ты, старший? Может, все-таки надумаешь вернуться в космофлот? Второй корабль - его, на- верное, назовут именем Борга - проходит испытания, командир еще не назначен... А, старший? Может, передумаешь? Взял бы меня к себе третьим пилотом, я ведь всегда мечтал летать с тобой..." Потом мы сидели втроем - с Всеволодом и Рокотовым - в ма- леньком космодромном кафе. Мы распотрошили одну дыню, а две я отдал ребятам в дорогу. Был вечер, долгий, нескончаемый венерианский вечер, когда я приехал домой, нагруженный пачками газет и писем. Сабина сидела в своей комнате и переписывала что-то из учебника в тетрадку. В приоткрытую дверь я видел ее прилеж- ный профиль. Я тихонько окликнул, но она даже не шелохнулась и глазом не повела. - Сабина, - позвал я погромче. Никакого ответа. Не слышит или не хочет слышать?.. Я пошел в кухню. Отец стоял над картой, расстеленной на столе, и, водя по ней пальцем, показывал матери линию слан- та, начавшегося на Плато Сгоревшего Спутника. Они обменялись несколькими малопонятными репликами, потом мать подняла на меня взгляд - добрый, участливый и все же какой-то чужой. Она послала мне менто, которого я не понял, но я и без того знал, о чем она спрашивает. - Я не голоден, Мария, - сказал я. Пожелав им доброй ночи, я шагнул к двери, но тут отец сказал: - Алексей, если тебе захочется съездить в Венерополис, то загляни в бюро к Рэю Тудору. Если хочешь. Я кивнул и пошел к себе. Бросившись на кровать, зажег лампу у изголовья и с жадностью накинулся на газеты. Пробе- жав заголовки, взялся за письма. "Ну, как ты там, Улисс? - беспокойно вопрошал Робин. - Хорошо ли тебе, старина?". "И если согласен, то сразу сообщи по радио", - писал Самарин. "Улисс! - взывал Леон. - Если бы я знал, что ты задумал, то вцепился бы, не щадя твоего нового костюма, и никуда не от- пустил... Какой удар ты нанес всем нам, сторонникам выхода в Большой..." А это что? Письмо от Стэффорда? Ну-ка... "Боль- шая к тебе просьба: записывай день за днем свои наблюдения над собой и окружающим... Неоценимую пользу для..." Если я хочу... Если пожелаю... И некому взять и решитель- но приказать мне, что следует делать... Хорошо ли тебе, Улисс?.. Что-то непонятное творилось у меня с горлом. Прямо не продохнуть. И щеки стали мокрые. Что это - уж не плачу ли я?! Черт! Корабль простоит здесь всю ночь, он стартует ранним ут- ром, есть еще время кинуться на космодром... ...Ранним утром я вышел из дому в рассеянный голубой свет купола, так умело имитирующий солнечный. Сабина спала или притворилась спящей, когда я заглянул к ней. Наверное, ду- лась на меня за то, что вчера я застрял на космодроме и не пошел с ней купаться. Обычно по утрам мы вместе ходили в бассейн, я учил ее плавать. Сегодня пришлось идти одному. Народу в бассейне почти не было в этот ранний час. Я за- лез на верхнюю площадку трамплина. Высоко подпрыгнул, сог- нулся, выпрямился в полете и вошел в воду под прямым углом. Зашумело в ушах. Я коснулся пальцами дна, оттолкнулся. Чья-то нога скользнула по моему плечу, когда я выныривал на поверхность. Я увидел широко расставленные светло-карие гла- за, вздернутый нос, мимолетную улыбку. Это была та самая де- вушка, из соседнего дома. Должно быть, она послала мне мен- то, извинилась. Сильно выбрасывая руки, поплыла в сторону. Потом я увидел ее, сидящую на краю бассейна. Она стара- тельно выжимала красную шапочку, ее волосы, распущенные по плечам, отливали тусклым золотом. Никогда я не видел таких длинных волос. Я поднялся по лесенке и сел рядом с ней. Девушка посмот- рела на меня спокойным, ясным взглядом. - Как тебя зовут? - спросил я. - Олив, - ответила она низким медленным голосом. Олив... Ну и имя! Я молчал, не зная, о чем еще с ней говорить. Девушка, склонив голову, принялась заплетать косу. Ловко она это де- лала, сильные пальцы так и мелькали в струящемся золоте во- лос. - А тебе твое имя не нравится? - спросила вдруг она. - С чего ты взяла? - "С чего ты взяла", - медленно повторила Олив, как бы вслушиваясь в эти обыкновенные, на мой взгляд, слова. - Тебя зовут Алексей, но ты называешь себя Улисс. - Каждый имеет право изменить родительское имя. Послушай, Олив, научи меня вашей менто-системе. На ее лице отразилось недоумение. - Как можно этому научить? Разве ты не здесь родился? - Да, но... видишь ли, я много лет провел на Земле. - Знаю, - сказала она. И, помолчав, задумчиво добавила: - Если хочешь, будем просто разговаривать, и, может быть, ты сам научишься... дливенно... "Дливенно" - это что же, "постепенно" на местном диалекте интерлинга?" - подумал я. - Хорошо, - сказал я, - будем каждый день разговаривать. Олив кончила заплетать косу, движением головы откинула ее за спину. Ладони ее теперь лежали на краю бассейна. Она по- болтала крепкими ногами. - На Плато Спутника начинается слант, - сказала она, - и я уеду туда. - Ты работаешь на комбайне? - Да. - И долго ты пробудешь на Плато Спутника? - Долго... если не налетит новый теплон. - А ты не боишься