Оцените этот текст:


   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Соло".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 1 September 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Он все отдаст стражам священной  долины:  легкий,  пригодный  лишь  для
того, чтобы убивать, боевой топорик. Отдаст лук  и  стрелы  -  стройные  и
крепкие. Отвяжет от пояса  и  протянет  с  насмешливым  поклоном  старшему
стражу тяжелый и верный кремниевый нож,  блестящий  шлифованными  гранями;
нож будет особенно  жалко  отдавать,  он  всегда  видел  в  нем  надежного
сообщника в бою и на охоте в той  последней  стадии,  когда  бой  и  охота
неразличимы.
   Одно лишь оставит он  у  себя:  маленький  плоский  маузер  со  съемным
глушителем. Маузер у него спрятан в таком месте, где  ни  один  дикарь  не
стал бы прятать оружие. Да и не восприняли бы пистолет за оружие эти  дети
природы, не знакомые еще даже с металлом. Не по их уровню  эта  вещь,  еще
объяснять бы пришлось,  что  к  чему.  А  зачем?  Он,  Давид,  не  намерен
пользоваться оружием в этой первобытной дуэли, просто слишком привык он  к
нехитрому механизму, сжился, и сейчас расстаться с маузером для него - все
равно, что потерять по глупости руку или ногу.
   А потом старший  страж  укажет  молча  на  увитую  заковыристой  флорой
расщелину - путь в долину двуединого таинства вождей, место  их  гибели  и
рождения.
   Не так, как все люди, рождается вождь. Не выползает он в крови и  слизи
из чрева матери: зрелым мужчиной с крепкими  мышцами  и  хорошей  реакцией
появляется на свет. И кровь на коже,  когда  выходит  вождь  из  священной
долины - не материнская, это его собственная  кровь.  Или  -  претендента,
которому уже вождем не быть.
   Давид войдет в расщелину. Он будет ступать по темным, влажным  от  росы
камням шагом цепким и осторожным,  внимательно  вглядываясь  вперед  и  по
сторонам. Должен быть  какой-то  подвох,  несомненно.  Не  так  уж  прост,
наверное, старый вождь, и не зря даются  вождям  эти  недолгие,  но  такие
емкие минуты форы. "Да я бы за эти  минуты  здесь  столько  наворотил",  -
подумает Давид и непроизвольно затаит дыхание, пытаясь  уловить  в  тишине
малейший шорох, хоть  какой-нибудь  признак  близости  врага.  Но  услышит
только гулкий стук собственного сердца и, не выдержав роли, злясь на  себя
и поэтому - очень быстро, он выхватит  пистолет,  сдернет  предохранитель,
дошлет патрон  в  ствол  и  взведет  курок.  Потом  постоит  с  полминуты,
постепенно успокаиваясь.
   Нет, он брал с собой оружие не для  того,  чтобы  пользоваться  им.  Он
очень не хочет стрелять, очень. Но пути назад уже нет, а играть приходится
наверняка. Тут уж кто кого, знаете ли. Все преимущества  пока  на  стороне
старого вождя: то, что он вошел сюда раньше почти на десять минут, вся его
простая и здоровая жизнь в этих девственных горах,  питание  высокоценными
белковыми продуктами, о  которых  можно  только  мечтать.  Да  и  дыхание,
конечно, - тридцать лет бегать за козами и оленями по свежему воздуху, это
не  пустяк.  Поэтому  пистолет,  пожалуй,  только  уравнивает  шансы.  Да,
безусловно, только уравнивает.
   Хватит. Точка. Не о том надо  думать.  Уже  показался  свет,  солнечный
свет, в котором толкутся пылинки. Теперь  минуту  постоять,  привыкнуть  к
солнцу и вытереть о замшу влажные ладони. И - вперед.
   Вождь будет сидеть на теплом камне метрах в тридцати от входа в долину.
Увидев противника, он встанет, вытянется во весь свой немалый рост и  чуть
пригнется, приняв боевую стойку. Давид пойдет на  него,  ничего  не  видя,
кроме широкого заросшего  лица  и  постепенно  поднимая  пистолет:  нельзя
тратить драгоценные патроны зря, чтобы наверняка, одним  выстрелом.  Волна
ненависти, самой страшной ненависти к врагу,  когда  причиной  -  ты  сам,
накатит на него: "Какие уж тут правила, какое уж там дзюдо, это  ж  зверь,
дикий зверь, с ними нельзя иначе." Со злой радостью увидит Давид  испуг  и
изумление на лице врага и даже засмеется слегка, когда  вождь  метнется  в
сторону скользящим шагом и, как змея, уползет за кусты, за камни: "Ничего,
никуда ты от меня не денешься, времени у нас - до самого вечера. Все равно
поймаю тебя на мушку!" - мысленно, все с той же злой  радостью  скажет  он
старому  вождю.  Но  нехорошее  уже  шевельнется  в  душе  -  предчувствие
непоправимого.
   Что страх в глазах противника иногда хуже, чем тупая  решимость,  Давид
поймет поздно - лишь когда  услышит  металлическое  клацание,  знакомый  и
невозможный здесь звук. Тогда, не задумываясь - думать  будет  совсем  уже
поздно, думать будет некогда - он рванется вперед, надеясь успеть.
   И не успеет.

Last-modified: Thu, 14 Sep 2000 18:16:47 GMT
Оцените этот текст: