ы, так сразу побрился. На третий день туман рассеялся. Мы вышли из дома и увидели, что солнце скрылось за горизонтом. Наступила полуторанедельная ночь. Более красивого зрелища, чем эта ночь, я никогда не видел. В просветах облаков полыхали, переливаясь всеми цветами радуги, величественные волны света: это было свечение неба, более грандиозное и яркое, чем земные полярные сияния. Ламель обратил наше внимание на то, что с заходом солнца не наступило резкого похолодания; сказывалась близость теплого океана. Растения по-разному реагировали на похолодание. Одни обернули свои широкие листья вокруг ствола и стали похожи на высокие бутылки. Другие, имевшие разрезные листья, скатали их в тугие клубки и издали напоминали новогодние елки, обвешанные шарами; с наружной стороны листья покрывал густой слой длинных серебристых ворсинок, предохранявших мякоть листа от холода. У третьих листья совсем поникли и почернели. Были такие растения, которые реагировали на похолодание лишь изменением цвета. Впрочем, цвет изменили все растения: они стали зеленоватыми, а порой даже голубыми. Но любоваться природой было некогда. Мы спешили закончить монтаж управляющих установок до снегопада. - Тщательно проверяйте изоляцию, - несколько раз напоминала нам Елена Николаевна, когда мы приступили к укладке сверхвысоковольтных кабелей. Через несколько дней закружились пушистые снежинки. Температура упала ниже нуля. Снег с каждым часом усиливался, а потом повалил большими рыхлыми хлопьями. За несколько часов он покрыл землю таким слоем, что мы проваливались в него по пояс. Низкорослые растения оказались целиком погребенными под толстым снежным покровом. Для нас снег был большой помехой в работе. К счастью, сборка подходила к концу. На двадцатый день нашего пребывания на Венере все было готово к запуску ракеты со специальным атомным зарядом. - Через полчаса будьте все на командном пункте, - сказала Елена Николаевна после завтрака. Но ее предупреждение было лишним. Все, в том числе и биологи, не сговариваясь, отправились туда. - Волнуетесь? - спросила меня Елена Николаевна. - А вы разве нет? - Я тоже. Пройдет какой-нибудь час - и исчезнут все наши сомнения: будет уже совершенно ясно, ошибались мы или нет. Когда вложишь столько труда в какое-нибудь дело, то невозможно не волноваться за его судьбу. - Вы правы, - заметил я. - Это, по-моему, испытал каждый исследователь. Помню, был у меня на заре научной деятельности случай. Писал я тогда одну работу по теории атомного ядра. Составил новые уравнения, вывел все формулы, показал специалистам, а они только ухмыляются: дескать, теорий-то много, а вот с практикой они что-то не сходятся. Меня это задело. Молод был тогда, энергии хоть отбавляй, а вот выдержки еще не хватало - горяч был. Ну и повздорил с одним профессором из Академии наук. Я ему свое, а он мне свое. Я ему говорю: "Все то, что вы сейчас определяете в лаборатории экспериментально, можно получить с карандашом в руках, сидя за столом". Он посмотрел на меня так пристально-пристально, брови нахмурил и спокойно отвечает: "Ну что же, если вы так уверены в своей теории, то попробуйте найти несколько зависимостей со своим карандашом, а я их тем временем получу в лаборатории экспериментально. Нарисуйте то, что у вас получится, на бумажке и приходите ко мне. Мы сравним результаты". И протянул мне четыре листка миллиметровой бумаги. "Вот на этих листках и нарисуйте, здесь уже масштаб указан, легче будет сравнивать". Взял я у него листки, попрощался и ушел. Вернулся к себе и сразу сел за работу - хотелось раньше профессора результат получить. Вою теорию заново проверил и начал считать. Арифмометр у знакомого студента взял. Тогда еще другие счетные машины в диковинку были. Сижу считаю день, два, три, в глазах от цифр рябить начало. Порой уже забывал всю физику явления, а просто, как автомат, крутил ручку по заранее разработанной схеме до тех пор, пока голова кругом не шла. Через полторы недели на трех листках начертил свои теоретические кривые. Получились они совсем не такие, как я ожидал до расчетов. Вот тут-то я и начал волноваться. Сажусь четвертую, последнюю, кривую считать, а самого сомнения насчет первых трех одолевают. Чувствую, что не могу дальше считать - волнуюсь, в простых вещах начинаю путаться. Как вспомню нахмуренные брови профессора и его пристальный взгляд, ну, думаю, опозорился... Я помолчал. Передо мной в темноте кружился беспорядочный рой светящихся мошек. Я махнул рукой - рукав скафандра усеяло множество ярких точек, которые тут же погасли. - Ну, а дальше-то что было? - спросила Елена Николаевна. - А дальше я не выдержал. Как-то считал, считал, потом взял и позвонил профессору на работу. Прошу его: "Хоть на словах скажите, как выглядят ваши экспериментальные кривые?" Он засмеялся в трубку и говорит: "Ну, нет! В научных опорах никаких поблажек быть не может. Завтра