черных теплонов? Олив пожала плечами. Кажется, ее удивил мой вопрос. Она стремительно поднялась. - Пойду, - сказала она. Однако постояла еще немного. - Если хочешь, я буду называть тебя Улисс. - Не надо. Олив. Мое имя - Алексей. - Алексей, - повторила она. - Твоя мать говорила, что ты, наверное, скоро опять улетишь туда. - Нет, - сказал я, поднимаясь. - Нет, Олив, никуда я не улечу. Авиаконструкторское бюро занимало целый дом на главной улице Венерополиса. Рэй Тудор встретил меня приветливо - насколько это было возможно для человека, не совсем, не до конца, что ли, понимающего другого человека. Когда-то, в детстве, мы были друзьями и наши отцы тоже. Потом наши дороги разошлись - настолько, что теперь было совсем не просто сойтись снова. Однажды я спросил Рэя, часто бывавшего у нас в доме, как поживает его отец, Симон Тудор. "Он попал в черный теплон и погиб", - коротко ответил Рэй. Теперь он водил меня по комнатам, в которых работали конструкторы, а также автоматы-вычислители и детплировщики обычного типа. Длинный, ярко освещенный зал был уставлен вдоль стен моделями самолетов. Эю было понятное мне дело, я осматривал модели и внимательно слушал краткие пояснения Рэя, иногда переспрашивая незнакомое слово. Постепенно или, лучше сказать, дливенно вырисовывалась передо мной такая картина. Для Венеры с ее бешеной атмосферой транспортная авиация куда важнее, чем для Земли. Тут вечно стоит задача: как мож- но скорее попасть из любой точки в любую другую. Ну, это я и сам знал. Самолеты земного типа не очень подходили для местных ус- ловий. Здесь был нужен особый самолет - скоростной и в то же время необычайно прочный, способный выдержать неожиданное нападение дикой стихии. Ведь вихри на Венере возникают с та- кой стремительностью, что метеослужба не всегда успевает их предусмотреть и уж тем более предупредить летчиков. С Земли, оттуда, как говорили примары, доставляли самоле- ты для Венеры в разобранном виде. Здесь шла сборка, испыта- ния, облеты. Это были реактивки с конверторными подвесками двигателей - чтобы машина могла взлетать и садиться по вер- тикали и зависать в воздухе. Их делали из лучших материалов с прочностной анизотропией, ориентированной по полям наи- больших напряжений. Но что это были за машины! Крепления продольные, крепления поперечные, диагональные - сплошные крепления. Я покачивал головой, разглядывая последние моде- ли. Для полезного груза в них места почти не оста- валось. - Крепления мы добавляем сами, - говорил Рэй. - В ундре- лах иначе летать невозможно. И это было понятно. Полярная область сравнительно спокой- на, хотя и ее иногда обжигает яростное дыхание теплонов. Но чем дальше проникали примары в низкие широты, тем больше сталкивались с преградой, казавшейся непреодолимой. На Венере вихри бывают разные. Тепловой вихрь, когда ат- мосфера почти неподвижна, а температура скачкообразно нарас- тает до максимума. Химические бури, когда так же прихотливо меняется состав атмосферы. Электрические тайфуны, когда вок- руг самолета бушует сплошная, невероятно разветвленная мол- ния. Но все это игрушка по сравнению с черным теплоном, би- чом Венеры. Не выразить словами его чудовищной силы. Он сжи- гает все на своем пути. И даже если самолет проходит на поч- тительном расстоянии от его фронта, теплой делает все, чтобы разъесть корпус, размагнитить приборы, знакопеременной виб- рацией истомить металл-и одновременно смять психику летчика, застлать ему глаза чернотой и ужасом, разрушить единство че- ловека с машиной... - Сядь сюда, - сказал Рэй. - Сейчас я покажу, что мы де- лаем. Он включил проектор. На экране возникло снятое сверху всхолмленное плато, окаймленное с севера грядой невысоких гор. Это было Плато Сгоревшего Спутника, желтое море кустар- ника заливало его, уходило к горизонту. Я знал, что почва там необычайно плодородна и столь же необычайно перспективны опыты с мутациями растений, начатые там агротехниками. Поплыли полосы серого тумана - предвестника теплона. Я увидел, как комбайны все разом повернули и помчались на се- вер, как люди в скафандрах спешили к самолетам... Экран совсем помутнел. Потом возникла черная выжженная равнина под бурым клубящимся небом. Так выглядело Плато пос- ле теплона. Но таким оно оставалось недолго. Уцелевшие корни растений выбрасывали новые побеги, и уже спустя десять-две- надцать суток снова плескалось, уходя к горизонту, желтое море. Это был слант - воскрешение растительности, венерианс- кое чудо. Рэй вставил в проектор новую пленку. Теперь я увидел, как надвигается теплой - сперва далекая черная полоска; она быстро росла, разбухала, заливала экран. И вдруг откуда-то снизу в эту плотную стену мрака врезалась белая машина нео- бычных очертаний. На мгновение теплон поглотил ее, будто слизнул, но вот она вынырнула, по ней проносились смутные тени, и теперь машина шла по плавной спирали, шла вместе с теплоном... Наверное, это продолжалось несколько минут, по- том машину резко