я этого, пожалуй, говорить не следовало. Она же пропустила сказанное мимо ушей; предпочла не услышать. - Твоя настоящая работа сейчас только начнется. - Был бы рад понять - но моих способностей недостает на это. - Я объясню. Не сию минуту. Но будь готов к серьезным делам. В Сомонт съезжаются донки со всей планеты - и не с самыми добрыми намерениями, насколько можно судить. Они настроены, похоже, весьма решительно. Она сделала паузу. И закончила: - А моя благосклонность по-прежнему остается с тобой. Пока это были только слова. Но лучше, чем ничего. Я кивнул. - С нетерпением ожидаю твоих приказаний. Но прежде хотел бы услышать: что станется теперь с моими друзьями? Ястра очаровательно, как она умела, улыбнулась: - Вскоре все они будут здесь... поблизости. Я так и предполагала, что тебе понадобится их помощь. Не беспокойся, их доставят в целости и сохранности. Теперь я понял, в чем заключалось отданное ею офицеру приказание. И внутренне улыбнулся. На самом деле это ее воины вернутся в целости и сохранности, если я попрошу экипаж мирно последовать за ними. Так я и сделаю: нам лучше побыть вместе прежде, чем окончательно распределить роли и заняться тем, что поручил и доверил нам Мастер, каждому на своем месте. Вслух же я сказал иное: - Итак, я жду приказаний, ослепительная Жемчужина! Она помолчала. Похоже, хотела - и не могла решиться на что-то. - Знаешь, Уль... я ведь не сплю с ним. Один только раз, когда я только что вернулась. И все. Может быть, Ястра ожидала, что я как-то отзовусь на эти слова. Я предпочел промолчать: не хотел лишних обязательств - да и пустых надежд тоже. Выждав, она продолжила уже другим тоном, почти совершенно деловым: - Итак, у меня сейчас - все права Властелина. Но только в официальных делах. Мне предстоит, например, достойно встречать и приветствовать прибывающих донков; собственно, я этим уже и занимаюсь. А их как-никак будет сорок пять - пока только донк Яшира не предупредил о своем желании участвовать в сборище. Да еще у каждого - свита, охрана... И каждого надо разместить так, чтобы никому не было обидно. Конечно, Жилище Власти весьма обширно, но все же... Я чувствую себя сейчас кем-то вроде главной горничной. Представляешь? - Искренне сочувствую, - сказал я от души. - И в то же время - здесь, в Жилище Власти, мне все это время очень неуютно - даже в моих покоях. По сути дела, я тут под арестом - да ты сам это наверное понял, пока пробирался сюда. И кроме того, невозможно в двух словах объяснить тебе, чего я хочу и что придется сделать... Она явно тянула время, желая - и в то же время не решаясь сказать мне что-то важное. - Это все, Повелительница? В таком случае мне полезно было бы отдохнуть с дороги, принять ванну и прочее... И я изобразил движение в сторону выхода. - Постой. Дело очень серьезное. - Она все еще говорила едва слышно. - Не могу объяснить тебе сию минуту. Все, что говорится здесь, завтра же будет знать Изар - у него сохранилась неплохая служба гонцов, а еще сегодня - все его подхалимы в Жилище. А я вовсе не считаю, что им следует знать о твоем возвращении ко мне. - Я располагаю временем, и все оно принадлежит тебе. - Но у меня его сейчас как раз нет. Изар уехал, и мне предстоят все эти хлопоты: вот-вот уже начнутся официальные процедуры, и я чувствую себя, словно начинающая... - она проглотила слово. - Сейчас это важно, как никогда: они же едут сюда, чтобы свергнуть нас. Династию. Ненавижу дурака Изара за то, что он довел страну до такого унижения! Тем не менее, я должна не только участвовать, но и направлять все это цирковое представление. - У вас еще продолжается эта тягомотина? А я думал, что донки уже не играют никакой роли. - Традиции, Ульдемир, - едва ли не единственное, что помогает не рассыпаться зданию Власти, да и всему государству. Поэтому приходится терпеть - и не только это... - Хочешь, чтобы я помог тебе? Мажордом или камергер из меня никудышный, но я могу, скажем, разносить простыни по номерам... - Нет. Наоборот: мне не нужно, чтобы кто-нибудь знал о том, что ты здесь, - и о твоих людях тоже, когда приедут. - Она невольно поморщилась. - А вообще - здесь не бывает уединения, даже когда кажется, что никого нет и дом вымер. Все слышно и почти все видно. - Разве? Я ожидал, что она хоть чуточку смутится. Но она и глазом не моргнула, тем самым доказывая, что стала неплохим политиком. - Прикажи - и как только приедут мои ребята, мы вычистим все, до последнего жучка. - Нет, ни в коем случае. Все должно остаться так, как есть. Ну а что касается уединения... (она ведь отлично знала, что многие секреты Жилища Власти мне давно уже известны), то место, где мы сможем спокойно поговорить, существует. И мы там встретимся... попозже. А сейчас... Великая Рыба, да неужели у тебя так и не возникнет желания посмотреть на своего сына? Хоть раз увидеть его - будущего Властелина? Это ведь твоя кровь! Там, у вас, все так же тупы