай-нойон, он не тревожился бы так, как тревожился сейчас, увидя посла великого кагана и не зная, что принесет ему это появление - гнев или милость. Не знал будущего Субудай, но знал настоящее. А оно говорило, что для гнева больше оснований, чем для милости. Год прошел, а не сделано ровно ничего. Никаких разведывательных данных не мог он сообщить повелителю, если улем послан за новостями. Сам ничего не знал! Но внешне Субудай-нойон ничем не показал тревоги. Он сидел на шелковой подушке, как восточный божок, скрестив ноги и сложив руки на груди, неподвижный и важный. Золотом отблескивала одежда, длинная борода пламенела хенной, сверкали драгоценные камни, - чем не хан! Он ни о чем не спрашивал. Посол великого - желанный гость, а гостя надо сперва накормить, а потом уже приступать к разговору. Сперва достархан, потом дело! Улем ел с жадностью. Он не был голоден, но хотел доказать, что голоден, что торопился и о еде не думал. Когда гость брался за кубок, хозяин делал то же, хотя не любил и никогда не пил кумыса. Но гость исповедует ислам, ему нельзя пить вина. Молчание ничем не нарушалось. Наконец гость насытился и поблагодарил хозяина. Можно было спрашивать. - Благородный улем, - сказал нойон, - назови мне свое имя, чтобы я мог сохранить его в своем сердце. - Имя мое Тохучар-Рашид. Субудай слегка повел бровью. Это имя он слышал. Улем был из тех мудрецов покоренных стран, которые сумели приблизиться к великому кагану и заслужить его милость. Чингисхан питал слабость к мудрецам. - Как оставил ты повелителя мира? Здоров ли он? - Великий каган здоров. - Сыновья и внуки его, здоровы ли они? - Все здоровы. Милостью аллаха все хорошо. - Здоров ли ты сам? Не утомил ли тебя далекий путь? - Тело мое забыло, что значит усталость. - Улем закрыл глаза и стал мерно раскачиваться. Голос его приобрел елейность, стал ноющим. - Послание великого кагана зашито в моей одежде. День и ночь скакали мы, загнав по три лошади каждый. Какая усталость? Доверие великого дало мне молодые силы. Крылья выросли за спиной. - Что же ты молчал? Час прошел, а я не знаю, что повелевает мне сделать великий. - Прости меня, славный нойон! Голод помутил мой разум. За весь путь во рту моем не было ни крошки, ни глотка воды. Улем явно переборщил, но на лицах присутствующих не мелькнуло улыбки. Все остались серьезными, как будто поверив такой несусветной лжи. Путь, совершенный Тохучар-Рашидом, никак не мог занять меньше трех раз по пять дней. - Поведай мне, что повелевает великий, - сказал Субудай. Улем встал. Духовное лицо не может носить оружие, и он попросил дать ему кинжал. Один из военачальников протянул ему кривой нож. Медленно и торжественно улем распорол подкладку чекменя и достал туго свернутый в трубку лист самаркандской бумаги. Золоченая печать великого кагана болталась на витом шнурке. Присутствующие склонили головы в знак почтения. - Вот, - сказал улем, - послание великого кагана к тебе, Субудай-нойон! Субудай сломал печать и, поцеловав подпись Чингисхана, протянул свиток обратно улему. - Читай! - сказал он и закрыл глаза. Он не ждал ничего особенно грозного, потому что твердо верил в милость повелителя мира. Но все же волновался. И закрыл глаза, чтобы никто не мог заметить этого волнения, недостойного такого человека, как он. Улем развернул свиток и протяжным голосом прочел обращение: - "Старый сайгак!.." ПОРУЧЕНИЕ Бранное слово упало в наступившую тишину, как внезапный удар молнии. Субудай вздрогнул. Военачальники опустили головы. Трое согнулись так, что лица их коснулись ковра, и замерли в этом положении. Никто не осмеливался взглянуть в лицо нойону. Но Субудай вздрогнул только от неожиданности. Ничего страшного пока не было. Мало ли почему мог ругаться великий каган. Может быть, когда диктовал он это письмо, у него болела печень или Заира, первая жена, злая и вредная старуха, досадила ему. Мало ли что! Чингисхан часто ругался. Хорошо еще, что он назвал нойона сайгаком. Могло быть хуже. Слово "ишак" прозвучало бы куда более грозно. Субудай был мудр и разбирался в оттенках. "Ишак" свидетельствовало