подбросило, она беспомощно закувыркалась... ее заволокло чернотой... Экран погас. - Что это? - спросил я изумленно. - Беспилотная модель, - сказал Рэй. - Наша четвертая мо- дель. Она продержалась в теплоне семь минут. Он начал объяснять, но я уже понял и без него, и меня ох- ватило волнение. Да, это была превосходная идея: самолет не должен быть инородным телом в атмосферных вихрях, телом, ту- по сопротивляющимся действию внешних сил. Пусть вихри рабо- тают на него, он должен как бы слиться с ними, черпать из них энергию... Я провел в конструкторском бюро целый день. Рэй терпеливо знакомил меня с расчетами, с аэродинамическими особенностями атмосферных вихрей, с повадками черных теплонов. По правде, я был поражен гигантским объемом исследовательской работы, проделанной конструкторами и метеорологами. Да, тут шла борьба. Настоящая, упорная, захватывающая. Обуздание стихии? Нет, для этого пока еще время не настало. Но-приспособление к ней. В одной из комнат стояло конструкторское кресло с аппара- турой и экраном - кресло, каким пользуются некоторые из главных конструкторов на шарике. - Недавно, - сказал Рэй, - по нашей просьбе нам доставили этот комплекс. Но мы пока что... Очень трудно освоить. Очень. Борга бы сюда, подумал я. Вот кого здесь не хватает. И не только здесь... Я понимал, что Рэй устал от многочасовых разговоров и объяснений. Да и у меня, признаться, от обилия впечатлений трещала голова. Надо было прощаться. И надо было что-то на прощание сказать. - Рэй, - сказал я, - ты ведь знаешь, что я был пилотом. Просто пилотом дальних линий. Он выжидательно смотрел на меня сквозь черные очки. Ма- ленький широкоплечий человечек с обожженным лицом. Кажется, он послал менто-сигнал, но я не понял. - Здесь все по-другому... непривычно для меня, - продол- жал я с запинкой. - Но если мой опыт пригодится, то... - У нас каждый делает все, на что он способен, - сказал Рэй. - В любой день ты можешь начать работу. Глава двадцать шестая "Я ПРИЛЕТЕЛ ЗА ТОБОЙ, УЛИСС..." По метеосводке черный теплон проходил сегодня примерно на семьдесят пятом градусе северной широты, и я вылетел ему навстречу. Рэй Тудор отговаривал меня. Отговаривало все конструк- торское бюро. Но я настоял на полете. Пятая модель раз за разом давала неплохие результаты, недаром же мы бились над ней столько времени. Автопилот, может, и надежнее пилота как такового, но самолеты нужны, в конечном счете, для перевозки людей. Словом, я настоял на испытательном полете. Я летел на юг. Вот они, ундрелы, необжитая, дикая от ве- ка, выжженная теплонами страна. Подо мной простирались рав- нины и горные цепи, над которыми курился белесый туман. Я отчетливо увидел целое семейство вулканов, все они дружно работали, выплевывая коричневую, расползающуюся по склонам лаву. Не знаю, почему я вспомнил, как мы когда-то летели с Анд- рей в аэропоезде и я признался ей... Не знаю, по какой ассо- циации это всплыло в памяти. Хватит. Ни к чему эти воспоми- нания... Наружные датчики донесли, что машина вошла в область теп- лона. А потом я увидел его. С непостижимой быстротой передо мной вырастала черная стена. Рука невольно, сама собой потянулась к поворотному манипулятору. Я отдернул руку и заставил себя думать о чем-нибудь другом, постороннем. Ну, вот, например: почему в прошлом веке летчики русской авиации называли прозрачный решетчатый передок кабины стран- ным словом "моссельпром"? Я вычитал об этом в старой книге о войне. "Моссельпром". Может, какое-то старославянское слово? Черным-черно вокруг. Нет никакого смысла в прозрачном пластике моего "моссельпрома". И я включил инфраэкран. "Вспомни, - сказал я себе, - вспомни, как вы с Робином напоролись тогда, много лет назад, на космических призраков. Тогда было страшней. Безусловно страшней. Страшнее призраков нет ничего". Так говорил я себе, глядя во все глаза на стену теплона, представшую передо мной как бы в разрезе. Гигантскими змеями свивались в дьявольский клубок многоцветные жгуты - от голу- боватого до неистово красного, - я знал, что это были струи газовых смешений, но не мог отделаться от ощущения, что они живые... Запищал радиовызов. Я коротко ответил Рэю: "Вхожу в теп- лон". Приборы показывали движение и фронт теплона, и я направил машину под острым углом к его направлению. Сильно качнуло, бросило вниз. Я закрыл на миг глаза, представив себе, как бешеные жгуты обвивают машину. Ну, будь что будет... Самолет выровнялся. Будто плавная морская волна его подх- ватила, и он пошел на гребне этой волны... А вернее, он шел длинной спиралью, как бы ввинчиваясь в огненную карусель, шел вместе с теплоном, слившись с ним. Да, черт возьми, слившись с теплоном, а не противодействуя ему. Я знал, что металл с самоуправляющейся структурой выдер- живает страшную температуру теплона, но все же было не по себе. Мне было трудно дышать. Воздух в кабине накалился. Что это, не справляются охладители или просто... просто пляска огня на экране действовала на меня таким