лся ко мне пробиться Астр, оперся локтями о силовые стенки, лукаво посмеивался истощенным постаревшим лицом, подмаргивал. Сперва я не разобрал его шепота, мне показалось по движению губ, что повторяется все тот же унылый совет сойти с ума, но вскоре я разглядел, что рисунок слов иной, и стал прислушиваться. Фразу: "Не надо" - я расслышал отчетливо. - Ты даешь мне новый совет? - переспросил я, удивленный. - Я правильно тебя понял, Андре? Он забормотал еще торопливей и невнятней, лицо его задергалось, покривилось, засмеялось, испуганно задрожало - все эти выражения так быстро сменяли одно другое, что я опять не понял ни слов, ни мимики. - Уйди или говори ясно, я очень устал, Андре, - сказал я, измученный. На этот раз я расслышал повторенную дважды фразу: - Ты сходишь с ума! Ты сходишь сума! - Радуйся, я схожу с ума! - сказал я горько. - Все как ты советовал, Андре. Я искал другого пути, кроме безумия, и не нашел его. Что ж ты не радуешься? - Не надо! Не надо! Только теперь, когда он повторил эту фразу, я понял, к чему она относилась. У меня снова закружилась голова. Я привалился туловищем к стенке, простоял так несколько минут, опоминаясь. Когда я очнулся, Андре не было. В полумраке сонного зала я увидел торопливо удаляющуюся согбенную фигурку. Сил добраться до середины клетки на тряпичных ногах не хватило, я опустился на пол, где стоял, и вскоре забылся, а еще через какое-то время повторилось видение и раньше посещавшее меня - штурмующие Персей корабли Аллана. На этот раз я не увидел зала с подвешенным посередине полупрозрачным шаром, кругом была просто звездная сфера, окраинный район скопления Хи, - я несся меж звезд, превращенный сам в подобие космического тела. Вместе с тем и в бреду я сознавал, что я не космическое тело, а человек, и не лечу в космосе, а покоюсь где-то на наблюдательном пункте, а вокруг меня не реальные светила, а их изображения на экране, и бешеный мой полет от одной звезды к другой - не реальное движение, а лишь поворот телескопического анализатора: я не мчался, рассекая проходы меж светилами, а прибором отыскивал эскадры Аллана. И когда передо мной засверкали огни галактических крейсеров, я жадно, повторяя едва шевелящимися губами вслух цифры, считал их. Две светящиеся кучки, две растянутые струи огней по сто искр (каждая искра была хорошо мне знакомой сверхсветовой крепостью) неслись клином на Персей - острие клина нацеливалось на Оранжевую, тусклую, постепенно гаснувшую; я уже хорошо знал, что означает ее зловещее исчезновение. "Пробьются или не пробьются?" - думал я, трясясь слабой дрожью, у меня не хватало сил и на дрожь, лишь мысли пока не теряли ясности. "Пробьются или нет?" - думал я, выглядывая темные тела в густо пылающей массе огней: тел было не меньше десятка, они неслись, покорные могучим аннигиляторам кораблей, каждое из тел в миллионы раз превосходило любой звездолет по объему и массе, а одно, самое массивное, составляло острие клина - вытянутая грозная шея желтовато-белых огней кончалась черным клювом. И скоро, сам весь затянутый черным туманом бреда, я уже не видел ни эскадр, ни планет, гигантская светящаяся птица с темными пятнами на белом теле хищно неслась в моем мозгу, вздымала клюв - сейчас, сейчас она яростно ударит им в самое темя скопления! - Клюнет, сейчас клюнет! - шептал я лихорадочно, меня все мучительней била дрожь, я плотнее прикрывал глаза, чтоб отчетливее узреть надвигающееся. А затем я увидел забушевавшее горнило, и массы галактических кораблей, ринувшихся в фокус взрыва. В моем мозгу путались звезды и корабли, звезды ошалело неслись в стороны, расшвырянные взрывом пространства, а корабли пожирали новосотворенное пространство пастями аннигиляторов и рвались вперед, на исчезнувшую Оранжевую, вперед, только вперед - к нам на помощь... Потом я стал уноситься вверх. Я лежал на боку, скрючившись, меня по-прежнему била слабая дрожь, жизнь еле теплилась во мне, а в чадном бреде тело мое, могучее, как галактический корабль, пробив стены, вольно вынеслось в вольный простор. Я не знал, куда меня уносит, ликующее ощущение заполнило меня всего - свобода!.. Я упал на пол в знакомом зале, на троне восседал властитель, обширное помещение заполняли странные лики и фигуры - образины, а не образы, я много раз уже наблюдал их в своем бреду... Я попал на совещание у Великого разрушителя. 