считай. Феликс сел и запустил пальцы в свою гриву, пальцы скры- лись целиком. В старых хрестоматиях для детского чтения я видывал рисунки - украинские хаты с соломенной крышей. Вот такая крыша была у него на голове. О существовании парикма- херских-автоматов этот человек, безусловно, не подозревал. Уставился в окошко дешифратора, будто там откроется ему ве- ликая истина, и молчит. Хотел бы я знать, о чем думает такой теоретик. - На лунную обсерваторию, Феликс? - спросил Робин. Тот не ответил. Теперь он щелкал клавишами, вводя задачу. Наверное, он привык, чтобы на него работал целый вычисли- тельный центр, и наша считалка слишком примитивна. Я послал Робину менто: "Не мешай ему". Робин, кажется, не понял, а Феликс сказал, не отрываясь от вычислителя: - Нет, ничего. Вы не мешаете. - И добавил: - Я лечу на станцию транскосмической связи. - Если ты собираешься присутствовать на сеансе связи, - сказал Робин, - то ты малость поторопился. До сеанса еще двадцать с чем-то суток. Звезда Эпсилон Эридана издавна была под наблюдением зем- ных астрономов. "Прослушивали" ее не напрасно. Лет восемьде- сят назад были приняты сигналы с одной из планет ее системы - Сапиены, Разумной, как ее тогда же назвали. Мы с детства свыклись с мыслью, что существует транскосмическая связь, что мы не одни в Галактике, для нас это вполне естественно. Но я знаю из учебников и фильмов, какой гигантской сенсацией было установление межзвездной связи тогда, много лет назад. Одиннадцать лет прохождения сигнала туда и столько же обрат- но. Накопилась кое-какая научно-техническая информация, на- щупывался код для более широкого обмена, но пока мы знали слишком мало о разумных обитателях Сапиены, так же как и они о нас. Мы были примерно на одинаковом уровне развития - так предполагали ученые. Вот если бы полететь к ним... Но одиннадцать световых лет - пустяк для радиосвязи - для корабля превращаются в милли- арды мегаметров... Вся планета знала, когда состоится очередной сеанс связи. К нему готовились, о нем писали в газетах и говорили по ви- зору. - Двадцать трое суток, - подтвердил Феликс. - Вот я и говорю: поторопился ты. Или есть еще дела на Луне? Феликс мельком посмотрел на Робина своим странным - будто издалека - взглядом. - Видишь ли, - сказал он, - прием с Сапиены начнется завтра. - Как же так? - удивился Робин. - Ты сам говоришь, что через двадцать трое суток. Феликс не ответил. Он вытянул из пультового рулона с пол- метра пленки, достал карандаш и принялся не то писать, не то рисовать. Им, теоретикам, не нужно специального оборудова- ния. Была бы вычислительная машина, карандаш и бумага. Прин- ципы-вот что они ищут. А уж если они пожелают провести экс- перимент, то подавай им всю Галактику, иначе они не могут... Робин был не из тех, от кого можно отделаться молчанием. - Мой дед, - сказал он, - безвылазно сидит на станции связи. Уж он-то разбирается в сапиенских делах. И если ты скажешь ему, что сеанс состоится завтра... - Я слышал твой вопрос, - перебил его Феликс. - Вот я набрасываю график, чтобы тебе было понятно. Видишь эти точ- ки? Это предыдущие сеансы. Легко заметить нарастающую зако- номерность сдвига в квази-одновременности при разных систе- мах отсчета. И если кривую, построенную на этих точках, экс- траполировать по уравнению Платонова... Он продолжал говорить, но дальше мы уже ничего не понима- ли. Мы знали только, что споры среди математиков по поводу гипотетического уравнения Платонова не утихают и по сей день, а Феликс, как видно, брал это уравнение в качестве отправной точки и шел дальше, в такие дебри чистой абстрак- ции, где переворачивались все обычные представления о четы- рехмерном многообразии времени-пространства. Вдруг он умолк. Наверное, спохватился, что мы его не по- нимаем. Или просто забыл о нас. Он продолжал набрасывать уравнения, понятные только ему самому, а потом надолго заду- мался, запустив пальцы в волосы. "Надо поесть", - дошло до меня менто Робина. Я кивнул, и он вытащил из холодильника три общебелковых брикета, развер- нул прозрачные обертки. Один протянул Феликсу. - Ты, наверное, голодный, - сказал Робин. - Возьми поешь. Феликс не глядя взял брикет и сунул бы в рот, если б Ро- бин не перехватил его руку. - Вот густиватор, - сказал он. - А это вкусовой код. Что ты хочешь на обед, какой вкус? - Не знаю, - сказал Феликс. Входя в режим торможения, я включил экран прямого обзора. Под нами беспорядочно громоздились горы лунного Кавказа. Они росли, быстро приближались, потом ушли вбок. Вот решетчатые антенны узла транскосмической связи. Мачта противометеорит- ной службы. Наружные шлюзовые камеры лунной базы. Сам Селе- ногорск сверху не виден - он в толще горного массива. Доро- га, сбегающая со склона на равнину Моря Ясности. Дорога раз- ветвляется. Космодром. Спекшийся от плазмы лунный шлак. В динамике запищал вызов диспетчера. "Командир Дружинин, разрешаю посадку на три - пятьдесят семь". Очень мило, боль- шое спасибо. Как будто