и бесчувственны? Я устала ждать, когда ты наконец попросишь об этом... Я улыбнулся. - Я униженно прошу о разрешении лицезреть... - Я уж и не верила, что ты скажешь это. У него чудесное, выразительное личико. Особенно когда ревет. А уж попка!.. Идем. Мы вышли в коридор, миновали две двери. Третья показалась мне знакомой; она была пошире тех двух, с вычурной ручкой - почти такая же, как та дверь, что вела в рабочую комнату Соправительницы. В эту дверь Ястра и постучала. Словно бы наносила визит кому-то, кто выше нее. Я только пожал плечами. Из-за двери отозвались: - Кто стучит? - Мать Властелина! Время кормления. Створки приотворились - сначала чуть-чуть, потом достаточно, чтобы можно было пройти по одному. Я пропустил Ястру вперед. За дверью оказалась узкая прихожая, и в ней, загораживая путь, стоял тарменар; ствол его оружия был направлен прямо в мою грудь. Он наверняка узнал меня, но и бровью не повел. - Советник со мной, - сказала Ястра. - Ветра нет. Последние слова означали, видимо, что она свободна и действует без принуждения. Когда они были произнесены, часовой отступил, прижавшись спиной к стене и подняв ствол, словно шлагбаум: - Можно войти. Только после этого мы вошли в детскую - наверное, другого названия этой комнате было не придумать. На пороге я остановился, пытаясь вспомнить, что же здесь находилось раньше, когда я еще жил в этом доме. И тут же усмехнулся: я входил сейчас в собственный кабинет - рабочее место Советника Жемчужины. Правда, тамбура тогда не было - его выгородили уже после. Ну что же: разумное использование освободившейся площади. Можно было только надеяться, что хоть жилые апартаменты мне сохранили. Здесь находился еще один солдат, вернее - Острие стрелы. Ястра кивнула ему: - Разрешаю выйти. Позову, когда понадобится. Унтер отсалютовал и вышел. Слышно было, как в коридоре щелкнула зажигалка, и я подумал, что передышка лишь обрадовала охранника. Ястра затворила дверь, что вела в прихожую. И только после этого кивнула мне, как-то непривычно для меня улыбаясь: - Ну, иди. Да смотри же!.. И откинула кружевной полог. Младенец безмятежно спал. Я на его месте вел бы себя точно так же - при такой-то охране. Ястра оказалась заботливой матерью. Минуту-другую мы постояли молча, любуясь. Я, во всяком случае, изо всех сил делал вид, что любуюсь. Меня и на самом деле охватило давным-давно уже не испытанное чувство; я затруднился бы точно охарактеризовать его, но это было нечто, подобное медленному растворению в сахарном сиропе, обладающем, однако, крепостью матросского рома. Что же касается зрительных ощущений, то младенец был как младенец, все у него, по-моему, было на месте - во всяком случае то, что я мог увидеть. Упитанный младенец и, я бы сказал, миловидный. Мой сын. Чертовски трогательно это было, ей-Богу. Я нагнулся пониже, стал протягивать руки, чтобы извлечь его из гнездышка. И был немедленно отвергнут - не мальчиком, конечно, его мамашей, - с такой силой, что чуть не впечатался в противоположную стену. - Ты с ума сошел! Весь в заразе!.. Господи! Да, я основательно успел забыть, как это бывает. - Не спросил даже, как его зовут, и лезешь! Правильно, не успел. Как-то не подумал. - Извини, ты права, конечно. Как всегда. Как же его зовут? - Ну спасибо, что поинтересовался наконец. Запомни: Яс Тамир. По традициям Династии и моего рода, в имени должны быть элементы имени матери, отца и рода. Тамир Третий, кстати, был великим завоевателем. Он семьдесят лет возглавлял наш род - великий род горных Тамиров. Запомни это навсегда! Прочтя эту нотацию, Ястра сама, с великой осторожностью, извлекла младенца из его уютной норки. Он открыл глаза. Я испугался, что сейчас заревет, - я этого не люблю, - но он, похоже, понял меня и промолчал. Видимо, родственная связь между нами и в самом деле была достаточно крепкой. Ястра же, держа ребенка на руках, уселась на мягкий табурет... - Ты что... ты что?! - Собираюсь кормить, естественно; я не признаю кормилиц: потом властелинам приходится разбираться с молочными братьями. И вот обхожусь своими силами, - заявила Правительница безмятежно, не выказывая ни малейшего смущения. - Ты забыл, как это делается? Или тут есть что-то такое, чего ты раньше не видал? Она явно имела в виду свою грудь - ту, что извлекла сейчас из соответственно сконструированной одежды. Ребенок разинул рот, не дожидаясь команды, и принялся за работу. Ястра глядела то на него - с прямо-таки рекламной улыбкой (при помощи таких вам стараются всучить зубную пасту или жевательную резинку), то на меня - взором победительницы. Я и в самом деле чувствовал, что позиции мои слабеют. Я успел основательно забыть ее, да и дела не способствовали размышлениям о любви. Но сейчас она была перед моими глазами, и... - Убери руку! - Это было озвучено голосом разгневанной кобры. Пришлось отдернуть пальцы. - Я только хотел убедиться, что это не мираж... Она усмехнулась - совсем как раньше: - Ты, кажется, не против?.. - Полностью - за. Черт, у меня даже голос сел. Она же из змеи превратилась в горлинку - или какие там еще бывают воркующие птички: - Я тоже... Я уже стал оглядываться в поисках удобного приспособления; честное слово, я охмелел, не найду другого слова. Она вовремя вернула меня к реальности: - То, чего тебе хочется, милый, ты получишь в соответствующей обстановке, а не на глазах у всех подсматривающих. Но может быть, ты хочешь идти по стопам Изара? Тебе нужны зрители? - Да я вовсе не имел в виду... - Помолчи, помолчи. Итак - даю тебе семь часов, чтобы ты привел себя в порядок. Не слишком много, по-твоему? - Меня это устраивает. Смогу хоть немного отдохнуть. Только - где? - Кабинет твой я, как видишь, заняла. Но личные апартаменты Советника по-прежнему в твоем распоряжении. Это и в самом деле было очень кстати. - А теперь, - сказала она, - официальная часть. Не исключено, что кому-то все же удалось заметить твой приход. Пусть все наушники Изара знают, для чего ты прибыл, и делают вывод, что ты немедленно и убыл. - Она усмехнулась. - Я готов. - Советник! - произнесла она громко и четко, так, что слова ее, пожалуй, можно было бы услышать едва ли не во всем Жилище Власти даже и без подслушивающих устройств. - Я сердечно благодарю вас за все услуги, оказанные вами Власти в дни вашего пребывания на посту. С искренним сожалением должна сказать вам, что изменившиеся условия делают вашу дальнейшую деятельность в этом качестве излишней. Вам будет выплачено установленное вознаграждение, мне же остается лишь пожелать вам всяческих успехов в делах, которыми вы станете заниматься в дальнейшем. И она протянула мне руку для поцелуя. Я снова опустился на колено. - Сердечно благодарю Жемчужину Власти и мою повелительницу за все благодеяния, оказанные за время моего пребывания на посту Советника, и за ту высокую оценку, какую ей угодно было дать моим скромным усилиям. Желаю править без забот многие циклы и десятки циклов. Дни службы Жемчужине останутся счастливейшими в моей жизни. Низко преклоняюсь. Теперь все формальности можно было считать совершенными. Те, кого это интересовало, получили возможность с облегчением перевести дыхание: моя отставка прошла без всяких неприятных неожиданностей. Так, во всяком случае, они должны были думать. Что же касается меня, то мне и в самом деле не мешало поспать если и не в свое удовольствие, то хоть несколько часов. Распрощавшись с Жемчужиной Власти согласно всем требованиям этикета, так что даже самый строгий блюститель ритуалов не нашел бы, к чему придраться, я покинул ее приемную и безмятежно направился по длинному и, как всегда, полутемному коридору по направлению к моим комнатам. Все шло нормально. Даже до удивления. Дверь, что вела в мои покои, оказалась незапертой. Внутри все было, похоже, в том же состоянии, в каком осталось, когда я в последний раз - кажется, уже очень давно - выходил отсюда. Я раздвинул створки шкафа. Мой гардероб не понес никакого ущерба, так что можно было выбрать наряд по своему вкусу. Я достал халат и направился в ванную. Теплый душ помог расслабиться. Предвкушая несколько часов полного ничегонеделания - блаженное, давно уже не испытываемое состояние, - я переместился в спальню, разобрал постель, с удовольствием отметив, что белье оказалось свежим, и сразу же провалился в радужную неразбериху сновидений. Сперва я подумал, что это очередной сон, которых я успел уже увидеть уж не знаю, какое количество. Снова был лес, в котором мы только что праздновали новую встречу друзей на Ассарте, передо мною стоял Риттер фон Экк. Он говорил: - Капитан, эти парни засунули нас в машину и везут куда-то. Мы не сопротивлялись, хотя они, конечно, для нас не противники. Если у тебя все в порядке - откликнись и решим, что нам сейчас предпринять для пользы дела. Мы нужны тебе сейчас - рядом с тобою? Или, может быть, сразу уточним, кому куда направиться и в какой роли? Чтобы не терять времени. Он вопросительно смотрел на меня. Я с интересом ждал, в какую сторону сон повернется дальше. Но сон не поворачивался. А Уве-Йорген, обождав, снова начал: - Капитан, вызывает Рыцарь. Слышишь меня? Нас тут подхватили эти парни... Слово в слово он повторил уже сказанное. И только тут я сообразил, что это вовсе не сон. Хотя и по-прежнему лежал в мягкой постели, на свежих простынях. Это был вызов по нашей местной связи, которая не нуждается в приборах и устройствах, не боится никакого глушения, а передача идет из головы в голову. Сколько я успел проспать? Три часа. Бедные тарменары. Они не понимали, как легко любой из нас мог бы стряхнуть их с себя - не труднее, чем заползшего на сапог жучка. - Рыцарь, здесь капитан. Слышу, все понял. Приказ: пока что сопротивления не оказывать. Потому что они везут вас сюда, в Сомонт. А я тем временем подумаю - кому что. На "Алис" никто не наткнулся? В его голосе прозвучало удивление: - Хотел бы я знать, как это может случиться. - Да нет, это я так... спросонья. Хорошо. Вызовешь меня, как только прибудете на место. - Понял, капитан. А если в дороге станет опасно? - Разберетесь сами. И найдете меня. Нахожусь в моем официальном месте. Если будут изменения - сообщу этим же способом. - Принято к исполнению. Конец связи. - Успеха. Я снова расслабился. Прекрасно: можно было доспать никак не менее трех часов. Если, конечно, еще кому-нибудь не придет в голову помешать человеку с толком использовать заслуженный отдых. 