й пренебрежительно закрыл один глаз,
оглядел схему, словно прицеливаясь. Затем вынул из кармана крохотный
инструмент, прошелся им по схеме. Инструмент тихо пощелкивал. Замолчал.
Тогда нарушитель правил повернул что-то в датчике контактов. Индикатор
приема вспыхнул. Круглолицый водворил схему на место. Через минуту лючок
подачи раскрылся, на стол выдвинулись наполненные бокалы.
- Вот и все, - сказал длиннолицый. - Штука нехитрая. Уровень
прабабушек.
- Ну, Гур, - сказал круглолицый. - Ну, ну...
- Кафе и кафе...- промолвил скуластый.- Вообще тут ничего... Люблю
медленное передвижение.
Они говорили негромко. Голоса у них были одинаковые - низкие, глухие
голоса.
Кедрин кашлянул. Трое посмотрели на него.
- Здесь весело, - выпалил Кедрин.
- Это хорошо, - сказал Гур, - наш друг Слава, Слава Холодовский,
обожает веселье...
- Брось, Гур.
- Да... Помнишь, как ты смешил Игоря? - Гур говорил настойчиво. -
Игорь... - он перевел взгляд на Кедрина, - Игорь хохотал сорок минут без
остановки. Он хохотал бы еще, но ему наложили последний шов...
Кедрин вздрогнул.
- Да, простите, но что поделаешь: у него в двух местах был проломлен
череп, и под руками не нашлось анестезирующих средств.
- У него текли слезы, - сказал Холодовский.- Тогда я еще не умел...
- Текли от смеха, - не согласился Гур. - От смеха, о нежнейший из
накладывающих швы!
"Голова... в двух местах, - подумал Кедрин.- От этого можно умереть.
Неважный повод для смеха. О страшном и непоняином они говорят, словно о
чем-то естественном". И спросил:
- Конечно, случайность?
- Скорее закономерность, - ответил Гур. - Настоящие случайности редки -
в их чистом виде...
- А где ваш друг теперь?
- Увы, он покинул нас, - грустно произнес Гур.
"Ужас, темный ужас!" - подумал Кедрин, а круглолицый укоризненно
произнес:
- Ну, Гур. Ну, ну...
- Он ушел на экспериментальном корабле. На том самом, который стоил ему
двух швов. До сих пор он шлет нам приветы, Только они не доходят. Ведь так,
Дуглас? - Гур обратился к молчаливому скуластому спутнику. Тот кивнул.
- Стоит ли утомлять собеседника загадками? - сказал Кедрин. - Откуда
вы?
Гур ответил:
- Неудобство нашего времени, о мой любознательный друг, заключается в
том, что тридцать миллиардов живет на Земле, а профессий хотя и значительно
меньше, но и их тоже - сотни тысяч, и нельзя знать одному все. А человек по
природе своей универсал... Так вот, только в Приземелье работают
представители пятнадцати тысяч специальностей. О Заземелье я уже не говорю.
Там их еще больше - хороших, добротных, уважаемых специальностей двадцать
второго столетия. В специфику некоторых из них по временам входят
проломленные головы. Вот вам ответ,
- А вы...
- А мы монтажники. Просто монтажники. Рабочие Приземелья. Звездолетный
пояс, стационарная орбита двадцать четыре.
- Монтажники... - сказал Кедрин. - Монтажники... Что же вы там
монтируете?
- Корабли, - сказал Гур, и его глаза, лишенные дна, уперлись в зрачки
Кедрина. - Планетолеты, транссистемники и самое дорогое - длинные корабли.
- Вот, вот, Гур, - сказал Дуглас.
- Длинные корабли... - сказал Холодовский и посмотрел вверх. - За
длинные корабли!
Они подняли бокалы, полные запаха и звона. В вине отразились звезды,
свет в свете.
Кедрин кивнул головой:
- Хотел бы я посмотреть...
- Кстати, - сказал Холодовекий, - это несложно. Летите с нами - и вы
посмотрите.
- И в самом деле, мой друг, - сказал Гур, - почему бы вам не слетать на
Звездолетный пояс?
- Нет, - сказал Кедрин. - Лететь с вами нет смысла. Я ничего не понимаю
в кораблях. А кроме того...
Он взглянул туда, где сидела она; взглянул случайно, а может быть, и не
совсем случайно.
- А кроме того, есть и другие причины...
"И эта причина, - подумал он, - живет на Земле. Такие, как она, живут
только на Земле".
- Ну да, - сказал Холодовский. - Конечно, есть и другие причины.
- Почему-то, - серьезно произнес Гур, - никто до сих пор не взялся
всерьез за изучение вероятности человеческих поступков в системах с
неопределенным количеством неизвестных, имя которым "квазислучайности". Будь
найден соответствующий алгоритм, он значительно облегчил бы вашу задачу, и
вы уже сейчас поняли бы, что единственный выход для вас - идти и собирать
вещи для полета на Пояс.
- Можно подумать, что вы...
- Для меня в этой системе одним иксом меньше...
Он хотел сказать еще что-то, но внезапно все трое вздрогнули и
болезненно поморщились. Казалось, их ударило током, но это была всего лишь
громкая музыка.
- Так вот, друг мой, для меня одним иксом меньше. И это так же верно,
как и то, что мой длинный нос чувствует в воздухе какой-то необычный запах.
- А знаете что? - тихо проговорил Холодовский. - А вот случай
проверить...