образом, чисто пси- хологически? Я выключил инфра-экран. Но спустя минуту или две включил снова. Пусть лучше будет перед глазами огненный хаос, чем эта жуткая чернота, совсем не похожая на спокой- ную, привычную черноту космоса. Радиосвязь была прервана. Да, собственно, мне и нечего было докладывать: приборы исправно делали свое дело, записы- вали информацию. Все же я выдержал программу до конца, до последней, двад- цатой минуты. Я начал выводить машину из потока и убедился, что теплон не намерен ее выпустить. Я очень старался сохра- нить хладнокровие. Я прямо-таки чувствовал, как ходят по корпусу самолета волны напряжений под ударами вихрей. Машину трясло и бросало, она проваливалась и крутилась, но все же ей было не так плохо, как мне. Я чувствовал, что теряю сознание. Одна только мысль оста- лась: не выпустить поворотный манипулятор, не выпустить, не поддаться, и надо выжать полную скорость. Может, удастся на полной скорости вырваться из этого ада... Не знаю, сколько времени я лежал в кресле и висел на рем- нях без сознания. Но, когда я очнулся, огненных вихрей на экране не было, по нему плыли спокойные, темно-розовые вол- ны. Я с трудом оторвал онемевшую руку от манипулятора, вык- лючил экран. В низком небе клубились бурые облака, обычные, родные... Вырвался, значит! Но куда меня занесло? Должно быть, на полной скорости и с рулем, намертво положенным влево, машина описала огромную кривую... Только теперь я услышал писк радиовызова. В ушах было за- ложено, голос Рэя не столько звучал, сколько угадывался. "Ну что? Алексей, ну что?! Ты вышел?.." - "Да, - заговорил я, почти не слыша собственного голоса, - вышел из теплона... Что?.. Еще не знаю... Сейчас определюсь..." Но определяться особенно не требовалось. Я сразу понял, что подхожу с юго-юго-востока к Плато Сгоревшего Спутника. Уж это плато я знал хорошо. Сказав об этом Рэю, я выключился и стал выбирать место для посадки. Мне было просто необходи- мо сделать передышку, прийти в себя, почувствовать под нога- ми твердую, надежную землю. Я посадил машину на краю желтого разлива кустарника, не- подалеку от ползущего комбайна, и вылез из кабины. В кустарнике было полутемно - так плотно смыкались над головой густые мохнатые ветви. Я лежал, прислонясь спиной к сплетению желто-серых стволов. Прямо передо мной, пригибая ветку, висели два продолговатых плода - новая мутация вене- рианской дыни. Хорошо бы сейчас вспороть дыню, вонзить зубы в прохладную сочную мякоть... Поблизости заурчал мотор комбайна. Заколыхались ветви, кто-то ходил в кустарнике. Не хотелось подавать голос. Нап- ряжение еще не отпустило меня. Комбайнер, должно быть, прошел к самолету. Обнаружив отк- рытый люк, он, конечно, пойдет искать пилота. Я устало зак- рыл глаза. А когда открыл их, то увидел фигуру в скафандре. Комбай- нер наклонился надо мной, всмотрелся с беспокойством... Это была Олив. Ее губы зашевелились, я услышал в шлемофо- нах ее низкий голос: - С тобой что-нибудь случилось, Алексей? - Нет, - сказал я. - Просто немного устал. - А я всполошилась, вижу, сел самолет, а пилота не видно. Может, позвать врача? Тут недалеко станция. - Ничего не нужно. Олив. Теперь уже хорошо... Еще бы вот кусочек дыни съесть... - Сейчас. - Она вытащила из ножен у пояса короткий нож и срезала один из плодов. Я засмеялся: - Как же я буду есть в скафандре? Олив пристально посмотрела на меня. "А ты не пробовал?" Ее менто было отчетливым, но я усомнился, правильно ли понял. Уж очень странный вопрос... Она села передо мной. Переключила регулятор давления в скафандре. Подождала - какое-то непонятное, отрешенное спо- койствие было в ее глазах. А потом - потом произошло неверо- ятное. Неторопливо она освободила шейные замки гермошлема... так же неторопливо сняла его, обыкновенным женским движением поправила волосы... Я оторопел. Да полно, уж не снится ли мне это?.. Шлем лежал рядом, я мог потрогать его. Олив глубоко вздохнула и, медленно выпустив воздух, сразу сделала новый вдох. Затем вырезала из дыни ломтик, впилась крупными белыми зубами в розовую мякоть. Улыбнулась мне. Но я видел, что ды- шать ей нелегко. Она доела ломтик, облизнула губы, покрытые соком. Спокойно надела шлем, защелкнула замки... Несколько секунд она дышала, раскрывая рот при каждом вдохе. Потом дыхание ее стало ровным, обычным. Должно быть, что-то в моем лице рассмешило Олив, у нее дрогнули губы и подбородок. - Как это у тебя получается? - спросил я изумленно. - Здесь, в зарослях, это не так уж трудно, - ответила Олив. - То есть, конечно, трудно, но... дливенно привыкаешь. Я знаю комбайнеров, которые выдерживают гораздо дольше, чем я. Если бы я не увидел это своими глазами, то ни за что бы не поверил. Конечно, я знал, что здесь, в полярной области, сделано многое. Могучая растительность сильно охлаждает воз- дух и изменяет его состав. Но неужели до такой степени?.. Микроклимат! Смешно подумать, какие ничтожные изменения называют этим словом на Земле... - Алексей, - услышал