6 В тесной кухоньке уединенного домика на окраине Сомонта на полпути от плиты к столу Леза остановилась: в комнате маленький Растин снова заплакал в своей постельке; кормить его было еще не время - просто он не терпел одиночества. "Он не очень здоров, - тоскливо подумала она, - да и что удивительного при такой жизни: у нас слишком мало витаминов, одни консервы, хотя Миграт и старается. А потребности у маленького Растина, похоже, уже соответствуют его происхождению. Такой же властный, как его отец. О котором он никогда ничего не узнает". Это Леза решила твердо. Ценой этого незнания будет спокойная, мирная и долгая, как она надеялась, жизнь; ничего другого для своего сына - он ей принадлежал, только ей! - Леза не желала. И верила, что и Миграт с нею согласится. Она как-то привыкла к мысли, что Миграт всегда будет рядом с нею и ребенком. Они, правда, не были семьей. Тело ее отвергало этого мужчину. Магистр же, явно неравнодушный к ней, не требовал близости; но ведь это - искренне полагала Леза - не главное, духовно же, ей казалось, они едины. Он никогда не говорил о своем отношении к ней, но слова тут и не были нужны, она чувствовала это всем своим существом. Она была благодарна ему за то, что он, после единственной и неудачной попытки, до сих пор не требовал от нее ничего, как от женщины, хотя - казалось ей - временами снова был очень близок к этому. Отсутствие физической близости не тяготило ее: в глубине души она понимала, что Изара ей никто не заменит, только к нему она, как ей казалось, до сих пор испытывала подлинное влечение. Случайный эпизод с историком - ночью в архивной каморке Жилища Власти - только убедил ее в этом. Но оказалось, что теперь, когда в жизнь пришел Растин, она отлично обходится без постельных отношений. Может быть, и Миграт стал таким же? В остальном же он вел себя безупречно. С той поры, как она, не рассуждая, позволила брату Изара увезти себя с родной планеты, те несколько месяцев, что они находились на Инаре, и вот теперь, когда он, точно так же ничего не объясняя, велел ей собираться и привез назад, он не пытался с нею спорить! Быть может, потому, что она и не пробовала ему противоречить, понимая, что он куда опытнее и лучше знает, что нужно делать для ее благополучия. В ответ она вела хозяйство - и там, и здесь, на Ассарте, в этом окраинном, удаленном от другого жилья домике. Странно, но в часы одиночества, когда Миграт в очередной раз уходил надолго по своим делам, она почти не думала об Изаре, об их прошлом. Не то чтобы старалась прогнать подобные мысли; они просто не приходили. Однажды, подумав об этом, она сама удивилась: она ведь любила Изара, сильно, по-настоящему, насколько она могла об этом судить. Тогда любила. Наверное, думала она, то была просто другая жизнь, совсем другая. Леза прожила ее с начала до конца - и жизнь кончилась, началась новая, а всякому свойственно жить интересами именно теперешнего своего существования - даже если в памяти и сохраняется что-то от предыдущего: в том, минувшем бытии жил совсем другой человек и все, что происходило с ним, не имело к нынешней Лезе никакого отношения, не должно было волновать ее - и на самом деле не волновало. Именно поэтому даже ребенка она теперь воспринимала только как своего сына, как если бы в его зарождении никто больше не участвовал. Наверное, такое восприятие выработалось подсознательно - чтобы не позволить никому влиять на судьбу сына с момента его рождения. Это она будет решать сама. Тут никто ей не указ. В остальном же она готова была жить так, как ей скажут. Кто? Сегодня - Миграт, а завтра? Но о завтрашнем дне она и не думала. Люди, - предполагала молодая женщина, - все скорее всего одинаковы, а то, что кто-то из них обладает Властью, а кто-то другой подметает улицы, никакой роли, по ее мнению, не играло. Долг всякого мужчины был - обеспечивать женщине и ребенку пищу и безопасность, вот и все. ...