- Ну, ну, Слава, - сказал Дуглас. - Ну... Дразнить себя...
- А почему? А если он покажет запах? Тогда ясно будет, этот этап
пройден и что хотя бы в этой части мои мысли подтверждаются. Что, Гур?
- Лучше проверить, - сказал Гур, - чем не проверить. К тому же вы
знаете мой принцип: если вы не знаете, остаться на месте или сделать шаг
вперед, - в любом случае делайте шаг вперед!
- Что же, - сказал Холодовский. - Сделаем шаг вперед. К счастью, я
своевременно отстроил прибор от фона.
Он поднял чемодан на стол, открыл его. На экране прибора вспыхнула
красная точка, стала разгораться все ярче и ярче, потом чуть потускнела и
снова разгорелась.
- Пожалуйста, - сказал Холодовский. - Что и требовалось...
- Но направления нет, - сказал Гур.
- Этого я пока не обещал.
- Ну, Слава, - сказал Дуглас, - а был ли мальчик-то?
- Это же твой озометр.
- И я могу ошибаться.
- Зато я не могу, - сухо сказал Холодовский. - Запах есть. Прибор
фиксирует его. Грубо можно даже определить направление: источник запаха
смещается приблизительно на норд-норд-ост. Что еще? Сила запаха? Пожалуйста,
в этой точке - три миллиоза.
- Я не о том, - сказал Дуглас. - Есть ли сам запах? Мало что...
- Пожалуй, нет, - вмешался Кедрин. - Я почувствовал бы. У меня острое
обоняние.
Никто не ответил, только Гур проворчал: "На Земле не может быть острого
обоняния при таком фоне..." Потом спросил у Кедрина:
- Может здесь пахнуть дыней? Большой желтый плод...
- Знаю. Нет, не может. На всем острове вот уже четыре дня нет ни одной
дыни.
- Ну, ну, - сказал Дуглас. Встал. Ритмично раскачиваясь, ушел к выходу.
Гур лихорадочно черкал что-то на салфетке. Холодовскому.
- Если так, то здесь ставим озометрические посты... Они едва слышно
заговорили о преобразованиях Гарта применительно к рабочему пространству.
"Странные люди, - думал Кедрин. - Больше им нечего делать, как всерьез
рассуждать о запахе. Если чего-то и нет в пространстве, то именно запаха. У
этих парней отсутствие дисциплины и целенаправленности мышления. Не говоря
уже о том, что решать невооруженным мозгом преобразования Гарта
применительно к чему-то там - ерунда. Все равно, что заколачивать головой
гвозди. Такую черную работу дают на машину и используют лишь результат...
Интересно, для чего им этот самый озометр? Странный прибор..."
Вернулся Дуглас, шагая так же неторопливо. Он уселся, поерзал,
устраиваясь поудобнее.
- Транспортная пустышка проходила к Дакару, - сказал: он и помолчал. -
Имела на борту груз текстобутира. - Он снова помолчал. - Текстобутир...
- Текстобутир, как известно всей видимой вселенной, пахнет дыней, о мой
разговорчивый друг, - победоносно завершил Гур. - А что это значит?
- Что нам здесь больше нечего делать, - сказал Холодовский и встал. -
Прибор нам сделать помогли. Можно считать, и испытания совершились. На какой
высоте шел вакуум-дирижабль? Тысяча пятьсот? Если озометр засек запах при
таком фоне, как здесь, то я и не знаю, что вам еще нужно. На чем мы улетим?
- Через двадцать минут приземлится "Кузнечик". Будет брать воду. Здесь
как раз его соленость. Широта знаний украшает человека, друзья мои и
соратники.
- А на нем?
- Куда-нибудь. В Казахстан или Атакаму, но с любого космодрома на
первом же приземельском мы улетим. А пока еще успеем выкупаться. - Он
повернулся к Кедрину. - Ну, было очень приятно, мой уважаемый друг. Но нам
пора начинать жить по другим часам... Никогда не прощу себе, что мы не
заказали ужин.
Кедрин не слышал. Он смотрел в другую сторону. На женщину. Она встала.
Ее спутник остался один, и это был именно тот момент, когда надо было
подойти к нему, и спросить обо всем, и ответить на все вопросы. И, может
быть, когда она возвратится к столику...
Он уже шел, и каменное лицо придвигалось все ближе, но сейчас Кедрин
стал бы сражаться даже с камнем.
Он сидел неподвижно, этот камень, подперев голову левой рукой, словно
пытался что-то вспомнить или услышать. Да, он, кажется, прислушивался к
тому, что происходит где-то далеко, страшно далеко отсюда...
- Я прошу вас сказать, - проговорил Кедрин.
V
На орбите Трансцербера все в порядке. Поворот "От Трансцербера"
совершен. Небесному телу была предоставлена возможность догонять "Гончего
пса" в свое удовольствие. Было известно - планета нагонит корабль, было
известно, где это произойдет, и было известно когда.
Маневр закончился, и пилоты вспомнили о том, что осталась незавершенной
атака на белого короля, а исследователи вспомнили, что даже им иногда
следует подкрепляться пищей, не имеющей ничего общего с планетологией.
Капитан Лобов вспомнил, что один фильм им все-таки отложен на вечер, а
инженер Риекст с грустью констатировал, что он, вернее всего, так никогда и
не услышит, как. работает диагравионный двигатель. И тогда он услышал его.