я голос Олив, - ты больше не хочешь со мной разговаривать? Я улыбнулся детской наивности вопроса. - Нет, Олив, просто я немного задумался... Я хочу с тобой разговаривать и хочу, чтобы ты научила меня дышать без ска- фандра. В ее светло-карих глазах заплескался смех. - Тебе все время надо, чтобы я тебя учила. А я не умею учить. Есть другие люди, которые умеют, ты обратись к ним. - Понимаешь, Олив, мне другие люди как-то не очень... ну, они нужны мне не так, как ты... - Если бы я была тебе действительно нужна, - сказала она, глядя мне прямо в глаза, - ты бы чаще со мной разговаривал. Ты бы чаще прилетал сюда, на плантации. - Она выпрямилась, прислушалась. - Летит самолет. Наверное, за тобой. Мы поднялись. Стоя по грудь в зарослях, мы увидели, как белый самолет идет на посадку, снижаясь к тому месту, где стояла моя машина. - До свиданья, - сказала Олив и пошла к своему комбайну. - До свиданья, - ответил я. - Теперь буду часто прилетать к тебе. Продираясь сквозь кустарник, я направился к приземливше- муся самолету. Из кабины выпрыгнули двое. Конечно, Рэй. А вторым... я присмотрелся... да, вторым был мой отец. Я услышал его менто: "Мы тревожились за тебя..." Рэй и другие конструкторы из нашего бюро не раз говорили, что у меня сильное воображение. Может, так оно и было, но вот владеть своим воображением оказалось очень не просто. Нужна была длительная тренировка, большая концентрация мыш- ления, чтобы на конструкторском экране возник не многоцвет- ный хаос, проецируемый обычным образным видением, а чертеж, сущность замышляемой конструкции или отдельный ее узел, от- четливый во всех деталях. Иногда мне удавалось, чаще - нет... Сегодня дело шло как будто неплохо. Довольно ясно я представлял себе, как подвижные обтекатели скользят по телу самолета под ударами вихрей, удерживая машину на курсе при выходе из теплона. Я представлял себе форму этих обтекате- лей, и на экране начала вырисовываться конструкция. Только не спешить! Еще раз... Я скорее почувствовал, чем услышал, что в комнату кто-то вошел и остановился за моей спиной. Вмиг распалась на экране упорядоченная с таким трудом конструкция, замелькали бесфор- менные цветные тени. Я резко обернулся: что еще за новости, почему мне мешают работать? Рэй Тудор сказал: - Извини, Алексей, но тебя срочно вызывает Олив. Она наб- рала код моего видео. Он протянул видеофон. Олив глянула на меня с экранчика широко раскрытыми встревоженными глазами. - Ты работаешь, знаю, - заговорила она, - но тут тебя до- жидается пилот. Он прилетел с Земли. Он был в Дубове у твоих родителей, и они ему сказали, что ты в Венерополисе. Он тебя ждет, Алексей. Со вздохом сожаления я стянул с головы конструкторский шлем. Не люблю, когда отрывают от работы! Но делать было не- чего, и я поехал домой. Мой дом - маленький трехкомнатный коттедж - стоял на юж- ной окраине Венерополиса, недалеко от опорной стены купола. В палисаднике, окруженном молочаем и кустами веноля, сидел на скамейке Всеволод. Я сразу узнал его, хоть он и заметно изменился, возмужал, что ли. В уголках прежде подвижных губ у него теперь появились незнакомые твердые складки. А вот Всеволод, похоже, не узнал меня. Только когда я приблизился, он вскочил, заулыбался, схватил мою руку. - Привет, старший! Вот здорово - смотрю на тебя и думаю, Улисс это или не Улисс. Давно мы с тобой не виделись... - Давно, - сказал я. Олив стояла на крыльце, глаза у нее были такие же встре- воженные, как и давеча на экране видеофона. Я попросил ее принести пива и еще чего-нибудь. Мы сели на скамейку. - У тебя пятна на лице, - сказал Всеволод. - Это ожоги? Я промолчал. - Знаю, - продолжал он, - ты испытываешь новые самоле- ты... Старший, меня переводят первым пилотом на линию к Юпи- теру, сегодня я последний раз на Венере - и вот решил прийти попрощаться... Олив поставила на столик перед нами кувшин с пивом, ста- каны и блюдо с разрезанной на длинные ломти дыней. Я отпил пива и подумал, что, пожалуй, стоит найденную утром конс- трукцию упростить за счет добавления одной степени свободы. Интересно, как увеличится при этом подвижность обтекателей? - Что? - спохватился я. - Ты что-то сказал? Всеволод смотрел на меня озадаченно, а может, это только показалось. - Я говорю... я поздравил тебя с женитьбой, старший. - Спасибо. Я бы мог рассказать Всеволоду, какая веселая была у нас свадьба. Столы стояли на центральной площади поселка, и весь поселок пел и плясал, и эти удивительные простодушные танцы захватили меня, я тоже пустился в пляс с моей сестренкой Са- биной на плече, а потом я пробовал петь, и Олив тихо смея- лась и затыкала уши. Один из местных поэтов читал под гитару стихи, и, слушая его, я смотрел на Олив, на светло-карие ее глаза, полные жизни, самой что ни на есть простой и прекрас- ной. Я бы мог рассказать Всеволоду об этом, но подумал, что вряд ли ему будет интересно. Мысли мои снова вернулись к обтекателям. Вдруг одно сло- во, произнесенное Всеволодом, разом выхватило