13 Меня не увидели, и я знал, что увидеть меня нельзя, но проворно отполз в угол, откуда открывался хороший обзор собрания. Властитель чего-то в молчании ожидал, и все вокруг него были молчаливы. "Плохи у них дела, если они так подавлены", - злорадно подумал я. Сановники внезапно зашевелились. Один, темная уродливая тумба, пышно разбросил корону, он походил теперь не то на орех, не то на платан, и все рос, ветви ползли вверх и на середину зала, листья наливались фиолетовым сиянием. Разрастается речью, подумал я огорченно; по опыту прежних сновидений я знал, что не пойму их языка: они могли речами разражаться, разряжаться, взрываться, растекаться, разрастаться, высвечиваться, вызваниваться - смысл оставался хне неведом. Но едва он раскинулся словом, как я с удивлением сообразил, что отлично разбираюсь в его передаче: он информировал собрание, что лишь неполадками на Третьей планете и можно объяснить опасное вклинивание человеческого флота во внешние обводы неевклидовой улитки скопления Хи. - Вторая и Четвертая планеты приняли на себя гравитационное напряжение Третьей, - шелестел платаноподобный сановник. - Первая, Пятая и Шестая тоже поддержат усилия Второй и Четвертой. Флоту врага не проникнуть в нашу звездную ограду, Великий... Владыка раздраженно сверкал прожекторами глаз. Пышная крона оратора стала морщиться и опадать, он превращался из дерева в прежнюю тумбу. Голос Великого разрушителя гулко гремел, он да Орлан одни здесь разговаривали голосом. - Удалось ли отбросить врага на исходные позиции? Ему ответил льстивой извилистой речью один из тех, что превращались в ручьи, и я опять хорошо разобрался в его журчащей и пенящейся информации: - Сделано много, очень много, о Великий, флотилии врага не проникли внутрь, им не удалось проникнуть, нет, не удалось, их выпирает назад крепчающая неевклидовость, их выпирает... - Они выброшены за пределы скопления? - Нет, пока нет, не выброшены, нет, - завертелся говорливый ручей, - но их оттесняют, их оттесняют, их оттесняют... Великий разрушитель махнул рукой, и ручей мгновенно иссяк. - Они аннигилировали одну планету, а тащат с собой больше десяти. Что произойдет, если они повторят аннигиляции? Теперь разлетелся одни из "взрывников". Его пылающие осколки еще летели над вельможами и властителем, а я уже знал, какие сведения передавал фейерверк. - Каждая аннигиляция - прорыв около одной десятой неевклидовых препятствий. Если враги захваченное космическое вещество полностью превратят в пустоту, им удастся проникнуть в скопление. - Что останется нам тогда? В ответ зазмеился новый сановник. Он так переламывался, извивался и скручивался, что было страшно глядеть. Переданная его пляской информация была малоутешительна для разрушителей: - Последний шанс тогда, последний шанс - открытое сражение, флот против флота, флот против флота, собрать все корабли, все корабли со всего скопления, со всего скопления, и ударить, и окружить, и задушить, и ударить, ударить, задушить, распасться, распасться!.. - Сам распадайся! - свирепо рявкнул властитель. Оратор не распался, а опал и быстренько уполз на старое место. Великий разрушитель, помолчав, продолжал свой громогласный допрос: - А если не сумеем нанести врагам поражения в бою, каковы прогнозы на этот случай? Очередной оратор, вспыхнув столбом пламени, так бешено завертелся у трона, что я чуть не ослеп от буйного огневорота информации. Лишь с трудом я уяснил себе, что этот стратег предлагает бежать на защищенные планеты и "закольцеваться" на них. Чем-то он был похож на змеежителей с Веги, но не прекрасен, как те, а чудовищно безобразен. - Иначе говоря, покинуть межзвездные просторы Персея, которыми мы владеем безраздельно столько поколений, - сумрачно выговорил властитель. - Перейти на положение гонимых галактов, заблокированных в своих звездных логовах? Обороняться без шансов на последующую победу? И все согласны с таким ужасным проектом? Неужели никто не предложит другого решения? Оказалось, что все, наоборот, не согласны с огненным пораженцем. Ораторы разрастались, рассыпались, растекались протестами, взрывались и змеились несогласиями, пылали опровержениями, разряжались молниями критики. Для всех было ясно, что бегство на укрепленные планеты есть лишь начало неизбежного конца. На меня особое впечатление произвело туманное слово одного из военачальников, туманное не потому, что мысль, заключенная в нем, была неясна, нет, высказывался он четко, но избрал для передачи своих предложений никем из соседей еще не примененный способ: заклубился синеватым облачком и стал оседать на присутствующих. - Наши противники и не будут атаковать защищенные планеты, - зловеще моросила у меня в мозгу пронизывающе холодная информация туманного стратега. - Они не станут подвергать гибели свои корабли, не надейтесь на это. Враги соединятся с разблокированными планетами галактов, выпросят ужасные биологические орудия и с дальней дистанции расстреляют нас. Не забывайте, что переавтоматизация наших организмов на более надежную механическую основу не завершена! Властитель задумался. - Верно, все верно! - прогремел он потом. - Прогрессивный процесс примитивизации