Нарастание шума произошло мгновенно, как взрыв. Одновременно взвыли
сирены, контрольного блока, дозиметры и авральные сигналы. Что-то со звоном
разлетелось вдребезги. Кто-то охнул и смолк.
Капитан Лобов уставился на инженера Риекста и прохрипел слова, которого
никогда не было и. наверное, не будет ни в одном из языков Земли, слово,
изобретенное столь же мгновенно, как пришла беда. И инженер, может быть, не
понял бы этого слова, если бы капитан Лобов одновременно не сделал обеими
руками такого жеста, словно он собирался взлететь, воспарить к потолку рубки
вопреки искусственной гравитации.
Жест этот был понятен, это был жест, предусмотренный инструкцией. И
инженер Риекст, не колеблясь ни миллисекунды, упал вперед - так было быстрее
всего - и в падении ухитрился сдвинуть предохранитель и ударить по красной
выпуклой шляпке в дальнем углу пульта.
Катапультирование реактора было произведено вовремя, и он взорвался как
раз на таком расстоянии, чтобы не повредить того, что осталось от корабля.
Корабль лишился реактора, и двигателя, и энергии, если не считать аварийных
аккумуляторов, о которых всерьез говорить не приходилось, и всякой надежды
обрести свой ход и уйти с орбиты Трансцербера раньше, чем загадочная планета
настигнет его.
Когда все это выяснилось, капитан Лобов разрешил экипажу ужинать. Сам
же он прошел в рубку связи и начал срочно вызывать Землю, хотя это и
обходилось аккумуляторам дорого. Все-таки с Землей надо было поговоргть,
хотя бы из простой вежливости, как сказал капитан Лобов, поглаживая щеки с
таким видом, словно собирался бриться в третий раз.
- Я прошу вас сказать... - повторил Кедрин.
- Не слышу, - глядя мимо Кедрина, громко сказал человек с каменным
лицом. - Не слышу... - У него был странный голос, высокий и курлыкающий. -
Возьмите канал у метеорологов.
- Зачем? - растерянно спросил Кедрин. - Я хочу узнать только... - Он
постарался сказать это как можно решительнее.
- Теперь слышу хорошо, не кричите, - перебил его сидящий. - Говорите...
- Взгляд его все еще был устремлен куда-то в даль. - Да?
- найти ее? Завтра?
- В зоне Трансцербера... - раздельно и словно бы задумчиво сказал
сидящий. - Так.
- Что? - сказал Кедрин и сделал шаг назад.
- Нет, ни в коем случае. Только шаг вперед... - каменный усмехнулся, но
в глазах его была тревога. - Скажите: Седов уверен, что все будет в порядке.
Да.
- Простите, вы...
- Я буду немедленно, - громко сказал человек с каменным лицом. -
Слышите, немедленно!
Кедрин оглянулся. Была явно необходима помощь Службы Жизни, а до ее
прибытия могли помочь трое монтажников, если они еще не ушли. Их не
оказалось за столиком. Кедрин крутнул головой. Они стояли плечо к плечу за
его спиной, и глаза их не отрывались от каменного лица.
- Вы что-то хотели? - сказал каменный, наконец-то заметив Кедрина. -
Хотя все равно... - Он вытащил из уха капсулу, отлепил микрофон,
приютившийся в углу рта, и тотчас же вернул все на место и, чувствовалось,
сразу же забыл о существовании Кедрина и смотрел теперь только на
монтажников.
- Что? - спросил Гур, и Кедрин удивился, услышав, как кратко он может
спрашивать.
- Авария.
- У нас?
- "Гончий пес" с Лобовым. В зоне Трансцербера. Взбесился гравигенный
реактор. Катапультировали... - Человек с каменным лицом курлыкал и клекотал,
однако трое отлично понимали его и, видимо, давно привыкли к протезу
гортани. - Но корабль-то наш. Восемь человек. На обломках. Уточняют, сколько
можно продержаться.
- Причина?
- Пока неясна. Хода нет и не будет, да и энергии... Ты помнишь, Дуг, их
аккумуляторы?
- Помню, - сказал Дуглас, и по тону было ясно - он помнил их не с
хорошей стороны.
- Тут нужны длинные корабли, - сказал Холодовский.
- Да. Длинные корабли. Ни одного сейчас нет в системе.
- Им и нечего делать в системе. Длинные корабли...
- Ну, Гур. Ну, ну...
- Значит, выход один, - прокурлыкал высокий голос. - Его надо
построить.
Гур сказал скорее для себя:
- По программе длинный должен быть заложен через две недели...
- Заложим через неделю. Если не помешает запах...
"Ничего не понимаю, - подумал Кедрин. - Да и кто понимает?"
Видимо, остальные понимали.
- Запах не помешает.
- Ты ручаешься, Слава?
- Я ручаюсь. Озометр испытан.
- Останься здесь на неделю для развернутых испытаний. В пространстве
нам его не испытать. Нет микроизлучателей.
"Нет микроизлучателей, - подумал Кедрин. - А что им сказать? Нет. Не
рассчитав, нельзя обещать".
- Итак, остаешься на неделю.
- Нет, - сказал Холодовский.
- Ты знаешь его, Седов, друг мой, - проговорил Гур. - Мы тоже его
знаем. Это Слава Холодовский в своей коронной роли. В роли истребителя
запахов. Да буду я назван лжецом, если он не полетит с нами. Ты знаешь его.