я бы сумел воздержаться от посадки, если бы не получил разрешения! Я перевел двигатели на дезактивизацию. Вручную. Если бы я забыл это сделать, то автопилот все равно провел бы програм- му. Все дублировано, случайности исключены. Сел я хорошо, на нулевой скорости. Толчок. Тишина. Мы на Луне. На Луне как на Луне. Но Феликс прилетел сюда впервые, и для него все было но- вым: шлюз корабля, шлюз вездехода, шлюз вестибюля базы, санпропускник. Потом - коридоры Селеногорска. Город коридо- ров. Их все время расширяют, удлиняют, разветвляют. Ком- байн-скалорез на Лунеглавная машина. Жители Селеногорска - селениты - пели про самих себя: Селенит - подлунный крот. Селенит долбит и бьет, Скалы рубит, сверлит, бьет, Под горою ход ведет. Робин вызвался проводить Феликса на узел связи. Новичку в этих коридорах ничего не стоит заблудиться, особенно если он будет читать надписи на поворотах. На Луне полно шутников, и никогда нет уверенности, что, скажем, надпись "Прямо - толь- ко на четвереньках" сделана всерьез, а не для смеха. Я пошел сдавать груз. Интересно, что на Луне, самой ста- рой из освоенных планет, процветает эта штука, с которой так долго и героически боролись на Земле,- бюрократизм. "Оформ- лять" доставленный груз и принимать на борт новый - все это здесь не просто. Каждый начальник старается "протолкнуть" груз для своей службы, и вечно они спорят, и все это, конеч- но, с насмешечками. Пока лунные начальники препирались в диспетчерской, а я посмеивался, сидя в уголке, пришел рейсо- вый с Марса. В диспетчерскую ввалился его экипаж, самоуве- ренные и громкоголосые пилоты, а громче всех, конечно, раз- говаривал второй пилот - наш старый друг и одноклассник Ан- тонио. Он подсел ко мне и принялся выкладывать свежие марсианс- кие анекдоты и сам хохотал, хватаясь за голову. Потом вдруг согнал смех с ярких полных губ. лицо его стало озабоченным. Пристально глядя на меня яркими черными глазами, потребовал совета. У него на Марсе девушка, молодой врач Дагни Хансен - так ее зовут, и это такая красавица, каких в Солнечной сис- теме больше нет и никогда не было раньше. Антонио начал опи- сывать ее достоинства, и я сказал: - Если тебе нужен мой совет, то возьми и женись на Дагни Хансен. - Спасибо! - закричал Антонио.- Какой прекрасный совет! Какой неожиданный! - Он фыркнул.- К твоему сведению, мы уже два месяца, как поженились. - Так чего же ты от меня хочешь? - удивился я. - Видишь ли, мы будем видеться с Дагни очень редко. А по- том меня и вовсе могут перевести на другую линию. Вот в чем беда,понятно? - Понятно. Никто тебя не неволит, Антонио. Уйди из кос- мофлота, поселись на Марсе со своей Дагни, и дело с концом. - Прекрасный ты советчик! - Антонио смерил меня презри- тельным взглядом. - Что я буду делать на Марсе? Перегонять драгоценный кислород на углекислоту? И как что я уйду из космофлота, глупое ты существо? Уж лучше помалкивай. Он пошел к диспетчерским столам, но тут же вернулся ко мне. - Слушай, мне еще перед рейсом предложили в управлении знаешь что? Начальником службы полетов на "Элефантину". Что скажешь? "Элефантина" была крупнейшей орбитальной станцией, горо- дом-спутником - туда доставлялись секции межпланетных кораб- лей, и там они монтировались. Ведать полетами грузовиков и буксиров - не захватывающее счастье. - Что же ты молчишь? - сказал Антонио.- Трубицын потребо- вал в управлении, чтобы ему подобрали молодого, энергичного парня. Я молодой, верно? И энергичный, а? И я бы забрал Даг- ни на "Элефантину", врачи ведь нужны и там. Ну, чего ты мол- чишь, Улисс? - Тебе же не нравятся мои советы, - сказал я. - Посове- туйся лучше с Робином. - И то верно. - Антонио ринулся к диспетчерам и с ходу ввязался в спор. Наконец я сдал груз и спросил, когда очередной рейс. - Послезавтра, - сказал усталый диспетчер. - Повезешь Стэффорда. - Стэффорда? - переспросил я. - Постой, разве он... - Исчезни, Улисс. Тебе ясно сказано: послезавтра прилетит с Венеры Стэффорд, и ты повезешь его на шарик. Ступай и не морочь людям голову. Я побежал на узел связи, чтобы сообщить Робину потрясаю- щую новость. Возвращается Стэффорд со своей комиссией! Мне навстречу по коридору, вся облитая зеленоватым светом плафонов, шла Ксения. Руки в карманах брюк, невысокая фигура обтянута черным биклоном, белокурые волосы выбились из-под шапочки с козырьком. - Знаю, что ты прилетел, Улисс. - Она, улыбаясь, смотрела на меня. - Что случилось? - Возвращается Стэффорд, - сказал я. - Стэффорд? А, он работал на Венере... Как ты провел праздники? - Хорошо. А ты? - Чудесно. Я сделала миллион анализов. - Ну да...