Привалова временно вышла из строя. Вот почему Валерка Горбачевский, прибывший с опозданием на одиннадцать минут из внеочередного отпуска, не успел и глазом моргнуть, как угодил в отпуск очередной. Впрочем, он все еще подозревал, что инженер Костюков разыгрывает его. Он решил все же подняться наверх и занес было ногу на ступеньку, как вдруг увидел Привалова. Борис Иванович с чемоданчиком и плащом, перекинутым через руку, спускался с лестницы. Он протянул Валерке руку и почему-то сказал: - До свиданья. Затем он попрощался с Юрой и вышел из вестибюля. - Юрий Тимофеевич! - взмолился Валерка. - Да что произошло, в конце концов? - Борис Иванович улетает в Москву, - сказал Юра. - Зачем? Этого Юра тоже не знал. Он знал только, что Привалов и Колтухов, которые в защитных костюмах входили после взрыва в помещение установки, обнаружили там нечто такое, что потребовало срочного вылета в Москву. И еще он знал, что в Москву был отправлен тяжелый ящик, окованный стальными полосами. 2. ПЯТЕРО, НЕ СЧИТАЯ СОБАКИ, ОТПЛЫВАЮТ НА ЯХТЕ НАВСТРЕЧУ НОВЫМ ПРИКЛЮЧЕНИЯМ Я вышел из этой гавани, хорошо снабженный всякого рода припасами... Христофор Колумб, "Дневник" Было около пяти часов утра. Город, полукольцом охвативший бухту, еще спал. Дымка стлалась над серой водой, над гаванью, над черными силуэтами барж на рейде, но на востоке уже разгорался, алый с золотом, костер нового дня. Николай и Юра с чемоданчиками в руках, сопровождаемые Рексом, подошли к воротам яхт-клуба. Их уже поджидал Валерик Горбачевский, оснащенный патефоном и спиннингом. - Ит из э гуд уэзер ту-дэй [сегодня хорошая погода (англ)], - старательно выговорил он заранее подготовленную фразу. Юра усмехнулся. Накануне он ругал Валерку за тройку по английскому языку. Молодые люди зашагали по бону яхт-клуба. Рекс побежал за ними. На дальнем конце бона, прислонившись спиной к опрокинутой шлюпке, сидел боцман Мехти. Его крупное, обожженное солнцем лицо казалось отлитым из старой темной меди. Седой венчик окружал крутую коричневую лысину. В неизменной полосатой тельняшке, с серьгой в ухе, с замысловатой татуировкой на руках, с ножом, зажатым в кулаке, - боцман Мехти будто сошел на палубу яхт-клуба прямо со страниц Стивенсона. Перед ним на чистом белом платке в большом порядке были разложены сыр, астраханская вобла, жестянка с мелко наколотым сахаром. В кружке дымился крепко заваренный чай. Боцман крупными ломтями нарезал свежий чурек. - Сюркуф, гроза морей, пьет утренний грог, - тихо сказал Юра. Мехти был очень стар. В молодости он рыбачил на Каспии, потом плавал на океанских линиях русского добровольного флота, на греческих парусниках, на английских пароходах. Не было на свете порта, в котором не побывал бы старый Мехти. Вернувшись на родину, он долго работал на промысловых судах Каспия. Выйдя на пенсию, Мехти не усидел дома - пошел боцманствовать на яхт-клубе. Он никогда и ничем не болел. В какой бы ранний час ни пришел иной яхтсмен, он всегда заставал грозного боцмана на месте. - Доброе утро, Мехти-баба [баба (азерб.) - дедушка], - почтительно сказал Юра. Боцман скосил на молодых людей умный черный глаз, кивнул. - Мы вчера приготовили яхту к походу, - доложил Николай. - Все в порядке. - Это по-твоему в порядке, - строго сказал Мехти. - Когда посмотрим, тогда видно будет. Садись кушай. Молодые люди подсели к нему и получили по кружке чая. Боцман посмотрел на патефон и спросил: - Музыку с собой берешь? Юра искательно улыбнулся: - Какая там музыка! Несколько старых морских песен... Мехти промолчал. Он отправил в рот изрядный кусок сыра и неторопливо прожевал его. - В городе люди неправильно живут, - сказал он вдруг, указав на дома нагорной части, слабо освещенные восходящим солнцем. - Еще два часа спать будут. Завтракать надо, когда солнце только хочет вставать, тогда человек сильный будет. Эта здравая мысль ни у кого не вызвала возражений. - Что теперь читаешь, Мехти-баба? - спросил Юра, увидев около чайника книгу, заложенную кусочком пеньки. Мехти читал только морские книги. В портовой библиотеке для старого боцмана всегда держали что-нибудь наготове. Мехти мог объясниться с представителем любой национальности, пользуясь невероятной смесью разноязычных слов, но одинаково медленно читал на русском, азербайджанском и английском языках. Боцман молча показал обложку книги. - "Грин, "Бегущая по волнам", - прочел Николай. - Нравится? - Он море любил, - ответил Мехти. - Только парусное дело плохо знает. Есть книги, писал Джек Лондон, еще Соболев, еще один, я с ним вместе плавал, - Лухманов такой, Дмитрий Афанасьевич. Они - парус знали, очень хорошо писали. Этот товарищ Грин - парус плохо знает, а море любит. Хорошо понимает. Про эту женщину правду говорит. Которая бегает по волнам. - Ты ее когда-нибудь видел? - спросил Юра. - Сам не видел, а старые моряки видели. Давай