- К старту... - сказал Седов, и трое шагнули к выходу. Женщина
встретилась с ними на полдороге, она возвращалась к столику. Длинный Гур
протянул руку и что-то сказал. Она повернулась и стремительно пошла, обгоняя
их. Яркая ткань платья растворилась в сиянии радужных ламп. Трое шли за нею.
Они чуть раскачивались. От выхода Гур обернулся. Его взгляд нашел Кедрина.
Гур махнул рукой.
- Делайте шаг вперед... - донеслось до Кедрина. Потом они исчезли.
- Итак, - сказал Седов, - вы хотели что-то сказать мне?
- Нет, - сказал Кедрин. - Ровно ничего.
"Ровно ничего, - подумал он. - Им предстоят дела посложнее, чем
разговор о чувствах. Хотя для меня сейчас это самое сложное".
Он повернулся и смотрел снова на выход, в котором исчезла она и куда
направлялся высокий и сутулый ее спутник. Ничего, сегодня она проводит своих
знакомых. Оказывается, и те были ее знакомыми. Странно... Но он найдет ее
завтра и скажет все... А сейчас ему не хотелось более оставаться здесь, где
люди все громко разговаривали и смеялись, не зная ничего ни об ушедшей
женщине, единственной в мире, ни об аварии - где это бвло? - в зоне
Трансцербера. Кстати, что это такое?
спустился с площадки и вступил в лес.
Мохнатые стволы обступили его, дрожащими точками заплясали светящиеся
жуки. Маленькими планетами величественно плыли среди них голубые яркие
многокрылые шарики, завезенные с иной планеты и прижившиеся почему-то только
на этом островке, странные автотрофные организмы, подобных которым не было
на Земле...
Он шел и чувствовал, что в какой-то невообразимый клубок, недоступный
анализу, спуталось в его голове все: красота Земли, гибель Андрея,
монтажяики, женщина и авария в зоне в зоне Трансцербера... Мысли путались,
как тропинки в лесу, одна из которых сейчас вела его неведомо куда. Была
тишина, только на миг раздался гул, что-то светлое промелькнуло над головой,
гул перерос в рев и опал, и вновь был покой. Лес дышал. Сгущались шорохи.
Фосфоресцирующие ночные цветы с Эвридики сдержанно покачивали сухими
стеблями. Рассудок молчал, молчала интуиция. Тропинки пересекали одна
другую, и иногда на них мелькали люди, и слышны были смех и приглушенные
голоса.
На миг ему стало жаль себя, потому что он бродил один и ему не с кем
было посмеяться и не с кем было говорить приглушенным голосом, все повторяя
и повторяя древние и вместе новые слова, которых он знал - внезапно он с
удивлением убедился в этом - великое множество... Но тут же он подумал о
монтажниках. Мысли о них вдруг захватили его, словно бы все время шли за ним
по ночному лесу и вот теперь улучили момент.
Что же это была за работа? Он представил себе четверых - нет, пятерых,
потому что Велигай, судя по микроизлучателям, тоже был из этих людей, -
стоящими на каком-то помосте или площадке и напряженно вглядывающимися в
бушующее пространство. Но он никак не мог придумать, что же должно бушевать
в пространстве, и картины не получилось.
Это рассердило его, и вдобавок он едва не налетел на внезапно
пересекшего тропинку человека. Кедрин инстинктивно вытянул руки, и его
пальцы ощутили странное, прохладное и гладкое вещество комбинезона.
Человек остановился, длинные крылатые глаза взглянули на Кедрина и
узнали его. На миг в них мелькнула искорка смеха, и вновь только обычная
доброжелательная вежливость тлела под веками. Кедрин стоял растерянный, не
опуская рук, извинения никак не могли выговориться. Не думая, он стиснул
плечи женщины и поцеловал ее - неожиданно для себя еще более, чем для нее.
- Ну вот... - сказал он.
Она колебалась долю секунды. Потом улыбнулась:
- Здесь такой обычай, на острове? Или...
- Нет. Но...
- Впрочем, все равно. Пусть это будет прощанием с Землей. Прощай...
Кедрин догнал ее почти бегом и зашагал рядом, глядя не вперед, а на
тонкое лицо женщины.
- Смотри на тропу, - не оборачиваясь, тихо сказала она. - Ты упадешь.
- А ты?
- Я нет.
Он послушно отвел глаза. Небывалый вечер, неизвестный край...
- Я правильно иду к Мыслителю?
Она заставила его ощутить конкретность пространства. Лес, людей на
тропинках, один разлегся на теплой земле и уставился на экран
телеинформатора.
- Ах... к Мыслителю? Тогда сейчас направо...
Она ускорила шаги. Обернувшись, улыбнулась в последний раз. Она
простила... Впереди, у подножия статуи Мыслителя - не древнего,
роденовского, а нового, Нилуа - Кедрин различил четыре отблескивавшие
фигуры.
Монтажники смотрели на статую. Затем, не отрываясь, подняли руки - это
означало, должно быть, что женщину заметили, и Кедрина удивила способность
этих людей видеть, не поворачиваясь, все, что происходило по бокам. Потом
они все-таки повернулись и вежливыми кивками попрощались с Кедриным.
- Время, - сказал Седов. Курлыкающий голос его был неожиданно звонок,
но все же с хрипотцой, словно в металле была трещинка. - Вы проводили ее,
это очень любезно с вашей стороны. Хотя это лирика. Прощайте.
Мыслитель остался один и все так же пристально смотрел вдаль, на
лежащий за океаном континент. Пять силуэтов растворились в темноте. Кедрин
прошел немного вперед, чтобы лучше видеть, как они уходят - и она с ними.
Нет, он не встретит ее завтра...
Небывалое упрямство выросло в нем. Не встретит? Ну, это еще не
доказано...
Он кинулся вдогонку по ровно светящейся - таково было покрытие -
дороге, уходящей к бухте. Он бежал быстро, однако, когда достиг берега, с
крутого борта темной махины, которой еще вечером здесь не было, уже убирали
трап. Кедрин ухватился руками за последнюю перекладину и поехал вверх,
больно стукаясь коленями о гладкий борт. Люк приближался. Тонкая рука
вытянулась оттуда, схватила за ворот... Кедрин поувствовал, как его
поднимают на воздух, и удивился неожиданной силе Холодовского. Тот задумчиво
смотрел на Кедрина и чуть улыбался, и фигура его казалась столь же хрупкой,
как и раньше, хотя он только что держал на вытянутой руке восемьдесят
килограммов: свой вес Кедрин знал точно...
В салон его буквально втолкнули и кинули в кресло. Сквозь задний
иллюминатор было видно, как над водой взлетели и упали стрелы пламени. Их
строенная ракета, длинная сигара над двумя покороче - "Зеленый прыгающий
кузнечик", глайнер - скользнула по взволновавшейся, мигающей воде.
Бег ускорялся. Кедрин знал, что сейчас все на острове, кто мог видеть,
смотрят на это чудо, которое не может примелькаться: тяжелый корабль уже не
держался на воде... Блеснули короткие косые крылья. Вода закипела, гул
проник в салон, громадный "Магеллан" осуждающе закачался у стенки...
На высоте пятидесяти километров моторы умолкли. "Прыгающий кузнечик"
втянул крылья. Тогда Кедрин оглядел салон.
Он казался пустым, на этом витке ночные рейсы не собирали пассажиров. В
салоне были только те пятеро - ну и, разумеется, шестой, сам Кедрин. Приняв
сердито-независимый вид, он как бы невзначай подсел поближе к монтажникам.
Никто из них, казалось, не удивился, да никто из них давно уже не
удивлялся поступкам, неожиданным лишь для человека, не видящего скрытой
связи явлений... Только Гур чуть-чуть прищурил глаза.
- Логика погибла в лесу, - пробормотал он.
- Ну, Гур, - проворчал Дуглас. - Ну, ну...
- А что? Человек тем и отличается от животных, что обладает
способностью поступать нелогично... - назидательно сказал Гур, устраиваясь в
кресле поудобнее, и начал что-то излагать относительно логичности инстинкта.
Никто не поддержал беседы, и Гур умолк, обиженно проворчав напоследок:
- О люди, люди...
Кедрин молчал. Только теперь он стал по-настоящему удивляться себе. Ему
вдруг показалось, что вот-вот начнутся какие-то совершенно необычные и очень
важные события.
Однако это было не совсем так.
VI
На орбите Трансцербера подсчитаны все ресурсы. Энергии хватит на пять
месяцев, если свести все к минимуму и не слишком злоупотреблять связью. Так
сказал капитан Лобов.
Все несколько приуныли, успев познакомиться с тем, как капитан Лобов
понимает слово "минимум" и как он понимает слово "злоупотреблять".
Впрочем, после этого капитан утешил всех или думал, что утешил. Он
объявил, что команда и пассажиры - пассажирами числились исследователи -
могут заниматься личными делами. После этого он сел к столику и стал
бриться, предупредив, что искусственная гравитация будет выключена через
двадцать ми-нут: она в минимум капитана Лобова никак не входила.
Итак, капитан Лобов бреется третий раз за сутки. Пилоты садятся играть
партию - двадцать первую за эту неделю. Они играют очень внимательно и
сосредоточенно и только впоследствии обнаружат, что черный король шесть
ходов подряд стоял под шахом и никто этого не заметил.
Исследователи уселись кто куда и принялись писать. Двое записывали свои
соображения по поводу того, что обнаруженное тело, хотя и обладает небольшой
(относительно) массой, все же должно быть признано планетой и просто
удивительно, как это никто до Герна не обнаружил никаких признаков его
пребывания на орбите. Двое других пишут нечто прямо противоположное, хотя и
не отрицают существования на орбите некоего тела, ошибочно именуемого
Трансцербером.
А некое тело, ошибочно именуемое Трансцербером, находится еще очень
далеко, до него - по орбите - миллиард с лишним. Но оно догоняет их и рано
или поздно догонит. Еще не все ясно, но в глубине души все побаиваются, что
это будет несколько рано. Хотя, когда бы это ни произошло, все равно будет
слишком рано: реального способа спастись нет, и все знают - ни в одном
космопорту сейчас нет длинных кораблей. Корабли строятся не для того, чтобы
висеть в портах.
Других событий на орбите Трансцербера пока не происходит. Достаточно и
того, что уже произошло.
Людям нередко бывает свойственно думать, что события лишь надвигаются.
Сдерживая дыхание, они ждут их приближения в то время, когда события уже
окружили их со всех сторон, уже прочертили в пространстве-времени свои пока
невидимые трассы, и нужно не ждать их, а лишь разглядеть и приготовиться
встретить во всеоружии воли и разума.