- Мне стало немного неудобно за свою празд- ность, в то время как она напряженно работала. Никто в лун- ной обсерватории не управлялся лучше нее со спектральными анализами. - Галактики в заговоре против меня, - сказала Ксения. - Как только приближается праздник, их излучение становится интенсивнее. Зайди, если хочешь, Улисс. - Зайду, - сказал я. Узел транскосмической связи - можно сказать, вотчина семьи Грековых. Дед Робина, Иван Александрович Греков, был здесь - тогда еще студентом-практикантом,- когда были приняты первые сигналы с Сапиены. Много десятилетий он бессменно руководил узлом. Да и теперь старейшина межзвездных связистов частень- ко наведывался на Луну, даром что ему было без малого сто лет. И хотя узлом теперь ведал Анатолий Греков, отец Робина, фактически им продолжал руководить Дед. Так его и называли селениты - Дед. Из-за двери доносились голоса. Я постучал - никто не от- ветил. Табло "Не входить. Идет сеанс" не горело, и я вошел в комнату, примыкавшую к аппаратной узла связи. Мои шаги тону- ли в сером губчатом ковре, никто не обратил на меня внима- ния. Только Робин подмигнул мне. Он сидел в кресле под ог- ромными часами с секундной стрелкой во всю стену и любезни- чал с девушкой-лаборанткой. А за столом сидели предки Робина и старший оператор, сверхсерьезный молодой человек. Феликс стоял по другую сто- рону стола, как студент перед грозным синклитом экзаменато- ров, и тихо доказывал свою правоту. Говорил он по-русски, потому что Дед не признавал интерлинга. Дед сидел насупясь, занавесив глаза седыми бровями; то- порщились седые усы, в глубоких складках у рта змеилось сом- нение. На голове у Деда была древняя академическая шапочка, которая, как уверяли лунные шутники, приросла к нему навеч- но. Я прислушался. Феликс, насколько я понял, говорил примерно то же, что в рубке корабля,- о сдвиге квази-одновременности, уравнении Платонова и о своей экстраполяции. Он зашарил по карманам куртки, стал вытаскивать пленки, таблицы, простые карандаши и тепловые многоцветки, недоеденный брикет. Наконец он изв- лек смятый листок логарифмической бумаги с каким-то графи- ком. - Вот, - сказал он. - Здесь шкала времени, фактические точки и та, которую я получил. Грековы склонились над листком. - Я основывался на вашей инфоркарте из последнего "Астро- номического вестника", Иван Александрович, - сказал Феликс. - Там, если помните, дан подробный график всех сеансов свя- зи... - Моя статья, молодой человек, - веско сказал Дед, - не может служить основанием для подобных экзерсисов. - Что? - Феликс посмотрел на него своим странным взглядом издалека. - Ах да, экзерсисы... У вас в инфоркарте сказано, что вторая передача с Сапиены дошла до нас на три и две де- сятых метрической секунды раньше расчетного времени... - К вашему сведению, молодой человек: для одиннадцати лет прохождения сигнала три метрических секунды выпадают из до- пусков на точность совпадения земного и сапиенского календа- рей. - Возможно, - согласился Феликс. - Но следующая передача пришла еще быстрее. Вот ее номер и величина опережения. И дальше - по нарастающей. Последняя передача пришла на два часа раньше расчетного времени. Здесь закономерность... Вот номер передачи, отправленной вами двадцать два года назад: "восемнадцать тридцать девять". Ответ на нее придет завтра. С опережением на двадцать с лишним суток. Дед откинулся на спинку кресла, его сухонькие руки с ко- ричневыми стариковскими пятнами лежали на столе. - Чепуха, - сказал он. Я оглянулся на Робина, он усмехнулся и подмигнул мне. Теперь заговорил отец Робина, Анатолий Греков: - Видишь ли, Феликс, нам удалось договориться с Сапиеной относительно времени подготовки ответной информации. Это время не может превысить двенадцати суток по нашему счету. Даже если на Сапиене мгновенно расшифровали нашу передачу и мгновенно составили и закодировали ответ, если бы даже они не затратили на это ни одной секунды, то и тогда опережение не может быть более двенадцати суток. Твоя экстраполяция не- корректна. Феликс сунул свой график в карман. - И все-таки, - тихо сказал он, - ответ на "восемнадцать тридцать девять" придет завтра. Дед поднялся, уперся кулаками в стол. - Я знавал покойного Петра Николаевича Платонова, - объ- явил он. - Прекрасный был математик. Но с заскоками. Его уравнение, на которое вы тут ссылались,- заскок. Оно не удовлетворяет элементарным требованиям логики. - Но Платонов предложил принципиально новую систему отс- чета, - сказал Феликс с какой-то затаенной тоской в голосе. - Почему никто не хочет это понять? - Потому что, молодой человек, его система противоречит факту зависимости "время-пространство". - Нет. Это противоречие кажущееся. Дед грозно засопел. Анатолий Греков сказал поспешно: - Ты устроился с ночлегом, Феликс? Мальчики тебе помогут. У нас тут тесновато... Постой! - окликнул он Феликса, напра- вившегося к двери. - Забери свои карандаши. И этот... бри- кет. Глава пятая САПИЕНА НАРУШАЕТ ГРАФИК Столовая в Селеногорске называется "У Герасима". Это по- тому, что робота, обслуживающего столовую, зовут Герасим. Робот он хороший, расторопный. Принеся поднос с едой, он го- ворит приятным низким голосом; "Кушать подано". Унося посу- ду, заявляет совсем другим тоном: "Поел - уступи место това- рищу". Феликс наотрез отказался от ужина, и мы с Робином пошли к Герасиму без него. Как