пойдем яхту смотреть. "Меконг" стоял на бочке метрах в двухстах от яхт-клуба. Боцман валкой походкой подошел к краю бона и прыгнул в шлюпку. Молодые люди последовали за ним. До сих пор Мехти не обращал на Рекса ни малейшего внимания. Но, когда пес тоже прыгнул в шлюпку, боцман искоса посмотрел на него и коротко бросил: - Собачку давай обратно. - Почему? - Юра состроил наивную мину. - Это хорошая собачка. - Хорошая собачка дома сидит, в море не ходит. - Мехти-баба, она умрет, если мы ее оставим дома. - Раньше не умирала, когда ты в море ходил, и теперь не сдохнет. - Мехти-баба, - умоляюще сказал Юра. - Это очень, очень хорошая морская собачка... - У тебя патефон - морской, собачка - морской, ты еще ишака приведи, скажи, он тоже морской! - рассердился Мехти. - Давай обратно! Пришлось высадить Рекса. Валерка, давясь беззвучным смехом, отвязал носовой фалинь, и дружные удары весел погнали шлюпку к яхте. Осмотр продолжался долго. Мехти придирчиво проверял каждый узел и каждый талреп. - В море идешь, не на бульвар, - ворчал он. - Как сложил штормовой стаксель? Все три угла снаружи должны быть. Ночью штормовать будешь - не найдешь, время потеряешь. Складывай, как я учил! Николай и Юра послушно развернули и переложили парус. Потом оставили Валерку на "Меконге" и вернулись на яхт-клуб. Мехти надел очки и развернул вахтенный журнал. - Пиши, - сказал он Николаю и ткнул железным ногтем в чистую страницу. - Сколько человек, как зовут, куда, зачем, сколько дней. Распишись - получил разрешение порта, сводку, карту... По случаю неожиданного отпуска наши друзья решили "учинить добрый морской вояж": пройти на яхте к устью Куры, а если будет подходящий ветер, то и дальше на юг, к Ленкорани, чтобы осмотреть тамошний субтропический заповедник. По пути они собирались заглянуть на островки архипелага. Валерка, недавно включенный в экипаж "Меконга", отнесся к экспедиции с неприличным восторгом. Он останавливал на улицах знакомых и, обильно оснащая речь морскими терминами, доказывал преимущества парусного спорта над всеми остальными. Он чуть ли не наизусть выучил учебник морской практики, взятый у Юры. Валя тоже охотно согласилась участвовать в экспедиции. Правда, ей пришлось выдержать крупный раз говор с матерью, которая не питала доверия к морю, этой коварной стихии. Как-то вечером, за два дня до отплытия, друзья сидели у Юры - уточняли маршрут, составляли списки снаряжения и продовольствия. Вдруг Николай отодвинул карту и потянулся за сигаретой. - Юрка, - сказал он закурив, - давай пригласим еще одного пассажира. - Что ж, давай. - Юра сразу понял, о ком идет речь. - Звони. - Лучше ты. У тебя убедительнее получится. Рита ответила сразу. - Мне очень приятно, что вы меня не забыли, - сказала она, выслушав Юрино приглашение, - но я не могу надолго отлучаться из города. - Всего на неделю, Рита. У тебя же начались каникулы... - Юрочка, не настаивай. Не могу. Я очень рада, что ты позвонил. Передан привет Коле. Она положила трубку. Села, поджав ноги, на любимое место - в уголке дивана, - раскрыла книжку. Глаза скользили по строчкам, но смысл их не доходил до Риты. Опять она одна... Уже вторую неделю Анатолий Петрович не появлялся дома. Нет, они не поссорились. Она заботилась о нем, как только могла, не тревожила никакими расспросами. Готовила его любимые кушанья, но с ужасом убедилась, что он совершенно потерял аппетит. Она понимала, что Анатолию Петровичу стыдно пользоваться при ней своими убийственными снадобьями, но обходиться без них он уже не мог. Ему приходилось часто и надолго выезжать в какую-то специальную лабораторию. Что-то у него опять не ладилось с работой. Ночует он у Опрятина. Там ему никто не мешает... Наутро она поехала в Институт физики моря. Ей пришлось довольно долго ждать в вестибюле, пока выясняли, где Бенедиктов. - Вы к Анатолию Петровичу? - раздался вдруг чей-то голос у нее за спиной. Рита обернулась. Перед ней стоял Вова. - Да, - сухо ответила она. - Сейчас вызову, - сказал он с готовностью, и Рита заметила, как на его физиономии появилось не то сочувственное, не то виноватое выражение. Через десять минут Бенедиктов спустился в вестибюль. - Умница, что пришла, - сказал он, забирая ее руку в свою потную ладонь. Глаза его потеплели. Они вышли в институтский двор и сели на скамью возле газона. - Придешь сегодня? - спросила Рита. Он помрачнел. - Понимаешь, очень горячие дни... Главного мы добились, только вот - закрепить эффект... Еще несколько недель, Рита... Его веки нервно подергивались, лоб блестел от пота. Рита вынула из сумки платочек, вытерла ему лоб. - Хорошо, - сказала она грустно. - Я подожду. - На днях я опять поеду в лабораторию, - сказал он. - И если не удастся, то тогда... Я соберу все материалы и... сделаю по-другому. Сделаю по-другому, - повторил он, и в голосе его послышалась угрожающая