меня из глуби- ны раздумий. - Что ты сказал? - Я говорю... умер старик Греков. - Дед? Всеволод говорил еще что-то - о переживаниях, связанных с непонятным молчанием Сапиены, о незаконченных мемуарах Деда, о Робине, горько плакавшем на похоронах... Я слушал вполуха. Перед мысленным взглядом был Дед - сухонький, ироничный, в черной академической шапочке. Дед, сидящий в кресле перед экраном космической связи и потрясение смотрящий, как бегут импульсы сапиенской передачи, обогнавшие время. Целая эпоха, трудная, переломная, ушла вместе с Дедом... - Пойду, старший. - Всеволод поднялся. - Почему ты не выпил пива? - Не хочется... Пойду... - Вид у Всеволода был какой-то потерянный. - Да, чуть не забыл! - Он вытащил из кармана пи- лотского комбинезона изящную книжечку в черном переплете. - Это Леон просил тебе передать. Его новая книга. Стоя у двери палисадника, я смотрел вслед уходящему Все- володу. Он шел быстро. Дойдя до поворота, оглянулся, неуве- ренным жестом поднял руку. Олив убирала со стола. - Погоди, - сказал я. - Давай выпьем еще по стакану. - Знаешь, Алексей, - она прямо посмотрела мне в глаза, - знаешь, я почему-то испугалась. Решила, что он прилетел за тобой... чтобы увезти туда. - Ну что ты, Олив! Никогда я туда не вернусь. Я взглянул на обложку новой книги Леона. "Поэма о класс- ной даме". Что за странное название? Классная дама... Ах да, был у нас какой-то разговор... Я полистал книжку и отложил. Все это было теперь безмерно далеко... Шли годы. Ничем не омраченные быстрые венерианские годы. У нас подрастал сын. Мне доставляло огромное удовольствие возиться с малышом - крепким, ясноглазым, похожим на Олив. Я учил его плавать и обращаться с рацией и скафандром. В шесть лет (или четыре по земному счету) он уже бегло читал. Иногда мы увозили его на плантации, и я с радостью, к ко- торой, однако, примешивалась тревога, наблюдал, как Олив, тщательно отрегулировав давление в скафандре, на одну-две минуты снимала с Роберта гермошлем. Конечно, малыш не созна- вал значительности этих минут, но вид у него тем не менее был торжественный. Он старательно дышал, выпучив глаза и выпрямившись, как натянутая струна. "Я могу еще!" - кричал он, когда Олив надевала на его русую голову шлем. Сабина, моя сестренка, поступила в недавно открывшуюся в Венерополисе консерваторию - она прекрасно играла на лиго, местной разновидности аккордеона. Сабина жила у нас, в Вене- рополисе, и в мое и Олив отсутствие она присматривала за ма- лышом. Отлучаться мне приходилось довольно часто. Началось про- никновение в Страну Радости - так мы назвали мрачную, избо- рожденную глубокими карстовыми трещинами равнину, лежавшую к юго-востоку от гряды Вулканических гор. Мы считали ее перс- пективной: здесь была область стабильно пониженного атмос- ферного давления, и я верил, что она оправдает в будущем свое название. Мы увлеченно исследовали эту страну, вечно затянутую белесым паром, рвущимся из разломов грунта, стра- ну, Б которой вечно грохотали электрические тайфуны. Мы бра- ли с бою каждый квадратный метр. Устанавливали радиомаяки и мачты грозоотводов, перекидывали мосты через трещины. Много раз, когда налетали черные теплоны, нам приходилось бросать все и бежать к самолетам. Наши новые машины не боялись теп- лона, они научились выходить из него. И мы возвращались сно- ва и снова. В тот день я вылетел в Страну Радости с флотилией из двух десятков самолетов. Я шел на головной машине, держа курс по радиомаяку и поглядывая на просветы в клубящемся над равни- ной паре. Флотилия приземлилась в заданном районе. Спустив из люков транспортеры, мы выгрузили землеройные и мостовые автоматы, сеялки, аппараты связи и службы погоды, энергатор- ную установку - словом, технику проникновения. Мы с отцом и двумя другими агротехниками осмотрели участ- ки, где прошлый раз был высажен веноль - новая мутация вене- рианского кустарника, необычайно устойчивая, с мощной корне- вой системой и крупной лопатообразной листвой. Этот веноль был, можно сказать, делом жизни отца. Теплой, пронесшийся на прошлой неделе, выжег посевы дот- ла. Но корни уцелели, они уже кое-где выбросили новые побеги - начинался слант. Мы разметили площадку, простиравшуюся до огромной трещины. Затем пошли землеройки, оставляя за собой глубокие борозды и вывороченный грунт. Следом двинулись се- ялки, выбрасывая в борозды саженцы веноля. Я постоял на краю трещины. Клубы пара валили из нее, но не беспрерывно, а толчками, более или менее равномерными. Наружные стереофонические микрофоны, вделанные в шлем, доно- сили до моего слуха глухое клокотание. Хотел бы я знать, что за адская фабрика работает в многокилометровой глубине этих разломов... Около шестнадцати часов экспедиция прервала работу и соб- ралась в головном самолете. Это была многоместная машина с салоном и шлюзкамерой, где можно было, сняв скафандры, по- есть и отдохнуть в подвесных койках. У нас на Венере было уже три флотилии - каждая во главе с такой вот