всегда, в столовой стоял веселый го- мон. За шахматными столиками сражались участники восемьсот какого-то лунного чемпионата - тут стоит закончиться одному чемпионату, как начинается следующий. Антонио, конечно, тор- чал у магнитолы, он жаждал музыки и спорил с шахматистами, которые музыки не жаждали. На нас накинулись с вопросами - что нового на шарике? Они все прекрасно знали, визор и радио здесь почти не выключают- ся, но все равно - на прилетавших с Земли было принято наки- дываться. Робин изобразил, как я пел на Олимпийских играх, и я сам чуть не подавился супом от смеха. Робин здорово умеет копи- ровать. Потом я рассказал о лекции Селестена. - А что, ребятки, в этом есть смысл, - сказал кудрявый селенолог Макги. - Без копыт я, в общем-то, обойдусь, а вот от третьей руки не отказался бы. Тут, конечно, начался спор. - Глупости, Мак, - прогудел астрофизик Каневский. - Зачем тебе третья? Научись вначале двумя руками управляться. - А то я не умею! - Не умеешь. Вот если ты, к примеру, научишься писать од- новременно обеими руками разные тексты,- тогда пожалуйста. Требуй себе третью. - Зачем мне это - два текста одновременно? - Экономия времени. Одной рукой кодируешь информацию о селеногенных породах, другой - отстукиваешь письмо к своей Мэри. Плохо? - Да при чем тут руки? - закричал Антонио. - Для такой работы надо два мозга иметь в черепной коробке. - Одного достаточно. Тренировать нужно мозг, вот что. Ор- ганизм человека еще не исчерпал своих возможностей. Модифи- кации ни к чему. - Не представляю, - сказала Ксения своим медленным конт- ральто, - человек с тремя руками! Уродство какое-то. Осьми- ног. Ужасные вы все рационалисты, никто даже не подумал об эстетическом идеале. - Правильно, Ксения! - закричал Антонио.- Природа создала человека прекрасным. В человеке все тончайше выверено, целе- сообразно... Я не выдержал, прервал его пылкое излияние: - Ну и что? Прекрасно, потому что привычно. А сделай че- ловечество трехруким - и следующее поколение будет поражать- ся: какими безобразными инвалидами были раньше люди, поду- мать только - с двумя руками! Эстетический идеал - дело при- вычки. - Да нет необходимости, понимаешь ты это? - Антонио сунул ладонь мне под нос. - Никакой необходимости приклеивать или там вживлять третью руку! - Далась вам третья рука, - сказал я. - Мне она тоже не нужна. А представьте себе, как Маку надоело таскаться по Лу- не в скафандре. Надоело ведь, Мак? - Ну, дальше что? - осведомился Мак. Наверно, он ожидал подвоха. - И вот ему говорят: милый Мак, мы тебя малость передела- ем. Будет у тебя в легких дополнительная емкость. Заполнишь ее воздухом, и ступай себе, можешь весь рабочий день лазать по горам без скафандра... - И шкура, непробиваемая для метеоритов, - в тон мне за- метил Робин. - Пускай так. Или возьмите... ну, хоть Венеру. Приспосо- бить дыхательный аппарат человека к тамошней атмосфере, к давлению... - Не ново, Улисс, - сказал Каневский. - Стэффорд уже предлагал что-то в этом роде. - Стэффорд говорил о длительной и естественной адаптации человеческого организма к инопланетным условиям. Я имею в виду искусственное приспособление. - И этим искусственно переделанным людям ты закроешь до- рогу домой, на Землю, - сказал Каневский. - Им придется тас- кать скафандр на Земле. - Да нет же... - Это мне в голову не приходило. - Ну, не знаю, я не биолог... Только мне кажется, что, если поселенцы хорошо приспособлены к планете, им может и не захотеться до- мой. Там их дом и будет... - Поел - уступи место товарищу, - прогремело у меня над ухом. - Что? - Я не сразу понял, что это Герасим, и вызвал взрыв смеха.- Хоть бы вы чему другому его научили! - сказал я с досадой и встал из-за стола. - Тоже кибернетики! Фанта- зия дальше еды не идет. Я подсел к Ксении на диван. Спор продолжался. Теперь говорили о роботах. Вот кого следовало отправлять осваивать Венеру - им и меркурианское пекло нипочем, и сверхморозы Плутона... Не зря ли андроидов перебили?.. Мне расхотелось спорить. Чудный выход из положе- ния - посылать роботов. А человечеству что прикажете делать? Отдавливать друг другу ноги в тесноте? Да и вообще... - Потанцуем? - спросила Ксения. Антонио все-таки включил музыку, несмотря на протесты шахматистов. - Не хочется, - сказал я. Она испытующе смотрела на меня. - Что-то в тебе появилось новое, Улисс. - А именно? - Не знаю. - Она поднялась. - Что-то угрюмое. Робин, идем танцевать. Робин, этот дамский угодник, конечно, пошел. В столовой появился Дед. Странно все-таки выглядела здесь его академическая шапочка. Он принялся за еду, благодушно поглядывая на селенитов. Вид у него был такой, словно он сейчас скажет насчет "племени младого, незнакомого" или что-нибудь в этом роде. - Иван Александрович, - обратился к нему Каневский, пе- рейдя с интерлинга на русский, - мы тут об андроидах заспо- рили. Понимаю, конечно, что людям было с ними хлопотно и... неуютно, что ли, но разве нельзя было найти другой выход? - Можно