нотка, будто он спорил с кем-то. - Я заходила к доктору Халилову, - сказала Рита. - Он готов принять тебя в любое время. Толя, чем скорее ты это сделаешь... - Знаю, знаю. Только подожди немного. - Бенедиктов опять взял ее руку. - Ты уже в отпуске? - Да. - Рита вдруг вспомнила о вчерашнем телефонном разговоре. - Знаешь что. Толя? - сказала она. - Меня пригласили совершить прогулку на яхте. Как ты думаешь? - Кто? - спросил он. - Эти... твои друзья детства? - Да. Поход займет неделю. - Конечно, пойди. Проветришься немного... Помнишь, как мы в прошлом году плыли по Волге?.. Рита попрощалась с ним и пошла к выходу. У ворот она оглянулась. Бенедиктов стоял возле газона, залитого солнцем, и смотрел на нее. Руки у него были опущены. Вернувшись домой, Рита позвонила Юре и сказала, что согласна. Николай сделал запись в вахтенном журнале, размашисто подписался, и в этот момент раздался быстрый стук каблучков. - Валька бежит, - сказал Юра. - Привет, Валя-Валентина! - Здравствуйте, мальчики. - Валя запыхалась от быстрого бега. - Боялась, что опоздаю... Здравствуйте, товарищ Мехти! Мехти кивнул и, забрав журнал, ушел в шкиперскую. - Чудная погода, - оживленно говорила Валя. - Я ужасно боялась опоздать, Коля так грозно предупредил вчера... Ну, что же вы стоите, семь часов уже, пора отплывать. - Немножко подождем, - пробормотал Николай и, отойдя к краю бона, оглядел пустынную аллею Приморского бульвара. - Понятно. Подруга детства... - Валя сделала гримаску и взглянула на Юру. - Вы все-таки пригласили эту психопатку? Юра укоризненно развел руками. У Вали мгновенно испортилось настроение. - Ну и ждите, а я пошла домой, - заявила она и двинулась было к воротам яхт-клуба. Но Юра подскочил, взял ее за руку и горячо зашептал что-то убедительное. - Идет! - воскликнул Николай. В конце бульвара показалась фигура в красном сарафане. - Не очень-то она торопится, - враждебно сказала Валя. Рита пришла, спокойная, улыбающаяся, поздоровалась со всеми, потрепала Рекса по голове. Пес лизнул ей руку и завилял обрубком. - Вы немного опоздали, - не удержалась Валя от замечания. - Ничего страшного, - поспешно сказал Николай. Спустились в шлюпку. Пользуясь отсутствием Мехти, Юра прихватил Рекса и велел ему лежать на дне шлюпки. Валя спросила: - Без Рекса не могли обойтись? - Собакам необходима смена впечатлений, - объяснил Юра. Подошли к яхте. - "Меконг", - прочла Рита. - Это та самая яхта? - Та самая, - весело отозвался Николай и помог ей взобраться на борт. - Так, весь экипаж в сборе, - сказал Юра. - Имею честь представить нашего юного друга. Иди сюда, Валерка. Валерка уставился на Риту и покраснел. Рита не поняла его смущения, спокойно протянула руку, назвала свое имя. - Не узнала? - Николай усмехнулся. - А разве мы... - Рита внимательно посмотрела на лаборанта. - Действительно, где-то я вас видела... Валерка насупился. Николай, щадя его, не стал напоминать Рите о давнем происшествии на Приморском бульваре. Он велел Валерке отвести шлюпку к бону и вплавь вернуться на яхту. У Николая было сегодня на редкость хорошее, даже праздничное настроение. - Стоять по местам! - распорядился он, когда Валерка подплыл к яхте и влез на палубу. - Команде ставить паруса! Выбирая гротафал, Юра и Николай делали вид, что им очень трудно. Они затянули старую матросскую рабочую песню, не раз слышанную от Мехти: Sail to haven a black dipper. Push, boys, push, boys! [Входит в гавань черный клипер. Дай, братцы, дай! (англ.)] При каждом "пуш" они дружно тянули ходовой конец гротафала, и парус полз все выше. Will you tell me who is skipper? Push, boys, push, boys, push! [Интересно, кто там шкипер? Дай, братцы, дай, братцы, дай! (англ.)] - Прямо пираты какие-то, - сказала Валя. - Они делают это со вкусом, - улыбнулась Рита. - Еще бы! Яхта - это их пунктик. Закреплены шкоты, упруго выгнулся парус, и "Меконг", слегка накренившись, пошел полным бакштагом. Николай сидел у румпеля. Юра встал, широко расставив ноги, вытянул вперед руку и звучным голосом прочел: Неповторимая минута Для истинного моряка: Свежеет бриз, и яхта круто Обходит конус маяка. Коснуться рук твоих не смею, А ты - любима и близка. В воде, как золотые змеи, Блестят огни Кассиопеи И проплывают облака... Валерка восхищенно смотрел на Юру. Рита слушала с улыбкой. Ей было хорошо на белой яхте, уходящей под ветром в звонкую синеву утра. - Приступим к распределению судовых работ, - провозгласил Юра. - Нас ведет в морские дали отважный коммодор Потапкин. - Он отвесил Николаю церемонный поклон. - Старший помощник, он же неустрашимый штурман, - с вашего разрешения, это я. Юнга Горбачевский - палубные работы и бдительное смотрение вперед. Млекопитающий Рекс - в случае бунта на судне кусает виновных за нижние конечности. Рекс, услышав свое имя, лизнул Юрину босую ногу. - А мы? - сказала Валя. - Безобразие