приходите ко мне и все увидите. Захватите те бумажки, которые я вам дал". И повесил трубку. Ночью я спал плохо. Мне мерещилось во сне, что какие-то двугорбые и и трехгорбые кривые ползают по стенам и перепрыгивают со стола на стулья, оттуда ко мне на кровать, обвиваются вокруг моей шеи, как змеи, и душат. Рано утром я был уже у него. "Волнуетесь?" - спрашивает. Весь мой петушиный задор как рукой сняло. "Волнуюсь..." Он говорит: "Кладите на этот край стола свои теоретические кривые, а я на другой край свои экспериментальные. Будем брать по одной и сравнивать". Все сотрудники его лаборатории пришли смотреть, чем кончится наш необычный спор. - Ну и как, совпали? - Совпали. Все четыре. Совпали настолько, что он потом сам все мои расчеты проверял, каждую цифру. А я с тех пор научился глубоко верить в правильную теорию... Наш командный пункт находился в одной из пещер в горе, расположенной километрах в ста пятидесяти от стартовой площадки, с которой должна была взлететь ракета. Установка атомного заряда в ракету, проверка взрывателей, последний осмотр аппаратуры заняли не более часа. Елена Николаевна велела наладить связь с Землей. До Земли было так далеко, что радиоволны, излучаемые нашим передатчиком, шли до нее больше двух минут. Странный это был разговор. На Земле люди, переговариваясь по радио, не замечают того, что их разделяет большое расстояние. За вопросом сразу следует ответ. А здесь мы задавали вопрос, и он, уносимый радиоволнами, целых две минуты мчался к Земле, преодолевая расстояние в сорок миллионов километров. Ответ поступал к нам спустя еще две минуты. Так и шла наша беседа - с паузами в четыре минуты после каждого вопроса. Казалось, что на Земле сидит очень медлительный человек, который, прежде чем ответить нам, старательно обдумывает и взвешивает каждое слово. - Хорошо, что мы только на Венере, а не на Плутоне, - шутил неунывающий Ламель, - а то бы наши вопросы доходили до Земли не за две минуты, а за четыре часа. Еще четыре часа шли бы к нам ответы - в общем восемь часов ожидания. За это время не мудрено и забыть, какой вопрос был задан. Например, наш Виктор спросил бы Челиту: "Ты меня любишь?", а потом сидел бы восемь часов и гадал: "Любит, не любит, любит, не любит..." Через центр связи с космическими экспедициями мы связались с президиумом Всемирной академии наук и получили от Джавару разрешение начать опыт. Сотни глаз следили на Земле за экранами телевизоров. Плотный слой облаков затруднял наблюдения за микросолнцем. Предвидя это, мы захватили с собой с Земли аэростат, к которому был подвешен специальный телепередатчик, и запустили его перед началом эксперимента. На наших экранах появилось изображение темного звездного неба. Второй телепередатчик был расположен на поверхности Венеры, невдалеке от ракеты-носителя. Эксперимент начался. - Включить электростатические установки! - скомандовала Елена Николаевна. Из глубины пещеры донеслось: - Есть! - и через секунду: - Готово! - Запускаю ракету! - Она нажала красную кнопку на пульте управления. На экране телевизора мы увидели, как небольшая ракета рванулась с эстакады и взвилась ввысь, унося с собой страшный заряд. Она быстро скрылась в облаках. Мы переключили наши телевизоры на прием изображения с аэростатного передатчика. Вскоре мы вновь увидели нашу ракету. Она вырвалась из облаков и продолжала быстро набирать высоту. Струи раскаленных газов вырывались из ее сопел, ярко выделяясь на фоне черного звездного неба. Ракета приближалась к заданной высоте. Мы затаили дыхание. - Раз, два, три, четыре... - отсчитывала вслух секунды Елена Николаевна. Алое облако метнулось по экрану в том месте, где только что была ракета. Взрыв! Тотчас же вся местность вокруг осветилась светом, показавшимся нам особенно ярким после темноты, которая царила вокруг минуту назад. Огромное облако раскаленных газов, выбросив в пустоту вселенной несколько огненных языков, не разлеталась. По нему метались черные пятна, тут же сменявшиеся ярким светом. Облако бурлило и клокотало внутри, как расплавленная сталь в мартеновских печах. - Пульсирует или нет? - озабоченно спросила Елена Николаевна. - Пока не заметно, - отозвался Чжу Фанши. Я покосился на экран, где застыло лицо Джавару. Он еще не знал, что микросолнце существует: радиоволны еще не добежали до Земли с этим сообщением. Микросолнце раздулось до предела и напряженно дрожало, не меняя своих размеров. Это был критический момент. Внутри микросолнца боролись две силы: одна разрушающая, другая сдерживающая, и пока ни одна из них не могла взять верх. Огненный шар трясло как в лихорадке. Неожиданно из его глубин, точно протуберанец, вырвался большой огненный язык и тут же исчез в темноте. Микросолнце метнулось в сторону, но наши электростатические установки вернули его на прежнее место. Шар, выпустив из себя огненный язык, начал медленно уменьшаться в