машиной-флаг- маном. Мы пообедали. Отец попросил меня включить кристаллозапись "Гренады" - ему она очень нравилась, да и не только ему, и я постоянно носил ее с собой. Мужественный баритон запел: "Мы ехали шагом, мы мчались в боях..." Странно было слышать песню Великой революции здесь, на Венере, в сумрачной Стране Радости, на фоне непрерывных грозовых разрядов... Я смотрел на сосредоточенные лица моих товарищей. Я хоро- шо понимал их, я жил их жизнью - простой и необыкновенной,- и теперь мне казалось странным, что так много лет, так много долгих лет я искал что-то другое. Потом, когда песня отзвучала, я услышал обращенное ко мне менто отца: "Возьму ее у тебя и перепишу на новый кристалл. Чтоб всегда была под рукой". "Хорошо, возьми", - ответил я тоже ментосигналом. Отдыхать не хотелось. Я надел в шлюзе сканфандр и вышел наружу. Эта проклятая трещина так и притягивала меня. Стоя на ее краю, в клубах пара, я пытался представить себе, что же про- исходит там, в глубине. Донесся гул моторов. Вскользь я подумал, что это кто-ни- будь из наших летчиков улетел в разведку, а может, прилетел самолет из Венерополиса, и снова погрузился в свои мысли. Я знал, какие газы и в каком примерно объеме выбрасывают- ся из разломов Страны Радости, и теперь мне пришло в голо- ву... Никто не знал, как зарождаются черные теплоны. Сущест- вовали разные гипотезы, и все они, в общем, сводились к то- му, что завариваются теплоны в чудовищном котле недоступной для человека экваториальной области. Может, так оно и было. Но какие есть основания считать, что процессы на экваторе обособлены и не имеют причинно-следственной связи с физи- ко-химическими процессами в других областях планеты, хотя бы вот и в этой области, Стране Радости? Масштаб, вероятно, иной, но, в сущности... Надо бы найти способ заглянуть на дно разломов... разработать технику... Использовать энергию локальных теплонов... Я вздрогнул оттого, что меня потрясли за плечо. Круто обернувшись, я увидел перед собой Леона Травинского - если только не обознался. Откуда бы ему взяться здесь, в дальних ундрелах? Но это был несомненно Леон. Губы его шевелились за пластиком шлема, и я услышал его напряженный голос: - Улисс! Это я, Леон! Улисс, неужели ты меня не слышишь? - Слышу, - ответил я растерянно. - Уже десять минут, даже больше, как я увидел тебя, иду и кричу. У тебя была выключена рация? - Нет... - Так в чем же дело? Почему ты не отвечал? Я и сам не знал, как могло получиться такое. Но я дейс- твительно не слышал его. Что это? Неужели и вправду возможно такое самоуглубление?.. Я уже многое знал и о многом догады- вался. Содружество примаров было не просто содружеством в земном смысле этого слова. Радость одного - радость для всех, горе одного - общее горе, да, разумеется, так, но и такого определения содружества было бы недостаточно. Мне приходило в голову, что примаров, всех без исключения, объ- единяет... трудно это выразить на обычном интерлинге... ну, я бы сказал, некое психологическое поле. Некая высшая общ- ность, невозможная для Земли с пестротой ее населения и раз- нородностью интересов и устремлений. И не потому ли так раз- вилась у примаров менто-система, не потому ли хуже стали до- ходить до них... до нас обращения землян?.. - Как ты сюда попал? - спросил я тихо. - Целая эпопея! - воскликнул Леон. - Я прилетел на рейсо- вом и кинулся разыскивать тебя. В Венерополисе твоя сестра сказала, что в доме никого нет, что ты улетел в Страну Ра- дости - кстати, замечательное название... Ну вот. Потом я целый час убеждал Рэя Тудора - правильно я выговариваю? - убеждал, что тебе срочно надо вылететь на Луну. Наконец он сжалился надо мной и дал самолет. И вот я здесь. - Леон ог- ляделся. - Ох и мрачная же страна, такой и во сне не уви- дишь... Твой отец проводил меня сюда. - Погоди, - остановил я его. - Почему это я должен срочно лететь на Луну? - Ты что же, не получил наших радиограмм? - Нет. - Странно. Странно, Улисс! Не могли же они не дойти... - Леон изумленно смотрел на меня. - А газеты? Газет ты тоже не читаешь? - Я был очень занят, Леон... - Поразительно! - Он даже всплеснул руками. - Больше трех месяцев газеты шумят, а он, видите ли... - Ты можешь толком сказать, что случилось? - Пришел сигнал с Сапиены, и он расшифрован как сигнал бедствия - вот что случилось! Принято решение послать к Са- пиене "Борга". - Борга?! - Ну, второй звездолет, он же назван именем Борга, - неу- жели и этого не знаешь? Полным ходом идет подготовка, регу- лируют в соответствии с последней радиограммой Борга хронок- вантовый двигатель, там такое творится! Старт назначен на двадцатое августа. - Двадцатое августа? - Ах да, ты отвык от земного календаря... Если мы вылетим сегодня, этим рейсом, то ты успеешь к старту. - О каких радиограммах ты говорил? - Когда решено было послать звездолет, сразу вспомнили о тебе. Кому, как не тебе, было возглавить экспедицию, Улисс? Правда, кое-кто говорил, что ты... ну, что ли, слишком