бы о гневе. "Сайгак" - это только плохое настроение. Посмотрим, что будет дальше! Один улем, казалось, ничего не заметил. Он продолжал чтение, все так же протяжно произнося каждое слово, временами подвывая от усердия. Послание хана ханов было коротко. Великий выражал недовольство и приказывал Субудаю вернуться и доложить о результатах разведки. В конце письма стояла подпись, но не было обычного и обязательного рахмата. Это было уже страшно. Теперь Субудай-нойон вздрогнул уже от беспокойства. Начало письма могло быть вызвано плохим настроением. Отсутствие рахмата говорило о другом. Обычно его не диктовали, сам писец вставил бы обязательные слова. А раз их не было, значит, Чингис специально так приказал. Плохо! Улем свернул бумагу в трубку и с поклоном передал нойону. - Великий каган доверил моей памяти сказать остальное, - прошептал он. Это было уже совсем плохо. Субудай едва заметно повел рукой. Присутствующие тотчас же встали, поклонились послу великого кагана и поспешно удалились. Никто не слышал последних слов улема, военачальники недоумевали - почему удалил их нойон? Почему не отдал приказа поднять курень? Великий каган повелел возвращаться. Субудай должен был тут же начать выполнять это повеление. Другое дело, что обратный поход мог начаться не скоро, показать поспешность требовало уважение к хану ханов. - Говори! - сказал Субудай, когда шатер опустел и они остались вдвоем. Он снова закрыл глаза и поднес сложенные ладони к самому лицу. Внутренне он весь сжался в предчувствии неизбежного удара. Вот только каков он будет, этот удар? Улем произнес тихо: - Хан ханов, повелитель мира повелел тебе передать отряд Гемибеку, а самому ехать в моей повозке. Повозки у меня нет, ты отдашь мне свою. Этого Субудай не ожидал. Полная немилость! Больше того - позор! Ему, Субудай-нойону, любимцу великого кагана, возвращаться в чужой повозке, под стражей! Конец всему - воинской славе, уважению, почету при дворе! И, скорее всего, конец самой жизни! Опозоренный полководец, кому он нужен! Субудай молчал, не меняя позы, напряженно думая, ища, откуда мог поразить его этот удар. И вдруг он вспомнил. Угедей! Средний военачальник, которого несколько месяцев тому назад он приказал наказать плетьми и выгнать из отряда. Вот откуда дует холодный ветер немилости. Угедей вернулся к Чингисхану и наговорил ему на Субудая. Вот причина удара! У нойона сразу стало легче на душе. Наговор! Это еще не так уж непоправимо. Стоит ему самому появиться перед Чингисом, и все будет по-старому. А Угедей поплатится, еще как поплатится! Видимо, хорошо выбрал момент доноса и наговорил под горячую руку. Чингисхан наверняка жалеет уже о своем послании, но не может вернуть его. Все это хорошо, но что делать Субудаю, как поступить? Приказ великого кагана должен быть выполнен во что бы то ни стало. А выполнить его - это значит навлечь на самого себя несмываемый позор. Нойон открыл глаза и посмотрел на улема. Тохучар-Рашид сидел перед ним в позе смирения, в руках он держал один из тухтаков и рассматривал его с деланным интересом. - Душа моя полна скорби, - сказал Субудай. - Чем вызвал я гнев великого кагана? Скажи мне, благородный улем, не назвал ли повелитель другого имени, кроме Гемибека? - Другого имени нет в моей памяти. Субудай вздохнул с облегчением. - Горе мне! - сказал он. - Сниму пояс свой и повешу его на шею. (Нойон специально для улема произнес эту мусульманскую фразу, означавшую покорность судьбе.) Как могу я выполнить волю великого, если Гемибек умер и сегодня мы его хороним. Говоря эти слова, Субудай мельком взглянул на полог шатра. Он видел, как плотная ткань шевельнулась. Хорошо! Преданные ему нукеры, как всегда, подслушивали, лежа на животах. Они слышали! Ни один мускул не дрогнул на лице улема. Он знал Гемибека и видел его всего несколько минут назад в этом самом шатре, живым и здоровым. Но он хорошо помнил, что хан ханов отправлял его к Субудаю в состоянии сильного гнева. Тохучар-Рашид знал, что нойон старый друг повелителя мира. Немилость Чингисхана может оказаться временной. А