было, - сказал Дед. - В конце концов, не было случая, чтобы андроид нанес че- ловеку вред, ведь так? - И никак иначе, - подтвердил Дед. - Наоборот, они были очень заботливы. - Значит, - прогудел Каневский, - можно было обойтись без их уничтожения. Если бы андроидов послали осваивать Вене- ру... - Послали? - переспросил Дед, иронически щурясь. - Любо- пытно, как вы это себе представляете, Каневский? - Ну, обыкновенно... кинуть клич, объяснить положение... Вы сами сказали, Иван Александрович, что можно было найти другой выход. - Конечно: превратиться в жирных, ленивых выродков. Чему вас только в школе учили, голубчик? Или кинороботомахия не входит в программу обучения? - Входит, мы знаем факты. Разумные существа всегда могут договориться друг с другом - этому нас тоже учили. Жесто- кость не может быть альтернативой разуму... - Вас учили хорошо. - Дед насупился. Его седые усы воинс- твенно топорщились. - Выключи музыку, Михаил. Он не признавал имени "Робин" и всегда называл его роди- тельским именем. Робин выключил магнитолу и негромко сказал: - Повело... Он не раз слушал рассказы Деда, а мне еще не доводилось. Я пересел поближе к Деду и приготовился слушать. РАССКАЗ О ВОЙНЕ СОБАК И РОБОТОВ Так уж устроены люди - они всегда забегают вперед, не ду- мая о последствиях. Первые прямопрограммные роботы были туповаты, но удобны - вроде нашего Герасима. Удобны - не то слово. Роботы узкой специализации были благом для человечества. Все эти делови- тые и неутомимые копатели, укладчики стройблоков, уборщики, мойщики, няньки наконец. Они преобразили быт, высвободили гигантский резерв времени для творческой работы. Остановить- ся бы на этом уровне роботехники, но людям останавливаться несвойственно. Существует, кроме того, и объективная законо- мерность: производительные силы всегда опережают развитие производственных отношений, и регулировать бурный рост этих сил в глобальном масштабе стало возможным сравнительно не- давно. А тогда существовали еще государственные границы, и, хотя Договор о всеобщем разоружении был подписан, в мире, разделенном на две противостоящие системы, было неспокойно. Вы изучали историю и, несомненно, знаете, как цеплялась за свое существование частная собственность, в какой сложной борьбе идей и экономических структур утверждался на планете социализм. Так вот, именно в то неспокойное время появились сложные самопрограммирующиеся подвижные устройства - логический ре- зультат развития роботехники. Светлые умы предупреждали: будьте осторожны с человекообразными, с роботами андроидного типа. Появилась декларация группы физиков и философов - она называлась "Мементо". Мементо - помни! Помните о Франкенш- тейне, породившем чудовище. Им ответили: чудовища не будет, андроиды дружелюбны к человеку, как дельфины, бояться нече- го. В Копенгагене было подписано международное соглашение об основном принципе роботехники - ненанесении вреда человеку. И этот принцип андроиды не преступили ни единого раза. Они действительно были преисполнены дружелюбия к человечест- ву, хотя не следует это понимать в обычном смысле слова, ибо андроидам были чужды какие-либо эмоции. Следуя основной сво- ей программе, они заботились о людях и старались изо всех сил приносить пользу. И все-таки чудовище было порождено. Андроиды совершенствовали сами себя, и, разумеется, нас- тало время, когда они превзошли интеллектуальный уровень че- ловека. Они сделали многое. Современная система управления промышленностью и снабжением, всеобъемлющая система ин- фор-глобуса, единая энергетическая сеть - во всех этих об- ластях они как следует поработали. Взялись андроиды и за литературу и искусство. Они писали книги и ставили фильмы двух сортов: попроще - для людей и поспецифичнее - для себя. Я был тогда мальчишкой, но помню некоторые из фильмов для людей. Пожалуй, главный их конфликт заключался в следующем: милейший добрый человек совершает нелогичный поступок, и тут появляется друг-андроид, который выручает его из беды. По-видимому, они жалели людей - за ме- ханическую и тепловую непрочность, за нелогичный образ мыс- лей, за эмоциональные вспышки. Нашлись среди людей ренегаты - они вертелись около андроидов, пытались вникнуть в их проблемы, в их книги и фильмы. Собственно, во всем этом не было ничего дурного. Но люди вдруг заметили, что перестают быть нужными друг другу. Анд- роид оденет и накормит, андроид решит алгебраическую задачу за школьника и техническую проблему - за инженера, андроид организует развлечения. Чуть ли не подоткнет под тебя одея- ло, если ты раскинешься во сне... Я сказал: вдруг заметили. Конечно, это было не вдруг. Возникла проблема незанятости. Многим людям некуда было де- вать свое время, и они разленились от праздности. Раздались первые тревожные голоса; куда мы идем? Для того ли челове- чество покончило с социальной несправедливостью, чтобы без- думно загорать на пляжах и отплясывать в дансингах? Не вста- ет ли, черт побери, новый