Обед был готов, но сегодня Миграт почему-то задержался; обычно он поспевал к обеду вовремя, с удовольствием ел дома, когда она сидела за столом напротив него и с легкой улыбкой смотрела, с каким наслаждением он поглощал немудреные яства, приготовленные ею. Она еще раз окинула взглядом кухонный стол, на котором уже были расставлены тарелки - не такие, конечно, из которых она угощала Властелина, но сейчас выбирать не приходилось. Кажется, действительно все готово... Но тут она нахмурилась. Приготовлено было действительно почти все. Но именно - почти. Не хватало свежей зелени; а Миграт говорил, что привык к ней с детства. Как же она ухитрилась забыть, что последние веточки сельдерея и укропа были съедены еще вчера? Обычно зелень, как и все съестное, приносил в дом сам Миграт. Доставал где-то в городе. Подробностями Леза не интересовалась, принимала это как должное. Но сегодня что-то задержало его, и вряд ли у него останется время, чтобы разыскивать травки. Раньше все решилось бы просто: она успела бы добежать до ближайшей овощной лавки, где наверняка нашла бы все нужное. Теперь дела обстояли иначе. Лавки лежали в развалинах, но и в те, что уцелели, давно уже никто ничего не подвозил. Конечно, без сельдерея Миграт тоже не умрет. Но ей так хотелось - из чистой благодарности, - чтобы ему нравилось все до самой последней мелочи... Маленький Растин все еще выражал недовольство. Леза вошла в комнату, взяла ребенка на руки, стала баюкать, размышляя при этом, как все-таки выйти из положения: не могла же она показать себя невнимательной хозяйкой. Она задумалась на несколько секунд. И вдруг сообразила. Еще неделю тому назад, когда Миграт привел ее сюда, где-то совсем рядом она заметила - просто так, мельком - приятное для глаза зеленое пятно среди обломков и пепла и бессознательно отметила для себя, что это, вероятнее всего, огородик, уцелевший при разгроме. Может быть, Миграт там и запасался укропом и прочим? Так или иначе, добежать до этого местечка и вернуться было делом нескольких минут; если даже Миграт появится в это время, она сможет его заметить раньше, чем он приблизится к дому. Это ведь совсем рядом, в двух шагах, не более... Растин задремал наконец. Леза бережно уложила его, укутала одеяльцем и выбежала, как была, в одном платье. Там и на самом деле оказался огородик. Кое-что уже привяло, но сельдерей нашелся, а кроме того и редиска. Капуста оказалась почти целиком поеденной гусеницами, но один красивый кочанчик уцелел, и Леза прихватила его тоже. Нагибаться было трудно, распрямляться - тоже: мешал живот, все еще не вернувшийся в свои прежние, небольшие размеры, хотя со стороны это и незаметно было. И когда кто-то сзади помог ей, ухватив за плечи, она в первое мгновение не удивилась: это было так естественно! Испугалась и закричала она, только когда обернулась и вместо Миграта увидела незнакомые неприятные лица и грязную, местами порванную, чужую военную форму. Когда Леза закричала, ей тут же зажали рот пахнувшей потом и чем-то еще очень неприятным ладонью. Их было двое, и они переговаривались на каком-то тарабарском языке, никогда до сей поры не слышанном. Один провел рукой по ее животу, потом по заду и проговорил что-то; другой громко засмеялся, как заржал, и сквозь этот смех ответил что-то, столь же непонятное. Первый солдат отнял ладонь от ее губ, чтобы вытереть у себя под носом. Она снова крикнула; на этот раз ей заткнули рот грязной тряпкой, отчего ее стошнило. Но солдаты, не обращая ни на что внимания, грубо потащили ее за собой, и она с тоской подумала, что Миграту не следовало так опаздывать к обеду, если бы даже ему пришлось обойтись без сельдерея. Они втащили ее в дом. Готовый горячий обед обрадовал солдат. Они недолго посовещались на том же непонятном языке. Потом устроились за столом и жестами приказали ей подавать. Входную дверь они заперли за собой и заложили даже засов, оружие поставили рядом так, что в любой миг могли схватить его и открыть огонь. Подавая еду, приготовленную вовсе не для них, она беззвучно плакала, не вытирая слез. Солдаты съели все. Потом один из них подошел к ней, то ли улыбаясь, то ли просто скаля зубы. Леза машинально отметила, что двух передних не хватало. Она уже знала, что сейчас произойдет, отвернулась, потому что у солдата изо рта дурно пахло. Он обнял ее за талию; Леза быстро и резко ударила его ногой в самое уязвимое место, рванулась, влетела в комнату и задвинула засов. Растин, к счастью, не проснулся. Леза огляделась в поисках выхода. В комнате было единственное окошко, маленькое и до сих пор не открывавшееся, чтобы не налетели комары. Леза попыталась поднять задвижку. В дверь толкались, потом сильно ударили. Она бросила взгляд на ребенка. Он беспокойно зашевелился. Ударили снова. Оконная задвижка не поддавалась. Еще удар. Сейчас Растин проснется... Они все равно ворвутся. Пусть хоть он не видит. Дальше она действовала, как во сне. Подошла к двери и отодвинула задвижку. Остановилась, опустив руки. Тот солдат, которого она ударила, - было видно в распахнувшуюся дверь, - скорчившись, сидел на табурете, раскачивался вперед-назад, закусив губу. Издали увидев Лезу, потянулся к оружию. Второй - тот, что стучал, - что-то крикнул первому, вошел и приблизился к Лезе. Она не стала сопротивляться. Вытянутой рукой удержав его, сама стянула через голову платье