только начат. Мы увлеклись второстепенными задачами и мало усилий тратили на эту, основную, вселенски-космическую проблему истребления изначальных сложностей. Философски мы давно уже определили свою историческую миссию, как превращение организмов в механизмы. Я недавно подробно об этом рассказывал в споре с тем упрямым дурачком, которого мы захватили в плен. Но практически - успели в этом недостаточно. И если биологические орудия галактов появятся у наших планет, спасения не будет. Соединения людей с галактами допускать нельзя. Я хотел бы узнать, как дела на Третьей планете? Передачу информации разрешаю только для новостей. Выступил новый оратор, я понял, почему властитель поставил ему ограничения. В зале поплыло зловоние. Оратор - существо, похожее на головоглаза, но без его сверкающего перископа - окутался желтым дымом, и я, задохнувшись, схватился за нос и если не зажал его полностью, то лишь потому, что не хотел упускать интересной информации. Оратор просмердел о Третьей планете, что новый Надсмотрщик вступил в командование Управляющим Мозгом, неполадки незначительны, хотя в сложившейся острой ситуации едва не вызвали катастрофических последствий. Сейчас их исправили, и Третья планета, мощнейшее сооружение в Персее, снова в строю. - И если в первой фазе прорыва Третья планета ослабила противодействие, - дышала на меня нестерпимой вонью речь оратора, - то к концу его ей удалось энергично ввести в свои неевклидовы захваты новосозданные объемы пустоты. Помощь Второй и Четвертой планет была значительна, но исход схватки решила Третья, я на этом настаиваю и, если будет дозволено... - Хватит! - загрохотал властитель. - Для присущего тебе способа передачи твои речи излишне многословны. Пусть теперь Орлан доложит, как чувствуют себя пленники и что с ними делать. Чего-либо важного в речи Орлана я не услышал. Пленники подавлены испытаниями, выпавшими на долю адмирала, сам адмирал бодрится, хотя ослабел и уже не может передвигаться. Ничего другого, кроме того, что он восхищен такой жизнью, от него не добиться. Все, что Орлан сообщил собранию, я знал лучше его. Зато развернувшаяся дискуссия открыла много нового. Орлан начал ее словами: - Как поступить с пленниками, зависит от того, что собираемся делать мы сами. - Эвакуироваться! - прогремел властитель. - Никелевая планета в опасной близости от района штурма. Мы перебазируемся на Марганцевую или на Натриевую. Пленников прихватим с собой. - Ни на Марганцевой, ни на Натриевой не удастся обеспечить их существование, Великий. Люди - биологически слабые объекты, у них трагически узок спектр жизненных условий. Чрезмерная сложность структуры, Великий... - Это их дело - узок он или широк! Пусть знают, что с такими биологическими структурами не завоевать господство во Вселенной, а они, как и мы, стремятся к господству, хоть сами болтают о всеобщем братстве. Погрузить людей и всех, кто с ними, в захваченный звездолет и под охраной завтра же отправить на Марганцевую. - Будет исполнено, Великий! Что до адмирала... Ты гарантировал ему жизнь, Великий? - Я гарантировал лишь то, что не покушусь на его жизнь. А если этот чванливый неудачник подохнет собственным усердием, печалиться не буду. Еще меньше буду страдать о гибели его друзей. Из всех звездных народов, которые мы покоряли, люди самые отвратительные - неудачное телосложение, отсталая философия, аристократического примитива ни на грош. Правда, мы их еще не покорили, но, когда это случится, пусть пеняют на себя! Я расхохотался. Я катался по полу и задыхался от смеха. Я уже не боялся, что мое присутствие откроют враги, мне плевать было на их месть, часы их сочтены, они сами это понимают. И вдруг бред оборвался, я услышал словно со стороны то, что в видении представлялось мне торжествующим хохотом, - слабое всхлипывание, жалкое бормотание. Я лежал у невидимой стены, ослабевший так, что уже не мог пошевелить рукой. И, вероятно, самым тяжким физическим усилием всей моей жизни было то, какое понадобилось, чтоб повернуть голову вбок, потом приподнять ее. С другой стороны барьера на меня смотрел Ромеро. Он сказал с надеждой в голосе: - Мне кажется, дорогой друг, вам привиделось новое удивительное сновидение? Он так впивался в меня глазами, такая с трудом сдерживаемая страсть слышалась в его вопросе, что это подействовало на меня лучше лекарства. С каждым его словом ко мне возвращалось сознание. 