какое: нам ты отводишь место в своей глупой иерархии после Рекса? - Наоборот! - ответствовал Юра. - Вы с Ригой обеспечиваете личный состав горячим питанием, а свободное время используете для защиты кожных покровов от палящих лучей тропического, солнца посредством наклейки бумажек на носы. Валя как раз была занята этим важным делом: прилаживала к носу клочок газеты. Она засмеялась и потянулась к Юре, чтобы ущипнуть его за руку. Юра, отбиваясь, отступил к каюте и скрылся в ней. Через несколько минут он снова появился на палубе. Голова его была повязана красной косынкой, в руке - зажато что-то черное. Он повозился у мачты, быстро выбрал спинакерфал - и на мачту взлетел черный флаг с грубо намалеванным белым черепом и скрещенными костями. - Мой купальник! - ужаснулась Валя. - Это "Веселый Роджер", - объявил Юра. - Сама обозвала нас пиратами, так вот - получай "Веселого Роджера". - Чем ты его измазал, противный? - Мелом, не бойся. - Сейчас же сними! Слышишь? Я буду жаловаться коммодору! - Штурман, спустить флаг, - распорядился коммодор. - Иначе я прикажу вздернуть вас на рею. Под дружный смех Юра спустил "Веселого Роджера". Яхта вышла из бухты. Синяя-синяя ширь, и парус, полный ветра, и город, уходящий в голубую дымку... Юра растянулся на палубе рядом с Николаем и негромко сказал: - То самое место, Колька. Неужели ножик, все еще валяется на грунте? Николай промолчал. Потом он скомандовал к повороту. Яхта легла на новый курс. - Давай прокладку. Юрка. Юра взглянул на очертания берега, спустился в каюту и разложил на столе карту. Найдя свое место, он отметил вторую точку и провел по линейке черту. Затем "прошагал" параллельной линейкой до градусного кружка. - Курс сто девять! - крикнул он. - Сколько этим курсом бежать? - спросил Николай. Юра измерил расстояние на карте. - Тридцать шесть миль. - Он вышел из каюты. - Ход у нас - верных пять узлов. Значит... значит, к трем часам дня дойдем, если ветер удержится. - А куда мы идем? - спросила Валя. - На остров Нежилой. Посмотрим на трубопровод, там сейчас шестую нитку готовят. Переночуем в общежитии, а утром двинем дальше, к архипелагу. - Давно хочу тебя спросить, - продолжала Валя: - почему на суше вы, как все люди, измеряете расстояние в километрах, а в море у вас обязательно мили? - Валерка! - крикнул Юра. - Есть! - отозвался "юнга", добросовестно "смотревший вперед" с носа яхты. - Объясни, почему мы, моряки, измеряем расстояние в милях. - В милях удобнее, - сказал Валерка, высунув голову из-под стакселя. - Изложи популярно. - В морской миле 1852 метра, - смущенно стал объяснять Валерка. - Это соответствует длине минутной дуги меридиана. Значит, не нужно пересчета в градусы и обратно. - А я думала, что миля - семь километров, - сказала Валя. - Это географическая миля, - возразил Николай. - То есть одна пятнадцатая градуса экватора, иначе говоря - четыре минуты. А знаешь, откуда произошло слово "миля"? - Нет. - Эх ты, а еще филолог! - Николай любил науку о мерах и теперь оседлал своего конька. - Миля произошла от древнеримской меры "milia passuum", что означает "тысяча шагов". - Тысяча шагов? Какой же это шаг - почти два метра! - Римляне за шаг считали два - правой и левой ногой. И вообще римская миля была короче морской - полтора километра. - А что такое узел? - спросила Валя. - Валерка! - крикнул Юра. - Объясни, что такое узел. И Валерка, ухмыльнувшись, объяснил, что узел - это единица скорости, миля в час. - Почему же не говорить просто и ясно - миля в час? - не унималась Валя. - Зачем нужен какой-то узел? - А вот слушай, - со вкусом сказал Юра. - Это было очень давно. Для замера скорости мореходы пользовались простым лагом. Это была веревка с узлами через каждые пятьдесят футов, с секторной дощечкой на конце. Веревку бросали в воду. Судно шло, дощечка в воде оставалась неподвижной, а веревка тянулась за ней. Бородатый дядя в тельняшке смотрел на полминутную склянку - это такие песочные часы были - и одновременно считал, сколько узлов уходит за борт. Полминуты - одна стодвадцатая часа, а пятьдесят футов - одна стодвадцатая мили. Значит, сколько узлов пройдет за полминуты, столько миль в час пройдет судно. Смоталось, скажем, за борт пять узлов - так и говорили: судно идет со скоростью пять узлов. Понятно? Вале морская наука давалась с трудом. Она махнула рукой на узлы и мили, достала книжку и улеглась с ней на крыше каюты, огражденной низенькими поручнями. - Тебе не скучно, Рита? - спросил вдруг Николай. - Нет. Очень интересно, - сказала она, улыбнувшись ему. - И вообще - хорошо... Ты обещал научить меня управлять яхтой. Николай передал ей румпель и объяснил, как нужно держать на курсе по компасу. - Это, оказывается, не просто, - сказала Рита через несколько минут. - Яхта меня не слушается. - Не дергай, отводи потихоньку. Теперь влево. Вот так. - Крепче