размерах. - Кажется, начало пульсировать! - радостно воскликнула Елена Николаевна. Шар сжимался. Скоро он стал совсем маленьким, как детский мячик, и вдруг снова стал резко увеличиваться. У нас опять замерло сердце. Казалось, что шар так быстро увеличивается в размерах, что наверняка лопнет. Но неожиданно он вновь стал сжиматься. Пульсации становились все чаще и чаще, так что все труднее и труднее становилось различать их простым глазом. Прошла минута, другая, и они совершенно слились, как сливается мелькание спиц в быстро вращающемся велосипедном колесе. Казалось, микросолнце перестало пульсировать и светит ровно и спокойно, как круглый плафон уличного фонаря. - Устойчиво! Микросолнце устойчиво! Ура! - первая закричала Елена Николаевна. Мы подхватили ее восторженный крик и бросились обниматься, без конца повторяя: "Устойчиво! Устойчиво! Ура!" Это была победа, настоящая большая научная победа. Нет, ни за какие блага мира не отказался бы я от своей трудной профессии! Как велико было наше счастье, когда холодное, черное небо Венеры осветило наше маленькое искусственное солнце! Оно спокойно светило нам с высоты, чуть заметно вздрагивая, словно поеживаясь от холода. Даже не верилось, что это человеческие руки - наши руки! - зажгли его. С острой радостью ощутили мы в тот момент, что наша работа нужна человечеству. Теперь нам доставляло величайшее удовольствие следить за лицом Джавару на экране телевизора. Оно отражало, вероятно, те же чувства, что и наши лица, только с опозданием на четыре минуты. Четыре минуты! Какой маленький срок, а как за это время может измениться лицо человека, сколько оттенков чувств может отразиться на нем! По лицу Джавару мы могли безошибочно определить, что именно видит он сейчас. Вот лицо его стало напряженным - это был момент, когда шар дрожал от натуги; вот глаза его расширились, на лице его мелькнула растерянность - это огненный язык оторвался от шара. Вот оно стало спокойным, потом на нем появилась улыбка, и мы услышали восторженный возглас: - Поздравляю вас, дорогие мои! Микросолнце устойчиво! Мы знали об этом уже целых четыре минуты назад, но его поздравление доставило нам искреннюю радость. Всем хотелось выйти из пещеры наружу и своими глазами увидеть, наконец, микросолнце. - Минутку терпения, - вдруг строгим голосом сказала Елена Николаевна. - Эксперимент еще не окончен. Какая сейчас радиоактивность на поверхности Венеры? - спросила она Виктора Платонова, наблюдавшего за дозиметром. - Нормальная, - немедленно отозвался тот. - Незначительно, совсем незначительно увеличилось гамма-излучение. Можно выходить на поверхность. - Не будем торопиться, - возразила Елена Николаевна. - Надо проверить управляемость микросолнца с помощью электростатических установок. Она сделала несколько плавных движений небольшим рычагом, посредством которого менялось мощное электростатическое поле наших установок, и огненный шар микросолнца послушно стал перемешаться по небу. Еще одно движение рычагом, и микросолнце стало приближаться к Венере. - Резко возрастает лучистый поток, - немедленно сообщил Чжу Фанши, следивший за радиацией. - Сейчас освещенность поверхности Венеры вдвое больше, чем на экваторе Земли в полдень. - Хорошо. Этого достаточно. - Елена Николаевна включила автоматическое управление микросолнцем. - Можно выходить. Над нашими головами, прямо в зените, просвечивал сквозь облака маленький белый шарик. Наш остров, еще недавно окутанный мраком ночи, теперь был залит ослепительным светом. Микросолнце уже начало свою работу. Снег, лежавший на больших камнях толстыми рыхлыми шапками, таял у нас на глазах, как сахар в стакане горячего чая. Вот во впадине валуна образовалась небольшая лужица воды и через несколько минут уже испарилась под палящими лучами нового солнца. Микросолнце взбудоражило электромагнитное поле Венеры. На металлических частях наших скафандров запрыгали маленькие синеватые искорки электрических разрядов. - Это похоже на электромагнитную бурю, - сказал Чжу Фанши. - Посмотрите-ка, что с волосами Елены Николаевны! Сквозь прозрачный шлем скафандра Елены Николаевны было видно, как ее каштановые волосы распушились шапкой и поднялись вверх, в направлении микросолнца. Елена Николаевна инстинктивно провела рукой по голове, но, ощутив шлем скафандра, рассмеялась. - Я вовсе не хочу превратиться в высоковольтную батарею, а лечиться электричеством мне еще рано! Пойдемте в нашу пещеру, продолжим эксперимент. Она взялась за рычаг управления и стала медленно поворачивать его, приближая микросолнце к Венере. За сорок миллионов километров от нас, на далекой Земле, люди затаив дыхание следили за тем, как огненный шар со скоростью артиллерийского снаряда приближался к поверхности Венеры. Когда он опустился до высоты двухсот километров, небо прорезала ослепительно яркая молния. Управляющие установки работали безотказно. Чем