что, если Субудай отведет ее от себя? Кому охота наживать себе такого опасного врага! Тохучар-Рашид знал Гемибека, но тот никогда не был его другом. Улем громко прочел отрывок из Корана, относящийся к умершим, провел ладонями по лицу и сказал: - Раз это так, тебе некому передать войско. Решай сам! - Увы, это так! - Говорящий правду умирает не от болезни! Субудай пытливо взглянул на улема. Изречение очень походило на насмешку. Но на лице Тохучар-Рашида не было ничего, кроме скорби и покорности воле аллаха. "Если немилость великого кагана временна, - думал улем, - Субудай оценит мою скромность и будет мне благодарен. А если он навсегда потерял любовь повелителя, убийство Гемибека будет стоить ему головы". - Я решил так, - сказал Субудай. - Я сам поведу моих воинов. А ты, Тохучар-Рашид, приготовь донесение. Завтра же отправим гонца к великому. Кому он укажет, тому и передам я мою власть. Это можно сделать в походе. - Ты решил мудро, - сказал улем. "Видимо, Субудай-нойон уверен, что милость великого кагана вернется к нему, - подумал он. - Я сделал хорошо, не открыв свое знакомство с Гемибеком". Все может случиться в походе. Здесь, вдали от двора хана ханов, Тохучар находился в полной власти Субудая. Кого удивит внезапная смерть старика! Мудрый предвидит события и предупреждает их. Нельзя ссориться с нойоном! Тохучар-Рашид вошел в этот шатер с поднятой головой, как и подобало великому послу. Теперь он удалился с низким поклоном. Субудай задумался. Кого послать к Чингисхану? Гонец должен сказать великому кагану то, что велит сказать Субудай, и сказать искренне. Ум повелителя остер, глаз его проницателен, и обмануть его не легко. В этом много раз убеждался Субудай-нойон. А кому можно верить безусловно? Субудай вспомнил Джелаля. Он знал, что этот молодой воин, возвышенный им, нойоном, племянник Гемибека. Но Джелаль честолюбив, мечтает о воинской славе и почестях. Вряд ли родственное чувство перевесит в нем личные интересы. Кроме того, Джелаль не знает, кто виновник смерти его дяди. А выбор в качестве гонца с известием о смерти Гемибека его же родственника покажет Чингисхану полную невиновность Субудая. "Это мудро", - подумал нойон. Он вспоминал о Гемибеке так, как вспоминают умерших, хотя и не знал, выполнен уже его приказ или Гемибек еще жив. "Да, это мудро", - еще раз сказал Субудай самому себе. Он хлопнул в ладоши. - Что делает великий посол? - спросил он у вошедшего слуги. - Великий посол великого хана ханов спит, - Позови его ко мне, когда он проснется. Слуга с поклоном удалился. Но едва он успел выйти, Субудай снова окликнул его. - Пусть явится Гемибек, - приказал он. Пора все-таки убедиться. Что-то долго не приходят сообщить о смерти Гемибека. Может быть, эти ослы не поняли, что они должны сделать. Слуга вошел в третий раз. - Начальник караула Джелаль пришел и хочет видеть тебя, - доложил он. - Пусть войдет. Только одно могло привести в шатер Субудая начальника караула. Джелаль вошел. Субудай пристально взглянул на него. Лицо Джелаля было скорбно, но опытный глаз нойона заметил, что скорбь эта напускная. "Я не ошибся в нем", - подумал Субудай. - Печальную весть принес я тебе, - сказал Джелаль. - Военачальник твой, Гемибек, окончил свои дни. - От чего умер он? - Надо думать, от старости. - Жаль Гемибека, - сказал нойон. - Кто обнаружил его смерть? Если бы нойон был искренен, он должен был спросить иначе: "Кто убил его?" - Начальник твоих нукеров Джогатай. - Так, так, - сказал Субудай. - Все мы смертны. Гемибек - твой родственник? - спросил он, будто не знал об этом. - Он брат моего отца. - Твой долг похоронить его с честью. Поторопись, завтра я отправлю тебя к великому кагану. Ты сам сообщишь ему о смерти твоего дяди. Джелаль затрепетал от радости. Такое поручение - верный путь к возвышению. "Благословенные джинны!" - подумал он. - Хан ханов, великий повелитель мира, любит слушать необыкновенные истории, - продолжал Субудай, словно услышав мысль Джелаля. - Расскажи ему то, что ты рассказывал мне и за что получил три раза по пять плетей Великого это