мещанин? И тогда произошла Ла-Валеттская трагедия. Мальта была в те годы самым модным курортом в Евразии, в Ла-Валетту так и валили купальщики. В один прекрасный, вполне безоблачный день при посадке разбился самолет. Не помню уж, что там слу- чилось, но разбился он вдребезги - на глазах у всего аэро- порта. Ну, вы знаете эту историю. Из семидесяти пассажиров погибло только одиннадцать - это были люди. Остальные уцеле- ли, потому что были андроидами. И тут на них накинулся Мано- ло. Он встречал свою невесту и, когда опознал ее изуродован- ные останки среди погибших, обезумел от горя. Он схватил ме- таллический прут и напал на андроидов. Удары не причинили им особого вреда, хотя Маноло бил что было сил. При этом он кричал, что житья от них не стало, всюду эти холодноносые, ну, и все такое. В толпе многие его поддержали. Трудно ска- зать, чего здесь было больше - помрачения от горя или нако- пившейся неприязни к опекунам. Двум андроидам размозжили го- ловы, остальные успели скрыться. Весть о Ла-Валеттской вспышке облетела и взбудоражила весь мир. Андроиды пытались образумить человечество. Дискус- сия затопила газеты, радио и телевидение. Тут и там стихийно начались избиения андроидов. Но дело-то было в том, что их стало невозможно отличить от людей, внешне они ничем не раз- личались. К тому же они выработали превосходный инстинкт са- мосохранения. Тут-то и вспомнили про собак. Странности в поведении собак давно известны. Чем руко- водствуется собака, когда выбирает друга-человека? Почему, бывало, она предпочитала жить с человеком, который ее бил и плохо кормил, и удирала к нему от нового, более состоятель- ного хозяина? Это всегда было малопонятно, особенно если учесть собачью жадность. Жадность странно сочетается у псов со способностью жертвовать материальными благами во имя расплывчато-эмоционального индивидуального выбора друга-че- ловека. Так вот, собаки не переносили андроидов. Даже когда анд- роид снисходил к собаке и, подражая человеку, делал ей трим- минг и чесал за ушами, она, как правило, не давалась, рычала и пыталась укусить. Наверное, собаки узнавали андроидов по запаху - или от- сутствию запаха. Собак стали натравливать на андроидов. Те, естественно, оборонялись. Нет, людей андроиды не трогали, но собак убива- ли чем только могли. Так началась война собак и роботов - ее назвали на греческий манер кинороббтомахией. Советы коммун тщетно призывали к спокойствию. Борьба была тяжелой. Кто-то из наиболее непримиримых изобрел специальный разрядник - от его прикосновения опознанный андроид падал замертво, если так можно выразиться. Все это вы знаете. Знаете и о том поистине великом акте, который предприняли андроиды, когда убедились, что примире- ние невозможно, - об акте саморазряда. Они добровольно усту- пили место человечеству, чтобы спасти его от вырождения. А ведь их собственная цивилизация могла превзойти человечес- кую. Как бы там ни было, а роботы проявили истинное величие духа. И в то же время кинороботомахия послужила для челове- чества грозным предостережением. Человек - творец, это так, но - не господь бог, он не имеет исторического и морального права искусственно порождать себе подобных. Что касается собак, то... ну что ж, они всегда верно слу- жили человеку, и люди всегда были им благодарны и охотно угощали тем, чего не хотели есть сами. В знак благодарности люди и прежде воздвигали памятники собакам - спасателям, пограничникам, предупредителям пожаров, подопытным собакам медицины, наконецзнаменитой жертве космических исследований Лайке. К ним люди добавили памятники собакам, самоотверженно принесшим себя в жертву в борьбе с андроидами. В борьбе, ко- торая позволила человечеству снова обрести себя. Но когда страсти поутихли, группа ученых - ваш покорный слуга был в их числе - предложила поставить памятник андрои- дам. Вы знаете, сколько было яростных споров. Но теперь па- мятник стоит на Площади мемориалов. И это - справедливо. ...Я не выспался - полночи не давали мне уснуть беспокой- ные мысли. Кроме того, Феликс, спавший на соседнем диване, без конца ворочался, бормотал что-то во сне и чмокал губами, будто подзывал собаку. Зато Робин как лег с вечера на правый бок, подложив под щеку ладонь, так на правом боку и проснулся. Человек со здо- ровой психикой, ничего не скажешь. Не терзает себя излишней рефлексией. Он замолвил за меня словечко, и Дед разрешил мне войти в святая святых - аппаратную узла связи. Я должен был тишайше сидеть в уголочке, пока не окончится сеанс. Сегодня они про- водили очередную передачу туда. Всезнающий Робин шепотом сказал мне, что в прошлый раз был принят сигнал с Сапиены, расшифрованный как просьба сообщить способ добывания огня механическим путем. Для чего это им, неизвестно, но раз спрашивают, затрачивая на передачу огромную энергию, значит, для них это не пустяк. Ну вот, составили ответную информацию - в нее входили конструкция старинной зажигалки и рецепт пи- рофорного стержня. Эта