ниже спускалось микросолнце, тем чаще отрывались от него огромные молнии и с грохотом ударяли в почву, Изображение на экране искажалось от помех. Голубые молнии сверкали беспрерывно. - Может быть, достаточно, Елена Николаевна? - попытался остановить ее осторожный Чжу Фанши. Но в Елене Николаевне точно проснулся бесенок. Шестьдесят, пятьдесят, сорок пять километров оставалось до поверхности Венеры, а Елена Николаевна все продолжала поворачивать рычаг. В небе среди облаков образовалась огромная пробоина: облака испарялись от жара микросолнца. Голубые молнии падали уже непрерывным потоком. Из-за помех нарушилась связь с Землей. - Довольно! Хватит! - закричал Чжу Фанши, хватаясь обеими руками за рычаг и пытаясь повернуть его в обратную сторону. - Управляющие установки могут не выдержать! В этот момент от микросолнца отделилась уже не молния, а огромный огненный столб, который, ударив в поверхность Венеры, продолжал гореть и извиваться в пространстве, словно колоссальная электрическая дуга между двумя углями. Чжу Фанши рывком дернул рычаг управления на себя, и микросолнце вначале медленно, словно нехотя, потом все быстрее и быстрее понеслось вверх. Когда оно поднялось на высоту трехсот километров, Чжу Фанши отпустил рычаг и включил автоматическое управление. - Елена Николаевна, ведь это могло привести к катастрофе! - недовольно сказал он. Как ни велико было наше уважение к Елене Николаевне, но все мы в этот момент были на его стороне. Она поняла это, но, ничуть не смутившись, ответила: - Зато мы теперь знаем, что ниже сорока километров микросолнце опускать нельзя. Рано или поздно мы должны были провести такой эксперимент. Сделать это можно было только здесь... Связь с Землей возобновилась. Джавару взволнованно расспрашивал нас о причине столь интенсивных помех. Там, на Земле, считали, что у нас произошла катастрофа. - Наладьте передачу всех данных на Землю, - попросил он. Включить автоматические передатчики и проверить их работу было делом нескольких минут. Микросолнце по-прежнему ровно светило высоко в небе. - Что же мы теперь будем делать? - чуть растерянно спросила Елена Николаевна. - Отвечать на приветствия, - улыбнулся Ламель. - Вон, видите, - показал он на лампочку, мигавшую над экраном телевизора. - Опять кто-то вызывает вас. На экране возникло лицо Джемса Конта. - Еле дозвонился к вам, - сказал он. - Вас сейчас, наверное, вся Земля поздравляет. А знаете, где я сейчас нахожусь? В космосе. Наблюдаем из ракетоплана, как наши тупоносые ракеты описывают в безвоздушном пространстве гигантские параболы и выпускают из себя широкие полосы зеркальной пленки. - О, значит, вас тоже можно поздравить? - Нет, еще рано. А за вас мы страшно рады. И знаете, мы отсюда даже невооруженным глазом различаем около Венеры ваше микросолнце. Хотите посмотреть, как оно выглядит? Он направил телепередатчик на Венеру, и мы увидели на экране своего телевизора рядом с пятачком планеты чуть заметную, величиной с булавочную головку, маленькую светящуюся точку. - Ой, батюшки-светы! - шутливо воскликнул Шаумян, хватаясь обеими руками за голову. - Как же мы далеко от Земли! Где там мой Ереван? Знаю, знаю, что ты сейчас скажешь, жестокий, черствый человек! - обернулся он к Анри Ламелю. - Ты заставишь меня вне очереди готовить обед! Я сам на это напросился, потому что обед сегодня будет праздничный... Между тем Виктор Платонов, пользуясь тем, что внимание всех было приковано к микросолнцу, тихо переговаривался с Челитой, которая находилась вместе с группой Джемса Конта в его ракетоплане. Для них двоих успех нашего опыта был вдвойне радостен: он давал им надежду на скорую встречу. 11. ЗЕМЛЯ ЗОВЕТ С появлением нашего микросолнца, освещавшего площадь диаметром в несколько тысяч километров, все изменилось вокруг. Впервые за всю историю Венеры на теневой стороне планеты наступила весна. Морозы с обильными снегопадами сменились устойчивой теплой погодой. Недавно выпавший снег бурно таял и стремительными ручьями стекал в озера и реки. Почву так развезло, что трудно было ходить: цепкая, чавкающая грязь прилипала к обуви и отяжеляла ноги так, словно к ним привязали по полупудовой гире. От земли поднимались влажные испарения. Влажность воздуха доходила до девяноста процентов. С гор бежали потоки воды, сливавшиеся в грохочущие водопады. Растения, приготовившиеся к полуторанедельной спячке, были внезапно разбужены. Все вокруг ожило. Мы стали свидетелями того, как приспособились растения Венеры к короткой весне. Многие из них пробуждались от "зимней спячки настолько быстро, что казалось, будто мы видим все то, что происходит вокруг нас, через волшебную лупу времени. Листья, еще вчера свернутые а тугие жгуты, быстро развертывались и жадно ловили теплые лучи. Почки набухали и лопались в течение одного дня. Повсюду показались желтые и бурые молодые побеги, на наших глазах они поднимались