14 Я поднялся на ноги. - Замечательный сон! - прошептал я. - Вы посмеетесь, Павел. К Ромеро присоединились Камагин с Лусином, за ними подошли Осима с Петри. Они слушали меня внимательно, но не смеялись. А я все не мог удержать смеха, сейчас, при озаренных по-дневному стенах, фантастические фигуры и лики ораторов, нелепый язык их речей, казались еще забавней. - Интересный сон! - сказал неопределенно Петри. Осима молча пожал плечами, а Камагин воскликнул: - Видения фантастичны, а действительность чудовищна! К сожалению, единственный отпор, который мы можем оказать этим мерзким существам - поиздеваться над ними хоть в воображении. - Очень уж сложны эти сны, чтобы быть только снами, - с сомнением проговорил Ромеро. Как и все люди его эпохи, Камагин был последовательным рационалистом. Ромеро искал в суевериях зерно истины, Камагин начисто его отвергал. Нас с Камагиным разделяло пятьсот лет человеческого развития, но во многом он был мне ближе Ромеро. - Уж не хотите ли вы сказать, что какой-то неведомый друг снабжает адмирала секретной информацией, зашифровав ее в образы сна? Ромеро сдержанно возразил: - Я хочу сказать, что нисколько не был бы удивлен, если бы это было так. Во всяком случае, я запомнил и галактическую наблюдательную рубку, которую дважды посетил адмирал, и то, что Аллан штурмует Персей, вбивая между его светилами таран аннигилируемых планет, и то, что на Третьей планете, мощнейшей крепости разрушителей, неполадки, и, наконец, то, что наши друзья галакты обладают какими-то биологическими орудиями, приводящими в ужас разрушителей. Согласитесь, что ни о чем подобном мы не слыхали до того, как Эли стали посещать его сны. Сновидения, стало быть, несут в себе принципиально новую информацию. Иной вопрос - правдива ли эта информация. Маленький космонавт вспылил: - Бредовые видения голодающего - вот что такое эти информации! - Он с раскаянием повернулся ко мне. - Адмирал, я не хотел вас оскорбить. Я через силу улыбнулся: - Разве я не голодающий? И что все это бред - не отрицаю. Ромеро холодно проговорил: - Я выдвигаю такое утверждение: если хоть один из фактов, открытых нам в сновидениях адмирала, окажется реальным, то и все остальные также будут правдивы. Согласны с этим? - Согласен! - сказал Камагин и насмешливо добавил: - Вы забыли, Ромеро, одно известие, также ставшее нам известным из сновидений адмирала. Оно допускает непосредственную проверку: нас сегодня собираются эвакуировать на какую-то Марганцевую планету! Сегодня, Павел! И если сегодня пройдет и эвакуации не будет... Камагин еще не закончил, как Ромеро остановил его поднятой тростью: - Принимается. Итак - сегодня! - Стены совсем посветлели, - сказал я со вздохом. - Сейчас появится наш мерзкий тюремщик и поинтересуется, не возжаждал ли я смерти. Орлан появился, словно вызванный. - Адмирал Эли, первое испытание закончено, - сказал он бесстрастно. - Скоро тебе дадут поесть. После еды все вы должны собраться. Пленных эвакуируют с Никелевой планеты на Марганцевую. Ромеро выронил трость, Осима, всегда сдержанный, вскрикнул. Камагин широко распахнутыми, полубезумными глазами смотрел на меня. Орлан исчез внезапно, как и появился.  * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. МЕЧТАТЕЛЬНЫЙ АВТОМАТ НА ТРЕТЬЕЙ ПЛАНЕТЕ *  И на что мне язык, умевший слова Ощущать, как плодовый сок? И на что мне глаза, которым дано Удивляться каждой звезде? И на что мне божественный слух совы, Различающий крови звон? И на что мне сердце, стучащее в такт Шагам и стихам моим?! Лишь поет нищета у моих дверей, Лишь в печурке юлит огонь, Лишь иссякла свеча - и луна плывет В замерзающем стекле... Э.Багрицкий 1 Эвакуация походила на бегство. В зал хлынули головоглазы. Нам не дали ни обсудить приказа, ни просто перекинуться соображениями. Человеческим языком головоглазы не владели, но зрение у них было зорче нашего, а гравитационные оплеухи впечатляли красноречивей слов. Вновь появился Орлан, и мы услышали впервые его истошный крик, раздававшийся потом так часто, что он и поныне звучит в моих ушах: - Скорей! Скорей! Скорей! Я многого не помню в начальных минутах эвакуации, я потерял сознание до того, как исчезла силовая клетка. Пришел я в себя на ложе, рядом сидела Мэри, сжимая мои руки в своих руках, в ногах стояли молчаливые друзья. Я услышал ее счастливый голос: - Очнулся! Он живой! Я хотел сказать, что неживым я быть не могу, раз мне гарантирована жизнь, но не хватило сил на шепот. Зато я постарался глазами передать, что чувствую себя превосходно. Мэри расплакалась, уткнувшись головой мне в грудь. - Великолепно, адмирал, - бодро объявил Осима. - Пока вы лежали без сознания, вас покормили. - И ели вы с аппетитом, - добавил Ромеро, улыбаясь. - Но потом вдруг окаменели, и мы порядком перепугались. - На какой корабль нас грузят? - спросил я, понемногу овладевая голосом. - На "Волопас", - ответил Камагин. Он иронически усмехнулся. - Побаиваются вселенские завоеватели показывать нам свои корабли. С помощью Ромеро и Мэри я приподнялся. В зал вполз на Громовержце Лусин. Мы с Мэри и Петри примостились за спиной Лусина. На