информация и передавалась сейчас. Я смотрел на конт- рольный экран с клеточной мозаикой. Похоже на вышивку крес- тиком по канве - я видел это в музее искусств. Давным-давно, когда еще не знали электричества, любая женщина была знакома с двоичным кодом: фон-сетка, информация - есть крестик или нет крестика. Так и цветочки вышивали, и птичек, и лошадок. Теперь шло - да простится мне такая аналогия - "вышивание крестиком" на расстояние одиннадцати световых лет. Высвети- лась клеточка - импульс, темно - нет импульса. Информация бежала по строчкам, как вышивка по канве. А там, на горе, импульсы срывались с антенны и неслись в страшную даль, в Пространство. И через одиннадцать лет их примут на Сапиене и начнут расшифровывать, и неизвестно, поймут ли и смогут ли использовать. Я мысленно унесся вслед за этими импульсами. Все чаще, все упорнее преследует меня видение: я ухожу з межзвездный рейс, мчусь на субсветовой сквозь черную бездну, где путь то искривляется в чудовищных полях гравитации, то трансформиру- ется в силовых полях. И страшно и желанно... Размечтавшись, я ковырял пальцем пластик дивана и чуть не отодрал край. Хорошо, что спохватился. А то иди ищи клей и нагреватель. Экран погас, передача кончилась. Дед записал что-то в журнал, потом заходил по комнате, вид у него был довольный, сухонькие руки он закинул за спину. Только теперь я заметил, что он чуть тянет правую ногу. - Вот так, - сказал Дед. - И никак иначе. Мы первые пос- лали информацию практической ценности. - Но они первые запросили, - вставил Робин. - Мы первые послали - это важнее. Теперь, если мы запро- сим информацию, имеющую практическую ценность для нас, и они пошлют ее - все равно они будут вторыми. Я с удивлением смотрел на Деда. Первые, вторые - неужели это важно? Мне вспомнился школьный курс истории: в середине XX века было время, когда первоочередной задачей в науке считалось установление приоритета - кто первый сделал, пер- вый изобрел... - Вот Дед! - восхищенно прошептал мне Робин. - Знаешь, кто он? Носитель пережитков социализма. Я не удержался, прыснул. Дед строго посмотрел на нас. - Что вам кажется смешным, молодые люди? - Да нет, мы так, - сказал Робин. - Ну, так потрудитесь вести себя прилично! Греков-отец подозвал Робина, что-то ему сказал, и Робин сел за кодировочный пульт. Хорошо, когда отец просит тебя помочь. И вот так, мимохо- дом, касается твоего плеча... Дед все еще ворчал насчет несолидности теперешней молоде- жи, и я поднялся, чтобы уйти, делать здесь было нечего. Но тут вошел Феликс. Я знал, что он весь вчерашний вечер и се- годняшнее утро провел в вычислительном центре. А теперь он пришел и сказал: - Я еще раз пересчитал и проверил. Передача с Сапиены начнется в одиннадцать двадцать пять. Дед насупился. Греков-отец поспешно сказал: - Если передача действительно начнется до срока, ее запи- шет приемный автомат. - Он посмотрел на часы. - Без десяти одиннадцать. В конце концов, можно и подождать полчасика. Дед даже разговаривать на эту тему не пожелал - махнул рукой и покинул аппаратную. Я предложил Феликсу партию в шахматы. Играл он плохо, почти не думая, отдавал мне пешку за пешкой и упорно стремился к размену фигур, пока у него не остались два коня против моих слонов. И вот тут он начал так здорово маневрировать своими конями, что мне стало трудно реализовать материальный перевес. Кони наскакивали на моего короля, я надолго задумался и не сразу заметил, что в аппа- ратной прошло какое-то движение. А когда поднял глаза ог доски, то увидел: все кинулись к экрану. Было одиннадцать двадцать с секундами. По верхней строчке экрана пробежала тень, перешла строчкой ниже, и еще, и еще, до последней клетки. А потом начали выстраиваться беспоря- дочно, на первый взгляд, разбросанные темные пятна - следы импульсов, ложившихся где-то за панелью на приемную ленту. - "Восемнадцать тридцать девять", - потерянным голосом сказал оператор, сверхсерьезный малый. - Проверь по коду, - сказал Греков. - Я хорошо помню. - Но все же оператор проверил и подт- вердил, что Сапиена дает номер "восемнадцать тридцать де- вять", иначе говоря - отвечает на нашу передачу под тем же номером, отправленную двадцать два года назад. Греков вызвал по видеофону Деда. Тот пришел, молча уселся в кресло, уставился на экран. Передача шла около часа, по- нять мы в ней, конечно, ничего не могли - еще немалое время займет расшифровка, - но главное было понятно: сигналы с Са- пиены пришли, обогнав время. Пришли быстрее света... В конце передачи снова был повторен номер - "восемнадцать тридцать девять". Экран потух. Я взглянул на Деда. Он сидел неподвижно, вжавшись в крес- ло, сухонькие руки вцепились в подлокотники. А Феликс вроде уже потерял интерес к передаче. Он снова уселся за незаконченную шахматную партию, запустил пальцы в вихры. Потом взялся за коня, подержал над доской, со стуком поставил. Этот слабый стук вывел нас из оцепенения. - Да-а, - сказал негромко Греков. - Не поверил бы, если