за день сантиметров на тридцать и покрывались нежными листьями. Растения явно спешили. Они ведь не знали, что теперь им не грозит быстрое наступление холодов: микросолнце все время находилось в зените, перемещаясь вместе с планетой. Наш остров покрыли сказочной красоты луга. Мы словно попали в подводное царство и бродили по дну в роскошном парке самого Посейдона. Желтые, нежно-оранжевые, красноватые листья растений казались кусками янтаря и драгоценными кораллами, а колышущиеся на стеблях пестрые цветы - тропическими рыбками. После того как мы зажгли микросолнце, Елена Николаевна передала бразды правления Анри Ламелю. Его экспедиция получила сложное и трудоемкое задание: они должны были собрать сведения о растительном и животном мире в отведенном для исследования районе, изучить хотя бы в общих чертах его геологию, составить карту магнитного поля, исследовать структуру облаков, замерить глубины важнейших водоемов. Кроме того, им было поручено произвести аэрофотосъемку поверхности Венеры и привезти на Землю материал для составления подробной карты планеты. Для этого они взяли с собой автоматический фотоаппарат - компактное устройство, установленное на орнитоптере, который самостоятельно летал вокруг Венеры и производил съемки. Теперь наша экспедиция должна была помочь им завершить эту огромную научную работу. Мы разбились на три группы: ботаническую, зоологическую и геолого-географическую. Работа в любой из этих групп была интересна, но все-таки каждому хотелось вытащить при жеребьевке самую длинную палочку, чтобы попасть в группу зоологов к Анри Ламелю. Мне повезло, и я попал к нему вместе с Еленой Николаевной и Суори Дарычан. - Конечно, обе женщины попали к Ламелю. Везет же французам, черт возьми! Наследственное это у них, что ли? - шутил Шаумян. Ламель объяснил нам наши нехитрые обязанности. - Возьмите с собой киноаппараты. Снимайте все, что вам покажется интересным. Но не разбрасывайтесь. Лучше соберите о каждом животном побольше наблюдений. Не ленитесь записывать свои наблюдения. На память не полагайтесь. Не забывайте об опасностях. Оружие всегда должно быть при вас. Все. - Да, - спохватился он, - географических карт у нас еще нет, так что ориентироваться придется с помощью компаса и секстанта по микросолнцу. Оно неподвижно относительно Венеры и служит прекрасным ориентиром. Если попутно увидите что-нибудь интересное для геологов или ботаников, снимайте или записывайте координаты. Анри отправился на изыскания с Суори, а я с Еленой Николаевной. Ламель поручил нам наблюдения за животными в теплых озерах-болотцах, образовавшихся рядом с гейзерами. Мы подолгу просиживали в прибрежных зарослях. Каких только существ здесь не было! У самого берега, то и дело касаясь илистого дна, плавали небольшие, с кулак величиной, полупрозрачные комочки. Их было много. Небольшими сачками мы подцепили несколько штук и опустили в банку. Они напоминали наших медуз, но позади имели плавник, а спереди, рядом с чуть заметным ртом, три глаза - два по бокам и один на темени. В желудке просвечивали кусочки пищи - обрывки травы, водорослей, мошки, черви. - Гадость какая! - брезгливо морщилась Елена Николаевна. - Не поймешь что. Амеба не амеба, студень какой-то! - Отвезем Анри Ламелю, он разберется. Здесь же у берега шагали по воде птицы-ящеры на длинных ногах с мосластыми коленными суставами. Они непрерывно рылись своими изогнутыми клювами в иле и с удовольствием глотали белые студенистые комочки. По всей поверхности озера-болотца плавали большие ярко-оранжевые цветы с толстыми мясистыми лепестками. Они напоминали наши кувшинки, но были значительно больше - величиной с таз. Мы заметили, что птицы-ящеры старательно обходили эти цветы, держась от них на почтительном расстоянии. Но вот на цветок сел крупный жук, и тотчас мясистые лепестки цветка захлопнулись, словно створки капкана, - жук оказался в западне. Елена Николаевна дотронулась длинной палкой до проплывавшей мимо нас оранжевой кувшинки, и та так крепко вцепилась своими лепестками в палку, что мы вдвоем едва смогли выдернуть ее назад. Эти огромные цветы присосались ко дну длинным стеблем, обладавшим способностью скручиваться в тугую пружину, если цветок пытались вытянуть из воды. В наши сачки попадалось много разной мелочи: букашки, моллюски, рачки, небольшие пестрые рыбешки. Тихо шелестя сухими листьями, в воду с берега ныряли змеи. Мы летали с Еленой Николаевной от одного озера к другому и снимали все, что видели: на Земле наши снимки послужат ценнейшим материалом для ученых, и поэтому мы не боялись повторений. Однажды мы с Еленой Николаевной, изучая жизнь в водоемах на самом дальнем конце нашего большого острова, наткнулись на небольшую поляну, покрытую высокими белыми цветами. На одном стебле каждого из них в несколько этажей-ярусов располагалось до десятка цветков лилий. - Вы видели в коллекции ботаников что-нибудь подобное? - спросила меня Елена Николаевна. - Нет, по-моему, таких цветов я у них не видел. Это что-то новое. - И мне так кажется. Сейчас я срежу несколько стеблей. Букет получился прекрасный. Елена Николаевна села в орнитоптер, захлопнув за собой герметический колпак кабины. Я увидел, как она, не утерпев, приподняла на секунду прозрачный шлем скафандра и понюхала букет. - О, Александр Александрович, как чудесно они пахнут! - прозвучал у меня в наушниках ее восторженный голос. - Запах нежный-нежный, чуть горьковатый. Мы пролетели около ста километров, когда я заметил, что орнитоптер Елены Николаевны стал выделывать в воздухе какие-то странные движения, словно им управлял расшалившийся ребенок. Через минуту в моих наушниках прозвучал хриплый голос Елены Николаевны: - Сажусь... Не могу лететь... Помогите... Ее орнитоптер резко пошел на снижение и, если бы не контролирующие полет автоматы, наверняка разбился бы при посадке. Теперь он стоял, накренившись набок, между камней. Обеспокоенный, я поспешил опуститься рядом и вытащил Елену Николаевну из кабины. Сквозь шлемся увидел ее бледное, как бумага, лицо и растерялся. Чем помочь? Я открыл кран усиленной подачи кислорода на скафандре Елены Николаевны и связался с Суори Дарычан. - Помогите! Елене Николаевне плохо! Она не может лететь домой! - Что с ней? - испугалась Суори. - Поранилась? - Нет, скорее обморок... Странный какой-то... - Лечу к вам. Суори прилетела через несколько минут. Я торопливо рассказал ей обо всем. - Цветы? Она нюхала цветы? Где они? Суори бросилась к орнитоптеру Елены Николаевны, достала из санитарной сумки небольшую ампулу-анализатор и, отломив горлышко, бросила ее внутрь кабины. Жидкость из ампулы растеклась по сиденью. На наших глазах за какую-нибудь минуту жидкость-анализатор окрасилась в ярко-синий цвет. - Ядовитые фитонциды! - взволнованно воскликнула Суори. - Немедленно помогите мне перенести Елену Николаевну в мой орнитоптер. Выбросьте цветы из ее кабины! Возле дома столпилась вся наша немногочисленная колония. Нам помогли внести Елену Николаевну в дом, и затем мы все вышли, оставив ее одну с Суори. - Что произошло? - обступили меня встревоженные товарищи. - Ядовитые фитонциды, - коротко ответил я. Все знали, что это значит. Свойством выделять фитонциды - особые летучие вещества - обладают не только венерианские, но и многие земные растения. Одни из них, как, например, у лука, чеснока, хрена, дуба, сосны, полезны для человека, так как они убивают различные бактерии. Однако некоторые растения выделяют вредные летучие вещества, например неопалимая купина, фитонциды которой вызывают ожоги на теле человека. На Венере встречались растения, выделяющие фитонциды, смертельно опасные для человека. Спустя полчаса Суори вышла из комнаты Елены Николаевны. - Ну как? - бросились мы к ней. - Плохо, - ответила она. - Температура поднялась почти до сорока градусов. На теле и на лице появились следы сильных ожогов. Положение ее очень серьезное. Я применила раствор самого сильного иманина, который есть в нашей аптеке. С Земли подтвердили правильность лечения. С того дня Суори не отходила от Елены Николаевны. Остальные продолжали работу. Геологам везло меньше, чем биологам и ботаникам. Они долгое время не находили ничего интересного. - Просто возмутительно, - неизменно восклицал Шаумян, возвращаясь к ракетоплану после рабочего дня. - Столько времени ищем, и ни одной ценной находки. - Он с сердцем вытряхивал на землю содержимое своего мешка. За несколько дней геологическая группа натаскала к дому порядочную груду камней и минералов. Как-то при очередной разгрузке мешка мое внимание привлекли два больших камня, блеснувшие желтым светом. Я поднял один из камней и повертел его в руках - тяжелый. - Что это? - А, ерунда! - сердито отозвался Шаумян. - Самородное золото. Нашел на берегу одного ручья. Вот если бы залежи титана найти или месторождения германия! - Он вздохнул и повернулся к Ламелю. - Кстати, сегодня я наткнулся на одном из островов на целое кладбище животных. Костей там! Не сосчитать! Для вас это просто находка. Анри Ламель записал координаты, и на другой день мы всей группой вылетели на поиски кладбища. Спустя час мы оказались над тем островом, где оно должно было находиться. - Все правильно, - сказал Анри Ламель, проверяя координаты. - Очевидно, мы рядом с ущельем. С высоты нескольких сот метров окрестность хорошо просматривалась. - Не понимаю! - удивился Ламель. - Где он здесь нашел ущелье? Кругом равнина. После долгих безрезультатных поисков мы вернулись домой усталые и злые - день пропал даром. Даже уравновешенный Ламель разозлился. - Что же ты неправильно определяешь координаты? - набросился он на Шаумяна. - Ну, знаешь ли, если уж я такой простой вещи не могу сделать, то как же мне доверили управление ракетопланом? Может быть, вы сами неверно определяете