сжимай руль, - посоветовал Юра. - Зачем? - Рита не сводила глаз с компаса. - Так полагается в морских романах. - Не слушай его, - усмехнулся Николай. - Сжимать руль - пустое и трудное занятие, потому что руль находится над водой. А эта штука называется - румпель. Около трех часов дня "Меконг" ошвартовался у маленького пирса острова Нежилого. Нежилой лежал почти на середине пути между материком и Нефтяными Рифами. Еще сравнительно недавно этот безлюдный, бесприютный клочок глинистой земли вполне оправдывал свое название. Но с десяток лет назад на острове поселилось отважное племя морских нефтяников. Выросли дома, поднялись нефтяные вышки, в их переплетах каспийские ветры запели новую песню. Вокруг Нежилого возникли стальные островки - основания морских скважин. К группам вышек протянулась эстакада - стальная улица над морем. На морское дно легли нитки подводных трубопроводов. Теперь на Нежилом заготовляли очередную нитку труб для внутренних коммуникаций морского нефтепромысла. Экипаж "Меконга" сошел на берег. Валерка и женщины отправились осматривать остров. Юра и Николай, сопровождаемые Рексом, пошли на стройплощадку. Из поселка на дальнюю группу вышек отправлялся автобус с промысловиками. Валя, Рита и Валерик влезли в автобус. Попутчики охотно рассказывали им, как строился здесь поселок и как у моря отвоевывается нефть. Было странно и необыкновенно интересно ехать по многокилометровой эстакаде над морем и слушать пересыпаемые шутками объяснения нефтяников - молодых парней в брезентовых спецовках, от которых остро пахло мазутом. Потом они долго стояли на ветру у перил и смотрели, как на ближней скважине спускали в тысячеметровую глубину колонну труб. Волны с гулом разбивались о стальные ноги эстакады. - Подумать, что эти чудеса у нас под носом, а мы только случайно попали сюда! - сказала Валя, восторженно глядя по сторонам. - Да... изумительно, - отозвалась Рита. Валерка ничего не сказал. Он думал о том, что пройдет еще немало лет, пока он станет инженером. Они вернулись в поселок и разыскали Юру на стройплощадке возле маленькой бухты. Юра, голый по пояс, копался во вскрытом чреве сварочного автомата. Его руки до самых плеч были коричневыми от масла. На потном лбу тоже лоснилось масляное пятно. - Юрик, ты что делаешь? - Любопытная Валя заглянула в темное отверстие, где, отражаясь в масляной ванне, поблескивали шлифованные зубья передач. - Смяло шестерню, - сказал Юра и рывком головы откинул волосы со лба. - Удачно, что мы заглянули сюда: в мастерской сегодня выходной, и машина простояла бы до завтра... Валерка, сбегай вон туда - видишь, домик продолговатый? - и скажи Николаю Сергеевичу, чтобы сделал на две десятых короче. Рита и Валя пошли вслед за Валеркой. Они обогнули штабель труб и вошли в прохладную мастерскую. У токарного станка работал Николай. Выслушав Валерку, он толкнул ручку фрикциона, и почти оконченная заготовка повой шестерни завертелась. Быстрые повороты маховичков продольной и поперечной подачи, шорох срезаемой стружки... Все. Николай снял заготовку и перенес ее к фрезерному станку. Выйдя из мастерской, женщины присели на скамейку в тени. - Почти два года я знаю ребят, - сказала Валя как бы про себя, - а увидела впервые. Рита не ответила. 3. АВТОРЫ, ВСПОМНИВ О СВОЕМ ОБЕЩАНИИ, УСТРАИВАЮТ КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ И мачты рухнули за борт В крутой водоворот; Бриг разломился, как стекло, Средь грохотавших вод. Г.Лонгфелло, "Гибель "Вечерней звезды" Много тысячелетий назад, задолго до появления человека, Средиземное, Черное, Каспийское и Аральское моря представляли собой один гигантский водоем. Среди бескрайней воды островками возвышались вершины Карпат и Кавказа. Медленно шло разделение морей. То разделяясь, то вновь соединяясь, они приближались к современным очертаниям. Под действием могучих тектонических сил колоссальные пласты коренных пород становились дыбом, ломались и образовывали новые горы. Многоводные реки размывали берега, пробивали себе дорогу к морям. В эпоху, когда образовывалась так называемая продуктивная толща, Каспийское море было гораздо меньше современного: существовала только его южная часть. Нынешний южный берег Апшеронского полуострова был северным берегом моря; здесь в него впадала древняя Волга - Палеоволга. Южнее бассейн питала Палеокура - устье ее почти не отличалось от устья современной Куры. А на восточном берегу в море впадал Палеоузбой - ныне сухая долина Узбоя. Пространство между Апшеронским полуостровом и устьем Куры до наших дней сохранило вулканический характер. Берега здесь - скопление грязевых вулканов. Широко раскинулись у этих берегов островки и банки древнего архипелага - продукты извержений подводных вулканов. Извержения и сейчас не редкость. Чаще всего это грифоны - тихое, длящееся подчас годами истечение перемятых