и отступила к кровати, стараясь глядеть ему прямо в глаза. Поймав взгляд - приложила палец к губам, указала на ребенка в кроватке. Солдат понял. Кивнул и даже улыбнулся. Леза тоже постаралась улыбнуться как можно искреннее и села на кровать. Солдат быстро-быстро принялся раздеваться. Она спокойно смотрела; он не был мужчиной для нее, просто - бедой, какую нужно было перетерпеть ради сына. Потом, спохватившись, разделась догола и легла, не дожидаясь, пока он ее повалит. Закрыла глаза, ожидая грубости. Нет, все получилось не так. Солдат не спешил. Он прикоснулся к ней нежно и осторожно, кончиками пальцев провел по груди, животу и, не дойдя до низа, стал так же легко гладить по бедрам, не ложась рядом с нею, но стоя над нею на коленях. Она вздрогнула: настолько неожиданно это было, не похоже на насилие. Он стал легко прикасаться к ней губами. К ее губам, лицу, грудям, и ниже - по всему телу... И если до сих пор ей было все равно, то сейчас Леза вдруг покосилась, чтобы узнать - смотрит ли на них тот, другой солдат: ей стало почему-то стыдно, как если бы тут начиналось что-то другое, нечто тайное, интимное, глубокое... И даже - подумалось ей - не начиналось, а повторялось. Этот парень был до странного похож на Изара - не обликом, конечно, но тем, как обращался с нею. Но он был еще лучше! И если на него не смотреть, то можно было очень легко представить, что прошлое вернулось и это он, он, он, но не совсем тот, каким был, а понявший наконец ее до предела, все постигший и всему научившийся... И можно было с нежностью прикоснуться к нему, и ответить на его движения, и желать, чтобы он вошел, наконец... и чтобы это продолжалось дольше, дольше... и стонать, и шептать что-то... и в конце концов испытать то, что, казалось, никогда не окажется доступным ей, что бывает только в сказках, чему она давно уже, живя с Изаром, перестала верить... Потом, когда он дал ей перевести дух, она подумала о Миграте, который мог ведь прийти в любую минуту - и убить их. Или они могли убить его. Она хотела вскочить, но этот - как теперь было называть его - не позволил: снова пальцы его заскользили по ее телу, и мысли исчезли. - Ты бы не трогал ее, а? - сказал старший капрал Ур Сют рядовому Ар Гону. - Все равно ведь тебе от баб никакой радости, это всем известно. Ар Гон, здоровый бугай, усмехнулся одной стороной рта. - Она мне напрочь не нужна. Я и не подумал бы, если бы она не поддала мне по яйцам. А такого я не прощаю. Хоть бы она была полковником. - Да какое тебе удовольствие?.. - Никакого, это верно. Я их всех ненавижу с тех пор, как моя жена, сука проклятая... Но когда я на нее залезу, ей придется куда хуже моего. Пусть пострадает за все их поганое племя. - Рядовой Ар Гон! - А иди ты. Я в своем праве. Или ты собрался солдата обидеть? Не надо, старший капрал, не надо, нам еще воевать и воевать... ...Когда Леза снова пришла в себя, оба солдата стояли у ее кровати; по-видимому, выведенный ею из строя пришел в себя и теперь хотел получить свою долю удовольствия. Она жалобно взглянула на своего, близкого, заранее понимая, что - бесполезно. Другой, все еще морщась, уже расстегивался. Ласковый взглянул на нее и едва заметно развел руками. Она закрыла глаза. Дурно пахнущий навалился на нее. Она терпела, сколько могла, потом ощущение реальности стало уходить - но вовсе не от наслаждения, а от боли, обиды и усталости. Потом ребенок все-таки проснулся и заплакал, и от этих звуков Леза сразу пришла в себя. Ощутила легкость: грубый солдат уже отошел от кровати, и теперь шагнул было в сторону колыбели, но ласковый, похоже, отговорил его, и тот нехотя позволил Лезе встать. Они недолго поспорили о чем-то, один даже тряхнул своим ружьем. (Не зная их языка, она не могла, конечно, понять, что здоровенный предлагал старшему капралу оставить ее с ребенком здесь: никуда не денется, захочешь - навестишь, а там она к чему? Ур Сют отвечал, что женщины в расположении нужны - хотя бы белье стирать. "Затрут ее там наши ребята, - сказал Ар Гон, - тебе ничего не останется". "Пусть попробуют", - ответил Ур Сют и потряс "циклоном".) Но в конце концов оба договорились, видимо, и отперли дверь. Леза надеялась, что они позволят ей остаться, но солдаты, дав ей время одеться, знаками показали, что нужно взять ребенка, - ласковый солдат все улыбался ей с виноватым видом, она же смотрела, не веря, что это именно он сделал ей так хорошо, и с удивлением чувствуя, что не может до конца обидеться на него за то, что он позволил другому ее изнасиловать; да, этот второй насиловал, тут другого слова не было. Потом ей показали, что надо уходить. Она хотела повиноваться, но подогнулись ноги, и она почувствовала, что идти не в состоянии. Ребенка понес, забрав у нее, хороший солдат, а бугай-насильник без ощутимого усилия поднял на руки ее и потащил. Они пошли куда-то, часто оглядываясь и стараясь ступать потише. А Миграта все не было, и