отда- лился за эти годы от космоплавания, что лучше тебя не трево- жить... Но мы настояли, чтобы тебе послали приглашение стать во главе экспедиции. Как же ты не получил?.. Ничего не пони- маю... Что же ты молчишь, Улисс? - Кто поведет корабль? - спросил я. - Всеволод Оплетин. Да ты его знаешь. Он победил на кон- курсе. Отправляется большая экспедиция - двадцать три чело- века. А начальником экспедиции... поскольку от тебя не было ответа, начальником утвержден Робин. Ты слышишь меня? - спросил он встревоженно. - Слышу. - А то мне показалось, ты опять... Никто лучше Робина не знает всех обстоятельств, связанных с Сапиеной, понимаешь? И он настоял... Мощный грозовой разряд заглушил его слова. Из трещины по- валил пар. Леон невольно шагнул назад, подальше от разлома. Он посмотрел на часы: - Улисс, надо торопиться. У нас мало времени. - И ты специально прилетел сюда, чтобы... - Да. Понимаешь, я оказался самым незанятым из твоих... твоих друзей, - закончил он с запинкой. - Я прилетел за то- бой... Улисс, послушай, ты потратил большой кусок жизни, чтобы добиться этого. Теперь это наступило, наступило! Ко- рабль уйдет за орбиту Плутона. Начинается новая эра, Улисс! Как все было ясно, как просто и прямо развертывалась жизнь, пока он не прилетел... - Спасибо тебе, Леон, - сказал я, - но теперь уже поздно. Я не полечу на Луну. У меня много дел, и я не хочу... - Не верю тебе! - взорвался Леон. - Не каменный же ты! Безумно жаль, что не ты пойдешь к Сапиене, тут уж ничего не поделаешь, но ты хотя бы... Улисс! Свершилось дело твоей жизни, и ты просто не имеешь права не быть при старте! - Дело моей жизни - здесь. - Изо всех сил я старался дер- жать себя в руках. - Передай самые добрые пожелания Роби- ну... и Всеволоду... всем членам экспедиции... У Леона как-то странно сморщилось лицо. - Ну что же, - сказал он, отвернувшись. - А я-то мчался сюда... Самарин специально направил внерейсовый, чтобы ты поспел к старту... Прощай, Улисс. Он медленно пошел к самолету сквозь белесое колыхание па- ра. Я отвел глаза в сторону. Никогда не было мне так тягостно и душно. На лбу и щеках выступила испарина. А ведь сейчас он заберется в самолет, скажет пилоту - ле- ти... и все будет кончено, кончено навсегда, бесповоротно... я не увижу, как уйдет корабль в звездный рейс, все будет без меня... - Стой, Леон! - крикнул я и побежал за ним так быстро, как только позволял громоздкий скафандр. - Постой! Постой же!.. Глава двадцать седьмая ВЫ, СКАЗКИ И МИФЫ ДРЕВНОСТИ... В коридорах Селеногорска - сплошной человеческий поток. Было похоже, что чуть ли не все население Земли слетелось сюда, чтобы проводить звездолет. Леон куда-то запропастился в этой сутолоке. Я пробирался коридорами к Узлу космической связи, то и дело прижимаясь к стене, уступая дорогу спешащим, занятым, оживленно перегова- ривающимся людям. На меня внимания не обращали, разве кто-нибудь мельком взглянет на мой потертый, необычного вида костюм. Ведь я - прямо из ундрел, не было времени даже зае- хать домой, чтобы,переодеться. И хорошо, что не обращали внимания. Навстречу шли трое в пилотских комбинезонах, со значками пилотов первого класса. Ладно они шли, в ногу, плечом к пле- чу, гулко вбивая шаг в упругий пластик пола: бух-бух-бух... Крайним слева был Всеволод. Правильно, первый пилот всегда слева. Да, это уже не желторотый юнец-практикант - твердые губы плотно сжаты, плечи вольно расправлены, глаза с кошачь- ей зоркостью смотрят вперед. Я вжался в стенку, пропуская пилотов. Бух-бух... Вдруг стройный ритм нарушился. Всеволод очутился передо мной, схватил за руку. - Привет, старший! - гаркнул он на весь Селеногорск. - Вот здоров?! Он тряс мою руку, чуть не оторвал. Второй и третий стояли рядом с ним, плечом к плечу, и смотрели на меня, улыбаясь и не совсем понимая, что происходит. Оба они были из нового поколения пилотов, я их не знал. - Здорово, что ты прилетел! - Всеволод бросил своему эки- пажу: - Это Улисс Дружинин. Я убедился, что управление звездолетом будет в надежных и крепких руках, очень крепких. У меня даже слиплись пальцы. - Пойдем с нами, старший, - сказал Всеволод. - Сейчас на корабле начнется последний инструктаж. Потом - генеральный осмотр и проверка механизмов. В семнадцать ноль-ноль - старт. У него был твердый командирский голос. Да, все правильно, абсолютно правильно... - Мне надо на Узел связи, - сказал я. - К Робину? Его там нет. Говорю же тебе - весь штаб на корабле. Пойдем. Я покачал головой. Как писали в старинных романах - неве- домая сила? Неведомая сила влекла меня на Узел космической связи. Ничего я не мог с собой подедать: мне нужно было пос- тоять в аппаратной перед большим экраном, возле кресла, в котором сиживал Дед, - как-никак все началось именно в этой аппаратной... Даже лучше, если там никого нет. - Тогда сделаем так, - сказал Всеволод. - Если уж тебе непременно надо на Узел, то загляни туда, а потом приходи в шлюз. Грегори подождет тебя в шлюзе и привезет на корабль. По