пород из трещин. Но бывает и так: проснется иной вулкан, выбросит с ревом огненный факел - за десятки километров видно тогда зарево, вставшее вполнеба. Плавать в этих водах опасно. "Извещения мореплавателям" постоянно предупреждают о капризной изменчивости глубин. С тех пор как "Меконг" вошел в воды архипелага, Юра не расставался с "Лоцией Каспийского моря". - Остров Кумани! - провозгласил он, когда однажды утром открылась в дымке серо-желтая полоска земли. - За последние сто лет появлялся и исчезал пять раз. Вновь появился после подводного извержения совсем недавно - в декабре 1959 года. Открыт капитаном гидрографической шхуны "Туркмен" Кумани в 1860 году. Потом Кумани возил сюда знаменитого геолога Абиха. - Кумани? - переспросил Николай. - Постой, Кумани командовал клипером "Изумруд", который вывез Миклухо-Маклая с Новой Гвинеи. Тот самый, что ли? - Наверно. Поплавал на Каспии, получил повышение по службе, ушел в океан. Фамилия редкая - тот самый, конечно. Уже несколько дней яхта находилась в открытом море. Рита и Валя привыкли ходить по наклонной палубе и научились лежать в "гамаке", то есть завалившись за гик в "брюхо" паруса, в углубление у галсового угла. Они перестали побаиваться примуса, который качался в люльке карданного подвеса, и поверили наконец, что качается яхта, а примус почти неподвижен. Обед готовили по Юриному рецепту: из сваренных вместе пшена и мелко нарезанной картошки; сюда же вываливалась банка мясных консервов. Получалась полужидкая масса, которую экипаж "Меконга" хлебал с большим аппетитом. - Это блюдо, - объяснял Юра, отправляя в рот дымящуюся ложку, - не имеет научного названия. В петровском флоте оно называлось просто "кашица", а в наше время известно в глубинных сельскохозяйственных районах под названием "кондер". - Сам ты "кондер"! - смеялась Валя. - Возьмись-ка, Валентина, за исследование этого термина - диссертацию защитишь, в люди выйдешь. Эх, был бы я филологом! - Такие, как ты, филологами не бывают. - Почему? - Потому что ты яхтсмен. А филология - дело серьезное. - Вы слышите, коммодор? - воззвал Юра к Николаю. - Нас публично поносят! - Сейчас разберемся, - сказал Николай, ставя на раздвижной столик пустую миску. - Валерик, будь добр, назови серьезных яхтсменов. Валерка нес вахту у румпеля и с улыбкой прислушивался к разговору. Он начал перечислять: - Джек Лондон, Жюль Верн, Мопассан, Серафимович, Куприн, Хемингуэй... - Эйнштейн, - добавил Юра. - Достаточно, - заключил Николай и не без ехидства посмотрел на Валю. - Что вы скажете теперь, сеньорита? - Конечно, попадались и среди яхтсменов некоторые исключения, - промямлила Валя и вдруг напустилась на Юру: - И нечего ухмыляться с победоносным видом! - Действительно, - заметила Рита. - Трое против одной - разве можно так спорить? После обеда складывали посуду в сетку-авоську спускали на веревке с кормы. Миски бренчали в тугой кильватерной струе и вымывались дочиста. Погода стояла великолепная. Все пятеро не носили ничего, кроме купального минимума и защитных очков, и основательно загорели. - Прав был Чарлз Дарвин, - заметил однажды Николай. - Помните "Путешествие на Биггле"? Он пишет, что белый человек, когда купается рядом с таитянином, выглядит очень неважно. Темная кожа естественнее белой. Валя подняла голову от книжки, хотела было возразить, но, взглянув на коричневые плечи Николая, промолчала. Когда солнце слишком уж припекало, коммодор Потапкин приказывал становиться на якорь. Мигом пустела палуба "Меконга". Купались, ныряли, гонялись друг за другом в прозрачной воде. По очереди надевали маску к ласты и путешествовали по песчаному морскому дну Осваивали самодельное пружинное ружье для подводной стрельбы. - Конечно, - говорил Юра, - охота на рыбу с дыхательными приборами запрещена, но нам можно. Втроем гонялись по очереди за одним и тем же сазаном - и никто не попал... Холодок в отношениях между Валей и Ритой понемногу таял. Из женской солидарности Рита поддерживала Валю в частых спорах. Иногда они уединялись, насколько возможно это на тесной яхте, и подолгу разговаривали о чем-то своем. Вернее - Валя рассказывала о себе, о диссертации, о том, какой Юра бывает противный и невнимательный. Рита слушала улыбаясь. Море, солнце и движение делали свое дело. Рита повеселела, загорела и сама ужасалась своему аппетиту. Город, тревога, огорчения последних месяцев - все это отодвинулось, задернулось синим пологом моря и неба. Был лунный вечер. Черное небо - сплошь в серебряных брызгах звездной росы. Слегка покачиваясь, бежал "Меконг" по черной воде, оставляя за собой переливающееся серебро кильватерной дорожки. Рите не хотелось спать. Она сидела в корме, обхватив руками колени. Рядом полулежал Николай. Его вахта подходила к концу, но он не торопился будить Валерку, спавшего в каюте. Тишина, море, вечер... Николай закрыл