Понимание этого дается опытом. Пока его нет, человек может откинуться в
кресле и ощущать, как медленно исчезает ускорение и тело становится все
легче, потому что глобальный лайнер - глайнер "Кузнечик" стремительно
приближается к вершине своей баллистической кривой, к точке, откуда начнется
его медленное падение на Землю. Человек может украдкой (чтобы не показать,
что на такой машине он, как ни странно, летит впервые) оглядеть салон,
подобный салону вакуум-дирижабля или внутриконтинентального лайнера,
делающего не более трех тысяч километров в час. Только кресла стоят на
каких-то подставках, закрытых матовым пластиком. И меньше иллюминаторов. И
сами иллюминаторы меньше, чем на других средствах транспорта.
Человек может смотреть в один из этих иллюминаторов или - еще лучше -
включить экран на спинке переднего кресла и любоваться россыпью облаков
далеко внизу, и ползущим медленно, чуть выше этих облаков, тяжелым
транспортом с короткими, вынесенными в самый хвост крыльями, и виднеющимся
вдали Висячим космодромом, чья толстая гибкая платформа находится на высоте
ста пятидесяти километров над Землей. На этой платформе накапливаются грузы,
а затем их забирает большегрузный транспорт с Метеорологического или
Звездолетного пояса или с другой орбиты Приземелья и увозит в пространство.
Пассажирского сообщения с Висячего космодрома нет. Вокруг маленькой отсюда
пластинки Висячего космодрома снуют жуки и стрекозы, которые становятся
светляками, когда включаются их двигатели.
Чем еще может заниматься человек? Смотреть на бодро поднимающееся на
западе солнце (оно летит куда медленнее, чем глайнер) или, наконец,
размышлять, каким образом, вместо того чтобы спокойно спать в домике на
острове, он несется куда-то вокруг Земли и неизвестно, куда еще попадет.
Но можно вовсе и не размышлять, а просто смотреть на людей - на тех
пятерых, расположившихся в креслах чуть впереди. Тем более, что они не
обращают на тебя никакого внимания. Они заговорили:
- Я не пойму: почему Лобов радирует о четырех месяцах? Ведь энергии
должно хватить на пять - пять с половиной...
- Их догонит Трансцербер.
- Все-таки они нашли Трансцербер, - сухо сказал Холодовский. - Герн
будет прыгать, и торжествовать, и произносить классическое: "Я же
говорил..."
- не будет торжествовать. Он будет рвать остатки волос и
стремиться туда, чтобы пожертвовать собой для спасения этих восьми.
- Жертвы их не спасут.
- Расскажи это Герну.
- А впрочем, какое это имеет значение... Они нашли планету.
- Только бы она не нашла их, о мой категоричный друг.
- Я хотел бы, чтобы был еще один Транс...
- Запах - твой Транс, - курлыкает голос.
Они смолкли, и можно смотреть на любого из пятерых; на Седова, что
снова как будто окаменел в своем кресле, и непонятно, спит он, или мыслит,
или мечтает, или просто отдыхает, расслабив мускулы тела и связи головного
мозга. Можно смотреть на женщину подле него - она, широко раскрыв глаза,
глядит вдаль. Гур задумчиво выводит пальцем на выключенном экране какие-то
фигуры, причудливые линии, в хаосе которых угадываются закономерность и
ритм. Холодовский вложил в ухо капсулу приемника планетного вещания, но вряд
ли слушает передачу: он что-то записывает. Дуглас, вопреки нормам поведения,
разобрал такую же капсулу и критически разглядывает на свет каакую-то едва
видимую простым глазом деталь.
И вот, оказывается, можно смотреть на все это - и не разглядеть
событий. Не увидеть их даже в хрусткой ленте фотограммы. Человек, вышедший
из пилотской кабины, тронул Седова за плечо, протянул ему эту ленту и
отправился обратно. Он шел по проходу, насвистывая и дирижируя указательным
пальцем.
Седов прочитал радиограмму, не сделав ни одного движения сверх тех, что
были потребны. Никто из остальных не повернул головы. Крайне нелюбопытны
были они, хотя уже сам факт поступления фотограммы прямо на борт глайнера
был многозначителен: не такая уж легкая задача - связаться с глайнером.
Пока Кедрин успел подумать об этом, Седов аккуратно свернул ленту,
сунул ее в карман комбинезона и неторопливо застегнул карман. Затем он легко
поднял из кресла свое угловатое, сутулое тело.
- Опять запах, - сказал он негромко.
- Я знал, - сказал Холодовский, - что сейчас не время для развернутых
испытаний.
- Где мы возьмем озометры? - спросила женщина.
- Сделаем.
- Это предупреждение, - сказал Седов. - Нужна защита.
- Я сейчас думаю над этим, - сказал Холодовский, и это прозвучало так,
как будто защита уже готова. - Моя гипотеза стала теорией. Это микрометеоры,
тормозящиеся в статическом поле.
- Как запах проникает в экранированный скваммер? Не осветишь ли ты и
этот вопрос, о достойнейший?
- Для защиты нужны дополнительные экраны.
- Просто и дорого, - сказал Седов, каменной глыбой молча стоя в
проходе.
- Но необходимо.
- Ну, Слава. А если ты ошибаешься?
- Это мой Трансцербер. Я подбираюсь к нему два тода. Надо скорей
попасть на спутник.