позабавит. Субудай рассмеялся. "А я получу опять плети, - подумал Джелаль. - А может быть, и похуже". - Как могу я рассказывать что-либо великому кагану? - со смирением сказал он. - Великий не станет слушать такого ничтожного червя, как я. - Ты повезешь мое донесение великому, - сказал нойон. - А в нем я упомяну о твоем рассказе. Великий сам велит тебе говорить. На этот раз Джелаль затрепетал от страха. Нойон жестом разрешил ему удалиться. Джелаль вышел из шатра далеко не в радужном настроении. Если нойон принял его рассказ за ложь и приказал наказать лжеца, то великий каган может приказать сломать ему спину. Вот тебе и путь к возвышению! По дороге к шатру Гемибека Джелаль встретил Тохучара-Рашида. Слуга Субудая ошибся: улем и не думал спать. Он хотел лично убедиться в смерти Гемибека и зашел в его шатер. Он видел мертвого Гемибека и подивился, сколь искусно выполнили свою задачу люди нойона. При всем желании нельзя было обнаружить ни малейшего следа насильственной смерти. Все выглядело вполне естественно. Улем узнал молодого военачальника, шедшего ему навстречу. Тот самый, кто встретил его у входа в курень, - значит, начальник караула. Тохучар-Рашид остановил Джелаля. Осторожность нужна, но и знать больше всегда полезно. Караульные сменяются по утрам, - значит, этот со вчерашнего утра в карауле и должен знать все, что произошло в курене за последние сутки. Слова, сказанные Субудаем, о смерти Гемибека никто не слышал, кроме тех, кто подслушивал разговор, а начальник караула никак не мог подслушивать. Он скажет правду и не сможет отказаться от своих слов. Тохучар-Рашид хотел иметь тайное оружие против Субудая. Кто знает, как повернется все это дело! - Скажи мне, достойный Джелаль, - спросил улем, - почему умерший Гемибек все еще лежит в своем шатре? Не знал улем, с кем он имеет дело, не смог по глазам оценить хитрость и ум Джелаля. Задай он вопрос в другой форме, спроси просто: "Когда умер Гемибек?", получил бы нужный ему ответ Тохучар-Рашид. Джелаль обрадовался, что улем запомнил его имя. Но форма вопроса не ускользнула от его внимания. Он заметил слова "все еще". Значит, улем почему-то думает, что Гемибек умер давно, а не только что. Кто мог ввести его в заблуждение и для чего? Только один Субудай-нойон. В курене о смерти Гемибека еще почти никто не знает. Зачем понадобился Субудаю этот обман? "Вот почему он встретил известие так спокойно, - мелькнула мысль. - Он знал об этом раньше, чем узнал я. И нойону зачем-то понадобилось обмануть улема". Никакого подозрения не возникло у Джелаля, но он понял, что Субудай, от которого зависела его собственная судьба, скрыл правду от посла великого кагана. Значит, и он, Джелаль, не должен говорить правду. - Душа моя скорбит, о великий посол! - сказал Джелаль, ловко уклонившись от прямого ответа. - Я племянник покойного Гемибека. И меня посылает нойон сообщить об этой смерти великому кагану. - Тебя?! Тохучар-Рашид сразу понял, какой грозной опасности он только что случайно избежал. При таких обстоятельствах гонцом Субудая мог быть только беззаветно преданный ему человек. Слава аллаху, что молодой начальник караула не ответил на его вопрос. Субудай обязательно узнал бы об этом. - Когда будут хоронить твоего родственника Гемибека? - спросил улем, мечтая, чтобы Джелаль забыл первый его вопрос. - Сегодня, о великий посол! - Я прочту главу из Корана над его телом. Джелаль поклонился, благодаря за честь. Монголы относились с уважением к исламу, хотя сами его и не исповедовали. "Никого и ни о чем нельзя спрашивать", - решил Тохучар-Рашид. Вечером он снова сидел в шатре Субудая и слушал его рассуждения о предстоящем походе. Раньше чем через десять дней выступать было нельзя. Путь пролегал через разоренные области Хорезма. Нужно накосить травы и заготовить сена для лошадей. Нужно позаботиться о питании людей в походе. Субудай-нойон выставлял себя перед послом великого кагана как заботливого и предусмотрительного начальника, который обо всем думает, обо всем заботится. Когда иссякли военные темы, заговорили о разном. Субудай рассказал