глаза. "Коснуться рук твоих не смею", - всплыл вдруг в памяти обрывок стиха. - Я вспомнила детство, - сказала Рита. - Только в детстве были такие вот тихие звездные ночи. Ее голос наплывал будто издалека. - Какая странная сила у моря, - медленно продолжала она. - Оно словно смывает все с души... "Коснуться рук твоих не смею", - беззвучно повторял он. - Ты слышишь меня? - Да. - Николай открыл глаза. - Только теперь я, кажется, поняла, почему в моем роду было много моряков... А на носу "Меконга", за стакселем, облитым лунным светом, сидели Валя и Юра. Валя положила черноволосую голову на Юрино плечо и зачарованно смотрела на море и звезды. - Смотри, какая яркая, - шепнула она, указав на золотистую звезду. В той части горизонта небо было чуть светлее и отсвечивало синевой. - Это Венера, - сказал Юра. - А знаешь, греки считали Венеру за две звезды: вечернюю, западную - Веспер, и утреннюю, восточную - Фосфор. Правда, Пифагор еще тогда утверждал, что это одна планета. - Вечно ты со своими комментариями! - недовольно протянула Валя. - Не можешь просто сидеть и смотреть на природу... Вдруг она оглянулась и высунула из-за стакселя любопытный нос. - Интересно, о чем они разговаривают? - прошептала она. - Как ты думаешь, какие у них отношения? - Не знаю. - Юрик, умоляю! - Говорю - не знаю. - Юра счел нужным добавить: - У вас есть женская классификация: ходят, встречаются, хорошо относятся, еще что-то. Все это не подходит. Лучше всего - не вмешивайся. - Ну и глупо! Валя отодвинулась. Рекс, лежавший рядом, вильнул обрубком хвоста. Она машинально погладила пса по теплой голове. Юра торопливо спустился в каюту и вынес фотоаппарат. - Редкий документальный кадр, - пробормотал он, нацеливаясь объективом на Валю и Рекса. - Всегда была против пса, и вдруг... Вот что делает лунный свет... Он щелкнул затвором и сказал: - Если что-нибудь выйдет, я увеличу этот снимок и сделаю на нем надпись: Ночь светла; в небесном поле Ходит Веспер золотой. Старый дог плывет в гондолу С догарессой молодой. - У Пушкина не дог, а дож, - поправила Валя. - Венецианский дож. - А у нас - дог. Правда, не старый, но все же дог. В переводе с английского - пес. Валя махнула рукой и пошла спать. Опаленный солнцем архипелаг... Миновали остров Дуванный, где некогда вольница Степана Разина "дуванила" - делила трофеи персидского похода. Побывали на богатом птичьими гнездовьями острове Булла. Высаживались на острове Лось, усеянном грифонами. Здесь в кратерах - иные были до двадцати метров в диаметре - постоянно бурлила горячая жидкая грязь. Кое-где она переливалась через края, бурыми ручьями стекала в море. - Как странно, - говорила Рита, - я представления не имела, что у нас под боком такая дикая и грозная природа... Теперь "Меконг", обогнув остров Обливной, шел к Погорелой Плите - каменистому острову, издали похожему на парусник. Когда-то Погорелая Плита была подводной банкой; в 1811 году (это Юра вычитал из лоции) корвет "Казань", наскочив на нее, потерял руль. После Погорелой Плиты намеревались взять курс прямо к куринскому устью. - Юрик, здесь опасно плавать? - спросила Валя. - Не очень. - Юра углубился в лоцию. - Слева от нас остров Свиной, это местечко невеселое: девяносто штормовых дней в году. - А вулканы есть? - В лоции написано, что на Свином крупное извержение с землетрясением произошло в 1932 году. Был поврежден маяк. Контуры острова изменились. Огненный столб горящих газов был виден издалека. Вот и все. - Приятное местечко, - сказала Валя. Юра посмотрел на паруса, затем лизнул языком палец и поднял его вверх. - Ветер стихает, - сказал он озабоченно. Был полдень, и солнце палило вовсю, когда ветер стих. Паруса слабо заполоскали и обвисли. Юра бросил в воду спичку, Она спокойно лежала на гладкой зеленой поверхности, не удаляясь от яхты. - Валерик! - позвал Юра. - Посмотрим, как ты усвоил парусные традиции. Что надо делать, чтобы вызвать ветер? Валерка поскреб ногтями гик и хрипловато затянул: Не надейся, моряк, на погоду, А надейся на парус тугой! Не надейся на ясную воду: Острый камень лежит под водой. - Скреби, скреби, - сказал Юра. - Без этого заклинание не действует. Мать родная тебя не обманет, А обманет простор голубой... Николай дремал в каюте после ночной вахты. Услышав знакомое заклинание, он вышел на палубу, опытным взглядом сразу оценил обстановку. В недвижном горячем воздухе струилось марево. Горизонт расплылся в легкой дымке, нигде не видно было земли. - Почему не слышно на палубе песен? - сказал коммодор. - В чем дело? Нет ветра - постоим. Команде купаться! После купанья Юра и Николай улеглись на корме и развернули свежий номер "Petroleum engineer" ["Инженер-нефтяник", американский технический журнал]. Валерка углубился в "Приключения Жерара" - адаптированное издание Конан-Дойля на английском языке. Заглядывая в словарь в