других драконах разместились друзья. - Включай мотор, - сказал Петри Лусину. Лусин так радовался моему освобождению, что не обиделся на Петри за поношения любимца. Крылатый ящер быстро пополз по коридору, но в распределительном зале его затерли в угол пегасы. Летающие лошади с визгом и ржанием топотали в туннеле, стремясь поскорее вырваться на воздух. На одном из пегасов промчался Астр, он радостно закричал мне и помахал рукой. - Не забудь: номер пятьдесят восьмой! - крикнула ему вслед Мэри. Астр и ей махнул шапкой. - Неплохо ездит, - заметил Петри, словечко "неплохо" у этого флегматичного человека было высшей формулой одобрения. Мне тоже показалось, что Астр как литой на пегасе, он лихо пригибался к шее коня, ловко выгибал ноги, чтоб не мешать работе крыльев, сам бы я так не сумел. Даже Лусин признавал, что езда на пегасах - дело посложней, чем на старых бескрылых лошадях. Громовержец, выбравшись наружу, взмыл вверх. Мы опять увидели крохотное белое солнце в зените, неприветливое, бессильное светило, не способное ни утеплить планету, ни затмить лихорадочное сверкание звезд. Внизу простиралась мертвенно зеленая планета - никелевые поля, никелевые леса, озера и реки никелевых растворов. И везде, куда хватал глаз, громоздились шары звездолетов, огромные, угрюмые, тускло-серые - горы рядом с холмиком "Волопаса", приткнувшегося в центре образованной ими долинки. Пять звездолетов прибавилось с момента нашей высадки на планете. Громовержец не успел завершить витка над "Волопасом", как попал в гравитационный конус. Дракона так быстро швырнуло вниз, что Лусин закряхтел, Мэри застонала, а у меня на секунду остановилось сердце. Еще быстрей нас засосало в недра "Волопаса" и здесь, на причальной площадке, веером поразбросало - дракона в одну сторону, Мэри с Лусином в другую, а меня с Петри в Третью. - Берегитесь! - закричал Петри, проворно увлекая меня с площадки. На нее в это время валились другие драконы, засосанные гравитационной трубой. Я не сумел быстро отскочить, и на меня упал Ромеро, а на Ромеро - Камагин. К счастью, ни один из гигантских ящеров не свалился нам на голову - все счеты с нами были бы тогда покончены сразу. У разрушителей имелись аппараты, следящие, чтоб захваченная живая добыча при подобных обстоятельствах не раздавливалась всмятку. Но мы этого не знали и с облегчением вздохнули, когда выбрались на улицу корабельного городка. - Дома! - сформулировал Осима наше общее чувство. Мы шли вдоль знакомых зданий, еще недавно наших квартир; во Вселенной, вероятно, не было уголка более нам близкого, чем этот. И разрушители ничего не тронули у нас в комнатах, то один, то другой из пленников выбегал на улицу и радостно сообщал, что все сохранено, как было до высадки на зеленую планету. - Загляни, как у нас, - попросил я Мэри, когда мы подошли к нашей квартире. - А я пойду в обсервационный зал. Не беспокойся, мне хорошо. Я не сделал и двух шагов, как мимо меня промчался Астр со склянкою в руке. Я окликнул его, он не отозвался. - Куда умчался наш сын? - с беспокойством спросил я Мэри. - В такое время разгуливать по звездолету небезопасно! Она лукаво улыбнулась. - Ничего с ним не будет. Подождем здесь его возвращения. Астр возвратился минут через пять. Он сиял. - Все исполнено, мама! - закричал он издали. - Выбраться наружу не удалось, но я выплеснул склянку через канал анализаторов. Планета заражена. Я ничего не понимал. - Заражена? Может, все-таки объяснишь, Мэри, что происходит? Оказалось, Астр по просьбе Мэри распылил на планете заряд жизнедеятельных бактерий, питающихся никелем и его солями. Планета теперь заражена жизнью. Процесс вначале будет совершаться незаметно, потом убыстрится, пока эпидемия жизни не забушует на поверхности и в никелевых недрах. И тогда оборвать жадное разрастание жизни будет возможно, лишь полностью уничтожив планету. - Ты знаешь, кто я? - с гордостью спросил Астр. - Я теперь жизнетворец, отец! - Ты молодец! - сказал я и похлопал его по плечу. В обсервационном зале на экранах разворачивалась звездная сфера. Мы находились не в центре скопления, а где-то на окраине, северная полусфера была беднее яркими светилами, чем южная. Я навел умножитель на Оранжевую. Это был сверхгигант такой неистовой светимости, что он представлялся скорее крохотною луной, чем сравнительно далекой звездой. Была хорошо видна и единственная планета, быстро вращавшаяся вокруг звезды, странная планета, она то сверкала желтым, то синевато-белым, словно ее отражающая способность менялась при повороте вокруг оси. После кратковременного оживления мне вновь стало плохо. Петри первый заметил, что я теряю сознание. Пришел в себя я уже на улице. Петри нес меня на плечах, рядом шли друзья. Я попросил опустить меня наземь, Петри