о разведке покойного Гемибека и упомянул о том, что видел Джелаль на лесной поляне. Тохучар-Рашид слушал с интересом. При дворе Чингисхана начитанные и много видевшие люди были в почете. Сам повелитель считал себя преемником византийской культуры, владел несколькими языками и любил читать сочинения древних. Его библиотека, ради которой были ограблены бесчисленные книгохранилища покоренных стран, насчитывала несколько тысяч свитков и папирусов. Тохучар-Рашид был образован и много путешествовал. Потому и приблизил его повелитель. Улем хорошо знал, чем можно обрадовать хана ханов и заслужить его милость. - Ты говоришь, благородный Субудай-нойон, что Джелаль видел четырех людей с белой кожей и одного с красной? - спросил он. - Так говорил Джелаль, - ответил нойон.- И я приказал наказать его за ложь. - А если он сказал правду? Трудйо такое выдумать. Платон писал в диалоге "Тимей" о красных людях, населявших некогда большую страну за Геркулесовыми столбами. Субудай-нойон не слышал о Платоне и диалоге "Тимей", но он притворился, что ему понятно, о чем идет речь. - Откуда же могли эти красные люди появиться здесь? Улем улыбнулся про себя. Невежество Субудая полностью проявилось в этой фразе. Он думает, что страна, о которой сказал Тохучар-Рашид, еще существует. - Я не знаю, откуда появился красный человек, - сказал он. - Но повелитель мира будет очень недоволен. На этот раз нойон хорошо понял, что имеет в виду улем. И он понял также, что Тохучар-Рашид подсказывает ему способ заслужить милостивую похвалу Чингисхана. Субудай хорошо знал любовь повелителя ко всему необычному. А красный человек - это необычно. "Если Джелаль говорил правду, - подумал нойон, - я сделал глупость". - Гемибек умер, - сказал он громко. - Один Джелаль может найти дорогу к этому месту. Но он должен завтра отправиться гонцом к великому. - Послание может подождать, - ответил Тохучар-Рашид. - Там ли они еще? - с сомнением произнес нойон. - Много дней прошло. - Повелитель будет недоволен, - повторил улем. Он нисколько не сомневался, что никаких красных людей Джелаль видеть не мог. Их давно нет на Земле. Но указать Субудаю на его ошибку было выгодно Тохучар-Рашнду. Результатом этого разговора было то, что утром следующего дня Джелаля позвали в шатер нойона. Субудай долго размышлял над словами улема. И чем больше он думал, тем сильнее становилась его досада на самого себя. Ему казалось теперь, что рассказ Джелаля правдив безусловно, а он, Субудай, совершил непростительную ошибку, когда не поверил этому рассказу. Он мог бы иметь в руках верное средство заинтересовать Чингисхана и тем самым отвести от себя любую немилость. И выпустил из рук это средство. А оно нужно сейчас, ох как нужно! Надо сделать попытку исправить промах. Ну, а если Джелаль говорил неправду, тогда... Любому ясно, что случится тогда с Джелалем!.. - Расскажи еще раз, - велел нойон молодому воину, когда тот явился перед ним, - что видел ты на лесной поляне. Джелаль затрепетал. Ему совсем не хотелось еще раз получать плети. - Смею ли я? - Говори! Ослушаться было никак нельзя, и Джелаль повторил свой рассказ. - Думаешь ли ты, что эти люди еще там? - Как я могу это знать? - Сумеешь ли ты найти дорогу? - Если тебе угодно, найду. - Бери людей! Теперь ты большой начальник и станешь еще большим, если успешно выполнишь поручение. А вернувшись с удачей, отправишься гонцом к великому кагану. - Субудай помолчал и добавил: - Твоя судьба в твоих руках. Джелаль поклонился до земли. Он понял, что означали слова "вернувшись с удачей". Их грозный смысл был ясен. Неудача - это конец всему. - Если только они еще там, - умоляюще сказал он. Субудай сдвинул брови. Узкие, сильно скошенные глаза его сверлили Джелаля. - Если ты рассказал правду... - медленно произнес нойон. - Мог ли я солгать! "Без джиннов возвращаться нельзя, - подумал Джелаль. - А как их взять?" - Иди! - сказал Субудай. - Докажи, что не солгал мне. И еще. На месте не должно остаться никаких следов. Никто не должен рассказывать о твоем набеге. Это было уже вполне ясно. КАТАСТРОФА Летняя