- Мы будем там, - сказал Седов, - через час. - Он оглянулся, его взгляд
зацепился за Кедрина. Миг брови Седов, выражали недоумение, затем досадливо
сдвинулись.
- Вы здесь... - сказал он. - Зачем вы здесь?
- Мне нужно, - ответил Кедрин.
- Куда вы?
- С вами.
Уголок рта на каменном лице неожиданно приподнялся в улыбке, и это было
как будто цветок распустился на камнях. В следующий момент улыбка исчезла.
- Хорошо. Как у вас со здоровьем?
- Без ограничений.
- А на перегрузки?
- Я же сказал: без ограничений.
- Что ж, в худшем случае... Где ваш медифор? Кедрин протянул руку, и
Седов перевел регулятор на маленьком приборчике Службы Жизни.
- Теперь вы на контроле у нас. Идемте. Вы мне понадобитесь.
Кедрин встал. Седов уже шагал к двери в пилотскую кабину широко и
уверенно, словно по своей комнате. Кедрин настиг его лишь в рубке.
В глубоких овальных креслах сидели двое. Один - он выносил радиограмму,
- насвистывая, глядел в потолок, накручивал и раскручивал с пальца
болтающуюся на тонком проводе капсулу контроля за двигателем. Другой, с
залысенным лбом, читал книгу. Были люди, упорно не признававшие микрочтения,
или, как они говорили, микрочтива. Одно это давало представление об их
характере, и вряд ли стоило просить такого о чем-нибудь не предусмотренном
правилами.
- Вы - командир, - сказал Седов, обращаясь к читавшему.
- Говорят, - согласился тот, отведя руку с книгой, и с интересом
оглядел собеседника. Потом взгляд его скользнул по Кедрину, но тотчас же
вернулся к монтажнику и с удовольствием прошелся по его сухой фигуре. -
Итак?
- Вы идете на Среднеазиатский?
- Среднеазиатский приземельных орбит, - уточнил пилот. - А вы идете в
другую сторону?
Глядевший в потолок прыснул. Смеялись и глаза пилота. Кедрин понял - им
было скучно. Но Седов пропустил вопрос мимо ушей.
- Давайте так, - сказал он. - Я буду спрашивать, вы -отвечать.
- Отвечать будет информаторий, - сказал пилот. - Сема, будь любезен,
свяжи товарища с информаторием. У меня тут, - пальцем в книгу, -
назревает любовная драма.
Сема продолжал насвистывать, но рука его потянулась к кнопке.
- Мне необходимо на Звездолетный Пояс. Срочно. Спутник-семь.
- Что же, - доброжелательно сказал:пилот. - Со Среднеазиатского машина
уходит к поясам через восемь... Сема?
- Через... семь сорок две точно, - и Сема продолжил прерванную мелодию.
- Через семь сорок две. Вы успеете.
- Мне нужно быть на Звездолетном поясе через час. Вместе с товарищами.
Сема перестал свистеть.
- У меня стратосферная машина.
- старая машина, - с расстановкой произнес .
- рая, - так же с расстановкой подтвердил пилот и отложил книгу.
- Их списали с орбитальных полетов и передали в стратосферу год назад.
Но двигатели остались...
- Передали, - согласился пилот. - Земля бережлива. Но на большинстве
двигатели уже выработали свой ресурс и заменены.
- У вас еще стоят Винд-семнадцать. Иначе сняли бы и группу отключения
резерва, а она на месте.
- Я вижу, вы были там, - сказал пилот. - Допустим, я выйду в
пространство. Пусть даже нас там возьмут маяки и подведут, куда надо. А чего
ради мне отдавать свой сертификат?
- Жизнь людей.
стало тихо.
- Давно я не слышал этого ключа... С тех пор, как оттуда. И вы потеряли
пять минут, с этого надо было начать.
- Надо было познакомиться с вами.
- Ясно. Нужно согласие пассажиров.
- Кроме нас, здесь только один. Вот он. Он согласен.
- Вы согласны?
"Ты согласен? - подумал Кедрин. - Это уже больше не игра, не
романтическая погоня за возлюбленной. Да или нет?"
- Я согласен, - сказал он, но голос сорвался, и он повторив еще раз,
более уверенно:- Конечно, согласен.
- Он согласен, - подтвердил Седов.
- Не забывайте, перегрузки будут не пассажирские.
- Он перенесет, - сказал Седов. - Конечно, перенесет.
Сема обернулся, подмигнул Кедрину и щелкнул языком.
- Ладно. Поставим вас на контроль. Только если ему станет плохо, мы не
взлетим. Блокировка.
- Взлетим,-сказал Кедрин басом.
- Ну да... - мрачно пробормотал пилот. Он повернулся в кресле, почти не
глядя, потыкал пальцем в клавиатуру решающего, столь же мрачно обозрел
шкалу. - Учитывая износ машины, сорок семь процентов риска.
- Ради жизни людей я ходил на шестьдесят, - сказал Седов.
- Я ходил на девяносто, - пробормотал пилот. - И я знал людей, которые
ходили на сто. Самсонов ходил на сто и пришел обратно.
- На Цербере? - Седов глядел на металлический кружок на правом рукаве
пилота.
- На Диане, в оранжевой системе. Я - да, на Цербере. Через год снова
пойду. Я сейчас отдыхаю. Займите места. Всыплют нам, Сема?
- Всыплют, - радостно сказал Сема.