отказался. Неподалеку от обсервационного зала мы повстречались с Мэри, и, чтобы успокоить ее, Петри пришлось все-таки поставить меня на ноги. В комнате я лег на диван. Друзья настроились на мое излучение, мыслями беседовать было не только безопасней, но и легче - мне, во всяком случае. - Произошли удивительные происшествия, надо в них разобраться, - сказал я. - Я хотел бы знать ваше мнение, Павел. Ромеро не успел начать, в комнату вошли Астр с Лусином и Андре. Андре был одет в новое пальто, выбрит, причесан - все это проделали Лусин с Астром, когда добрались до квартиры Лусина. Он теперь больше напоминал прежнего Андре, постаревшего и похудевшего, - такими, вероятно, люди в прошлые времена поднимались с постелей после болезни. Одно лишь лицо, отсутствующее, подергивающееся то в лукавой ухмылке, то испуганно перекашивающееся, да бессмысленно-тусклые глаза выдавали, что разум к Андре не возвратился. - Можно побыть с вами? - спросил Астр за троих. Против Астра, хоть он был малыш, я возразить не мог, но Андре меня смущал. - Разве вы не заметили, что у Андре умопомрачение не болтливое? - опроверг мои сомнения Ромеро. - Когда-то утверждали, что каждый сходит с ума по своей системе. Система безумия нашего несчастного друга - замкнутость. Присутствие Андре вреда не принесет. Поговорим о ваших снах, Эли. - Сны адмирала относятся, по древней терминологии, к вещим, сейчас против этого не восстанет даже скептик Камагин, - сказал он дальше. - Сновидения Эли - своеобразная форма информации, примененная тайными нашими друзьями в среде разрушителей. - В расчете на приобретение таких друзей среди угнетенных зловредами народов и среди рядовых разрушителей я и вызвал верховного чурбана на открытый спор. Похоже, какой-то успех есть, - сказал я. Ромеро не согласился. Речь не о друзьях среди рядовых верноподданных. Мы приобрели тайных союзников в непосредственном окружении Великого разрушителя. Откуда, в противном случае, мог бы я узнать, что происходило на военном совете врагов? И если форма передача фантасмагорична, - он тоже сомневается, что стратеги разрушителей разрастаются кронами, взрываются и разливаются ручьями, - то содержание подтверждено фактом эвакуации. Он высказывает такую мысль - в нашу пользу действуют не отдельные разрушители, но организация друзей. Не кроется ли за неполадками на Третьей планете сознательная диверсия? Если так, то где эта Третья планета? И кто из приближенных властителя причастен к ней? Ромеро закончил так: - Единственным достоверным источником информации сегодня являются сновидения адмирала. Я отдаю себе отчет, что нелепо просить Эли видеть побольше снов. Но запоминать все, что вы увидите во сне, друг мой, я намереваюсь просить - абсолютно все, до самого тихого звука, до самого бледного силуэта! А теперь отдохните. И пусть вам приснятся новые сны - удивительней прежних. Они поднялись сразу все. Мэри хотела остаться, но я отослал ее. Я догадывался, что ей не терпится в лабораторию. Я отлично посплю сейчас, заверил я. Лусин с Астром тормошили Андре, тот отстранялся с таким испугом, что мне его стало жаль. - Оставьте Андре, он будет тихонько сидеть, я буду тихонько дремать, мы превосходно поладим друг с другом. Вначале я и вправду хотел поспать, но сон не шел. Меня тревожило ощущение чего-то важного, случившегося во внешнем мире. Я вызывал в себе картину атак кораблей Аллана, но вскоре убедился, что лишь мысленно пересказываю себе содержание вчерашнего сновидения. Я стал присматриваться к Андре. Он уныло сидел в уголке, монотонно покачивался туловищем, голова его была опущена, локоны, причесанные и помытые, метались, как живые. Уже десятки раз я наблюдал Андре в таком же состоянии полного отрешения от окружающего, разница была та, что до меня не доносился дребезжащий голос, тоскливо бубнящий о сереньком козлике. - Что же ты не советуешь мне сойти с ума? - спросил я. - И разве глупая бабушка уже отыскала пропавшего козлика? Он приподнял голову, вслушался, от напряжения у него отвалилась нижняя челюсть. Посторонние голоса уже проникали в него. Но смысл слов оставался темным, глухие заборы по-прежнему прикрывали те части мозга, где творилось понимание. - Андре, возвращайся! - сказал я, волнуясь. - Прошу тебя, возвращайся, Андре! И это он услышал, не только услышал, но и что-то понял, ибо испугался. Он еще дальше отодвинулся в угол и там боязливо замер. Было жуткое противоречие между его лицом, озаренным отблеском далекого понимания и смятения, и невидящими глазами идиота. - Не бойся, не укушу! - устало проговорил я и опустил веки - сон сковал меня бурно и крепко. Во сне я видел склонившегося Орлана, а рядом с ним ухмылялся и хихикал Андре, и так подмигивал, словно намекал на известную лишь нам обоим тайну. Ромеро, когда я рассказал этот сон, со вздохом определил, что информации в нем маловато. 