ночь коротка. Но, хотя солнце давно уже взошло, стояло еще раннее утро, когда далеко позади остались уничтоженные, стертые с лица земли, родные поселки. Монголы ничего не сожгли. Они разбросали жалкие избы поселян по бревнам. Пройдет зима, и весною высокие травы скроют под собой место трагедии, и никто не заподозрит даже, что было здесь когда-то людское поселение. Исчезла за горизонтом темная линия леса, где находилась священная Поляна и откуда, до последней минуты, ожидали люди спасения. Не помогла Поляна. Перун и его слуги не пришли на помощь и не спасли никого. Трудно идти, когда руки связаны за спиной, но стоит только замедлить шаг - и аркан сдавливает шею, грозя задушить совсем. Конец аркана в руках могучего монгола, специально приставленного стеречь еще более могучего пленника. Но в таких условиях что может сделать даже богатырская сила? Монголы спешили. Пленницы, хотя и не были связаны, как Чеслав, едва поспевали за лошадьми. Отстающих подгоняли свирепыми ударами камчи. Джелаль торопился уйти как можно дальше, чтобы четыре белолицых джинна не смогли их догнать. Правда, полной уверенности не было. Говорят, что джиннам расстояние не помеха. Но, может быть, эти джинны не сумеют определить направление? По внешнему виду они не похожи на обыкновенных джиннов. Джелаль надеялся только на это. Четверо не вмешались, а пятый джинн покорно следует за ним. Все получилось удивительно удачно для молодого военачальника. Джелаль тщательно продумал план нападения, но все же не ожидал столь легкой и полной победы. Отряд не потерял ни одного человека. Неслыханная удача! Сам великий каган мог бы похвалить Джелаля за ум и воинское искусство. К первому поселку монголы подошли поздно вечером. Заря еще не погасла, но было уже настолько темно, что из второго поселка, хорошо видного днем, никто ничего не мог заметить. Большинство жителей уже спало, а те, кто еще бодрствовал, не смогли оказать никакого сопротивления внезапному нападению. Людей убивали в постелях. Глухой ночью покончили со вторым поселком. И уже близко к утру пришла очередь третьего. Напасть в темноте, поочередно... Джелаль гордился своей выдумкой. В его распоряжении находилось около сотни молодых и сильных воинов. Избы разрушались быстро. Конечно, проще было поджечь их, но и тут Джелаль проявил мудрость. Пожар не мог остаться незамеченным, и тогда никого не удалось бы застать врасплох. А битва - это неизбежные потери. Джелаль ехал впереди отряда, упиваясь своим торжеством, совершенно забыв о вчерашнем... А вчера ему было совсем не до торжества... Жестокий страх терзал Джелаля, когда он приблизился к цели. Он не знал, здесь ли еще пятеро джиннов, без которых нельзя возвращаться к куреню Субудай-нойона. А если они и здесь, то как заставить их следовать за собой? Не уничтожат ли рассерженные джинны отряд и самого Джелаля? Перед выступлением в поход он был еще раз позван к нойону. Субудай уточнил задание. Ему нужны были не четверо белолицых, а один только красный джинн. На осторожный вопрос, что делать с остальными, нойон так красноречиво посмотрел на Джелаля, что и без слов все стало ясно. Но приказать легко, а как выполнить? Если это действительно джинны, - то попробуй убей их? Они сами убьют тех, кто нападет на них. Или превратят в диких зверей. Говорят, бывает и так. Может быть, удастся уговорить джиннов? Если привести с собой всех пятерых, Субудай-нойон не будет разгневан. Но не привести ни одного... Джелаль боялся даже думать о том, что произойдет с ним в этом случае. А надежда на то, что джинны еще здесь, была совсем слабой! Но все обернулось наилучшим образом. В двух первых поселках джиннов не оказалось. Зато в третьем, схваченный одним из первых, Чеслав на вопрос Джелаля ответил, что белые джинны ушли на Поляну и вернутся разве что к утру. Он назвал их слугами, а чьими слугами, Джелалъ так и не понял. Чеслав говорил спокойно и добродушно. Он узнал Джелаля, не так давно бывшего его гостем, и не подозревал о том, что ждет жителей поселка в самом ближайшем будущем. - А где красный джинн? - спросил Джелаль. -