- Всыплют. Не забудьте присоединиться к контролю. Все. Сема, проследи.
Сема проследил. Возвращаясь в рубку, он остановился на пороге и
доверительно сообщил пассажирам:
- Вы сделали старику подарок - лучше не надо. А то он говорит, что у
него в жилах кровь свернулась в простоквашу. Сейчас он отведет душу...
- Звездолетчик, - пробормотал Седов. - Звездолетчик... Звездолетчик, -
сказал Седов в третий раз, ставя точку, и, прекращая всякую лирику,
откинулся в кресле.
"Звездолетчик", - подумал Кедрин, и тут же мысли сдвинулись с места,
смешались, завихрились, канули куда-то. Кресла полезли вниз, одновременно
поворачиваясь, раздвигаясь, превращаясь в диваны. В глазах потемнело. Пилот
"Кузнечика" отводил душу. "Кузнечик" ревел тремя "Винд-семнадцать",
наконец-то дорвавшимися до форсажа. Громовым салютом глайнер прощался с
наезженной трассой, вырываясь в простор, о котором всегда мечтают даже
маленькие корабли... И он, рыча от восторга, карабкался на вершину
невидимого пика.
Далеко внизу, на Земле, в посту слежения и управления Глобальных трасс,
диспетчер схватился за голову, на которой давно уже не росли волосы, и
послал негодующую радиограмму. Сема мгновенно закодировал ответ. Диспетчер
прочел, топнул ногой, призвал на помощь всех чертей и, одобрительно
подмигнув неизвестно кому, пустил по спирали сообщение о том, что глайнер
восемнадцатый задерживается в пути и на линию будет выслан резервный номер
семьдесят три.
Корабль вышел в черное небо.
Пилот снял ускорение. Настала невесомость. Трижды, нарастая и
ослабевая, во внешних дозиметрах прошумел неведомый прибой, означавший, что
пройдены радиационные пояса планеты.
Распахнулось пространство; Земля уходила в сторону. Над ее поверхностью
всходили голубые конструкции астрофизического спутника номер пять. Шестой
сиял в самом зените, на фоне давно знакомого созвездия, и вокруг него
вспыхивали другие звезды, которых не было в астрономических каталогах.
Тяжелый грузовоз оторвался от его причальной площадки, выбросил голy6oe
облачко и начал снижаться к ажурным дискам Метеорологического пояса,
нечастой цепью охватывавшего планету в меридиональной и экваториальной
плоскостях. Где-то далеко справа вспыхнула и начала расплываться розоватая
туманность, - наверное, очередной планетолет ушел в рейс к внутренним
планетам, - и сейчас же это облачко на миг затемнил проходивший
перпендикулярным курсом нерегулярный патрульный сателлит... Пространство
Приземелья жило своей жизнью, и как бы в доказательство этого в телефонах
утихали голоса планетного вещания, и их место занимали другие: люди на
корабляхях и спутниках переговаривались, шутили и спорили, иногда резким
свистом их перекрывали закодированные тексты с лунных станций, и в ответ им
летели такие же свистящие молнии с Земли. Впереди, пока еще в отдалении,
возникли и становились все ярче зеленоватые светила Звездолетного пояса.
Кедрин не испытывал страха. Ему казалось все еще, что пространство
нереально - невесомость кончилась, корабль шел с ускорением в одно "же".
Пока ничего необычного не было... Разве что мигание предупреждающих табло и
голос, раздавшийся в капсулах: "Внеочередной, внеочередной, даю пеленг,
слушайте ваш пеленг... Включите ваших киберов на прием посадочной
программы... Какая частота ваших киберов?" - "Нестандартная, сажусь сам", -
ответил несколько измененный передачей голос пилота. "Внеочередной, не
уверен, что сядете". - "Пит, узнаю тебя по ушам, вспомни спецзону на
Диане".-"Мишка, клянусь святым торможением, это вынырнул Мишка!"-"Взял твой
пеленг, Пит. Включаю".-"Пузырь, пузырь, по кличке "Орион", куда лезете в
наше пространство, освободите пространство для внеочередного!" - "Но я имею
график". - "Поломайте его о колено..."
Началось торможение. Оно было плавным, тяжесть нарастала медленно,
чувствовалось, что пилот работает, как мастер, - без лишнего напряжения,
легко и точно. Двадцать четвертый дробь семь надвигался из пространства -
громадный цилиндр, опоясанный тороидами, окруженный радио- и световыми
маяками, светяшийся множеством иллюминаторов и габаритных огней. Глайнер
выходил к торцу цилиндра. Вспыхивали сигналы. Спутник покатился, уходя из
поля зрения. Загорелись звезды. Торможение усилилось, внезапно корабль
завибрировал, и Кедрину показалось, что у него заныли целых шестьдесят
четыре зуба - так много их вдруг оказалось. Но вибрация кончилась,
плаферровые шторы поднялись, закрывая иллюминаторы. "Мишка, у тебя есть
переходник?" - спросил тот же голос. "Нет, это же теперь глайнер, к чему на
нем переходник?" - "Ну, я не знаю, на всякий случай... До чего ты дожил -
летаешь на глайнерах". - "После этого рейса не буду летать и на глайнерах, -
мрачно пообещал пилот. - Так куда мне приткнуться?" - "Ладно, провались ты в
Юпитер, примем вас в закрытый док, выйди на пеленг AM".
Только сейчас Кедрин осознал: они действ