координаты? Они спорили довольно долго и под конец порешили на том, что завтра Шаумян полетит вместе с нами на поиски кладбища. Шаумян уверенно летел впереди, изредка проверяя курс по микросолнцу. Когда мы прилетели на то место, координаты которого он назвал позавчера, то удивились не меньше его: под нами было море. - Не понимаю, что происходит! - воскликнул Шаумян. - Но ртутное озеро я все-таки найду! - Какое ртутное озеро? - Нашу лучшую находку. Я ведь говорил вам о нем. Кладбище животных рядом с ним. Он поднялся высоко вверх и через несколько минут подал нам команду следовать за ним. Вскоре мы оказались над маленьким островком и увидели внизу узкую полоску, отливавшую матовым серебром. Координаты этого места отличались и от вчерашних и от позавчерашних на несколько градусов. - Это невероятно, - прошептал Шаумян, - я никогда так не ошибался. - Ладно, на первый раз прощается, - сказал Ламель. - Покажи, где кладбище. Неподалеку от озера протекал ручей. Шаумян полетел вдоль него и в том месте, где ручей вырывался из ущелья на равнину, остановился. По обоим берегам ручья виднелись груды скелетов и отдельных костей. - Интересно бы выяснить, почему это кладбище именно здесь, а не где-нибудь в другом месте? Леон Шаумян зачерпнул в пробирку-анализатор воды из ручья. Белый слой в анализаторе сделался ярко-красным. - Судя по всему, вода в этом ручье отравлена каким-то ртутным соединением. Животные пили воду из этого ручья и тут же падали. - Ну что же, приступим к делу, - сказал Ламель. - Мы можем найти здесь много интересного. До конца дня мы помогали Анри Ламелю фотографировать скелеты и кости. Вернувшись домой, мы застали там всю группу ботаников. - Представьте себе, - сказал нам Гапек, - сегодня мы тоже не смогли найти большой лес быстрорастущих папоротников, хотя еще вчера точно определили его координаты. - Здесь что-то не так! - воскликнул Шаумян. - Почему вдруг все мы разучились пользоваться секстантом и компасом? - В самом деле, странно, - покачал головой Чжу Фанши. - Давайте разберемся. Мы ведь определяем все координаты по нашему микросолнцу, предполагая, что оно неподвижно относительно поверхности Венеры... - А оно двигается! - воскликнул Гапек. - Теперь все ясно! Сегодня мы определяем координаты, а завтра микросолнце сдвигается, и мы, вместо того чтобы прилететь на старое место, прилетаем в другое. Вот в чем разгадка! - Странно. Ведь наши управляющие установки должны автоматически удерживать микросолнце в строго определенном положении. - Видно, они не делают этого! - Да понимаете ли вы, что вы говорите? - голос Чжу Фанши зазвучал резко и тревожно. - Если наши управляющие установки перестали удерживать его в заданном положении, то завтра микросолнце может либо переместиться высоко вверх, либо... либо настолько приблизиться к Венере, что от нас останется только пепел. Забыв об усталости, мы принялись тщательно определять координаты нашей стоянки. Между прежними и теперешними измерениями были большие расхождения. Да, микросолнце перемещалось по небу! - Все к установкам! - коротко приказал Чжу Фанши. Тщательный осмотр их не дал ничего. Они были вполне исправны. Только на пульте управления в пещере один из рычагов оказался чуть смещенным влево. - Может быть, из-за этого микросолнце и движется по небосводу? - спросил Леон Шаумян, возвращая рычаг в исходное положение. - Но кто же переместил рычаг? - удивился Чжу Фанши. Как бы в ответ на его слова из дальнего угла пещеры метнулся ящер и, хлопая перепончатыми крыльями, вылетел наружу. Теперь все стало ясно: этот проклятый ящер и задел крылом рычаг. Елене Николаевне мы ничего не сказали про этот случай, не желая волновать ее понапрасну. Она постепенно поправлялась. Температура у нее спала, смертельная бледность исчезла с лица. Суори уже разрешила ей вставать с постели, но к работе пока не допускала. Прошло еще несколько дней, и однажды, когда мы после восьмичасового сна собрались на очередные исследования, Анифер вдруг показал на восток и воскликнул: - Смотрите-ка! Всходит настоящее солнце! Низко над горизонтом сквозь тучи просвечивал одним краем огромный красный диск весеннего солнца. - Как мы радовались ему, когда не было вашего микросолнца! - сказал Анри Ламель. - Мы знали, что наступает утро-весна и что можно будет снова продолжать работу. До вашего прилета работа ночью шла у нас медленно. - И все-таки это как будто совсем другое солнце, чем на Земле. Чужое... - задумчиво проговорил Виктор. В его голосе прозвучала затаенная тоска. Все чаще то один, то другой заговаривал о Земле. Мы уже заскучали здесь, на чужой планете. Виктор же особенно тосковал. Мы видели, что каждый новый день разлуки с Челитой становится для него все тягостнее. С появлением настоящего солнца наше искусственное микросолнце опять стало перемещаться по небу, и теперь это можно было заметить невооруженным глазом. Порой