2 Порою казалось, что тюремщики отсутствуют на корабле, - так свободно было ходить по городу и парку. Зато чуть мы приближались к помещению служебному, как невесть откуда появлялся сторожевой головоглаз. В обсервационном зале и днем и ночью было полно наших. Я часто ломал голову над тем, для чего разрушители пускают нас сюда, раскрывая тем самым тайны укреплений Персея. Петри считал, что раскрытие этих тайн входит в план покорения людей. - Демонстрируют могущество. Расчет такой - устрашимся и запросим мира на их условиях... Если и вправду имелся такой план, то похвастаться им было чем. Мы мчались в окружении кораблей вражеской эскадры, а за пределами зеленых огней разворачивалась величественная панорама: наплывала одна, другая звезда, к ним теснились третья и четвертая, и на всех умножители фиксировали планеты, сотни планет, обжитых, индустриализованных, с городами и заводами, с тысячами кораблей, кружащих над планетами. Меня охватывало уныние, когда я брал в руки умножитель, - враг был могущественный, очень деятельный. Камагин, штурман старого закала, заносил в корабельную книгу - имелась у него и такая - все, что открывалось на стереоэкране. Вскоре у него появилась схема пройденного пути, не столь детальная, как составила бы МУМ, но достаточная, чтоб различить, как размещены в пространстве звезды, сколько у каждой планет и что обнаружено на планетах... - Нам, безоружным, эти сведения не понадобятся, - сказал я Камагину, очень гордившемуся своим творением. - А если эскадры Аллана прервутся сюда, корабельные МУМ оценят обстановку полнее и точнее. Камагин посмотрел на меня чуть ли не с сожалением. - Я составляю не пособие к бою, а основу для размышлений. Меня временами поражает, как беззаботно люди вашего поколения перепоручают машинам все виды умственного труда. Так недолго потерять и способность к мышлению! Осима был единственным, на кого не произвела впечатления демонстрация мощи зловредов. Он считал, что все эти дьявольски оснащенные планеты с искусственными лунами и армадами крейсеров - на три четверти мистификация. Нас обманно кружат в одном и том же районе, показывая его с разных направлений. - Внимательней приглядитесь, - доказывал он, водя пальцем по карте Камагина. - Вот здесь и здесь картины схожие, - почему? И последите за Оранжевой. Если курс - на нее, то все эти блуждания вокруг да около нее - спектакль. Меня Осима не убедил. Мы приближались к Оранжевой, а не петляли вокруг нее. Настал день, когда она переместилась на ось полета, нас выворачивало в лоб на Оранжевую. В этот день перед нами появился Орлан, и я совершил неосторожность. На корабле мы почти не видели его и отвращение при виде его бесстрастной образины понемногу стерлось, теперь я мог бы с ним разговаривать без ненависти и гнева. К тому же он больше не спрашивал - не надоела ли мне жизнь, и не возникал, словно из небытия, а нормально - порхая - приближался. Ромеро называл это так: не появляется, а проявляется. - Послушай, тюремщик, - сказал я, когда мы увидели его. - Кажется, вы собираетесь причаливать к звезде Оранжевой, где расположена крупнейшая ваша стратегическая база? Он холодно отвел мой вопрос: - Я не осведомлен в сравнительной мощи различных баз. Их много, и все они могучи. А звезду, которую ты называешь Оранжевой, мы скоро оставим в стороне. Мне досталось от Ромеро, когда Орлан со своими неизменными стражами скрылся. - Дорогой адмирал, вы бы еще сообщили ему, что эту крупнейшую базу по вашим предположениям, именуют Третьей и что на ней произошли загадочные неполадки. После этого он, естественно, поинтересовался бы источником вашей информации. Я не буду удивлен, если слежка теперь усилится до такой степени, что начнут контролировать ваши сны. - На корабле мне ни разу не снилось путного, пусть контролирует, - отшутился я. Мне самому было неприятно, что я проболтался. Вскоре Оранжевая сошла с оси полета. Мы двигались мимо нее в центр скопления. В день катастрофы я находился у Мэри в лаборатории. Она с новым жаром продолжала исследования низших форм жизни. Ей помогал Астр. Теперь когда все это в далеком прошлом, я нахожу, что ей удалось лучше нас всех использовать обстоятельства плена. - Мы оживим не одну Никелевую, а все эти металлические пустыни, если когда-нибудь они станут открыты для нас, - говорила в тот день Мэри. - И наряду с кристаллическими псевдорастениями появятся растения живые, вначале микроскопические, потом сомасштабные нам. Полюбуйся, Эли, в этой пробирке нет ничего, кроме железа, но в ней уже кипит жизнь. И в этот момент звездолет свела судорога. Я выбираю слова наиболее точные. Корабль жестоко сжало, вещи сорвались с мест. Мэри