б сам не видел. - Что же получается? - спросил я. - Они перешагнули све- товой порог? - Нет, - сказал Феликс. - Здесь другое. Я же говорил о временном сдвиге. Твой ход, - напомнил он мне. Упади Луна на Землю - право, это оглушило бы нас не боль- ше, чем передача с Сапиены. Селеногорск бурлил. Все, кто был свободен от вахт и работ, взяли Феликса в плотное кольцо. Он терпеливо объяснял, набрасывал уравнения и формулы, но по- нять все это казалось невозможным. "Но ведь было время, - втолковывал Феликс, - когда казалось невероятным расщепление ядра атома, - столь же трудно теперь представить расслоение времени". Расслоение квантов времени... Опровержение очевидности и здравого смысла... Я сидел в своем пилотском кресле, поглядывал на приборы, на привычный рисунок созвездий на экране, и мысли текли то- ропливо и беспорядочно. Что, собственно, произошло? Вечером - разговор с Самариным в Управлении космофлота. Он предложил Робину перейти вторым пилотом на линию Луна - Марс вместо Антонио. Робин отказался, хотя мы с Самариным уговаривали его не упрямиться. Самарин рассердился: - Нет, понимаете вы, нет у меня возможности перевести вас обоих на одну линию. - Да ничего, старший, - сказал невозмутимый Робин. - Мы и на этой полетаем. Куда торопиться? - Ладно, - сказал Самарин. - Тогда давайте так. Улисс пе- рейдет вторым пилотом на линию Луна - Венера, а ты, Робин, - на марсианскую линию. Полетаете врозь, ничего с вами не слу- чится, а через год обещаю воссоединить вас. Ну, Аяксы? Я сказал, что не хочу на Венеру, и тут Самарин схватнлся за голову и заявил, что не понимает, почему он до сих пор губит свое здоровье, постоянно общаясь с пилотами, вместо того чтобы спокойно доживать жизнь где-нибудь на Маркизских островах, в апельсиновой роще. Что было потом? Ранним утром пришел рейсовый с Венеры и привез комиссию Стэффорда. В селеногорских коридорах гудели голоса, бегали озабоченные люди, прошествовал Баумгартен со старомодным набитым чемоданом. Он кивнул мне, но, кажется, не узнал. Стэффорд засел на узле связи и вел радиоразговор с кем-то из Совета перспективного планирования. Робин был уже на корабле, проверял вместе с космодромными механиками готовность систем к полету. А я все еще медлил, крутился у входа в столовую. Наконец я увидел того, кто был мне нужен. Том Холидэй вышел из столовой, дожевывая на ходу. Он то- ропился куда-то, но все же я шагнул навстречу и поздоровал- ся. На меня глянули серые, до жути знакомые глаза. Лицо у Холидэя было в темных пятнах. Белокурые волосы еще не высох- ли после душа. - Здравствуй, Улисс, - сказал он так, будто мы виделись последний раз не два года назад, а вчера. - Как поживаешь? Ты повезешь нас на Землю? Слышал, диспетчер называл твою фа- милию. - Я на днях видел Андру, старший. Она поступила в Веду Гумана. - А! Это хорошо. Студентка уже, значит... А Ронгу ты не видел? - Нет. - Пойду, - сказал Холидэй. - Старт в двенадцать? - Да. Хочу спросить, старший... Как там мои родители? - А! Да все в порядке, полагаю. Не хотелось лезть с назойливыми расспросами, но все же я спросил, запинаясь и подыскивая слова: - Удалось выяснить, почему тогда... ну, я про тот случай с Тудором... - Случай с Тудором? Есть несколько разных предположений. - Холидэй обеими руками пригладил влажные волосы. - Похоже, что он действительно не слышал меня. Но это не физическая глухота. - А что же? Холидэй пожал плечами. - У них очень быстро развивается ментообмен, - сказал он и ушел, оставив меня в полном недоумении. Перед отъездом на космодром я заглянул к Ксении в обсер- ваторию. - Очень мило с твоей стороны, - медленно сказала она, - что ты зашел хотя бы попрощаться. - Скоро прилечу обратно, - сказал я. Улыбка, кажется, не очень-то получилась у меня. - Конечно. По расписанию. - Ксения, ты... Прошу тебя, не сердись. - С чего ты взял? - Она подняла брови. - Мы оба свободные люди. До свидания, Улисс. И вот мы летим. Наш грузовик забит багажом комиссии Стэф- форда. В пассажирском салоне витийствует Баумгартен, и про- должают недоступный мне математический разговор Греков и Фе- ликс, и молча лежит в кресле, прикрыв глаза, Том Холидэй. Хотелось бы мне проникнуть в его мысли... Мои мысли беспорядочны, скачкообразны. Я пытаюсь выстро- ить их с начала, с нуля - нет, не удается. Тревога. Она не только во мне. Она в наклоне головы Робина, сидящего справа. Она в мерцании далеких звезд. Она в покачивании указателей тяги. В каждом уголке рубки. Никак не могу додумать до конца какую-то важную мысль. И вдруг... Робин поворачивается ко мне, и я вижу, как начинают шеве- литься его губы. - Но если можно сдвинуть время... Вот оно. Вот оно! Меня осенило. - Робин! - кричу я. - Ты гений! - Постой, дай закончить... - Не надо! - кричу я. - Если прошли импульсы, то и мы мо- жем обогнать время. Мы полетим к звездам! Я передаю Робину управление и спускаюсь из рубки в салон. Первый, кого я вижу, - это Дед. Он лежит в переднем крес- ле, втянув голову в плечи и вц