Леза чувствовала, как в душе ее начинает расти гнев на него: какое он имел право вот так оставлять ее на произвол судьбы, не обеспечив безопасности? Зачем он вообще привез ее сюда с Инары, где было хотя бы тихо и не было видно никаких солдат - ни своих, ни чужих? Ей и в голову не пришло - упрекнуть самое себя за то, что поехала с Мигратом. Она всегда чувствовала себя зависимой от других, и сопротивление не было ее стихией. Вот и сейчас она, смирившись, покорно позволяла мародеру нести себя. Вскоре они вошли в городские развалины и углубились в них. Леза опять забылась, через какое-то время снова пришла в себя; теперь ей хотелось лишь как можно скорее оказаться где-то, где можно будет отдохнуть. И еще - в глубине души она надеялась, что солдат, что нес ее ребенка, сына Властелина, будет там, куда ее несут. И может быть, они еще смогут бывать вместе - хотя бы изредка... Все-таки это было настолько же хорошо, насколько неожиданно. Миграт же - да какое дело ей было сейчас до Миграта! И даже память об Изаре, некогда рыцаре ее мечты, стала отступать вдруг куда-то в неразличимые сумерки былого. Мобиль не катился, а прямо-таки летел по дороге - еще недавно обычному проселку, без жесткого покрытия, зато со множеством выбоин и ухабов, теперь же прямому, как натянутая струна. Колеса едва касались матовой, гладкой, как девичья кожа, поверхности - и все же ни разу так и не попытались вильнуть. Советник любил ездить, но тут в первые минуты боялся поддать газу: машина тоже была новой, незнакомой. Потом боязнь ушла: видимо, все было сделано очень надежно. Убедив себя в этом, старый донк принялся думать о предстоящей встрече с женщиной, которая последнее время занимала главное место в его размышлениях, - но вовсе не по тем причинам, по которым мужчины обычно думают о женщинах. Тут дело было совсем в другом. Дорога заняла меньше времени, чем он ожидал. Мягкое торможение, остановка, негромкое шипение откатывающейся двери. Кресло как бы само подтолкнуло его к выходу - правда, достаточно деликатно. Он выбрался из машины на широкую, гладкую, ярко освещенную площадку. Свет был с зеленым оттенком, не резал глаз, хотя все видно было очень хорошо. Советника никто не встречал. Он и не ждал церемоний. Коротко вздохнув, направился к единственному входу - двустворчатой двери под старомодной колоннадой. При его приближении створки распахнулись. Он вошел в прихожее зальце. Женщина ожидала его там. Она приветливо улыбалась. Советник медленно, по-старинному, поклонился. Она кивнула в ответ, приглашающе повела рукой, повернулась и пошла. Советник шел за нею, стараясь не очень обращать внимания на мягко круглящиеся под длинным платьем формы. А также и на то, что в какой-то миг женщина стала вдруг прозрачной, так что сквозь нее оказался виден весь коридор. Впрочем, в следующее же мгновение она вновь обрела непроницаемость плоти. Советник смолоду знал, что ничему в этом мире не следует удивляться, потому что в нем не бывает невозможного. А подобное ему приходилось видеть не раз. Орден Незримых. Вот только женщина эта к нему не принадлежала. Иначе он знал бы ее. Вслед за нею он вошел в комнату - просторную, он бы даже сказал - обширную, меблированную старомодно и богато - так, как донку было привычно. В камине горели дрова. Повинуясь жесту хозяйки, Советник опустился в глубокое кресло. Подумал, что и в его доме такое не помешало бы, и напрасно он не заказал подобной обстановки, когда возвратился сюда из столицы, как думалось, навсегда. Хозяйка уселась напротив, и кресло, как он и ожидал, слегка подалось под ней. Советник не сомневался, что это было сделано специально для него - чтобы он чувствовал себя как можно более естественно. Чтобы относился к ней, как к любой другой женщине. Хотя на самом деле она (он понял уже, такой опыт у него был, благодаря Ордену Незримых) к обычным людям не принадлежала. Но это его не пугало. - Итак, донк, - сказала она на хорошем ассартском, на столичном его диалекте, - вы поступили совершенно правильно, решив принять мое предложение именно сейчас - когда Властелин едет к вам. - Вы каким-то образом узнали об этом? Да, он должен приехать. - Я стараюсь быть в курсе событий. Он понял. Но все равно ему это было неприятно. Хотя к таким вещам за время своей долгой придворной карьеры он привык. - В таком случае мне не нужно ничего вам пересказывать, э-э... Женщина поняла его затруднение: - Зовите меня просто - Эла. И, улыбаясь, добавила: - Это мое настоящее имя. Привстав, он поклонился. - Да, - продолжила она сразу же, - пересказывать ничего не нужно. Однако следует кое-что объяснить. - Я готов, - молвил он, испытывая некоторое напряжение. - Вы представляете, почему Властелину именно сейчас захотелось - или понадобилось навестить вас? Советник позволил себе улыбнуться. - Догадаться нетрудно. Как сообщают мне старые друзья, в столицу съезжаются владетельные донки. Можно легко