выронила пробирку, я налетел на Мэри. Одна стена надвинулась на другую, а пол понесся к падающему потолку. - Мэри, что с тобой? - закричал я в ужасе и пытался поймать ее. Мэри сплющилась в блин, тут же, распухая, опала до карлика. Только в кривых зеркалах можно было увидеть фигуры, подобные той, что вдруг стала у нее. Вероятно, у меня был вид не лучше. Мэри, побелев, отшатнулась, когда я наконец ухватил ее за руку. Вещи спустя минуту обрели нормальные размеры, но "Волопас" продолжал содрогаться каждой переборкой, он весь был наполнен гулом потревоженных механизмов. - В обсервационный зал! - крикнул я Мэри. - Проклятые разрушители устроили новую каверзу. На улице я чуть не ударился о пробегавшего Орлана. На этот раз он был без эскорта, и облик его свидетельствовал, что каверзу устроили не сами разрушители. Я схватил его за плечо: - Что случилось? Признавайтесь, вы задумали погубить корабль? Орлан молча вырывался. Я с ликованием почувствовал, что у него не хватает сил отбросить меня. Когда у разрушителей отказывает чертовщина технических средств - все эти гравитационные поля, закрученные пространственные оболочки, электрические разряды и ослепляющий свет, - с каждым из них может управиться земной мальчишка. - Пусти! - хрипел полузадушенный Орлан. - Мы все погибнем, если не пустишь! Мэри дернула меня за руку. На улицу высылали тревожно пересвечивающиеся перископами головоглазы. Я нехотя выпустил разрушителя. Орлан уносился такими стремительными скачками, что казалось, будто целая цепочка Орланов скачет по узкой улице. В обсервационном зале в меня ударил истошный крик Камагина: - Адмирал, нас засасывает на Оранжевую! 3 Вокруг нас исчезала Вселенная. Три четверти звезд скопления пропали, остальные тускнели на глазах. Я схватился за умножитель, но картина не переменилась. О внешних светилах, величественном нагромождении ядра Галактики, и говорить не приходилось: там, где недавно неясно, небесной пудрой, светились бесчисленные миры, не было ровным счетом ничего - черная пустота и только. - Забавное происшествие! - сказал Осима. По голосу было ясно, что Осима не перепуган, а заинтересован. Энергичный капитан уже прикидывал, какую выгоду можно извлечь из непонятного происшествия. Оранжевая не светилась, а пылала, жгуче-яркая, резкая, как вспышка - непрерывно длящаяся вспышка! Мы неслись в ее сторону, это было очевидно. Очевидным было и то, что скорость сноса все увеличивается, мы далеко углубились в сверхсветовую область. - Вам ничего не напоминает это зрелище, Осима? - спросил я, усмехаясь. - Конечно, адмирал! - откликнулся Осима. - Точно так же нас сносило и на Угрожающую. Только сверхсветовые скорости там были поменьше. - Скоро не будет ни одной звезды, - задумчиво проговорил Ромеро. - Интересный мир! Вам не снилось чего-либо похожего, дорогой друг? Звезды продолжали тускнеть, одна за другой и все сразу, а после них стали исчезать звездолеты. Снаружи бушевала удивительнейшая из бурь (еще недавно мы и вообразить не могли, что она возможна) - буря неевклидовости. Стройную полусферу задних зеленых огней размыло, звездолет катился на звездолет, их сметало в кучу, выносило за пределы экрана, словно горстку сухих листьев. Они уже не подталкивали безжизненное тело "Волопаса", их самих можно вышвыривало наружу по кривым неевклидовым дорогам. В эти последние перед исчезновением минуты сияние задних звездолетов усилилось так, будто их охватило внутренним огнем. Вероятно, все их энергетические ресурсы работали на сопротивление утаскивающей в невидимость силе, а лихорадочное свечение было лишь попутным проявлением этой борьбы. Не успели мы присмотреться к схватке, разыгравшейся на задней полусфере, как последний зеленый огонек укатился за ее край и экран валила густая чернота - позади нас не было больше ни пространства, ни тел в пространстве. На передней полусфере продолжали сверкать огни вражеской эскадры. Пространство захлопывалось вокруг Оранжевой, а эти восемь огоньков светили столь же пронзительно, расстояние между ними не менялось. Если нас засасывала Оранжевая, то их она засасывала вместе с нами. - Адмирала Эли в командирский зал! - разнесся по звездолету резкий голос Орлана. - Немедленно в командирский зал! Я колебался, Ромеро подтолкнул меня: - Идите, хуже не будет. Видимо, происшествие такое чрезвычайное, что понадобилась ваша помощь. И если вы откажетесь, вас доставят силой. Командирский зал был освещен, силовые транспортеры не действовали - пришлось открывать двери руками и входить, а не влетать внутрь. Возле кресел стоял Орлан со своими охранниками. Орлан так высоко вытянул шею, что она, не сдержав тяжелой головы, перегнулась, как змеиная. Я ответил сдержанным поклоном. - Надо запустить ходовые механизмы звездолета,