оно вдруг ни с того ни с сего резко уходило в сторону, потом быстро возвращалось на прежнее место. Каждый из нас высказывал различные предположения о причинах его необычного поведения, но в общем все сошлись на том, что с появлением настоящего солнца в магнитном поле Венеры возникают магнитные бури, которые заставляют наше микросолнце метаться по небу. Однако эта мысль отпала, как только были приведены в действие чувствительные приборы: магнитные бури не обнаруживались, а микросолнце продолжало метаться по небу, возвращаясь всякий раз в нейтральное положение. Нашей группе пришлось серьезно заняться микросолнцем, предоставив членам экспедиции Анри Ламеля одним заниматься их исследованиями. Дополнительный осмотр нашей пещеры не привел ни к каким результатам. Внутри пещеры не было обнаружено ни одного живого существа. Все приборы работали исправно. Мы терялись в догадках, не зная, что предпринять. На Земле тоже были взволнованы непонятным поведением микросолнца. К нам через космос неслись вопросы и советы, но положение не менялось. Мы установили на нашем командном пункте в пещере круглосуточное дежурство. Всякий раз, когда микросолнце уходило в сторону, дежурный движением рычагов возвращал его на прежнее место. Спустя несколько дней мы пришли к выводу, что внезапные скачки микросолнца вызываются, вероятно, техническим несовершенством электростатических управляющих установок. Теперь наша задача состояла в том, чтобы выяснить, какой именно узел работает плохо. Сама по себе эта задача казалась чрезвычайно простой: достаточно было выключить на некоторое время установки и проверить их блоки. Однако это было слишком опасно. Никто не мог определенно сказать, как это отразится на поведении микросолнца, не приведет ли это к катастрофе. С другой стороны, становилось не менее опасным продолжать наш опыт; раз управляющие установки ненадежны, значит в один прекрасный момент микросолнце может вообще выйти из повиновения. Между тем оно вело себя все хуже и хуже. Оно висело над нашими головами как дамоклов меч. Пришлось срочно собрать совещание у Елены Николаевны. - Напрасно вы не рассказали мне об этом раньше, - упрекнула она нас. - Идемте. Я должна сама увидеть микросолнце. Мы полетели на командный пункт. Микросолнце по-прежнему металось скачками по небу. Елена Николаевна сразу оценила всю серьезность положения. - Мое мнение, опыт надо прервать, - сказала она. Никто не решился возражать. Все понимали, что надвигающаяся катастрофа была бы ужасна не только сама по себе, она зачеркнула бы и наш опыт, так как причина странного поведения микросолнца осталась бы невыясненной, погребенной взрывом страшной силы. Взгляды всех устремились на небо: мы как бы прощались с творением своих рук. - Вызывайте Землю, - сказал я. Но мы опоздали. Как раз в этот момент микросолнце резко заметалось из стороны в сторону и вдруг, словно разорвав невидимые цепи, понеслось вниз, приближаясь с бешеной скоростью к поверхности Венеры. Мы знали, чем это грозит. Как только оно спустится до высоты сорока километров, возникнет гигантский огненный столб, все сметающий вокруг. Елена Николаевна схватилась за рычаг управления и до отказа потянула его на себя. Рычаг не действовал. Мы замерли. На нас со скоростью реактивного снаряда неслась сама смерть. Сердце бешено колотилось в груди, отсчитывая немилосердно короткие секунды. - Искры! Искры вспыхивают в предусилителе! Где-то пробило изоляцию! - услышал я отчаянный крик Виктора Платонова и, оглянувшись, увидел, что он уже бросился к ближайшему орнитоптеру, вскочил в него и мгновенно взлетел на второй этаж мачты управляющей установки. Отчаяние, сознание смертельной опасности сделало его движения предельно точными. Соскочив с орнитоптера, он, не раздумывая ни секунды, бросился внутрь отсека предусилителя. Зная, насколько это опасно, мы с замиранием сердца, забыв о том, что сами стоим перед лицом смерти, следили за Виктором. - Что-то он замешкался! - воскликнул Чжу Фанши, бросаясь к орнитоптеру. Никто не остановил его. Вдруг в отсеке предусилителя вспыхнула длинная голубая искра, через мгновение погасла, и мы увидели, что микросолнце замерло неподвижно в вышине, прекратив свое стремительное падение. Виктор устранил короткое замыкание в электрической схеме. Елена Николаевна вбежала в пещеру и повернула рычаг управления. Микросолнце стало стремительно подниматься вверх. Мы молча смотрели друг на друга, еще не придя в себя после пережитого, ужаса. Пот лил градом с наших лиц, руки дрожали. - Да, если бы не Виктор... - проговорила, наконец, Елена Николаевна. - Виктор! - позвала она его. - Виктор! В наушниках наших шлемов не прозвучало никакого ответа. - Что с ним? Виктор, ты слышишь меня? Ответа не последовало. - Чжу, - обратилась она к Фанши, подлетевшему на орнитоптере к управляющей установке, - посмотрите, что с ним. Чжу Фанши заглянул внутрь