понять, чего они захотят: того, чего он отдать не захочет. Нужно плести дипломатические кружева. Он этого не умеет. И никто рядом с ним - тоже. - И вы были готовы ему помочь. - Речь идет о сохранении династии, я всю жизнь служил именно ей. И я не стал бы дожидаться приезда Властелина: устремился бы к нему сам. Но вы убедили меня не делать этого. - Старый донк развел руками. - Даже не знаю, как это вам удалось. - Вы просто почувствовали, что мои доводы более весомы. - Почувствовал - возможно; но судить об этом не могу, поскольку я их так и не услышал. - Вы их услышите, донк. Но не сразу. Прежде скажите: вас навестили сегодня гонцы Ордена Незримых. Чего они хотели? - Известили, что в ближайшее время я не должен обращаться к ним с просьбами. - Ага. Вероятно, вы хотели использовать Орден Незримых для того, чтобы помочь вашему Властелину в розысках его Наследника? Он просил вас об этом? Советник медленно покачал головой: - Нет. Но я уверен, что попросит. Вернее, прикажет: Властелину не пристало просить своего подданного. - И вы хотели опередить его? Советник вздохнул. - Желал бы. Но они более не в силах помочь - ни ему, ни мне, и вообще ни единому человеку. Орден проигрывает в борьбе с... Не знаю, имеете ли вы представление о таких существах - это энергетические шары... - Мы называем их энобами. Концентрированная энергия и информация. Для нас - таких, как я или рыцари вашего ордена, - они очень опасны, потому что способны просто рассеять нас, превратить в хаотическое излучение. К сожалению, ваши рыцари правы. - Скажите... Эла, - старик на миг запнулся, - но ведь они не являются самостоятельным, разумным племенем? Они действуют, я полагаю, осуществляя чью-то волю. Может быть, можно как-то встретиться и договориться с их - ну, скажем, хозяевами? Говоря это, Советник следил за выражением лица собеседницы. Оно не изменилось. Ах да, вспомнил он. Это же на самом деле одна только видимость. Как и они... - Думаю, - ответила она, - что это - слишком высокий уровень. И никто из нас не будет признан достойным переговоров. - Даже Властелин? - Он, пожалуй, еще меньше, чем кто-либо другой во Власти. - Почему? - Потому, что с ними можно договариваться, лишь идя на уступки. Что-то отдавая. Любой другой - я имею в виду людей, стремящихся к Верховной Власти тут у вас, на Ассарте, - с большей или меньшей легкостью поступится частью этой власти - чтобы получить остальное. Властелин же может только отдавать: у них нет ничего такого, чем он мог бы прельститься. - Отчего же? Если они помогут ему найти Наследника... - Наследника, которому он сможет оставить гораздо меньше, чем получил от своего отца сам? На такие условия он не пойдет. Но, вступив в переговоры с ними, даст им понять, что он сейчас слабее, чем они предполагают. И они постараются использовать это. Советник помолчал. - Но, может быть, - осторожно сказал он затем, - вы и появились здесь, чтобы вступить в переговоры с ними? Лицо, так сказать, незаинтересованное... Напрасно: я уже убедился в том, что они вообще не хотят вести переговоры с людьми. Я надеялся лишь, что для Властелина может быть сделано исключение. - Но вы ведь знаете, что я не человек - в обычном понимании. Советник медленно усмехнулся. - Не сочтите за комплимент - глядя на вас и беседуя с вами, я забываю об этом. - Приятно слышать. Итак - вы убедились. Значит, пытались общаться с ними? Такой способ есть? Что это: действие? Слово? - М-да... да. И то и другое. Нужно оказаться в определенном месте и совершить моление Богу Глубины. Это наш старинный обряд, но они почему-то решили использовать именно его в качестве как бы пароля. Просто я должен в общепринятый текст добавить несколько даже не слов, но звуков. Вскоре они вступают в связь - через этих самых - как вы их назвали? - да, энобов. - Скажите, донк... Определенное место - это каменная дверь в Лабиринте, за которой начинается Глубина? - Значит, вы там были, - проговорил Советник, нахмурясь. - Да. Советник покачал головой: - Больше никогда не делайте этого - если хотите уцелеть. Поверьте мне: для обычных людей это менее опасно, чем для... таких, как вы. Хорошо, что на сей раз обошлось благополучно. Побывали - и выбрались... Значит, вы знаете, что находится за дверью? - Я видела и это. Но только видела. Я не могла углубиться в то, что мне открылось: там слишком много энобов, и вам уже известно, насколько они опасны для таких, как я. - Знаете, - повторил он. - В таком случае вам известно больше, чем мне. К чему тогда этот разговор? К чему вам я вообще? Хотел бы услышать ваш ответ. - Да, - сказала она. - Я знаю действительно больше, чем вы, - хотя и не намного. Но способ общения с теми, кто находится за дверью, пока неизвестен ни мне, ни моим друзьям. И вам придется открыть его мне. - Я не имею права передавать людям... - Вы снова забываете, что я не человек. - Да, простите. Это и есть то, ради чего вы захотели говорить