конце книжки, он упорно одолевал фразу за фразой, бормоча себе под нос. Рита и Валя тоже улеглись с книжками. Рексу было скучно и жарко. Он постоял немного возле Юры, потом залез в каюту и пару раз брехнул оттуда, словно жалуясь: "Устроили, тоже, на яхте читальню, а про меня забыли! До чего дожили - вам даже лень потрепать меня по голове..." Валя подсела к инженерам: - Что вы тут бормочете? Дайте-ка я вам переведу, дилетанты несчастные. - Ладно, - с готовностью согласился Юра. - Только сперва немножко проверим тебя. - Он перелистал несколько страниц и ткнул пальцем в одну из фраз: - Переведи вот это, например. - "Naked conductor runs under the carriage", - прочла Валя и тут же перевела: - "Голый кондуктор бежит под вагоном..." Неприлично и глупо! Инженеры так и покатились со смеху. - Послушай, как нужно правильно, - сказал Юра, отсмеявшись: - "Неизолированный провод проходит под тележкой крана". Американский технический язык - это тебе, Валечка, не английский литературный. Здесь навык нужен... Инженеры долго трудились, разбирая статью о прохождении жидкости через непористую перегородку. "Пермеация" [от латинского слова "permeo" - проницаю] - проницание - так назывался этот процесс. - Значит, они делают тонкую перегородку из пластмассы, - сказал Николай. - Этот полимер растворяет жидкость, а сам в ней не растворяется. И растворенная жидкость проходит сквозь структуру перегородки - молекулы жидкости между молекулами перегородки... Любопытно. - Молекулярное сито, - сказал Юра. - Эта штука близко подходит к нашей проблеме, верно? Николай перевернулся на спину, прикрыл рукой глаза. - Хотел бы я знать, - сказал он негромко, - что делает сейчас Борис Иванович в Москве? - И что за ящик отправили в Институт поверхности... Они снова - в который уже раз! - принялись обсуждать недавний опыт и спорить о возможных причинах взрыва в лаборатории. - Ребята! - позвала вдруг Рита с носа яхты. - Смотрите, земля! Все повскакали с места. Впереди в дрожащем мареве виднелась полоска земли, покрытая кудрявой зеленью. - Ближайшая от нас зелень - в устье Куры, - сказал Николай. - Значит, мы недалеко оттуда? - спросила Рита. - Нет, далеко. Это рефракция. - Мираж, - подтвердил Юра. - В лоции написано, что на Каспии бывают такие штуки. В двадцать каком-то году с одного гидрологического судна видели Куринский камень за сто десять миль. Минуты через три зеленая коса исчезла. - Мираж, - задумчиво сказала Валя. - Прямо как в пустыне... А что делают, когда долго нет ветра? - спросила она, помолчав. - Разве ты не читала морских романов? - откликнулся Юра. - Доедают съестные припасы, а потом бросают жребий - кого резать на обед. Пошли разговоры о том, сколько может прожить человек без пищи и воды, о четверке Зиганшина, об Алене Бомбаре и Вильяме Виллисе. Вспомнили, как несколько лет назад рыбака-туркмена унесло течением в лодке без весел из Красноводской бухты. Несколько сырых рыбешек, завалявшихся на дне лодки, служили ему пищей и питьем, хотя туркмен, вероятно, не читал Бомбара. Три недели мотало его по морю; обессиленный, измученный, он впал в беспамятство. Очнулся он от толчка: лодка ударилась о сваю. Обрывком сети туркмен привязал к ней лодку и снова потерял сознание. Нефтяники заметили лодку, привязанную к свае морского основания нефтяной вышки. Так туркмен пересек Каспий с востока на запад и оказался в госпитале. - Я бы не смогла есть сырую рыбу, - сказала Валя. - Если подопрет - скушаешь и облизнешься еще, - возразил Юра. - А насчет воды - у нас кое-какие чудеса припасены. - Какие? - Ионит. Ионообменная смола, которая превращает морскую воду в пресную. Впрочем, до этого не дойдет, не волнуйся. - А я не волнуюсь. Ветра все не было. Небо стало белесым, будто выцвело. С севера полз туман. - Не нравится мне этот штиль, - тихо сказал Юра Николаю. - Давай положим якорь, а то здесь к вечеру течение бывает, снесет еще куда не надо... Вода, гладкая и словно бы тоже выцветшая, без плеска поглотила якорь. Туман надвинулся и окутал яхту дымным желтоватым одеялом. - Валерка! - крикнул Юра. - Приведи в действие материальную часть по твоей бывшей специальности. - Патефон, что ли? - догадался Валерка. - Не патефон, а портативный граммофон, - поправил Юра. - Патефон ты разве что в музее найдешь. - Наоборот, - возразил Валерка. - Граммофоны в музее. У которых здоровенная труба торчит. - Массовое заблуждение, дорогой мой. Знаешь, как было? На Парижской всемирной выставке 1900 года фирма Патэ демонстрировала новую систему записи на пластинки - от центра к краю. По имени фирмы эта система называлась "патефон". Она себя не оправдала. Но, так как патефон имел трубу, скрытую внутри ящика, в быту начали портативные граммофоны обзывать патефонами. Ясно? Ставь пластинку погромче - вместо туманной сирены будет. А то как бы кто-нибудь не наскочил на на